Григорий Филановский
Говорящая душа
Алик шел по тропинке и ревел. Никто его не видел и не слышал, но он ревел все громче. Вдруг - голос:
- Зачем мальчик так бурно выражает свои чувства?
Незнакомцу было лет... Судя по лысине, он мог быть отцом такого мальчика, как Алик. Но его внимательные карие глаза были непохожи на отцовские. В руках он держал что-то напоминающее одновременно револьвер и мясорубку.
- А чего они... - всхлипнул Алик.
- Не надо слов, - перебил незнакомец, надевая какие-то диковинные очки, сквозь которые глаза казались совсем черными. Проводки тянулись от очков к револьверно-мясорубочному устройству.
- Да, мальчик, обида, горькая обида: так хотелось поиграть в мяч... да, в мяч, верно...
- Как вы угадали? - Алик глядел то на незнакомца, то на снятые очки, подключенные к странному устройству.
- И ты угадал: с помощью этих очков. Все это очень даже просто. Так же, как слетать на Марс. Взять и слетать.
Встречный протянул руку - дескать, ясно, как на ладони. Ух, если б глаза его в этот момент не насмехались...
- А зовут тебя...
- Алик. По-настоящему - Валик, только мне так не нравится.
- Валик... Валентин?.. Отлично! А я - Сергей, продолжение не обязательно...
Сергей внезапно опустился перед мальчиком на колени, так что стала видна вся солнечная лысина и странно грустные глаза, если глядеть на них сверху.
- Будешь, Алик, моим спутником и помощником. А то я нынче как-то совсем одинок. Ну?
- Можно, - согласился Алик.
- Добро. Писать быстро ты еще не умеешь, впрочем, кажется, и медленно тоже. Но зато всей душой откровенно переживать и говорить искренне ты не разучился. Лгать и притворяться тебе пока ни к чему... Ты прекрасно чувствуешь жизнь. Кстати, знаешь, что такое жизнь?
- Знаю.
- Я не сомневался. Главное ты, конечно, знаешь, понимаешь. Всякое живое жадно стремится жить и по-своему радуется полноте жизни, и по-своему страдает от лишений. А уловить это можешь только ты, человек, вооруженный этим... - Сергей бережно надел мальчику очки, закрепил прибор. Мальчик покорно стоял на месте.
- Ну, Валя, вглядись в какую-нибудь жизнь: дуба, лягушки, ежа, слона, инфузории, магнолии. Приступай!..
Алик смотрел перед собой. Понемногу он начал всматриваться и вслушиваться в одну тоненькую травинку, ярко озаренную солнцем. Ему сделалось как-то душновато, томительно, и он непроизвольно протянул:
- Пи-ить...
- Великолепно! Ты ухватил душу травинки! - Глаза Сергея разбрасывали бойкие солнечные искры. - Тебя не удивляет это слово - душа? Душа, бог, возможно, ты и не слышал этих старых слов?..
Алик промолчал. Ему сейчас вовсе не хотелось выяснять, что такое бог. И Сергей не стал вдаваться в подробности. Заметил мельком:
- Большая часть человечества доныне верит в бога. Правда, смешно?
Жаль, что сейчас на месте Алика не находилась большая часть человечества - один вид Сергея убедил бы всех, что и впрямь смешно...
Алик весь нацелился на муравья.
"...Несу, несу, несу, - торжествовала муравьиная душа. - Несу добычу!" - объявлялось собратьям на муравьиной тропке. А дом, муравейник в двух шагах человеческих, в тысяче муравьиных, - далековато, впрочем.
"...Устал малость... Перекусить бы... - это едва-едва, будто скрипочка в шторм. А звучно: - Несу - домой, несу - домой..."
Донес и запропастился в какой-то муравьиной пещерке. Алик чуть тронул палочкой, и тут поднялась муравейная буря:
"Тревога! Эй! Тревога! Что? Где? В бой! На кого? А? Что? Ничего? Ничего страшного. Прошло. Порядок. За работу..."
- Молодчина, Алик, так она и познается - настоящая жизнь...
"...Дети, дети, - кричала перепелка, - за мной, милые. Стоп!"
Подсолнечник исподлобья глядел на Солнце:
"Хватит, довольно мне жарких лучей, голова моя отяжелела, черные семечки вызрели и готовы пасть на землю".
Встрепенулся паук:
"Что там бьется?.."
"Что со мной... Почему не улетаю! Что меня удерживает?"
- Ага, муха, - прокомментировал Сергей, - видит она мир обобщенно, большими грубоватыми кусками, и не замечает таких поразительных, роковых подробностей, как паутинка...
"Рванусь-ка, - продолжала муха, - надо же мне лететь. Ой, кто это мрачный ползет ко мне? Как жутко! Вырваться любой ценой. Нет, я как будто запутываюсь все сильнее..."
- Дядя Сережа, спасем?
- Нельзя вмешиваться. Мы наблюдатели. Факты, только факты, исключительно факты. Иначе...
"Ай! Кольнула иголочка в грудь, и я уже не могу шевельнуть ни одной лапкой: ни задней, ни средней, ни передней. У, как темнеет белый свет..."
Молчал трухлявый пень. Молчал обкатанный в незапамятные времена камень - неужто ему нечего рассказать о себе? Тихие облака лениво плыли в бесконечном синем безмолвии.
"Скорей", - чирикнул воробей.
Молчал журчащий ручеек. Невидимая личинка пискнула:
"Иду на свет..."
И желтый полдень легкой тенью раскачивался по опушке: спать, пить, спать, пить...
Сергей валялся на траве, и облака плыли по его глазам. Алик загляделся на старшего друга, и мальчика охватила истома, ему показалось, что он сто лет не видал кого-то милого, наверное, мамы, и, когда ее увидит, расплачется и станет целовать добрые руки. Но ему еще представилось, что мама уходит от него, и все кругом немило без нее...
У Алика бешено забилось сердце, и он, осознав, что нечаянно воспринял дядю Сережу, поспешил перевестись в другой мир.
"...Уф! какой нектар", - упивалась пчела.
"...Дозревают желуди и в этом году", - вздыхал старый-старый дуб.
"Что за маленький человечек?" - любопытствовала белочка.
"Забрали все мое ясное солнышко!" - всхлипывала березка в елочной тени.
"...Неведомо - опасно", - кружилась стрекоза...
"...Здесь я, - трепетала бабочка, - спешите, милые, далекие рыцари ко мне, здесь я!.."
"...Сплю, - лепетала фиалка, - посплю..."
- Алик!
- Что, дядь Сережа?
- Пора нам, пойдем в институтскую столовую, перекусим.
На людях глаза Сергея стали совсем растерянными. Суетливо он занял столик. Чего-то ждал, беспрерывно поглядывал на вход. И вдруг озарился:
- Валентина! Валя, Валя, сюда...
Снисходительно подплыла, села.
- Так как вам работалось на воздухе, мужчины?
- Неплохо... Благодаря ему... Я сейчас, только возьму... Что тебе, Валюша?
- Тебе должно быть известно, что я люблю.
- Любишь... - Сергей побежал.
- А меня тоже зовут Валентин, - представился мальчик. - И мне очень нравится дядя Сергей.
- Да? - она скривилась и стала смотреть в сторону очереди у раздачи. Он?..
Алик, словно между прочим, нацелил на нее очки, и сходу перенесся в ее забаву. В ее внутреннюю улыбку по поводу того лысого чудака с полной талией, короткими волосатыми руками, крючковатым носом, недоуменными глазами.
"Нельзя вмешиваться... Факты, только факты..." - припомнилось Алику.
Но это же дядя Сережа!..
Тот прибежал с подносом, поставил тарелки на стол, взглянул на Алика и понял. Понял, что мальчик невзначай успел перенестись в чужую, ее, Валину душу. Наклонился, попросил:
- Говори, Валик...
- Сережа, - выдохнул Алик. И прикрыл глаза. Чтобы говорить самому. От себя. Только от себя. - Ты, Сережа, очень добрый и любимый. Мне страшно хочется с тобой дружить...
Прибор с очками валялся рядом на стуле, совсем ненужный в шумливой, многоголосой, переменчивой институтской столовке...