Вызвавший оживленную полемику Молочный сбор, от которого происходит непопулярная Сырная пошлина, был введен в 1970 году правительством вигов, когда ему потребовалось пополнить казну для потенциальной эскалации Крымской войны. При нынешних пошлинах в 1530 процентов на твердые и 1290 процентов на вонючие сорта нелегальное сыроварение и контрабанда сделались чрезвычайно прибыльным делом. Сыронадзорное управление было образовано не только для контроля над лицензированием сыра, но также для сбора налога, введенного на сыр не в меру старательным правительством. Неудивительно, что подпольный рынок сыров процветал.
— Спасибо, что намекнули нам о дронтофилах, — сказала я, пока мы ехали по темнеющим суиндонским улицам два часа спустя.
Эвакуатор убрал обломки «бьюика», и полиция собрала свидетельские показания. Несмотря на оживленность нашего района, никто ничего не видел. То есть видели, конечно, но Парк-Лейн-Нонетоты пользовались в округе большой популярностью.
— Вы уверены, что за нами нет хвоста? — спросил Мильон, когда мы выезжали из пустого производственного помещения в двух шагах от городского дирижаблепорта.
— Однозначно, — отозвалась я. — У вас есть на него покупатели?
— Обычные сыроманы все грызут удила с рецептами на изготовку. Сегодня вечерний воздух наполнится ароматом валлийских гренков с сыром.
Большой семидесятиместный дирижабль медленно поднялся в воздух позади заводских корпусов. Мы смотрели, как его серебристые бока отражают краски заходящего солнца, пока он разворачивался и под ритмичное гудение разбивающих неподвижный воздух четырех пропеллеров уходил на Саутгемптон.
— Готовы? — спросила я.
— Готов, — отозвался Мильон.
Я дважды бибикнула, и стальные заслонки на ближайшем производственном здании медленно поднялись.
— Скажите, — начал Мильон, — почему, как вам кажется, стилтонисты Старого города вручили вам Пылающий камамбер?
— Вероятно, это предупреждение. Но мы никогда их не трогали, а они не трогали нас.
— Наши территории даже не пересекаются, — заметил он. — Вам не кажется, что Сыронадзорное управление наглеет?
— Может быть.
— Похоже, вы не сильно обеспокоены.
— СНУ сидит на голодном пайке и ничего не знает. Кроме того, у нас есть клиенты, которых надо обслуживать… и «Акме» нужны деньги. Сможете выручить пять тысяч к завтрашнему утру?
— Зависит от того, что у них есть, — сказал он после минутного размышления. — Если они попытаются всучить заурядный чеддер или ту переработанную дрянь, могут быть неприятности. Но если они привезли что-то экзотическое, тогда вообще без проблем.
Роликовая ставня поднялась ровно настолько, чтобы пропустить нас, и мы въехали внутрь, а ставня сменила направление и опустилась у нас за спиной.
Мы выбрались из фургона. В цеху было пусто, за исключением большого грузовика «Гриффин-V8» с валлийскими номерами, длинного стола с разложенными на нем кожаными портфелями с образцами и четырех людей в черных костюмах, с черными галстуками и в солнцезащитных очках, вокруг которых витало смутное ощущение угрозы. Все это, разумеется, были понты — в Уэльсе очень любят фильмы Мартина Скорсезе. Я попыталась определить, не прячут ли они стволы под полами пиджаков, и пришла к выводу, что не прячут.
В реальном мире с момента роспуска ТИПА я носила оружие только один раз и надеялась, что больше не придется. Сырная контрабанда до сих пор была цивилизованным предприятием. Как только оно сделается опасным, я выйду.
— Оуэн «Сыр» Прайс, — сердечно приветствовала я предводителя банды улыбкой и твердым рукопожатием, — славно увидеть вас снова. Надеюсь, поездка через границу прошла без приключений?
— С каждым разом становится все труднее, — ответил он с певучим валлийским акцентом, выдававшим в нем уроженца южной части Республики, вероятно, Абертави. — Таможенники на каждом шагу, и взятки, которые мне пришлось раздать, сказались на цене товара.
— До тех пор, пока цена справедливая, Прайс, — сказала я шутливо. — Мои клиенты любят сыр, но есть предел тому, сколько они готовы заплатить.
Мы оба лгали, но таковы были правила игры. Мои клиенты готовы были платить хорошие деньги за высококачественный сыр, а ему, скорее всего, не пришлось никого подкупать. Граница Уэльса протянулась на сто семьдесят миль, и дырок в ней было больше, чем в скороспелом эмментале. Таможенников на все не хватало, да и, честно говоря, при всей незаконности предприятия никто не принимал сырную контрабанду так уж всерьез.
Прайс кивнул одному из соотечественников, и они с помпой открыли портфели с образцами. Они все были здесь — все сорта сыра, какие можно вообразить, от чисто-белого до темно-янтарного. Рассыпчатые, твердые, мягкие, жидкие, газообразные. Сочный аромат зрелого сыра заполнил помещение, и я почувствовала, как у меня зачесались вкусовые сосочки. Это был продукт высшей пробы — лучшее из возможного.
— Пахнет неплохо, Прайс.
Он ничего не сказал и показал мне большой кусок белого сыра.
— Карфилли. Лучший. Мы можем…
Я остановила его, подняв руку.
— Это мягкое фуфло для простаков, Оуэн. Нас интересует уровень три целых восемь десятых и выше.
Он пожал плечами, положил карфилли на место и взял маленький кусочек сливочно-желтого сыра.
— Пятикратный лланбойди, — объявил он. — Пять и два. Играет на вкусовых рецепторах, словно пощипывает струны арфы.
— Этого мы возьмем обычное количество, Прайс, — проворчала я, — но моих клиентов интересует также что-нибудь покрепче. Что еще у вас есть?
Мы всякий раз проходили через эту качучу. Моей специальностью был взрывоопасный сырный рынок, и когда я говорю «взрывоопасный», я имею в виду не рынок — я имею в виду сыр.
Прайс кивнул и продемонстрировал мне золотисто-желтый сыр с красными прожилками.
— Четырехсильный долджелло тромбоген, — объявил он. — Девять и пять. Вызревал в Бленафоне восемнадцать лет и предназначен не для слабонервных. Хорош с крекерами, но так же хорошо идет в качестве отпугивателя для влюбленных скунсов.
Я взяла немножко и кинула на язык. Вкус был невероятный: я почти воочию увидела Кембрийские горы, едва проступающие сквозь завесу дождя, низкие облака, несущуюся воду и меловые скалы, растрескавшиеся от мороза осыпи и…
— С вами все в порядке? — спросил Мильон, когда я открыла глаза. — Вы на секунду потеряли сознание.
— Лягается, как мул, а? — ласково произнес Прайс. — Выпейте стакан воды.
— Спасибо. Мы возьмем весь. Что у вас есть еще?
— Старый презренный минаклог-ду, — показал мне Прайс белесый рассыпчатый сыр. — Его держат в стеклянной банке, потому что картон или сталь он проедает. Не оставляйте долго на воздухе, а то собаки выть начнут.
— Мы возьмем тридцать килограммов. А как насчет этого? — Я указала на невинный с виду мягкий сыр цвета слоновой кости.
— Истрагинальский молекулярно-нестабильный бри, — объявил Прайс. — Мягкий сыр, клонированный нами с оригинала, предоставленного нашими братьями-сыроварами из Франции, — но столь же хорош. Полезен как контактный анестетик или растворитель для краски. Исцеляет от бессонницы, а перемолотый в пыль очень полезен в качестве самозащиты от уличных грабителей и медведей-шатунов. Период полураспада — двадцать три дня, светится в темноте и может быть использован в качестве источника рентгеновских лучей.
— Берем все. А нет ли у вас чего-нибудь реально крепкого?
Прайс вскинул бровь, а его ребята нервно переглянулись.
— Уверены?
— Это не для меня, — торопливо пояснила я, — но у нас есть несколько серьезных сыроманов, способных принимать жесткий продукт.
— У нас есть немного макинллет веди марв.
— Что это за абракадабра?
— Реально острый сыр. Вы со свистом взлетите при одном взгляде на него. Плотностью превосходит обогащенный плутоний, двух граммов достаточно, чтобы приправить жареные макароны на шестьсот человек. От одного запаха ржавеет железо. Концентрация в воздухе всего семнадцать к миллиону вызывает тошноту и потерю сознания в течение двадцати минут. Наш главный дегустатор как-то по ошибке съел пол-унции, так шесть часов в обмороке пролежал. Открывать исключительно на улице, и даже в этом случае только при наличии врачебного диплома и на большом удалении от жилья. На самом деле это сыр не для еды, он скорее для заливания бетоном и утопления в океане подальше от цивилизации.
Я взглянула на Мильона, и он кивнул. Всегда найдется какой-нибудь дурак, согласный поэкспериментировать. В конце концов, от кусочка сыра еще никто не умирал.
— Давайте возьмем полкило и посмотрим, что получится.
— Очень хорошо, — сказал Прайс.
Он кивнул коллеге, который открыл еще один чемодан, очень осторожно вынул оттуда запечатанную кожаную шкатулку, очень аккуратно поставил ее на стол и тут же поспешно отошел.
— Вы ведь не попытаетесь открыть его, пока мы не окажемся по меньшей мере в тридцати милях отсюда, правда?
— Мы постараемся.
— На самом деле я бы вообще не советовал вам его открывать.
— Спасибо за совет.
Торг продолжался в таком ключе еще полчаса, и когда наш список заказов был заполнен и смета подбита, мы перенесли сыр из кузова их грузовика в фургон «Акме», чьи рессоры застонали под весом товара.
— Что это? — спросила я, указывая на деревянный поддон в задней части их кузова, надежно принайтовленный к полу тяжелыми цепями.
— Ничего, — быстро ответил Прайс, а его подручные сомкнулись и загородили мне обзор.
— Что-то, чего вы нам не показываете?
Прайс взял меня под локоть, а остальные захлопнули задние створки и задвинули засов.
— Вы всегда были хорошим покупателем, мисс Нонетот, но мы знаем, что вы станете, а чего не станете делать, и этот сыр не для вас.
— Острый?
Он не снизошел до ответа.
— Приятно было иметь с вами дело, мисс Нонетот. В это же время через месяц?
— Да, — медленно ответила я, гадая, насколько же острым должен быть сыр, чтобы его приходилось держать на цепи.
Что еще интереснее, на ящике стоял выведенный по трафарету код Х-14.
Я передала валлийские деньги. Они были быстро пересчитаны, и не успела я глазом моргнуть, как Оуэн Прайс и его чуть-чуть грозные подручные развернули грузовик и исчезли в ночи, отправившись продавать сыр стилтонистам в Старом городе. Я всегда снимала сливки — вероятно, из-за этого и Пылающий камамбер.
— Вы видели тот прикованный сыр в кузове? — спросила я Мильона, когда мы садились в фургон.
— Нет. Какой сыр?
— Никакой.
Я завела фургон, и мы выехали из промзоны. По идее, СНУ должно было бы налететь именно в этот момент, если бы знало, что происходит, но оно не знало. В городе все было тихо, и спустя несколько минут Мильон высадил меня у дома, забрав фургон «Акме», чтобы начать торговать сыром вразвоз.
Только я открыла садовую калитку, как заметила стоящую в тени фигуру. Я инстинктивно потянулась к пистолету, прежде чем вспомнила, что больше не ношу оружия По Ту Сторону. Волнение оказалось напрасным: меня поджидал Кол.
— Ты меня напугал!
— Извини, — ответил он мрачно. — Я пришел узнать, не нужна ли тебе помощь, чтобы избавиться от трупа.
— Прошу прощения?
— От трупа. Земля в это время года твердая.
— Чьего трупа?!
— Феликса-восемь. Ты его завалила, правильно?
— Нет.
— Тогда как он удрал? Ключи есть только у тебя, у меня и у Брека.
— Погоди минутку, — нервно сказала я. — Феликс-восемь пропал?
— Начисто. Ты уверена, что не убивала его?
— Думаю, я бы помнила.
— Ладно, — сказал Кол, протягивая мне лопату, — тогда лучше верни ее Лондэну.
Должно быть, вид у меня сделался перепуганный, потому что он добавил:
— Я сказал ему, что это для посадки чеснока. Послушай, зайди в дом и держи двери и окна на запоре. Я буду в машине на той стороне улицы, если понадоблюсь.
Я вошла в дом и надежно заперла за собой дверь. Феликс-8, конечно, проблема, но не сейчас: у меня при себе имелся солидный кусок лланглоффана, и ничто не встанет между мной и непревзойденными макаронами с сыром в исполнении Лондэна.