Ханна быстро шла к гостевому домику, который Эмили приспособила для своей работы. Подняв воротник пальто, чтобы укрыться от холодного ветра, Ханна не переставала поражаться капризам осенней погоды. Еще вчера можно было обойтись одним свитером, а за ночь температура резко упала.

Постучав, Ханна, не дожидаясь ответа, переступила порог владений кузины.

— Эми, — позвала она, — ты занята?

Дверь, ведущая в комнату, отворилась.

— Привет! Хочешь яблоко? — Стройная блондинка приветствовала Ханну сияющей улыбкой.

Ханна расстегнула пальто и сбросила его с плеч. Предложение кузины означало позволение остаться. Она с благодарностью опустилась на подушки большого, уютного дивана.

— У тебя есть время поговорить?

— Угу. — Эмили отрешенно посмотрела на нее и бросила ей яблоко. — Джо Блакхарт накачал Сэма Кендалла наркотиками, засунул ему в рот кляп, связал по рукам и ногам, бросил в грузовик и поехал к ближайшему озеру. — Она умолкла и наморщила нос. — Черт… Но ведь Сэм должен как-то спастись?

— Мне кажется, — сказала Ханна, пряча улыбку, — ты еще сама не знаешь, как это сделать.

Эмили присела на валик дивана.

— А что, если… если у грузовика спустит колесо? По крайней мере это осложнит Блакхарту задачу. — Она откусила яблоко. — А где девочки?

— Я оставила их с бабушкой.

— Тетя Бесс говорила, что сегодня ты собиралась на мыс.

Ханна неопределенно пожала плечами.

— Да, собиралась, но проспала. К тому же сегодня так холодно…

— Опять отговорки, — упрекнула Эмили.

— Хватит с меня прошлого раза… — Ханна заколебалась, припоминая в мельчайших подробностях шторм, Майкла, коттедж.

— В прошлый раз ты встретила своего неотразимого принца, — подсказала Эмили.

Ханна всегда готова была поделиться с Эмили самыми сокровенными мыслями. Но сегодня все было по-другому. Сама не зная почему, она не могла посвятить Эми в детали своей встречи с Майклом. Это было слишком личное.

— Ханна, очнись! — позвала Эмили.

— Извини, я задумалась.

— В семействе Джемисонов обычно я блуждаю в стране грез. Неужели этот незнакомец так перевернул твою душу?

— Представь себе, да. — Ханна прикрыла глаза. — Ты так проницательна, Эми. Я ведь еще не сказала ни слова.

— В этом нет необходимости. Просто уже много лет у тебя не было таких мечтательных глаз.

— Мечтательных? — Ханна мягко улыбнулась. — Пожалуй, это слово точно описывает мое состояние. Я смущена, сбита с толку… И действительно, обитаю где-то далеко… в мечтах.

— Какой он?

— Высокий, смуглый, красивый. — Она умолкла и снова улыбнулась. — И неотразимый. Ты подобрала точное определение. Но это относится не только к его внешности. Знаешь, у него такой голос… Обещай, что не станешь смеяться.

Играя яблоком, Эмили округлила глаза.

— Хорошо, обещаю.

— У него гипнотизирующий голос! У меня такое ощущение, что я готова выполнить все, о чем бы он ни попросил.

Эмили чуть не подавилась яблоком.

— С тобой все в порядке? — забеспокоилась Ханна.

— Со мной-то да. А вот что с тобой? Ты рассуждаешь как… как…

— Обожаю, когда ты не можешь найти подходящее слово. Ты, Э.М. Джемисон, королева детективов!

— Не увиливай. Я представить себе не могу Ханну Джемисон Чандлер, слепо повинующуюся чьей-то воле. Тебя, которая девочкой всегда твердила: «Не буду делать то, что велят мама, папа и Эмили!»

— Дорогая, с тех пор я немножко подросла, — вяло улыбнулась Ханна.

— Но не изменилась. Что-то произошло между тобой и этим мужчиной, Поэтому-то ты и не поехала сегодня на побережье.

— Ты права, — неохотно уступила Ханна. — Я виделась с ним еще раз, когда он вернул мне ключи. — Она не отрывала глаз от желтого яблока, которое вертела в руке, потом положила его на диван. — Ни один мужчина в моей жизни не производил на меня такого сильного впечатления.

— Даже Куин?

Ханна закрыла лицо ладонями.

— О Господи, Эмили! — Голос ее упал до шепота. — Даже Куин.

Эмили вдруг поднялась.

— Пойду приготовлю чай, а потом мы разработаем необходимую стратегию.

— Зачем? — обернулась к ней Ханна. — Я не из тех, кто способен на такое, Эмили. Независимо от того, как я к нему отношусь.

— На дворе конец двадцатого века, дорогая. Слава Богу, женщины теперь имеют право бороться за свое счастье…

— Нет.

— Ханна! Если он тебе небезразличен…

— Нет!

Эмили прибавила огонь под чайником, потом повернулась к кузине.

— Ты не хочешь…

— Я не собираюсь гоняться за ним, — отрезала Ханна. — Я не из тех отчаявшихся вдовушек, что охотятся за мужчинами. И не буду этого делать, как бы он мне ни нравился.

— Тебе решать.

— Вот именно. И пожалуйста, не забывай об этом.

— Нужно сделать так, — начала Эмили, явно игнорируя предупреждение кузины, — чтобы он изредка вспоминал о тебе. Пошли ему записку с благодарностью за гостеприимство или какой-нибудь сувенир. Тут нужен тонкий намек.

— Зачем все это? — опросила Ханна, соображая, к чему клонит Эмили.

— Кто знает? Ты одинока… — Эмили наклонилась к холодильнику.

— И при этом самодостаточна! — отрезала Ханна. — Я не нуждаюсь в мужчине, чтобы быть счастливой. Я…

— Одно дело — нуждаться, другое — хотеть. И я в своей жизни обхожусь без мужчины. Одному Богу известно, найдется ли на свете хоть один, который согласится с моим образом жизни. Но если я когда-нибудь встречу такого… — Голос Эмили затих.

— Так это ты, а не я.

— Ты хочешь сказать, что Куин был твоей единственной любовью и никто не сможет занять его место? — Помолчав, Эмили продолжила: — Но ты же сама сказала, что этот мужчина увлек тебя, как никто. Это веское основание. Я, например, никогда не встречала человека, которым могла бы увлечься с первого взгляда.

— Я не сказала «с первого взгляда».

— Разве?

— К чему спорить. Да, так и было, — созналась Ханна.

— И ты можешь проигнорировать такое чувство? — Глаза Эмили расширились, голос дрогнул от изумления. — Ханна, если бы я встретила человека…

— Мы говорим обо мне. Что бы я ни испытывала к нему, я и пальцем не пошевелю, пока не почувствую хоть какую-нибудь взаимность.

— Что ж… Каждый учится на своих ошибках, — заключила Эмили, разливая чай.

Ошибки. Это правильное слово, подумала Ханна.

— Пожалуй, пошлю записку с благодарностью. Это будет вполне прилично, — сказала она.

— Художник не обязан соблюдать приличия, дорогая, — усмехнулась Эмили, протягивая ей чашку. — Никто не ждет от служителей искусства ничего подобного. — Ханна прикусила губу, стараясь спрятать улыбку, а кузина тем временем продолжала: — Это тот момент, когда ты можешь чуточку отступить от правил. — Она устремила глаза в потолок. — Ну, например, какой-нибудь необыкновенный подарок… пусть очень скромный, но максимум вкуса и художественного чутья…

— Послушай, Эми, мне не до подобных игр, в моей жизни есть обязательства и обстоятельства, с которыми я вынуждена считаться, — прервала ее Ханна.

Эмили по-турецки уселась на диване и пристроила чашку на согнутое колено.

— Все твои проблемы легко устранимы. Если тебе понадобится уехать — поработать или… с мужчиной, — не беспокойся, девочкам здесь все будут рады. Ни твои родители, ни я не откажемся присмотреть за ними.

— Но ведь я отвечаю за них!

— Да, но они же не цепь, чтобы приковать тебя к одному месту. У тебя есть и своя жизнь. Тебе нужно время, чтобы немножко прийти в себя или просто заняться любимым делом.

— Пожалуй, я лучше пойду, — поднялась с дивана Ханна. — Все это я уже слышала. — Встретив вопросительный взгляд кузины, она пояснила: — Таинственный незнакомец тоже призывал меня найти время для творчества.

— Мне бы хотелось взглянуть на него, — глянув на нее исподлобья, сказала Эмили.

Ханна аккуратно поставила чашку на столик.

— Лучше возвращайся к своему убийце, — посоветовала она, надевая пальто. — Вспомни, бедняга Сэм все еще связан по рукам и ногам.

— Да-да. Грузовик Блакхарта должен перевернуться. Как ты думаешь, спущенное колесо — это не слишком банально? А разбитое ветровое стекло? Туман… Кроме того, радиатор не в порядке, — продолжала бормотать Эмили.

— За работу, Эми! — рассмеялась Ханна. — Я ухожу. Подходя к двери, она услышала, как в рабочем кабинете кузины застрекотала пишущая машинка.

В следующее воскресенье Ханна пришла в дом родителей, потому что Таннер захотел поговорить с ней с глазу на глаз. Забравшись на кровать в своей бывшей детской, она обхватила колени руками и опустила на них голову. Таннер вошел, взял стул и поставил его рядом с кроватью. Ханна улыбнулась.

Сколько раз это происходило в прошлом! Когда они были детьми, она частенько прибегала к мудрым советам своего старшего кузена. Теперь это случалось редко, но, несмотря на годы, прошедшие с их последней доверительной беседы, ее охватило знакомое чувство покоя.

— Наконец-то одни, — объявил Таннер с притворным энтузиазмом.

Ханна избегала его проницательного взгляда, предпочитая рассматривать комнату и отыскивать в ней следы своего прошлого.

— А знаешь, у нас было чудесное детство, — проговорила она, когда ее взгляд упал на коллекцию музыкальных дисков в шкафчике, сделанном ее отцом.

— Да, — согласился Таннер. — Но детские воспоминания не лишают тебя сна и аппетита, а перед взрослой ответственностью ты пасуешь, как ребенок.

— Наверное, я до сих пор не чувствую себя взрослой, — тихо призналась Ханна. — Всю жизнь я старалась делать то, что от меня ждали… Старалась быть хорошей маленькой девочкой для мамы и папы… Хорошей женой… Хорошей матерью.

— И тебе всегда это удавалось. Ты была прекрасной женой, и ты стала замечательной матерью. Разве тебе это надоело?

— Нет, — отрицательно покачала головой Ханна. — Это часть меня. Можно сказать, моя вечная роль в семье. Я та самая «дорогая Ханна», которая всегда делает то, что от нее ждут.

— Всегда? — переспросил он. — Должен же быть хоть один случай, когда ты не была воплощенным совершенством, даже если я ничего подобного не могу припомнить.

— Не волнуйся, я подброшу тебе этот случай, — объявила она. — У меня было… любовное приключение… краткое и бурное. — Она усмехнулась. — По-моему, это чересчур для образцовой Ханны.

Таннер внимательно разглядывал ее.

— Я тебе не верю, — только и сказал он.

Ханна Джемисон Чандлер раздраженно вздохнула, развела руками и откинулась на подушки.

— Ты мне не веришь! — эхом отозвалась она. — Таннер, я пытаюсь тебе объяснить. — Она снова выпрямилась и посмотрела кузену прямо в глаза. — Я спала с самым фантастическим мужчиной в своей жизни.

— Когда? — требовательно спросил он, стремясь добраться до сути.

— Той ночью, когда у меня забарахлила машина.

— Так ты солгала о той ночи? И аккумулятор не сел? Эмили говорила…

— Да нет, все было именно так! Неужели ты думаешь, что я способна сочинять такие истории? Это твоя сестра — литератор, а не я.

Таннер улыбался. Он действительно улыбался! Ханна нахмурилась, пытаясь разгадать причину этой улыбки. Она не ожидала, что ее признание позабавит его.

— Должно быть, есть какая-то причина, по которой ты сидишь здесь и улыбаешься, как Чеширский кот, стараясь не рассмеяться мне в лицо? Может быть, это действительно смешно. Но я не знаю, что мне делать.

— Ханна, — терпеливо начал он, — поверь мне, я прекрасно знаю, что не в твоих правилах сочинять сказки с целью позабавить других. Но я с трудом понимаю, как твой фантастический мужчина вписывается в историю с аккумулятором!

— Он мой спаситель. — Она удовлетворила любопытство кузена, полагая, что это изменит его настрой.

Но Таннер продолжал улыбаться.

— Ты выросла, кузина. Всю свою жизнь ты посвятила другим. Но это не значит, что ты не имеешь права на собственное счастье. Ты заслужила это. Никто не упрекнет тебя за маленькую неосторожность. Не в твоем возрасте…

— Ты, дорогой кузен, — прервала она, — стремишься подсластить пилюлю.

— Ну какая же это пилюля? Вот если только…

— Да, если… — Ханна спрятала лицо в ладони.

— Мне кажется, что об этом самом «если» и стоит поговорить. Твой знакомый — он женат? — Он многозначительно посмотрел на Ханну. — Ты не думала…

— Я… была неосторожна, — запнувшись, проговорила Ханна.

— Неосторожна?

— Слишком увлеклась, — поспешно сказала она. — Я не подумала, просто не подумала…

Таннер забарабанил пальцами по спинке стула.

— Мне кажется, я беременна, — прошептала она, наконец отважившись поднять глаза, чтобы увидеть его реакцию.

— Надеюсь, я единственный, кто знает о «маленькой неосторожности»? — спросил Таннер.

Она кивнула.

— Это сильный удар.

— Да, — согласилась Ханна.

— Не знаю, что и сказать…

— Посоветуй что-нибудь, мой мудрый старший брат. Научи, что мне делать. Как сказать родителям?

— Ханна, — прервал он на удивление спокойно, — уж не думаешь ли ты, что они накажут тебя как провинившуюся школьницу?

— Думаю, нет.

— Уверен, они поймут.

— Остается только надеяться, — вздохнула она.

— Хватит об этом, — проворчал Таннер. — Они любят тебя, и ты прекрасно знаешь, что они полюбят и этого ребенка, даже если он зачат вне брака.

— Наверное, ты прав, — задумчиво протянула Ханна, — но мне так не хочется разочаровывать их.

— Ты должна знать — родительская любовь безгранична.

— Согласна! Но что же мне делать?

— Во всяком случае, не казнить себя за то, в чем ты не виновата. А что касается этого мужчины, следует поставить его в известность, — резко произнес Таннер.

— Я еще не совсем уверена, — объяснила Ханна. — Я просто очень устаю, и меня мутит от вида еды…

— Мне кажется, это вполне убедительные признаки, — прервал он, понимающе улыбаясь.

— Ой, как все сложно, — запричитала Ханна. — Никогда не думала, что со мной такое случится!

Представить не могу, как я скажу ему о ребенке. Мы так странно расстались! Мне кажется, он не очень высокого мнения обо мне.

— Но ты спала с ним.

— Ты что, никогда не слышал о зове плоти?

— Не забудь еще о страсти, — подмигнув, добавил Таннер.

— Правильно. И о вожделении.

— Ну и что же ты такое совершила, чтобы упасть в его глазах?

— Кажется, нарушила границу владений его деда. Он был очень недоволен, что я оказалась там. Собственно, проблема в этом. — Она вздохнула, устремив глаза куда-то вдаль. — Майкл не поверил, что я приехала туда рисовать, — удрученно продолжала она. — Он решил, что я из тех особ, которые охотятся за деньгами Девлинов.

— Ты сказала — Девлин?

— Да. — Ханна удивленно приподняла брови. — Ты что-нибудь слышал о них?

— Как и большинство людей моей профессии, — ответил Таннер. — Не забывай, что я адвокат. Так вот, Юдж Эдвард Патрик Девлин удалился от дел, но остается действующим патриархом династии Девлинов, которая стоит многие миллионы. И если я не ошибаюсь, его внуки — главная цель для охотниц за сокровищами. Я припоминаю, — Таннер откашлялся, — что в последние годы ему было предъявлено несколько исков о признании отцовства.

— Отлично! — пробормотала Ханна. — Лучше некуда!

— Поскольку теперь, дорогая моя Ханна, у нас есть повод лишний раз убедиться, что ты ничего не делаешь наполовину, продолжал Таннер, — ты должна нести ответственность перед ним, независимо от его чувств к тебе. Особенно потому, что будущий младенец — Девлин.

— Почему он должен мне поверить? — с вызовом воскликнула она. — Особенно учитывая то, что ты рассказал о его семье. Кроме того, он исчез, прежде…

— Ты обязана сказать ему, — перебил Таннер. — Мужчина, любой мужчина, независимо от того, кто он и чем занимается, имеет право знать, что он станет отцом. Если он не желает признавать своего ребенка, это его дело. — Таннер говорил все громче. — Но он имеет право знать!

— Ну-ну-ну! — Ханна вытянула руки вперед, словно защищаясь от нарастающего гнева кузена. — Я скажу ему, Таннер. Клянусь тебе, скажу. В свое время. Когда я окончательно определюсь. А пока успокойся.

— Ханна, я понимаю, что ситуация далека от идеальной, но мы сделаем все, чтобы помочь тебе. Мы все.

— Только не Марк. Он не смирится с этим, пока я не выйду замуж.

— Кто знает… Марк может и удивить…

— Сомневаюсь. Ухаживание, свадьба, дети. Он признает только такую последовательность. У Марка свои понятия о чести.

— Точно так же, как и у нас с тобой.

— Да, — согласилась Ханна, — ты прав. Это принципы нашей семьи. И ты такой же. Если бы ты был другим, то не развелся бы два года назад. — Увидев, как нахмурился ее кузен, Ханна прикусила язык.

— Не будем об этом, у тебя сейчас достаточно своих неприятностей, чтобы копаться в моем прошлом.

— Так все-таки это неприятности?

— Я неточно выразился, — пробормотал он. — Да нет, куда уж точнее.

Таннер смотрел на нее, сожалея о своих словах. Ему очень хотелось взять их назад, хотя, казалось, Ханна восприняла их без особой боли. Она всегда была сдержанной, внимательной и спокойной. И сейчас оставалась такой. Видимо, она сознавала, что он не хотел ее обидеть.

— Ты выглядишь усталой. Тебе нужно побольше заботиться о себе и малыше. Ты же знаешь, что с девочками есть кому посидеть. Тебе достаточно только попросить.

— И объяснить.

Таннер расстроенно вздохнул. Ханна права.

— Почему бы тебе не воздержаться от объяснений, пока ты не выяснишь все окончательно? А тем временем можно связаться с Девлином…

— И сообщить ему, — закончила Ханна фразу кузена.

— Думаю, отец имеет право узнать раньше других.

— Хорошо, — согласилась Ханна. — Так и должно быть, когда мужчина и женщина создают новую жизнь. Это их тайна. Что-то очень личное… Черт!

— Нужна поддержка? — мягко спросил Таннер.

— Я справлюсь, — твердо сказала она. — Справлюсь, Таннер. Просто это первая ошибка в моей жизни. Я ведь не могу относиться к этому греху как подросток.

— Греху?

— Да. — Ханна задумчиво кивнула. — Знаешь, я ведь ни с кем, кроме Куина, не занималась любовью. Впрочем, мне кажется, что и ты… — Она умолкла и бросила на кузена умоляющий взгляд. — Почему ты так странно на меня смотришь?

— Ты сама себя слышишь? То ты говоришь о грехе, то о занятиях любовью.

Ханна прикрыла глаза.

— Я занималась любовью с мужчиной, который не является моим мужем. — Ее голос стих до шепота. Ханна вскинула ресницы и посмотрела на Таннера, ожидая совета. — Разве тот факт, что я занималась с ним любовью только для того, чтобы удовлетворить свои эгоистические желания, успокоить жар крови, не имеет значения? Разве это служит мне оправданием?

— Если ты убеждена, что только супружеские пары имеют на это право, то ты действительно должна испытывать чувство вины. Но, Ханна, когда мужчина и женщина близки, какую роль играют законы, созданные людьми?

— Нас учили жить по этим законам, Таннер.

— Знаю. Я адвокат, и отстаивать их — моя работа. Но ты должна быть честной перед самой собой. Ты упрекала меня в том, что я стремлюсь подсластить пилюлю. А что, собственно, такое ужасное ты совершила? Занималась любовью с мужчиной и теперь сожалеешь о содеянном, потому что он не является твоим мужем?

— Я не говорила, что сожалею!

— Ты бы сделала это снова?

Она на мгновение задумалась. Только на мгновение. Она твердо знала, что если Майкл Девлин снова захочет ее, она колебаться не будет.

— Да, я снова сделаю это. — В ее ответе прозвучала решимость.

— Ах ты бесстыдница! — рассмеялся кузен.

— Таннер!

— Ханна! Как ты можешь испытывать чувство стыда и вместе с тем не сожалеть о своем поступке?

— Я чувствую себя преступницей, — пыталась объяснить она. — Но… я ни о чем не сожалею и готова сделать это снова. Меня просто раздирают противоречия! Я всегда верила, что если люди любят друг друга… если соединились их тела… они должны пожениться. Признаю, это старомодно. Но это мои убеждения. Я не могу измениться. С другой стороны, влечение… оно настолько мощное, — Ханна сжала пальцы в кулак, — что я не в состоянии контролировать себя. Какая-то невидимая сила толкает нас друг к другу… — Она резко оборвала фразу. — Ты понимаешь, что я хочу сказать? Секс, интим — назови это как хочешь — не те темы, которые мне легко обсуждать с кем бы то ни было, особенно с тобой. И если я все-таки вынуждена говорить об этом — значит, есть проблема.

— Ах, Ханна, — отважился пошутить Таннер. — Ты считаешь, что на подобные темы можно разговаривать только в спальне, за закрытыми дверьми и погасив свет? — Он заметил, что Ханна покраснела как маков цвет. — Брось философствовать! — посоветовал он. — Вместо того чтобы копаться в себе, лучше подумай, почему это влечение такое…

— Непреодолимое. — подсказала она. — Захватывающее. Мощное. — Ханна подчеркивала каждое слово. — Меня тянет к нему, Таннер. Словно он обладает каким-то магнетизмом, Я бессильна.

— Любовь? — тихо подсказал Таннер.

Его голубые глаза ожили, с интересом вглядываясь в ее лицо.

— Я могла бы согласиться с этим определением, — заметила она, — но как можно полюбить человека, которого совсем не знаешь?

— Инстинктивно.

Таннер умолк, когда Ханна подняла голову и посмотрела на него. То, что он увидел, крайне озадачило его.

— Что-то не так?

— Я боюсь, — прошептала Ханна. — Я не в состоянии разобраться в собственных чувствах. И не хочу справляться с этим в одиночку.

— Нужна поддержка? — спросил он, коснувшись ее плеча.

— Что мне действительно нужно, — пробормотала она, прижимаясь рыжей головкой к его широкой груди, — так это поддержка Майкла Девлина.

Поздно вечером, выкупав Кейси и Кристу, прочитав им несколько историй и уложив спать, Ханна в подавленном настроении начала бродить по дому.

Эмоции часто захлестывали ее по вечерам после общения с дочерьми. Они были ее радостью и счастьем, светлые чувства переполняли ее, а потом, когда она оставалась одна, наваливалась депрессия от сознания своего одиночества.

И сегодня привычные переживания нахлынули на нее, но к ним добавилось новое чувство, новая забота и… стыд.

Она думала о том, что у нее есть родные, и благодарила Бога за то, что они любят ее и наверняка поддержат, если ей понадобится их помощь.

Она подошла к музыкальному центру и поставила кассету. Чувственный голос Шона Майклза заполнил комнату. Ханна стояла неподвижно, слушая, как он поет о своей любви. Потом, тряхнув головой, она нажала клавишу, переключая музыку на студию, и отправилась туда.

Она любила проводить здесь свободное время. Чтобы обдумать множество идей, вечно вертевшихся у нее в голове, сосредоточиться на этих идеях и творить…

Ханна задумчиво листала страницы альбома. Снова звучала песня Шона Майклза. Эти слова, музыку, голос Ханна давно знала наизусть.

Веки сами собой опустились, а чудесный голос звучал, убаюкивая ее.

Прозвучал финальный аккорд, и наступившая тишина вырвала ее из блаженной дремоты. Ханна снова вернулась к своим рисункам. Они на самом деле были хороши, гораздо лучше, чем показалось ей в тот день, когда она их сделала. Она так точно сумела передать на бумаге начало шторма, что сейчас почти слышала свист ветра и разгневанный шум волн. Музыка зазвучала снова. Ханна потянулась за карандашом, добавила несколько точных штрихов. Карандаш легко летал по бумаге.

Постепенно память вернула ее в тот штормовой день, в коттедж, в объятия Майкла Девлина. Его образ заслонил все, карандаш замер в воздухе.

Господи, как же она устала! Потерев глаза, она пыталась сосредоточиться на работе. Разве Майкл не говорил ей, что она должна найти время для творчества? Опять Майкл, Майкл, Майкл…

Но если воспоминания о нем не оставят ее, как она сможет довести работу до конца?

Ханна резко захлопнула альбом и отложила его в сторону. Шон Майклз пел свою знаменитую «Колыбельную любви». Она любила эту песню, но сейчас слова причиняли ей боль. «Если бы кто-нибудь любил меня так же пылко, как поется в этой песне!» — подумала она.

Она подошла к столу, взяла портрет Майкла и долго смотрела на него. Взяв карандаш, она несколькими штрихами подправила прическу. Эта мелочь не изменила образ Майкла, но придала его облику еще большую глубину.

Глаза ее слипались. Сжимая в руках портрет, она пошла в свою спальню, по пути выключая свет. Положив портрет на ночной столик, она устало опустилась на кровать.

В ее жизни никогда не возникало проблем с мужчинами. Она прекрасно понимала своего отца, правда, в его душе можно было читать как в открытой книге. Ее дяди были любящими и добрыми, она смеялась, называя их про себя «плюшевые мишки». Что касается братьев, то тут тоже все было нормально. Маркус временами бывал невыносим, но зато Мэтью — просто прелесть. И с мужем она всегда находила общий язык.

Но Майкл Девлин был для нее загадкой. Порой он становился холоден как лед, то вдруг сгорал от страсти, то пугал своей отчужденностью. Ханна горько вздохнула. Чем вызваны перепады его настроения, она объяснить себе не могла.

Она вздрогнула, припомнив его резкое: «Пустяки!» Для него — наверное. Но для нее эта встреча значила очень многое. Она знала, что не скоро сможет забыть его.

Это было нечто большее, чем его удивительный голос или его прекрасное лицо, которое так и просилось на холст. И даже большее, чем всепоглощающая страсть, которая не знала границ. Это было что-то настоящее. Важное…

И реальное.

Столь же реальное, как слабость, с каждым днем охватывающая ее.

Столь же реальное, как те едва уловимые перемены, которые происходили с ее телом. Пока заметные только ей… Пока…

Столь же реальное, как то чувство, которое с каждым днем она испытывала все сильнее, хотя боялась признаться себе в этом.

Ханна бросила тревожный взгляд на портрет.

— Думаю, — прошептала она, — мы совершили маленькую неосторожность, — и вздохнула, почувствовав, что Майкл Девлин не готов принять эту новость.