Солнце стояло еще высоко, когда все мы утолили и голод и жажду. Я объявил своим ближайшим сородичам, что хочу сейчас же собрать воинов, особенно вождей и старейшин, на совет и сообщить им нечто весьма важное.

— Жаль, что у тебя нет здесь шкуры ягуара, — огорчился сметливый Вагура.

— И правда, — поддержал его Арнак.

— Не беда! — тут же нашлась Ласана. — Зато у нас есть шкуры пумы, убитой неделю назад. Сойдет и она!

Одним словом, моя свита единодушно решила, что здесь шкура пумы — вполне достаточный символ власти вождя, и мне не оставалось ничего другого, как перекинуть ее через плечо, придав тем самым себе больше важности и значимости, в то время как воины стали собираться и рассаживаться вокруг меня на земле.

— Воины, я буду говорить с вами о том, что уже было и что должно скоро произойти! — обратился я к собравшимся по-аравакски, ибо уже неплохо знал язык. — Дела это большой важности и касаются всего племени. Вы все должны сказать свое слово. Я жду от вас речей разумных и мудрых…

Индейцы слушали меня с любопытством и смотрели дружелюбно, но заметно было, не все: группа Конауро, демонстративно усевшись в самых дальних рядах окружавшей меня толпы, хмуро поглядывала исподлобья.

— Всем ясно, — продолжал я, — на острове Каиива мы одержали большую победу, и это вселяет законную гордость в сердца всех араваков. Но это не все: ваши правнуки и через сто лет будут достойно чтить память всех вас. собравшихся сегодня воинов. Они будут славить ваш подвиг в веках…

Свою речь на совете воинов я ни с кем из друзей предварительно не обсуждал и потому был немало удивлен, когда Арнак, мой столь же смышленый, как оказалось, сколь и храбрый, Арнак вдруг прервал меня, дав знать, что хочет говорить.

Скрыв удивление, я кивнул в знак согласия.

— Воины! — начал Арнак. — Пусть кто-нибудь скажет, что я не знаю, как жили раньше и как живут сейчас индейцы в Гвиане, не только араваки и варраулы, но и акавои, карибы, арекуна, патемоны и макуши. Все скажут: знаю. И я, Арнак, сын вождя, говорю вам: все, что сказал Белый Ягуар, — святая правда, правда правд. В Гвиане, между Ориноко и Амазонкой, никто никогда еще не терпел такого сокрушительного поражения, какое мы нанесли недавно нашим врагам…

— А убитые на Каииве? Наши убитые братья! Кто их вернет нам?! Кто?! Проклятие! — резко прервал вдруг Арнака кто-то из задних рядов отряда Конауро.

— И погибшие зря! Зря!!! — рявкнул сам Конауро, которого я узнал по голосу.

Мы сидели на опушке леса. Стволы лесных великанов заслоняли от меня разъяренного Конауро. Эти гигантские стволы и царящий между ними полумрак создавали неповторимую атмосферу таинственности и даже сказочности.

Слова Конауро и его сородича вызвали ропот недовольства и возмущенные восклицания, ибо средь всех нас в тот день царила радость, и радость понятная: нам удалось навсегда избавиться от грозного врага. Я готов был ответить Конауро, но меня опередил Уаки. Старше меня, но моложе Конауро, это был храбрый предводитель отряда, энергичный и смелый.

— Конауро! — громовым голосом крикнул он. — Ты что, ослеп?! Или разум покинул тебя? Разве тебя не было в нашем селении на берегу залива Потаро и ты не видел, что акавои готовились напасть на нас?..

— Готовились, но не напали! — возразил кто-то из ближайшего окружения Конауро. — Они пошли на Каииву, на варраулов!

— Не напали! — не сдавался Уаки. — Не напали, потому что мы были сильны и готовы к бою, у нас были ружья и много разного оружия, у нас был мудрый и храбрый вождь, и проклятые акавои в этом сами убедились. Вот почему они не напали на нас, и тебе это известно…

— А знал ли твой мудрый вождь, — взвизгнул кто-то из приспешников Конауро, — что акавои, разбив варраулов и захватив много пленников, вернулись бы довольные на свою Куюни, а нас оставили в покое?

— Эй, вы, храбрецы, потише! — гневно крикнул я. — Варраулы — наши друзья, и прийти к ним на по мощь был наш трудный, но священный долг.

— Канаима лишил Ягуара разума!

Среди араваков поднялся возмущенный гул, словно в потревоженном рое злых ос. Арнак старался перекричать шум, и наконец ему это удалось:

— Конауро, вождь рода трусливых Кайманов, ты ошибаешься! Я много слышал об акавоях и знаю их непомерную гордыню и спесь. Мы вынудили их отказаться от нападения на нас. Они никогда бы нам этого не простили и, захватив Каииву, опьяненные легкой победой, тут же бросились бы на наше селение и Сериму. Я, Арнак, говорю: ты ошибаешься, вождь Конауро!

— Все равно, — донесся откуда-то из-под дальнего дерева странно изменившийся голос Конауро, — все равно, я думаю, как думал, и знаю, что потерял многих воинов моего рода понапрасну! Да падет проклятие на головы тех, кто в этом повинен!

В этот момент наш шаман Арасибо, сидевший до этого рядом со мной с опущенной головой, вдруг резко поднял ее и стал всматриваться в сумрак, туда, где находился Конауро. Как видно, он считал, что проклятия и прочее колдовство — лишь его, шаманское, дело.

— Конауро болен! — бросил он в мою сторону. — Канаима лишил его разума!

— Ты прав! — пробормотал я с горечью. — Меня это очень печалит.

Не все знали, как развивалась смертельная схватка между отрядом Конауро и акавоями. Я попросил Мигуэля рассказать воинам, как все было. Мигуэль, хорошо владевший языком араваков, начал с того, как шло сражение и как потом его отряд бросился на помощь воинам Хаки и Конауро…

— А раньше вы не могли подойти? — буркнул кто-то из отряда Конауро.

— Не могли! Мы бросились сразу же, как увидели акавоев. Быстрее никто бы не смог…

— Все равно мои воины погибли зря! — яростно проревел Конауро. — Пусть будут прокляты те, кто втянул нас в это, пусть будет проклят главный виновник!..

И будто было мало слов этих, он стал метаться в безумном гневе, выкрикивая в экстазе страшные угрозы, Направленные, похоже, в мой адрес.

— Им овладел Канаима! — обеспокоенно шепнул Вагура. — Его надо усмирить!

— Надо, — буркнул Арасибо, и в глазах его сверкнула безжалостная твердость.

Шаман поднялся на ноги и стал пробираться сквозь толпу к Конауро.

— Иди за ним! — шепнул я Арнаку. — Как бы он чего с ним не сделал. Конауро должен жить!..

Спустя некоторое время Арнак вернулся и заявил, что все в порядке.

— Что значит: в порядке? — спросил я.

— Арасибо выкурил два раза дым из волшебной трубки в лицо Конауро, и тот упал без сознания.

— Черт возьми! Он отравил его?

— Да не беспокойся, Конауро придет в себя сегодня или завтра.

Происшествие с Конауро обеспокоило лишь немногих его приближенных, остальные требовали продолжать совет.

— Ты обещал говорить о том, что будет, — напомнил кто-то.

— Да, обещал! Уаки прав, сказав, что акавои отказались от мысли напасть на Кумаку, потому что мы были готовы к бою. Да, мы были готовы к бою, и в этом оказалась главная наша сила.

— Ты поступил мудро, — вмешался Арнак, — когда еще на острове Робинзона стал учить нас стрелять из мушкетов.

— Тебе не откажешь, Арнак, в умении правильно оценивать ситуацию, — ответил я ему любезностью. — Спасибо тебе. И ты не станешь, конечно, отрицать, что племя араваков, или локонов, как вы себя называете, — племя людей рассудительных и добрых, невоинственных и мирных. Но, когда на него нападут, защищаясь, оно способно проявлять редкостную храбрость, какой не знает ни одно другое племя, кроме, пожалуй, двух наших закоренелых врагов: акавоев и еще более разбойных карибов. Какие выводы мы должны из этого сделать?

Мой вопрос был обращен ко всем, а не только к Арнаку. Наступило напряженное молчание.

— И скажу еще! — добавил я. — Возможно, акавои с берегов реки Куюни, оскорбленные понесенным поражением, решат отомстить нам и, выбрав подходящий момент, даже в следующий сухой сезон, попытаются напасть на нас втрое большими силами. И я спрашиваю вас: какие выводы из этого мы должны сделать?

— Упредить их! — выкрикнул варраул Мендука. — Самим отправиться на Куюни и перебить всех, кого удастся…

— Это немудрое решение! — возразил я. — Начнется новая затяжная война, новое бессмысленное кровопролитие, и неведомо, чем все это кончится. Есть лучший выход, единственно верный в нашем положении, который, несомненно, принесет нам успех.

— Какой? Скажи нам! — раздалось со всех сторон.

— Научиться воевать лучше, лучше, чем умеет воевать любой из наших возможных врагов…

— А как это сделать?

— Сделать это можно и нужно! А как? Отвечу: надо постоянно учиться воевать, хорошо владеть оружием. уметь применять воинскую хитрость и разгадывать замыслы врага.

Арнак, Вагура и Мигуэль сразу оценили важность моего предложения для тех сложных условий, в которых нам приходилось жить на берегах нашей Итамаки, и загорелись моей идеей. Создание из племени араваков самого мощного боевого отряда индейцев в Гвиане представилось им мыслью на редкость заманчивой, к тому же вполне реальной. Их юношеский запал передался и остальным, всем собравшимся воинам и даже некоторым из рода Конауро.

Солнце еще не зашло, хотя сумрак под деревьями уже заметно сгустился, когда совет единодушно утвердил решение: не откладывая ни на один день, сразу же после возвращения на Итамаку срочно приступить к дальнейшему укреплению оборонной мощи племени араваков и довести ее до совершенства. Это важное задание было поручено мне (друзья по-прежнему считали меня своим вождем) и моим юным соратникам: Арнаку, Вагуре, негру Мигуэлю и варраулу Мендуке.

Над нашим лесным биваком кружили мириады комаров и всякой мошкары, но я уже не хуже индейцев переносил эту напасть. Все же Мендука счел нужным напомнить, что ночью в этих местах нас подстерегает еще большая пакость — сосущие кровь летучие мыши, которых испанцы называют вампирами.

Чтобы уберечься и от этой божьей кары, я приказал перед сном развесить гамаки по кругу, а с четырех сторон разложить костры; и всю ночь их жечь. Вампиры не терпели даже малейших проблесков света.

От вампиров мы отделались, но примерно за час до рассвета на нас обрушилась иная неожиданная напасть, поднявшая всех на ноги. Огромный, многотысячный поток плотоядных муравьев пересек наш лагерь, подняв в нем страшный переполох. Гамаки у нас были привязаны к стволам деревьев, и не знающие преград муравьи сотнями сначала взбирались на них, а оттуда переползали в гамаки, злобно атаковав спящих. Челюсти у них были дьявольски острыми, и грызли они, как злые собаки. Не оставалось ничего иного, как выскочить из гамаков и, отбежав шагов на двадцать в сторону, судорожно стряхивать с себя злобных дьяволят, вгрызавшихся в наши тела. Прошло немало времени, пока мы освободились от преследователей и муравьиное воинство прошествовало через наш лагерь дальше в поисках новых жертв. Эти плотоядные муравьи несли неизбежную смерть всему живому, неспособному спастись от них немедленным бегством. Ходили слухи, что гвианские плантаторы, когда хотели «достойно» наказать строптивого раба, накрепко привязывали его к дереву на пути шествия этих насекомообразных палачей и так чинили суд и расправу: через час раб погибал в нечеловеческих муках, до костей обглоданный муравьями.

После полуночи течение реки изменило направление, и мы, все-таки кое-как отдохнув, невзирая на муравьиное нашествие, свернули бивак и двинулись дальше, на третий день благополучно достигнув берегов залива Потаро, где и высадились в своем селении Кумака. Здесь нас сердечно и радостно приветствовали верховный вождь Манаури и все наши братья-араваки.