Когда домовые часы пробили шестнадцать, Марья Павловна поднялась с мягкого дивана, на котором она предавалась ежедневному получасовому отдыху, и пошла навстречу своему мужу. Она открыла наружную дверь, за которой стоял в ожидании ее муж, приветствовала его с улыбкой и впустила в дом. Она повела его в ванную комнату, где для него были приготовлены теплая вода, свежее белье и домашний костюм. Марья Павловна возвратилась в столовую, занятую посредине длинным каменным столом и каменными креслами, стоявшими вокруг него; она накрыла стол пятью приборами и принесла готовый обед. Чисто вымытый и освеженный после дневной работы, Иван Васильевич вошел в столовую и, поклонившись жене, уселся в каменном кресле во главе стола. Он был человек большого роста и крепкого телосложения и, как все мужчины его квартала, имел правильную, углом постриженную небольшую бороду. Он беглым взглядом посмотрел на стол, затем, улыбнувшись жене, сказал:
— Я вполне удовлетворен ванной: несмотря на холодок, вода в ванне имела как раз температуру, предписанную для меня врачом.
— Да, — произнесла Марья Павловна, — ввиду неожиданной перемены температуры воздуха, квартальная администрация разослала экстренные распоряжения по домохозяйству.
Возвратилась из школы младшая девочка Анна. Она прошла в детскую ванную; вымылась, переоделась в чистое и легкое платье и вошла в столовую.
Марья Павловна имела слабость к своему младшему ребенку. Несмотря на строгое отношение к себе, она не была в состоянии побороть чувства особенной любви к этому ребенку. Она знала, что такое чувство причислялось к разряду эмоций, могущих привести к нарушению Правильности и даже рассматривалось как явление атавизма. Поэтому, когда девочка подошла к своей матери и с детской невинностью заглянула ей в глаза, как бы в ожидании материнской ласки, Марья Павловна, не без чувства некоторого угрызения совести, молча обняла свою дочь.
Вслед за Анной пришли домой старшая дочь Ольга и сын Димитрий. Димитрий Иванович наружностью был во всем похож на отца, но, будучи психологом по профессии, он не носил ни бороды, ни усов.
Все дети, в порядке старшинства, сели за стол в каменных креслах по левую сторону от отца. Начался обед. Марья Павловна сидела против своих детей по правую сторону от мужа и распоряжалась обедом.
Семья Ивана Васильевича не принадлежала к числу правильных семейств. По определению Демографического Бюро, правильное семейство должно состоять из отца, матери и двоих детей, рожденных в правильные промежутки времени. Когда у Ивана Васильевича, пятнадцать лет тому назад, родился третий ребенок, он понял, что его обязанности по отношению к своему кварталу повысились и он тогда же решил, что ему необходимо сделаться строже к требованиям своей плоти и особенно бдительно следить за правильным развитием своих детей. Семья из трех детей причислялась к разряду нормальных семейств. В квартале время от времени происходили несчастные случаи, как ранняя смерть, искалечение, тяжелая болезнь, или встречались однодетные и даже совсем бездетные семьи; но число таких случайностей и отклонений от правильного брака, благодаря точной и научной деятельности Санитарного Бюро, постоянно уменьшалось; это подтверждалось статистическими данными. Психологическое отделение Санитарного Бюро отмечало в своих книгах Ивана Васильевича, Марью Павловну и их детей в разряде правильных индивидуумов. Это им было прекрасно известно, также как и всему кварталу, а потому Иван Васильевич был совершенно спокоен.
Когда домовые часы пробили семнадцать, обед был закончен. Все встали из-за стола. Иван Васильевич в сопровождении своего сына пошел в гостиную, где на газетной доске, помещенной на общественной стене и под самым потолком, можно будет через пятнадцать минут читать государственные сообщения. Старшая дочь осталась в столовой и под наблюдением матери убирала стол.
Ольге Ивановне шел двадцать первый год и, таким образом, она вступила в начало брачного периода для женщин. Она была ростом пять футов и восемь дюймов, была хорошо сложена, красива, умна и по недавнему предбрачному освидетельствованию Пленарной Санитарной Комиссией была признана правильной. Она стала невестой в обычном порядке, так сказать, автоматически. Санитарное Бюро, получив рапорт комиссии со всеми именами правильных девиц брачного возраста, живущих в этой группе кварталов, разослало каждой из них портреты двадцати молодых людей, которые происходят из другой группы кварталов, а потому им незнакомых. Каждый портрет сопровождался именем молодого человека и подробным физико-психологическим описанием. Из этих двадцати имен молодая девица выбирала одного и, назвав его, выражала свое согласие выйти за него замуж. Впрочем, в общих чертах, все эти молодые люди похожи один на другого, почти все они шести футов ростом, все обладают хорошим здоровьем, все были освидетельствованы Санитарной Комиссией и признаны правильными. Отличались они друг от друга многими мелкими деталями, имеющими интерес для специалиста-психолога, а также и своими профессиями, имеющими только общественное значение.
Ольга Ивановна, получив такой пакет, рассмотрела его, и, не размышляя долго, она указала пальцем на портрет одного молодого человека, у которого глаза были серого цвета: она сама была брюнеткой, и глаза у нее были черные. Марья Павловна была довольна выбором своей дочери, в особенности ее простой и правильной манерой выбирать. Она об этом сообщила мужу, который одобрил выбор и препроводил все бумаги и остальные девятнадцать портретов в Санитарное Бюро. Выбранный молодой человек, вскоре вслед за этим, получил из Санитарного Бюро, в свою очередь, двадцать портретов молодых девиц, среди которых находилось описание и портрет Ольги Ивановны. Кроме того, он получил указание, что Ольга Ивановна осчастливила его своим выбором. Положение, создавшееся таким образом для молодого человека, было уж не такое затруднительное, каким оно может показаться: во-первых, этот молодой человек сам был и есть вполне правильный индивидуум; во-вторых, различие между этими двадцатью девицами весьма незаметное: они все почти одинаково хорошо сложены, красивы и все признаны совершенно правильными.
Свидание будущих супругов еще не имело места. Порядок первой встречи молодых значительно изменился, упростился и, вместе с тем, усовершенствовался с тех пор, как Марья Павловна сама впервые встретила своего жениха. Время приема, продолжительность свидания, расстановка мебели, украшений, приготовление блюд и роль каждого члена семьи, — все это и многие другие мелочи не могут быть делом случайности или импровизации. Церемониальный отдел Бюро Общественных Функций, в интересах Правильности, рассылал всем матерям печатные инструкции о правилах первой встречи молодых, с которыми они должны были ознакомиться для точного исполнения. Марья Павловна не раз участвовала в этой церемонии как приглашенная, но теперь ей предстояло быть первым лицом; кроме того, ее роль осложнялась еще тем, что у нее семья была трехдетная. Она сознавала, что это событие должно начаться, протекать и завершиться согласно принципам Правильности; она непрестанно думала о своей ответственности и, в свободное от работы время, старательно изучала все подробности предстоящей общественной функции. Однако время, когда муж находился дома, было временем семейной функции и, когда он сидел в гостиной против газетной доски, Марье Павловне необходимо было присоединиться к нему для совместного участия в семейно-общественной функции.
Как раз когда на газетной доске появилось первое государственное сообщение, Марья Павловна, в сопровождении дочери, вошла в гостиную и заняла место рядом с Иваном Васильевичем. Царила безмолвная тишина. Сложный аппарат, находившийся позади общественной стены, с великой точностью регистрировал на газетной доске все движения пальцев домового секретаря, который из своего бюро передавал по всем квартирам получаемые им из Центрального Информационного Бюро последние новости и административные распоряжения. Бесшумно и быстро складывались на доске слова в фразы и целые периоды, которые с торжественным вниманием читались Иваном Васильевичем и его домочадцами.
Первое сообщение гласило: «От Министерства Обмена Продуктов. Второй транспорт пшеницы прибыл из Киевского района и передан комиссии для распределения между мукомолами № 1-10».
Второе сообщение: «Метеорологическая станция предсказывает еще большее понижение температуры сегодня ночью. Завтра, во вторник, дожди с вероятным повышением температуры к вечеру».
Третье сообщение: «Министерство Обороны государственных границ извещает о происшедшем обвале Всероссийской Пограничной Стены в двух верстах к северу от Эйдкунена. За последние пять лет это министерство неоднократно получало рапорты о неудовлетворительном состоянии стены, пришедшей в ветхость в этом месте. Происшедший обвал, к счастью, обошелся без человеческих жертв. Приняты меры к изучению обстоятельств, приведших к обвалу, а также причин непрочности стены в этом пункте».
За этим сообщением последовал перерыв; очевидно, Информационное Бюро признавало, что такая крупная новость, естественно, должна возбудить особый интерес в каждом доме, а потому и позволило некоторое время для семейного собеседования. Иван Васильевич предвидел этот перерыв и счел вполне правильным для себя принять участие в обсуждении события, которое в настоящий момент занимает умы многомиллионного населения Великой России. Он обратился к своей младшей дочери:
— Анна, а ты скажи мне, где это место… В двух верстах к северу от Эйдкунена?
— Я не знаю, папа, где находится это место, — ответила Анна.
— Разве в школе у вас не проходили этого сектора Всероссийской Пограничной Стены? — пытливо заметил Иван Васильевич.
— Мы, папа, знаем только названия главных стратегических пунктов всех секторов.
— Да, да, — заявил Иван Васильевич, — это верно… Эйдкунен не числится среди главных стратегических пунктов Германского сектора. Министерство поэтому и оставило так долго без внимания рапорты о неудовлетворительном состоянии наших укреплений в этом месте.
После непродолжительного перерыва на доске показались бюллетени для Петербургского района и его кварталов. Для двадцать восьмого квартала, где именно жил Иван Васильевич, распределение времени на текущую неделю было следующее:
Вторник — трудовые функции до шестнадцати часов; семейные функции: обед из трех блюд, одно мясное блюдо; семейно-общественные функции: посещение театра № 14; будут представлены: «Укрощение строптивой», трагедия Шекспира (модификация), и опера «Евгений Онегин».
Среда — трудовые функции до шестнадцати часов; семейные функции: обед из четырех блюд, одно мясное и одно сладкое; семейно-общественные функции: прием гостей и ответные посещения. Примечание: следовать порядку, предложенному Бюро Общественных Функций в специальных бюллетенях, разосланных вместе с необходимыми исключениями в квартальные и домовые бюро.
Четверг — трудовые функции до шестнадцати часов; семейные функции: обед из четырех блюд, одно мясное блюдо и одно сладкое; семейно-общественные функции: посещение художественного музея № 10, где профессором Добролюбовым будет прочитана лекция на тему: «Уклонения от Правильности в произведениях древнерусских классиков».
Пятница — трудовые функции до шестнадцати часов; семейные функции: обед из четырех блюд, рыба, фрукты; семейно-общественные функции: прогулка в парк № 5.
Суббота — трудовые функции до пятнадцати часов; семейные функции: обед из пяти блюд, птица жареная, мясное блюдо, сладкое; семейно-общественные функции: посещение комического театра «Смех № 14».
Воскресенье — отдых; семейные функции: ранний обед из пяти блюд, птица жареная, мясное блюдо, сладкое; семейно-общественные функции: посещение площади для народных игр № 28; семейные функции: ужин холодный; семейно-общественные функции: чтение и обсуждение государственных и местных сообщений.
Понедельник — трудовые функции до шестнадцати часов; семейные функции: обед из трех блюд, одно мясное блюдо; семейно-общественные функции: чтение и обсуждение государственных и местных сообщений.
Заключительное распоряжение было следующее: «Дети моложе десяти лет в семейно-общественных функциях не участвуют, но поручаются надзору домовой медицинской помощи». Десятилетний возраст был поворотным пунктом в жизни детей, так как лишь по достижении десяти лет дети допускались в народные школы.
Когда последнее сообщение было снято с доски, семья Ивана Васильевича осталась сидеть на своих местах еще в продолжение четверти часа, сохраняя глубокое молчание. Потом все встали и разбрелись по разным углам гостиной. Иван Васильевич подошел к шкафу, в котором хранилось сто одобренных Психологическим факультетом книг для домашней библиотеки. Вынув книгу № 54 и усевшись в одно из удобных каменных кресел, он принялся за чтение. Название книги было: «Революция как социальный психоз». Марья Павловна села неподалеку от своего мужа, развернула «Инструкции о правилах первой встречи молодых» и с большим вниманием разбирала в своем уме, при помощи этих правил, все подробности церемониала. Время от времени она прерывала свое чтение, чтобы посоветоваться с мужем и, вместе с тем, сообщить ему его собственную роль в торжественном приеме гостей. Иван Васильевич охотно слушал свою жену и с удовольствием заучивал ее наставления; ему приятно было отрываться от чтения своей книги, от событий древности, от кошмара отдаленных времен, когда люди боролись между собой и враждовали друг с другом.
«Как это, — говорил он сам себе, — люди могли решать общественные вопросы большинством голосов: если пятнадцать говорило — да, а четырнадцать говорило — нет, то вопрос решался в пользу пятнадцати и против четырнадцати. Воля большинства господствовала, хотя в меньшинстве могли быть люди достойнейшие и умнейшие, а может быть, в спорном случае, по обстоятельствам, и более заинтересованные. Если же на одной стороне стояло пятьсот десять тысяч человек, а на другой стояло пятьсот тысяч, то в этих огромных множествах ведь исчезали личные особенности отдельных лиц, и спорный вопрос и здесь решался численным превосходством. Большинство могло зависеть от слепой случайности, или, еще ужаснее, от преступной воли немногих, но могущественных людей; тогда вся миллионная масса ослепленных или устрашенных людей голосовала против своих интересов и желаний и в пользу немногих людей, их угнетавших».
Особенно тяжело было Ивану Васильевичу вчитываться в хитрые манипуляции выдающихся людей, посредством которых власть имущие обманывали многомиллионные массы и низводили их природную сопротивляемость к ничтожности. Мирно беседуя со своей женой, Иван Васильевич чувствовал спокойствие во всем своем существе и думал о том, как приятно жить в новейшую эпоху, эпоху Правильности.
Димитрий Иванович сидел в стороне и был занят сам собою, погруженный в свои мысли. Он перебирал в своем уме случаи, которые были представлены на обсуждение психологов во время утренней сессии факультета, а также мнения, которые были высказаны в каждом отдельном случае его старшими и более опытными коллегами.
Раздался квартальный гудок. Домовые часы особенно мелодично пробили двадцать два раза. Иван Васильевич встал, положил книгу на место и запер шкаф на ключ. Все вышли из гостиной и отправились в свои спальные покои.