Финансирование Сети тективно-интрузивных правительственных агентств обеспечивается непосредственно правительством. Почти вся деятельность осуществляется централизовано, но все ТИПА-отделы имеют представителей на местах, бдительно наблюдающих за любыми осложнениями, возникающими в провинции. Их курирует местное начальство, которое связано с национальными представительствами по вопросам обмена информацией, управления и политических решений. Как любое большое правительственное учреждение, на бумаге оно выглядит лучше, но на деле находится в полнейшем беспорядке. Мелкие свары и действия в угоду политическим соображениям, высокомерие и неприкрытая кровожадность — все это почти стопроцентная гарантия того, что левая рука не ведает что творит правая.

Мильон де Роз.

Миновало два дня безуспешных поисков «Чезлвита». Мы не нашли и легчайшего намека хоть на какой-нибудь ключ к разгадке. Пошли слухи о том, как нас собираются взгреть — правда, только лишь в том случае, если мы не сообразим, каким образом украли рукопись. Смешно получить по шее за дыру в охранной системе, которую никто не может найти. В некотором унынии я сидела за рабочим столом. Вспомнив разговор с папой, я позвонила матери и попросила не красить спальню в розово-лиловый цвет. Результат моей просьбы оказался, мягко говоря, неожиданным: мать воскликнула, что это просто грандиозная идея и бросила трубку, прежде чем я успела сказать еще хоть слово. Я вздохнула и погрузилась в телефонные сообщения, накопившиеся за последние два дня. По большей части, это были звонки от информаторов и встревоженных граждан, ограбленных и обманутых — и желавших знать, продвинулись ли мы в расследовании их дел. По сравнению с «Чезлвитом» — сплошная шелуха: целая толпа легковерных людей клюнула на первое издание стихотворений Байрона по совершенно смешной цене, а теперь горько жаловалась на то, что им всучили подделку. Как и большинство оперативников я прекрасно знала, кто стоит за этим мошенничеством, но мы никогда не ловим крупную рыбу — только «распространителей», дилеров, которые продают товар. Попахивало коррупцией в верхах, а доказательств — пшик. Обычно я с интересом просматриваю свою почту, но сегодня ни одного серьезного сообщения так и не попалось. В конце концов, стихи Байрона, Китса или По остаются настоящими, независимо от того, проданы они законно или из-под полы. Читаются-то они совершенно одинаково.

Я выдвинула ящик стола и вытащила маленькое зеркальце. На меня смотрела самая заурядная женщина. Прямые, мышиного цвета волосы длиною чуть ниже плеч наспех стянуты в хвост на затылке. Скулы обычные, и на лице, к легкому моему удивлению, уже начали проявляться морщинки. Я вспомнила мать, которая к сорока пяти стала похожа на грецкий орех. Содрогнулась, сунула зеркальце на место и вынула плохонькую, слегка потрепанную фотографию. Меня снимали с группой друзей в Крыму. Я была тогда простым капралом Ч. Нонетот № 33550336, водителем БМП, прилежно прослужила родине полный срок, много чего на войне пережила и наконец с почетом ушла в отставку, доказав все, что нужно было доказать. От меня ждали, что я буду хвастаться, как добровольно пошла в армию и каких подвигов насовершала, но я всех разочаровала. Как-то побывала на встрече полковых друзей, этим все и кончилось: я поняла тогда, что ищу тех, кого заведомо там не найду.

На снимке Лондэн стоял слева от меня, обнимая за плечи обоих своих соседей — меня и моего брата, своего лучшего друга. Лондэн потерял ногу, но вернулся домой. Мой брат остался там.

— Это кто? — спросила Пейдж, заглянув мне за плечо.

— Йа-а! — взвыла я. — Ты меня до чертиков напутала!

— Извини. Крым, да?

Я протянула ей снимок, и она всмотрелась внимательней.

— Это, наверное, твой брат — носы у вас одинаковые.

— Знаю. Мы менялись носами по очереди. Его нос я носила по понедельникам и средам.

— А второй, наверное, Лондэн.

Я нахмурилась и обернулась к ней. Я никогда никому не рассказывала о Лондэне. Это — слишком личное. Я чувствовала себя так, будто меня предали. Выходит, она тайком сует свой нос…

— Откуда ты знаешь о Лондэне?

Она услышала ярость в моем голосе, улыбнулась и удивленно приподняла брови:

— Ты сама рассказала.

— Я?

— Ну да. Язык у тебя заплетался, и большей частью ты несла всякую чушь, но точно имела в виду Лондэна.

Я поморщилась.

— На пьянке под прошлое Рождество, что ли?

— Или годом раньше. Не у тебя одной все в башке путалось.

Я уперлась взглядом в фотографию:

— Мы были обручены.

Пейдж сразу занервничала. Крымские помолвки — очень скользкая тема для разговора.

— Он… ну… вернулся?

— В основном да. Одну ногу пришлось оставить. Мы не слишком часто разговариваем в последнее время.

— Как его полное имя? — спросила заинтригованная Пейдж: ей наконец удалось разузнать хоть что-нибудь о моем прошлом.

— Парк-Лейн. Лондэн Парк-Лейн. — Впервые с незапамятных времен я произнесла его имя вслух.

— Парк-Лейн, который писатель?

Я кивнула.

— Симпатичный парень.

— Спасибо, — ответила я, толком не понимая, за что благодарю.

Снимок снова переместился в стол, а Пейдж прищелкнула пальцами.

— Тебя требует Босуэлл, — объявила она, с грехом пополам вспомнив, зачем пришла.

Босуэлл был не один. Меня ждал еще человек лет сорока, он встал, едва я вошла в кабинет. Смотрит, почти не мигая; через пол-лица, сбоку, длинный вертикальный шрам. Босуэлл что-то промямлил, закашлялся, посмотрел на часы и сообщил, что должен нас ненадолго покинуть.

— Вы из полиции? — спросила я, когда мы остались наедине. — Кто-то из родственников умер или что?

Мужчина опустил жалюзи, стараясь создать более интимную обстановку.

— Я ни о чем таком не знаю.

— Вы из ТИПА-1? — спросила я, заподозрив назревающую нахлобучку.

— Я? — с искренним удивлением уставился он на меня. — Нет.

— Литтектив?

— Почему бы вам не присесть?

Он пододвинул мне стул, а сам сел в огромное дубовое вращающееся кресло Босуэлла. На столе лежала пухлая папка с моим именем на обложке. Выходит, он изучал мое личное дело. Я просто изумилась, насколько толстым оно оказалось.

— И это все про меня?

Он пропустил мои слова мимо ушей. Вместо того чтобы открыть папку, он подался вперед и уставился на меня немигающим взглядом:

— Как вы оцениваете дело «Чезлвита»?

Я поймала себя на том, что пялюсь на шрам. Он тянулся от лба к подбородку и очертаниями был похож на сварной шов. Губу оттягивал чуть вверх. Если не считать этого, мужчина был довольно приятен лицом, без шрама вообще красавец. Наверное. Был.

Он инстинктивно прикрыл шрам рукой и пробормотал, проясняя ситуацию:

— Казачий подарочек.

— Извините.

— Да ладно. На него трудно не смотреть.

Он немного помолчал.

— Я работаю в ТИПА-5, — медленно проговорил он, предъявляя мне блестящий бэдж.

— ТИПА-5? — разинула я рот, не сумев скрыть удивления. — А чем вы занимаетесь?

— Запрещено разглашать, мисс Нонетот. Я показал вам бэдж, так что вопросы соблюдения секретности вас волновать не должны. Могу, если хотите, уладить это с Босуэллом…

У меня заколотилось сердце. Разговоры с представителями старших отделов иногда приводили к переводам…

— Итак, мисс Нонетот, что вы думаете о «Чезлвите»?

— Вам нужно мое мнение или официальная версия?

— Ваше мнение. Официальную версию я уже выслушал от Босуэлла.

— Думаю, еще рано говорить. Если мотив — выкуп, есть шанс получить рукопись в целости. Если ее украли для продажи или по заказу, мы тоже вправе предполагать, что она еще цела. Ну а терроризм — это повод для серьезного беспокойства. В случаях один и три литтективам, считаем, уже хана. Подключится Девятый, влезет со своими грязными лапами и вышибет нас из игры.

Мужчина внимательно посмотрел на меня и кивнул.

— А вам это не по нраву, так?

— Меня, скажем так, это уже достало, — ответила я чуть более резко, чем следовало бы. — Кстати, вы кто?

Он рассмеялся.

— Извините. У меня дурные манеры. Я не собирался изображать придурка плаща и кинжала. Меня зовут Тэмворт, старший полевой агент ТИПА-5. На самом деле — добавил он, — толку от этого звания мало. Нас ровно я и еще двое.

Мы обменялись рукопожатием.

— Трое на весь отдел? — не поверила я. — Что это значит?

— Я потерял вчера нескольких ребят.

— Извините.

— Да нет, я не о том. Мы просто немного продвинулись в расследовании, а это не всегда становится хорошей новостью. Обычно в ТИПА-5 работают прекрасные аналитики, но вот полевой работы они не любят. У них дети. У меня — нет. Но я их понимаю.

Я кивнула. Такое я тоже понимаю.

— А почему вы обратились ко мне? — почти небрежно спросила я. — Я служу в ТИПА-27, о чем любезно и неутомимо заботится отдел кадрового обмена, и мои таланты применяются в области между письменным столом литтектива и кухонной плитой.

Тэмворт усмехнулся. Похлопал по папке с моим личным делом.

— Все это я знаю. В нашем отделе кадров не умеют говорить «нет», они предпочитают дурить людям голову. И достигли выдающихся успехов. С другой стороны они прекрасно сознают ваш потенциал. Я только что говорил с Босуэллом, и он сказал, что готов вас отпустить, если вы согласитесь помочь нам в ТИПА-5.

— Ну, если вы из Пятого, то с выбором у него было туговато, не так ли?

Тэмворт рассмеялся.

— Верно. Но у вас выбор есть. Я никогда не рекрутирую того, кто не хочет со мной работать.

Я присмотрелась. Он не врал.

— Это перевод?

— Нет, — ответил Тэмворт. — Не перевод. Вы просто нужны мне, потому что у вас есть необходимая информация. Вы будете наблюдателем, ничего больше. Как только вы узнаете, что мы для вас припасли, вы и сами ничего большего не захотите.

— Значит, когда дело будет закрыто, меня вышвырнут и вернут назад?

Несколько мгновений он молча смотрел на меня, изо всех сил излучая искренность. Это мне в нем понравилось.

— Я не даю обещаний, мисс Нонетот, но любой, кто работал на Пятый, может быть полностью уверен в том, что в Двадцать седьмой он уже не вернется.

— Чего вы от меня хотите?

Тэмворт вытянул из папки листок бумаги и пододвинул ко мне. Это был стандартный допуск к секретной работе. Подписав его, я передавала Сети право практически на все свое имущество и даже несколько больше, если сболтну хоть словечко тому, у кого соответствующего допуска нет. Я послушно подписала бумагу и вернула Тэмворту. В обмен он выдал мне сверкающий бэдж ТИПА-5, на котором уже значилось мое имя. Этот парень знал меня лучше, чем я думала.

Покончив с формальностями, он заговорил намного тише:

— ТИПА-5 в основном занимается поиском и задержанием. Мы разыскиваем человека до тех пор, пока не устанавливаем его местонахождение и не задерживаем. Затем принимаемся за следующего. ТИПА-4 занимается практически тем же самым, просто они охотятся за другим объектом. Одним человеком. Вы его знаете. Как бы то ни было, утром я был в Гэдсхилле, Четверг — могу я называть вас Четверг? — и тщательно осмотрел место преступления сам. Кто бы ни украл рукопись «Чезлвита», он не оставил никаких отпечатков пальцев, никаких следов проникновения и даже тени на видеопленке.

— Маловато для начала, правда?

— Напротив. Это именно тот взлом, которого я очень долго ждал.

— Вы поделились своим открытием с Босуэллом?

— Конечно, нет. Нас не интересует рукопись, нас интересует тот, кто ее украл.

— И кто же это?

— Я не могу назвать вам имя. Но могу его написать.

Он взял фломастер, написал в блокноте «Ахерон Аид» и показал мне:

— Узнаете?

— Более чем. Тех, кто о нем никогда не слышал, наверно, по пальцам можно пересчитать.

— Пожалуй. Но вы ведь встречались с ним, не так ли?

— Совершенно верно, — ответила я. — Он читал лекции, когда я изучала английский в Суиндоне в шестьдесят восьмом году. Никто из нас не удивился, когда он свернул на стезю преступления. Было в нем нечто развратное. Одна студентка от него забеременела.

— Да, Брейберн, мы знаем. А как насчет вас?

— Беременностью он меня не осчастливил. Но попытка была впечатляющая.

— Вы спали с ним?

— Нет. Спать с преподавателем меня никогда не привлекало. Полагаю, мне льстило его внимание — водил обедать и все такое. Он был великолепен, вот только вместо морали — полный вакуум. Помню, во время вдохновенной лекции по «Белому дьяволу» Джона Уэбстера его арестовали за вооруженный грабеж. В тот раз его отпустили, не предъявив обвинения, но случая с Брейберн за глаза хватило, чтобы его уволить.

— Он просил вас уехать с ним, но вы его отшили.

— Вы хорошо информированы, мистер Тэмворт.

Тэмворт что-то нацарапал в своем блокноте. Снова поднял взгляд на меня.

— Важный вопрос: вы знаете его в лицо?

— Конечно, — ответила я. — Но вы зря тратите время. Он умер в Венесуэле в восемьдесят втором.

— Нет. Он просто заставил нас думать, что умер. Через год мы провели эксгумацию. В могиле его вообще не было. Он настолько хорошо изобразил собственную смерть, что даже врачей обдурил. Они захоронили нагруженный кирпичами гроб. Этот человек обладает весьма загадочными способностями, потому-то мы и не произносим его имени вслух. Это я называю Правилом номер один.

— Его имя? А почему?

— Потому что он слышит свое имя — даже если произнести его шепотом — на расстоянии в тысячу ярдов. Если не больше. Так он обнаруживает наше присутствие.

— А почему вы думаете, что именно он украл «Чезлвита»?

Тэмворт открыл портфель и достал папку. На ней стоял гриф: «Совершенно секретно. Только с разрешения ТИПА-5». Прозрачный кармашек на обложке, в который обычно вставляют фотографию из полицейского архива, был пуст.

— У нас нет ни одного его изображения, — сказал Тэмворт, когда я открыла папку. — Он не фотографировался, не снимался на видео и никогда не оставался под арестом достаточно долго, чтобы его зарисовали. Помните камеры наблюдения в Гэдсхилле?

— Ну?

— Они не засекли никого. Я очень тщательно просмотрел все пленки. Угол обзора камеры менялся каждые пять секунд, так что преступники, находясь в здании, просто не могли уклониться и остаться вне поля зрения. Понимаете, что я имею в виду?

Я медленно кивнула, продолжая листать дело Ахерона. Тэмворт продолжал.

— Я охочусь за ним уже пять лет. На него семь ордеров за убийства в Англии. Восемнадцать в Америке — вымогательство, воровство и похищение людей. Это хладнокровный, расчетливый и безжалостный тип. Тридцать шесть из сорока двух его жертв, известных нам, были офицерами Сети или полиции.

— Хартлпул в семьдесят пятом? — спросила я.

— Да, — сдержанно ответил Тэмворт. — Вы слышали об этом?

Слышала. Много кто слышал. После неудачного ограбления Аида загнали в угол в цоколе многоэтажного гаража рядом с банком. Один из его подельников валялся мертвым в здании банка: Ахерон добил раненого, чтобы тот не проболтался. А в гараже Аид заставил преследовавшего его офицера отдать пистолет и, выбираясь оттуда, застрелил еще шестерых. Единственным полицейским, оставшимся в живых, оказался тот, из чьего пистолета он перестрелял остальных. Юмор у Ахерона такой. На следствии уцелевший полицейский так и не смог удовлетворительно объяснить, почему он отдал оружие. Он рано ушел в отставку и после шести лет запоев и мелких краж отравился выхлопными газами в машине. Таким образом, он стал седьмой жертвой Аида.

Тэмворт помолчал.

— Я допрашивал его незадолго до самоубийства, — продолжил он, — когда мне было приказано найти его любой ценой. То, что я выяснил, заставило меня сформулировать Правило номер два: если тебе не повезет настолько, что придется столкнуться с ним лично, не верь ничему, что он говорит или делает. Он способен лгать в мыслях, поступках, жестах и внешности. И при этом обладает странной убедительностью, подчиняя себе более слабый разум. Я еще не упоминал о том, что нам разрешено использовать любые средства?

— Нет. Но я догадывалась.

— ТИПА-5 придерживается по отношению к нашему приятелю только одной политики: стреляем на поражение.

— Эй-эй, секундочку! Вам дали право убивать без суда?

— Добро пожаловать в Пятый, Четверг. А что, вы думали, означает «задержать»? — Он рассмеялся несколько нервно. — Как в поговорке: «Хочешь служить в ТИПА — коси под чумного типа». Мы тут не гладью вышиваем.

— А это законно?

— Ни в малейшей степени! Все номера меньше ТИПА-8 находятся в Большом Слепом Пятне. У нас есть присказка — под Восьмым — над законом. Слышали ее когда-нибудь?

— Нет.

— Теперь будете слышать часто. В любом случае руководствуемся Правилом номер три: по возможности обходиться без арестов. Какой у вас пистолет?

Я сказала, и он снова сделал пометку в блокноте.

— Я достал для вас патроны с высокоскоростными пулями.

— С нас шкуру спустят, если застукают с ними.

— Только для самозащиты, — быстро объяснил Тэмворт. — Вы с этим человеком дел иметь не будете, я просто хочу, чтобы вы его опознали, когда он проявится. Но поймите: если дерьмо таки взорвется, я не хочу, чтобы мои люди бросались с саблей на танк. И использовать что-то слабее этих пуль — все равно что надевать картонный бронежилет. Мы почти ничего о нем не знаем. У нас нет его свидетельства о рождении, мы не знаем даже его приблизительный возраст или кто были его родители. Он просто вынырнул в пятьдесят четвертом году как мелкий жулик с литературными наклонностями и начал упорно пробиваться наверх. А сейчас он третий в мировом списке самых разыскиваемых преступников.

— А кто номер один и два?

— Не знаю. Кроме того, меня авторитетно заверили, что лучше мне этого и не знать.

— Хорошо. С чего мы начнем?

— Я вам позвоню. Будьте наготове и держите пейджер постоянно включенным. С этого момента вы в Двадцать седьмом не работаете, так что наслаждайтесь свободным временем. До встречи!

Спустя мгновение он уже исчез, оставив меня с бэджем ТИПА-5 и бешено колотящимся сердцем. Вернулся Босуэлл, следом притащилась изнывающая от любопытства Пейдж. Я показала им бэдж.

— Доброго пути! — обняла меня Пейдж.

Босуэлл выглядел менее счастливым. В конце концов, у него голова болела о собственном отделе.

— В ТИПА-5 иногда играют очень грубо, Нонетот, — с отеческой заботой сказал он. — Вернись-ка к себе и как следует поразмысли за своим столом. Попей кофейку, булочку скушай. Нет, две булочки. Не принимай поспешных решений, взвесь все «за» и «против». Когда закончишь, буду рад выслушать твое решение. Ты поняла?

Я поняла. Удирая из нашего офиса, я в спешке чуть не забыла фотографию Лондэна.