Часом позже я вошла в штаб беллетриции и позвонила в колокольчик. Это был сигнал для председателя, означавший событие первостепенной важности, и через несколько мгновений Глашатай появился. За воротничком у него торчала салфетка — мой вызов оторвал его от обеда. Я села и рассказала ему обо всем, что случилось. Ему тоже пришлось сесть, когда он все это услышал.

— Где сейчас «блюберд»? — спросил он.

— Снова на складе, — ответила я. — Я приказала провести осмотр. Впечатление такое, что ось сломалась от усталости металла.

— Несчастный случай?

Я кивнула. Все-таки, ее не достали. Несмотря на все происшедшее, я по-прежнему не могла найти ничего подозрительного в ее гибели, а в случае с Перкинсом у меня в активе значился всего лишь отсутствующий на месте ключ. Гонки всегда опасны. И Хэвишем знала это лучше, чем кто-либо.

— Сколько ей осталось?

— За время нашего разговора они разыграли сцену смерти в «Надеждах». Врач сказал, что ей осталась в лучшем случае глава — пока мы сводим ссылки на нее и ее появление до минимума.

Председатель похлопал меня по плечу.

— Придется обучить А-генерата на ее место, — тихо сказал он. — «Надежды» не будут уничтожены.

Он посмотрел мне в лицо.

— На несколько дней вы освобождаетесь от службы, мисс Нонетот. Побудьте дома, придите в себя, а мы подыщем для вас спокойное занятие, пока вы не сможете вернуться к своим обязанностям в полной мере.

Появился Твид.

— Что случилось? — спросил он. — Мне сказали…

Глашатай взял его под руку и рассказал ему обо всем, что произошло, а я сидела и думала, как мне теперь жить без Хэвишем. Подошел Твид и положил мне руку на плечо.

— Мне очень жаль, Четверг. Хэвишем была из лучших. Мы все ее очень ценили.

Я поблагодарила его.

— Может, вам будут интересны те копии отчета из Главного текстораспределительного управления?

— Что в них?

Он положил их передо мной.

— Это отчеты по СуперСлову™, написанные Перкинсом, Дином и мисс Хэвишем. Все трое дают программе полное «добро». Если Перкинс и был убит, то не из-за программы.

— Высшая читабельность?

— Похоже на то. Такая современная система нуждается в людях вроде вас, Нонетот, чтобы наблюдать за проведением ее в жизнь. Я предлагаю вам постоянную должность в Книгомирье.

Я посмотрела на него. Идея показалась мне заманчивой. В конце концов, в Суиндоне меня никто не ждал.

— Звучит неплохо, Твид. Могу я подумать?

Он улыбнулся.

— Сколько хотите.

Я вернулась в гидросамолет Мэри и перечитала финальную сцену мисс Хэвишем в «Больших надеждах». Профессионал до последней минуты, она отыграла собственную смерть с таким чувством, какого я никогда не замечала в ней при жизни. Отыскав бутылку вина, я налила себе большой стакан и с облегчением выпила. При этом я знала, что пить мне по какой-то причине не следует, но вспомнить этой причины не могла. Я посмотрела на руку, на которой утром было написано какое-то слово. Хэвишем настояла, чтобы я его смыла, и я послушалась, но мне все равно было интересно, и по оставшимся бледным следам я пыталась понять, что там было написано.

— Липтон, — прошептала я. — Почему я написала на своей руке «Липтон»?

Я пожала плечами. Изысканное красное согревало душу, и я налила себе еще. Открыла «Маленького принца», модифицированного в СуперСлове™, которого дала мне Хэвишем, и принялась за чтение. От книги исходил странный дынный запах, бумага на ощупь напоминала тонкий пластик, буквы четко выделялись на молочной белизне страниц. Текст светился в полумраке кухни, и, заинтригованная, я отнесла ее в хозяйственный чуланчик, где в полной темноте текст все равно оставался ясным, как день. Я вернулась на кухню, села за стол и выбрала «Чувствительность чтения» на странице меню. Слова меняли свет с красного на синий, когда я их прочитывала, затем снова становились красными, когда я возвращалась к ним. Так я включала и выключала СветоТекст™, а потом экспериментировала с уровнями фона и музыкального сопровождения.

Я начала читать, и с первыми же словами в моем воображении развернулась огромная палитра новых эмоций. Читая описание пустыни, я слышала шум ветра в дюнах, ощущала жару и даже вкус выжженных песков. Голос рассказчика отличался от голоса принца, потому для их различия не требовалось авторских ремарок. Как и уверял Либрис, технический прогресс оказался на высоте. Я закрыла книгу, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

В дверь постучали.

Я крикнула, чтобы входили. Это был Арнольд.

— Привет! — сказал он. — К тебе можно?

— Чувствуй себя как дома, — ответила я. — Вина?

— Спасибо.

Он сел и улыбнулся мне. Я прежде никогда не замечала, что он весьма хорош собой.

— Где остальные? — спросил он, оглядываясь.

— Шляются где-то, — ответила я, махнув рукой в сторону лодки. У меня слегка кружилась голова. — Лола, наверное, гуляет с новым хахалем, Рэндольф кому-нибудь плачется по этому поводу, а где носит бабушку, понятия не имею. Выпить хочешь?

— Ты мне уже налила.

— Ну так я еще и себе налью. Чего пришел-то, Арни?

— Да так, мимо гулял. Как дела на работе?

— Отвратно. Мисс Хэвишем умирает, и что-то не так, а я не понимаю, что именно.

— Я слышал, у потусторонников иногда случаются «полеты фантазии», когда они начинают создавать сюжетные линии из ничего. Ты привыкнешь, не волнуйся. Да, прими мои поздравления, — добавил он. — Прочел в газете о твоем назначении.

Я подняла стакан, и мы оба выпили.

— А что у тебя с Мэри? — спросила я.

— Между нами уже давно ничего нет. Она считает меня неудачником и…

— Посылает ко всем чертям. Да, я слышала. А как тебе Лола? Ты с ней еще не переспал?

— Нет!

— Тогда ты единственный парень в «Кэвершемских высотах», который этого не сделал, — заявила я. — Еще выпить хочешь?

— Давай. А ты как? — спросил он. — Расскажи мне о твоем потустороннем муже.

— Да нет у меня мужа, — сказала я, — и не было никогда.

— Но ты же мне говорила…

— Может, просто хотела, чтобы ты отвязался. Был один парень по имени Орешек в Хроностраже, но это было давно. Он погиб от темпоральной пер-ре-груз-ки..

— Чего?

— Постарел преждевременно. Он умер.

Я вдруг почувствовала себя как-то неловко и посмотрела на стакан и полупустую бутылку.

— В чем дело, Четверг?

— Да так. Знаешь, бывает иногда: вдруг что-то вспоминаешь, но не понимаешь почему. Что-то вроде «обратного кадра».

Он улыбнулся.

— У меня немного воспоминаний, Четверг. Я ведь генерат. Может, у меня и могло быть прошлое, но меня не сочли достаточно важным персонажем для этого.

— Это танк? То есть это так? Ладно, я только что подумала о Белой лошади в Уффингтоне, дома. Теплая мягкая трава, синее небо, теплое солнце на лице… Почему я это вспомнила?

— Понятия не имею. А тебе не кажется, что тебе уже хватит?

— Все путем, — возразила я. — Я в полном порядке. Мне никогда лучше не бывало. А каково это — быть генератом?

— Неплохо, — ответил он, делая еще глоток вина. — Всегда есть шанс получить новую роль, если ты достаточно усерден и постоянно участвуешь в Программе по обмену. Семьи у меня нет — может, и к лучшему.

— Моя мамаша — посмешище, а отца просто не существует, — поделилась я. — Он странствующий по времени рыцарь… не смейся… а еще у меня два брата. Оба живут в Суиндоне. Один — священник, а другой…

— Кто?

Мне снова стало не по себе. Может, из-за вина. Я посмотрела на руку.

— Я не знаю, что он делает. Мы много лет не разговаривали.

Снова «обратный кадр», на сей раз Крым.

— Бутылка пуста, — пробормотала я, пытаясь налить вина.

— Ты бы сначала пробку вынула, — заметил Арнольд. — Позволь мне.

Он взял штопор и после упорных трудов вытащил пробку. Думаю, он был пьян. Некоторые люди удержу не знают.

— Как тебе Кладезь? — спросил он.

— Нормально, — ответила я. — Потустороннику тут очень неплохо живется. Никаких счетов оплачивать не надо, всегда хорошая погода и, что лучше всего, никакого «Голиафа», стряпни моей матушки или ТИПА.

— ТИПА умеет стряпать?

Я по-дурацки захихикала, он тоже. Через пару секунд мы оба истерически хохотали. Я сто лет так не смеялась.

Смех оборвался.

— А над чем это мы?

— Не знаю.

И мы снова расхохотались.

Я отдышалась и отпила еще вина.

— Ты танцуешь?

Арни озадаченно глядел на меня несколько мгновений.

— Конечно.

Я взяла его за руку и повела в гостиную. Нашла пластинку и поставила на проигрыватель. Положила ему руки на плечи, а он обнял меня за талию. Ощущение было странное и почему-то неправильное, но мне было все равно. Я сегодня потеряла хорошего друга и заслуживала небольшого расслабона.

Заиграла музыка, и мы начали медленно танцевать. Раньше я много танцевала — наверное, с Филбертом.

— Для одноногого ты хорошо танцуешь, Арни.

— У меня две ноги, Четверг.

И мы снова расхохотались. Я припала к нему, он оперся на софу, чтобы не рухнуть. Пиквик посмотрела на нас с отвращением и встопорщила перья.

— У тебя тут, в Кладезе, есть девушка?

— Нет никого, — медленно ответил он.

Я потерлась своей щекой о его щеку, нашла его губы и поцеловала очень ласково и бесцеремонно. Он начал отстраняться, но затем перестал и ответил на поцелуй. Ощущение оказалось до опасного приятным. Я не понимала, почему так долго оставалась одинокой.

Он оторвался от моих губ и отступил на шаг.

— Четверг, это все неправильно.

— Да что тут может быть неправильного? — спросила я, глядя на него и покачиваясь. — Хочешь пойти посмотреть мою спальню? Там такой классный потолок!

Я споткнулась и вцепилась в спинку дивана.

— Ну что уставилась? — спросила я Пиквик, сердито глядевшую на меня.

— У меня в голове стучит, — пробормотал Арнольд.

— И у меня тоже, — ответила я.

Арнольд склонил голову набок и прислушался.

— Не, это не в голове, это в дверь.

— Это двери восприятия, — заметила я. — Или небес и ада.

Он открыл дверь, и вошла очень старая женщина в синем бумазейном платье. Я начала было хихикать, но заткнулась, когда она подошла ко мне и отняла у меня стакан.

— И сколько ты уже выпила?

— Два? — ответила я, опираясь на стол.

— Две, — поправил Арни. — Бутылки.

— Два, — ответила я. — Ящика. — И снова захихикала, хотя на самом деле ничего смешного не было. — Слушай, бумазейная тетка, — погрозила я пальчиком, — лучше верни мне стакан!

— А о малыше ты подумала? — ответила она, грозно глядя на меня.

— Каком таком малыше? У кого малыш? Арни, у тебя малыш есть?

— Дело обстоит хуже, чем я думала, — пробормотала она. — Такие имена, как Аорнида и Лондэн, ничего тебе не говорят?

— Ни-че-го, — ответила я. — Но если хочешь, я выпью за них. Привет, Рэндольф.

Рэндольф и Лола стояли в дверях и с ужасом смотрели на меня.

— Ну? — сказала я. — У меня что, еще одна голова выросла или как?

— Лола, принеси ложку, — сказала бумазейная тетка. — Рэндольф, тащи Четверг в ванную.

— Зачем? — удивилась я, сползая на пол. — Сама дойду.

В следующий момент перед глазами у меня возникли задники Рэндольфовых ботинок и пол гостиной. Затем лестница с высоты его плеча. Меня снова разобрал смех, но остальное теряется в тумане. Я помню, как кашляла и блевала в унитаз, а затем, когда меня уложили в постель, разрыдалась.

— Она умерла. Сгорела.

— Я знаю, милая, — сказала старушка. — Я твоя бабушка, помнишь?

— Ба? — всхлипнула я, внезапно узнав ее. — Прости, что я назвала тебя «бумазейной теткой»!

— Все в порядке. Может, и хорошо, что ты выпила. Сейчас ты заснешь, а во сне тебе предстоит сражаться со своими воспоминаниями. Поняла?

— Нет.

Она вздохнула и отерла мне лоб маленькой розовой ладошкой. От этого мне полегчало, и я перестала плакать.

— Держись, дорогая. Не теряй головы и будь сильнее, чем когда-либо прежде. Встретимся утром на том берегу.

Бабушкино лицо начало расплываться, меня охватила дремота, и я погрузилась в глубины подсознания.