5.1.02.12.023: Хранитель обязан обеспечить доступ к картинам, скульптурам и другим произведениям искусства по первому требованию любого гражданина.

Весть о прибытии цветчика разнеслась мгновенно. К тому времени, как мы с ним подходили к нашему дому, у дверей уже собралась кучка зевак, чтобы посмотреть — нет, не на него, а на шестерни велосипеда и заляпанный краской комбинезон. В этом унылом городе он был проблеском надежды, примером того, каким красочным может выглядеть мир, если только позволить себе купить пигмента, для чего нужно иметь время и возможность собирать цветной хлам.

— А вы пользуетесь популярностью, — заметил я, провожая его в одну из гостевых комнат.

— Не я, а НСЦ, — поправил он. — Я знал людей, совершавших немыслимые поступки ради одной цветной орхидеи. А ты, приятель, интересуешься цветом?

— Мой оттенок горчичного занял первое место на прошлогодней ярмарке увеселений. — Наконец-то мне представился случай похвастаться. — Он получился темнее, чем у остальных: 33–71–67.

— Хмм, — промычал цветчик, тут же мысленно воспроизводя цвет, — неплохо. А что мы берем для примулы?

— 62–62–98, господин Глянц.

— А для моркови?

— 31–87–97.

Это впечатлило его.

— Ты разбираешься в цветах.

— Я учился у бывшего смешивателя, Грега Пунцетти.

— Мы с ним встречались пару раз, — раздумчиво проговорил цветчик. — Прекрасный парень. Наверное, нам с тобой стоить поговорить. Развяжи мне шнурки и сними ботинки, ладно? И еще возьми мое белье простирнуть. Зови меня просто Мэтью.

Я отнес картину префекту Смородини, как только разобрался с бельем Глянца и переоделся в более официальный костюм. Смородини выглядел как никогда счастливым.

— Мы поместим его у Кошенилей, — объявил он, восхищенно созерцая полотно. — У них уже живет один Ван Гог. Они знают, как ухаживать за такими вещами. Надо сделать контурную копию с номерами цветов и раскрасить синтетическими красками, чтобы Караваджо засверкал во всем блеске.

— У нашей госпожи Крушинник есть тернеровское «Крушение „Минотавра“», — сказал я, отстаивая честь родного города, — а у Рут С-9 — Ренуар.

— Вам надо увидеть нашего Вермеера. Он, правда, в Серой зоне, но можно попросить кого-нибудь из серых сопроводить вас туда и обратно.

Через несколько минут я входил в ратушу. Правила не уточняли, какой из приемов пищи надо совершать в ней, но это всегда был ланч. Множество горожан, принадлежавших к разным цветам, переговаривались, прежде чем сесть за отведенные им столики. Я узнал лишь немногих, в том числе Люси Охристую. К счастью, из-за прибытия цветчика моя встреча с ятевео никого не интересовала.

— Привет! — сказал я, но Люси посмотрела на меня пустым взглядом. — Я Эдди Бурый.

— Ой, извини! Я о чем-то думала. Спасибо, что помог мне сегодня утром. Но только верни мне линкольн, пожалуйста. Мама его хватится.

— Я его уничтожил, — солгал я, возможно, что и к лучшему.

— Тогда я скажу, что линкольн унес Томмо. Мне нужен веский довод, чтобы не пускать его к нам домой.

Я принялся расспрашивать Люси о ее отце как можно осторожнее. Девушка сказала, что он был не прочь хватить линкольна, но пребыванием в Зеленой комнате не злоупотреблял.

— Не знаю, что он там делал, — добавила она, — но он не мог поставить себе ошибочный диагноз. И уж точно не «ловил лягушку».

И Люси, задумавшись, погрузилась в молчание. Я решил сменить тему.

— Я привез тебе вот это, как ты просила. — Я показал ей ложку из Ржавого Холма, завернутую в старый носок, чтобы никто не увидел.

Ложки представляли такую ценность, что ими платили за понятно что, подрывая некогда романтический обычай дарения ложки. «Принять ложку» стало пренебрежительным выражением, намеком на нецеломудренность. Поэтому я и уточнил: «как ты просила».

— О-о! Это то самое?

Я кивнул, и Люси назвала меня «милашкой».

— Как я могу отблагодарить?

— Да никак не надо, — ответил я, на случай если она неправильно меня поняла. — Это просто подарок.

— Что тут происходит? — спросил внезапно появившийся Томмо.

Кажется, ему сильно не понравилось, что мы беседуем друг с другом.

— Эдди дал мне ложку, — объяснила Люси с самым невинным видом.

— Что-о?

— Столовый прибор, Томмо.

— А, да, — он немного успокоился, — правильно.

— Вот я балда, — пожаловалась Люси. — Не умею выбирать слова.

Мы сели за тот же стол для красных, что и утром. Люси принялась болтать с девушкой на другом его конце. Я ничего не мог разобрать, но обе показывали на меня, хихикая.

— Послушай, — обратился ко мне Томмо, — ты ведь не собираешься склеить Люси?

— Совсем нет.

— Хмм. Положил глаз на Чокнутую Джейн? Много пощечин и чуточку удовольствия?

— Нет. Думаю, тут будут сплошные пощечины — и никакого удовольствия.

— Похоже, ты прав. Как там Ржавый Холм?

— Чудесно.

Я рассказал обо всем, что случилось со мной за двадцать восемь минут пребывания там: масса мертвецов, разрушающийся город, Караваджо, цветогидрант, энэсцешник. Я опустил лишь то, что касалось Джейн, Зейна и призрака, но это все равно не интересовало Томмо.

— А мои ботинки девятого размера?

— Вот. — Я протянул ему бумажный пакет с обувью, снятой с мертвого префекта. — Извини, я вовремя не заметил, как они воняют.

— Ага, вижу. — Томмо сморщился и достал скрюченный палец, приставший к стельке. — А ты не мог взять другие, из прихожей?

— Это воровство.

Он перегнулся через стол и швырнул палец в кувшин с водой.

— Знаешь, Эдди, ты слегка двинутый.

К столу подсаживались другие красные, вежливо кивая, когда им представляли меня. Я не знал никого, но они достаточно знали обо мне. Я бы хотел, конечно, чтобы обо мне говорили: «вот парень, который привез Караваджо», или «это дальний родственник цветчика», или хотя бы «он видел последнего кролика». Но нет — я был тем, кто рискнул своей шкурой ради желтого, да к тому же оказался «настолько глуп, что его чуть не сожрало ятевео».

— Кто это? — спросил я Томмо, когда в зал вошла женщина сурового вида.

— Госпожа де Мальва. Если сказать, что она призрак в человеческом облике, это будет несправедливо по отношению ко всем призракам. Она не входит в Совет, но очень влиятельна. Но пусть ее вид тебя не обманывает — она родилась темно-синей и стала лиловой лишь после замужества. Мерзкое создание, которое идет следом, — ее дочь, Виолетта де Мальва. Страшная скандалистка и, как поговаривают, будущий главный префект. Лучше не попадаться ей на глаза.

Но поздно: Виолетта заметила, что мы с Томмо переговариваемся, и поспешила к нашему столу намеренно детской походкой. Прическа — два хвостика — делала ее моложе своих лет. Виолетту нельзя было назвать некрасивой, но ее портил нос — слишком вздернутый и слишком маленький. Как и Кортленд, сын желтого префекта, она носила множество значков, говоривших об отличиях.

— Ты, должно быть, младший Бурый, — сказала она чуть ли не обвинительным тоном, покосившись на мои значки. — Тебе прописано смирение?

— По решению моего Совета.

— Тысяча баллов? — спросила она, имея в виду лучшую половину моей коллекции значков.

— Как видите.

— Что, Виолетта, — вмешался Томмо, — много задушила пушистых лесных зверьков?

Она холодно поглядела на него и опять обратилась ко мне, садясь между нами с нежной улыбкой, так что нам с Томмо пришлось подвинуться:

— Я Виолетта. Виолетта де Мальва. Если тебе сильно повезет, ты станешь моим другом. У меня очень много друзей — некоторые говорят, ни у кого в городе нет столько.

— Очень рад за вас, — ответил я.

— Прелестно! Теперь посмотрим… — Она достала записную книжку из кармана передника и стала листать. — У меня исчерпан лимит друзей, надо кого-то вычеркнуть, чтобы вписать тебя. Ага: Элизабет Золотти.

Виолетта зачеркнула ее имя и вписала сверху мое. Вообще-то я не соглашался стать ее другом, а она и не подумала спросить. Пурпурные, как правило, вели себя именно так.

— Готово! — провозгласила она. — Элизабет все время что-то вынюхивает, к тому же она косолапая и не отличит лютика от гвоздики. А правда, что ты играешь на виолончели?

— Только на трех струнах. Четвертую начну осваивать этим летом.

— Прекрасно! Ты будешь играть в оркестре. Мы собираемся ставить «Редсайдскую историю». Я играть не смогу — у меня главная роль. Придется изображать зеленую, но мы, прирожденные трагики, не боимся показаться смешными. — Она нахмурилась и пристально посмотрела на меня. — Ты ведь не считаешь, что я буду выглядеть смешно?

— Нисколько. Я однажды играл Натана в «Серых и куклах».

— Как это ужасно, — засмеялась она. — Ты, верно, чувствовал себя полным идиотом. Теперь вот что: сколько красного ты видишь?

Этого вопроса следовало ожидать: если старшая де Мальва была синей от рождения, то Виолетта располагалась на синем конце пурпурной части спектра. Чтобы лиловые удержались на вершине социальной лестницы, Виолетте требовался муж покраснее — тогда их дети оказались бы в центре этой части.

— Скажи, что мало, — просвистел Томмо неслышным шепотом.

— Заткнись, Киноварный. Ну так что, мастер Эдвард?

Я хотел было солгать и сказать, что немного, но, поразмыслив, решил, что не обязан говорить этого просто потому, что она спросила.

— Я не обязан отвечать на такие вопросы, госпожа де Мальва.

— Ошибаешься, — с раздражением ответила она. — Обязан. Ну так сколько же? — Мы поглядели друг на друга секунду-другую, потом Виолетта расхохоталась и игриво толкнула меня в плечо. — Ох уж эти Бурые! Проказники! Так не забудь про оркестр. Репетиции по средам, сразу после чая. Кстати, в вашем кувшине с водой плавает чей-то палец.

В зале появилась еще одна девушка, худощавее Виолетты. Судя по всему, она занималась хоккеем с мячом: я сделал такой вывод, потому что в руках у нее была клюшка.

— Ну-ну, — презрительно усмехнулась Виолетта. — Привет, Дэзи Кармазин. Тебя будут прослушивать на роль Марии? Если не получишь, не чувствуй себя совсем уж никчемной.

— Извини, — сказала Дэзи, одаривая Виолетту вежливой улыбкой, — ты что-то сказала? Я думала об овцах.

Виолетта безрадостно улыбнулась, встала и пошла прочь, толкнув Дэзи плечом.

— Да уж, — прокомментировала Дэзи, садясь и отпивая из стакана Томмо, потому что она заметила палец в кувшине, — несчастен тот, кто на ней женится. Кто сейчас ее любимчик?

— Твой братец, — ответил Томмо. — Ей придется не легче.

— Я шепну ему пару словечек на ухо. Породниться с Виолеттой: вот ужас! Привет. Я Дэзи Кармазин. А вы, должно быть, Эдвард.

Томмо пихнул меня в бок. Я вспомнил, что он уже поженил нас с Дэзи в своих брачных проектах.

— Эдди, — сказал я, пожимая ее руку. — Друзья?

— Друзья.

Дэзи была скорее хорошенькой, но выглядела старше своих лет из-за волос, доходивших до плеч, и темных веснушек на переносице. Нос у нее, как и говорил Томмо, был, пожалуй, слишком острым.

— Большое спасибо за Караваджо, — сказала она. — А то у нас тут перекос в сторону постимпрессионистов. А наш Пикассо сейчас в Желтополисе, на выставке. Кстати, берегись де Мальва — связываться с этой компанией все равно что есть бутерброд со скорпионами.

— Вот что мне нравится в вашем городе, — заметил я. — Все так хорошо отзываются друг о друге.

— Насчет бутерброда со скорпионами она права, — подал голос Томмо. — Поэтому я и не включил Виолетту в число перспективных невест для тебя. И потом, самый сильный из красных у нас Дуг Кармазин. Он вытянет короткую соломинку и наденет Виолетте кольцо на палец.

— А что Дуглас думает по поводу женитьбы на одной из де Мальва? — поинтересовался я.

— Горячо надеется, что красного в нем меньше, чем он полагает, — пробормотала Дэзи, которая явно тревожилась за брата.

Я понял, что она имеет в виду. Никто не может повлиять на результаты теста Исихары, и большинство людей в целом представляют себе свои зрительные способности. Но часто случаются сюрпризы — например, неожиданно открывшиеся возможности, унаследованные от далеких предков. Даже дети серых в энном поколении могут обнаружить способности к цветовосприятию, о которых и не подозревали. Раннее прохождение теста приводило к тому, что вся городская политика могла перевернуться с ног на голову, и префекты были настороже, что удерживало их от злоупотреблений.

— Мастер Эдвард? — спросил кто-то рядом со мной.

Я повернулся и обнаружил девочку — лет двенадцати, не больше, — державшую папку с зажимом и прелестно одетую. У нее были желтый кружок и множество знаков отличия, а также блестящий значок «Старший младший инспектор».

— Привет, — дружески поздоровался я. — Чем могу помочь, девочка?

— Ты можешь помочь мне, оставив этот высокомерный тон, если не хочешь получить пальцем в глаз.

Я опешил.

— Не достанешь, — возразил Томмо. — Мы оба присутствуем на ланче. Поэтому поставь галочку в своем долбаном табеле учета и ковыляй отсюда.

— Ты обязан сказать «здесь» после того, как я назову твое имя. Таковы правила. Если не желаешь, я доложу, что ты мешаешь инспектору, и тогда тебе придется объясняться с префектом.

— Иди на хрен, девчонка, — прорычал он. — И еще раз иди на хрен. И еще раз, если не поняла.

Девочка нахмурилась, сердито поглядела на него и отошла.

— Пенелопа, младшая из Гуммигутов, — пояснил Томмо. — Племянница Кортленда, внучка желтого префекта. Желтого в ней меньше, чем в этих двух, но достаточно, чтобы всех задолбать.

Через несколько минут Пенелопа вернулась, ведя с собой свою бабушку — желтого префекта.

— Что тут происходит? — осведомилась госпожа Гуммигут.

Мы встали, как того требовали правила.

— Томас Киноварный нарушил протокол, — самодовольно изрек противный ребенок, — и послал меня на хрен. Три раза.

— Я с гордостью признаюсь в том, что послал ее на хрен, — весело сказал Томмо, — но хотел бы принести свои бесконечные извинения младшей госпоже Гуммигут согласно статье 42 и в то же время просить о добросовестном толковании правила 6.3.22.02.044.

— Принято, — ответила Гуммигут, которой Пенелопа, видимо, тоже действовала на нервы. — Ты будешь оштрафован только на пять баллов за неуважение к инспектору по учету присутствия на ланче. У тебя вообще есть баллы, Киноварный?

— Минус сто восемь, мадам.

— Не лучше ли заработать хоть сколько-нибудь до теста в воскресенье?

Пенелопа широко ухмылялась. Она достала свою балльную книжечку, чтобы получить полбалла в качестве вознаграждения. Госпожа Гуммигут велела Томмо подтянуть носки и удалилась. Пенелопа поскакала следом за ней.

— А это того стоило? — спросил я, когда мы сели на свои места.

— Конечно, — усмехнулся Томмо.

Он протянул Пенелопин карандаш своему соседу по столу, который положил его в карман и быстро пошел прочь.

— Теперь полюбуйся на юное создание.

Мы оба повернулись к Пенелопе: та как раз поняла, что лишилась карандаша. Она порылась в карманах, затем стала искать на полу. На лице ее все отчетливее проявлялось отчаяние.

— Два балла штрафа за потерю собственности Совета, — сообщил Томмо, — и еще один за то, что учет не закончен вовремя. А за карандаш мне дадут пятьдесят цент-баллов на бежевом рынке.

Я рассмеялся.

— Итак, — произнесла Дэзи, наставляя на меня палец, — на ком намерен жениться Эдди Бурый?

— У Томмо неуемное воображение, — пояснил я. — Сосчитав все стулья, я отбуду. Так что вопрос, если честно, чисто теоретический.

— Эдди станет твоим мужем, Дэзи, — сказал Томмо.

Она прыснула, и я почувствовал себя неловко.

— Не стоит нервничать, — посоветовала она, кладя теплую ладонь на тыльную сторону моей. — Томмо попросту зубоскалит. Женись на ком хочешь или не женись. Как тебе больше нравится.

Если бы все это было так просто! Дэзи добродушно подмигнула мне, немного подумала и изрекла:

— Но хочется спросить из чистого любопытства: кто мог бы гипотетически сражаться за предполагаемые чувства Эдди Бурого?

— Сестра Томмо, — ответил я.

— Но у Томмо нет сестры.

— Я добавил ее, чтобы расширить круг возможных комбинаций, — беззаботно признался он. — Точно так же у Касси нет брата, а у Симоны, Лизы, Торкила и Джоффа проблемы с существованием. Но это увеличивает брачный рынок и дает нам иллюзию богатого выбора.

— За что, — с улыбкой сказала Дэзи, — мы все тебе крайне признательны.

— В общем и целом, дорогая Дэзи, — заявил Томмо, — у Эдди все выходит удивительно хорошо. Я приберегу окончательное суждение о его женитьбе до того, как увижу его в хоккейном матче против женской команды.

— Прошу прощения? — вмешался я, так как впервые слышал об этом.

— Это местная традиция, — объяснил Томмо. — Ежегодно проводится матч по хоккею с мячом, мы даем девушкам выиграть, они уходят довольными.

Дэзи посмотрела на меня и подняла брови.

— По правде говоря, — сказала она, — мы задаем мальчишкам по первое число. Это так здорово — утереть им нос. А теперь простите: мне надо кое с кем поговорить, прежде чем де Мальва начнет капать нам на мозги.

— Ну, что ты думаешь? — спросил Томмо, когда девушка отошла.

— Очень приятная.

— Видишь? Я же говорю, устраивать браки у меня получается хорошо.

— Привет, — сказал бледный юноша, садясь возле меня. — Я Дуг, брат Дэзи. Как я понимаю, ты собираешься жениться на моей сестре?

— Это Томмо так говорит.

— Ты не пожалеешь, — заверил он меня. — Потрясающее чувство юмора. А как целуется! Только язык, по-моему, просовывает слишком глубоко.

Я, вероятно, выглядел опешившим, потому что Дуг хихикнул, а парень рядом с ним толкнул его локтем. Оба затряслись от сдавленного хохота, радуясь, что шутка удалась. Я хотел выдать в ответ что-нибудь необычайно забавное и умное, но ничего не придумал и усмехнулся притворно-благодушно.

— Чей это палец? — поинтересовался Дуг, наливая воду, когда что-то маленькое и черное упало в его стакан.

— Это палец Томмо.

Дуг выловил его и бросил в чей-то кувшин чуть подальше.

— Добрый день, Эдвард.

Отец прибыл к ланчу — и не один. С ним была женщина его возраста, то есть лет под пятьдесят, в ослепительно сияющем платье, которое при движении прямо-таки искрилось, будучи увешано украшениями — красные камни в серебряной оправе. Вероятно, она нарушала какие-то правила насчет одежды и скромного вида. Но я не мог думать об этом всерьез — женщина выглядела просто великолепно.

— Добрый день, сударь, — вежливо поздоровался я: обращение «Эдвард» означало, что отец хочет произвести впечатление на даму.

— Это госпожа Охристая, — представил ее отец, — мой старый друг.

— Добрый день, — сказал я, подумав, что у нее странный способ носить траур по мужу.

Или знаком траура была черная бархатка на шее?

— Она попросила нас присоединиться к хромогенции и прийти сегодня вечером на собрание Дискуссионного клуба, — продолжил отец.

Я еще не прошел теста Исихары и официально не имел 50-процентного цветовосприятия — необходимого условия для вступления в ряды хромогенции. Но дети ее членов допускались на собрания дискуссионных клубов в качестве прислужников, так как серым это запрещалось — у них могли «возникнуть разные идеи».

— Я согласен, — вежливо ответил я. — Премного благодарен.

Охристая оказалась довольно милой дамой, пусть слегка склонной к флирту и чрезмерно пышно одетой. Рассказ о том, как дочь ее накачалась сегодня утром, только испортит дело, подумал я, а потому выразил радость по поводу знакомства и принес соболезнования в связи с потерей мужа. Госпожа Охристая поблагодарила меня и сказала, что нас ожидают на собрании. Не мог бы я принести рисовый пудинг?

Разговор закончился со стуком сотен отодвигаемых стульев. Все, кто сидел, вскочили и стали меняться местами, чтобы сесть правильно: в зал вошли де Мальва и остальные члены Совета. Я положился на удачу и очутился в конце стола между Томмо и Дугом.