Но ещё он видел слева и справа горящие ракеты фомальдегаусцев, понимая, что на Фарагосс вряд ли сядет хотя бы одна. Повезло ему или нет, трудно было судить в его нынешнем положении. Но ракеты, бомбардируемые снарядами защищающегося неприятеля, горели, как свечи, разваливаясь прямо на глазах. А Кондратий всё ещё оставался жив и даже пока неплохо себя чувствовал.

Уже многих из тех, с кем он прибыл на Фарагос, не было в живых. И Кондратию так стало обидно за свою молодую, только начинающуюся жизнь, что он изо всех сил дёрнул за кольцо сливного бачка, от всей души надеясь, если не разбомбить подлых фарагосцев, то хотя бы утопить их частично в дерьме.

И случилось великое чудо! Что-то хлопнуло над ним и его стремительное падение существенно замедлилось, плавно перерастая в парение. Теперь он опускался неторопливо и обстоятельно, можно сказать даже, величаво покачиваясь в воздухе.

Оказалось, унитаз был снабжён парашютом! Какой-то идиот, пришлёпнутый шутник присабробачил к унитазу десантный парашют!

— Ни фига себе! — только и воскликнул Кондратий, лишь только почувствовал над собой упругую силу парашютного купола.

Но тут же умолк, завидев пролетающего мимо капитана. Капитан был, как всегда подтянут, выглажен и гладко выбрит. И, сверкая начищенными до зеркального блеска ботинками, за те недолгие мгновения, в которые он пролетал мимо Кондратия, капитан успел оглядеть самого Кондратия, его парашют, отдать честь Кондратию и передал ему свои полномочия командующего, увы, как видел землянин, уже не существующей 10-й фомальдегауской десантной дивизии.

— Помни, боец, только на тебя вся надежда! — выкрикнул капитан прежде, чем бряцнуться о землю.

Придуркин планировал дальше.

В отличие от капитана и его гвардии, Придуркин приземлился неплохо. Если не считать того, что уже при приземлении его накрыло куполом парашюта и Кондратий едва не задохнулся, прежде, чем выпутался из строп.

Сказано же: ни везением, ни невезением назвать то обстоятельство, что Кондратий остался жив при произведении им неуклюжего вываливания из десантной ракеты в обнимку с унитазом, причислить это обстоятельство к области везения или невезения было невозможно.

Хотя некоторый аспект удачливости, конечно, в этом деле для Придуркина присутствовал. И Кондратий его отметил сразу. Лишь только его, извиняюсь за столь частое употребление этого отнюдь не салонного слова, унитаз пробил крышу президентского дворца, парочку межэтажных перекрытий и встал намертво на первом этаже рядом с точно такими же изделиями, произведениями изощрённого человеческого ума. Что внешне и со стороны выглядело вполне естественно и нормально. То есть, так, как, если бы и унитаз и Кондратий — вполне органичный ансамбль в данной ситуации, если вдуматься — всегда находились на этом месте. А, если уж и не всегда, то, по крайней мере, периодически.

Парашют Кондратия оборвался, когда ещё зацепился за каминную трубу и потому сейчас гордо реял на ветру подобно флагу Фомальдегауса, тем более, что на флаг и был он похож. Ибо сделан был, уже упоминавшимся выше чешуйчатником-шутником, так и оставшимся инкогнито для истории Фэтской системы, из фомальдегауского флага!

Скептически взирая на фарагосский интерьер, раскинувшийся вокруг и очень напоминавший Кондратию любой другой такой же интерьер любой другой части цивилизованного мира, Кондратий и предположить не мог, что он один навёл на Фарагоссе больше переполоху, чем вся фомальдегауская гвардия, сгоревшая бесславно в тесных и пропахших фомальдегауской чешуёй, ракетах.

Тем не менее, не более, чем через минуту после падения Кондратия, во дворце поднялась такая паника, что ему даже и неловко стало за то, что он всех этих людей побеспокоил.

— Разбомбили! — кричали одни, пробегая мимо восседающего на своём «троне» Кондратия.

— Нас предали! Во дворце десант чешуйчатников! — кричали другие.

— Фарагоссу — амба! — вопили третьи. — На крыше Президентского дворца фомальдегауский флаг!

Как бы там ни было, но Кондратий твёрдо решил пока не вмешиваться в ход событий, а лишь беспристрастно наблюдать за происходящим, ожидая момента, когда обстоятельства потребуют инициативы.

Тем более, что в проломленную им дыру в потолке президентского гальюна ввалился ящик с брокен-бролой и встал приглашающе на полу рядом с Кондратием, словно предлагая отметить удачное взятие неприступной твердыни фарагоссцев.

Чем Кондратий и не преминул воспользоваться, раскупорив одну бутылочку.

Весь драматизм ситуации заключался в том, что, хотя дворец, по мнению осаждённых, и был взят фомальдегауским десантом, самих чешуйчатников никто не видел. Кондратий же был надёжно замаскирован в отхожем месте, будучи к тому же внешне весьма и весьма похож на фарагоссцев. Ибо фарагоссцы, как и земляне, принадлежали к гуманоидной расе.

Между тем из коридоров дворца доносился множественный топот и возбуждённые голоса.

— Фарагосс пал. На дворце вражеский флаг! — долетел до ушей Кондратия чуть хрипловатый мужской голос.

— Мы обречены, — ответил визгливый и тоже мужской голос.

«Чего вы распаниковались? Это же мой парашют, а не флаг! — хотел им сказать Кондратий, но вовремя сдержался. А, вдруг, все, кто устроил эту беготню в коридоре, опознают в нём фомальдегауского лазутчика? Тем более, что, увидев форму Кондратия, расстрелять его будет нетрудно.

Отхлебнув из бутылки несколько раз подряд, Кондратий принялся составлять план действий.

Итак, он во дворце. И, хотя все фомальдегаусцы десантировавшиеся с ним мертвы, тем не менее, враг в панике, он здорово напуган и готов с минуты на минуту выбросить белый флаг. Самое время заявить о себе, чтобы не упустить момент и не оказаться в последствии в дураках, когда правительство Фомальдегауса приступит к раздаче орденов. Пока всё шло, как по маслу, и единственное, что смущало Придуркина в его нынешнем положении, так это его спущенные форменные штаны. По мнению Придуркина нельзя в таком виде принимать сдачу в плен армии целой планеты.

Но натягивание штанов было секундным делом. И вскоре Придуркин уже бодро вышагивал по кафельной плитке в сторону коридора.

За окнами Дворца пылали обломки сбитых фарагосскими зенитками фомальдегауских ракет. Вряд ли кто из чешуйчатников выжил в аду, который им устороила фарагосская артиллерия и всё же Кондратий повёл взглядом по бескрайним степям, окружающим дворец в надежде увидеть знакомые чешуйчатые фигуры.

Конечно, не следует считать, что Кондратий так уж сочувствовал этим весьма бесцеремонным, с агрессивным, захватническим характером существам, хорошо помня, что они и к Земле протянули свои загребущие лапы. Но и сказать, что они совсем уж были ему безразличны, тоже было бы неправильно. Ведь, за то время, которое он жил на Фомальдегаусе, он как-то свыкся с ними и даже некоторым образом подружился с отдельными особами фомальдегауского сословия. Несмотря на все их антикондратьевские замашки: такие, как учёба его дубинками в Бараклиде, тестирование капканом-ловушкой в складе, чуть не покалечившим его и насильная вербовка в отряд смертников, который впоследствии выбросили на Фарагосс и расстреляли, как мух.

Естественно, Кондратий радовался полной гибели некоторой части фомальдегауской гвардии. Однако ему ещё нужно было время, чтобы свыкнуться с той мыслью, что он, наконец-то, избавился от их опеки и теперь является вольным гражданином свободной галактики.

Останки фомальдегаусцев, разбросанные на площади не менее чем в 500 квадратных километров, вперемежку с обломками догорающих ракет, как нельзя лучше свидетельствовали о полученной Кондратием свободе, но ему ещё следовало выжить среди, не менее агрессивных, фарагоссцев.

Поэтому, допив брока-бролу и вышвырнув бутылку в окно, Кондратий под аккомпанимент чьей-то брани, тут же донёсшейся снизу, зашагал дальше.

По коридору бежали точно такие же, как и Кондратий люди. То есть, своим внешним обликом весьма напоминавшие его. Все эти гуманоиды были в камуфляжной форме и с оружием в руках. Что это за оружие и какого оно типа, Кондратий не знал. Но это ему и не нужно было знать.

— Ты чего так вырядился? — подскочил внезапно к нему какой-то тип с лицом, словно вымазанном синей глиной.

Такого цвета кожа была у этих фарагоссцев.

— Так… это… Заставили, — честно признался Кондратий.