– Ну вот, Грейс. Барбекю в доме престарелых. Праздник шэда у Дочерей Святого Дамиана. День благословенного шэда у Сыновей Святого Михаила. Тебе нужно попасть везде.

У Клэя – маркер и местная газета. У мамы – третья чашка кофе.

– Праздник шэда? – неуверенно переспрашивает мама. – Прежде я их не посещала.

– Прежде тебе не попадались достойные оппоненты. Да, тебе нужно всюду. Смотри, в Бэй-Крэст открывают кафе в старом вагоне товарняка. Тебе и туда надо.

Мама потягивает кофе и откидывается на спинку дивана. Волосы у нее на удивление неопрятные – не аккуратный пучок, а копна платиновых кудрей.

Клэй выделяет маркером еще несколько статей, потом смотрит на маму:

– Грейси, ты измотана, но порох в пороховницах у тебя есть, вот и используй его по назначению.

Мама выпрямляется, словно Клэй дернул за нитки. Она подходит к нему, садится рядом, смотрит в газету и убирает выбившиеся пряди за уши.

Мне очень не по себе от того, как мама ведет себя с Клэем. Неужели с папой было так же? У Трейси с Флипом гармония, сейчас я это чувствую, а вот мама порой как заколдованная. Вспоминается пережитое в комнате у Джейса. Если мама чувствует нечто подобное к Клэю, я вполне ее понимаю. Только трепет, который охватывает меня при Джейсе, совершенно не похож на нервное колотье, которое я ощущаю сейчас, когда сближаются светловолосые головы мамы и Клэя.

– Милая, ты что-то хотела? – спрашивает Клэй, заметив, что я топчусь рядом с ними.

Я открываю рот, но тут же закрываю. Может, Трейс права и я не привыкла, что у мамы «есть ухажер»? Может, логике вопреки, я защищаю своего отсутствующего отца? Может, дело в гормонах? Я смотрю на часы – до начала смены в водно-теннисном клубе полтора часа. Я представляю прохладную воду с солнечными бликами на поверхности. Ее покой нарушат лишь мои мощные гребки… Я беру вещи и ухожу.

* * *

– Сейлор Мун, тебя показывают по телевизору! – Гарри бросается ко мне, едва я захожу на кухню. – Это ты! Прямо посреди «Тайн млекопитающих». Посмотри!

В гостиной Джордж, Дафф и Энди завороженно смотрят мамин предвыборный ролик. Сейчас показывают ее лицо на фоне здания конгресса. «Для любой женщины, для любого родителя на первом месте стоит семья, – заявляет мама, а камера показывает наши с Трейси фотографии. Вот мы в одинаковых платьях с пасхальными корзинами, вот на пляже, вот на коленях у Санты из водно-теннисного клуба. На каждом снимке рядом мама. Я думала, что реву на каждой детской фотографии с Сантой, но на этой я сравнительно спокойна. От Санты из водно-теннисного клуба всегда пахло пивом, а вислая борода даже ребенку казалась ненастоящей. – Для меня семья всегда стояла на первом месте».

– Твоя мама красивая, но на маму не похожа, – заявляет Джордж.

– Так говорить нельзя, – осаживает его Энди, а на экран выводят новую подборку фотографий. Вот Трейси вручают медаль на соревнованиях по гимнастике. Вот меня награждают за модель клетки, победившую на олимпиаде по естествознанию. – Саманта, ты тоже носила пластинку! Не думала, что тебе нужна была пластинка.

– Я просто хотел сказать, что она очень модная, – оправдывается Джордж.

Мама улыбается и продолжает: «Когда я стала вашим сенатором, мои приоритеты не изменились. Просто моя семья стала куда больше».

Вот фото мамы с толпой выпускников в мантиях и академических шапочках. Вот она склонилась над старухой в инвалидном кресле, которая машет флагом. Вот малыш вручает ей цветы.

– Все эти люди правда ваши родственники? – недоверчиво спрашивает Гарри. – Никогда их у вас не видел.

Теперь на экране мама за обеденным столом с большой многонациональной компанией. Люди смеются, кивают, воодушевленно обсуждая свои жизненные планы. На столе у них традиционные для Коннектикута блюда – моллюски, нью-хейвенская пицца… Дома такое мы не едим никогда.

«Для меня семья – мои избиратели. Я почту за честь стать членом вашей семьи. Я готова отстаивать интересы вашей семьи как в ноябре, так и в любое другое время. Я Грейс Рид, я в ответе за все вышесказанное», – твердо заявляет мама.

– Сейлор Мун, ты как, ничего? – Джордж тянет меня за руку. – Ты такая грустная. Я не хотел плохо говорить про твою маму. – Я через силу отворачиваюсь от телеэкрана. Джордж стоит предо мной, по-детски сопит и протягивает мне Хэппи, старую плюшевую собачку: – Если тебе грустно, вот волшебная Хэппи, она помогает.

Я беру собачку и обнимаю Джорджа. Он сопит еще громче. Хэппи зажата между нами. От нее пахнет арахисовым маслом, пластилином и грязью.

– Ребята, погода прекрасная, а вы сидите дома и смотрите «Тайны млекопитающих»! Телевизор хорош для ненастных дней!

Я вывожу Гарреттов на улицу, но успеваю глянуть на телеэкран. Плакатам, флаерам и газетным фото вопреки видеть маму по телевизору непривычно. Еще непривычнее видеть себя, якобы неотъемлемую часть маминой кампании.