Через два дня Тим по моему совету отправляется в мамин предвыборный штаб на собеседование. Сегодня он совершенно не похож на рвавшегося в Нью-Гемпшир за бакарди – на Тиме опрятный костюм цвета хаки и красно-желтый галстук. Тим барабанит пальцами по рулю и курит одну сигарету за другой.

– Ты как себя чувствуешь? – спрашиваю я, показывая, что на четырехстороннем пересечении нужно свернуть налево.

– Дерьмово. – Тим вышвыривает в окно окурок и снова щелкает зажигалкой. – Уже несколько дней ни косячка, ни выпивки. Так долго я не выдерживал лет с одиннадцати. Вот и чувствую себя дерьмово.

– А тебе точно нужна эта работа? Предвыборная кампания – голимое шоу, и я от него не фанатею.

– Фанатею?! – фыркает Тим. – Кто, черт подери, так выражается? Ты разговариваешь, как мой дедушка.

– Ну извини! – Я закатываю глаза. – Новейшим сленгом не владею.

– Не могу сидеть дома с мамой. Я на стенку от нее лезу. А если не докажу, что не живу с пользой для себя и других, ждут меня трудные времена в лагере «Томагавк».

– Ты шутишь! Так называется лагерь, в который тебя хотят отправить родители?

– Вроде того. Может, лагерь «Гильотина» или лагерь «Кастрация»? По-любому, судя по названию, это не место, в котором я выживу. У меня нет желания постигать прелести питания ягодами и кореньями, превращения паутины в компас… чем еще занимаются робинзоны? Такое дерьмо не для меня.

– По-моему, тебе нужно пойти к отцу Джейса. – На следующем повороте я показываю направо. – Он куда спокойнее моей мамы. А еще вечерами ты будешь свободен.

– Саманта, у отца Джейса магазин стройматериалов. А я гаечный ключ от отвертки не отличу. Я не мастер на все руки, как твой парень.

– Чинить там ничего не нужно – только инструменты продавать. Вот это здание. Нам сюда.

Тим тормозит на подъездной аллее предвыборного штаба. Вся лужайка здесь в огромных красно-бело-синих плакатах: «ГРЕЙС РИД: НАШИ ГОРОДА, НАШИ СЕМЬИ, НАШЕ БУДУЩЕЕ». На некоторых фотографиях мама в желтой ветровке пожимает руку рыбаку и другим достойным, героическим людям. На некоторых она в более привычном мне амплуа – в костюме, с высокой прической – общается с другими влиятельными личностями.

Тим выбирается из машины на тротуар, рывком поправляя галстук. У него дрожат руки.

– С тобой все будет хорошо?

– Зачем ты спрашиваешь одно и то же? Ответ мой не изменится. У меня трясучка магнитудой восемь и девять по шкале Рихтера.

– Так не ходи.

– Я должен что-то сделать, не то потеряю остатки ума! – огрызается Тим, потом смотрит на меня и добавляет мягче: – Расслабься, детка! Когда не хватает кайфа, чтобы добиться своего, я здорово изображаю торчка под кайфом.

Я сижу в фойе, листаю журнал «Пипл» и гадаю, сколько продлится собеседование, когда Джейс звонит мне на сотовый:

– Привет, детка!

– И тебе привет! Я до сих пор на собеседовании с Тимом.

– Папа сказал, чтобы вы заехали к нам, когда закончите, если Тим хочет здесь работать. Плюс один парень, служащий его магазина, неровно к тебе дышит.

– Неужели? А тот парень-служащий уже пробегает милю по пляжу в армейских сапогах за четыре минуты?

– Если честно, то нет. Он не справляется. По-моему, последние разы он отвлекался на девушку, которая засекала время.

– Да ну? Тогда ему нужно тренировать концентрацию внимания, согласен?

– Категорически нет! Он вполне доволен тем, на чем сконцентрировано его внимание. Ладно, до встречи.

Я улыбаюсь в телефон, когда Тим, громко топая, возвращается в фойе:

– Вы мерзкая парочка!

– Как ты догадался, что это Джейс?

– Да ладно, Саманта! Из коридора видно, как ты дрожишь.

– Как тебе руководитель маминой кампании? – спрашиваю я, чтобы сменить тему.

– Кто тот навязчивый недомерок? Благодаря этому типу выражение «манерный хлыщ» приобретает новое звучание. Впрочем, место я получил.

Мама выходит из административного отдела, кладет руку Тиму на плечо и крепко его сжимает:

– У нашего Тимоти большое будущее, Саманта. Я так им горжусь! Саманта, тебе нужно больше с ним общаться. Он твердо знает, чего хочет.

Я холодно киваю, а Тим ухмыляется.

– Чем именно ты это заслужил? – спрашиваю я, едва мы оказываемся на улице.

– Черт подери, Саманта, меня выгнали бы из Эллери много лет назад, не научись я заискивать перед сильными мира сего. Прошлой весной я писал доклад о Рейгане. Там, – Тим показал на предвыборный штаб, – я ввернул несколько фраз из Речи о Гиппере. У твоей мамы и коротышки чуть оргазмы не случились…

– Все, я поняла! – перебиваю я, подняв руку.

– Ты и Нэн, да что с вами такое?! Почему вы такие загруженные? – вопрошает Тим.

Пару минут он едет слишком быстро, потом заявляет:

– Прости, еще немного, и я из кожи вон вылезу. Мне бы поторчать!

В нелепой надежде отвлечь Тима, я рассказываю ему о предложении мистера Гарретта.

– Я вполне рисковый, чтобы попробовать, – смеется он. – Но если заставят носить хренов фартук, то нет, ни за какие коврижки!

– Фартук не нужен. А вот Элис то одно уронит, то другое…

– Заметано! – Тим снова оживляется.

* * *

В магазине мы застаем мистера Гарретта и Джейса. Когда мы заходим, Джейс стоит к нам спиной. Мистер Гарретт опирается на прилавок… Точно такую же позу я наблюдала у Джейса, когда он дома облокачивался на кухонный стол. Мистер Гарретт крепче Джейса, на него больше похож Джоэл. Интересно, Джейс, разменяв пятый десяток, будет выглядеть так же? К тому времени мы с ним не потеряем друг друга?

Заметив нас, мистер Гарретт улыбается:

– Тим Мейсон из скаутов-волчат! Я был командиром твоего отряда, помнишь?

Тим заметно тревожится:

– Вы… помните меня, но готовы провести собеседование?

– Конечно. Пойдем в кабинет. Пиджак и галстук можно снять. Лишние неудобства ни к чему.

Тим следует в коридор за мистером Гарреттом. Судя по виду, ему все равно неудобно. Небось чувствует: цитаты Рональда Рейгана здесь не помогут.

* * *

– Твой отец всегда такой упертый? – часом позже спрашивает Тим, подбрасывая нас с Джейсом домой.

Я машинально ощетиниваюсь, а вот Джейс внешне невозмутим.

– А ты разве не знал?

Джейс сидит на пассажирском сиденье, его волосы развеваются на ветру, а я – сзади. Тим снова курит одну сигарету за другой. Я машу ладонью перед собой и открываю окно, чуть шире.

– Условия у вас те еще. – Тим опускает козырек, и на колени ему падает пачка «Мальборо». – Не уверен, что игра стоит свеч.

– Мне по барабану. – Джейс пожимает плечами. – Неужели будет хуже, чем сейчас? Не пойму чем?

– Дело не в том, что хуже, идиот, а в том, что это не вариант.

– Типа, у тебя их завались, – парирует Джейс. – По-моему, попробовать стоит.

Кажется, они разговаривают на зашифрованном языке. О чем речь, я понятия не имею. Я подаюсь вперед, смотрю на профиль Джейса – он непроницаемый. Этот тот самый парень, что так нежно целовал меня перед сном?

– Ну вот, вы на месте, – объявляет Тим, заехав на подъездную дорожку у дома Гарреттов. – Вот и дом, вот дом, бом-бом-бом! Спокойной ночи, голубки!

Мы прощаемся с Тимом, и с лужайки Гарреттов я оглядываюсь на наш дом. Окна темные: мама еще не вернулась. Я беру Джейса за руку и смотрю на часы: 19:10. Наверное, мама на очередном собрании, на общественном мероприятии, в здании мэрии, где-то еще…

– Что это с Тимом? – спрашиваю я, переворачиваю Джейсу руку и указательным пальцем «обвожу» ему вены.

– Папа поставил условие – он возьмет Тима на работу, если тот проведет девяносто встреч за девяносто дней, – объясняет Джейс. – Говорит, именно так бросают пить. Я чувствовал, что он так скажет. – И Джейс нежно целует меня в ключицу.

– Девяносто встреч с ним?

– Девяносто встреч Общества анонимных алкоголиков. Тим Мейсон не первый оступился. В молодости мой папа и по вечеринкам ходил, и напивался от души. Я ни разу не видел его пьяным, но истории слышал. Вот и предчувствовал, что он легко раскусит Тима.

Я подношу палец к губам Джейса и очерчиваю нижнюю.

– А если Тим не справится? Если напортачит? – Я улыбаюсь.

– Шанс должен быть у каждого, верно? – спрашивает Джейс, запускает руки мне под футболку и кладет ладони мне на спину.

– Джейс… – Это мой голос? Мой стон?

– Эй вы, идите в дом! – советует кто-то. К нам шагает Элис, за ней Брэд.

Джейс отступает от меня и ерошит себе волосы. Так ему даже лучше.

Элис качает головой и проходит мимо.