I
— Пеп, — сказал доктор Хэкенсоу, — не хочешь ли сделать со мной маленькое путешествие?
— Конечно, хочу, — с воодушевлением ответила Пеп. — Я всегда только и мечтаю о путешествиях. Куда ты собираешься на этот раз?
— Я задумал маленькое путешествие в трехтысячный год. Ты, наверно, захочешь сопровождать меня.
— Вся в твоем распоряжении. Только объясни мне, в чем дело.
— Я не шучу, Пеп. Я совершенно серьезен. Ты знаешь мою машину сновидений?
— Да, твою машину, которая заставляет людей видеть такие сны, какие тебе угодно.
— Вот именно. Так мы с тобой очутимся в трехтысячном году во сне.
Лицо Пеп вытянулось.
— Ах, это совсем не интересно! — сказала она.
— Не интересно? Так ты только попробуй и тогда убедишься. Ты немного потеряешь, потому что сон будет продолжаться всего час. Но мне ты сделаешь большое одолжение. Я последнее время производил опыты, заставляя двух людей видеть одновременно во сне одно и то же, то есть, соединяя их в одном и том же сне. Это — нелегкая задача, потому что мозг каждого человека имеет свои индивидуальные особенности, и всякое слово вызовет совершенно различное течение мыслей у каждого. Я, например, теперь делаю опыты с двумя влюбленными, которые разлучены на лето. Я стараюсь дать им обоим каждую ночь один и тот же сон, внушая им с помощью фонографа слова: «озеро… луна… лодка… перевертывается… спасай ее!» Это, конечно, заставит влюбленных видеть во сне в одно и то же время прогулку на лодке, лодка опрокидывается, и он спасает свою возлюбленную. В деталях может быть и, конечно, будет разница, но я стараюсь, чтобы все возможно больше совпадало. И влюбленные уверены, что действительно встречались в мире сновидений. Опыт был так удачен, что я хочу попробовать взять тебя с собой во сне.
— Хорошо, — покорно согласилась Пеп. — Я готова пожертвовать часом, если это доставит тебе удовольствие.
— Спасибо… я думаю, что ты не пожалеешь. Запись фонографа уже готова. Когда ты войдешь в стеклянную комнату, я урегулирую температуру, движение воздуха и остальные приспособления, так что они будут работать механически. Потом войду к тебе, и можно будет начинать. Ляг, пожалуйста, на диван у стены, а я лягу на другой. Вот так… ты готова. Я тоже готов. Теперь я нажму кнопку, и мы начнем опыт. Раз, два, три… готово.
С этими словами доктор нажал кнопку, которая должна была унести их на тысячу лет вперед.
В стеклянную комнату стал проникать снотворный газ, и скоро доктор и Пеп впали в глубокий сон. Потом порыв ветра выгнал этот газ, и ничего не было больше слышно, кроме фонографа, глухим голосом повторявшего слова, которые должны были достигнуть сознания спящих и заставить их видеть во сне трехтысячный год со всеми его усовершенствованиями и изобретениями.
II
— Вот мы и приехали, Пеп, — воскликнул д-р Хэкенсоу. — Мы, должно быть, в трехтысячном году, а город все тот же Нью-Йорк, хотя я не вижу ни домов, ни людей. Ах, вот идет кто-то!
— Я тут, с тобой, — воскликнула Пеп. — Но что это за чучело! Посмотри-ка, у него совсем нет волос на голове. Он лысый, как биллиардный шар. Послушай, шар, — задорно крикнула она, — зачем это ты обрил голову? Коровы испугаются тебя, когда ты вернешься домой.
Человек, к которому она обратилась с этими словами, удивленно оглянулся на них. Особенно удивили его, видимо, волосы обоих и борода доктора.
— Кто вы? Откуда вы? — воскликнул незнакомец вне себя от удивления.
— Мы иностранцы и приехали к вам в гости.
— Какой ваш номер? Мой — 82 и 325.
— Что это значит? — спросила Пеп.
— Это значит, что я родилась в 2892 году в городе Нью-Йорке, и мое рождение было записано 325. Нечетное число означает, что я девушка. Четные номера даются мальчикам. Выходя замуж, мы прибавляем букву 3.
— Неужели вы девушка? — воскликнула Пеп. — Девушка без волос? Это ужасно!
— В Нью-Йорке ни у кого нет волос. Вы — первые волосатые люди, которых я вижу. Но я слышала про волосатых дикарей, которые жили тысячу лет тому назад.
— Волосатые дикари! — гордо выпрямившись, воскликнула Пеп. — Это вы про нас говорите?
— Конечно, но я совсем забыла, что должна сообщить о вас в газеты. За обыкновенную новость они платят только сто долларов, но вы, вероятно, стоите от пятисот до тысячи долларов. Подождите немного, пока я наведу справку, не дали ли уж знать про вас.
С этими словами она вынула из кармана золотое кольцо на длинной нитке и надела его на палец.
— Ура! — воскликнула она минуту спустя. — Ваше появление еще неизвестно газетам: это для меня находка. Послушайте сами сообщение о вас. Вот каждому из вас кольцо и микрофон, чтобы вставить в ухо.
Доктор и Пеп покорно надели кольца и с микрофонами в ушах ждали, что будет дальше. Минуты две ничего не было слышно, потом вдруг раздался громкий голос:
— Два волосатых существа из древнего мира посетили Нью-Йорк — один мужчина и одна женщина. Они одеты в чужеземное платье и говорят на почти непонятном староанглийском языке.
Эти слова сопровождались их портретами, которые каким-то непонятным образом отразились в их мозгу. Очевидно, вибрации микрофона сообщались через слуховой нерв к какому-нибудь центральному нервному узлу и оттуда передались глазному нерву.
Минуту спустя, уже другой голос обратился непосредственно к ним:
— «Нью-Йоркский ежедневный распространитель известий» заплатит вам сто тысяч долларов за полный отчет о себе. Начинайте.
Доктор Хэкенсоу молчал в нерешимости, но Пеп, для которой сто тысяч было состоянием, торопливо начала рассказ о себе и о докторе. Когда она кончила, голос сказал:
— Благодарю вас. Сто тысяч долларов положены на ваш счет.
— Как вы счастливы! — воскликнула девица тридцатого века. — Меня зовут Электра, и я тоже получила, но тысячу долларов, за сообщение о вас.
— Это очень хорошо, мисс Электра, — сказал доктор Хэкенсоу, — но я должен попросить у вас объяснений. Прежде всего, где мне достать газету?
— Что вы хотите сказать? Вы ведь только что слышали новости, да вы сами были этими новостями.
— Но разве у вас нет печатных газет?
— Да, несколько тысяч печатается для библиотек и для глухих людей. Но вам пришлось бы заранее заказать себе экземпляр. Но на что вам газета?
— Я мог бы прочесть ее.
— Что за смысл? Все это было очень хорошо в 1900 году, когда Нью-Йорком управлял индейский вождь Тамману, но не в наши дни.
— Что такое?! — воскликнул д-р Хэкенсоу, перебивая ее. — О, я понимаю. Боюсь, что ваши историки слегка перепутали факты, касающиеся Нью-Йорка. Но, в конце концов, это неважно.
— В наши дни, — продолжала Электра, — мы носим в кармане телефон и получаем прямо из газет последние известия. Стоит вам прислушаться, и вы услышите все последние новости. Если хотите, вы можете услышать таким же образом и старые известия. Что касается книг, то за ними вам пришлось бы обратиться в библиотеку. Скажите, что вам нужно, чтец сообщит вам новинки в этой области и пришлет вам также и иллюстрации. Он прочитает вам несколько глав из любого романа.
— Но разве у вас не имеется книг дома?
— О, да, у нас есть микроскопические книги, но их мало употребляют, потому что вы скорее услышите чтеца из библиотеки, чем возьмете в руки книгу.
— Что это за микроскопические книги?
— Это книги, сфотографированные в очень маленьком размере, и их можно читать только через микроскоп. Тысячу лет назад книги были огромные. Небольшая библиотека в сто тысяч томов заняла бы целый дом. Такие книги было очень неудобно читать. Миллион наших книг займет не больше места, чем тысяча прежних. Иллюстрации сняты с натуры цветной фотографией, и книги можно читать или слушать в фонографе. Это большое преимущество. Каждая страница имеет свою фонографическую запись. Микроскоп и громкоговоритель заключаются в маленьком компасе и помещаются в кармане.
— Скажите, почему у вас нет волос на голове? — спросил доктор Хэкенсоу.
— Волосы — это негигиенично. Они — рассадник всяких микробов. Кроме того, люди стали все раньше и раньше лысеть, и доктора решили совершенно уничтожить волосы. Людям волосы теперь совсем не нужны, и они стали лишь реликвией тех дней, когда люди были дикими зверями, и волосы защищали их от погоды. Когда у нас рождается ребенок, волосы его тотчас уничтожаются с корнями. Вот почему у нас нет ни волос, ни бороды. Зубы наши тоже уничтожаются с самого рождения, пока они еще не начали нас мучить. Вы не можете себе представить, как мне было странно видеть вас с зубами!
— Нам было так же странно видеть вас без зубов! — воскликнула Пеп.
— Вы находите? Ну, так если вы послушаете газетные новости, вы узнаете, что больше всего нас поразила не ваша волосатость, а эти хищные зубы, делающие вас похожими на каннибалов. Мы уничтожаем зубы не только ради того, чтобы избегнуть зубной боли. Зубы — великолепный рассадник микробов. Наши десны становятся тверже и пищу мы употребляем мягкую, поэтому зубы нам совершенно не нужны. Они необходимы только животным, которые разрывают и жуют пищу. Но, извините меня, вот человек, с которым я хотела бы поговорить.
Она отошла от них, но снова вернулась несколько минут спустя.
— Все хорошо, — сказала она, — я пригласила его на воздушную прогулку.
— Это ваш близкий знакомый? — спросила Пеп.
— Нет, но мне давно нравится его внешность. Я заметила на его пуговице его личный номер, протелефонировала в газету и получила о нем все сведения. Они оказались удовлетворительными и я подошла к нему и пригласила его. Он запросил газету обо мне и, вероятно, тоже получил недурные сведения, иначе он не принял бы моего приглашения.
— Я хотела бы иметь смелость, — воскликнула Пеп, — подходить к красивым молодым людям и приглашать их в увеселительную поездку.
— Я была уверена, что он не откажется. Мой отец стоит во главе Микробной фабрики.
— Что такое?
— Да, он изготовляет микробов бочками и отправляет их морем во все страны света. Конечно, только небольшое количество этих микробов служит для борьбы с болезнями. Тут, главным образом, имеется в виду применение их в промышленности. Земледельческие микробы — для удобрения почвы, химические микробы — для различных химических процессов, молочные микробы — для приготовления масла и сыра, микробы брожения— для производства алкоголя и т. д. Отец изготовляет тысячи сортов, и каждый сорт в огромном количестве.
— Простите меня, что я меняю тему, — сказала Пеп, — но что надо сделать, чтобы получить сто тысяч долларов, обещанных нам «Ежедневным распространителем известий?»
— Эта сумма уже имеется на вашем счету в конторе. Мы не употребляем денег. Все делается в кредит. Деньги грязны и служили для распространения микробов. Кроме того, деньги вели к воровству. Кредит гораздо спокойнее. Если контора сомневается в вашей кредитоспособности, она телефонирует в центральную контору, чтобы узнать, достойны ли вы доверия. Отпечаток пальца служит подписью. Подделать такую подпись нельзя, так как она кладется при конторщике. Не может быть обмана и с кредитоспособностью.
— Что меня поражает у вас, — сказал доктор Хэкенсоу, — это отсутствие объявлений. Я думал везде увидеть объявления, рекомендующие «Пилюли Пенкса» или «Мыло Сюзи».
— Объявления запрещены, — ответила Электра, — или разрешаются в очень ограниченных рамках. Было время в 2000 году, когда объявления положительно изводили людей. Стены домов, мостовые улиц, экипажи и даже небо были постоянно покрыты сверкающими и меняющимися объявлениями. Ночью было еще хуже, чем днем. Со всех сторон сверкали меняющиеся разноцветные надписи. Употреблялись для этого Х-лучи. Посредством их, объявления проникали через стену даже в вашу спальню. Но этого мало. Громкоговорители, доводя до исступления, без устали трубили нам в уши о достоинствах «пуговиц Бэрна» или «панталон Питера».
В результате был издан строгий закон, разрешавший делать объявления только в книгах и журналах. Публика получала даром объявления. Вы могли выбрать себе целую библиотеку таких книг и получали их даром, да еще вас благодарили за то, что вы соглашались их принять. Издатели стали очень разборчивы и хотя публикующие и платили им большие деньги, но они стали принимать только первоклассные объявления, как наиболее выгодные. А потом объявлениям пришел конец самым естественным образом, когда было образовано «Генеральное агентство закупок».
Если вам нужно что-нибудь, начиная с булавки и кончая домом, марка или билет в театр, заходите в ближайшую контору агентства и дайте заказ. Вы можете быть уверены, что получите самое лучшее, что только можно получить на назначенную вами сумму. Они продают дешевые товары, но «дряни» у них нет. У них бывают и подержанные вещи, и они могут приобрести у вас за хорошие цены предметы, от которых вы хотите отделаться.
Это убило объявления. Незачем было убеждать публику, что «Пилюли Пенкса» самые лучшие. Кроме того, товары стали дешевле, так как не было больше затрат на публикации. Агентство отыщет для нас любой нужный нам предмет. Если вы им сообщите о ваших вкусах, например, в литературе, они всегда будут держать вас в курсе всех появляющихся новинок.
Электра еще долго продолжала бы свой рассказ, если бы подлетевший аэроплан не изменил хода ее мыслей.
— Полицейский аэроплан летит за нами! — воскликнула она.
— Полицейский аэроплан? — переспросила Пеп. — Что ему от нас нужно?
— Они, вероятно, хотят вас дезинфицировать, вот и все. Почти не может быть сомнения, что в ваших волосах имеются микробы, и вы можете занести в город эпидемию.
В это время к их ногам грациозно и почти бесшумно спустился небольшой аэроплан. В нем не было ни одного пассажира.
— Садитесь, — сказала Электра. — Аэроплан автоматически привезет вас на полицейский пункт.
— Вы, может быть, поедете с нами?
— Я не могу, мне нужно отправиться за своим желудком. Я отдала его на прошлой неделе в чистку.
— Что такое?
— Да, мой желудок болел и плохо работал. Мне его вырезали, и я отправила его в чистку в госпиталь. Временно мне вложили другой желудок. Но я предпочитаю свой собственный. Я привыкла к нему и хочу получить обратно. Моя печень тоже требует внимания, но я оставляю это до будущего месяца.
Поблагодарив Электру за ее любезность, доктор и его спутница вошли в аэроплан, и Пеп нажала кнопку. Машина тотчас же поднялась на воздух, и они полетели над крышами прекрасного города, похожего на какой-то сказочный сад. Все крыши, засаженные кустами и цветами, были на одном уровне.
— Очаровательно! — воскликнула Пеп. — Раз уж нам необходимо ехать на полицейский пункт, так я развлекусь немного по дороге. Я хочу научиться управлять этой машиной. Это кажется легче, чем управлять нашими аэропланами.
Напрасно просил ее доктор Хэкенсоу не трогать рычагов. Своевольная девушка схватила колеса и была в восторге, что машина повиновалась ее малейшим движениям. Это удивляло и восхищало ее.
И неизбежное случилось. Не зная местных законов передвижения, Пеп взяла неправильное направление и, встретив целую эскадрилью в сотню аэропланов, потеряла голову и налетела на один аэроплан. Обе машины получили серьезные повреждения и упали на землю. К счастью, ни Пеп, ни доктор не получили ушибов, но пассажир другого аэроплана был менее счастлив и сломал при падении руку.
В то время, как доктор Хэкенсоу осматривал поврежденную руку, к ним подбежал бойскаут и сказал:
— Вас немедленно просят явиться в полицию, сэр.
Войдя в аэроплан, он знаком пригласил их следовать за собой.
Скоро они очутились перед Судом общественной безопасности. Пеп начала длинный рассказ обо всем происшедшем.
— Подождите минутку, — сказал судья, — вам придется сесть на «Стул истины».
С этими словами он нажал кнопку, и в комнату, без посторонней помощи, вошло странное кресло, двигаемое, очевидно, каким-нибудь невидимым механизмом. К креслу были прикреплены всевозможные термометры и циферблаты.
— Садитесь на это кресло, — сказал судья. — Положите руки на ручки кресла и расскажите про ваш несчастный случай. Я сейчас же узнаю, если вы будете лукавить, говорить неправду, преувеличивать или умалчивать о чем-нибудь. Одновременно с фонографической записью получится изображение каждого удара вашего сердца, расширение или сокращение ваших кровеносных сосудов и всех переживаемых вами чувств, как злоба, страх и тому подобное. Словом, я буду читать ваши мысли и узнаю, насколько я могу доверять вашим словам.
Смущенная Пеп села в кресло и снова начала свой рассказ. Но судья скоро прервал ее:
— Бессмысленно продолжать, — сказал он. — Электрический свет позеленел, а сердечный циферблат показывает 33. Вы не хотите лгать, но вы лукавите. Начните сначала и говорите всю правду. Иначе мне придется вас загипнотизировать и в гипнотическом трансе добиться от вас признания.
После такого наставления Пеп начала снова рассказ и теперь уже говорила правду. Когда она кончила, судья коротко произнес:
— Виновна. И должна понести наказание.
— Но я не хотела причинить зла, — рыдала Пеп.
— Да, но вы были легкомысленны и причинили этим вред. Вы должны поплатиться за это.
Тут вмешался доктор Хэкенсоу.
— Я заплачу за сломанную руку, — сказал он. — Мы имеем здесь кредит в сто тысяч долларов.
— Деньгами нельзя заплатить за страдания, причиненные сломанной рукой, — возразил судья.
— Чем же мы можем вознаградить за сломанную руку? — в недоумении спросил доктор Хэкенсоу. — Не хотите же вы сломать мисс Пепите руку потому только, что она имела несчастье сломать руку этому человеку?
— Конечно, нет. Это было бы так же глупо, как и приговорить убийцу к смерти. Мы заставляем убийцу расплачиваться перед обществом за убитого им человека тем, что он должен спасти от смерти сто человек.
— Вы хотите сказать, что делаете его в наказание спасителем жизней? — спросил все более и более пораженный доктор Хэкенсоу.
— Да, но убийца должен не только рисковать своей жизнью, он должен испытывать также и страдания и болезни. Короче говоря, он должен служить для опытов, делаемых врачами, изучающими способы излечения болезней. Ему прививают бациллы болезней, и он должен помогать прогрессу науки. Только таким образом может он выплатить обществу свой долг. Сто человек он, конечно, никогда не сможет спасти от смерти, а такие эксперименты могут спасти бесчисленные жизни и в будущих поколениях. Конечно, нельзя определить, сколько человек спасается одним опытом, но наши доктора великодушны, особенно когда опыт сопровождается страданиями. Пациент обыкновенно счастлив искупать свою вину способом, который возвращает его опять в среду себе подобных. Мы всегда предлагаем ему взамен операции уснуть на пятьдесят или сто лег, но он всегда предпочитает операцию. Было только одно или два исключения… Вот эта молодая женщина из-за своего легкомыслия сломала человеку руку. Она должна заплатить ему за повреждение деньгами и в то же время подвергнуться легким физиологическим опытам.
— Но, судья… — начала Пеп.
— Апелляции не может быть. Операционная комната примыкает к этой, и приговор может быть сейчас же приведен в исполнение.
Испуганную девушку втолкнули в соседнюю комнату, где ее поджидали уже с полдюжины докторов и сестер милосердия. Ее посадили в кресло, где крепко держали, пока один из докторов стерилизовал ланцет, чтобы сделать на руке Пеп прививку. А потом…
А потом она проснулась.
— Какое счастье! — воскликнула она. — Я проснулась как раз вовремя. Еще минутка, и я была бы полна микробов. Проснись, — крикнула она, тряся за рукав доктора Хэкенсоу.
Доктор медленно открыл глаза.
— Пеп, — сказал он, — ты счастливо отделалась. Но пусть это будет уроком для тебя. Когда тебе захочется неосторожно кататься на автомобиле, подумай, что было бы, если бы тебе пришлось заглаживать всякую неосторожность и отдавать ногу за ногу твоей жертвы, руку за руку, жизнь за жизнь!