Если грязь в твоей душе, и скандал, И со злой судьбой уже не в силах спорить — Уходи, пока совсем не пропал, уходи в бушующее море. К чёрту пыль проклятых берегов! К чёрту баб! — От них одни мученья, А для искалеченных мозгов Только в океане излеченье. Там, средь ураганов и штормов, В схватке со взбесившейся стихией, Вдалеке от грязных берегов, Ты найдёшь утраченные силы. Обретёшь потерянную веру в жизнь, И друзей, что продают на суше, Скажет океан, как дальше жить, И очистит сумрачную душу!

Мужайся, Друг! Жизнь даром не проходит, Чем больше падаешь, тем дальше твёрже шаг. И пусть вокруг врагов полчища бродят, Но главное — ты сам себе не враг. Пусть голова о стены вдребезги разбита, Но ты боролся из последних сил, И не напрасно жизнь твоя прожита, Коль сам себе ни раз не изменил. Вот ты упал, и не дополз до цели, И сил своих перешагнул предел, Закопан гроб, и панихиду спели, Но ты не тлел — ты вспыхнул и сгорел.

Привет, Дружище! Вот уж верно, Что все пути приводят в Рим. Ты не случайно здесь, наверное, Ну что ж, садись, поговорим. Под скрипок пошлое звучание, Давно утративших талант Зальём вином глаза печальные: «Налей в бокал, официант!» Смотри — вокруг глаза бездумные, Им уж увидеть не дано, Что есть на свете ночи лунные, И в звёздах неба полотно. Здесь чувства продаются разные, На выбор — дружба и интим, В красивом теле души грязные, Лишь заплати — и ты любим. Вливай в себя отраву сладкую, Вдыхай прокуренный туман. Жизнь перестанет быть загадкою, И ты поймёшь, что всё обман. Ты честен был, и прям, и зол, И не труслив, и не дурак, Но всё равно за этот стол Жизнь привела тебя в кабак. Но что случилось? Расскажи — Иль предан ты, иль нелюбим? А может, по уши во лжи Погряз, а жизнь ушла, как дым? А может смелая мечта Сломала крылья о бетон Тупой толпы, и ты упал, И был печально удивлён, Когда внезапно осознал, Что наша жизнь — аукцион, Что нежный взгляд, И страстный стон, И друга верная рука, И даже колокольный звон — Всё продаётся с молотка. Ты не ответив, промолчишь, И залпом осушив стакан, Отдашь последние гроши И побредёшь в ночной туман.

Опять холода — вот беда. Не отступает зима. Над крышами стылого города Метелью гуляет она. И проникает в тела, Инеем души покрыв. И не дождаться тепла, И не согреться, остыв.

Откройте окна, впустите в комнату весну, Не дайте в этом смраде утонуть Кричите громче, чёрные грачи, И солнца нежные лучи, Вы эту комнату Теплом наполните. Бутылки уберите с подоконника, Пусть хлеба крошками там птицы кормятся И песни звонкие поют, И душу пьяную мою Те песни радуют, Мне кажется, что я встаю. Но снова падаю. Открыты окна, на дворе весна, Но не заходит в дом она.

Яркий свет прорезает ночь, Руки крепко сжимают руль, Ты на байке несёшься прочь От тюрьмы и ментовских пуль. Диким зверем мотор ревёт, Заглушая сирены вой, Как стрела, ты летишь вперёд, Никому не поспеть за тобой! За дорогу держись, Если хочется жить, Нам с тобой по пути Ты такой не один! Нет возврата назад, Отпусти тормоза, Впереди поворот, И Удача ждёт. За спиной ты оставил мир Стылых дней и гнилых людей, Где свободу — мишенью в тир, И из всех стволов бьют по ней. Ты порвал этот замкнутый круг, Встав с колен на два колеса, В ночь летит мощный байк верный друг, Не догонит старухи коса! За дорогу держись, В этом вся наша жизнь, И на этом пути Ты такой не один! Нет возврата назад, Отпусти тормоза, Впереди поворот, И Удача ждёт.

Капли дождя, началась гроза, Я спросил: — Зайдём в парадную? Ты сказала: — Я за. И на тёплом подоконнике Нам было уютно и спокойненько, Несмотря на вонь от кошачьей мочи, И мы плыли, обнявшись, Как волны по морю в ночи. Потом ты делала мне минет, Кто-то спросил: — Вам не стыдно? Ты ответила: — Нет. И я дал ему в челюсть, А ты засмеялась: — Жесть! И мы пошли к твоей бабушке, Которой не было дома, Послав на куй попутно пьяного управдома, И там, сбросив одежду на пол, Мы танцевали                      Питерский Рок-н-Ролл! Мы лежали, обнявшись, под одеялом, — Чем заплатишь? — спросила, Я ответил, что налом, Встав, отсыпал тебе нал, И на Невский пописдовал. А там кореш Серёга кричит: — Эй, Братан, У меня лавандоса навалом, Поканали в кабак, пить коньяк! И мы пили с утра и до вечера, И коньяк, и прочую шнягу, А когда дошли до кондиции, избегая милиции, ПТУ-шные шлюхи повели нас в общагу, И там, вдоволь наёпшись, Мы залезли с ногами на стол И танцевали                    Питерский Рок-н-Ролл! А утром Серёга сказал: -  А поедем на Финский вокзал? Я ответил: — Почему бы и нет, я за! Набухавшись в вокзальном буфете, Мы резвились и пели, как дети, Я сказал: — А давай прыгнем в поезд, Пока он ещё не ушёл! Взяли за кучу меди Коньяк у поездной леди, Но допить не успели — Пришли таможенники Со злыми рожами, И на нас насели. Пришлось выходить на ближайшей станции, И Серёга, в большой прострации, говорит: -  А давай зальём сейчас глотки, Угоним подводную лодку, И уплывём, к епеням, К волшебным чужим берегам! Но закончилось всё неприлично — Нас захапали пограничники. И вот писдую домой по Невскому, Чуть поддатый и сильно дерзкий, Размышляя: "Кому б дать писды?" Поднимаю глаза, а тут ты. Ты спросила: — Пойдёшь со мной в ЗАГС? — А чё, я не против, я за! Эпилог. Три года прошло незаметно, У нас подрастают детки, Ты жаришь на кухне котлетки, А я в переходе, присев у стенки И бросив шляпу на пол, Лабаю           Питерский Рок-н-Ролл!

Здорово, Серый, до сих пор твой бюст Оберегают истово и честно, И на могилу любопытный люд Прёт с извращённым интересом. Да и ещё экскурсовод Рассказывает, как стрелялась Анна, Стоял я рядом раз, и сброд Мне было слушать нежеланно. Кого ты ёп, куда ходил, За что тебя любили бабы, Ты Жил, Братишка, и светил, Да, и светил всем нам не слабо. Как мне хотелось в кабаке Отпеть с тобой былую осень, За пьяну Русь, и под шофэ С тобою мы ещё попросим. И выпьем враз, и сгоряча За милый клён и ветки ивы, Те, что склоняются к плечам Так ласково неторопливо. Дай Бог мне время, я приду, Не думай, Брат, я не забросил. И выпьем мы в твоём саду За золотую нашу осень.

Попрошу я Осень — дай мне водки, Чтоб валяться в листьях и рыдать, Чтобы с хрипом в обожжённой глотке Струны на гитаре обрывать. Попрошу у осени я злобы, Чтобы вылилась в моих стихах И пробрала души до озноба, Вызывая первобытный страх. Попрошу я Осень — дай мне воли То, что мне осталось, пережить, Отгуляв последнее застолье, Самого себя похоронить.

У меня семь пятниц на неделе, На семь бед я не нашёл ответ — То душа, ликуя, пляшет в теле, То, напившись, падает в кювет. До сих пор я так и не дознался, Кто я — Ангел, или всё же бес? Всю дорогу к Богу собирался, Но не достучался до небес.

В эту ночь я не буду ни пить, ни петь, И не затянусь ганджубасом. Буду молча стоять у окна и смотреть На подрастающих пидорасов. Буду вспоминать ушедших друзей, Лаская накладки последнего друга, И думать, что мир наших смелых страстей Давно уж пошёл по последнему кругу. Мы жили в том мире, как на войне, Не кинув друг друга за баб, и на бабки, И всегда стояли спиной к спине Во время самой кровавой схватки. Потом я оденусь и закурю, Проверив обойму последнего друга, И выйду к ближайшему фонарю, Что от дома наискосок И выпущу пулю в висок.                                   Какому-нибудь пидорюге.

Я сбежал с больнички Посмотреть на птичек, Как они воркуют в синеве. Было бы обидно Это не увидеть В мой последний вечер на земле. Ты прости мне, Боже, Что так мало прожил, Сильно в этой жизни нагрешив. Ты прости мне гадость, Что ещё осталась В тёмных уголках моей души. Всё — уж слишком поздно, И на небе звёзды, Падая, мне свет не принесут. Всё, пора в дорогу, Но не в гости к Богу — Прямо в ад, минуя страшный суд.

Я разбил все в доме зеркала, Чтоб не видеть отраженье тени, Что когда-то мной живым была, А теперь парит, как привиденье. Чтоб не видеть больше глаз пустых, Что сияли, словно солнца лучик. Вместо задушевной теплоты Их теперь затягивают тучи. Чтоб не видеть жуткий рта оскал, Раньше бывший озорной улыбкой, Блеск, которой взгляды вам ласкал, Не познав ещё печали зыбкой. Я собрал осколки, вышел в поле, И под мёртвым деревом зарыл И потом подумал: «А не то ли Душу я свою похоронил?»

Я оттолкнулся от земли И полетел к заветной цели, Мечтая, где-то там вдали, Увидеть свет в конце тоннеля. Вторые сутки я лечу, Но до сих пор не вижу света. Зажёг бы кто-нибудь свечу, Но никому здесь дела нету. Как был не нужен на земле, Наверно, там я так же нужен. Лечу в густой кромешной мгле, Тоннель становится всё уже… Нет, баста, хватит, всё, назад! И тут бардак, в тоннеле этом, И я сказал, открыв глаза: "Я не хочу лететь без света." Ко мне склонилась медсестра, И лоб щекоча чёлкой рыжей, Сказала: " Видно, не пора. И ты, похоже, снова выжил.»

Снег укрыл деревья и дома, И на лысине моей уже не тает. Потихоньку я схожу с ума, И метелью душу заметает. Заметает то, что отмерло В ней на этом сером белом свете. Ей под ним уютно и тепло, Я уже не думаю о лете. Сколько этих лет я пережил, Сколько барагозил и куражил, Только не родил, не посадил, Не построил и ничто не нажил. Впрочем, жизнь — на то она и жизнь, Что у каждого своя дорога. На моей пожить, а не нажить, Избежать сумы, или острога. Вот стучится високосный год, С письмецом от бабушки с косою. Ничего, паскуда, подождёт, Я допью, ну а потом открою.

Зима без снега — что за небыль? Да это вовсе не зима, А жопа, посланная Небом За то, что мир сошёл с ума.

Я брожу по лесу бесконечному, Мне уже не выйти на опушку. Я обрёл себя на муки вечные — Я убил вчера свою кукушку.