В общем, как бы там ни было, но с тех самых пор, как аномальный вихрь унёс вашего покорного слугу от стен ханаонского замка, я не знал человека человеконенавистнее, чем этот толстый, дирижаблеподобный фельдфебель.

Придраться он мог по любому поводу и к любому пустяку.

— Заключённый номер триста двадцать шесть! — орал он, как ненормальный, лишь только рано по утру заходил в мою камеру. — Встать, скотина, ты же не на вечеринке у приятелей. Мордой к стене, приятель. И не вздумай вспоминать о своих правах, которых, кстати, у тебя здесь нет. О правах надо было думать в то время как ты совершал свои мерзкие преступления.

— Далее следовал набор традиционных более крепких словечек, сопрвождаемый тычками дубинки в копчик и, в конце концов, мерзавец убирался в другую камеру, которых в тюрьме было предостаточно.

Там весь спектакль повторялся. Но уже с участием других действующих лиц. Что и говорить, жизнь солдата с-зомби в тюрьме сладкой не назовёшь. Да и не затем меня сюда посадили, чтобы я наслаждался ею.

На третий день пребывания в этих отвратительнейших условиях меня перевели в общую тюрьму. Там стало полегче. Но только самую малость и всё потому, что там небыло Янушкевича. Теперь я мог брать в библиотеке книги и читать их.

И перая книга, которую я прочёл называлась «Как совершить побег из тюрьмы». Правда писал книгу дилетант и на все случаи жизни он предлагал отмычку, пилки, да подкуп охраны. Все данные средства были хорошо мне знакомы ещё по прошлой жизни на Земле, так как там я пересмотрел немало фильмов и перечитал немало книг на эту тему. Но все они не годились для нынешней ситуации. Ну, где мне было взять указанные инструменты и уж, тем более — деньги для взяток. Я был гол, как сокол, и из всего имущества имел арестантскую робу, да и то — казённую.

В общем, я сильно разочаровался в книге и поделился своим скепсисом с библиотекаршей.

Библиотекарша, очень начитанная и потому душевная женщина, сказала мне, что б я не переживал и что не обязательно для того, чтобы убежать, подпиливать решётки. Достаточно было по её мнению совершить подкоп, и дело было бы сделано. И, более того, она сказала, что подкоп уже существует. Электрофицированный, хорошо вентилируемый с киосками, в которых можно купить разную мелочь и нужно лишь не полениться воспользоавться этим подкопом. С тех пор, как его прорыли, по словам библиотекарши, из тюрьмы смылась половина заключённых и только ленивые остались коротать время на нарах.

Опешившему мне несказанно от такого рода информации добрая женщина даже выдала ксерокопию плана хода. А я уж постарался тщательно последний изучить, прежде, чем порвал его в клочья и съел.

Я не стал тянуть кота за хвост и назначил побег на утро в воскресенье. В то время, когда добрая половина зоны сидит на толчке, а другая дожидается своей очереди. В неволе, как и на своблде, всегда полно стукачей, поэтому приходилось держать ухо востро.

— Я полезу в подкоп, а ты постоишь на шухере. Если что, говори «атас!», — наставлял я здоровенного арктурианца, с которым уже успел подружиться и которого все звали здесь Дили-Дибили. — Если всё будет в порядке и там не будет засады, я свистну и в ход полезешь ты. А там покладёмся на удачу и везение.

— Я перекрестился. И арктурианец перекрестился тоже. Он уже полгода ходил в церьковь и знал наперечёт имена всех святых.

— Можно вас спросить уважаемый батоно Латаный, — спросил арктурианец осторожно и с благоговением поглядывая на поблёскивающую чешуёй латку на моей голове. Об этой латке теперь ходили самые невероятные слухи по зоне.

— Валяй, раз уж начал, — милостиво согласился я.

— А, если нас поймают, батоно Латаный?

Я хохотнул.

— Нам засунут в одно интересное место антигравитатор и отправят в космос.

— Ну, тогда, может быть, отложим, батоно Латаный-ага, побег до следующего раза?

— Может и отложим, — сказал я, смерив напарника презрительным взглядом. — Но тогда нас закормят до смерти этой тюремной баландой, что всегда подают на завтрак, обед и ужин в тюрьме.

При слове «баланда» арктурианец отчего-то вздрогнул, облизнулся и с тоской посмотрел в сторону столовой.

Как я понял, бежать он не собирался. И потому доверять ему было нельзя. Ведь Дили-Дебили мог запросто заложить меня. Потому-то я и огрел его подвернувшимся под руку булыжником, а не оттого, что парень мне не нравился.

Громко захрипев, несостоявшийся подельник свалился на землю. А значит в первые полчаса я мог не опасаться погони.

Я скользнул в ход, который начинался сразу за казармой-бараком и рванул, что есть мочи, вперёд. К свободе. Ведь я ещё не знал, что за мной начали слежку с самого того момента, как я взял вышеупомянутую книгу в библиотеке и, что эта книга была насквозь провокационной, лакмусовой бумажкой, так сказать, на предмет побега с зоны заключёнными. Библиотекарша же являлась тайным агентом тюремных властей, подсунувшим мне эту книгу.

Ко всему прочему, должен сказать откровенно, ход мне не понравился. Как это часто бывает, действительность не вполне соответствовала рекламе: освещение было скудноватым, вентиляция — принудительной, киоскёры в киосках грубили все напропалую и ни за что не соглашались отпускать товары в долг. После некоторых уговоров мне удалось лишь выпросить у них в долг один единственный чупа-чупс, да и то, скорее всего, продукт был просроченным, так как на его упаковке не стояла дата изготовления.

Меня взяли в самом конце пути, когда я уже выбирался из хода на вожделенную волю. Не желая расставаться с уже практически обретённой свободой, я кусался и брыкался, извиваясь в руках охранников, как какой-нибудь взбешённый земной угорь. Я вопил, что они не знают с кем связались. Что, будь сейчас у меня парочка гранат, я бы им всем показал.

Но меня придавили к земле и заткнули мой вопящий рот ударом кулака. А затем подняли на ноги и повели к гостеприимно распахнутым по этому случаю воротам.

На воротах тюрьмы красовалась издевательская надпись: «Отдохни от преступлений!»

За побег мне впаяли ещё дополнительный срок. И теперь я должен был отсидеть в общей сложности 80 лет вместо прежних 77. Срок, скажу я вам, далеко не рекордный в этих застенках. Но, как вы понимаете, и не маленький. Тем более, что отсидел я из него всего-то пару месяцев.

Но самое интересное ждало впереди. Меня снова потащили в карцер. А так как я уже отсиживался в нём, то я и не очень-то его боялся. Однако, только карцером дело не ограничилось. На этот раз меня впихнули в металлический ящик, закрыли его крышку и завинтили крышку на болты и гайки. Теперь, сидя в металлическом гробу, я мог дышать только через специальное, проделанное на уровне рта отверстие.

— Посидишь здесь, — сказал один из охранников, прежде чем уйти, и пнул ящик ногой так, что тот загудел.

А второй плюнул в лицо.

Я смиренно принял нанесённые оскорбления, не имея возможности достойно ответить. Что поделать? Не нужно доверяться всяким «добреньким» тюремным тётенькам-библиотекаршам.

В ящике я провёл двое суток. И, когда меня извлекли на свет божий, я стоял пошатываясь и думал, что вряд ли теперь когда-нибудь захочу бежать из тюрьмы…

Но судьба распорядилась иначе.

Лишь только после отсидки в ящике я вернулся в общую казарму, которая была забита заключёнными до отказа, как по массиву заков прокатился шепоток:

— Латаный… Латаный вернулся!..

И по некоторым интонациям, проскакивающем в этом благолепном шепотке я понял, что с недавних пор приобрёл нешутейный авторитет среди этого почтенного уголовного сброда. Что меня, конечно, привело в немалое изумление. Ведь побеги здесь совершают чуть ли не каждый день и чуть ли не каждый день беглецов ловят и сажают в железный ящик. Не мог же я приобрести авторитет только за то, что, оказывая сопротивление при поимке, поставил кому-то из вертухаев синяк под глаз.

Загадка разрешилась скоро. Оказалось, что мой напарник, тот самый арктурианец, которого я навернул куском камня по дурацкой башке, был не простым заключённым, а, вернее, не совсем заключённым, а Президентом целой сети тюрем, с подобным нашей тюрьме уклоном. То есть, с уклоном в сторону издевательств и вопиюще садистского отношения к заключённым.

Вот такого фрукта я и огрел в горячке побега, в результате чего, сам того не желая, приобрёл известность, а Президент потерял память. И вот здесь-то и начинается самое главное!.. Потеряв память, Президент начисто забыл кому он собирался продлить срок заключения, а кому (шестёркам же, конечно) скостить.

В общем, с того самого момента, как новость о потери памяти Президентом облетела даже самые отдалённые камеры зоны, лагерь разделился на две половины. Одна из них заключала в себе тех заключённых, что должны были получить добавочный срок, но теперь не получили его, требовали предоставить мне самое лучшее место в тюрьме. А те, что могли бы попасть под амнистию, не потеряй Президент память, но не попали, благодаря моим стараниям, обвиняли меня в самом разнузданном предательстве и тайном сговоре с тюремными властями.

В общем, спор в нашей тюряге разгорелся нешуточный. В ход даже пошли такие атрибуты бесхитростной тюремной жизни, как финки и ножки от табуреток. Стенка на стенку парни дискутировали до тех пор, пока треть из них не оказалась на полу с травмами различной степени тяжести.

Охрана не вмешивалась. Деморализованные и растерянные до крайности, охранники стояли бледнее мела и лишь беспомощно стискивали в руках щиты и дубинки.

Забытый, как своими почитателями, так и хулителями, я наслаждался незабываемым зрелищем, той катавасии, которую сам и устроил косвенно, пока кто-то не вспомнил обо мне.

Этот «кто-то» держал в руке тесак таих размеров, что я и представить себе не мог, где он его взял. К тому же, наблюдая, как сыплются, словно лущеный горох, на пол мои товарищи заключённые, зажимая руками раны и ушибы, я с самого начала решил не влазить в молодецкую забаву, решив переждать тихонечко в уголочке пик этой всеобщей тюремной гульбы.

И я уже практически улизнул с места описываемый мной событий, когда путь мне преградили несколько вертухаев. Из тех, что теперь лишались работы по моей милости, так как допустили травматизацию на производстве главного тюремщика целого региона планеты. Тюремщики слабо поигрывали дубинками в руках, контролируя глазами каждое моё движение. И стоило мне только шмыгнуть носом, как они навалились на меня.

Дубинки замелькали с невероятной быстротой. И я, всего лишь спасая свою шкуру и совсем не думая в эти минуты о последствиях, прыгнул в ту самую яму, из которой и начинал совсем недавно нашумевший и даже до сих пор ещё шумящий, как я слышал краем уха, побег. Чем добавил себе ещё немалый срок.

И всё произошло так быстро, что я даже не успел сообразить, что добавляю себе время отсидки, при всём при том, что время итак строго лимитировано в человеческой жизни.

Теперь я становился рецидивистом побега. А значит, самым злостным нарушителем тюремного режима!