— Она вам не надоела, мистер Перкинс? — крикнула Хэвишем.
— Вовсе нет, — ответил Перкинс, подмигивая. — Это самый внимательный стажер, каких я только видел.
— Хм-м, — протянула мисс Хэвишем. — Надежда умирает последней. Садись, девочка, едем!
Я помедлила. Мне уже как-то раз довелось прокатиться с мисс Хэвишем. Тогда она тоже сидела за рулем, но в машине, которая казалась мне хотя бы относительно безопасной. А это автомобильное чудовище выглядело так, словно успеет грохнуть тебя дважды, прежде чем ты переключишься на вторую передачу.
— Чего ждешь, девочка? — нетерпеливо сказала Хэвишем. — Если «спешиал» будет простаивать слишком долго, прокладки сгорят! Кроме того, нам понадобится максимум топлива, чтобы смыться!
— Смыться?
— Не бойся! — крикнула мисс Хэвишем и завела мотор. Сооружение дернулось, его повело, и оно издало утробный рык. — К тому времени тебя в машине уже не будет, ты мне для другого нужна.
Я глубоко вздохнула и втиснулась в маленькую двухместную кабину. Автомобиль, похоже, был недавно переделан и выглядел почти как гоночный, но с некоторыми излишествами, чтобы хоть как-то смотреться на шоссе. Мисс Хэвишем несколько мгновений давила на сцепление и сражалась с рычагом передач. Огромные цепные трансмиссии с легким рывком передали инерцию — ощущение было такое, словно чистокровный рысак ощутил азарт стипльчеза.
— Куда мы? — спросила я.
— Домой! — ответила мисс Хэвишем, двигая ручной акселератор.
Машина рванулась с места и понеслась по заросшему травой двору, набирая скорость.
— В «Большие надежды»? — спросила я, когда мисс Хэвишем описала широкий круг, играя рычагами в центре массивного рулевого колеса.
— Да не ко мне домой! — ответила она. — К тебе!
Взревев еще раз и сделав рывок, машина быстро разогналась и полетела вперед — но куда? Я не была в этом уверена. Впереди лежал полуразрушенный перекидной мост и крепкие стены замка.
— Не бойся! — прокричала Хэвишем, перекрывая рев мотора. — Я прочту нам путь на Ту Сторону в мгновение ока!
Мы все разгонялись и разгонялись. Я думала, что мы перескочим через ров, но вышло не так. Мы неслись прямо к несокрушимой стене замка на скорости, несовместимой с жизнью.
— Мисс Хэвишем! — с некоторым страхом окликнула я.
— Я просто пытаюсь подобрать наиболее подходящее слово для прыжка туда, девочка! — весело ответила она.
— Стоп! — взвыла я, когда мы проскочили точку возврата.
— Дай-ка подумать… — пробормотала Хэвишем, напряженно работая мозгами и по-прежнему давя на акселератор.
Я закрыла лицо руками. Машина летела слишком быстро, чтобы успеть выскочить, и столкновение казалось неизбежным. Я вцепилась в борт и напряглась всем телом, когда мисс Хэвишем перенесла меня, себя и две тонны железа через барьеры фантазии в реальный мир. В мой мир.
Я снова открыла глаза. Пока мисс Хэвишем изучала карту автомобильных дорог, «хайэм спешиал» вынесло на середину трассы. Встречный молоковоз врезался в придорожные кусты, а я судорожно вцепилась в руль.
— Не хочу светиться на М4, вдруг Совет пронюхает, — сказала моя наставница, оглядываясь по сторонам. — Поедем по А419. Интересно, это далеко?
Я сразу же узнала места, где мы находились. Прямо к северу от Суиндона, рядом с городишком под названием Хайворт.
— Едем дальше до кольцевой развязки и затем вверх по холму прямо в город, — сказала я. — Но не забывайте: тут вы должны уступать дорогу.
Поздно. Мисс Хэвишем полагала, что все и всегда должны уступать дорогу ей. Первая машина успела затормозить, но следующей повезло меньше. Она с треском въехала в зад первой. Я вцепилась в кресло, когда мисс Хэвишем прибавила газу и помчалась вверх по холму в Хайворт. Меня вдавило в спинку сиденья, и в какое-то мгновение, восседая верхом на двух тоннах грохочущего железа, я вдруг поняла, почему Хэвишем нравится такое: это было в буквальном смысле головокружительно.
— Я взяла этот «спешиал» у графа только напрокат, — объяснила она. — Перри Томас заберет машину на следующей неделе и приспособит для установления личного скоростного рекорда. Я работала над новой топливной смесью. А419 — прямое и ровное шоссе, на нем я смогу разогнаться минимум до ста восьмидесяти.
— Сверните направо на В4019 у Джесмонда, — сказала я ей, — когда светофор переключится на зелеееееныыыыииий!
Грузовик промелькнул в каких-то шести дюймах от нас.
— Ты что?
— Ничего!
— Четверг, тебе надо просто расслабиться и получать от жизни удовольствие. Порой ты такой тормоз!
Я погрузилась в молчание.
— И не дуйся, — добавила мисс Хэвишем. — Не переношу надутых стажеров.
Мы неслись по дороге, едва не вылетев в кювет на повороте, пока каким-то чудом не оказались на главной магистрали Суиндон — Сиренчестер. Поворота направо тут не было, но мы все равно туда свернули под хор скрежещущих тормозов и вой клаксонов. Хэвишем снова дала газу, и только мы выехали на вершину холма, как наткнулись на огромный знак «объезд», перекрывавший дорогу. Моя наставница сердито стукнула по рулю.
— Глазам своим не верю! — прорычала она.
— Дорога перекрыта? — спросила я, пытаясь скрыть облегчение. — Слава бо… То есть, сладчайший боже, какая жалость!
Хэвишем переключилась на первую передачу, мы развернулись у знака и покатили с холма вниз.
— Это все он, нюхом чую! — ворчала она. — Пытается увести у меня из-под носа рекорд скорости!
— Кто? — спросила я.
Словно в ответ, мимо нас, громко сигналя, пронеслась другая машина.
— Он, — прошипела Хэвишем, когда мы съехали с дороги возле камеры слежения за скоростным режимом. — Он такой никудышный водитель, что опасен и для себя самого, и для всех разумных существ на дороге.
Наверняка этот самый «он» действительно был страшен, коль скоро даже моя наставница так говорила. Через несколько минут та машина вернулась и припарковалась рядом.
— Привет, Хэвишем! — крикнул водитель, снимая с выпученных глаз очки и ухмыляясь во весь рот. — Все еще ползаешь на старой развалюхе Улитки Зборовского?
— Добрый день, мистер Жаб, — холодно поздоровалась Хэвишем. — А Глашатай знает, что вы на Той Стороне?
— Конечно нет! — расхохотался мистер Жаб. — И вы, голубушка, ему не скажете, потому что и вас тут быть не должно!
Хэвишем молча глядела прямо перед собой, стараясь его не замечать.
— А в ней авиационный двигатель «либерти»? — спросил мистер Жаб, тыча пальцем в капот «спешиал», который дрожал и трясся, пока громадный мотор работал вхолостую.
— Возможно, — ответила Хэвишем.
— Ха! — с нехорошей улыбкой сказал Жаб. — В мой драндулет втиснут роллс-ройсовский «мерлин»!
Я с интересом наблюдала за своей наставницей. Она по-прежнему смотрела прямо перед собой, но глаз у нее еле заметно дернулся, когда мистер Жаб завел мотор. В конце концов она не выдержала и любопытство пересилило презрение.
— И как она бегает? — спросила мисс Хэвишем, сверкая глазами.
— Как ракета! — ответил мистер Жаб, подпрыгивая от возбуждения. — Больше тысячи лошадиных сил на заднем приводе. Ваш «хайэм спешиал» по сравнению с ним все равно что мопед!
— А вот это мы еще посмотрим! — ответила, прищурившись, Хэвишем. — На том же месте в тот же час, те же ставки?
— Идет! — ответил мистер Жаб.
Он завел мотор, надел очки и исчез в облаке воняющего резиной дыма. Эхо его клаксона висело в воздухе еще несколько секунд.
— Склизкая гадина, — пробормотала Хэвишем.
— Ни то ни другое, если уж быть точным, — возразила я. — Скорее, сухокожая амфибия.
Я дерзила без зазрения совести, поскольку она все равно меня не слушала.
— На его счету больше аварий, чем у тебя горячих завтраков!
— И вы собираетесь устроить с ним гонки? — с некоторым трепетом спросила я.
— Мало того, я намерена сделать его, — ответила она, протягивая мне кусачки.
— Чего вы от меня хотите? — спросила я.
— Открой камеру и вытащи оттуда пленку, как только я проеду мимо.
Я выбралась из машины. Она надела очки и исчезла под рев мотора, взвизгнув напоследок шинами. Я нервно оглядывалась по сторонам, пока ее машина неслась прочь. Рычание двигателя превратилось в гудение, порой прерываемое приглушенным треском выхлопа. Взошло солнце, и я увидела в небе по крайней мере три дирижабля. Интересно, как там поживает ТИПА? Я оставила Виктору записку, что меня не будет где-то с год, а то и больше, и подала прошение об отставке. Внезапно что-то резко выдернуло меня из воспоминаний. Нечто темное и неуловимое. Что-то несделанное или забытое. Я вздрогнула, и тут в голове у меня щелкнуло. Вчерашняя ночь. Бабушка. Мозгоед Аорнида. Что она выгрызла из моего разума? Я вздохнула. Осколки мозаики у меня в мозгу медленно становились на места. Бабушка наказывала мне постоянно обращаться к воспоминаниям, дабы обновлять знакомые картины, которые Аорнида пыталась стереть. Но откуда начинать выяснение, что ты уже позабыл? Я сосредоточилась… ЛОНДЭН. Я не думала о нем весь день, и это было необычно. Я помнила, где мы встретились и что с ним случилось, тут ничего не потерялось. Что же еще? Его полное имя. Черт, черт! Лондэн Парк-как-его-бишь-там. Кажется, на букву «Б»? Вспомнить не получалось. Я вздохнула и положила руку на живот, где, по моим представлениям, находился сейчас наш будущий ребенок, пока всего с полмонетки величиной. Я помнила достаточно много, чтобы понимать, что люблю Лондэна и ужасно по нему скучаю. Наверное, это хороший знак. При воспоминании о предательстве Лавуазье и о братцах Дэррмо в душе у меня закипел гнев. Я закрыла глаза и попыталась успокоиться. У обочины стояла телефонная будка, и, поддавшись порыву, я позвонила матери.
— Привет, мам, — сказала я. — Это Четверг.
— Четверг! — воскликнула она. — Минуточку, духовка горит!
— Духовка?
— Нет, кухня это… минутку!
Раздался грохот, и через несколько секунд я снова услышала ее голос.
— Ну все. Дорогая, ты в порядке?
— Да, мам.
— А ребеночек?
— И с ним все хорошо. Ты-то как?
— Жуть! — воскликнула она. — Стоило тебе уехать, как «Голиаф» и ТИПА прямо-таки окопались возле дома, а Эмма Гамильтон поселилась в свободной комнате и жрет, как лошадь!
Послышался сердитый рык и громкий свист, когда Хэвишем размытым пятном пронеслась мимо меня. Камера дважды быстро мигнула, затем послышалось еще несколько громких ударов — моя наставница сбрасывала газ.
— Что это за шум? — спросила мать.
— Если скажу, все равно не поверишь. А мой… ну, муж… он меня не разыскивал?
— Боюсь, нет, малышка, — сказала она своим самым понимающим тоном. Моя родительница знала про Лондэна и понимала меня едва ли не лучше всех: ее собственный муж, мой отец, сам был устранен семнадцать лет назад. — Может, заскочишь поболтать? Сегодня в восемь вечера встреча Анонимных утратотерпцев, ты окажешься среди друзей.
— Вряд ли, мам.
— Ты регулярно питаешься?
— Да, мам.
— Мне удалось обучить DX-82 кое-каким трюкам.
DX-82 — это мамин клонированный тасманийский волк. Обучить тилацина делать по команде что-нибудь, кроме как есть и спать, было при его чудовищной апатичности почти невозможным делом.
— Это хорошо. Послушай, я звоню тебе просто сообщить, что со мной все хорошо и чтобы ты обо мне не беспокоилась…
— Я собираюсь сгонять еще раз! — крикнула, подъезжая, мисс Хэвишем.
Я махнула ей рукой, и она отъехала.
— Ты держишь яйцо Пиквик в тепле?
Я сказала маме, что это дело Пиквик, пообещала звонить еще, как только смогу, и повесила трубку. Мелькнула мысль брякнуть Безотказэну, но я сочла ее не слишком удачной. Мамин телефон наверняка прослушивается, а я и так уже много наговорила. Вернувшись к дороге, я стала смотреть, как стремительно увеличивается в размерах серое пятнышко, пока «спешиал» не пронесся мимо с пронзительным воем. Камера снова мигнула, а из выхлопной трубы вырвалась струя пламени. Мисс Хэвишем сумела сбросить скорость только где-то через милю, так что я спокойно сидела на ограде и ждала ее возвращения. Всего в четверти мили от нас вдруг обнаружился небольшой четырехместный дирижабль. Наверное, дорожный патруль ТИПА. А в мои намерения отнюдь не входило обнаруживать себя и попадаться им в руки. Я нетерпеливо посмотрела на подъезжавшую ко мне мисс Хэвишем.
— Ну же, — прошептала я себе под нос, — быстрее, ради бога!
Хэвишем притормозила рядом и грустно покачала головой.
— Слишком насыщенная смесь, — объяснила она. — Давай, вынимай пленку.
Я показала на приближавшийся к нам дирижабль. Как-то уж очень быстро он летел.
Мисс Хэвишем зыркнула вверх, что-то проворчала, выпрыгнула из кабины, подняла огромный капот и заглянула внутрь. Я срезала замок, сняла камеру и как можно быстрее вытащила пленку.
— Стоять! — рявкнул громкоговоритель с дирижабля, когда тот был в нескольких сотнях ярдов от нас. — Вы арестованы! Ждите у машины!
— Пора делать ноги, — нетерпеливо сказала я.
— Чушь! — ответила мисс Хэвишем.
— Руки на капот! — снова заорал громкоговоритель, и дирижабль снизился до верхушек деревьев. — Вас предупреждали!
— Мисс Хэвишем, — сказала я, — если они узнают, кто я, у меня будут очень большие неприятности!
— Чушь собачья, девочка. Зачем им такое ничтожество, как ты?
Дирижабль развернулся на маневровых двигателях. Когда меня начнут допрашивать, разговор выйдет долгий.
— Нам надо уходить, мисс Хэвишем!
Она уловила отчаяние в моем голосе и знаком велела мне садиться в машину. В мгновение ока мы вместе с машиной перенеслись с этого места в вестибюль Великой библиотеки.
— Значит, По Ту Сторону ты не в большом фаворе? — спросила Хэвишем, глуша мотор.
Двигатель захлебнулся, затрясся, и воцарилась блаженная тишина.
— Можно и так сказать.
— Нарушила закон?
— Не совсем.
Она несколько мгновений не сводила с меня взгляда.
— Мне показалось немного странным, что «Голиаф» засадил тебя в свой самый глубокий и охраняемый подвал. Пленка у тебя?
Я протянула ей катушку.
— Сделаю двойной отпечаток, — пробормотала она. — Спасибо за помощь. Встретимся завтра на поверке. Не опаздывай!
Я подождала, пока она уедет, затем вернулась к тому столу, где оставила купленный Ньюхеном сюжетный поворот с головой в мешке, и направилась домой. Я не стала прыгать напрямую, а поехала на лифте. Книгопрыганье, может, и быстрее, но очень утомляет.