6.3.01.01.225: Результаты теста Исихары являются окончательными и не могут быть пересмотрены, а сам тест не может сдаваться повторно.

Ровно в десять в зал запустили первого испытуемого — им была Виолетта, которая упругим шагом направилась к цветчику. Мы все сидели тихо под пристальным взглядом Смородини. Через двадцать минут настала очередь Дуга. Он поклонился всем нам, прежде чем исчезнуть за дверью. Спустя полчаса вызвали Джейн. Входя в зал, она поймала мой взгляд и ответила полуулыбкой. Мы взяли с собой книги, но не читали их, а большей частью просто сидели, уставившись куда-то в пространство, и менялись местами каждые двадцать минут: тот, кому предстояло зайти, неизменно сидел у самой двери.

— Эдвард Бурый?

— Да?

— Можешь войти.

Я встал и вошел в Зал Совета, аккуратно закрыв за собой дверь. В зале были двое: мой несостоявшийся тесть и цветчик, одетый в длинные одеяния, совсем бесцветные, — зато они застегивались на множество пуговиц, шедших от шеи до пят, и сверкали в широком столбе солнечного света, что спускался из люка в потолке.

— Привет, Эдди, — дружески поздоровался цветчик. — Возьми стул. Балльная книжка при тебе? Я знаю, что тебя уже проверяли, но мне надо взглянуть еще раз.

Я протянул ему книжку. Убедившись, что я тот, за кого себя выдаю, он устроился поудобнее и прочистил горло.

— Все очень просто, — объяснил он. — Тебе нужно лишь сказать, что ты видишь на картинках.

На пюпитре передо мной лежала большая книга. Де Мальва встал с правой стороны от меня, чтобы перелистывать страницы. По знаку цветчика он открыл книгу. Я увидел множество серых пятен, размером от точки до диаметра карандаша. Между них затесалось несколько цветных пятен, образовывавших картинку.

— Что ты видишь?

— Лебедя.

— А что у него в клюве?

— Ничего.

— Совершенно верно. Господин де Мальва, на страницу семь, пожалуйста.

На этой странице пятен было больше, но вместо лебедя оказалось число.

— Двадцать девять, — сказал я.

— Хорошо, — одобрил цветчик. — Страница восемнадцать.

Здесь были очертания скачущей козы, потом волнистая линия, потом ничего, потом еще одно число. После каждого ответа цветчик справлялся со своей таблицей, выставлял оценку и называл де Мальве номер очередной страницы. Так продолжалось пятнадцать минут. Затем мне показали страницу без всяких чисел и изображений — только масса разноокрашенных пятен. Я уже готов был признаться, что не вижу ничего, когда в голове моей всплыло число 16. Сознание мое не воспринимало цвета, подсознание же подсказало: «16».

— Гм! — Цветчик в первый раз хоть как-то выразил свое мнение. — Страница двести четыре.

И снова я не увидел ничего, но почувствовал, что здесь изображена лошадь.

— Лошадь.

— Совершенно верно.

Так мы прошлись еще по двадцати картинкам: где-то я воспринимал изображение, где-то нет. Но я уже понимал, что дело почти сделано. Цветчик стал вести себя непринужденнее. Наконец, после трех страниц, на которых я не увидел ничего, он выставил еще одну оценку, сделал запись в моей балльной книжке и встал.

— Добро пожаловать в Коллектив, господин Бурый, — сказал он, пожимая мне руку. — Вы многое можете сделать для него, вам предстоит выполнять свой долг. Делайте это мудро, честно и согласно правилам. И помните: разъединенные, мы все же всегда будем вместе.

Я быстро повернулся и вышел из зала на улицу, на солнце, испытывая громадное облегчение. Отец уже ждал меня, а чуть подальше, на ограде цветного сада, сидела Джейн.

— Ну? — спросил отец.

Сердце мое отчаянно билось. Я открыл книжку дрожащими руками.

— Восемьдесят шесть и семь десятых процента красного, — сообщил я. — Синего и желтого почти нет.

— Поздравляю.

— Спасибо.

Он снова обнял меня и сказал, что Джейн хочет поговорить со мной. Я пошел к ней, чувствуя на своем лице что-то вроде глупой ухмылки. Если я сам не отложу вступление в должность префекта, меня приведут к присяге, как только я по традиции постучусь в дверь Зала Совета. Мы с Джейн можем начать исполнять задуманное — может быть, даже отправиться в Смарагд на поиск фактов в университете и так далее. Но, шагая к Джейн, я понял, что она отнюдь не отвечает мне улыбкой. Даже наоборот.

— Проблемы? — спросил я, садясь рядом с ней.

— Только личного свойства. На наш великий план это не повлияет. Дело в том, что… ну, у меня оказалось двенадцать процентов желтого.

Я рассмеялся: двенадцать процентов, всего на два процента выше минимального порога! Это ничего не меняло, разве что могло служить источником для шуток, учитывая крайнюю нелюбовь Джейн к желтым.

— Ты больше не серая, а как минимум бледно-желтая. Банти уже подрядила тебя шпионить за кем-нибудь?

— Эдди, — ее серьезный вид мне совсем не нравился, — это еще не все. Я на четырнадцать процентов синяя.

Мой смех тут же оборвался.

— Еще что-нибудь есть?

— Больше ничего.

— Нет! — крикнул я так громко, что люди неподалеку от нас посмотрели в мою сторону, сопроводив взгляды неодобрительными восклицаниями. Если кто-то повышал голос, значит, он не умел контролировать себя. — Нет, нет, нет!

— Слушай, — Джейн взяла меня за руку, — может, это и к лучшему. Великий план ведь никуда не девается.

— К лучшему?! Как это? Ты зеленая. У нас взаимодополняющие цвета. Мы не можем пожениться, мы даже говорить друг с другом не должны. И теперь ничто не мешает моему отцу настоять на нашем с Виолеттой браке!

— Эдди, держи себя в руках. Я понимаю, как это тяжело. Но есть вещи, которые важнее твоей или моей судьбы. Великий план никуда не девается. Да или нет?

Я ничего не ответил — просто уставился в землю, обхватив голову руками, соображая, какая взятка потребуется, чтобы прибавить несколько пунктов к оценке, выставленной Джейн. Но даже если и прибавят, что с того? Тест Исихары нельзя было повторить. Все прошло безупречно, цветчик был выше всех похвал — можно сказать, непогрешимым. Я заглянул в глаза Джейн, полные слез. Самое смешное, что, если бы я женился на Виолетте, мы с Джейн больше не были бы взаимодополняющими и могли свободно разговаривать. Если бы де Мальва и Виолетта захотели поставить нас на место самым жестоким образом, они не придумали бы ничего лучше.

— Ладно, — сказал я. — Великий план никуда не девается. Кто знает, может, в этом смысле мне даже лучше породниться с де Мальва. Сначала дело, потом любовь.

— Я всегда могу убить Виолетту. Это будет выглядеть как несчастный случай.

— Не надо так шутить.

— Извини.

Я хотел было поцеловать ее, но за нами наблюдали, а дружеские отношения между представителями взаимодополняющих цветов карались штрафом и вообще находились под суровым запретом. Мне надо было сохранить свое положение в обществе, и у нас имелся совместный план. У нас было общее будущее — просто мы не могли быть женаты. По крайней мере, друг на друге.

— Тебе пора идти, — прошептала она. — Не запирай окно сегодня вечером.

— Ты придешь?

— Нет, это ты выйдешь. Настало время познакомить тебя кое с кем.

Я еле заметно кивнул, прочистил горло и встал.

— Благодарю вас, госпожа…

— Мятлик.

— Благодарю вас, госпожа Мятлик, — сказал я громко: возле нас уже собралась небольшая толпа зевак, желавших узнать, чем все закончится между Эдвардом и Джейн. — Вы освобождаете меня отданного вам обещания?

— Освобождаю, — официальным тоном ответила Джейн, — и думаю, что это в ваших же интересах.

Мы коротко поклонились друг другу и пожали руки. Я быстро пошел прочь. Тут меня схватила госпожа Гуммигут и бесцеремонно утащила в сторону.

— Думаешь, я не знаю, что ты убил его? — прошипела она, с ненавистью глядя на меня. — Я отомщу. Не тебе, а этой дурочке серой.

— Она зеленая.

— В этом городе она всегда будет серой. И я найду доказательства, даже если мне придется самой отправиться в Верхний Шафран.

— Да пожалуйста, — сказал я, — но вы ошибаетесь: Кортленд погиб, пытаясь спасти меня.

— Вот тут твои выдумки и рушатся. Я знаю своего сына. Он не пошевелил бы пальцем, чтобы спасти тебя.

То был очень сильный довод: мы о нем не подумали. В будущем нам с Джейн следовало лгать убедительней.

— Ты мне отвратителен, — добавила Салли Гуммигут. — Я положу жизнь на то, чтобы уничтожить тебя.

— Взаимно, — заверил я ее, наклоняясь ближе. — Я изо всех сил буду настаивать на расследовании смерти Трэвиса. Не обсудить ли нам на завтрашнем Совете, когда и как Пенелопе присудили код?

Она заморгала, поджала губы и, не сказав больше ничего, зашагала прочь. Удивительно, но я легко выдержал ее натиск, даже не вспотел от страха. «Быть префектом — в этом есть своя прелесть», — подумал я.

Я протиснулся сквозь толпу к отцу.

— Ладно, — сказал я ему, — сделаем так, как ты хочешь.