Заглянул в два авторитетных справочника, и в обоих о Сальникове слово в слово сказано следующее: «Один из наиболее техничных игроков советского футбола». Фраза удобная, раз и навсегда изобретенная для служебного пользования: все верно, но и не отмечено ничего, что бы позволило отличить человека от десятка других, кому тоже впору этот отзыв.
Техничность – дар счастливой координации, дар, который полагается лелеять и упражнять. Сама по себе техничность не делает игрока крупной величиной. Ею надо распорядиться таким образом, чтобы окружающие поняли, какие преимущества она дает игроку, как выгодно команде иметь такого игрока и, наконец, как вырастает, поднимается вся игра, когда ее ведут технично. Искусному человеку позволено многое. Два-три финта, защитник теряет голову, и публика аплодирует. Обведен один, другой, третий, и снова одобрение на трибунах. И уже складывается та самая фраза: «Из наиболее техничных…» Кто же против красивого?! Прекрасно, когда футбол сшивают не из одних суровых нитей, а и из цветных. Тот наблюдатель, который, глядя на такого иллюзиониста, вдруг спросит вслух: «А что дальше? Кому это нужно?» – рискует нарваться на упрек в занудстве. Между тем он смотрит в суть футбола, который «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез», не демонстрации техничности, а ее употребления для общего дела игры и победы.
Да, Сергей Сальников – «один из наиболее…» Больше того, он и перестав играть остался в глазах не только зрителей, но и новых поколений футболистов наиболее авторитетным экспертом по части техники, что ему удалось благодаря его заметной журналистской деятельности. Его и в этой области полагается признать «одним из наиболее техничных», он пользовался пером затейливым, тонко заточенным. Его заботил, как он выражался, «стиль письма», а спортивная душа принуждала его к соревнованию с журналистами-профессионалами. Думаю, у нас не было другого автора, который бы подмечал так много деталей игры. Бывало, мы в редакции вдоль и поперек обсудим вчерашний матч, и не только в своем журналистском кругу, а и с участием кого-нибудь из тренеров, из бывших игроков, и вроде бы все сказано, а явится Сальников и с порога заявит: «А вы заметили, как восьмой номер с лёта одним касанием опустил мяч одиннадцатому, а тот не ждал такой прыти и испортил момент?.. А как он разыграл длинную стенку с десятым во втором тайме?» И наш разговор, было угасший, вспыхивает, мы все, поощренные Сальниковым, начинаем припоминать подробности, которые оставили в стороне, увлеченные больше сюжетом и драматизмом матча, чем его тонкостями.
Сальникову принадлежит термин «тактика эпизода». Суть тут в том, что в ходе общекомандных операций успех зачастую приносит чисто и умно разыгранный короткий эпизод. Ему это и полагалось подметить, поскольку он сам, будучи игроком, особенно преуспевал в эпизодах, умел их создавать и завершать. И кроме того, он их коллекционировал, держал в памяти и свои собственные и те, что подметил с трибун. Это была его личная «эпизодотека», составленная с разбором. Забавные, нелогичные происшествия, приключившиеся на поле, он тоже в нее включал, любил повеселить слушателей и сам хохотал. Ему чужды были навязчивые, догматические каноны. Пройдя через труженичество и все тяготы, Сальников сберег отношение к футболу как к тонкой, веселой игре, где высоко ценится все редкое, необычайное, возникающее среди обязательных бесконечных повторений.
Он был виден, различим на поле. Высоко поднятая голова, плечи развернуты, грудь вперед, весь уклончивый, чуткий, легконогий, прыгучий, готовый моментально изменить направление своего ли движения или движения мяча. Всегда оставалось впечатление, что ему все дается легко, само собой, как бы между прочим. А он еще и убеждал нас в этом впечатлении, выбирая приемы посложнее, поинтереснее, избегая простеньких, стандартных, заранее угадываемых. Любя мяч, он, как истинный мастер, знал меру этой любви. Красивый, он не красовался, играющий – не заигрывался. Никита Симонян, главный бомбардир «Спартака», и по прошествии многих лет повторяет: «Повезло мне с партнерами, сначала Тимофеич (Н.Дементьев), потом Серега (С.Сальников)…» Эпизод одному не создать – это Сальников прекрасно знал, и свою изощренную техничность не держал для личного удовольствия, вкладывал ее в общий котел, благо его понимали, ведь рядом находились кроме Симоняна Нетто, А. Ильин, Исаев, Татушин, Парамонов, Маслен-кин, знавшие толк в классной игре.
Сальников – из удачливых. Прожитые им в футболе годы необычайно насыщены. Ему было девятнадцать, когда ленинградский «Зенит» (27 августа 1944 года – обратите внимание на дату!) играл в финале Кубка СССР с ЦДКА. Сальников, левый крайний «Зенита», забил решающий гол, и ленинградцы победили 2:1. Среди кубковых финалов за этим навсегда сохранится особое место: сыгран в дни войны. Сальников был в сильном московском «Динамо», в «Спартаке» в его лучшие годы, стал олимпийским чемпионом в Мельбурне, в рядах сборной участвовал в знаменитом матче в 1955 году с чемпионом мира командой ФРГ, матче, сделавшем наш футбол широкоизвестным, играл на чемпионате мира 1958 года в Швеции. Он на поле встречался со звездами мирового футбола, в партнерах у него перебывали все звезды нашего футбола тех лет, и состоял он под началом самых известных тренеров. У него всегда были перед глазами образцы классного футбола, он равнялся по ним, умел их подметить, ухватить, запомнить, перенять. И оставался сам среди наиболее искусных.
Сальникову я обязан за многие футбольные удовольствия в те годы, когда он играл, а я сидел среди зрителей. Когда же мы стали товарищами по профессии, я стал ему обязанным за рассказы «с поля», за экскурсии по этажам высотного футбола. Он был не из тех, кто твердит общеизвестное, повторяет раз и навсегда сложившиеся характеристики. Вдруг скажет осторожно, не на публике, а доверительно с глазу на глаз, но твердо про знаменитого бомбардира: «А играть-то он как следует не умел, рост да сила – и ничего больше». Сначала удивишься, а поразмыслив, поймешь взыскательную точность Сальникова. Много лет я пытался и не мог заставить его сесть за книгу воспоминаний. По пальцам можно пересчитать мастеров футбола и тренеров, способных без помощи и подсказки литераторов рассказать о пережитом. Сальников среди таких был первым. Читая его обозрения в газетах, слушая его телерепортажи, я печалился, что этот человек, имевший свой отчетливый, проверенный всей его жизнью, не только не устаревший, а делающийся все более актуальным взгляд на футбол как на игру красивую и умную, не соберется с духом и не засядет за книгу.
Последние встречи остаются в памяти как особо многозначительные. В перерыве матча мы столкнулись в коридоре под трибунами стадиона «Динамо». Только что в «Советском спорте» были напечатаны очерки из этой моей книжки о пятерке форвардов послевоенного ЦДКА. Я не сомневался, что Сальников их прочитал, и внутренне насторожился, ожидая его неминуемого и чрезвычайно важного для меня отзыва: героев очерков он знал короче, чем я, – он с ними играл и дружил.
И тут молодая улыбка во все лицо и слова неожиданные, мило-непосредственные:
– Я за вами тянусь, думаю – догнал, а прочитаю новенькое и вижу – нет, еще отстаю… И меня упомянете? Иногда я играл совсем недурно, например с «Миланом» в Италии…
На душе у меня полегчало, и я перевел разговор.
– Сережа, вы начали писать книгу?
– Опять вы за свое?
– Не за свое, а за ваше…
– Сяду, сяду, время никак не выкрою. Да вы же знаете, меня еще могут не понять…
Он верно чувствовал, что не все поняли бы и разделили его «техничное» отношение к футболу. Разве легко дается правота! Это потеря, что книги Сальникова нет.