2.5.03.16.281: Учения по молниезащите должны проводиться не реже одного раза в неделю.

После завтрака я направился в фотолабораторию к Северусу и рассказал ему о возможности обосноваться в Смарагде и об условиях цветчика.

— Тысяча?

— Так он сказал.

— Мы вдвоем сможем ее наскрести, но на билет тогда не хватит.

— Как урожай?

— Пятнадцать минус-унций, — сказал он, — намного хуже, чем в прошлом году.

Я велел ему быть в постоянной готовности — вдруг что-то изменится? Он поблагодарил меня за потраченное время. Расставшись с Северусом, я наткнулся на Карлоса Фанданго, который чистил фонарный механизм.

— Ты послал письмо своему пурпурному приятелю? — спросил он, продемонстрировав, как работает механизм.

По словам Фанданго, он требовал постоянного ухода, чтобы фонарь не мигал или, хуже того, совсем не погас. Это было самой тяжкой провинностью для смотрителя.

— Он на совещании по лидерству в Малахите Приморском, — солгал я: если Фанданго окончательно остановится на Берти, он не станет интересоваться другими потенциальными поклонниками, — но я запросил название его отеля. Может быть, завтра.

— Отлично! Ты видел Кортленда? Он хотел с тобой о чем-то поговорить.

Разузнав, где искать Кортленда, я вышел из города на большой луг, где стоял второй по ранжиру восточнокарминский «форд-Т» — пикап, куда более потрепанный, чем седан, если только это было возможно. Вмятины на кузове столько раз выправлялись молотком, что он походил на кожуру печеной картошки, а шины были самодельными, из кусков бросовой резины, умело сшитых при помощи нейлоновых нитей. Фанданго объяснял, что этот «форд» используется для борьбы против шаровых молний. В грузовом отделении на специальной шарнирной стойке был закреплен в полной боевой готовности мощный арбалет, с медным гарпуном.

Рядом с машиной в шезлонге сидел Кортленд. На нем был твидовый костюм в елочку. Сбоку от Кортленда стоял небольшой стол с чашкой чая и печеньем. Чуть поодаль какой-то серый смотрел в бинокль на Западные холмы. Они с Кортлендом, вероятно, получали тройную оплату. Поведение обычной молнии можно было легко предсказать, но шаровая была вещью в себе. Наша команда в Нефрите теряла по молниеборцу почти каждый год. Неприятная работенка.

— Рад, что смог прийти, — сказал Кортленд. — Чаю?

— Нет, спасибо.

— Ну, как знаешь. Престон, мой подчиненный, обалденно его заваривает. Да, Престон?

— Да, господин, — пробормотал тот, не отрывая взгляда от горизонта.

— До того как при каком-то скачке запретили езду верхом, — продолжил Кортленд, — для охоты за молниями использовались лошади. Прекрасный спорт, как говорят, хотя я не верю, что им удалось поймать хоть одну. Это непросто — бросать гарпун на полном скаку, а заземляющие провода все время запутывались между лошадиных ног.

Он негромко фыркнул, затем повернулся ко мне с недовольным видом.

— Томмо говорит, ты не заказал для нас лишний экземпляр линкольна, хотя он устроил тебе поездку в Ржавый Холм.

Я пожал плечами.

— Это нелегко — заказать лишний экземпляр так, чтобы отец не заметил.

— Конечно нелегко, — злобно сказал Кортленд. — Было бы легко, я бы напряг Томмо или достал бы сам.

— Молния! — воскликнул Престон, быстро откладывая бинокль и склоняясь над уровнем, закрепленным на деревянной треноге.

Мы уставились на горизонт. К нам медленно двигался сверкающий белый шар. Кортленд отложил чашку, взял секундомер и планшет.

— Азимут двести шестьдесят два градуса, — объявил Престон, — угол возвышения тридцать два.

Кортленд записал цифры и нажал на кнопку секундомера.

— Пошел! — сказал он и повернулся ко мне. — Так как ты собираешься расплачиваться? Есть у тебя что-нибудь еще? Или мне записать услугу на твой счет?

— У меня есть счет?

— А как же! Причем с отрицательным балансом, потому счет заводится не бесплатно. Стоп!

Секундомер отсчитал десять секунд.

— Азимут двести шестьдесят семь градусов, угол возвышения тридцать шесть, — сказал Престон. — Думаю, она на большой высоте и движется быстро, командир.

— Спасибо, я лучше сам определю. — Кортленд поколдовал с картонным счетным прибором, потом объявил: — Движется быстро, на большой высоте. Приземлится где-то возле Большого Кирпичного, если не погаснет раньше. Так вот, — снова обратился он ко мне, — чтобы расплатиться, ты снова отправишься в Ржавый Холм и соберешь там столько ложек, сколько сможешь. Даже помятая ложка стоит сто баллов на бежевом рынке, а из полусотни ложек две-три окажутся с читаемыми кодами: их можно продать в малонаселенный город. Много налички, добытой законным способом.

Но меня мало беспокоили ложечные калькуляции жадного до денег Кортленда — голова моя была занята другим, и я не мог больше сдерживаться.

— Мы нашли Трэвиса.

Кортленд внимательно посмотрел на меня, затем небрежно спросил:

— Живого?

— Нет.

— Вот досада. Тебе удалось забрать ложки до того, как появились другие?

— Меня больше волновал сам Трэвис.

— Вот что бывает, если принимаешь дружбу людей другого цвета, — упрекнул он меня. — Становишься сентиментальным в ущерб собственной выгоде. А что случилось с ним, кстати?

— Голова наполовину обгорела.

— Хорошая новость для Совета. Можно оправдать чудовищные расходы на молниеотвод.

— Но для Трэвиса-то плохая.

Кортленд пожал плечами. Я показал ему кусочек расплавленного металла из черепа Трэвиса.

— Ты знаешь, что это такое?

— Конечно, — равнодушно ответил он, — это часть несгоревшего магниевого факела. Может, Томмо даст тебе за него четыре балла. Этот парень способен продать оранжевому зеленое.

— А ты не хочешь знать, где я нашел эту штуку?

— Приятель, если тебе нравится рыскать в поисках всякого хлама, то у меня есть дела поважнее.

— Я нашел его в голове Трэвиса.

Кортленд несколько секунд бездумно таращился на меня, но ничего не сказал. Той ночью он вместе с матерью пошел разыскивать Трэвиса, и оба несли магниевые факелы. При помощи вспышки такого факела можно было сымитировать удар шаровой молнии. Гуммигуты утверждали, что не нашли Трэвиса, но, видимо, все сложилось иначе. Кортленд щелкнул пальцами.

— Что-то задумал, Эдвард?

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему ты убил его?

Кортленд поднялся на ноги. Я думал, он сейчас бросится на меня, — но нет, он лишь громко рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

— Ты наслушался «Ренфру», старина. Убийств больше нет — какой смысл? Зачем нам вообще строить такие планы?

— Не знаю.

— Вот именно. И потом, у тебя есть доказательства? Кто-нибудь видел, как ты доставал это из головы Трэвиса?

Я промолчал, что само по себе было ответом.

— Ты прохиндей, — сказал Кортленд. — Уважаю. Говорят, ты неслабо красный и побудешь немного с нами. Думаю, нам с тобой надо ладить.

— Я не останусь здесь, Кортленд.

Он улыбнулся.

— Так ты и правда не въезжаешь? — Он указал на мой значок «Ищу смирения». — Думаешь, тебя послали сюда из-за того, что Берти Маджента изобразил слона?

— Да.

— А ты поразмысли как следует. Внешние пределы — в них больше смысла, чем ты думаешь. Это место ссылки для тех, кто не сделал ничего против правил, но проявил себя как «потенциально проблемная личность». Когда дело касается «Гармонии», всегда лучше вовремя перестраховаться. Перепись стульев во Внешних пределах — та же перезагрузка, только с маленькой буквы.

По моему телу пробежала дрожь. Да, старик Маджента вовсе не рассердился, когда я подшутил над его сыном, — наоборот, хохотал над этим, кажется, третий раз за всю свою жизнь. А господин Блаупункт, наш синий префект, сказал мне с глазу на глаз, что Берти это заслужил — он болван — и все так считают.

— Это из-за моих предложений по очередям? — тихо спросил я.

— Ага, начал въезжать. Коллектив запрограммирован на сопротивление переменам. Не только в плане технологий и социальной мобильности, но и в плане идей. Улучшение системы очередей не правонарушение, но ты теперь носишь скрытую метку.

— А «один берешь, другой отдаем задаром» тоже скрытая метка?

— И Томмо здесь по тем же причинам. Но его пометили из-за жадности, а не из-за крамольных покушений на нерушимую систему обеденных очередей. Точно не хочешь чаю?

— Точно.

— Постройка летающих моделек, открытие колебаний, чрезмерный интерес к истории, необычные высказывания в Дискуссионном клубе — список длинный. Ты не уедешь отсюда.

— Но я собираюсь жениться на одной из Марена.

— Со временем ты привыкнешь, беспокойство и гнев поутихнут. Большинство людей в Пределах постепенно сдаются и даже выставляют свою нестандартность напоказ с уязвленной гордостью. Через одно-два поколения твои потомки не будут знать, почему они живут здесь, и смогут куда-нибудь переехать. Если только…

— Если только что?

Он порылся в кармане, достал свой кошелек и демонстративно открыл его — так, чтобы я увидел толстую пачку банкнот.

— Твой нелепые утверждения насчет Трэвиса не подкреплены никакими доказательствами. Но я, скажем так, готов проявить щедрость по отношению к тому, кто везде сует свой нос, — для его же пользы. Сколько сейчас берут красные за молчание? Триста?

Я уставился на него.

— Я не продаюсь.

Он вздохнул.

— Ваша неуместная щепетильность становится утомительной, мастер Бурый. Вы собираетесь назвать цену — или мы начинаем долгие и скучные переговоры?

— Я всего лишь хочу справедливости для Трэвиса.

Кортленд снова рассмеялся.

— Тогда удачи. Что есть у тебя? Кусок ни на что не годного металла и скандальная история. Что есть у нас? Префект и старший инспектор, готовые поклясться Словом Манселла, что они ничего не видели и не нашли. — Он наклонился ближе ко мне и тихо прорычал: — У тебя нет ничего, Бурый. Ничего. На самом деле, после того как ты навлек на себя ярость Гуммигутов, у тебя даже меньше, чем ничего.

— Низко и медленно, вест-тень-зюйд! — крикнул Престон, бегом направляясь к «форду». — Двойная!

Действительно, две молнии размером с футбольный мяч вращались друг вокруг друга. Подгоняемые ветром, они плыли между вершин деревьев ярдов за пятьсот от нас. Престон мигом запустил «форд», Кортленд вскочил в кузов.

— Сюда, Бурый, — сказал он, поворачивая тяжелый арбалет по горизонтали и убеждаясь, что медный гарпун прочно сидит на тетиве. — Принеси хоть какую-то пользу!

Поколебавшись секунду, я запрыгнул в кабину — и вовремя. «Форд» наклонился, дернулся и под кортлендовское «ату!» понесся по траве, вниз по склону, к рощице.

— Привет, — сказал я Престону. — Эдди Бурый.

— В первый раз ловите молнию?

Я кивнул. Автомобиль подскочил, заехав в ямку.

— Вам понравится, — сказал он. — У нас тут каждые тридцать семь дней плазменные штормы. С такой регулярностью, что можно строить по ним свое расписание.

Я понизил голос, чтобы Кортленд не услышал, хоть это и было излишним — гудение «форда» заглушало все, кроме криков.

— А Кортленд — он… ну, вы понимаете?

— Опасный? Буйный? Тронутый? Безусловно. А вы, сударь, глупы, как слизень. Обвинять Кортленда и его мать в убийстве? Думаете, они это так оставят?

— В Нефрите, — ответил я, — все соблюдают правила.

— Вы во Внешних пределах, мастер Эдвард. Здесь совсем другой коленкор.

«Форд» промчался через открытые ворота, въехал в рощицу, покружил между деревьев, помял несколько колючих кустов — и наконец остановился. Мы оказались на небольшой полянке, окруженной белыми березами. На ее краю я заметил старый двухрельсовый локомотив, наполовину ушедший в землю и крепко оплетенный корнями могучего дуба. Мы ожидали, что где-то рядом будет плясать двойная молния, но воздух был спокойным, и молний нигде не было заметно.

— Взорвалась? — спросил Кортленд.

— Не-а, — ответил Престон, он пробовал воздух, облизывая губы. — Где-то рядом. Металл обычно их притягивает. — Он кивнул в сторону ржавого локомотива. — Чувствуете?

Теперь, после его вопроса, я чувствовал это: слабое жужжание в воздухе и странный металлический вкус у меня во рту. Я вышел из кабины вслед за Престоном. Мы оба залезли в кузов, где молча ждал Кортленд. Наша с ним стычка оказалась на время позабыта — шаровая молния была куда важнее, и к тому же все мы понимали, что добыча близка.

— Там!

Шелестя и потрескивая, из-за древесных крон медленно выплыли два шара. Кортленд стал настраивать прицел арбалета, а Престон развил бурную деятельность: стал вращать барабан, освобождая провод заземления, затем вбил медный колышек на безопасном расстоянии от «форда». Прикрепив провода, он проорал:

— Давай!

Несколько вещей, казалось, произошло одновременно. Кортленд выстрелил из арбалета, раздалось «дзынь», удерживающий гарпун трос стал быстро разматываться с барабана. Гарпун вошел в соприкосновение с молнией, по тросу к медному колышку побежала яркая вспышка, обозначая перемещение заряда энергии, и с оглушительным звуком — в тональности си-минорного нонаккорда — в земле, на месте колышка, возникла обширная дыра. Я пришел в себя через секунду-другую, но Престон с Кортлендом еще не оправились. Молний было две, и каждая из них теоретически обладала большой разрушительной силой. Я прыгнул в кузов — Престон только начал шевелиться — и помог Кортленду заново натянуть арбалет. Мы вернулись на луг, где вести машину было гораздо легче, и вскоре перегнали молнию, которая смещалась к линолеумной фабрике. «Форд» остановился. Арбалет был теперь полностью натянут, тетива зацеплена за скобу. Кортленд вложил новый медный гарпун, а Престон стал разматывать барабан с проводом заземления.

— Быстрее! — нетерпеливо рявкнул Кортленд.

Шар проплывал у нас над головами с жужжанием, которое скорее ощущалось, чем слышалось. Но Престон замешкался, привязывая провод к колышку.

— Шевелись! — приказал Кортленд. — Помоги идиоту распутать провод!

Я выскочил из кузова и побежал туда, где Престон боролся с заземляющей проволокой. Если бы солнце было в другом положении и тень Кортленда не оказалась справа от меня, я не дожил бы до сегодняшнего дня, чтобы стать жертвой ятевео. Но оно было именно в этом положении, и я мог наблюдать за тенью Кортленда, разворачивавшего арбалет в нашем направлении. Я даже не успел подумать, как метнулся влево. Громкое «дзынь» — и я внезапно ощутил боль в боку, а гарпун зарылся в траву передо мной.

На мгновение я подумал, что он прошел сквозь меня. Я посмотрел на Престона и по выражению его лица понял, что он подумал то же самое. Я помедлил, едва осмеливаясь дышать, потом поднес руку к груди и стал нащупывать предполагаемую рану. Наконец я вздохнул с облегчением, поняв, что мой быстрый бросок в сторону привел к тому, что Кортленд промахнулся: гарпун лишь чиркнул меня по боку и глубоко порезал кожу.

— Силы небесные! — воскликнул Кортленд с изумлением в голосе, которое получило бы первый приз на любом конкурсе драматического искусства внутри Коллектива. — Ты в порядке?

Я встал и обернулся, чтобы поглядеть ему в лицо. Я опять оказался в дураках. Как многому мне нужно было научиться!

— Ты, кусок… дерьма! — В третий раз за свою жизнь я употреблял очень плохое слово. — Ты нарочно!

— Дорогуша, — в голосе Кортленда опять звучала фальшивая озабоченность, — это всего лишь несчастный случай! Охота на молнию — опасное занятие. Ты уверен, что не ранен? Я ужас как беспокоюсь.

Я молча достал платок и приложил его к порезу. Позади нас шар, в который так и не выстрелили, безобидно растаял в воздухе — такое случается часто.

Охота на молнию закончилась, но охота на Бурого, вероятно, только начиналась. Что за ирония судьбы: Кортленд и Джейн, находясь на разных полюсах, объединились в желании сжить меня со света! Было что-то в этом невероятно несправедливое.

— Мастер Эдвард, — прошептал Престон, — будьте осторожны. Гуммигуты будут подкидывать вам под ноги всякое, чтобы вы споткнулись.

Я поглядел на него.

— Подставлять мне ногу? — переспросил я.

— Да. Вы уверены, что с вами все хорошо? Вы как будто… из другого мира.

— Все в порядке, если не считать мстительных желтых. Но спасибо — вы помогли мне решить головоломку с тачкой.

Он сморщился.

— Головоломок с тачками не бывает.

— Бывают.