Гибель каждого очередного Феликса вновь заставляла Аида скорбеть по Феликсу номер один. И то был страшный удар для него. Дело не столько в потере верного друга и коллеги по преступлениям, сколько в ужасающем осознании того, что чуждые ему чувства — которые он воспринимал как предательские по отношению к своему получеловеческому происхождению, — иногда могут быть невыносимы. Немудрено, что они с первым Феликсом так ладили. К великому сожалению для Феликса, он не был наделен демоническими способностями Аида и получил пулю в живот в тот самый день, когда Аид попытался ограбить банк «Голиафа» в Хартлпуле в 75 году. Феликс стоически принял смерть и, прежде чем Аид тихо избавил его от дальнейших мучений, завещал другу «продолжить дело». В память о друге Ахерон снял с Феликса лицо и унес с места преступления. Каждый следующий слуга, вырванный им из общества, получал сомнительную честь носить не только имя друга Ахерона, но и его лицо.

Мильон де Роз.

Безотказэн разместил объявление в «Суиндонском глобусе». После этого мы все собрались в кабинете Виктора, чтобы сверить наработки.

— У нас семьдесят два обращения, — объявил Виктор. — Увы, все они — по поводу кроликов.

— Ты мало запросил, Безотказэн, — пошутила я.

— Я не слишком разбираюсь в кроликах, — высокомерно отозвался Безотказэн. — Мне показалось, что это хорошая цена.

Виктор положил на стол папку.

— Полиция наконец опознала парня, которого ты застрелила у Старми Арчера. Того, без отпечатков. Ты была права насчет лица: оно не его.

— Кто же он тогда?

Виктор открыл папку.

— Он был бухгалтером в Ньюбери, и звали его Адриан Умниг. Пропал пару лет назад. Ни в чем преступном не замешан, даже скорость не превышал. Хороший был человек. Семьянин, набожный, активно работал в благотворительных организациях.

— Аид украл его волю, — прошептала я. — Самые чистые души легче всего запятнать. В нем мало осталось от Умнига, когда мы застрелили его. А что с лицом?

— Все еще работают. Его идентифицировать труднее. Согласно судебным отчетам, это лицо носил не только Умниг.

Я насторожилась:

— Так он может оказаться и не последним!

Виктор понял, схватился за трубку и позвонил Пшиксу. Через двадцать минут взвод ТИПА-14 окружил ритуальный зал, предназначенный для передачи тела Умнига семье. Поздно. Лицо, которое Умниг носил последних два года, исчезло. Камеры слежения ничего не засекли, что и неудивительно.

Новость о предстоящей свадьбе Лондэна оказалась для меня сильным ударом. Позже я выяснила, что он познакомился с Маргариточкой Муттинг где-то с год назад на встрече с читателями, когда подписывал книги. Она была хорошенькой и обольстительной, хотя и чересчур полной, на мой вкус. Мозгов у нее тоже было не ахти — по крайней мере, я себя в этом убеждала. Лондэн говорил, что ему хочется иметь семью, и он заслуживал нормальной жизни. Смирившись, я даже начала поощрять жалкие попытки Безотказэна пригласить меня на ужин. У нас было мало общего, разве что интерес к личности того, кто на самом деле написал пьесы Шекспира. Я сидела за столом и смотрела, как Прост изучает клочок бумаги с сомнительным автографом. Бумага и чернила были подлинными. А вот подпись, к сожалению, нет.

— Продолжим, — сказала я, вспомнив наш разговор во время ланча. — Ты рассказывал мне об Эдуарде де Вире, графе Оксфордском.

Безотказэн несколько мгновений сидел в задумчивости.

— Граф Оксфорд был писателем. Это точно. Мерес, критик того времени, упомянул его в своей «Palladis Tamia» в тысяча пятьсот девяносто восьмом году.

— А он мог написать эти пьесы? — спросила я.

— Мог, — ответил Безотказэн. — Загвоздка в том, что Мерес перечисляет многие шекспировские пьесы и приписывает их именно Шекспиру. Прискорбно, но это подводит Оксфорда, как и Дерби с Бэконом, под теорию «прикрытия», согласно которой Уилл был лишь маской, скрывшей гения, ныне утраченного для истории.

— В это трудно поверить?

— Может, и нет. Черная Королева, как правило, успевала поверить до завтрака в четыре невозможные вещи, и ничего плохого с ней от этого не случалось. Теория «прикрытия» вполне разумна, но имеются и другие аргументы в пользу того, что Шекспир — Оксфорд.

Повисло молчание. Авторство пьес Шекспира многие воспринимали весьма серьезно, и не один незаурядный ум потратил на эту загадку целую жизнь.

— Есть теория, что граф Оксфорд и группа придворных были ангажированы двором Елизаветы для написания пьес в поддержку правительства. И в этом есть смысл.

Он открыл книгу и прочел вслух отчеркнутый абзац:

— «…Группа придворных, аристократов и дворян, умевших блестяще писать — мы наверняка доказали бы это, если бы смогли найти их работы и опубликовать, — и первым среди них был граф Оксфордский».

Он захлопнул книгу.

— Паттенхэм, тысяча пятьсот девяносто восьмой год. Оксфорду было назначено ежегодное пожалование в тысячу фунтов на некие цели, оставшиеся неизвестными. Было то написание пьес или что-то иное — сказать невозможно. Нет никаких положительных свидетельств, доказывающих, что именно он написал эти пьесы. Осталось несколько поэтических строк, подобных шекспировским, но это неубедительно. И на гербе Оксфорда также нет льва, потрясающего копьем.

— И он умер в тысяча шестьсот четвертом году, — сказала я.

— Да, так. Тут теория «прикрытия» пасует. Если считать, что Шекспир был аристократом, который пожелал остаться анонимным, мне придется о ней забыть. А если нет, придется поискать другого елизаветинского мещанина, человека с поразительным интеллектом, отвагой и Божьим даром.

— Кит Марло? — спросила я.

— Он самый.

В другом конце кабинета послышался шум. Виктор грохнул трубку на рычаг и подозвал нас обоих.

— Это Дэррмо. Аид вышел на связь. Мы должны быть в кабинете Пшикса через полчаса.