ТЕМА, КОТОРУЮ МЫ ВЫБРАЛИ

Работал я в «Комсомольской правде», в отделе учащейся молодежи, писал о школьной и студенческой жизни и не придавал ровно никакого значения тому, что вместе с друзьями ходил на Восточную трибуну стадиона «Динамо» на все мало-мальски интересные матчи. Это было прекрасное развлечение, и более всего оно устраивало истинностью, неотразимостью переживаний. Сколько раз, помню, пытался я доказать сам себе, что мои болельщические восторги и печали не имеют реального смысла, что все это условно и призрачно. Но самые разумные доводы были бессильны спасти от наваждения. И хотя были приятны часы, которые я проводил за изучением турнирной таблицы или за обсуждением с друзьями подробностей матчей, я всегда знал, что эти часы как бы от лукавого, они отвлекают то от подготовки к экзамену в институте, то, позже, от работы.

И вот однажды остановил меня в длинном редакционном коридоре заведующий спортивным отделом Борис Иванов.

– Слушай, ты идешь на «Динамо»? Выручи, у нас все в разъезде. Двадцать строчек. Продиктуешь?

Видя мое недоумение и подумав, наверное, что я шокирован столь пустяковым поручением, он успокоил меня:

– Подпись твою ставить не будем…

И появилась на следующий день в «Комсомолке» двадцатистрочная заметка о матче «Спартак» – ВВС. Впервые я смотрел футбол, так сказать, профессионально, стараясь извлечь из полуторачасового зрелища достойное упоминания в газете. Пусть смутно, но я почувствовал, что на стадионе можно не только посиживать, предаваясь блаженному «болению», но там можно и работать.

Было это в 1949 году. Спустя недолгое время спорт и футбол, а потом один футбол стал моей темой.

Выходит, более чем двадцатилетний стаж? Трудовая книжка, возможно, это и засвидетельствует. Я же сам отношусь к этому вроде бы заслуживающему уважения стажу с большим сомнением…

Уже сотрудничая в «Советском спорте», я написал корреспонденцию, которая мне самому ужасно понравилась. И я решил показать рукопись Петру Ефимовичу Исакову, тому самому, который за свою игру удостоился прозвища «профессор». На поле мне его видеть не довелось, познакомился с ним в редакции, куда он нередко приносил свои отчеты о матчах. Тогда они казались мне скучноватыми, и только позже я оценил тонкость его наблюдений и мудрость оценок.

Я самонадеянно считал, что моя корреспонденция, написанная лихо, где беспощадно критиковались некоторые известные мастера (про одного форварда, не забившего пенальти, говорилось, что такой промах не прощают даже в матче дворовых команд), должна произвести на Исакова впечатление. И вот он читает, а я слежу за выражением его лица. Он сосредоточен, внимателен. И только в какие-то моменты его брови подскакивают, лоб бороздят крупные складки. Я доволен, впечатление произведено…

Исаков отдает мне листочки, аккуратно их сложив. Я жду, а он молчит. Но что-то должно быть произнесено!

– Не знаю… Вам виднее. Я ведь не журналист. Какой из меня судья? Смотрите сами…

Мне бы уловить за тактичной отговоркой его сомнение. Но куда там! Молодой журналист наслаждается своим правом высказать публично все то, что позаимствовал на Восточной трибуне, и глух к деликатно выраженному несогласию пожилого мастера. А если бы и уловил, то, скорее всего, расценил это несогласие как попытку выручить людей одного с ним цеха. Корреспонденцию напечатали. До сих пор я стыжусь ее…

Затеяв работу над этой книгой, я сел перечитывать свои старые работы. Предполагал, что с высоты своего двадцатилетнего стажа где-то улыбнусь, поморщусь, поймаю ошибки. Все оказалось гораздо хуже. Я обнаружил, что статьи и отчеты даже десятилетней давности, не говоря о более ранних, не могут быть мне полезны, из них ничего нельзя извлечь, кроме фактов.

Как же так, ведь все печаталось, и не где-нибудь, а в «Советском спорте», нашем спортивном официозе?! Пришлось мне пролистать заодно старые подшивки газеты, чтобы выяснить: а как же тогда вообще писали о футболе?

И тут я удостоверился, что за последнее десятилетие футбольная тема в нашей печати стала разрабатываться и исследоваться куда глубже, чем прежде, и можно уверенно сказать, что это произошло после того, как наш футбол вырвался на оперативный простор, или, как обычно говорят, на широкую международную арену. Вырос спрос с футбола, интерес к нему стал жгучим, и мы все оказались перед необходимостью открывать его тайны, тогда как прежде журналистам было достаточно обозначать их и любоваться непознаваемостью игры.

«Футбольная пресса», «футбольная журналистика» – эти выражения вошли в обиход, никто их не берет под сомнение. Да и что сомневаться, когда и пресса такая есть, и отряд журналистов, полностью посвятивших себя теме футбола, существует, хоть открывай еще одну секцию при Союзе журналистов! Мне даже доводилось читать несколько дипломных работ выпускников факультетов журналистики, где исследовалось состояние нашей футбольной прессы, творчество некоторых обозревателей.

И тем не менее иногда вспыхивают споры, так сказать, о роли, месте и значении футбольной журналистики. Идет ли она по пятам за игрой, повторяя и фотографируя, или, напротив, возглавляет ее, снабжает идеями? Понимаю, что мне, журналисту, тем более редактору специального еженедельника «Футбол – Хоккей», в данном случае лучше слушать, чем говорить. Но на некоторых особенностях нашей прессы я хотел бы остановиться.

Борис Аркадьев, Виктор Маслов, Виктор Дубинин, Николай Старостин, Андрей Старостин, Николай Морозов, Сергей Сальников, Николай Глебов, Евгений Горянский. Здесь перечислены известные тренеры и люди, стоящие у руководства футбольным делом. Все они, так сказать, без отрыва от производства, еще и самые что ни на есть заправские журналисты, уверенно владеющие пером и, естественно, своим предметом. Каждый из них садится за письменный стол после долгих наблюдений и размышлений, как правило, для того, чтобы привлечь общее внимание к какому-то новому повороту в жизни футбола.

Такими силами не располагает пресса ни одной другой страны. Тренеры и руководители-люди, более всех думающие об игре, – повсюду в лучшем случае отвечают на вопросы репортеров, сами же не пишут. За рубежом это не принято. Мы же, например, в редакции еженедельника считаем своим долгом, чтобы в каждом номере появилась оригинальная статья специалиста. Это не так просто. Но мы привыкли, и номер без такой статьи нам самим кажется незавершенным. Мне известно, что в ряде стран эта черта нашей прессы подмечена и высоко оценена.

Если авторы из футбольного мира добросовестно применяются ко всем требованиям газетного ремесла, то, в свою очередь, журналисты не намерены уступать им в подходе к проблемам, в поисках злобы дня. Можно предъявлять к нашей прессе любые претензии, но то, что она в последнее время определилась как пресса аналитическая, ищущая, норовящая рассматривать футбол в самых различных, сложных и тайных аспектах, этого нельзя не заметить.

Утверждение, что руководители футбольных организаций, тренеры, судьи, игроки не имеют претензий к прессе, выглядело бы для нас сомнительным комплиментом. Что-то обязательно бывает против шерсти. Иначе и нельзя, на том и основано деловое влияние газетных страниц. Но характер вмешательства прессы заметно меняется. Становится дурным тоном подсказывать тренерам, какого игрока на какое место ставить, по любому поводу метать гром и молнии в сторону Федерации, делая ее козлом отпущения, тогда как доскональное знание жизни учит делить ответственность и обнаруживать в каждом случае истинных виновников. Приелись и так называемые «объективные» оправдания неудач, мелькающие в разных интервью: кто-то болен, судья не заметил «вне игры», было холодно, самолет задержался и т. д. Я бы сказал, что претензии журналистов становятся проблемнее, масштабнее, умнее. Репортерское зубоскальство, шашлычное нанизывание «остреньких» фактиков, иные из которых подслушаны где-то на бегу, в кулуарах,- все это мало-помалу себя изживает.

Футбольная тема потребовала и хорошего литературного стиля, она вырвалась из тесного кольца служебного, основанного на бесконечных повторениях одних и тех же фраз, сухого репортажа.

Образцы футбольной журналистики создавали талантливые литераторы – Михаил Ромм, Мартын Мержанов, Александр Вит, Виктор Фролов, Илья Бару. Они задали тон, снабдив эту рубрику гражданственностью, рассудительностью, смелыми аналогиями, позволившими всем увидеть, что футбол не стоит особняком, что он не вещь в себе и судить о нем можно не только с сугубо специальных позиций, снабдили требовательностью и темпераментом, запасом слов и, если угодно, интеллигентностью. И, наверное, так и должно было случиться: футбол сам по себе интересен, и люди хотят, чтобы и читать о нем им было интересно.

Наши журналисты тесно, кровно связаны со своим футбольным миром, живут с ним общими мечтами, планами и интересами. Иногда слышишь, как зарубежные футболисты и тренеры заявляют, что они свободны от влияния своей прессы, а некоторые так даже избегают ее читать. Мы же не мыслим свою работу без внимания к ней заинтересованных лиц.

…Так бывает, намереваешься просто сообщить какие-то факты, и тебя уводит в сторону. Я собирался отметить, что, готовя рукопись книги, был вынужден заново изложить свои впечатления о чемпионате мира 1958 года и финале Кубка Европы 1960 года, многое пересмотреть в материалах о поездке по Южной Америке осенью 1965 года. И вот возник разговор о прессе. Впрочем, может быть, он и уместен. Недаром же говорят, что футбольная жизнь представляет собой квадрат, стороны которого – игроки, судьи, зрители и пресса.

 

ДОРОГИ

 

ЧУДО СОВПАДЕНИЯ

В Швецию я был командирован с опозданием на два дня, после того, как и команда и мой коллега Владимир Пашинин улетели. Это был мой первый выезд за границу, и я, ни о чем не думая, отправился в вояж с одним билетом до Стокгольма в кармане, хотя пунктом моего назначения был Гетеборг. «Пустяки, доберусь»,- отважно и наивно решил специальный корреспондент «Советского спорта». Замечу, что в то время в этой газете я был редактором отдела учащейся молодежи и о футболе, как сейчас понимаю, скорее пописывал, чем писал. Если теперь, собираясь передать отчет даже о матче нашего внутреннего чемпионата, готовишься, размышляешь, наводишь какие-то справки, то тогда, подумать только, я ехал на чемпионат мира не то чтобы без заранее заготовленного досье, а вообще смутно представляя, что мне предстоит там увидеть. Но это меня ни капельки не смущало, самоуверенности не было границ. Мне казалось, что и «Золотую богиню» скорее всего мы привезем в Москву – не зря же три года назад наша сборная на «Динамо» блистательным штурмом одолела тогдашних ее владельцев – футболистов Западной Германии!

В Стокгольме меня любезно встретил Николай Гаврилович Латышев. Пока я ждал свой чемодан, он в двух словах обрисовал обстановку. «Нам в подгруппе главное пройти Англию, а Австрия и Бразилия – это легче. Бразильцы – жонглеры…» Я, разумеется, прошу прощения у уважаемого председателя судейской коллегии за воспоминание. Но тогда, накануне нашего первого чемпионата мира, мы все в равной мере находились в блаженном неведении, не знали не только реальную расстановку сил, но и представить не могли, какая вообще борьба развертывается у подножия этой золотой статуэтки. Мы, правда, считали, что наша подгруппа не из легких, но особых сомнений не испытывали. Это не было самомнением, это было незнание…

Вскоре выяснилось, что на поезд Стокгольм – Гете-борг надо покупать билет, а денег у меня не было. Неясен был по той же причине вопрос обеда. В конце концов, пережив неловкие минуты, я разжился кронами, которые мне одолжили немало удивленные столь легкомысленной «высадкой» спецкора сотрудники нашего посольства. Пожалуй, с этого началось мое отрезвление. Сначала, так сказать, в быту, а потом и в футбольных делах.

Помню, что первый наш матч со сборной Англии, окончившийся, как известно, вничью – 2:2, меня всего лишь раздосадовал. Экая неудача, англичане буквально сорвались с крючка (мы вели 2:0), нашим безбожно не повезло, пенальти выглядел чересчур спорным. В Хиндос, в свой загородный отель, мы возвращались в автобусе, на все лады обсуждая этот казус. Как бы то ни было, оставшиеся игры рисовались менее сложными.

И вот пришла ночь. Я жил в комнате с Константином Ивановичем Бесковым, командированным в Швецию в качестве тренера-наблюдателя. В те часы, когда шел матч Англия-СССР, он был в другом городе, на встрече наших будущих противников – Бразилии и Австрии.

Мы улеглись, погасили свет. Но мне не спалось после стольких переживаний, да и Бесков, я слышал, ворочается.

– Знаете,-проговорил он тихонечко, словно опасаясь, что его услышат за стенкой,- чемпионами будут бразильцы…

– Будет вам,- возразил я. Мне памятны были выступления в Москве бразильских клубов «Байи» и «Атлетико-португеза», игравших в мягкий, изящный кошачий футбол, удивительно непрактичный, словно не от мира сего.

– Вот увидите,- твердо сказал Бесков.

Тут я встревожился: ведь со мной говорил большой мастер футбола!

– Почему же вы так думаете?

– Бразильцы умеют все, что можно уметь. Я не представляю, как можно сыграть лучше, чем они с австрийцами. 3:0! Как легко, как красиво, без всяких шансов у противника…

– Но мы с вами видели же бразильцев раньше,- попытался я сопротивляться.

– Нет, эти совсем другие. Вот увидите,- строго и упрямо повторил Бесков.- Но только пусть это останется между нами…

Его просьба была понятна: столь категорическое мнение наблюдателя могло вызвать неудовольствие в нашей делегации.

Ночной разговор я запомнил. И когда пришлось решать, кому из двух корреспондентов «Советского спорта» ехать в Бурос на матч СССР -Австрия, а кому оставаться в Гетеборге, где играли Англия – Бразилия, я охотно пошел на «уступку».

В ложе прессы я встретил корреспондента «Огонька» Мартына Ивановича Мержанова.

– Думаю, что мы с вами не ошиблись,- заговорщически сказал он.- Встреч наших с австрийцами мы еще насмотримся, а вот удастся ли когда-нибудь снова увидеть матч Англия – Бразилия – это вопрос…

И верно, мы угадали. Пусть счет ни о чем не сообщил – 0:0. Но для того, чтобы понять бразильскую команду (а понять ее, как вскоре выяснилось, было необходимо), этот матч дал многое. Конечно, никто не поверит, что с одного взгляда мы, журналисты, разобрались в тактической новинке, преподнесенной бразильцами. Но бросилась в глаза удивительная, если угодно, вопиющая легкость, с которой выскакивал на ударную позицию центральный нападающий бразильцев Маццол-ла (позже известный под именем Альтафини). Чудом было не то, что англичане спасались и уцелели, а то, что он не забивал. Его промахи, его невезение даже нас, посторонних наблюдателей, заставляли всплескивать руками.

Но как же этому рослому рыжеватому Маццолле удавалось так обманывать бдительность обороны англичан, возглавляемой отличным центральным защитником Райтом? И почему было так спокойно в центре штрафной площади бразильцев? Эти вопросы мы унесли с собой в тот день с гетеборгского стадиона. У матча шаблонный, невыразительный итог, но в его облике было что-то такое, чего мы до той поры не видели.

Пришел день встречи СССР – Бразилия. Третий игровой день чемпионата. Матч лидеров подгруппы, имеющих по три очка. Он невольно, по чисто турнирным обстоятельствам, сделался центральным. Но судьба заготовила ему куда большее значение. В этот самый день на поле Гетеборга выбежала команда, которой было суждено стать на долгие годы эталоном мирового футбола. Вот ее состав: вратарь Жильмар, защитники Н. Сантос, Беллини, Орландо, Д. Сантос, полузащита – Зито и Диди, нападение – Гарринча, Вава, Пеле, Зага-ло. Тогда окончательно были включены в состав Пеле и Гарринча.

Откровенно говоря, все смешалось в душе в тот день. Наши проигрывали. Но бразильцы играли так, что сердиться на них было невозможно. Это был тот редкий случай, когда футбол, как игра, становится выше любой предвзятости, выше симпатий к своей родной команде. Мне приходилось после этого не раз становиться свидетелем проигрышей наших футболистов, и всегда было скверно на душе, всегда надолго оставался горький осадок. В тот день ничего этого не было, тяжесть поражения была скрашена чувством радостного удивления, что есть на свете такой футбол, как бразильский.

И, знаете, это странно, прямо-таки неправдоподобно, но в автобусе, в котором я возвращался вместе с футболистами из Гетеборга в Хиндос, только и шли разговоры что об игре бразильцев. Это было восхищение людей, знающих толк в игре, которых на мякине не проведешь, не ослепишь фейерверком ложной красивости, на что еще может иной раз клюнуть население трибун. Никогда с тех пор я не ездил в таком автобусе проигравших, где бы улыбались, смаковали подробности, шумно спорили. Секрет же этого необычного поведения наших футболистов состоял еще и в том, что они-то знали, что сами сыграли хорошо, не дрогнули, боролись честно до конца и уступили, вполне пристойно, команде невиданно высокого класса.

Несколько дней спустя наши проиграли в Стокгольме на «Росунде» в четвертьфинале шведам. Тот же счет (0:2), и совсем другое чувство. Прежде всего обида на безжалостный, человеконенавистнический регламент турнира. Матч с Бразилией, через день -изнурительная переигровка с Англией, которую наши доблестно выиграли (1:0), и снова через день – матч со шведами, до этого несколько дней отдыхавшими. Понятно, что регламент объявляется заранее, он один для всех. Верно и то, что сборная Швеции, призвавшая со всей Европы своих «звезд» (Хамрин, Скоглунд, Бергмарк, Лидхольм, Грен), была сильна как никогда. Сильна, но вполне соизмеримо с нашей командой. Я помню, что на наших игроков перед этим матчем было горестно и даже как-то неловко смотреть. Взвинченные, словно обугленные…

В общем, первый выезд на чемпионат мира дал понять, какого высочайшего уровня этот турнир, насколько он труднее любого другого. Иллюзий не осталось, было ясно, что успешно провести шесть матчей подряд с сильнейшими командами мира по плечу лишь сборной, безупречно подготовленной. Здесь ничего никому не прощают.

Мало того, мне теперь кажется, что шведский турнир для нашей сборной был самым трудным (состав подгруппы, добавочный матч), а провела она его не уронив своего достоинства. Тогда мы сгоряча не сумели по достоинству оценить таких результатов, как 2:2 и 1:0 со сборной Англии, будущим чемпионом мира 1966 года, 2:0 с Австрией, впоследствии вечно заковыристым для нас противником, 0:2 с Бразилией, чемпионом на следующие восемь лет, забившим третьему и второму призерам, Франции и Швеции, по пять голов. Ну, а проигрыш шведам имел уважительные причины. Так уж сложились обстоятельства, и встать выше их, я уверен, было невозможно.

Проходит время, мы получаем возможность сравнивать, сопоставлять во всеоружии новых знаний. Сейчас у меня не поднялась бы рука написать, что дебют нашей сборной на шведском чемпионате был неудачей. А тогда именно так его расценили. И пошло суетливое, злое пе-ремывание косточек. Напрасно это делалось. Одна «орг-мера» и тогда мне показалась необъяснимой. Команду сразу после проигрыша, словно в наказание, отправили домой, хотя игроки просили оставить их на полуфинал: уж очень им хотелось еще разок повидать бразильцев! Футболисты слушали радиорепортаж об этом матче в каком-то аэропорту, где они застряли по дороге.

В общем, и служение большому футболу не терпит суеты…

Вернемся к бразильцам. Они неспроста говорили потом, что матч с русскими был для них наиболее трудным. Дальше у них пошло как по маслу: 5: 2 в полуфинале с Францией и 5:2 в финале со Швецией. Оба эти матча оставили у меня ощущение, что борьбы на поле не было, была игра. Игра кошки с мышью. Прекрасные команды, самые сильные, которые когда-либо были способны выставить Франция и Швеция, оказались переигранными бразильцами вчистую, с неправдоподобной легкостью. Как же это получилось?

Много, так много, что даже робеешь заводить об этом речь, говорилось о бразильской тактической системе, взорвавшей старое, доброе «дубль-ве», которого в 1958 году придерживались все. Наверняка эта новая расстановка сыграла свою роль на чемпионате, сделав игру бразильцев неудобной и непонятной для их соперников.

И все же я хочу прежде всего попытаться передать здесь свои тогдашние впечатления, еще не отягощенные теоретическими премудростями, в которые мы позже ударились. Они мне дороги, эти впечатления. Прошло много лет, перевидано много команд, сотни матчей, но сборная Бразилии во встречах с Англией, СССР, Францией и Швецией стоит перед глазами, и никакие иные картины ее не заслоняют в памяти.

Любой клуб, любая сборная вечно ищут, как философский камень, свой идеальный состав. Когда все одиннадцать на месте, и никого не нужно, и ничего лучшего даже не придумаешь, тогда возникает команда, о которой очевидцы вечно помнят и вздыхают.

Так вот бразильцам в 1958 году выпала великая удача – сошлись все одиннадцать номеров их лотерейного билета.

Много лет спустя кто-то пустил в обращение тонкую фразу: «Теперь на смену командам из «звезд» пришла команда-звезда». А сборная Бразилии была одновременно и командой из «звезд» и командой-звездой.

Вратарь Жильмар, тонкий и гибкий, как матадор. Мяч попадал в его руки, как голова быка в мулету. Его игра была созвучна игре партнеров в поле, была изящна.

Правый защитник Нильтон Сантос, рослый и сильный. Мало того, что он был беспроигрышно, невозмутимо мудр в единоборствах с форвардами, он еще и позволял себе в точно угаданный миг рвануться по флангу в атаку и привести в замешательство противника.

Левый защитник Джалма Сантос, низкорослый, широкогрудый, длиннорукий, с крупным добрым лицом, затевал с нападающими какой-то свой танец, подстраивался и чутко отвечал на каждый финт, на каждое коленце дриблинга. Он завораживал форварда своими повторениями движений, и тот, включившись в эту пляску, сам не замечал, как оставался без мяча.

Высокий, плечистый, спокойный, как все сильные люди, Беллини, центральный защитник. Он был на роли разгадчика, и, глядя, как он возникал именно там, откуда грозила опасность, легко было представить, что он в этот момент хитро подмигивал форварду: «чудак-человек»…

С Беллини был неразлучен худой и красивый, как испанский танцор, другой центральный защитник – Орландо. Легкий, он незаметно взлетал вверх, эффектно играл головой.

Правый полузащитник Зито из тех людей футбола, которые обречены на нескончаемое движение вперед-назад. И все-таки в отличие от многих других, играющих ту же роль, он умел кое-что сэкономить, потому что мяч был ему послушен, передачи точны.

Центральный нападающий Вава. Крепко сбитый, твердо стоящий на ногах. Безжалостный, ничего не прощающий, зоркий, он шел на прострельную передачу, как падает на добычу, сложив крылья, хищная птица.

Левый крайний Загало был игроком в засаде, загадкой, источником тревоги. Он играл строго по продольной линии, отвлекая на себя защитника, лишая его возможности прийти на выручку партнерам в центре. Если же тот принимал удаленность Загалы от главных событий за факт, внушающий доверие, и пятился к своим, то мяч оказывался на левом фланге и оттуда надвигалась угроза.

Пропущены Пеле, Диди и Гарринча. Среди всех «звезд» команды эти трое выглядели «сверхзвездами». Пеле в этой книге посвящен очерк. Но нельзя также не сказать подробней о Диди и Гарринче.

В некоторых матчах шведского чемпионата мы видели сборную Бразилии без Пеле, Вава, Гарринчи, Зито, Д. Сантоса. Без Диди она на поле не выходила. Думаю, что это не случайно.

В предместье Гетеборга, Хиндосе, мы с бразильцами жили рядом, и у нас установились добрососедские отношения. Я часто видел Диди, наблюдал за ним, жал ему руку, поздравляя с победой. Знакомство было шапочным, но впечатление от этого человека осталось, и если попытаться уместить его в одном слове, то это слово – серьезность.

Безупречно сложенный, прямой, высоко держащий голову. Молчаливый, уравновешенный, невозмутимый.

Изредка – ослепительная улыбка доброго, сильного человека. Чувство собственного достоинства, законченная мужественность. Среди бразильских футболистов Диди выглядел молодым учителем среди старшеклассников.

Точно таким же выглядел он и на поле: старшим, сознающим свою ответственность за поведение партнеров. Полузащитники обычно играют от ворог до ворот. Так вел себя Зито. А Диди играл не по правилам. Он не рвался вперед, не уходил глубоко назад, зная, что спринтерского соревнования ему не выиграть. Порою казалось, что он просто стоял посередине поля. Но стоял (точнее, выбирал позицию) Диди таким образом, что все передачи мяча от защитников шли к нему, а к нападающим- от него. Он напоминал паука, раскинувшего по полю огромную паутину.

Само собой разумеется, противники старались его прикрыть, отсечь, придержать. Но это удавалось плохо: для Диди, едва он получал мяч, преград не существовало. Не раз приходилось видеть, как он, имея перед собой пласирующегося противника, резаным ударом посылал мяч по дуге за его спину, к партнеру. Остановка и обработка мяча, передача любой длины и силы, дриблинг- все это. Диди выполнял артистически. Мяч ему не прекословил, и оставалось только решить, кого из нападающих предпочесть. Его партнеры в это время стремительно разбегались в разные стороны, будучи совершенно уверенными, что Диди сделает лучший выбор.

Помню, как он резаным пасом вывел вперед Вава, пославшего мяч в ворота нашей команды. Помню, как он бросал в прорывы Гарринчу в матчах с французами и шведами. Без паутины, которую неутомимо плел Диди, были бы немыслимы гармония и разум, отличавшие игру бразильцев.

После чемпионата все заговорили о «сухом листе». Начало разговорам положил Диди на 39-й минуте полуфинала с французами. Он с мячом неторопливо двигался вперед, а его партнеры, как всегда, бросились врассыпную. Французские защитники – за ними, ожидая, что последует передача. И тогда Диди, находясь прямо против ворот, метров с двадцати пяти сильно и, как казалось, прямо ударил. Вратарь Аббес рванулся навстречу мячу. А мяч, словно наскочив на невидимую преграду, изменил траекторию и, не долетев до изумленного вратаря, направился точнехонько в левый верхний угол.

Когда много лет спустя, летом 1969 года, стало известно, что сборная Перу, вытеснив Аргентину, попала в число 16 финалистов мексиканского чемпионата мира, событие это не показалось мне таким уж сюрпризов по той лишь причине, что тренером перуанцев был Диди. Легко верилось, что такой человек способен создать сильную команду.

Имя Гарринчи я услышал впервые в прохладном полуподвале хиндоского отеля, где наша команда слушала «установку» накануне матча со сборной Бразилии. Не могу теперь сказать, кто с вопросительной интонацией произнес это имя, но помню, что разговор вдруг оборвался и наступила пауза, долгая, и трудная. Тренерам, видимо, было нелегко ответить.

Скорее всего, вопросу этому я бы и не придал значения, если бы не выразительная пауза. Оказалось, что Гарринчу ранее видели московские динамовцы, выезжавшие в Южную Америку. Их впечатление было таково: наблюдать за ним с трибуны куда приятнее, чем встретиться на поле.

Встретиться тем не менее пришлось. Он заявил о себе немедленно. Первая же передача была адресована ему, на правый фланг. Он повел мяч прямо на Б. Кузнецова так решительно, словно того не существовало. Защитник пятился, не решаясь вступить в борьбу, не находя удобного мгновения. И уже в штрафной площади Гарринча исполнил свой коронный финт. Чуть не до земли уронив туловище влево и вынудив защитника повторить это движение, он с непостижимым проворством ринулся вправо и вышел к воротам. Штанга, как басовая струна, задрожала от мощного удара.

В линии обороны открылась зияющая брешь, надо было принимать экстренные меры. Пока все это осмысливалось, в наши ворота был забит гол.

Не могу сказать, что первое знакомство с Гарринчей доставило удовольствие. Зато потом искусством этого игрока, воспринимаемым уже беспристрастно, мы все открыто наслаждались.

Гарринче словно бы не вменялось в обязанность забивать голы. Его задача -и это повторялось многократно- сводилась к выходу на лицевую линию и прострельной передаче. Кажется, просто и можно бы раскусить и найти противоядие. Но в полной мере это не удавалось никому, хотя левым крайним защитникам обычно помогали партнеры. Свои маневры и финты Гарринча не готовил, всякий раз начинал их экспромтом. Поразителен его рывок: только что он стоял расслабленный, понурый, и вдруг – взрыв, и только его и видели.

Этот мулат-футболист милостью божьей. Низкорослый, плотно сбитый, чуть сутуловатый, словно он с рождения наклонен для рывка, с необычно изогнутыми в коленях ногами, завораживавшими защитников, с зорким взглядом исподлобья, он выглядел эксцентрично даже среди своих партнеров, многие из которых отличались внешним своеобразием.

На следующем, чилийском, чемпионате в отсутствие Пеле он принял на себя роль лидера нападения, забивал решающие голы, и бразильцы признали его главным героем своей второй победы. Что ж, значит в таланте этого игрока таились такие черты, о которых в Швеции он, быть может, сам не подозревал…

Бразильцы давали спектакли, где роли каждого исполнителя были строго определены. Другое дело, что вместо трех они ввели четырех защитников и вместо пяти форвардов оставили также четырех, двух крайних и двух центральных. Тогда это выглядело ошеломляющей новостью, весь остальной футбольный мир переваривал ее еще лет пять. Но с точки зрения построения игры, вошедшей в употребление после VIII, английского чемпионата мира 1966 года, тогдашние бразильцы выглядели труппой старинного классического репертуара. Крайние форварды играли на флангах, центральные – в середине, диспетчер свято выполнял свои конструкторские обязанности, моторный хавбек давал импульс атаке, защитники держали фронт обороны, как четыре дота, простреливавшие опасное пространство.

Среди них не было игроков, позже получивших наименование «универсалов». Бразильцы не захватывали середину поля, а проходили ее быстро с той же необходимостью, с какой спринтер преодолевает свою «стометровку». Они знали, что это надо делать, чтобы побыстрее доставить мяч форвардам, которые решат остальную часть задачи. Крайние нападающие главным образом простреливали мяч вдоль ворот, а центральные били по воротам. Так что при всей своей тогдашней новизне бразильская схема игры, если взглянуть на нее глазами сегодняшнего наблюдателя, выглядит традиционной.

И, однако, забыть ту сборную Бразилии невозможно.

Футбол переведен на разные «языки» и всюду получает свое истолкование, свою интерпретацию. На бразильском «языке» футбол выглядит радостной игрой, сохраняющей какую-то детскую непосредственность. Единственная в своем роде грациозность свойственна большим мастерам этой страны. В равной мере защитникам и нападающим. Помню, насмотревшись на них, я написал, что в будущем не исключено, что внутри команды в ходе матча будет безболезненно происходить смена четырех нападающих на четырех защитников и наоборот. Сам склад бразильских футболистов таков, что способен навести на эту фантастическую мысль.

Можно разложить на составные части их искусство, отдельно исследовать технические приемы, тактическую интуицию, взрывную скорость. Все это у них было. Но наблюдатель, если он не безнадежный сухарь, обязан был сунуть блокнот в карман и целиком отдаться зрелищу. Скорее всего, бразильская система оказалась такой трудной для подражания потому, что мир ее сразу увидел в недостижимо прекрасном исполнении, а сама по себе новая расстановка игроков, естественно, не давала ученикам желанного эффекта. И, наверное, потому футбольные умы с такой настойчивостью стали искать иные варианты, что не только превзойти, а повторить бразильцев в рамках их системы не представлялось возможным. Новая идея была предложена миру в законченном, совершенном облике, и уделом остальных невольно оставалось эпигонство. Да и где было взять одиннадцать таких же «звезд»?

Жонглеры из Рио – долго и привычно величали так бразильцев. И таился в этом прозвище кроме восхищения почти незримый, недоказуемый оттенок иронии.

На шведских стадионах бразильские жонглеры, ничего не потеряв из своей черной магии обращения с мячом, предстали командой удивительно организованной, срепетированной, вкладывавшей в игру неподдельную свежесть чувств. Они были непобедимыми.

Все преходяще в мире футбола. Рождаются и, как это ни грустно, уходят команды. Тренер Феола, долго руководивший бразильской сборной, ушел в прошлое. Можно понять и простить этого пожилого человека. Он так и не сумел сбросить с себя наваждения, гипноза той своей славной команды и продолжал разуму вопреки ориентироваться все на тех же знаменитостей, на точно такое же построение игры. Восемь лет спустя он опять привез в Англию Жильмара, Д. Сантоса, Зито, Гарринчу, Беллини, Орландо. Жизнь покарала и Феолу и сборную Бразилии…

Но чемпион мира 1958 года остался в истории как неповторимая команда. Выпадет ли когда-нибудь еще такое счастье, чтобы вместе сошлись и надели одинаковые футболки одиннадцать человек, каждый из которых игрок экстра-класса?

Чем закончить этот очерк? С мальчишеских лет я увлекался футболом. Пришло время, и я стал иногда писать об игре, еще не отдавая себе отчета, какова же эта тема. Бразильцы на шведском чемпионате открыли мне глаза на футбол как на игру праздничную, исполненную только ей одной присущей красоты – динамичной, мужественной и разумной. Я соприкоснулся с подноготной большого футбола, узнал, что он не тесен, а широк, его мир. Понял я, что служить ему в меру сил, пером,- занятие стоящее и ко многому обязывающее. С тем я и вернулся из первого своего дальнего путешествия, проделанного вслед за мячом.

Февраль 1970

 

ПРИКОСНОВЕНИЕ К АМФОРЕ

Странное ощущение испытал я накануне поездки со сборной командой во Францию на финальные матчи первого розыгрыша Кубка Европы. До этого я побывал в Швеции на чемпионате мира, в Румынии и Болгарии с олимпийской сборной. Оба раза счастье нашим не улыбалось. Как-то будет сейчас?

Совсем разное дело смотреть матч на своем стадионе и за рубежом. Дома любую, самую досадную, неудачу не воспринимаешь остро, видимо, потому, что ты делишь ее со всеми земляками. За границей нас, заинтересованных очевидцев, кучка. И так уж получается, что все мы в ответе. Недаром, когда вернешься домой после поражения, все знакомые смотрят на тебя с укоризной: что ж ты не обеспечил? И отшутиться никогда не удается. Там и забиваешь и пропускаешь гол ты. И ничего с этим чувством поделать нельзя, оно сильнее твоего старания сохранить профессиональную нейтральность. Словом, ты, журналист, включаешься в игру. Да и иностранные коллеги в ложе прессы поглядывают на тебя с осуждением, если что не так, и жмут тебе руку в минуту удачи. И ты все это принимаешь как должное, и было бы странно выступить с объяснением, что ты тут ни при чем.

Хотите верьте, хотите нет, но в нашей журналистской среде есть люди, о которых говорят примерно так: «Ах, с командой поехал такой-то, ну, значит, она проиграет». Вот и мне перед поездкой во Францию мерещилось, что, если опять поражение, тогда и меня, глядишь, запишут в разряд приносящих несчастье…

Когда в Марселе команда отправилась на стадион, в автобус в последнюю секунду вскочила девушка, дочь одного из местных распорядителей. Она была мила, изящна, направо и налево роняла улыбки. А у футболистов лица поскучнели, все натянуто замолчали: издавна не принято сажать в автобус, едущий на матч, женщин…

А на обратной дороге в отель, после победы, красивая француженка, открыто симпатизировавшая нашей команде, оказалась в центре общего благосклонного внимания. Ей салютовали взмахами рук, улыбались. И, наверное, если бы напомнить футболистам о том, как они были рассержены два часа назад, они бы сказали, что все это чепуха. И сказали бы правду.

Вот так же и я, после того, как сам держал в руках Кубок Европы, удивлялся: какая же ерунда лезла в голову неделю назад!

В Марсель я приехал в день матча. И сразу совершил бестактность, обратившись к руководителю делегации Дмитрию Васильевичу Постникову с просьбой не забыть обо мне, когда будут заказывать билеты на самолет в Париж. Сказал я это в присутствии многих людей, и ответом мне было укоризненное молчание. О каких билетах речь, когда еще ничего неизвестно! Ведь в Париж можно лететь лишь в том случае, если победим сборную Чехословакии. Если же проиграем, то останемся здесь на матч за третье место. Мне и сейчас неловко за ту свою оплошность.

Рассказываю я об этом для того, чтобы читатель знал о существовании особых норм поведения в дни, предшествующие большим матчам. Они нигде не зафиксированы, эти нормы, и мне пришлось самому долгое время их усваивать. Но могу подтвердить, что в них заключен немалый практический смысл, потому что благоприятный душевный микроклимат необходим футболистам в такие дни.

Вспоминается разговор в брюссельском аэропорту, где мы на обратном пути ждали самолет на Москву. Сидели кружком и вспоминали каждую мелочь дней, принесших победу. Все были расположены друг к другу, охотно отмечали заслуги каждого. И тут руководитель делегации, долго молчавший, спросил: «А что, ребята, я вам не очень мешал?» Вопрос был в точку. Постникову удалось тогда создать в делегации спокойную обстановку, он не командовал, не вмешивался в распоряжения тренеров, был покладист, ровен с игроками. Ответом ему был одобрительный гул. Постников затянулся длинной папиросой и, довольный, откинулся в кресле. И ведь верно, большая победа складывается по кирпичику…

В Марселе в день матча стояла сухая, испепеляющая жара. Гавриил Дмитриевич Качалин скомандовал игрокам разойтись по номерам, где было прохладно за зашторенными окнами, а сам затащил меня к себе. «Идемте, у меня чудесные персики…» Мы сели в кресла и повели разговоры, никакого отношения к футболу не имеющие.

За два часа до отъезда на стадион, когда Качалин сделал все от него зависящее – провел собрание, побеседовал с футболистами по звеньям и с каждым в отдельности, ему невмоготу было остаться в одиночестве, и он искал собеседника, который отвлек бы его от неотвязных мыслей о матче. Уж и не помню, о чем мы говорили. Качалин явно старался, чтобы разговор не затихал, и готов был обсуждать что угодно. Трудные это часы для тренера. А в данном случае особенно.

Гавриил Дмитриевич предложил команде осуществить план, который держался в строгом секрете. За девять месяцев до встречи в Марселе наши играли со сборной Чехословакии товарищеский матч в Москве и выиграли- 3:1. Нашим особенно хорошо удавались фланговые атаки. Отлично сыграл Месхи. Качалин понимал, что его коллега Рудольф Вытлачил помнит об этом и должен принять меры против наших атак по краям. И он решил не идти на риск повторения, предложил наносить удары по. центру, чтобы заставить соперников принять неожиданную для них игру. Удастся ли замысел? Ведь в случае неудачи тренеру прежде всего скажут, что он пренебрег игрой, давно отрепетированной, не раз приносившей победы!

Вот и сиди, жуй средиземноморские персики, веди непринужденную беседу, смейся, а душа-то все равно не на месте! Понимая все это, я исправно играл роль светского собеседника, зная, что в футбольном сценарии и она предусмотрена…

Марсельский стадион-велодром собрал максимум зрителей- 40 тысяч. И они получили матч, который стоило посмотреть! Мне до того казалось, что игры шведского чемпионата мира неповторимы. Тут все выглядело точно так же, был тот же большой футбол в полном блеске.

До чего же обманчивы цифры, которые хранит историческая летопись! Предыдущая наша победа выглядела, как уже сказано, 3:1, марсельская – 3:0. Кажется, ясно: вторая одержана легче. Но это не так. Скажу больше, матч в Марселе был неизмеримо труднее матча в Москве, был на голову выше по классу игры, словно встретились другие команды. Тот-монотонный, тягучий, лишенный драматизма, этот полтора часа полыхал пожаром, и пламя сбить было невозможно: команды так увлеклись игрой, что, казалось, их не разнять.

Не знаю уж с каких пор, но так повелось, что игра на больших турнирах стала выглядеть особым образом. Игроки и команды преображаются. Мало сказать, что они демонстрируют все, на что способны, они выкладывают и что-то сверх этого. И уже публика это раскусила, и, как бы заманчиво ни выглядели на афише названия противников в товарищеской встрече, она уже не валит валом на стадион, ей подавай те же команды в матче какого-либо знаменитого турнира. Это не избалованность, а точное знание, что только так называемые официальные встречи дают полное представление и о достоинствах сторон и о том, каков вообще нынче футбол.

Да, 3:0. Но в наши ворота били пенальти, и Войта смазал. Однажды Буберник с ходу бил в нижний угол, Яшин непонятно как отбил мяч, и наши игроки, остановившись, аплодировали своему вратарю. После матча толпа выбежала на поле и унесла Яшина на руках. Сами понимаете, это могло случиться только при том условии, если вратарь блеснул. Вратари не форварды и по доброй воле чудес не показывают – их заставляют это делать.

И все-таки 3:0! Не могу отказать себе в удовольствии припомнить голы, они все были как на подбор.

35-я минута. Валентин Иванов с середины поля движется с мячом с нарастающей скоростью. Встреченный защитниками, он пасует влево Виктору Понедельнику и в одно касание получает от него мяч обратно, уже выйдя к воротам. Точный удар в нижний угол.

56-я минута. Прорыв Иванова с правого фланга. Он выманил на себя вратаря Шройфа и, когда тот упал в напрасном броске, увел мяч в центр и мимо выстроившихся перед ним трех защитников расчетливо послал мяч в ворота.

65-я минута. Четыре точные передачи сделали друг другу на бегу Валентин Бубукин и Понедельник. С места правого крайнего Понедельник сильнейшим ударом отправил мяч в ближнюю «девятку».

Прошу читателя обратить внимание, что во всех решающих эпизодах принимали участие игроки центровой тройки. Так осуществлялся тренерский план.

Хорошо понимаю условность провозглашения какого-либо одного игрока героем матча и не люблю этого делать. Но тут слишком уж очевидна была роль Иванова. Он и голы-то забил, потому что играл блестяще, и, весь во вдохновенном порыве, увлекал за собой товарищей. В тот день рядом с ним никто не имел права на небрежность, на ленцу. Потом его партнеры, уж, кажется, прекрасно знавшие Иванова, говорили: «Валя сыграл свой лучший матч в жизни!» Я готов это подтвердить. Много раз я любовался этим изящным, лукавым, тонким форвардом. Но в марсельском матче он незабываем.

Вечером в номер, где мы жили с Николаем Озеровым, заявились футболисты. Я отложил в сторону начатую корреспонденцию: язык не поворачивался сказать им в такой день, что они помешали работать. Они еще были возбуждены и искали разрядки. А что придумаешь в гостинице, в чужом городе?

Сели играть в подкидного дурака: Яшин, Нетто, Мас-ленкин, Иванов. Начали весело, с прибаутками. Кончили партию, и вдруг все поскучнели, глаза сонные.

– Знаете что, ребята, пошли спать,- сказал Яшин.

И ушли. Это им сгоряча, на радостях, показалось, что сил много и можно отправиться в гости, поболтать, подурачиться. Нет, в матче истрачено было все. Оставалось лечь и спать без снов, без просыпу, до утра…

Финал был разыгран темным вечером, под мелким теплым дождем, который нередок летом в Париже. Мы, трое журналистов, Николай Озеров от Всесоюзного радио, Аллан Стародуб от «Комсомольской правды» и я от «Советского спорта», ехали на стадион «Парк де.Пренс» в метро и удивлялись, что вагоны полупустые. Парижане были рассержены на свою команду, проигравшую в другом полуфинале сборной Югославии с диковинным счетом- 4:5, причем незадолго до конца французы вели 4:2. Нам они с извиняющимися улыбками говорили: «Вот если бы в финал вышли наши!…» Парижан можно было понять. Ведь совсем недавно, на шведском чемпионате мира, сборная Франции играла превосходно!…

Финал во многих отношениях выглядел скромным. Было несколько странно и то, что всего лишь три наших журналиста были командированы, хотя тогда матчи из-за рубежа еще не транслировались по телевидению. Как видно, пережив за два года до того разочарование от чемпионата мира, редакторы газет не надеялись на счастливый исход розыгрыша Кубка Европы…

Стадионы во Франции, стране с богатой футбольной историей, где выходит много специальных изданий, посвященных этой игре, стране, выступившей инициатором большинства популярных международных турниров, на удивление миниатюрны. Места на скамьях, под навесом, дорогие, а подешевле – на полотне велотрека, опоясывающего поле. На наклонных виражах люди располагаются кто как может – на корточках, а то и лежа на животе. Таков и «Парк де Пренс».

Озеров сидел с микрофоном где-то рядом с полем, а мы со Стародубом присоединились на трибуне к компании наших тренеров-наблюдателей. Здесь Михаил Якушин, Виктор Маслов, Никита Симонян, Григорий Пинаичев, Петр Щербатенко. Над нами в точном смысле слова не каплет, мы под навесом. Но что-то познабливает. Начинается дрожь большого футбольного волнения.

В такие минуты всегда так и тянет сунуть блокнот в карман и просто сидеть и смотреть во все глаза. Но мало ли что хочется! Надо расчертить страничку на графы, куда придется заносить удары – штрафные, угловые, по воротам. Надо постоянно сверяться с часами, чтобы отметить, на какой минуте что произошло. Если игроки мало знакомы, надо наблюдать за их номерами и тут же заглядывать в списки составов. Когда югославы примутся атаковать ворота нашей команды, придется зорко следить за участниками комбинации и заносить их номера в блокнот. И когда наши пойдут вперед, нельзя упустить, кто кому передал мяч, кто ошибся… Если же ты начнешь

наравне с окружающими переживать, вскакивать, кому-то жать руку, что-то выкрикивать, горестно вздыхать, то в блокноте образуются пустоты, которые уже не восстановить, когда придет час работы, когда на проводе будет Москва, редакция, а за ними читатели, ждущие от корреспондента всех подробностей…

Ко всему этому надо привыкнуть. Надо выработать в себе этакую отстраненность, умение жертвовать удовольствием, уходить из-под власти едва ли не самого потрясающего на свете зрелища. Это совсем не так просто. Во время шведского чемпионата, на стадионе в Гете-борге, когда игрался повторный матч наших с англичанами, матч изнуряющий, бесконечный, отнявший все нервные силы, я ушел из ложи прессы, оставив на пюпитре блокнот с записями, и обнаружил пропажу лишь в поезде, идущем на Стокгольм. Нетрудно представить мое отчаяние. На счастье, служители гетеборгского стадиона оказались настолько любезными, что, найдя блокнот (на обложке стояло название газеты), переслали его в Стокгольм, в адрес нашей делегации. С тех пор всегда, уходя со стадиона, я обязательно проверяю, здесь ли блокнот.

…Наши проиграли первый тайм. Они никак не могли найти свою игру, не могли вырваться из плена исходной расстановки, каждый действовал строго согласно номеру на спине. Скорость вроде бы есть, а маневренности никакой, югославским защитникам загадок решать не приходится. А их форварды сразу освоились. Один – высокий мощный Еркович играл строго в зоне центрального нападающего, давил на нашу оборону, а остальные – Костич с его сильнейшим ударом, резкий порывистый Галич, искусный дриблер Шекуларац непрерывно меняются местами, ведут игру предприимчивую, каверзную, настойчивую. Словом, играют хорошо, классно. Помню, было одно только ощущение – лишь бы наши продержались до перерыва, а там уж они должны прийти в себя. Но продержаться не удалось. Еркович справа обыграл Масленкина, и тот вдруг остановился, простодушно считая, что форвард нарушил правила и судья Эллис даст свисток. Еркович двинулся дальше и сделал сильный прострел вдоль ворот. Набежал Галич и головой послал мяч в сетку. Шла 40-я минута. 0:1.

В перерыве с изменившимся от волнения лицом Маслов глухо сказал:

– Еще десять минут такой игры, и пиши пропало.

– Да, пожалуй,- подтвердил Якушин, почесывая затылок.

– Не может этого быть, должны ребята встряхнуться,- с какой-то обидой в голосе отозвался Симонян. Ему близка эта команда, он сам был в ее составе, когда она играла первый матч розыгрыша этого Кубка с венграми…

Команды вернулись на поле. Мяч снова отправился в свой замысловатый путь. Мы ищем ответа на вопрос, мучающий нас: изменится ли игра? Пока всматривались, счет сравнялся.

Валентин Бубукин двинулся на ворота из центрального круга. Его никто не атаковал. Метров с двадцати пяти он сильно «выстрелил» низом. Высоченный Виденич в броске парировал удар, мяч отлетел, и к нему проворно метнулся Слава Метревели. Короткий удар!

Слышу рядом зычный крик: «Молодчик, Славка!» Это – Маслов. В ту пору он был тренером московского «Торпедо», и Метревели играл в его команде.

Тут же Маслов перегнулся к нам и бодро, хотя и сбавив голос, заверил: «Теперь игра пойдет, увидите!» Он угадал. Потом я много раз убеждался в том, как этот человек по каким-то признакам, куда менее заметным, чем в данном случае, а иногда и вовсе не заметным для глаза рядового наблюдателя, умел предсказать дальнейший ход событий.

Игра сразу же стала равной. Югославы не дрогнули, они до самого конца остались сильным соперником. Но наши преобразились. Полузащитники – Игорь Нетто и Юрий Воинов взялись за свое любимое дело, встали у руководства атаками. Вся команда, будто застоявшись-в обороне, теперь, выпущенная на свободу, с видимым удовольствием повела наступление.

Матч игрался 120 минут. Разумеется, для футболистов добавочные полчаса были трудны, как все, что сверх ожиданий. Но с трибун встреча выглядела слитной и стройной, развивалась с неумолимой логичностью, шла как по рельсам. Югославы опасны: Яшин отражает сильнейший удар Галича, затем снимает мяч с головы Ерковича. Но все это уже не так страшно, как в первом тайме. Наши атакуют чаще и все удачнее выходят на удобные позиции. Вот даже левый защитник Анатолий Крутиков посылает мяч под перекладину, и Виденич чудом выталкивает его…

Решающую комбинацию я записал максимально точно. Возможно, если бы меня толкнули в бок и шепнули: «Сейчас будет гол», я забыл бы про блокнот и просто ловил этот исторический момент. Но меня не предупредили, и я автоматически фиксировал очередную комбинацию.

Бубукин с правого фланга отослал мяч назад и в центр Войнову, который в одно касание переслал мяч вперед и влево Михаилу Месхи. Тот сделал навесную подачу снова в центр, но уже ближе к воротам, на Понедельника. Прыжок, удар головой, и мяч в правом верхнем углу. Мяч в ходе этой комбинации шел почти по окружности.

К своим бежали вокруг всего стадиона. Полицейские нас пропускали, заслышав русскую речь: победители! На этот раз мы пользовались привилегиями, и на нас, журналистов, упало праздничное сияние.

Раздевалка крошечная, не повернуться, хотя людей не так уж и много. На столике в углу бутылки с оранжадом, рассыпаны абрикосы. Посередине поблескивающий новеньким серебром сосуд, повторивший греческую амфору, на зеленой мраморной подставке. Как и все, я коснулся ее ладонью, и амфора показалась мне теплой, какой-то домашней.

Самый славный трофей в истории нашего футбола! Но тогда эта пышная фраза в голову не приходила. Просто-напросто с души свалился камень и стало легко дышать.

Врач обходил футболистов, предлагая свои услуги. Слышу, как Гиви Чохели ответил:

– Разве может что-нибудь болеть сейчас? Потом сами к вам придем…

На следующий день прогуливались мы большой компанией по бульвару Сен-Жермен. Кто-то разглядел в витрине газетного киоска свежий номер футбольного журнала с цветными фотографиями финального матча. Журнал пошел нарасхват, даже не хватило.

Старичок продавец высунулся по плечи из окошка, чтобы разглядеть, что за покупатели нахлынули. Ему объяснили, кто эти молодые люди. Как же он разволновался, заохал! Ну кто поверит, что у него раскупила журнал сборная Советского Союза! Как на грех никого рядом, кто мог бы стать свидетелем…

Мы шли и на ходу листали страницы.

Качалин вдруг сказал:

– Эх, ребята, понимаете ли вы, какую победу одержали?

Откликнулся Валентин Бубукин:

– Наверное, не понимаем. Дома поймем…

«ТУ-104» в полете. Кто читал, кто дремал. Мирный пассажирский быт на высоте десяти тысяч метров. В эти самые минуты поезда московского метро уже везли толпы болельщиков на станцию «Спортивная»: в Лужниках команду ждала торжественная встреча.

Мы с Качалиным вели тихий разговор. И хотя неподалеку стояла серебряная амфора, и впереди были речи и круг почета по стадиону, Качалин говорил уже не о Марселе и Париже, а о том, что ждет сборную через два года на чемпионате мира в Чили.

Так всегда. Игра не имеет конца, и любая победа зовет в дорогу.

Хотелось бы в заключение сказать, какой представляется мне та победа нашей сборной теперь, спустя десять лет, после того, как перевидано много других турниров и матчей.

«Без всяких сомнений следует признать, что по атлетической силе и скорости советская команда сегодня – одна из лучших в Европе». Так резюмировала французская спортивная газета «Экип» на следующий день после финального матча.

Как относиться к этому высказыванию? Уверен, что этот отзыв, где обращено внимание на силу и скорость наших футболистов, был не чем иным, как данью традиции, отзвуком однажды сложившегося у зарубежных обозревателей представления о нашем футболе, как о силовом и скоростном. Так что тут кроме комплимента есть и скрытый отказ признавать за нашими футболистами какие-либо иные достоинства. По отношению к команде, выступавшей на стадионах Марселя и Парижа, это было несправедливостью. В ней либо не умели, либо не хотели признать истинной футбольной величины. Уже одно присутствие на поле таких виртуозов, как Яшин, Нетто, Иванов, Месхи и Метревели, придавало игре сборной большую тонкость, было гарантией того, что мы подразумеваем под красивой игрой. Да, это была по всем разделам отличная команда, и вспоминать ее приятно.

Позже, когда были пережиты и чилийский чемпионат и очередные неудачные попытки пробиться на олимпийские игры, иные скептики принялись заодно с критикой текущего момента ревизовать и прошлое. Поговаривали, что во Франции соперники были не из сильных, потому наши и победили.

Так вот, напомню, два года спустя после розыгрыша Кубка Европы, на чилийском чемпионате мира, сборная Югославии вышла в полуфинал, а сборная Чехословакии- в финал. В составе первой были наши знакомые по Парижу – Дуркович, Юсуфи, Еркович, Галич, Шекула-рац, в составе второй знакомые по Марселю – Шройф, Поплухар, Новак, Масопуст, Квашняк. Иными словами, в матчах Кубка Европы мы имели дело с командами, которые вскоре получили свидетельство о том, что одна из них вторая, а другая – четвертая в мире.

1970

 

ЮЖНОАМЕРИКАНСКИЙ, НО РАЗНЫЙ

Начинается такое путешествие с прививки от желтой лихорадки и получения справки, называющейся сертификатом. Этот листочек как пропуск в Бразилию. Затем надо поломать голову, как одеться: в Москве ноябрь, морозит, вьюжит, а там, куда летишь, начало лета, и не нашего, а какого-то совсем другого, бразильского. А возвращаться в наш декабрь…

Вышло так, что я полетел на день позже, чем команда. Меня назначили «старшим» группы, куда входили Воронин, Кавазашвили, Сабо и Хмельницкий, задержавшиеся из-за того, что «Торпедо» и киевское «Динамо» как раз накануне отлета проводили последние матчи. Торпедовцы прилетели из Одессы чемпионами, а киевлянам не хватило, чтобы их догнать, одного очка. Еще в Шереметьеве «заинтересованные стороны» обменялись впечатлениями: киевляне не могли себе простить поражения в Кутаиси, а торпедовцы великодушно, с сочувствием им поддакивали. Но уже в самолете все это было забыто – слишком уж далекий и интересный маршрут нас ожидал!

Москва – Лондон – Париж (целый день в аэропорту Орли)-Дакар – Рио-де-Жанейро. Через сутки мы, в меховых шапках и теплых шарфах, сошли с трапа в знойное влажное утро Рио. Несколько часов спустя в одних плавках (так там принято) мы шагали по улицам из своего отеля на пляж Копакабаны.

И потом в течение трех недель все начиналось и кончалось самолетом. Рио-Белу-Оризонти-Рио-Буэнос-Айрес- Монтевидео -Буэнос-Айрес – Сантьяго – Буэнос-Айрес – Монтевидео- Сан-Паулу – Рио -Монровия – Лиссабон-Цюрих – Копенгаген-Стокгольм-Москва. Взлеты, посадки, пересадки, 45 часов «чистого» времени в воздухе, три континента, океан, лето и зима. И островками среди этих перелетов – стадионы и матчи. Наверное, потому, что было много движения, Южная Америка осталась в памяти какой-то кинолентой, цветной и широкоформатной, двигавшейся безостановочно и чересчур быстро. Сейчас, вспоминая, жалеешь, что чего-то нельзя остановить, замедлить, рассмотреть получше. Но таковы уж футбольные турне…

* * *

Если собираешься рассказать о бразильском футболе, нет нужды посвящать вступительные абзацы описанию единственного в своем роде города Рио-де-Жанейро. Город этот все равно появится, потому что его облик, нравы и люди все время настойчиво напоминают о футболе. Разгадку блистательного взлета сборной Бразилии не сыщешь на одном стадионе «Маракана», ее надо искать повсюду.

Сказать, что здесь интересуются футболом, любят его,- значит ничего не сказать. Здесь живут, дышат футболом. На мой взгляд, – и я не сомневаюсь, что это почувствовал бы самый завзятый наш болельщик, – футбольная страсть бразильцев выглядит несколько преувеличенной, есть в ней что-то сверх меры, если хотите, даже какое-то исступление.

Я спросил одного местного журналиста, чем объясняются успехи бразильцев. Он ответил мне, не взяв и секунды на размышление.

– Счастье нашего футбола – в несчастье тысяч мальчишек. У них нет ничего, кроме игры.

К этой реплике я добавлю, что в Бразилии половина населения неграмотна.

Мальчишки, встречая советских футболистов, обязательно задавали вопрос: «Кто лучший игрок в мире?». Услышав – «Пеле», они подпрыгивали и били в ладоши, хотя вряд ли ответ для них был неожиданным. Слава этого великого форварда имеет на его родине не только спортивный смысл. Его крупные грустные глаза смотрят на вас с плакатов, призывающих туристов посетить Бразилию. Журналы и газеты печатают фотографии Пеле вместе со всеми мало-мальски известными заезжими иностранцами. Ему как бы доверено представлять свой народ.

Журналист Карлос Лима, с которым мы когда-то виделись на чемпионате в Швеции, говорил мне, что Пеле любят не только за футбольные подвиги, а и за историю его жизни, успевшую стать легендой. Вот она вкратце.

Когда один тренер подметил способного мальчугана Пеле, у того не было приличных штанов, чтобы поехать в Сан-Паулу. Тренер купил ему штаны. Он привел его на стадион, где просматривали ребят, и оставил, сказав, что надо делать. Пеле простоял с утра до вечера, так и не решившись выйти на поле. Когда началась игра основного состава с дублерами, его наконец спросили, что он тут делает. Он сбивчиво объяснил, и ему предложили сыграть за дублеров. Пеле забил в этом матче три мяча, а потом исчез, и его пришлось искать. Не правда ли, история вполне в духе рождественской сказки?

Лима, тыча пальцем в мой блокнот, настаивал:

– Да, да, самое главное для бразильцев в Пеле – это его бедное детство и его скромность, которую он сохранил до сих пор.

Судьба Пеле стала вдохновляющим (а точнее, утешающим) идеалом для множества бразильских мальчишек, которые не ходят в школу и не имеют приличных штанов.

Природа щедро наделила бразильцев всем, что ценится в футболе. Прежде всего – темпераментом. Здешние шоферы обгоняют друг друга, проскакивают перед самым носом грузных автобусов, сигналят по поводу и без повода.

И на рынке вспоминаешь о футболе. Там торгуют бойко и страстно, любая пустяковая покупка сопровождается азартными выкриками, энергичной жестикуляцией.

Стоят перед глазами два негра-мотоциклиста, которые вели наш автобус. Они ехали то в позах форвардов, празднующих забитый гол с высоко поднятыми руками, то лежа на спине, то стоя, и все это делалось лихо, легко и нисколько не мешало им разгонять машины перед автобусом. Как тут было не вспомнить Пеле, Сантоса, Гарринчу, людей, обладающих такой же врожденной ловкостью!

Ну и, конечно, шестикилометровый пляж Копакабаны, где песок белый и тугой. Однажды в свободный день наш Валерий Воронин вернулся оттуда сияющий, с озорным выражением лица:

– Получил удовольствие, побегал с ребятишками. Ну, черти, играют! Мяч у них не отнять… Если судить по технике, то половину хоть сейчас в основной состав «Торпедо»…

Я видел эту экзотическую пляжную лигу. Идешь берегом океана, и что ни сто метров, то матч. У каждой команды своя форма, пестрая, броская. Только ноги босые. Возле ворот дощечки с названиями команд и счетом. Тут и «Васко да Гама», и «Рэсинг», и «Динамо»… Играют увлеченно, умело, красиво. Красиво по-бразильски, с финтами, обводкой, резаным пасом, с жонглированием на голове, на коленях. Лига босоногих, как правило, не интересует профессиональные клубы, наиболее даровитых ребят еще раньше отбирают в аспиранты – так тут называют юниоров. На пляжах играют в свое удовольствие- это то, что мы называем «массовым футболом». Но вот что любопытно: в пляжных матчах виден четкий порядок. Официальные встречи только по субботам, в вечерние часы, для «легких» игр тоже определенное время. И никто регламента не нарушает. Тут мы с вами близко подошли к разгадке главного секрета бразильского футбола.

Наверняка ни благоприятный климат, ни одержимость детворы игрой, ни кипучий темперамент – ничто не создало бы футболу этой страны мировой славы, не будь к нему здесь чрезвычайно серьезного, делового отношения.

Целый час на стадионе «Фламенго» я наблюдал за уроком аспирантов этого клуба. Два тренера, оба молодые и, видно, незаурядные мастера, делали все упражнения вместе с учениками, поправляли их на бегу. Выпады в разные стороны, напоминающие одновременно твист и финты, бег с поднятыми руками, вращаясь вокруг собственной оси… И все время тренеры требовали расслабленности, свободы движений, одергивали тех, кто сжимался в упругий комок. Темп, темп, передышки коротенькие. Такое впечатление, что ты смотришь настоящую игру, только мяч невидим. А физическая нагрузка между тем до седьмого пота.

На следующий день на другом стадионе – «Флуми-ненсе» я сидел среди нескольких тысяч зрителей на тренировке сборной Бразилии. Это увлекательное зрелище. Я не специалист в методике и не возьмусь рецензировать занятие. Но я и тут увидел живые черты футбола, и не только в облике упражнений, а и в щедрой трате сил, в атмосфере соревнования, то азартного, то веселого.

Казалось, по зеленому ковру вышагивает танцевальный ансамбль Моисеева. Повинуясь звонким хлопкам тренера по физподготовке Рудольфа Эрнани (чемпион страны по дзю-до), футболисты четко, в ногу, бежали, поворачивались, останавливались, шли на пуантах. Вроде бы простые движения, но все время разные, темп рваный.

Упражнение на внимание. Упираясь о землю руками, надо по сигналу тренера подтягивать то левую, то правую ногу, то обе вместе. А он хитрил, подавал ложные знаки, на которые нельзя реагировать. Проигравшие становились судьями. С криками восторга они вытащили из строя оплошавшего Пеле. Победили двое, те, кому это и полагалось: обманщик по амплуа Гарринча и бдительный Д. Сантос. Рывки – и снова игра в эстафету, и Пеле мчит, кося глазом, желая быть первым. Нечто вроде нашего «третьего лишнего», только надо успеть нырнуть между ногами переднего. Спустя сорок минут Эрнани снял с шеи свисток и передал его тренеру-технику Пауло Амаралу.

Двусторонняя игра десять на десять. Форварды в роли защитников и наоборот. Начавшись размеренно, игра быстро вскипела. И вот Гарринча бьет пенальти. Вратарь парирует мяч, раньше удара выйдя из ворот. Амарал командует – перебить. И тут Гарринча, задетый шумом зрителей, в сердцах бьет неотразимо в верхний угол. Сквитал гол неутомимый Джалма Сантос и совершил все прыжки ритуального танца удачливого форварда.

В занятиях и аспирантов «Фламенго», и сборной одинаково была видна продуманная система. И дисциплина – без поблажек. А то, что могли не подметить тренеры на поле, конечно же, видел грузно сидевший на скамье Феола. Он смотрел зорко, никому не позволяя себя отвлекать.

Я встретился с доктором Гослингом, тем самым, о котором шла молва как о таинственном психологе. Он оставил впечатление воспитанного, интеллигентного человека, мягкого и в то же время предельно серьезного: только о деле, шутки в сторону. Он пришел поговорить с доктором нашей команды Савелием Мышаловым на другой день после матча. Я участвовал в их беседе, и вот как она записана в моем блокноте.

Гослинг: Поздравляю вас с победой.

Мышалов: С ничьей?

Гослинг: Нет, с победой. Вы сумели преодолеть все трудности акклиматизации. Замечательно подвижны и атлетичны были советские игроки, особенно в защите. Я знаю, как это нелегко достается. В чилийском чемпионате наша команда, как правило, добивалась перелома во втором тайме. А ее средний возраст был за 30 лет. Убежден, что тут сыграло роль то обстоятельство, что мы были лучше других акклиматизированы в условиях Чили.

Мышалов: Что вы подразумеваете под психологической подготовкой футболистов?

Гослинг: Очень многое. Точнее сказать – все. Мы имеем документацию на каждого игрока, фиксируем все его плюсы и минусы. Изучаем, как он себя ведет с товарищами, в дороге, на тренировке, его семейные и материальные дела. Учитываем культурный уровень, сообразительность. Например, одному игроку достаточно двух слов тренера, и он поймет свою задачу, а другому надо разжевывать все. Особенное внимание уделяем новичкам. Даже следим, как они реагируют на остроты бывалых игроков. Если ранимость выше нормы, вмешиваемся, чтобы парень не скис. Изучаем отношение игрока к травме. У Беллини в Швеции было повреждено плечо, а он держался как ни в чем не бывало. А другой с пустяковым повреждением только о нем и думал. И сыграл плохо.

Мышалов: Всем этим занимаетесь лично вы?

Гослинг: Нет, все – и тренеры, и руководители, и я. Это стало правилом в нашей команде. А я по специальности травматолог…

Признаться, мне было приятно убедиться, что никаких психологических «чудес» за этим доктором не водится. Уж столько таинственных намеков делалось о нем в прессе, что оставалось заподозрить его в шарлатанстве. К счастью, все выглядело проще и солиднее: бразильцы поняли – в футбол играют люди, и о них надо знать все, тогда легче вести их к победе. К слову говоря, бразильские журналисты не раз спрашивали, правда ли, что у нас к работе с командой привлечены специалисты по кибернетике…

Затем Гослинг достал из портфеля бумаги и разложил их на столе. Тут были путеводители по городам Англии, физическая карта страны, расписание поездов и самолетов, справки об отелях, характеристика английской кухни, регламент турнира. Он поведал своему советскому коллеге трудности, которые ждут участников чемпионата в зависимости от того, в каком городе им придется выступать. Замечу, что для нашей стороны многие сообщения Гослинга были откровением…

Ну, а теперь пора и на «Маракану». Там матч чемпионата «Васко да Гама» – «Бангу».

К стадиону подходишь с тем же ощущением, с каким в зоопарке к слоновнику. Да, он огромен. Но архитектурно решен так, что двухсоттысячному его населению все хорошо видно. Второй ярус нависает над нижним, знакомой нам по Лужникам отлогости тут нет. Круглая чаща полуприкрыта сверху навесом от солнца и дождя. Поле на возвышении, как ринг, от трибун отделено глубоким рвом. Вообще бразильские стадионы – лучшие в Южной Америке. И это не удивляет.

Зрители получают сразу два удовольствия: смотрят игру и, прижав к уху транзисторы, слушают репортаж. Нередко стадион взрывается криками, хотя на поле ничего не происходит: это ответ комментатору. Конечно, нам, гостям, странно было слышать разрывы дымовых снарядов, следить за полетом осветительных ракет, видеть, как горстями кидают вниз конфетти и пускают ленты серпантина. Но раз испытав это, больше не удивляешься. А если говорить по существу, то и здесь чувствами болельщиков руководит игра. Во время матча сборных зрители то и дело устраивали обструкцию своей команде, будучи недовольны ее игрой. На следующий день через газету Феола внушал болельщикам, что их аплодисменты должны быть не только наградой, а и стимулом для игроков. Не думаю, чтобы его послушали.

Одна деталь бросилась в глаза. Здесь матчи проводят пятью мячами. Один в игре, два возле ворот и два по обе стороны центральной линии. Как только мяч улетит далеко за пределы поля, мальчик немедленно кидает или вратарю или игроку, вбрасывающему аут, запасной, а сам бежит разыскивать улетевший. Поддерживается темп, публика не скучает, игрокам нет смысла посылать мяч на трибуны ради «тактической паузы». У этих пяти мячей, несомненно, есть свои достоинства.

Помню, восемь лет назад в Швеции сборная Бразилии показалась мне чудо-командой, счастливым созвездием великолепных футболистов. Побывав на ее родине, я понял, что понятия «чудо» и «счастье» к бразильцам не применимы.

* * *

Мы привыкли думать о южноамериканском футболе как о чем-то едином, имеющем настолько важные общие черты, что различия между командами разных стран этого континента вроде бы должны быть несущественными. Ну что ж, сходство обнаружить просто, оно очевидно: бразильцы, аргентинцы, уругвайцы, чилийцы – все твердо стоят на том» что футбол начинается с умения искусно владеть мячом. Я видел в этих странах матчи мальчиков лет 13-14, юниоров, молодежных команд, клубов первой и второй лиги, не говоря уж о сборных, и всякий раз было приятно наблюдать, как ловко и свободно выполняют игроки самые сложные технические приемы.

Но на этом сходство кончается. Дальше начинаешь замечать, какая же разная судьба у футбола каждой из этих стран. Разумеется, несколько дней знакомства не тот срок, чтобы уловить все проблемы. Мы у себя годами обсуждаем футбольные вопросы, а точки зрения далеко не согласованны. Так что мои впечатления ни в коем случае не исследование.

Бразильцы первыми на своем континенте широко посмотрели на вещи, отбросили предрассудки и ввели природный артистизм в рамки стройного, разумного плана. Они как бы шагнули навстречу футболу европейскому и приняли из его опыта то, что считали необходимым.

В Аргентине продолжают играть, как играли всегда, как играют давно. Федерация создана в 1893 году, сборная страны – в 1902-м, с тех пор она провела 400 встреч, из которых 227 побед -и 81 ничья. Счет недурен, а с «Золотой богиней» дружбы не получается. Единственное утешение – обыгрывать время от времени бразильцев и тем самым напоминать о себе и им, и всему миру. Это аргентинской сборной удается. Почему – судить не берусь, думаю, что причины надо искать в психологической сфере.

В Буэнос-Айресе мы жили в центре города. Там улицы узкие и прямые, ансамбли площадей монументальны и парадны. В тридцатиградусную жару все мужчины одеты в костюмы, и галстук обязателен. Первое впечатление: футболу тут места нет. Но на второй день наш автобус прокатился вдоль набережной Ла-Платы, и перед нами открылось что-то вроде Копакабаны. Только здесь это не пляж, а нескончаемые парки, где каждая поляна – стадион. Внушительное предисловие к стадиону «Ривер-Плейт»! Сомнений нет, мы в футбольной державе.

С аргентинскими болельщиками мы познакомились на календарном матче наиболее популярного здесь клуба «Бока Хуниорс». «Сине-желтые» принимали на своем поле скромную команду «Гимнасиа Эскрима». Это мягко сказано – скромная, точнее бы сказать – запуганная. Уже ее выход на поле вызвал на трибунах взрыв гнева и возмущения. Диктор скороговоркой прочитал состав гостей, а потом начал пышно декламировать имена игроков «Боки», словно каждый из них был наследным принцем. Зрители ревели от восторга. Пощады от такой толпы нечего было ждать, и «гимназисты», хотя и были послабее «Боки», уж очень явно не рисковали переводить мяч на чужую половину и сдались на милость и противника, и трибун. Тем более что в тот день «Бока» в случае победы обгонял «Ривер-Плейт», а в соперничестве этих команд- вся суть чемпионата Аргентины. Любопытно, что на этом стадионе одна из трибун отведена для женщин, Вероятно, это делается для их безопасности. Но голос этой трибуны, хотя он и особой, пронзительной тональности, выдерживал конкуренцию с соседними басовитыми трибунами.

Правда, были и минуты перемирия. Это когда весь стадион дружно распевал залихватский марш «Боки». Позже, в Чили, мы слышали марш клуба «Коло Коло», и думалось: а почему бы и нашим клубам не заиметь свои футбольные мелодии? Право, дружный хор здорово звучит на стадионе!

Аргентинцы играют в футбол одновременно и превосходно, и монотонно. Мы смотрели матч сборных молодежных команд столицы и провинции. Полчаса наши футболисты не скупились на комплименты игрокам, обсуждали их приемы, а потом вдруг смолкли и заскучали. В чем же дело?

Мяч гулял от одной, штрафной площади до другой в строгой очередности, как движение маятника. Во время этой прогулки он обходил едва ли не всех игроков команды, и каждый успевал как-то себя проявить, чем-то блеснуть. В штрафной мяч обычно доставался противнику, и волна катилась обратно. Острые моменты возникали редко. Словом, середина поля, пространство, которое в современном футболе стремятся преодолеть побыстрее, у аргентинцев превращено в арену для демонстрации дриблинга, финтов, точных коротких передач.

Если оценивать в отдельности аргентинских футболистов, то они ни в чем не уступят бразильцам. Ни в технике, ни в быстроте, ни в атлетизме. Но все вместе они играют в какой-то особый, свой футбол, который иначе как старинным не назовешь.

Кстати, и стадион «Ривер-Плейт» после бразильских кажется выкопанным из-под земли археологами. Хотя он не так уж давно сооружен, но он громоздок, неуклюж, старообразен. Несколько подновляют его пестрые рекламные щиты. Впрочем, странновато на стадионе видеть призывы покупать водку и коньяки разных марок.

Сколько ни верти головой, не найдешь не только светового табло, но и щита с цифрами счета. Поле засыпано листовками и конфетти, что создает ощущение неряшливости.

Бесцеремонны местные фотокорреспонденты. Во время разминки они шеренгой встали между Яшиным и нашими форвардами. Уговоры не помогли. Лишь после того, как мяч угодил одному из них в голову, они дрогнули и отступили.

Среди футболистов вертятся мальчишки. Они-то здесь на законном основании, это право предоставляется наиболее способным юниорам. Наш Сабо с двумя мальчиками образовали треугольник и деловито перекидывали мяч…

Игроки, пусть они даже высокого класса, все как бы на одно лицо и делают примерно одно и то же. Я думаю, что аргентинцы, переехав в Европу, не случайно становятся знаменитостями: они получают там возможность применить свою выучку в условиях более организованной игры.

Понимают ли это сами аргентинцы? Мне приходилось беседовать и с журналистами, и с тренерами, и с футболистами, и все они довольно скептически отзывались о своем футболе.

– Какая у нас система? Десять человек играют с мячом, – ответил мне с усмешкой журналист Люхамбио.

После матча на банкете я сидел рядом с Онегой, форвардом из клуба «Ривер-Плейт», тем самым, что забил нашим ответный гол со штрафного удара мимо «стенки». Мы обменялись комплиментами, полагающимися в таких случаях, по поводу и команд в целом и игроков в отдельности. А потом я все же рискнул отойти от банкетных обычаев и выразил недоумение, почему они, аргентинцы, так медленно развивают наступление, почему мяч обязательно должен обойти едва ли не всех игроков. И Онега, можно сказать, именинник, сразу же согласился и, горестно разведя руками, закивал: «Да, да, мы совсем не думаем об организации игры…»

Но если расшевелить собеседника, то за скепсисом можно различить и нотки гордости своим своеобразием, и уверенность, что для аргентинцев любые затруднения легко преодолимы. Стоит лишь захотеть. Консерватизм, как известно, отличается стойкостью. Но при всем том аргентинская сборная – опаснейший противник. С ней не просто сладить, если она попадает в испытанную колею и имеет инициативу.

Совсем иные настроения в футбольных кругах Уругвая. Здесь обожают вспоминать славное прошлое и потому могут себе позволить роскошь вполне чистосердечно считать, что нынче дела идут неважно. На бланке уругвайской федерации рядом с адресом и телефоном стоят даты всех больших побед на чемпионатах мира и континента, на олимпийских играх. На стадионе «Сентенарио» возвышается высоченная тонкая башня, похожая на термометр. Это башня чести, сооруженная в ознаменование олимпийских побед 1924-1928 годов. А сам стадион, выстроенный к чемпионату мира 1930 года, – памятник торжеству уругвайской команды. Здесь легко входишь в доверие, если обнаруживаешь знакомство с историей футбола.

Шофер автобуса представился нам как болельщик «Пеньяроля». Он щелкал языком, поднимал большой палец, пытаясь выразить величайшие достоинства своего клуба. И всю дорогу, желая нам показать что-то интересное- вид на океан, сосны, здания, – он кивал в ту сторону головой и со вздохом восхищения произносил: «Пеньяроль!». После матча сборных я то и дело слышал от уругвайцев: «Вот сыграли бы ваши с «Пеньяролем»… Интонация выдавала продолжение фразы: «Это было бы совсем другое дело».

Я видел «Пеньяроль» в матче с аргентинской клубной командой. Правда, без трех игроков, отозванных в сборную. Зрителей было мало, игра шла вяло, и все же можно было разглядеть, что на поле и впрямь хороший клуб. Однако дело-то в том (и на этом, наверное, строились расчеты болельщиков), что в «Пеньяроле» ведущие, игроки не уругвайцы, а перуанцы и эквадорцы. Они придают ансамблю силу и остроту, но национальному футболу от этого не легче.

Уругвайцы такие же окаянные болельщики, как и, скажем, аргентинцы. Тут даже полицейские вступают в обсуждение футбольных проблем, забывая о своих обязанностях. Мне рассказывали, что в Монтевидео никто не спал всю ночь, ходили по улицам демонстрации, когда пришла весть о победе «Пеньяроля» над аргентинским «Индепендьенте» в розыгрыше Кубка южноамериканских чемпионов. Однако сборная страны ныне не имеет той популярности, что ведущие клубы. В этом мы убедились: стадион «Сентенарио» на матче Уругвай – СССР не был полон.

Тренер сборной Хуан Лопес, тот самый, что привел команду к победе в чемпионате мира 1950 года, простоял весь матч возле боковой линии, напротив башни чести, и его фигура как бы завершила эту архитектурную композицию. Ему хоть и было нелегко в тот день, но он мужественно выстоял на глазах стадиона. У уругвайцев в большей мере, чем у аргентинцев, проглядывает в игре организованное начало. Но тренер, как видно, не располагает достаточным выбором сильных футболистов: клубный профессиональный футбол, ориентирующийся на импорт игроков, не в ладах со сборной.

В Чили я встретил не только иные настроения, но и совсем другую игру. Здесь почти все знакомо нашему глазу, ничто не удивляет. И стадион, новенький, стоящий в большом парке с молодыми деревьями, напоминает московские Лужники. И осветительные башни, и огромное табло- все как у нас. И игра местных команд по рисунку, где преобладает в решающие моменты атаки длинный продольный пас, в чем-то схожа с игрой наших команд. И болельщики здесь повыдержаннее.

О чилийском футболе мир узнал фактически в 1962 году, после того как сборная этой страны неожиданно стала призером чемпионата мира. Над чилийцами нет гнета воспоминаний. Успех пощекотал их самолюбие, доставил радость, но, я бы сказал, не слишком их обязал. Разумеется, они не прочь, чтобы их команда развила успех. Но выдвигать перед ней такую задачу как обязательную никто серьезно не помышляет. Чилийцы желают казаться реалистами и, хотя верят в перспективы, не рискуют пока причислять себя к сонму великих футбольных держав. И, может быть, поэтому команда «Коло Коло» играла против нашей сборной легко и безбоязненно, как бы зная, что поражение не уронит ее престижа.

Клуб «Коло Коло», по словам председателя его правления, имеет в своем распоряжении сердца 65 процентов чилийских болельщиков. Не знаю уж, как это подсчитано, но поверить можно. Коло Коло – это имя индейца, героя национально-освободительной войны. Когда клуб создавался в 1925 году, был объявлен конкурс на название, и его выиграл футболист Контредос.

Игра «Коло Коло» оставила хорошее впечатление. Хотя надо оговориться, что ведущим, самым напористым форвардом в его рядах был бразилец Бейрут.

Общее впечатление от чилийского футбола, хотя в Сантьяго мы провели всего два дня, я позволю себе выразить так: надежды, вера в счастливую звезду.

Мне осталось рассказать о матчах нашей сборной во время турне.

В раздевалке «Мараканы» сразу после матча я подошел к сидевшему на скамейке Альберту Шестерневу и задал ему банальный вопрос, который, впрочем, неизбежен:

– Трудно было?

Альберт вместо ответа протянул мне свою только что стянутую с плеч футболку. Я взял ее, и рука дрогнула от нежданной тяжести, той что бывает у неотжатого белья, вынутого из воды.

Ни одна европейская команда, да еще в ранге сборной, не вправе рассчитывать на легкую прогулку по стадионам Южной Америки – континента, ревниво относящегося к своему футбольному достоинству и пока в общем зачете выигрывающего соревнование с Европой. А тут еще близость чемпионата мира. Да, все понимают, что встречи будущих конкурентов в эту пору не имеют абсолютного значения. И все-таки кому же захочется оставить о себе бледное впечатление, кто не воспользуется случаем заранее загадать противнику загадки?! Пять матчей нашей сборной собрали полмиллиона зрителей, и это напряженное внимание тоже обязывало. Короче говоря, хотя игры складывались по-разному, все они были трудными.

Мне показалось, что на фоне изощренного, порой вычурного, южноамериканского футбола наш футбол выглядел простым и убедительным. Тут я имею в виду даже не именно эту нашу команду, не итог матчей, а ту вообще характерную для нас манеру ведения игры, которая в целом ряде эпизодов была неожиданной и непривычной для противника и ставила его перед нелегкими задачами. Это и готовность наших футболистов принять любой темп, их настойчивость в единоборстве, их выносливость и смелость. Это и быстрые фланговые прорывы с нацеленными передачами в центр, выходы полузащитников для завершающего удара, стремление вести атаку быстро, кратчайшим путем, с помощью длинных передач. Это, наконец, наличие в команде ряда игроков высокого класса, ни в чем не уступающих лидерам противника, разве что кроме феноменального Пеле.

Говоря все это, я, конечно, далек от утверждения, что наша манера игры восторжествовала. Нет, она проходила суровое испытание и хотя и выдержала его, но не без потерь.

Матч со сборной Бразилии был особенно сложен после недавнего июльского поражения в Лужниках (0:3). Кроме чисто игровой существовала и вполне очевидная моральная проблема. Можно ли ее теперь считать решенной? Судите сами.

Ничья с чемпионом мира на его поле – результат по всем канонам в нашу пользу. Несомненно и то, что первый тайм прошел в равной борьбе, и то, что после яркой десятиминутной вспышки, когда бразильцы провели два мяча, остальное время второго тайма дало осязаемый перевес нашей команде. И зрителями, и журналистами это было подмечено. Этим объясняется и гул неодобрения на трибунах в адрес своей команды, и критический дух многих рецензий. А ведь матч включал в себя момент, который легко мог дать основание говорить, что результат встречи искажен по прихоти случая.

Напомню, как был забит первый ответный гол в ворота бразильцев. Я расспросил героя этого эпизода Анатолия Банишевского, и вот его рассказ:

– Их вратарь Манга выбивал мяч от ворот. Поставил на угол вратарской, отошел, разбежался… Я стоял метра за два от линии штрафной площади и смотрел, как он все это делает. Вдруг вижу: в меня летит мяч. И подставил голову. Смотрю: мяч в сетке…

Что и говорить, происшествие редкостное. Даже операторы телевидения его прозевали, и их можно извинить. Этот казус, как я уже сказал, все-таки не скомпрометировал нашу ничью в глазах бразильцев.

Но мне хотелось бы обратить внимание на другое, более существенное, обстоятельство. Уже дома я слышал истолкование некоторыми специалистами итога встреч с бразильцами. К матчу в Москве наша команда, дескать, не была как следует подготовлена, а бразильцы находились на подъеме. К ответному матчу наши подошли со всей серьезностью – и вот результат. Тут все верно. Недостает лишь версии тренера бразильцев Феолы. А он заявил, что после матча в Москве его игроки впервые собрались вместе для новой встречи с советской командой, которая за это время провела немало ответственных игр. Думаю, нет смысла пренебрегать этим замечанием. Тем более что и в самом деле игра бразильцев казалась в тот день неотрегулированной и даже Пеле проявил себя не в полном блеске.

Бразильцы – грозная сила. Их мастерство неоспоримо. В подтверждение хотя бы такой эпизод. Считалось, что у полузащитника Герсона опасен лишь удар левой ногой. Вырвавшись на позицию обстрела ворот, он резко замахнулся своей «знаменитой» левой. Воронин встал на пути вероятного полета мяча. Тогда бразилец вместо удара легонько подправил мяч под правую ногу. Теперь ему никто не мешал, и мяч нашел дорогу в сетку. Привлекло внимание, что бразильцы искусно играют грудью. Не просто принимают и останавливают мяч, а ловко скидывают вниз для удара и даже резким толчком дают пас партнерам, чем, как правило, обескураживают противника…

200-тысячный стадион «Маракана» был в тот день почти полон, вечером матч дважды подряд (!) показало телевидение.

Любопытно, что после матча все: и специалисты, и журналисты, и болельщики – поздравляли нашу команду с победой. Газета «Оглобо» объявила в аншлаге, что моральный счет – 3: 2 в пользу русских.

День спустя был опубликован отзыв Феолы. Он высказывался, получив время для размышлений. Тренер напомнил свое предсказание о том, что русские – сильный противник. Он выразил удовлетворение по поводу того, что бразильские зрители увидели одну из лучших европейских команд и смогут более трезво взглянуть на расстановку сил в футбольном мире.

Матч в Белу-Оризонти со сборной штата Минас-Жераис наша команда обязана была выиграть. Этот город, судя по только что выстроенному стадиону на 130 тысяч зрителей, готовит себя к футбольному процветанию. Но пока его команда в стране не котируется высоко.

Не использовать три выхода один на один с вратарем- это для международной встречи непозволительно. Тема всем нам знакомая, можно сказать набившая оскомину. Однако ее актуальность возрастает в прямой зависимости от уменьшения числа удобных моментов для удара по воротам. Если раньше об иных форвардах говорили: «Ну хорошо, он много мажет, но зато сколько имеет моментов», то теперь в матчах высокого уровня утешаться нечем, возможности для завершающего удара буквально наперечет.

Все три раза прорывался Э. Малофеев. У него было ошеломленное лицо, когда он позже рассказывал об этих эпизодах.

– У себя дома забил бы все три, – махнул он рукой.

– Точно, забил бы, – наставительно подтвердил Лев Яшин.

Как же важно и в Белу-Оризонти чувствовать себя столь же уверенно, как в родном Минске! Где-то тут как раз и начинается понятие о международном классе игрока…

Это было подтверждено, в частности, матчем со сборной Аргентины. Уже на 9-й минуте Банишевский, получив слева точнейшую мягкую навесную передачу от Месхи, головой забил гол. Аргентинцы растеряны. Тут бы и развивать успех. Несколько раз наши центральные нападающие били с удобных позиций, но неудачно. Тем временем противник пришел в себя, освоился, огляделся и сумел свести почти на нет голевые возможности наших форвардов. И вместо вполне вероятной победы – ничья, которую в конце еще пришлось защищать. Последние полчаса матча в Буэнос-Айресе были необычайно трудными. У аргентинцев пошла их игра, основанная на строгом контроле мяча и точном пасе (а делают они это мастерски), и наша команда оказалась в глухой обороне. Этот урок требует прежде всего тактического ответа. Что следует противопоставлять такому рисунку игры? В матче с аргентинцами наша команда этого не знала.

И в Аргентине, и в Уругвае в наши ворота голы были забиты со штрафных ударов мимо «стенки». Опрос футболистов не помог мне установить главную причину. Одни говорили, что «стенка» стояла не так, другие упрекали вратарей, будто бы неверно занявших позицию, третьи утверждали, что и аргентинец Онега, и уругваец Роча великолепно исполнили резаные удары. Что бы ни было, штрафной удар вырастает в проблему. Вполне понятны ухищрения форвардов: голы достаются трудно и дорог любой шанс. Следует ждать все больших каверз в подобных случаях, и надо готовиться к ним заранее: ведь один такой удар способен решить исход не только встречи, а и целого турнира! Со своей стороны и наши игроки обязаны превратить штрафной удар в острое оружие.

Матч со сборной Уругвая наша команда провела с воодушевлением, стройно и непринужденно, несмотря на отсутствие в ее рядах Яшина, Шестернева, Воронина и Месхи.

Уругвайцы ничем не сумели ответить на скоростные продольные маневры наших форвардов, были вынуждены уступить инициативу, и их хорошая техническая выучка потерялась, выглядела бесполезной при столкновении с более организованной игрой.

Спустя три дня после этого хорошо сыгранного матча поражение в Сантьяго от клуба «Коло Коло». Нет, это не то поражение, которое бы обязывало пересматривать позиции. В нем прежде всего обозначены субъективные причины: долго копившаяся усталость игроков, утомительные перелеты, ощущение, что главные события турне позади (думаю, что для встречи со сборной Чили наши футболисты еще могли бы собраться).

* * *

Не так еще давно Атлантический океан был и в прямом и в переносном смысле слова водоразделом между двумя старыми великими футбольными континентами – Европой и Южной Америкой. Считалось, что дальность расстояния и эпизодичность встреч исключают взаимные влияния и представителям этих столь отличных друг от друга футбольных направлений суждено вечное противостояние.

Сейчас от Лужников до «Мараканы» 14 летных часов. Вскоре, надо полагать, будет еще меньше. Прежняя разобщенность сменилась регулярными контактами. Нынче все стараются приглядываться к соперникам, ничто не отвергается с порога, и каждая новинка вмиг облетает весь мир.

Однако хотя обмен идеями совершается беспрерывно и много есть охотников преломить чужой заокеанский опыт в своих условиях, тем не менее пока (и, наверное, к счастью) мы явственно различаем своеобразие истолкований игры не только на разных континентах, но и в разных странах одного континента. Было приятно убедиться в этом, облетев четыре южноамериканских государства. Пусть мировой футбол объединен турнирами, правилами, общими законами развития, но все же его красочность, пестрота, сюрпризность, если хотите, интимность, близость сердцам болельщиков кроются в том неповторимом облике, который игра приобретает у того или иного народа.

Было радостно видеть, что во время этого трудного турне наша советская сборная сумела показать свой собственный подход к футболу, сумела подтвердить свой характерный стиль. Играя иначе, чем именитые противники, она была, по меньшей мере, им равна.

1969

 

НА «УЭМБЛИ» НЕТ ЗАГАДОК

О сути и смысле VIII, английского, чемпионата мира, об игровых идеях, которые он выпятил и оставил всем нам в наследство на последующие четыре года, кое-что сказано в других главах. Кроме того, читатель наверняка знаком с работами наших журналистов. Да и события чемпионата сохранились в памяти благодаря телевидению. Повторяться не хотелось бы. Потому я ограничусь некоторыми впечатлениями.

…Англия, родина футбола. И вот самая первая запись в блокноте.

«За тракторишкой, как за катером, бежит крутая зеленая волна. Кажется, ему в радость крутить резиновыми колесами и поторапливать диски косилки: он оставляет за собой ровный и мягкий коврик, как будто ткет специальную футбольную ткань.

Не знаю, может быть, потому, что из окна своей комнаты я могу видеть нескончаемые ровные лужайки Гайд-парка, или потому, что журналисту, командированному на чемпионат мира, должны приходить в голову соответствующие ассоциации, но, прожив всего сутки в Лондоне, я не в силах избавиться от ощущения, что город этот поставлен на гигантского размера футбольном поле.

Газоны можно созерцать часами, сидя у телевизора, где по одной программе – конные скачки с преодолением препятствий, по другой – соревнования по гольфу. Газоны сопровождают тебя на прогулке, огромные – в парках и миниатюрные, с обеденный стол, – в палисадниках возле домов…»

Ну, а уж газон на стадионах там – одно загляденье. Мне приходилось видеть в разных странах отличные поля, но всюду они кажутся несколько искусственными, чувствуется, что они ухоженные и взлелеянные, а в Англии они естественны, они – кусок ландшафта. Впрочем, вернее сказать, мастерство выращивания газонов здесь достигло такого уровня, когда мастерства-то уже не ощущаешь, оно воспринимается как дар самой природы.

Английские стадионы, кроме лондонского «Уэмбли», похожи один на другой, весьма занятны и заставляют лишний раз вспомнить, что футболу сто лет и начало свое он ведет из этих краев. Четыре трибуны, напоминающие крытые вокзальные перроны, огораживают ноле. Зрители стоят сразу за воротами и с криками восторга ловят мяч, когда он пролетает мимо штанги.

От этих стадионов так и веет девятнадцатым веком, представлением о футболе как о чем-то простом и домашнем. Тогдашние строители, видимо, и подумать не могли, что придут времена, когда во имя футбола примутся сооружать величественные, многоярусные чаши, стотысячной вместимости, которые станут достопримечательностями городов, их особой приметой и гордостью. Однако старые английские стадионы, зажатые между домами, при всей своей неброскости и наивности в чем-то и мудры: трибуны рядом с полем, игра перед глазами, перронные крыши спасают публику и от солнца и от дождя.

… Перед открытием чемпионата состоялось заседание конгресса Международной федерации футбола – ФИФА. Я впервые был на таком заседании.

Перед входом в «Ройяль гарден отель» на флангштоке синее знамя с белыми полушариями – знамя ФИФА. Огромнейший зал, столы под зелеными скатертями (цвета футбольного поля?), на них флажки государств. На сцене президиум, члены исполкома.

В центре, у микрофона,-высокий, грузный сэр Стэнли Роуз, седой, по-стариковски нежно-краснолицый, с рыжими усиками. Он выглядел покладистым, добродушным, разморенным, что не мешало ему железной бестрепетной рукой, без пауз руководить заседанием в несколько сот человек. Рядом с ним его «правая рука», первый заместитель – Валентин Александрович Гранаткин.

Делегаты и мы, журналисты (у нас своя ложа), снабжены наушниками. Синхронный перевод велся на пяти языках. Женский грассирующий голосок весьма сносно доносил до нас по-русски нелегкую футбольную терминологию.

Конгресс открылся речью премьер-министра Великобритании Гарольда Вильсона, которого Роуз представил как знатока спорта и футбола.

Вильсон говорил, что, размышляя о футболе, он в первую очередь видит перед собой всех тех, кто так или иначе играет в эту игру, и то великое множество зрителей, кому футбол доставляет искреннее удовольствие. Как бы оправдывая рекомендацию Роуза, премьер-министр принялся перечислять футболистов, которые, по его мнению, могут служить образцом.

Вильсон сказал, что он готовился извиняться перед конгрессом за пропажу «Золотой богини», но усилия полиции и собаки, проявившей большой интерес к призу (тут зал смеялся), избавили его от этой неприятной обязанности.

Премьер-министр отметил, что в ФИФА состоит больше государств, чем в Организации Объединенных Наций, и он понимает, насколько сложны ее проблемы, и пожелал успеха конгрессу.

Конгресс почтил память умерших членов исполкома.

Потом всех в зале попросили не шевелиться, и была сделана, как объявили, «официальная фотография конгресса, поскольку он самый представительный из всех, что были прежде».

Началась перекличка. Звучат названия стран, и делегаты поднимают свои удостоверения. «…Фиджи, Камерун, Кувейт, Мадагаскар, Никарагуа…»

Повестка дня выглядела бесконечной – чуть ли не три десятка вопросов. Утверждались доклады комитетов и комиссий. Были приняты в ФИФА – вновь Сингапур, ранее выбывавший, Габон, Новая Гвинея. Исключили Сомали за неуплату взносов. Одобрили решение о создании конфедерации футбола Океании, что должно помочь развитию игры в странах этого района. Создан постоянный Комитет по любительскому футболу. Как пояснил Роуз, это сделано для того, чтобы Международный олимпийский комитет не пытался разделить ФИФА на профессиональную и любительскую федерации.

И так далее, вопрос за вопросом, и все – за полтора часа.

Футболом интересуются миллионы людей. У них на учете каждая новость любого характера. Образцовое проведение конгресса, его торжественность и деловитость- все это дало понять, какой хорошо скоординированный союз объединяет футбольные организации более чем 130 стран. Иначе и нельзя, жизнь футбола, с одной стороны, пестра, разнолика, противоречива, полна конфликтов, с другой – по самому своему смыслу требует контактов, общения, дружелюбия. Согласовать и объединить обе эти тенденции под силу только авторитетной федерации.

Конечно, не все решения и обычаи ФИФА идеальны и бесспорны, она вовсе не выше критики. Скажем, когда Роуз, закрывая конгресс, пригласил всех делегатов посетить церковную службу, мы могли не считать это приглашение для себя обязательным. Впрочем, мне показалось, что президентом ФИФА руководила скорее сила привычки, чем глубокое религиозное чувство. Свой призыв он сопроводил словами, сказанными с лукавой улыбкой: «Вам представится отличный случай помолиться за успехи команд, которым вы симпатизируете…»

Но как бы то ни было, полтора часа, проведенные на конгрессе, оставили у меня впечатление, если хотите, гордости за футбол, который, давно уже став составной частью общественной жизни, потребовал создания столь крупной международной организации. И служит эта организация, в конце концов, доброму делу – встречам людей на мирных зеленых газонах.

…Когда берут интервью у футболистов, их частенько спрашивают: «Какой матч был для вас самым памятным и радостным?» и «Какой матч наиболее неприятным, неудачным?»

И я бы не прочь ответить на такие вопросы, но, разумеется, имея в виду не сами матчи, а свои корреспонденции, им посвященные. Так получилось, что в дни английского чемпионата было у меня и то и другое.

«Самый памятный и радостный». Это отчет о четвертьфинальном матче СССР – Венгрия.

Хорошо помню весь тот день, 23 июля, с самого утра. Нам, журналистам, точь-в-точь как спортсменам, приходится заранее готовить себя к решающей минуте. Для нас она настает, когда дробно, тревожно зазвонит телефон и в трубке раздастся настойчивый голос телефонистки: «Мистер…? Москва…»

Часа за три до начала матча я вышел из гостиницы и, не дожидаясь автобуса, зашагал по узеньким улочкам Сандерленда в направлении стадиона. Необходимо было побыть одному, чтобы обдумать оба варианта отчета. Да, оба – и на случай победы наших, и на случай поражения. Болельщик идет на стадион только за победой, иные варианты его не слишком интересуют. А журналист должен быть готов к любому исходу, и, пожалуй, к худшему в первую голову, потому что тогда от него потребуется особая точность характеристик и анализа.

Дважды – в Швеции и Чили – наша сборная спотыкалась «на этом самом месте», в четвертьфинале. Несчастный матч в Стокгольме со шведами я видел и теперь, по дороге на стадион, перебирал его детали в памяти. Вспоминал и все то, что писалось о матче с чилийцами. Признаться, занятие было не из приятных, я брел довольно-таки понуро, и весь этот Сандерленд казался мне невозможно серым, закопченным, унылым.

И тут вдруг, неожиданно для самого себя, я переключился на победный вариант отчета. Как-то сразу явились слова.

«Вчера сборная СССР одержала победу, которой еще никогда не одерживала. И мы, советские журналисты, пишем отчеты, которых еще никогда не писали…»

Я достал блокнот, записал две эти фразы и повеселел. Мне почему-то показалось, что это неспроста, не может быть, чтобы пропало такое начало отчета. И чем дальше я шагал, тем больше мне нравились записанные фразы, тем больше я верил, что они мне обязательно пригодятся.

Я вышел на набережную, и хотя море тут даже в июле холодное и суровое, все равно смотреть на него было приятно. Да и все вокруг выглядело вполне симпатично: затейливые витрины лавчонок, белобрысые мальчишки в коротких штанах с бретельками, громадина автобус, татуированный рекламой… Я безмятежно глазел по сторонам, считая, что по крайней мере половина дела уже сделана.

На стадион пришел задолго до начала. И тут увидел Пушкаша. Того самого форварда, который покинул родную Венгрию ради космополитического «Реал Мадрида». Низкорослый, склонный к ранней полноте, с толстой шеей, он стоял как бычок в окружении респектабельных, золотозубых, с перстнями, с трубками, явно «дорогих» мужчин. Не знаю уж, кто они были, но каждый из них норовил похлопать «звезду» то по плечам, то по загривку, они обращались с ним с той непринужденностью, которую создает чувство превосходства. Пушкаш им что-то рассказывал, они веселились, снова его охлопывали, но он не смел им ответить тем же. И хотя в этой сценке было много улыбок, шикарной жестикуляции, она выглядела жалкой.

А потом был матч.

Прежние встречи с венграми, как правило, заканчивались в пользу нашей сборной. Пожалуй, можно даже утверждать, что наши с венграми играть умеют. Однако на эту игру из Ливерпуля в Сандерленд сборная Венгрии приехала имея за спиной сенсационный матч, когда она устроила форменное Ватерлоо дотоле непобедимым бразильцам. Так что сомневаться в ее боевой готовности не было оснований.

Игра сразу пошла плотная и тесная, как у боксеров в ближнем бою. Жадное, неотступное преследование мяча, преследование каждым игроком того, кто ему был заранее назначен. Данилов – Бене, Пономарев – Фаркаш, Сабо – Ракоши, Воронин -Альберт. Да и венгерские защитники «разобрали» наших форвардов. Но им потруднее, наши маневрируют шире и резче.

Создавалось впечатление, что открыть счет будет неимоверно трудно. И вдруг неожиданность! После розыгрыша углового Паркуян слева сильно пробил в ближний угол. Вратарь Геллеи неловко пошел на мяч, пропустил его под собой, и внимательный Численко легоньким ударом открыл счет.

По логике вещей венграм полагалось броситься в наступление. Они это и пытались сделать, но их атаки неосязаемы.

Их форварды прикрыты, «свободный» Шестернев бдительно пресекает малейшую угрозу. Венграм поневоле приходится «раскрываться», отряжать вперед и полузащитников и защитников. Наши получают оперативный простор и отвечают атаками куда более острыми, чем венгерские. Только невнимательность Банишевского, то и дело оказывавшегося «вне игры», не позволила выразить игровой перевес изменением счета.

На первых минутах второго тайма справа от угла штрафной площади Хусаинов пробил штрафной. Мяч послан на дальнюю штангу. Ни наши, ни венгры не в силах перехватить его в полете. А когда мяч снизился, набежал Паркуян и головой отправил его в сетку.

2: 0. Ну что ж, выходит, остальное дело техники?

И снова, как и после первого пропущенного мяча, венгры по инерции рванулись вперед. Но теперь они настойчивее, видимо, их подстегивает ощущение, что терять больше нечего. Ну, а наши, как видно, поверили, что при таком убедительном перевесе можно и отбиться, отсидеться в обороне, так проще.

К добру это не привело. Альберт, начав рывок из глубины, обошел на ходу двоих наших и откатил мяч направо бегущему Бене. Тот отлично ударил в дальний нижний угол мимо вышедшего вперед Яшина. Исход матча снова под вопросом.

Позднее специальные наблюдатели, фиксировавшие каждое движение, каждый удар игроков обеих команд, пришли к заключению, что венгры допускали больше «брака», и на этом основании признали их поражение закономерным.

Допускаю, что так оно и есть. Но как забыть промах Ракоши, оказавшегося с мячом рядом с незащищенным углом ворот? Хотелось закрыть глаза.

Венгры разошлись и второй тайм провели сильно. Ну что ж, выигрыш у достойного, равного соперника всегда особенно дорог. Такой она и была эта победа, продвинувшая наконец нашу сборную из заколдованного четвертьфинала в полуфинал.

Сидя за пюпитром в ложе прессы и ведя записи, я несколько раз заглядывал на ту страничку, где были написаны две заранее придуманные фразы, и радовался, что они уже есть. Москва должна была вызвать сразу по окончании матча, а мне не надо ломать голову над началом отчета. И пусть это покажется смешным, но я принял как должное победу нашей команды. И только когда уже распрощался со стенографисткой и повесил трубку, вспомнил, что вариант «для поражения» так и не был придуман. Конечно, это было явное упущение, и сам себе я сделал профессиональное замечание. Но такой уж это был хороший день!

«Самый неприятный, неудачный». Это отчет о матче Испания – ФРГ.

Жили мы, советские журналисты, в Сандерленде, а матч проходил в Бирмингеме. Конец не близкий, туда и обратно километров, должно быть, восемьсот. Выехать предстояло рано утром, вечером – матч, ночь – в обратной дороге, чтобы поспеть к утреннему вызову редакции. Путешествие по поговорке «за семь верст киселя хлебать». Но тут и чувство долга (никто из нас еще не видел команд бирмингемской группы), и привычка вечно куда-то стремиться, и просто любопытство, и взаимное подзадоривание. Подобралась такая компания: Анатолий Софронов, редактор «Огонька», Леонид Малюгин, представлявший «Литературную газету», фотокорреспондент Борис Светланов и я. Все мы по нескольку раз справлялись друг у друга: «Ну как, едем?», и ни один не передумал.

Такси мчит по автостраде A-I. Здесь все дороги пронумерованы, у водителя схема, и он, заранее наметив поней маршрут, может спокойно вести машину, сверяясь с дорожными указателями. Наш шофер Джон, молоденький, аккуратный, впервые в жизни ехал в Бирмингем, но ни разу не притормаживал, ни разу не наводил справок, где ему свернуть.

Хотя после дороги мы явились на стадион «Вилла парк» вялыми и разморенными, матч, сложившийся интересно, словно бы вспрыснул нас живой водой.

Сошлись не просто две команды высокого класса, а два разных направления.

Испанцы дорожили мячом, стремились его держать у себя подольше, их маневры и передачи напоминали петли. Немцы перемещали мяч и двигались сами строго по прямым линиям, по кратчайшим путям. Испанские форварды ловки, увертливы, немецкие – тяжеловаты, ломили напролом. Испанцы легче вошли в игру, в ее темп, а немцам понадобилось время, чтобы разбегаться. Команды были как бы в разных весовых категориях. И не удивительно, что «легковесы» первыми открыли счет. Марселино ловко, продольным пасом за спину защитников вывел Фусте в прорыв, и тот оказался один на один с вратарем.

Но сборная ФРГ к тому времени уже «разогрелась» и принялась деловито атаковать, прижав испанцев к их воротам. Если немецким защитникам требовалось умение разгадывать хитрые перестроения форвардов противника, то испанским защитникам пришлось прежде всего состязаться с немецкими нападающими в скорости и силе. Испанцы это состязание проиграли, несмотря на то что рисунок атак сборной ФРГ был незамысловатым. Один за другим следовали навесы на штрафную в расчете на выдвинутого вперед тарана – Зеелера. Сначала левый крайний Эммерих, а в конце игры Зеелер сменили счет на 2:1 в пользу своей команды.

Я хорошо помнил сборную ФРГ на шведском чемпионате, где она, расставшись со званием чемпиона, заняла четвертое место. Времени прошло много, сменились и игроки и тренер. Но команда та же. Та же привычка гнуть свое до конца, тот же несколько механический подход к игре, вера, что матч решается наподобие теоремы. Один лишь полузащитник Беккенбауэр выпадал из ансамбля, он и мягок и легок. Остальные, как на подбор, мощные и рослые, заменой ловкости им служат быстрота и пробивная сила, Победа всегда остается лучшим аргументом. И все же мы вправе симпатизировать тому футболу, который нам больше по душе. Игра испанцев мне была милее, несмотря на то что немцы в тот день ее опровергли. Столкновение этих двух игровых начал вообще стало чем-то вроде девиза, под которым проходил VIII чемпионат. Но к этому мы еще вернемся…

Со стадиона до стоянки машин нам надо было идти не меньше километра. Я не помню другого столь тягостного возвращения со стадиона. Не раз мне в разных странах приходилось видеть ликующих болельщиков. Всегда в их сборище было что-то карнавальное, озорство, галдеж, скандирование – все выглядело добродушным. Тут мы оказались в толпе западногерманских туристов, и это зрелище было отталкивающим. Какофония трещоток и труб. Почти все пьяны и на ходу прямо из горлышек дозаправляются шнапсом. В их кличах звучали скорее угроза и вызов, чем удовольствие и радость. Эти туристы, люди, как видно, из зажиточных, придравшись к победе футболистов, дали волю чувствам, махнув рукой на свою напускную благопристойность. Под удобным предлогом они утверждали свою силу, упивались ею, желая показать окружающим – вот мы какие. Англичане поглядывали на это шествие искоса, без улыбок. Их Бирмингем после воздушных налетов в дни войны до сих пор еще отстраивается…

Футбол сам по себе добр. Но то и дело выныривают охотники сыграть на его популярности, использовать его в неблаговидных целях. Чаще всего – для разжигания националистических страстей. Километр, который мы молча отшагали рядом со зловещей толпой, запомнился навсегда. Он – как предупреждение.

…Обратно ехали всю ночь. Анатолий Владимирович Софронов, дремавший сидя рядом с шофером, то и дело просыпался и вскрикивал:

– Джон, ты не спишь?!

Аккуратный Джон не спал.

Домой вернулись окончательно разбитые. Мои попутчики легли спать, а я сел писать отчет. Москва вызвала, но я еще не был готов. Попросил перенести разговор на два часа позже. Больше мне не позвонили. В редакции посчитали, что я нарушил график передачи материалов. Так отчет о матче, за которым я проездил сутки, остался в архиве. Уже в Москве мне приносили извинения…

На мой взгляд, разгадка чемпионата таилась в полуфинальном матче Англия – Португалия. Это был во всех отношениях выдающийся матч. И, главное, он дал ответ на вопрос: какой же футбол восторжествует на этот раз? Отсюда и заголовок отчета, который я передал с того матча, – «На „Уэмбли" нет загадок».

Обе команды предложили зрителям футбол высокого достоинства, все лучшее, на что они были способны. Матч шел под аплодисменты.

Англичане начали бодро и безбоязненно, с хорошим настроением. И сразу же почувствовалось их преимущество в скорости. Португальцы неторопливы, они приглядываются, привыкают.

Больше всего глаз следило за Эйсебио. Англичане прикрепили к нему Стайлза, но не намертво. Фактически португальскому блуждающему форварду противостоял любой игрок обороны. Англичане не сотворили из Эйсебио кумира, и, видимо, поступили правильно. Может быть, для Эйсебио было даже непривычно, что вокруг не возникает нервной и судорожной обстановки, что играют возле него просто и непринужденно.

Разностильность команд определилась с кристальной ясностью. У англичан все ходы игроков и мяча можно было предвидеть заранее, да они и не пытались их скрыть, не смущались, что противник все видит. Ну что ж, как бы говорили англичане, пусть видит, но пусть он еще и догонит, и отберет мяч, и будет в таком же постоянном движении, как и мы.

Напротив, для португальцев вся прелесть игры в том, чтобы затевать что-то нешаблонное. Это красиво, это роднит их с бразильцами. Но нет у них того быстрого полета фантазии, который свойствен бразильцам. Все-таки португальцы тратили на обдумывание ходов чуточку больше времени, чем полагается в наши дни. От англичан расшифровка иероглифов противника потребовала полного самообладания, но и к этому делу они постарались отнестись со всей возможной простотой.

Интересным был поединок диспетчеров – португальца Колуны и англичанина Р. Чарльтона. Два выдающихся игрока отнеслись друг к другу с полным уважением, ни разу в борьбе не нарушили правил, хотя оба то и дело грозно выдвигались вперед. Чарльтон и вовсе был пушкой, выкатывавшейся из-за холма и тут же прячущейся после выстрела.

Этот игрок был, пожалуй, героем чемпионата, а точнее, решающим доказательством правоты той игры, которую предложили англичане.

Чарльтон стал образцом диспетчера нового типа. Это уже не Диди и не Суарес, ставившие своей целью распределение мяча. Он-атакующий, стреляющий диспетчер, выдающий мяч партнерам и тут же сам рвущийся на позицию для обстрела ворот. Чутье у него удивительное: если он делает рывок, то встреча с мячом у него состоится наверняка.

В этом матче Чарльтон дважды выходил к воротам португальцев так, словно их никто не охранял, и оба раза не промахнулся. Удар у этого невысокого, худенького, лысеющего человека такой силы, что кажется – из-за его спины бьет кто-то другой, огромный и мощный.

Он неутомим, он всюду, и защитник, и диспетчер, и бомбардир.

Пожалуй, легко предположить, что тренер англичан Рамсей, проектируя свою сборную, начал с Чарльтона и уже к нему присоединял остальных игроков, решая, кто лучше сумеет сыграть с ним заодно.

Проигрывая 0:1, португальцы пошли на штурм. Рейды Колуны, фланговые проходы и прострелы юркого Симоэ-са в расчете на рывки Торреса и Эйсебио, подключения крайних защитников к атаке, долгий розыгрыш мяча перед штрафной площадью англичан, чтобы выманить защитников,- на что только не пускались португальцы! Все они делали с блеском, с выдумкой, одного не хватало- взрывного ускорения, которое, как на волне, выносит атакующего прямо к воротам противника.

Англичанам же такие взрывы как раз были свойственны, и они, проведя молниеносную контратаку с участием Херста и Р. Чарльтона, повели 2: 0.

Много было захватывающих эпизодов в этом матче. Но гол был еще только один: Эйсебио пушечным ударом вколотил мяч в ворота англичан с пенальти, установив окончательный счет.

Победила игра английского образца, истина 1966 года была найдена. Чисто игровой итог чемпионату подвел именно этот матч.

Финал Англия – ФРГ, драматический, увлекательный, с дополнительным временем, с шестью голами, был состязанием родственных, похожих команд. Мастерство англичан было чище, щеголеватее, они вложили в матч больше душевного порыва, но это уже был матч как бы «внутреннего» чемпионата.

Английский турнир оставил нам солидное наследство. О победителях отозвались так: «Не команда «звезд», а команда-звезда». В афоризме – большой смысл.

Турнир выдвинул на передний план полузащитников, из их рядов вышли почти все герои – Р. Чарльтон, Бек-кенбауэр, Воронин, Сабо, Колуна, Халлер, Болл, Питере… Встала проблема, сколько их должно быть: трое, а может быть, и четверо. Всплыли термины «интенсификация игры» и «универсализм футболистов».

Словом, получив вместо бразильцев новых чемпионов – англичан, футбольный мир тут же принялся извлекать из смены правящей династии черты футбола будущего, хотя бы на четыре года вперед.

На английском турнире наша сборная еще на одну ступеньку выше разведала путь к «Золотой богине». Это был несомненный успех – вырваться из прежней восьмерки лучших, где она находилась в Швеции и Чили, в четверку. Но по-прежнему нас всех продолжал занимать вопрос: а что же требуется, чтобы наша сборная смогла наконец исполнить на чемпионате мира заглавную роль? Тут нет и быть не может одного ответа. Тут перед нами не одно футбольное зеленое поле, а широкое поле деятельности в масштабе всего отечественного футбольного хозяйства»

1970

 

ЛАБДАРУГАШ И ФОЦИ

Прежде всего хочу объяснить заглавие. Лабдаругаш – венгерское название футбола (лабда – мяч, ругаш-удар). Это официальный термин, он -в газетах, на маленьких афишах, наклеенных внутри автобусов, под этим именем выходит ежемесячный журнал тиражом 70 тысяч, найти который в киосках невозможно. Ну, а словечко «фоци» в письменном виде встречать мне не приходилось, это народное прозвище футбола. Как видите, у венгров два названия игры. Кстати, у них есть и другие лингвистические достижения в этой области. Слово, обозначающее игрока, забившего гол, выглядит примерно так – «голеви». Это просто и удобно, не то что

наш странный и вряд ли грамотный неологизм – «автор гола».

Итак, два названия. Я вынес их в заголовок, потому что мне показалось, что они неслучайны, они как бы дают понять, что в Венгрии существуют два отношения к футболу. Но разговор об этом впереди.

Наша сборная встречалась со сборной Венгрии чаще, чем с командами других стран. Начало было положено в 1952 году, когда команды (наша под флагом сборной Москвы) сыграли дважды в преддверии олимпийских игр. Помните эти интереснейшие встречи? 1:1 и 2:1 в нашу пользу. Кроме них было еще десять игр: 5 наших побед, 3 ничьи и 2 поражения. Согласитесь, что всякий раз, пережив радостное удовлетворение, многие из нас начинали размышлять с этаким добрым недоумением: «И как это получается, что наши обычно побеждают венгров, хотя те имеют не меньше оснований для успеха?» Что и говорить, репутация венгерского футбола высока. Достаточно вспомнить, что сборная Венгрии трижды была олимпийским чемпионом, дважды участвовала в финальных матчах чемпионатов мира, выиграла в 1953 году прогремевшую на весь мир игру у англичан на «Уэмбли» со счетом 6:3. Тогда сборная Англии впервые в своей истории потерпела поражение дома. (Фильм об этом матче до сих пор время от времени прокручивают в кинотеатрах Венгрии.)

Разумеется, никто не рискнет объявить закономерностью такой характер встреч футболистов двух стран. Когда я спросил редактора «Непшпорта» Ендре Табака, видел ли он матч СССР – Венгрия в Сандерленде, то он признался, что был уверен в победе своих и предпочел в тот день поехать в другой город, где играли команды, одна из которых выходила в полуфинал.

Почему же это происходит? Должны ли мы видеть в этом какой-либо капризный казус («трудный, неудобный соперник») или же здесь есть некий спортивный смысл? Собираясь в Венгрию, я поставил перед собой именно этот вопрос и считал, что если сумею хоть в какой-то мере на него ответить, то, видимо, лучше пойму сильные и слабые стороны венгерского футбола, к которому все мы относимся с полным уважением.

Прежде всего, сразу бросается в глаза, как много сделано в дружественной социалистической стране для футбола, а значит, для людей, любящих эту игру. Это – «Непштадион», почти ровесник нашему стадиону в Лужниках, такой же «стотысячник». Это – институт физкультуры и школа тренеров, где готовят специалистов футбола. Это – детские школы, существующие при клубах, и особые, так называемые центральные, спортивные школы, которые охватывают тысячи мальчишек.

Много общего у нас с венграми и в тех проблемах, которые продолжают обсуждаться. Там тоже не пришли к окончательному мнению о лучшей формуле чемпионата.

Или, например, проблема тренеров. Те самые три года непрерывной работы в одной команде, о которых как о желанном минимуме твердят специалисты футбола всех стран, так же пока нереальны для венгерских тренеров, как и для многих наших.

Вот история, которая, конечно, не покажется оригинальной. Тренер Локат принял команду МТК. Ему обещали дать спокойно поработать те самые три года. Он решил создать совершенно новую команду. Естественно, она не могла сразу заиграть в полную силу, и вот после первого же сезона, ушедшего на эксперименты, ему дали отставку. В МТК пригласили Хидегкутти, который до этого хорошо себя проявил в команде «Татабанья». Однако он с командой, которую задумывал и создавал другой тренер, ничего не мог поделать, он ее не «чувствовал», в чем вынужден был признаться. Что же получилось? Лишилась хорошего тренера «Татабанья». Клуб МТК ничего не приобрел и остался в хвосте таблицы. Ну, а Локат? Он, – по мнению многих, один из наиболее одаренных тренеров Венгрии, – был приглашен в «Ференцварош» и с командой вскоре разделил большой успех.

Так же как и у нас, венгерские специалисты и журналисты дружно выдвигают тренерскую проблему в разряд наиболее важных.

Игры чемпионата другой страны иностранцу всегда кажутся пустоватыми. Ты видишь вокруг себя взволнованных людей, слышишь, как вздыхает и бушует стадион, и удивляешься: а по какому, собственно, поводу?… И игра-то вроде бы скучноватая… Да, футбол без личного отношения нашего к участвующим камандам что-то теряет.

Ну, каких красот и чудес можно ждать от очередного матча, когда одна из команд – «Чепель» занимает 8-е место, а другая -МТК-12-е? Игра и впрямь, на мой взгляд, была ординарной, и я бы ни за что не понял, чем так взволнованы 30 тысяч зрителей, если бы мои соседи по ложе прессы не разъяснили подноготную матча.

МТК – самый старый венгерский клуб, свою историю ведет с 1888 года. 18 раз был чемпионом. В его рядах играли Хидегкутти, Шандор, Закариаш, Мольнар, Пало-таш, Лантош и десятки других игроков с мировой и европейской известностью. И вот такой клуб плетется в хвосте и доставляет своим сторонникам одни огорчения.

А тут еще в первом тайме вперед вышел «Чепель» – 2:0. После перерыва МТК все же удалось каким-то чудом сравнять счет. Все были откровенно довольны -и публика, и футболисты МТК, да и «Чепеля» тоже, потому что они как-никак были в гостях.

Если принять во внимание все эти обстоятельства, то, согласитесь, поводов для волнений было предостаточно.

Матч «Вашаш» – «Татабанья» я выбрал вот почему. На первой же пограничной станции из окна поезда я увидел товарный состав, запыленный в пути, и на дверях каждого вагона было выведено пальцем по пыли: «Хай-ра, Вашаш». Веселый человек, футбольный болельщик, прошел только что по путям. Меня и потянуло увидеть команду, которую славил неизвестный прохожий.

И эту игру без подсказки трудно было бы отнести к разряду интересных. По чисто футбольным меркам ее следовало бы оценить как небрежную, во всяком случае со стороны «Вашаша». Сторонний наблюдатель имел полное право заскучать.

Но матч сразу ожил, как только мне объяснили его подоплеку. «Вашаш» – команда знаменитая, в ее рядах члены сборной – Месэй, Ихас, Матес, Фаркаш и Л. Пушкаш. Дублеры здесь играют на том же поле перед основными составами. И вот уже в этом матче был сюрприз: Л. Пушкаш оказался в резерве.

А дело вот в чем. «Вашаш» тренировал Илловский, который из клуба был переведен на должность старшего тренера национальной сборной. Илловский слывет человеком решительным, с сильным характером, умеющим наладить дисциплину. С его уходом в «Вашаше» все рухнуло. Занявший его место молодой тренер, только что переставший играть, не имел влияния на команду. Затем Илловский вернулся в «Вашаш». И вот в клубе начался период восстановления порядка. Именно этим и объяснялось, что молодой и способный форвард Л. Пушкаш был переведен в дублеры за отсутствие усердия.

Судя по матчу, мне не показалось, что Илловский успел сделать много. Но, впрочем, все знают, что нет ничего труднее, чем восстанавливать утраченные отношения в футбольном коллективе.

«Вашаш» начал атаковать довольно самоуверенно, считая своего противника обреченным. Законы игры таковы, что при подобном настроении жди беды. И наконец Чернаи (игрок олимпийской сборной, победившей в Токио) забил-таки гол «Вашашу».

С перерыва «Вашаш» вернулся на поле с опозданием. На трибунах это прокомментировали это так: «Ох, и досталось им от тренера!» «Вашаш» снова взялся атаковать. Заметно было одиночество Фаркаша, которому никто не выдавал мяч для удара. В середине тайма матч раскололся на две половины, как арбуз. Десять игроков держались ближе к одним воротам, десять – к противоположным. Это верный признак усталости, недостаточной физической готовности. Только счастье могло выручить «Вашаш». И оно явилось за пять минут до конца, когда молодой игрок, заменявший Л. Пушкаша, – Видач забил гол из-за оплошности Геллеи, одного из двух вратарей, которые доставили столько неприятностей венгерской команде на чемпионате мира в Англии.

У«Вашаша» чувствуется, если хотите, футбольная порода. Манера вести атаку, распасовывать мяч, рывки нападающих на свободное место, розыгрыш стандартных комбинаций – все это выдает его благородное происхождение. Но команда расстроена, наряду с верными чистыми нотами она то и дело издает звук фальшивый. Когда я поделился своими впечатлениями с венгерскими коллегами, они в общем согласились со мной. Но заметили, что «Вашаш», как никакой другой венгерский клуб, уверенно чувствует себя в международных встречах и умеет к ним готовиться.

Венгрия – страна небольшая, в любой город из Будапешта легко добраться за несколько часов поездом или автобусом. Когда я спросил, существует ли в Венгрии проблема своего и чужого поля, то рассчитывал услышать, что она тут несущественна. И, признаться, был удивлен, когда убедился в противоположном. Мне пока-зали таблицу чемпионата, которую печатает «Непшпорт». В соседних колонках результаты клубов дома и на выезде. Разница, прямо скажу, разительная. Нет ни одной команды, которая там и тут играла ну хотя бы одинаково. Вот несколько строчек: «Уйпешт» дома – 21, в гостях- 14, «Вашаш» – 18 и 14, «Татабанья» – 19 и 4 (!), МТК – 14 и 5…

Я было поставил под сомнение эти цифры, зная что из 16 команд высшей лиги 6 будапештских. Но нет, оказывается, каждый столичный клуб играет на своем стадионе и ревниво следит за этим. Федерация предлагала переносить некоторые важные матчи на «Непштадион», но не встретила понимания. Да, влияют материальные соображения. Но клубы еще дорожат и своими болельщиками. В Будапеште по давней традиции люди, как правило, посещают тот стадион, где играет «своя» команда. Венгерские болельщики как-то по-родственному связаны со своими клубами, навечно поделены между ними. Матчи одного тура проводятся в один и тот же день, в те же часы, но это не смущает будапештцев. Каждый из них имеет свой стадион, так же как свое кафе или кинотеатр.

А публика здесь темпераментна, активна и, как мне показалось, необычайно зорко следит за судьями. У венгров обыкновение – требовать от судей заботы о безопасности форвардов. В них болельщики видят красу и гордость своего футбола, и чуть только обижен форвард, как стадион гневно взрывается. Поэтому судьи не стесняются держать сторону нападающих. А раз на своем поле клуб атакует, то влияние публики на судью порой дает реальные результаты. В общем-то нельзя без симпатии относиться к этой слабости венгерских болельщиков, форварды нынче нуждаются в охране. Но, на мой взгляд, венгры чуть перебарщивают и во вред форвардам, которые порой ведут себя как недотроги.

Тактика игры на своем и чужом поле стала особенно влиятельной, когда венгерские клубы приняли участие в европейских турнирах, где эта тактика узаконена. Все это не прошло даром, и венгры с огорчением наблюдают, как, например, их лидер «Ференцварош» за последние годы разучился побеждать за границей. Если в советском футболе свое и чужое поле оценивается главным образом в связи с переездами, непривычными условиями быта, тренировок, то в Венгрии всего этого нет, там эта проблема предстает в чисто психологическом ракурсе.

Редактору «Лабдаругаша» Иожефу Хофферу я задал вопрос:

– Что ваш журнал старается внушить читателю?

Он ответил, хитро улыбнувшись:

– Вы, наверное пропагандируете атаку, а мы стремимся доказать, что защита в футболе – дело необходимое.

Английский чемпионат мира дал много поводов для размышлений. Незабываемый матч-концерт, которым венгры блеснули во встрече с Бразилией, сменился поражением от сборной СССР, обнажившим весьма прозаические недостатки.

Журналист Пал Борбей любопытно комментировал мне это поражение. Футболисты знали, что в Сандерленде их ждет игра трудная, жесткая, что они столкнутся с персональной опекой и той свободы, которой они пользовались в матче с бразильцами, теперь не будет. Их настраивали, да и сами они настраивались на строгую игру. Но вот на первых минутах столкнулись Сабо и Ракоши. После этого Ракоши, вместо того чтобы играть и думать о победе, только и делал, что выбирал момент для нового силового столкновения с Сабо, по-мальчишески желая всем показать, что он не боится жесткой игры…

Сопоставление двух матчей – с Бразилией и СССР – красноречиво сказало о том, что венгерские форварды теряются в случае строгой опеки. Матчи сказали, что венгерские футболисты проигрывают в готовности вступать в борьбу за каждый мяч.

Чемпионат дал понять, что необходимы интенсивные тренировки. Да, венгры, возможно, немного запоздали с этим выводом. Некоторое время назад команды здесь даже вели борьбу со спортивными организациями, требовавшими регулярных и продолжительных тренировок. Одна экс-знаменитость пустила в обиход крылатое выражение «стадион – не ипподром», которое многим понравилось. Чемпионат мира был пережит настолько остро, что это выражение не то чтобы было поставлено под сомнение, а просто о нем стараются не вспоминать.

И в вопросах тактических приходится воевать со старинкой. Систему 4 + 2 + 4 некоторые специалисты высмеивали, говоря, что это досужие выдумки, что надо просто хорошо играть. Только после английского чемпионата все команды высшей лиги решительно приняли систему четырех защитников. Правда, «Вашаш» сделал это раньше, но втихомолку, не объявляя об этом. Что же касается сборной команды, – а сборная Венгрии всегда выглядела достаточно современной, – то она создавалась независимо от клубных команд, как бы лабораторным способом.

Сейчас тактический кризис энергично преодолевается.

Один венгерский тренер рассказал мне, как он, будучи в Грузии, смотрел матч двух местных команд. Форвард вышел вперед, оставив за спиной противников. У него было, по крайней мере, три очевидных предложения. Однако он выбрал четвертое: дождался преследователя, снова обвел его и только тогда пошел на ворота. Этот его ход вызвал восторг на трибунах, и несколько зрителей соскочили с мест и кинулись на поле, чтобы пожать руку форварда.

– В тот момент,- закончил тренер, -я почувствовал себя как дома и понял, что у нас, венгров, есть родственники…

Другой специалист, высказывая мне свои впечатления о советской сборной, вдруг сказал: «Почему бы вам к изумительной защите не присоединить четырех грузинских форвардов? Тогда вы имели бы команду экстра-класса…»

Разговаривая со многими, я слышал одни и те же фамилии наших футболистов, которые здесь нравятся, которые, по мнению венгров, подошли бы к их национальной сборной. Это Н. Симонян, С. Сальников, В. Иванов, М. Месхи, С. Метревели…

Вернувшись, я спросил Н. Симоняна, что он думает об этом.

– Может быть, они и правы, потому что, например, англичанам я бы не подошел, бразильцем надо родиться, а вот вместе с венграми, думаю, сыграл бы. Причем с огромным удовольствием…

Надеюсь, что все эти сопоставления дают какое-то понятие о футбольных вкусах венгров. Я уже упоминал, что у них – культ форвардов. Когда в ложе прессы «Непштадиона» мы перебирали состав сборной Венгрии, то оказалось, что все игроки начинали в линии нападения.

И вот тут мы встречаемся с футболом, который зовется «фоци». Эпизоды, подобные тому, о котором расскажу, случались то и дело.

«Девятка» МТК Нодь вышел к пустым воротам «Чепеля». Достаточно было легонько пнуть мяч – и гол. Нет, он, заставив замереть в ужасе стадион, увел мяч влево, к штанге, и уже когда его вот-вот должны были догнать, из довольно трудного положения резаным ударом послал наконец мяч в сетку, Вздох облегчения слился с овацией. А надо заметить, что в тот момент команда Нодя проигрывала 0:2.

Мне тут же уверенно объяснили, что Нодю было неловко забивать мяч просто, он считал своим долгом усложнить задачу.

Признаться, я был удивлен, с какой легкостью венгры в те дни обыграли сборную ГДР на моих глазах (3:1). На следующий день в газетах было опубликовано интервью с тренером немецкой команды Шоошем. Кстати, он – венгр и вскоре после этого стал руководителем своей национальной сборной. Шоош признался, что считал наиболее опасными по опыту прежних встреч Альберта, Ракоши и Бене. С расчетом на это и строился план игры. Но эти трое были инертны. А можно ли было ослабить к ним внимание? Удары наносил в тот день Фаркаш. А ведь, кроме того, в составе венгров был еще один нападающий – Гереч. Словом, признавал Шоош, его команде не удалось угадать, откуда ждать беды…

Наблюдая за этой игрой, я невольно припомнил матч 1966 года СССР – ГДР в Лужниках, закончившийся 2: 2. Он был не из легких, и ничья выглядела логичной. Между тем молодая и прогрессирующая немецкая команда и в Москве и в Будапеште выглядела примерно одинаково. Отчего же так не похожи были эти матчи?

Мне кажется, что для немецкой сборной, хорошо организованной, все маневры которой продуманы и отрепетированы, которая играет без перебоев, именно венгерские форварды были страшны. От них, как говорил Шоош, в самом деле не ясно было, чего ждать. В игре венгерской сборной, если подойти к ней с тем же аршином, что и к немецкой, можно было найти изрядное количество дефектов. Но нет, к венграм аршин этот не подходил, они умели предложить своим соперникам такие загадки, от которых кружилась голова. Форварды исполнили несколько экспромтов, оставивших немецкую защиту в полном недоумении. Наша же команда состязалась со сборной ГДР по тем самым «дисциплинам», в которых немецкие футболисты преуспели.

Все, с кем я встречался, желая, чтобы советский журналист хорошо все понял, обязательно призывали в свидетели наш грузинский футбол. Я думаю, что эта параллель верна. Точно так же, как грузинские команды много лет украшают, сдабривают наши внутренние чемпионаты игрой своеобразной, пылкой, техничной, игрой с фантазией, венгерские команды в международные турниры вносят особую прелесть игрой непознаваемой, неожиданной, поддразнивающей общепринятую логику.

На венгерских стадионах видишь множество одаренных игроков. Одаренность проглядывает в ловком обращении с мячом, в умении и желании обвести, обмануть противника, во всяких штучках, и нужных и ненужных. Правда, во многих матчах напрасно искать тактическую стройность, какой-либо чертеж, план, заготовленный заранее.

Вот и на стадионах Грузии всегда встречаешь таких же точно юношей. И если бы мы с вами ориентировались только на перечисленные «показатели талантливости», то, скажем, тбилисскому «Динамо» полагалось бы становиться чемпионом страны, ну, по крайней мере, раз в три года. Но как много нынче требуется прибавить к этому показателю, чтобы иметь вдоволь турнирных очков, иметь гарантированный успех!

Венгры отдают себе отчет, в чем их сила и в чем слабость. Они справедливо считают, что сотворили собственный национальный стиль, которым можно гордиться. Хотят ли они чего-нибудь еще? Да, хотят. Современного прочтения своего национального стиля.

Само собой, я интересовался футбольной прессой. Однажды попросил редактора отдела Пала Борбея рассказать об объеме его работы. Он расстелил на столе шесть полос «Непшпорта» и стал ставить синие галочки на заметках, посвященных футболу. На страницы опустилась осенняя перелетная стая. Да, о футболе в Венгрии пишут много.

Мне здорово помогли венгерские коллеги. Они возили меня на стадионы, усаживали на лучшие места в ложах прессы. Их ответы на мои бесконечные и часто, наверное, наивные вопросы были обстоятельны. Мне хотелось бы сказать о них несколько слов.

В отделах футбола люди обычно работают подолгу, никто не рискует часто менять сотрудников. Футбольная тема огнеопасна, ошибки настолько бросаются в глаза, что подпускать новичка всегда рискованно. Там, в Будапеште, я вел беседу с молодым журналистом, который пишет об искусстве, о музеях, и он с легким пренебрежением отозвался о некоторых людях, работающих в футбольной рубрике, сказав, что у них нет литературного стиля и пишут они так же, как и сто лет назад.

В тот же день на каком-то окраинном будапештском стадиончике, где играли команды второй лиги «Салиток» и «Секешфехервар», куда езды на тряском желтеньком трамвае № 55 ровно час, я наблюдал за работой своего спутника Иштвана Тари. Нам не обязательно было говорить, все было ясно. Я видел, как он у тренеров выверял составы, как во время матча строчил в блокноте, то и дело испуганно взглядывая на поле, боясь прозевать самое интересное, как подсаживался на скамью то одной команды, то другой, уточняя, кто забил гол и с чьей передачи. Потом я его ждал, и он вышел из комнаты, где стоял телефон, с осунувшимся лицом. По дороге обратно от нечего делать он любезно вписал в мой блокнот по памяти разные любопытные сведения: о том, что чемпионаты Венгрии проводятся с 1901, а Кубок с 1909 года, что сборная ведет свою историю с 1902 года и провела до 1968 года 425 матчей, выиграла 237, 102 проиграла и 86 закончила вничью, а разность мячей 1163:705. Каюсь, я потом проверил все это по справочнику, но поправок вносить не пришлось.

Не знаю, обладает ли Тари, уже тридцать лет работающий футбольным репортером, литературным стилем. Но знаю, что его работа на стадионе была добросовестной и безупречной, что отчет был передан в редакцию вовремя. А ведь как важно для истинного любителя получить точные сведения! Он охотно предпочтет их стилистическим красотам. Без хроники, удовлетворяющей любопытство, нет футбольной журналистики. Ради этой хроники, заключенной подчас в единственную строку, репортер бьет ноги, опрашивает десятки людей, листает горы подшивок старых газет. В этом смысле наши венгерские товарищи имеют хорошую школу, что, впрочем, соответствует традициям местного футбола.

Но в чем-то все-таки был прав мой молодой собеседник. Каждому времени – свои репортеры. Очень может быть, что с изменениями игры, с привлечением к ней особо пристального и взыскательного внимания все большего числа людей понадобятся и иные литературные жанры. Но думаю, что основы футбольного репортажа устоят, и у таких, как Иштван Тари, всегда будет чему поучиться молодым…

Я благодарен Палу Борбею. Между прочим, пути журналистские неисповедимы. Борбей привлекает внимание огромным ростом, крупными руками. Оказалось, что он баскетболист, входил в сборную своей страны, играл против нашей команды, где были Коркия, Лысов и другие. Теперь он законодатель мод в футбольной журналистике Венгрии и уже много лет ни слова не пишет о баскетболе.

Благодарен редактору «Лабдаругаша» Хофферу. Рассказывая мне о том, как недостает венгерским командам простоты, продуманной системы игры, он вдруг махнул рукой и сказал:

– Впрочем, я сам играл двадцать лет, в том числе и в первой лиге, и вечно упускал верные голевые позиции только лишь для того, чтобы сделать что-нибудь позаковыристее, покрасивее.

Хоффер несколько лет назад тренировал юношескую сборную страны. Через его команду прошли и Бене, и Альберт, и Фаркаш. Он говорит о них то как о знаменитых мастерах, которым посвящены статьи в его журнале, то как о юнцах, на которых привык ворчать.

– Фаркаш? Этот цыган? Да, да, он по национальности цыган. Удивительно одарен. Способен весь матч простоять руки в боки. Может, если захочет, сыграть так…

впрочем, вы видели его в матче с немцами…

Без помощи коллег я, конечно, многого бы не узнал и не понял. Двенадцать дней командировки – это тот срок, который позволяет нам самонадеянно решить: мы достаточно во всем разобрались. Но, боюсь, если продлить этот срок, окажешься перед тысячью новых вопросов и опять все покажется неясным; мы ведь с вами у себя дома чем глубже залезаем в дебри своего футбола, тем все больше сомневаемся и спорим…

В начале был поставлен вопрос, почему же венгерская сборная до сих пор довольно часто проигрывала нашей. Мне кажется, в этих матчах прежде всего возникает конфликт между двумя различными истолкованиями игры. И я бы не считал, что, исходя из цифровых результатов, нужно смело делать выводы о том, какая сторона вернее трактует футбол. Мы часто ратуем за разный футбол. Венгры и поставляют на мировую арену нечто оригинальное. Они, если хотите, романтики от футбола, и если в чем-либо их можно упрекать, то в отсутствии практицизма. Но разве этот упрек так уж убедителен?

Мы знаем несколько вечных проблем футбола. Ну хотя бы соревнование обороны и атаки. Или – грубости с искусством. Знакомство с венгерским футболом помогает нам ощутить еще один постоянно существующий конфликт- чувства и рассудка.

Мне хочется закончить одним своим мимолетным наблюдением. На «Непштадионе» мне показали крупного человека с седым ежиком на голове, легкого в движениях, несмотря на солидный возраст. «Взгляните, это наш Деак! Самый знаменитый в прошлом бомбардир, его рекорды до сих пор не побиты!» А потом, воскресным утром, я шел по улице и вдруг увидел Деака. Он шагал быстро, этакая молодая спортивная походка. И то и дело приветственно взмахивал рукой в ответ на оклики из-за столиков кафе, куда его наперебой приглашали зайти, присесть. Я долго шел вслед за ним, и седой Деак все время салютовал людям, как, наверное, в те времена, когда он выбегал на поле. Я смотрел на него и думал: как же любят венгры своих форвардов…

1967

 

БАРРИКАДЫ

Если ориентироваться на результат матча, ради которого меня командировали в Белфаст, то, быть может, и не было бы особой необходимости рассказывать об этой поездке. Тогда, в отборочной игре к IX чемпионату мира, наша сборная сыграла с североирландской 0: 0.

Но рядом с футбольными возникли обстоятельства иного рода. А точнее, близкое знакомство с командой Северной Ирландии позволило обнаружить, как может быть зависим футбол от социальных, политических противоречий.

Мы вылетели в Белфаст, зная, что там идет гражданская война, город перегорожен баррикадами, что беднейшая часть ирландского населения упорно добивается от английского правительства равноправия.

Как часто бывает, впечатления дня прилета оказались обманчивыми. Из аэропорта нашу делегацию в автобусе провезли среди ослепительно зеленых лужаек и тенистых парков каким-то, вероятно кружным, путем прямо в загородный отель «Конвей». Там – тишь да гладь, белый дом отгорожен от мира и забором и все теми же лужайками и парком.

А мы, журналисты, Юрий Яснев и Лев Лебедев от «Правды», Юрий Ваньят от «Труда» и я от «Советского спорта», поселились в другом отеле, в центре города. Что и говорить, нам не терпелось увидеть все то, что мы знали из газет. Первая вылазка в город была безрезультатной. Мы наугад прошлись по улицам, так и не заметив ничего необычного. Это и немудрено: города мы не знали.

Вечером нас навестили двое молодых репортеров местных газет. Поговорив с ними на футбольные темы, мы вышли их проводить. И тут на каком-то перекрестке, когда один из нас повернул налево, ирландские коллеги встревоженно схватили его за руку и потянули в другую сторону. «Туда нельзя!» В глубине темной улицы мы различили что-то вроде шлагбаума и кучку настороженно неподвижных людей. Оказалось, что там как раз и проходит граница, отделяющая кварталы, где живет борющаяся за свои гражданские права беднота, в основном католического вероисповедания, от остального города. А ночной патруль -это молодчики из хулиганствующих отрядов протестанского патера Яна Пэйсли.

Позже я видел этого патера на экране телевизора. Дородный, с гладким, надменным лицом, он тоном, не терпящим противоречия, раскатисто громыхал призывами. Жестокость и резкость отточенных, отрепетированных фраз били, как ножом. Ножи, оружие, поджоги, бомбы – они-то и были аргументами этого пастора, собезьянничавшего фюрерские замашки.

На другой день я уже видел и баррикады, и войска, выглядевшие по-фронтовому. На капотах зеленых грузовиков мотки колючей проволоки, солдаты в касках, в маскировочных комбинезонах, с автоматами на груди. Теперь уже обманчивыми казались и суета на центральных площадях, и тихий лепет листьев в загородных парках.

Вскоре все это перебросилось на предстоящий матч.

Мы сидели в журналистском баре, когда диктор телевидения вдруг прочитал следующее: «На заседании специального комитета, происходившем в парламенте, обсуждался вопрос о проведении матча Северная Ирландия- СССР. Пока известно, что матч состоится…»

Наша мирная профессиональная беседа была прервана, и ирландские газетчики, оставив за столиками своих подружек, кинулись куда-то выяснять обстановку. Маленькое, безобидное словечко «пока» хоть кого могло взбудоражить. Они вернулись, сообщив нам, что существует проект перенести матч с вечерних на дневные часы.

Было еще детское время, когда хозяин бара вышел из-за стойки в зал, и потупившись, теребя белый фартук, путано объяснил, что обстановка в городе сложная и он хотел бы пораньше закрыть свое заведение. Мы возвращались в гостиницу в такси. Улицы пустовали, мелькали одни солдатские патрули. Нашей машине перегородили дорогу люди в штатском. Шофер негромко ругнулся, а из окошка высунулся с угодливой улыбкой. Какой-то тип с повязкой на рукаве оглядывал нас через стекла, другой в это время проверял багажник. Это были все те же молодчики Пэйсли, по ночам окружавшие непокорные кварталы. Вечерний Белфаст выглядел как оккупированный город.

Наутро начались дипломатические переговоры. Правительство и полиция Северной Ирландии предложили президенту местной федерации футбола Гарри Кевану перенести начало матча с 20 часов на 15. Кеван сообщил об этом руководителю нашей делегации В. А. Гранатки-ну. После встреч и бесед созвали пресс-конференцию. Было объявлено, что, учитывая создавшееся положение, Гранаткин дал согласие начать матч в 17.30. Предложение о 15 часах неприемлемо, поскольку наша команда вела подготовку имея в виду 20 часов и за один день не может круто изменить режим.

Как выразился Кеван, «доброжелательность гостей спасла матч, и мы всегда останемся им благодарны». В одной из газет мелькнул аншлаг – «Спасибо, товарищи!». Понять их можно: стоило руководителю нашей делегации занять формально неуязвимую позицию и потребовать соблюдения утвержденного ФИФА срока начала матча – и ирландцы оказывались под угрозой получить поражение без игры.

Местные власти страшились темноты, боялись, что под ее покровом в толпе, хлынувшей со стадиона, вспыхнут инциденты. И не без оснований.

Англо-ирландскому конфликту много лет. И как в капле воды он отражен и в судьбе местного футбола. Ирландцы не в силах создать собственные сильные клубы, талантливые игроки вынуждены искать счастья и зара ботка в английских профессиональных командах. В контрактах оговорено, что они имеют право выступать за сборную Северной Ирландии. Их отпускают. На два-три дня, не больше.

Потому всегда и загадочна эта команда со странной судьбой. Судьба эта не может не вызвать сочувствия.

Уже после матча, когда все волнения остались позади, на приеме в честь нашей делегации я оказался за одним столиком с тренером сборной Северной Ирландии Бингхэмом. Мы курили и тихо, дружески беседовали. Я спросил, почему он ввел в игру полузащитника Джексона только за десять минут до конца, ведь тот даже за это малое время показал себя острым игроком. Бингхэм кивнул, как бы соглашаясь, и грустно улыбнулся.

– Всего два дня, чтобы угадать, кто из игроков сыграет удачно. Немного…

Оказалось, что Бингхэм приехал в Белфаст, как и футболисты, накануне матча, а место его постоянной службы – город Плимут, команда второй английской лиги.

Я поинтересовался, приедет ли в Москву на ответный матч тот же состав. И снова точь-в-точь такая же грустная улыбка:

– Как всегда, это будет известно за два дня до встречи.

Нет, Бингхэм не жаловался, не ворчал, лет десять назад он и сам был игроком сборной Северной Ирландии, и ситуация для него была привычной. Но улыбался он грустно.

Я рассказывал ему о Москве, где он никогда еще не бывал, о Лужниках, куда его команду придет смотреть 100 тысяч зрителей.

– Сто? -он щелкнул языком. – Наша сборная больше 60 тысяч никогда не собирала. И придут? Это очень приятно…

Бингхэм был польщен такой перспективой, таким вниманием к его скромной команде.

А за несколько часов до этого, во время пресс-конференции после матча, я видел Бингхэма совсем другим. Он нервно покусывал погасшую металлическую трубку и отвечал на вопросы коротко, жестко, без улыбки. Местные репортеры, как и он, раздосадованные ничьей на своем поле, да еще и подогретые бесплатным виски, которое разносил на подносе бармен, наседали на него с ядовитыми вопросами. Бингхэм, не церемонясь, отвечал ударом на удар.

Небольшого роста, с высоко приподнятой над лбом вьющейся шевелюрой, он легко мог навести карикатуриста на мысль изобразить его этаким какаду, который то тих и застенчив, то сердит и дерзок. И мне подумалось, что в этих двух выражениях Бингхэма как-то отражена своеобразная судьба его команды, игроки которой вынуждены жить вдали от дома, принадлежат английским клубам, редко видятся, но, собравшись ненадолго вместе и надев зеленые футболки своей национальной сборной, умеют на поле постоять за себя.

Бингхэм как в воду смотрел, когда говорил мне, что о составе на московский матч он будет знать за два дня. В Лужниках не было шести футболистов, которые играли на стадионе «Виндзор-парк» в Белфасте. Какие-то замены, видимо, были предусмотрены (появление Джексона, например). Но отсутствие форвардов Беста и Кэмп-белла и неугомонного маленького хавбека Макморди вряд ли могло планироваться.

Как стало известно позже, североирландцы были оскорблены действиями хозяев английских клубов, которые под разными хитрыми предлогами (их сколько угодно) не сочли возможным отпустить нескольких игроков для поездки в Москву. Это тоже были своеобразные баррикады. Так футбольные дела внесли еще один штрих в характеристику незатухающих противоречий на землях великобританской короны.

Две встречи с командой Северной Ирландии стали пробным камнем для нашей сборной, решительно реорганизованной в том году Г. Качалиным.

Когда внимательно следишь за командой и часто пишешь о ней, ее судьба, ее превращения невольно отражаются даже в выборе слов, в журналистских приемах. После матча в Белфасте, отыскивая ключевые эпизоды, которые бы наиболее точно выразили суть события, я вынужден был остановиться на поединках наших защитников Реваза Дзодзуашвили и Владимира Капличного с ведущими ирландскими форвардами Бестом и Дуганом. В самолете по дороге домой я подробно расспросил, как им игралось, и опубликовал эти интервью.

Спустя полтора месяца мне пришлось писать отчет о матче этих же команд в Москве. Просмотрев свои записи, я увидел, что чаще других упоминаются полузащитник Виктор Серебряников, форварды Гиви Нодия и Анатолий Бышовец. Смену главных действующих лиц в кор-респонденциях продиктовал не авторский произвол, а разный, даже противоположный характер этих одинаковых по названию матчей. В первом все зависело от наших защитников, во втором тон задавали нападающие, что и было зафиксировано на табло: 0:0 в Белфасте и 2: 0 в Москве.

На первый матч наша команда выходила не зная не только противника, но и саму себя. Позади у нее не было ничего, кроме нескольких экспериментальных, невыразительных игр, поисков состава и все громче звучавшего ропота: «А есть ли у нас вообще сборная?»

В такой шаткий момент от тренера требуется прежде всего практичность. Качалин поступился своими широко известными симпатиями к игре наступательной и выбрал вариант с пятью защитниками. Атака была принесена в жертву, как бы перенесена на будущее. Словом, в Белфасте ирландцам был преподнесен нашими сугубо деловой футбол, нечто вроде «дела о разделе поровну очкового имущества». Наша защита привела все требуемые аргументы и выиграла «процесс».

Ко второму матчу многое изменилось. Теперь в активе сборной числились две хорошие победы над Югославией (3:1) и Турцией (3:0). Она изведала вкус атаки, начала забивать, почувствовала перемену к лучшему в настроении публики. Ирландцев в Лужниках встретила иная команда. Как мне показалось, те рассчитывали увидеть знакомого по Белфасту противника, ждали, что наши угомонятся и позволят им атаковать, как и в прошлый раз, но так и не дождались своей очереди.

Этот матч, по сути дела, решил судьбу путевки в Мексику. Четвертый раз подряд сборная СССР выиграла отборочный турнир и прошла в финальную стадию чемпионата мира. Таким постоянством не может похвастаться ни одна другая сборная.

В Белфасте нашим пришлось иметь дело с Бестом, «звездой» европейского масштаба, награжденным в 1968 году «Золотым мячом».

Одна из удивительных причуд футбола заключается в том, что вокруг выдающихся игроков, пока их имена фигурируют в программах к матчам, а не на страницах мемуаров, кипят жестокие споры. Считанные единицы избежали этого: у нас Григорий Федотов и Игорь Нетто, за рубежом – Пеле и, пожалуй, Р. Чарльтон. Вспомните хотя бы, сколь разноречиво судили о Всеволоде Боброве, Валентине Иванове, Эдуарде Стрельцове, Михаиле Месхи…

Быть может, это потому, что в футболе издавна принято высоко ценить коллективное начало, а футболист выдающийся нет-нет да и возьмет игру на себя, нарушит очевидное для многих зрителей продолжение. Или потому, что «звезды» ни на кого не похожи и все время норовят сыграть не так, как принято, и если при этом ошибаются, то их корят особенно сурово, тогда как ошибку обыкновенную легко прощают – она повторяется и выглядит естественно?… Или потому, что многих вообще раздражает, когда с кем-то носятся, печатают интервью, портреты, раздражают оголтелые поклонники, те, что причмокивают, закатывают глаза в экстазе, истерично вскрикивают.

Вот и Бест – фигура спорная. Едва он получал мяч, как на трибунах «Виндзор-парка» включался пронзительный звонок – хор девичьих голосов. Болельщицы сделали из него идола. Вряд ли их привлекала его игра, скорее известность, прическа, холостое состояние, слухи о заработках. Должен сознаться, что и мне какое-то время пришлось преодолевать антипатию к репутации Веста как дамского угодника. Пришлось недоумевать, когда меня принудили жевать невкусные мучнистые сосиски, которые там рекламируют «от имени» Беста. Все это отвлекает, смешит и разочаровывает.

Но, к счастью, существует еще полтора часы игры. На поле не торгуют сосисками, туда не пропускают девиц, Там мяч и суровая борьба. Еще несколько минут требуется, чтобы примириться с длинноволосой шевелюрой Беста, с его небрежно выпущенной, болтающейся футболкой. И вот он наконец с мячом, он играет.

Маленький, худенький, он на диво устойчив, резок, бесстрашно врезается в гущу рослых, массивных защитников. Бест сам по себе, он блуждающий форвард, но его блуждания не только в перемещениях, они и в выборе решений, которые оставляют впечатление этакого художественного беспорядка.

– С Бестом почему трудно? – рассказывал мне Ре-ваз Дзодзуашвили. – Все ясно, вот он обязан отдать мяч партнеру, просто неприлично играть как-то иначе. А он не отдает. Ну и попадаешься… В другой раз мяч идет к нему, готовишься к обводке, а он одновременно с приемом мяча делает пас. И здорово это у него получается…

Не знаю, как с ним чувствуют себя партнеры, возможно, и непросто, он упрям, своенравен. Зато защиту противника Бест заставляет трудиться в поте лица, сбиваться с ног. Его «маленький размер» помогает ему ввинчиваться в крохотную щелочку, обтекать защитников, ловить их на невидимые финты. В общем, форвард колючий и назойливый, как комар. Как и полагается «звезде», никого другого не напоминающий.

…Всего отборочных игр к четырем чемпионатам мира наша сборная провела 19, из них 16 выиграла. Одно поражение (в 1957 году от команды Польши) повлекло за собой переигровку, второе (в 1965 году от Уэльса) было, что называется, за кругом, ничего не решало. И еще была одна ничья – в Белфасте, та самая, о которой шел разговор. Ничья трудная, предопределившая конечный успех.

Мне и прежде приходилось выезжать со сборной на отборочные игры: в 1961 году – в Норвегию, в 1965-м – в Грецию. Это были, как я теперь понимаю, спокойные, безмятежные матчи. Североирландцы дали нашим настоящий бой. И, пожалуй, никогда до поездки в баррикадный Белфаст мне так не бросались в глаза подспудные течения западного футбола.

1969

 

ОБОРОТ ВОКРУГ ОСИ

Его массивные плечи, сильные смуглые руки, крупно-губое, бровастое лицо – все было несоразмерно с маленькой пишущей машинкой, над которой он склонился. Кто этот человек, бросающийся в глаза, навязчиво кажущийся знакомым? Два раза прошел я мимо его столика в пресс-центре, пытаясь вспомнить, где его видел. И наконец прямо к нему с вопросом:

– Вава?

Он оторвался от незаконченной фразы, посмотрел отрешенным взглядом. Потом улыбнулся, кивнул:

– Вава.

Я понимал, что отрываю его от дела, да и сам спешил к своему столику, чтобы взяться за отчет о закончившемся час назад финальном матче Бразилия -Италия, но упустить такое интервью было бы служебным преступлением.

Вава – центральный нападающий сборной Бразилии 1958 и 1962 годов, двукратный чемпион мира. Человек из породы голеадоров, тех, чье предназначение на поле – забивать голы. Благодаря таким людям футбол приобретает сходство с соколиной охотой: их выпускают на поле, доверяя наносить разящие удары. Таким был француз Фонтэн, таковы итальянец Рива, немец Мюллер. И у нас известны игроки той же породы – Сергей Соловьев, Александр Пономарев. Сейчас, пожалуй, Михаил Герш-кович, Анатолий Бышовец, Гиви Нодия…

Двенадцать лет назад, на стадионе в Гетеборге, Вава забил в ворота нашей сборной два мяча. Зло в футболе надолго не затаивают, со временем начинаешь охотно вспоминать облик «обидчика», его игровые приемы.

…Переводчица в розовом форменном платье бесстрастно чеканит наш разговор.

– Что вы скажете о новых чемпионах?

– Они лучше, свободнее всех владели мячом, и потому у них получалось все, что они хотели сделать.

Это был ответ журналиста, возможно, что эту фразу Вава уже успел написать. Мне же хотелось, чтобы заговорил знаменитый форвард.

– Ну, а если их сравнить с вашей командой 1958 года?

Вава и секунды не взял на размышление, и слова его прозвучали темпераментно, он в такт им несколько раз энергично взмахнул рукой:

– Та была ровнее, лучше сбалансирована. В той были великие игроки: Нильтон Сантос, Диди, Гарринча!… Эта моложе, ее футбольная память короче.

– Та команда обыграла бы эту?

– Да, безусловно, – серьезно, даже не улыбнувшись этому в общем-то наивному вопросу, ответил Вава.

– Вы, вероятно, примете участие в торжествах по поводу приобретения навечно «Золотой богини». Ведь есть и ваш взнос – девять голов…

– Нет, не думаю, – как-то смешавшись, сказал Вава, – у меня здесь много обязанностей перед газетой…

…Вот ведь как бежит время! Вава – мой коллега, и у нас обоих в эту минуту одни заботы. И, пожимая его руку, я подумал, что в моих отношениях с футболом какой-то круг замкнулся.

Двенадцать лет назад я открыл для себя великолепный праздничный бразильский футбол на стадионах Гетеборга и Стокгольма. И вот теперь в зале отеля «Мария Изабель» вместе с одним из одиннадцати, которыми я восхищался, в пресс-центре IX чемпионата мира мы пишем сочинение на одну и ту же тему – о новой, третьей, победе команды желто-зеленых.

И «Золотая богиня», которую я видел прежде в руках у бразильца Беллини, потом у англичанина Мура, в последний раз остро сверкнула на «Ацтеке», поднятая капитаном сборной Бразилии Карлосом Альберто. Ее уже не привезут на следующий чемпионат. И тут круг замкнулся.

Только Пеле, как непререкаемому герою этих двенадцати лет, удалось и замкнуть этот круг – целую эпоху в истории футбола – и остаться на сцене. Пеле играет. И как хорошо, что он играет! Эти строки я пишу спустя довольно долгое время после того, как закончил о нем очерк, помещенный в этой книге. Мне совершенно не хочется после того, как я повидал его вновь на стадионах Гвадалахары и Мехико, «пройтись» по тому очерку. Пеле здесь был тот же, что и раньше. Точнее, был такой, каким стал в пору расцвета своего уникального дарования.

Один из одиннадцати. Равный во всех обязанностях. От него не ждали, что только он и будет забивать, не ждали, что он один будет распасовывать мяч и выводить товарищей на ударные позиции. Не ждали от него никакого волшебства, не надеялись, что именно он сотворит чудо победы для своей команды.

Пеле вел всю необходимую работу на всем пространстве поля от ворот до ворот. Но выполнял он ее как Пеле, уважая партнеров, радуясь за них, считая, что каждый может столько же, сколько и он.

Эта мудрая скромность, эта тактичность не воспринимались как личная добродетель Пеле. Он играл так, зная, чувствуя, что этого требует футбол, что только так можно полностью выразить себя. И игрой своей он как бы указывал место всем «звездам».

Наверное, всегда будет стоять перед глазами гол, забитый бразильцами в ворота сборной Англии. Единственный, принесший победу.

Было двое достойных восхищения. Тостао, который на левом фланге мелкими четкими финтами разбросал английских защитников и дал навесной пас в центр штрафной площади, и Жаирзиньо, спринтерским рывком ворвавшийся наискосок справа к воротам Бенкса и всю скорость вложивший в неотразимый удар. Но между этими двумя мелькнул Пеле. Он принял мяч от Тостао, укротил и мягко, услужливо отбросил вправо под шаг Жаирзиньо. То, что сделали Тостао и Жаирзиньо, было великолепно. Ну, а то промежуточное, почти незаметное движение, которое в этой комбинации принадлежало Пеле, скорее всего, никто, кроме него сделать бы не смог…

Круг замкнулся не только в сюжете, не только в прощании с «Золотой богиней». И сам футбол сделал круг, полный оборот вокруг своей оси.

Двенадцать лет назад, в Швеции, сборная Бразилии дала миру образец футбола, где все было и продуманно и неотразимо красиво. Свое искусство обращения с мячом бразильцы поставили на службу новой тактической системе. Перед нами открылся футбол в единстве двух своих стихий – коллективного разума и филигранного мастерства каждого исполнителя.

Бразильцы не испытывали затруднений ни у своих, ни у чужих ворот, им в равной мере по плечу было и дело обороны и дело наступления. Но, как и полагается команде высокого класса, наиболее ярко и страстно они выражали себя в атаках и голах, которые для них были не мучительной тяжкой проблемой, а радостью, естественным, неминуемым результатом всего того, чем они занимались на поле полтора часа. Тогда, глядя на них, оставалось радоваться за футбол, за его будущее.

Но так вышло, что после этого оптимистического чемпионата футбольный шар начал погружаться в сумерки. Если мы условимся (а для этого, думаю, есть основания) считать осью, вокруг которой вращается футбол, вечное противоборство защиты и нападения, то тут как раз и пришла пора, когда черная тень оборончества начала заволакивать горизонт, скрыв свет атаки.

Тысячу раз правы те профессионально занимающиеся футболом люди, которые не устают повторять, что победоносная игра предусматривает обязательно и сильную оборону и искусную атаку. Если команда все силы отрядит в наступление и станет пренебрегать безопасностью своих ворот, такую авантюру ждет жестокое возмездие. Спорить тут особенно не о чем. Сборная Бразилии 1958 года, покорившая всех оригинальностью и изяществом атак, имела и хорошего вратаря и четверку защитников высокого класса и не позволяла себе ни малейшей небрежности в обороне.

Но если можно считать установленной истиной, что атакующие усилия основываются на надежности обороны, что команда должна одинаково серьезно относиться к обеим задачам и только в этом случае игра, как принято говорить, становится гармоничной, то никак не отмахнешься от того факта, что нередко эта самая гармония приносится в жертву, причем не атаке, а обороне.

Оборона легче дается, она практичнее и способна обеспечить внушительные приобретения в турнирных очках даже при условии, что команда мало забивает. Спасительность обороны искушает слабонервных, не уверенных в себе тренеров и тех покровителей команд, которые свое личное благополучие выверяют на турнирной табличке. Да, наконец, для оборонительного варианта легче подобрать игроков.

Но этот деловой подход к футболу в расчете не беспроигрышность, на итоговый счет 1:0 либо 0:0 медленно, но верно подтачивает, дискредитирует великую игру, превращает ее в унылую однообразную тяжбу, наблюдать за которой с трибун и смешно и грустно.

Вот поэтому, как естественная реакция на такого рода истолкование футбола, и родился призыв к футболу атакующему. Ну, конечно же, к гармоничному, предусматривающему полное уважение к безопасности своих ворот, а не к авантюрному. Но все же к атакующему.

Довольно долго на нашей памяти мир имел сомнительное удовольствие наблюдать, как изощряются тренеры и руководимые ими команды в обеспечении полной надежности обороны, не желая признавать, что это ведет и к «безвыигрышности». Футбол стал оскудевать форвардами, голами и зрителями. Это заразное поветрие коснулось и наших стадионов.

В 1966 году на VIII чемпионате мира блеснул луч надежды. Его победители – англичане выдвинули идею всеобщего участия игроков а атаке и в обороне, идею тотальной подвижности команды. Тогдашние чемпионы одинаково убедительно и защищались и наступали.

Чемпионату 1970 года предстояло ответить, куда же дальше пойдет игра. За него побаивались: высокогорье, жара, мексиканская специфика… Он и впрямь был труден. Некоторые команды так и не приспособились (Швеция, Бельгия, Болгария), другие (Англия) честно старались изо всех сил, но их привычная динамика входила в противоречие с разреженным воздухом и палящим полдневным зноем. И даже новые чемпионы – бразильцы, стараясь примениться к местным условиям, включали в свою игру паузы, передавая друг другу мяч на середине поля по 10-12 раз. Так что «поправку на Мексику» нельзя не учитывать, когда мы судим об этом чемпионате.

Но при всех этих обстоятельствах в главном, в сути своей, IX чемпионат полностью удался. В облике лучших команд мы увидели тот самый ярко выраженный атакующий футбол, который никого не оставляет равнодушным. Тот атакующий футбол, который полностью устраивал зрителей и одновременно отвечал всем строгим требованиям знатоков и теоретиков.

Идеи английского чемпионата, заключавшиеся в том, что играют не линии, а играет вся команда, как в атаке, так и в обороне, получили в лучших матчах мексиканского турнира полное подтверждение и, кроме того, были развиты и уточнены. Несколько схематичные и как бы обезличенные в Англии, здесь они были расцвечены и украшены индивидуальным мастерством ряда новых выдающихся игроков. Если в Англии особенно заметны стали игроки середины поля, беззаветные труженики, конструкторы, то здесь выделялись и форварды.

Двенадцать лет назад, на VI чемпионате, блеснули бразильцы Пеле, Гарринча, Вава, французы Фонтэн, Копа, шведы Хамрин, Скоглунд, Грен. Вот и после IX чемпионата мы в первую очередь вспоминаем бразильцев Пеле, Тостао, Жаирзиньо, итальянца Риву, нападающих сборной Западной Германии Мюллера, Зеелера, Либуду, шведа Киндвалла, бельгийцев Ван Химста и Девриндта, перуанца Кубилласа. Это возвращение форвардов, на мой взгляд, и говорит о том, что футбол сделал полный оборот вокруг оси атака – оборона и вновь предстал перед нами своей светлой дневной стороной.

Если бы этот оборот был заслугой одних бразильцев, то, вероятно, зашел бы разговор о том, что их страна нечто вроде уединенного острова, которого счастливо не коснулась «цивилизация» в образе оборончества. К счастью, они не были одиноки. И сборная Англии, и сборная Западной Германии, а в некоторых матчах и команды других стран (Италии, Перу, Румынии, Марокко) играли в атакующем плане.

Любопытны в этом смысле превращения итальянцев. Матчи группового турнира они провели в строгом соответствии с правилами практичного футбола: один гол в трех играх, две нулевые ничьи, четыре очка и первое место. Впечатление они оставляли странное. По подбору «звезд» (Альбертози, Бургнич, Факкетти, Маццола, Ривера, Доменгини, Рива) они не уступали никому. Да и вообще чувствовалось, что команда достойна лучшей участи, что она по непонятным причинам обкрадывает сама себя. Впрочем, причина-то как раз ясна, это и был тот самый осторожный оборонительный футбол, футбол с гарантией.

А позже мы стали свидетелями двух интереснейших эпизодов. Сначала в матче Италия – Мексика, потом в матче Италия – Западная Германия. Пропустив гол от мексиканцев, итальянцы, словно устыдившись своего поведения во встрече с посредственной командой, рванулись вперед и легко забили четыре мяча. В матче с мощной сборной Западной Германии, рано забив гол, итальянцы очень долго его охраняли, считая свои наступательные задачи выполненными. Им не хватило минуты, немцы все же сквитали. Потом повела уже сборная Западной Германии. И тут, оказавшись в отчаянном положении, итальянцы, вспомнив, что и они умеют играть по-настоящему, пошли на обмен атакующими ударами и нанесли на один больше, чем противник. В эти минуты мы видели вдохновенную, прекрасную команду. А в финальном матче снова привычная опаска, расчет на оборону, на двух оставленных впереди форвардов. Против бразильцев это был безнадежный вариант.

Итальянцы, в пору защитного безвременья поднаторевшие в игре такого плана, и в Мексике пытались быть верными своему обыкновению. Но дважды, припертые к штангам, они начинали играть не как собирались, а как способны. Двойственность их игрового облика – это и есть выражение противоречий в современном футболе, борьба черной тени с ярким светом.

К великому огорчению, наша сборная на этом чемпионате тоже могла- служить иллюстрацией еще не разрешенных противоречий. Декларативно, на словах она собиралась выказать приверженность к мобильному атакующему футболу. Но на деле оказалась ближе к представителям вчерашних сумерек. Она была разорвана на линии обороны и нападения, плохо связанные между собой, и оценка игры велась по старинке раздельно, по линиям.

Но что толку теперь, если добросовестно отбиваются защитники в ожидании, когда выполнят свою задачу нападающие? Такая игра обрекает команду на пассивность, ведет к добровольной уступке инициативы.

Известны случаи, когда сборные команды становились выше опыта своих клубов. Но они редки. Чаще соблюдается простая закономерность: как играют команды в своем чемпионате, так играет и сборная. Если в 1966 году наша сборная просто не успела приглядеться к игре тогдашнего лидера – киевского «Динамо», совпадавшей с требованиями момента, то в 1970 году уже надо было следовать иным меркам, скорее всего, московского «Спартака», но им, как видно, не слишком доверяли, хотя, как выяснилось, этот клуб строил свою игру достаточно современно. И в конечном итоге сборной была принята игра с пятью защитниками, достаточно популярная в прошлом, вполне солидная. Сама по себе исходная расстановка еще ничего не определяет. Но наши «пять защитников» выглядели старомодно, оборончески- и даже во встрече с такой опасливой и медленной командой, как сборная Уругвая, не имели никаких иных шансов, кроме как на пресловутое 0:0.

Между тем на этом чемпионате многие защитники смело выходили за рамки исходных схем, только и делали, что ловили момент, когда можно передать «своего» форварда партнеру, включиться в атакующие операции, выразить себя в свободной, инициативной игре. Так играли бразильцы Карлос Альберто и Пауло Цезар, англичанин Мур, итальянцы Факкетти и Бургнич, игроки сборной Западной Германии Фогтс, Шнеллингер, Шульц. И это не были единичные вылазки, это была система.

Короче говоря, и на этот чемпионат наша сборная приехала в бабушкином чепце, и ее выход в четвертьфинал надо считать максимально возможным достижением.

И в этом смысле круг замкнулся: наша команда снова опоздала, снова отстала от лучших команд. Это уже третий чемпионат мира, когда сборная не может попасть в число законодателей футбольных мод, а без этого турнирные результаты зависят не столько от своей игры, сколько от силы противников, от жребия. Это и было в Мексике.

…Двенадцать лет. Четыре чемпионата мира, и в трех побеждали бразильцы. Всегда, бесспорно, добиваясь всеобщего признания. Выходит, англичане придумали футбол для бразильцев?

Колдовство какое-то. В футболе, где конкуренция исключительна, где существует три десятка сборных, способных на равных играть друг с другом, где турнирная конъюнктура капризна и неустойчива, объявляется команда, с поразительной легкостью присвоившая себе навечно «Золотую богиню». Уж не пора ли заводить разговор об исключительности бразильского футбола, о недостижимой талантливости игроков этой страны?

Можно ли превзойти бразильцев? Нет, я не собираюсь призывать на помощь пример чемпионата 1966 года, где бразильцы, дважды проиграв, не вышли в четвертьфинал. Там их ошибки и заблуждения были слишком очевидны, там не было команды. Этот вопрос я задавал сам себе не раз в Мексике, любуясь бразильцами, симпатизируя им, понимая, что скорее всего они-то и станут здесь чемпионами.

К счастью, был матч Бразилия – Англия. Пусть зафиксирована победа бразильцев-1:0. Но этот матч легко мог закончиться и с противоположным результатом. Если в пяти своих остальных встречах бразильцы чисто переигрывали соперников, то здесь им этого не удалось, просто удачно сложились обстоятельства. Несколько грубых промахов не разрешили англичанам ни выиграть, ни сравнять счет. А общая картина борьбы была равной.

Ни одна из команд не приспосабливалась к другой (наша беда!), разве лишь уточнила, как и полагается, роли некоторых игроков. Каждая гнула свое, благодаря чему и заставляла себя уважать. Словом, встреча в целом была исполнена чувства собственного достоинства, взаимного уважения, была соревнованием и сопоставлением разных игровых манер -аритмичной, взрывной изящной, сюрпризной бразильской и логичной, простой, элегантной, основанной на принципе «перпетуум мобиле» английской.

Не знаю, как для кого, но для меня тогда на стадионе в Гвадалахаре вопрос остался открытым. 1:0 не был тем аргументом, с помощью которого можно было перечеркнуть английский стиль. А с ним вместе и стиль некоторых других европейских команд.

Бразильцы играют прекрасно, они ни на кого не похожи. Однако футбол все же подчинен общим, обязательным для всех законам. Бразильцы – в этом их сила- восприимчивы к новым веяниям. Они постигли тайны атлетизма, не желая ни в чем уступать европейцам, освоили жесткие единоборства в отборе мяча, приняли как должное волнообразные движения всей команды от своих ворот к чужим и обратно. С другой стороны, в Мексике можно было видеть сколько угодно футбольной изощренности, той, что прежде числили за одними бразильцами, и у европейских мастеров.

Я рассказал, как забили бразильцы гол англичанам. А вот другой пример. Матч Уругвай – Западная Германия. Либуда справа навесил мяч на левый фланг. Его принял головой Зеелер и мгновенно отослал в центр, на Мюллера, а тот, стоя спиной к воротам, не стал разворачиваться, а мягко паснул назад, навстречу набегающему Оверату. И вся комбинация и завершающий удар в нижний угол были, мало сказать, точны, они были красивы, выполнены с той легкостью, которая отличает совершенное техническое мастерство. Уверен, если бы этот гол забили бразильцы, о нем бы говорили с придыханием, как об одном из футбольных чудес. Но нет, теперь не одни бразильцы могут восхищать.

Взаимные влияния как спешащие друг другу навстречу поезда. Трудно сказать, встретятся ли они или приостановятся на каком-то расстоянии (что вероятнее), но пока разные школы футбола торопятся сократить это расстояние. Им это удается.

Каким же внешне остался в памяти мексиканский чемпионат?

Чемпионаты в Швеции и Англии, странах, давно знакомых с футболом, где публику ничем особенно не удивишь, проходили спокойно, благопристойно, они вполне умещались в кольцах стадионов и были хотя и яркой, но лишь одной из многих подробностей летней жизни этих стран. Чемпионат в Мексике захлестывал улицы, будоражил целые города, он был принят там как карнавал, как повод для открытого выражения чувств.

Признаться, было странно наблюдать, как в вечер победы сборной Мексики над командой Сальвадора вся столица высыпала на улицы, как ликовали, пели, приплясывали люди, как детвора била ложками о дно кастрюль, а тысячи машин, застрявших в центре, сигналили ритмично-ра-ра-ра. Молодежь реквизировала грузовики и разъезжала, скандируя: «Ме-хи-ко!».

Оставалось недоумевать, пожимать плечами: «Сколько шума из ничего… Эко дело, обыграть слабую команду Сальвадора. Вот уж наивные люди!». Да, с точки зрения представителей так называемых великих футбольных держав этот стихийный взрыв выглядел недоразумением, каким-то массовым психозом. Но Мексика по части футбола – страна молодая, там и победу над командой Сальвадора приняли за чистую монету, простодушно сочли ее не хуже любой другой. Но в этой неискушенности и наивности было что-то трогательное, тем более что вся эта вечерняя феерия, горластая и суетливая, была вполне мирной и добродушной. И даже мелькали в ней самодеятельные режиссерские находки. Запомнилась легковая машина, на крыше которой, свесив ноги на капот, сидели три девушки в красной, зеленой и белой кофточках – живой национальный флаг Мексики…

Чемпионат приобщил еще одну страну к миру большого футбола. В те дни, где бы ни пришлось побывать, всюду можно было видеть черноволосых мальчишек, гоняющих мяч,- на полянках среди кактусов, в парке Чепультопек, у подножия пирамиды Солнца…

Мексика, страна монументальных зданий и памятников, крупной, бьющей в глаза настенной росписи, посвятила футболу удивительной красоты стадион «Ацтека». Высоченный, с отвесными трибунами, полуприкрытый легким козырьком, он гулок, как концертный зал, праздничен и величествен. Он – в честь футбола, он как его гимн. Я прогуливался по его полю, по пружинистой травке, сидел в ложе прессы, нависающей над центральной линией (лучшие места), разглядывал его снизу, задрав голову, и с самой верхотуры, где чуть кружится голова, и постоянно думал одно и то же: «На таком стадионе противоестествен, недопустим плохой, скучный матч».

Словом, Мексика постаралась для чемпионата и пережила его бурно, в свое удовольствие. Огромный город, поднятый на ноги футбольной победой, – этого не забыть.

Июль 1970

 

РАЗМЫШЛЕНИЯ

КАК ПОНИМАТЬ ФУТБОЛ

Практически деятельность журналиста стимулируется двумя способами: либо он сам вынашивает интересующую его тему, либо она является перед ним в виде предложения какой-либо редакции. Сия немудреная справка, думаю, может объяснить читателю начало этой статьи.

…Заголовок, скорее всего, странный. Но я не стал ломать над ним голову. Пусть он остается на совести заказчика. По крайней мере, читатель будет знать, что автор не сам придумал такую каверзную тему.

Сначала затея мне показалась легкой. Но чем дольше я размышлял, появлялось все больше затруднений (на мою беду, мне был отпущен изрядный срок). Наверное, если бы статью потребовали сдать на следующее утро, я бы безбоязненно продиктовал ее машинистке, движимый так хорошо известной всем любителям футбола самоуверенностью. Вопрос-то простенький! Но времени было много. Самоуверенность испарялась. И мне не осталось ничего иного, как порассуждать, не беря на себя слишком многого и не надеясь дать исчерпывающий ответ.

Мы все хотим грамотно смотреть футбол, без риска показаться соседям по трибуне профанами. Это ведь ужасно в кругу болельщиков – ляпнуть глупость! Об одном журналисте уже лет двадцать ходит анекдот, о том, как он во время матча на Кубок вдруг громко, на всю ложу прессы, выпалил: «А как сыграли дублеры?». Его репутация погибла навсегда.

Вероятно, познание начинается с изучения правил игры. Все они – в тоненькой брошюрке, прочитать которую можно в метро по дороге на работу. Правилам сто лет, они пережили множество других, казавшихся необыкновенно важными документов, о которых все успели забыть, и живут себе… Чуть было, подчиняясь внешней логике фразы, не написал – «спокойно». О нет, какое там спокойствие! Правила эти по своему коварству не имеют себе равных. В них обманчивая простота: читаешь, и все ясно. А грянет матч, и ты никак не можешь совместить неподвижные параграфы с летучими ситуациями на поле. Да и не ты один, вот уже вовлечены в горячий спор о том, правильно ли был засчитан гол, твои соседи по трибуне, сослуживцы и родня, весь двор, весь город, вся страна, а там глядишь – и весь мир. Да, да, вспомните хотя бы, как много шло по всему свету толков о третьем мяче, забитом в ворота сборной Западной Германии в финальном матче чемпионата мира 1966 года…

Но знать правила нужно. Правда, не случайно и не зря народ сделал к ним устное добавление, звучащее так: «судье виднее». Это верно во многих отношениях. Судья ближе к месту событий. Он все-таки лучше нас с вами знает и букву и дух правил, потому что занимается ими специально. Да и потом профессиональный подход к делу обычно лишает судей тех чувств, которыми живут люди на трибунах. Я однажды долго допытывался у известного судьи, за какую команду он болеет. В конце концов он признался, что симпатизировал футболистам одного клуба. Но лишь до того дня, когда впервые вышел на поле судить матч с их участием. «Я тут же вылечился, – рассказывал судья, – с ними мне оказалось так трудно, они так дерзили, что я удивлялся, как они мне могли нравиться».

Судей принято критиковать, в одних случаях за мягкосердечие, в других за чрезмерную строгость. Мне частенько приходится сидеть рядом с тренерами играющих команд. Многие из них в эти минуты теряют над собой контроль, на них бывает грустно и жалко смотреть. Они, кажется, только и видят ошибки судей, ошибки злонамеренные, против их команды. А ведь все они люди бывалые, тонко знающие игру!…

Боязнь судейского пристрастия делает пристрастными тренеров и руководителей, а также и всех лиц из пресловутой свиты команды. Именно этим объясняется непристойная торговля, которая нередко возникает при назначении судьи, необъяснимые «отводы». Может быть, все это не имеет прямого отношения к вопросу о том, как понимать футбол. Но закрыв глаза на эти вещи, мы рискуем с вами сочинить этакий рождественский благополучный рассказчик. Вряд ли это может быть целью нашего разговора.

Но вот правила мы выучили. И у нас хватает мужества и такта помнить о том, что «судье виднее». Что еще требуется? Предположим, вы случайно забрели на стадион, где играют две не знакомые вам команды. Наверняка вы поспешите узнать не только названия команд, но и чго это за турнир, и какие места занимают команды, и как они прежде играли между собой. Согласитесь, что смотреть матч каких-то голубых с какими-то полосатыми не так уж интересно, если не знаешь их отношений, не знаешь, что сулит им победа. Когда нам все это известно, сразу оживают все маневры, все усилия и приемы, игра кроме чисто футбольного приобретает еще и человеческий смысл.

Неспроста истинные поклонники футбола активно увлекаются историей и статистикой. На первый взгляд кажется, что это не больше чем коллекционирование цифр и сведений. А потом, глядишь, такой коллекционер совершенно точно доказывает нам, с кем эта команда играет трудно, а с кем легко. И хотя из этих выкладок вряд ли вытекает безошибочный прогноз, но что-то они, несомненно, подсказывают. А тот исследователь, которого занимает психология спорта, попытается изучить «комплекс неполноценности» команды, разобраться, почему именно этот противник ей противопоказан, и, быть может, предложит рецепт преодоления. Этот раздел футбольной жизни никто еще не копнул глубоко, но о нем догадываются. И неспроста толкуют на трибунах о том, что ЦСКА пасует перед «Торпедо», а тбилисские динамовцы- перед московскими одноклубниками…

В рамках городского или всесоюзного, европейского или мирового первенств обязательно завязываются своеобразные отношения между разными командами. Любопытно, что отношения эти сохраняются даже когда на смену отцам приходят сыновья. Разумеется, известны примеры, когда отношения круто меняются. Но ведь и это интересно и заслуживает внимания. Так что любознательность и, если хотите, дотошность болельщика помогают понимать футбол.

Но мы обязаны пойти и гораздо дальше. Пропаганда футбольных знаний с каждым годом ширится. Не говоря уже о специальных изданиях, ни одна газета, ни один журнал, заботящиеся о своей популярности, не рискуют обойти стороной футбольную тему. Телевидение, приоткрывшее окно в просторный футбольный мир, стало просто-таки университетом. Выпускаются одна за другой книги, как беллетристические, так и учебные. Пишут тренеры, игроки, журналисты, судьи. И как мы убеждаемся, ни одна книга не способна исчерпать тему.

Все новые и новые впечатления извлекают люди из футбольного зрелища. Иные требования предъявляются к тренировкам. Изобретения появляются в организации игры, в психологической подготовке. И совершенно так же, как во многих науках, и тут стареют учебники. Игра их обгоняет. Потому и зрителю необходимо следить за движением футбольной мысли.

Надо же ведь попытаться понять, почему, например, при всех ухищрениях голов в последние годы стали забивать меньше. Почему стали ходить в атаку крайние защитники? Почему появилось так много полузащитников? Что за штука универсальность игрока и что скрывается за термином «интенсификация игры»?

Мне попутно хотелось бы заметить, что многие из тех идей, которые мы ныне считаем криком моды, несколько лет назад предвосхищал, причем вполне недвусмысленно, Борис Андреевич Аркадьев. Именно он толковал и об универсальном игроке, умеющем сыграть на разных местах, и о том, что будущее игры он видит в повышении интенсивности движения. Помню, что при всем уважении к этому нашему, не побоюсь сказать, футбольному философу высказывания его ставились в ту пору под сомнение и даже были поводом для шуток. Тогда многим казалось, что должности навечно распределены между одиннадцатью игроками, а больше двигаться и невозможно да и не нужно.

Теперь, когда так много хитрецов и сведущих людей занялись всерьез футболом, оказалось, что столетняя игра необыкновенно восприимчива к новизне. Выяснилось, что нельзя побеждать без выдумки, без фантазии. По-прежнему в ходу глаголы «переиграть», «перебегать». Но все чаще говорят «обмануть», «перехитрить», «удивить». Поэтому сегодня понимать футбол – значит вникать во все тонкости, уметь разглядеть, что же придумано командой и ее тренером для сегодняшнего матча.

Ну хорошо, предположим, и эти премудрости нами освоены. Мы с вами начитанны, умеем разглядеть на поле своеобразие расстановки игроков, понимаем, чего каждый из них добивается. Знаем изобретение тренера киевского «Динамо» Виктора Маслова, переставившего вперед свободного защитника. Знаем, что от центрального защитника Хурцилавы можно в любую секунду ждать рывка и удара по воротам. Знаем, что тренер московского «Динамо» Константин Бесков способен предложить игру то с тремя, то с четырьмя форвардами. Знаем, как вообще стали условны номера на футболках игроков. Знаем взгляды англичанина Рамсея, бразильца Загалы, итальянца Эрреры. И вот во всеоружии этих знаний мы являемся на стадион.

Значит ли это, что мы теперь будем, так сказать, одинаково просвещенным глазом смотреть на игру? Нет, эрудиция нас не выручит. Существуют еще и разные вкусы. Нюансов тут сколько угодно. Возьмем наиболее простой, распространенный случай. Футбол, как известно, подразумевает соревнование в быстроте, силе, ловкости, в искусстве обращения с мячом, в умении выводить чертежи комбинаций. Так вот, давно уже подмечено, что есть люди, которым особенно близки и симпатичны не все, а некоторые из этих качеств. Есть как бы две основные разновидности взгляда на футбол. Одни отдают предпочтение атлетическим достоинствам, любуются игроками-спринтерами, рослыми, сильными, мощными. Их не смущает, если эти игроки недостаточно ловки и хитроумны. Быстрота и натиск – вот их девиз.

Другие отдают предпочтение игрокам ловким, вертким, умным, так называемым «технарям». Им нравится сеть расчетливых комбинаций, они в восторге от финтов и замысловатого дриблинга. И та и другая сторона умеет защищать свои позиции. Первые проповедуют простоту, скорость, ясность цели, вторые – красоту игры, разнообразие приемов, которые способны сами по себе вызывать восхищение. Конечно, проще всего было бы рассудить спорщиков, заявив, что лучшую игру дает соединение тех и других достоинств. Заявить это можно. Наверное, это даже правильно. Но в жизни все гораздо сложнее.

И подбор игроков в команду и режиссура игры – дело, осуществляемое сознательно, в зависимости от взглядов, опыта и, в том числе, от вкуса тренеров и руководителей. Поэтому, даже зная общие принципы идеального футбола, тренер (когда невольно, а когда и намеренно) создает команду, все же руководствуясь собственным вкусом.

В этом смысле интересны разговоры, которые шли вокруг чемпиона 1966-1968 годов – киевского «Динамо», Команда уж кажется полностью доказала свое превосходство, а вместе с тем она далеко не каждому импонировала. У нее нельзя было отнять простоты, ясности маневров, мужества, высокой физической готовности. Но говорили, что полюбоваться особенно нечем, сердце не замирает от восхищения. Мне приходилось слышать это и от именитых тренеров и от замечательных в прошлом мастеров. Дело вкуса? Несомненно. Но об этом-то мы и ведем речь.

Или вспомните, как спорили о тбилисце Михаиле Месхи. Одни (автор этих строк в том числе) готовы были идти на стадион только ради того, чтобы полюбоваться его изощренным мастерством обманных движений, хитрых петель, необыкновенно мягкого паса. А другие отказывали Месхи в праве на признание, считали, что он недостаточно прост, что у него слишком много излишеств, да к тому-же он еще человек настроения. Месхи норовили причесать под стандартную гребенку, требуя невозможного- чтобы он, сохранив все свои достоинства, приобрел достоинства других футболистов. Даже такие специалисты, как М. Якушин и К. Бесков, руководя сборной командой, отказывали Месхи в доверии. И тут мы тоже сталкиваемся с расхождением во вкусах.

Как видите, вкусы не только удел зрителей, они отражаются и на практических делах футбола. Я знаю одного тренера, который, как мне кажется, испытывает большие трудности из-за того, что не может забыть, как когда-то играл он сам вместе со своими партнерами. Эта память заставляет его монтировать команду и подбирать игроков оглядываясь на далекое прошлое. Не уверен, что на этом пути можно добиться успеха. Хотя в хорошем вкусе этому человеку не откажешь.

Предположим, мы с вами сошлись во вкусах, решили, чему будем отдавать предпочтение. Теперь-то уж все в порядке?

Нет, в какой-то момент вся наша стройная система знаний и наши общие вкусы идут прахом. Мы расстроены, обескуражены, прямо-таки оскорблены проигрышем команды, которую любим. В эти минуты нас не выручит ни способность к анализу, ни объективность, которую должны бы дать знания. Мы решительно «против», мы не желаем ни с чем считаться, нам претят доводы рассудка.

И тут ничего не поделаешь, такова природа этой игры в чем-то схожая с природой любви. Правда, есть люди, которые утверждают, что они не болеют за какую-то команду, а болеют за хорошую игру. Но им обычно не верят, и, по-моему, справедливо. Болельщика украшает привязанность, тем более похвальная, что в этих делах люди, как правило, однолюбы. Если кто-то рассказывает, что он десять лет стоял за «Спартак», а потом переметнулся к «Динамо», на него смотрят с подозрением, чуть ли не как на аморальную личность.

Чего уж там мудрить, сердце должно принадлежать какому-то одному клубу! Только тогда жизнь человека в футболе становится и насыщенной и драматической.

Тут мы с вами подошли к самому главному, что есть в футболе. В этой игре каждый хочет участвовать. Мяч гонять необязательно, да и не всякий способен. А любовь к команде как раз и дает ощущение участия, и нас ждет целая радуга чувств от восторга до отчаяния. Поводов для переживаний сколько угодно.

Любопытно, что каждый болельщик со стажем готов объяснить свой выбор, свой «законный брак». Один поведет речь о своеобразии расчетливого стиля московского «Динамо», другой – о бурном натиске ЦСКА, третий – о темпераменте и об изяществе тбилисцев. У каждого наготове сколько угодно убедительных аргументов в пользу своей команды. Но попробуйте опросить болельщиков, как, при каких обстоятельствах зародилась их любовь, и ни о каких премудростях и умозрительных доказательствах вы не услышите. Один мой товарищ признался, что стал болеть за «Динамо» давным-давно, когда девушка, которая ему нравилась, ушла на свидание с футболистом «Спартака». Я хорошо помню, как впервые попал на большой футбол мальчишкой, не зная ровным счетом ничего о командах, и отдал симпатии той, которая в тот день проиграла, потому что мне стало ее жаль. И вот я себя спрашиваю: а что было бы в случае проигрыша другой команды? Вся моя биография болельщика выглядела бы совершенно иначе.

Иногда утверждают, что футбольная страсть – темная, недобрая, слепая. Найти примеры, которые бы проиллюстрировали это утверждение, не так уж трудно. Да, люди во время футбола порой забываются, творят глупости, а кто-то даже и хулиганит. Но невозможно что-либо доказать этими примерами. Имя болельщикам – легион, и подавляющее большинство не теряет голову и уж тем более не безобразничает и не попадает в милицию.

Мне кажется, мы вправе говорить о том, что в футбольной сфере люди приоткрываются, обнаруживают себя. И, пожалуй, с особенной точностью, потому что зрелище это несет в себе потрясающий заряд эмоций, совладать с которыми иной раз нет сил.

Мяч в воротах! Оглянитесь по сторонам. В этот миг вы легко различите человека малодушного, сразу же впадающего в меланхолию, перестающего на что-либо надеяться. А рядом с ним человек мужественный, верящий, что все переменится, и сохраняющий эту веру до последней минуты. Сидят на футболе люди, назойливо лезущие со своими переживаниями к знакомым и незнакомым, налево и направо. Сидят скрытные, затаившие за непроницаемым выражением лица либо свою боль, либо радость, в которую они еще боятся поверить. Мы видим рядом людей, болеющих наивно, простодушно, и людей, умудренных опытом, которых не собьешь с толку какими-нибудь эпизодическими удачами. Можно сделать массу любопытных наблюдений над человеческой натурой, сидя на стадионе.

Так к чему же мы с вами пришли? Чтобы свести концы с концами, вроде бы полагается сделать вывод, что все, о чем мы тут толковали, одинаково необходимо человеку, желающему понимать футбол. Заманчиво так выразиться. Но, пожалуй, мы слишком уж упростим тогда наши отношения с этой удивительной игрой. Я думаю, что понять футбол – значит открыть природу его власти над душами. Сделать это никто еще не дерзнул. Скорее всего, потому, что игра умеет в каждом из нас затронуть тайные струны, умеет с каждым вести глубоко личный разговор. Ну попробуй тут подобрать общий знаменатель!

Выходит, наша с вами попытка напрасна? На этот вопрос я бы ответил вопросом. А так ли уж необходимо доискиваться? Вполне возможно, что очарование футбола как раз и заключается в том, что мы никогда не знаем о нем всего, и каждая встреча с ним – открытие.

1968

 

ПРАВА И ОБЯЗАННОСТИ

Права и обязанности футбола?

Существуют правила игры, включающие 17 разделов. В них обобщен столетний опыт, там есть все, от веса мяча до норм поведения игроков на протяжении полутора часов, отведенных на матч. Трудно утверждать, что правила усвоены всеми столь же прочно, как таблица умножения. Напротив, они едва ли не в каждом матче испытываются заново, всегда находятся охотники трактовать их вкривь и вкось. Мы с вами еще вернемся к этому.

Существуют положения о проведении всевозможных турниров, чемпионатов и розыгрышей Кубков. Эти положения обычно несколько условны и часто, в отличие от правил, подвергаются изменениям, так что их тоже при всем желании не отнесешь к разряду законов. Достаточно вспомнить, какой нелепостью обернулся один из пунктов положения о чемпионате Европы 1968 года, когда вопрос о выходе в финал решался игрой в «орла и решку» между капитанами сборных Италии и СССР. Дело не в том, что Факкетти оказался удачливее Шестернева. Игра в «орла и решку» вообще не к лицу футболу, не ей полагается решать такие вопросы, как звание чемпиона континента. Наверное, куда справедливее было четырем финалистам провести турнир в один круг, вместо четырех – шесть матчей.

Уже на протяжении многих лет мы становимся свидетелями бесконечных пертурбаций в условиях нашего чемпионата, и хотя понимаем, что поиски наилучшей формулы-дело не легкое, все же испытываем досаду из-за этого постоянного непостоянства. И ведь как это мешает делу! Ежегодная смена условий вынуждает команды менять планы тренировок, не позволяет им создать такой годовой режим, который бы вошел в привычку, исключил бы перегрузки и лишнюю нервотрепку. У нас без конца экспериментируют с высшей лигой, тогда как именно она должна получить наиболее благоприятные условия для игрового совершенствования. Ведь с нее огромный спрос, она защищает наши общие интересы на всех фронтах мирового футбола! Ее же никак не могут оставить в покое только потому, что желающих находиться в ее составе больше, чем этого требует разум, и они ведут борьбу, защищая свои местные интересы вопреки интересам общим, интересам советского футбола.

Но не эти проблемы станут темой разговора. В конце концов, и правилами и положением о соревнованиях снабжен каждый вид спорта. Футбол же – игра единственная в своем роде, к нему трудно применять общие мерки, он стоит особняком. И вот тут-то и надо обозначить его право.

Футбол привлекает человеческие сердца, исключительное, всепоглощающее внимание многомиллионной аудитории. Доказательства, полагаю, излишни. И что примечательно, эта старая игра в наше время завоевывает все новые территории, а значит, и новые легионы поклонников. Совсем еще недавно высоко котировались два континента-Европа и Южная Америка. Теперь приходится считаться с азиатской школой футбола. Вспомним команду КНДР на английском чемпионате мира и команду Японии – третьего призера Мексиканской олимпиады. Хорошее будущее и у африканского футбола, уже отвоевавшего себе место среди 16 финалистов чемпионата мира. Не избежали футбольного поветрия и Австралия и США. И все это случилось на памяти одного поколения, за считанные годы.

Телевидение? Несомненно, оно сыграло свою роль. Но ведь надо, чтобы новое зрелище пришлось по душе! В чем же дело, в чем секрет футбола, какие стойкие вирусы он несет в себе?

Кому из нас, любящих эту игру, не приходилось размышлять и спорить об удивительном футбольном эффекте?! Я бы рискнул предложить две версии, хотя и не знаю, какой из них отдать предпочтение.

Одна состоит в том, что футбол умеет быть всегда современным, всегда соответствует тем модам, вкусам и представлениям, которые доминируют в данный момент. Будучи, по сути дела, детищем нашего двадцатого века, он проделал в своем развитии примерно тот же путь, что и некоторые другие нововведения века. Пусть это и чисто внешнее сравнение, но футбол с годами совершенствовался так же, как, скажем, самолет от хрупкого би-. плана до реактивного лайнера, как кино от семенящих коротеньких немых лент до широкоформатных цветных боевиков. Едва ли не наилучшей аттестацией игры и команды стал термин «современная» и прямой укоризной звучит отзыв «старомодная».

Ведь оживилась же игра, перестало быть разочаровывающим пугалом скопление защитников перед воротами, осмелели форварды, мобильнее, находчивее стала атака. И это ведь случилось не потому, что сами футболисты условились разрядить гнетущую ситуацию тех лет, когда футбол вдруг поскучнел, упершись в непробиваемость оборонительной стены. Были найдены новые ресурсы в самой игре, которая вновь (в который уже раз!) показала свою жизнеспособность. Все время мы открываем какие-то новые грани футбола, позволяющие ему держаться на уровне века. И вот уже вслед за чередой открытий в области тактики, скоростной техники намечаются открытия психологического порядка, все большее внимание уделяется игроку как человеку. Футбол раньше сам стихийно проводил отбор своих рыцарей, а сейчас появилась тенденция делать это осмысленно и быстро. Это вполне в духе нашего времени.

Итак, футбол умеет потрафлять каждому новому поколению зрителей. Должно это привлекать к нему симпатии? Не рискну ответить напрашивающимся «безусловно», но могу допустить, что это так.

А вот другая версия. Несмотря на всю свою внутреннюю мудренность, на умение представать перед людьми в новом качестве, футбол внешне все же удивительно, обескураживающе прост. Игра покоряюще наглядна, мяч большой, его хорошо видно, играют в него люди самые обыкновенные, такие же, как все мы, для него не требуется громоздкого снаряжения. Словом, он на удивление естествен. Так вот, не в том ли его всевластность, что он удовлетворяет человеческую потребность в безыскусственности, в отсутствии обременяющих условностей, в доходчивости, в возможности самому авторитетно судить обо всем увиденном? Мы порой подтруниваем над всезнающим болельщиком. А имеем ли на это право, не пытаемся ли таким образом отнять у него главную радость? И, быть может, это не так уж плохо, что «о футболе все знают всё»? Ведь вполне возможно, что людям как раз и необходима такая разрядка, которая после трудов праведных возвращает их в иллюзорный мир игры, где все ясно, где давно сделан выбор, на чьей ты стороне, и не надо мудрствовать лукаво, где белое – это белое, а синее – это синее, и ты знаещь твердо, в какие ворота должен влететь мяч, и ждешь не дождешься этого волшебного мгновения. Кто знает, быть может, эти полтора часа ясных и самозабвенных переживаний как раз и необходимы людям, потому и тянутся они на стадионы?!

Не знаю, какой из этих двух версий следует больше доверять. Не удивлюсь также, если когда-нибудь ФИФА, проведя на досуге всемирный опрос болельщиков, установит совершенно точно, что привлекает людей к футболу, и ответ прозвучит совсем иначе.

Возвращаюсь к теме нашего разговора. Готов утверждать, что главное право футбола – в его непоколебимой и все более растущей популярности, нужности многим и многим людям. Из этого ко многому обязывающему права и вытекают многочисленные его обязанности.

Так и просится в качестве первой обязанности – обязанность побеждать. Но справедливо ли это будет? Ведь мы с вами подразумеваем не какую-либо одну, почему-либо нравящуюся нам команду, а весь футбол. Между тем число побед равно числу поражений. А что это за обязанность, если заранее известно, что выполнить ее можно только наполовину!

Наверное, точнее будет сказать, что обязанность – стремление к победе. Лучшие матчи как раз и получаются в том случае, если обе стороны в одинаковом настроении. Вспомним избранные «партии» сезона 1968-1969 годов. «Спартак» – «Динамо» (Киев)-3:3, «Динамо» (Киев)- «Торпедо» (Москва) -2:1, «Спартак» -«Торпедо» (Москва) -3:3, «Спартак» – «Динамо» (Киев) – 2:1, «Динамо» (Киев)-«Аустрия» (Вена)-3:1. Эти встречи, независимо от их турнирного значения, прозвучали для зрителей как торжество футбола, потому что достаточно высокий класс игры был подан командами на фоне истинного воодушевления. Этот показатель улавливается безошибочно. Наша сборная в московском матче с Венгрией в 1968 году дала образец игры на подъеме, а немного спустя она же в рамках финала чемпионата Европы выглядела обескураженной, растерянной. Не проигрыш тогда огорчил нас, а именно эта душевная вялость.

Если послушать голос трибун, станет совершенно ясно, что выше всего ценят люди. Аплодируют красивому приему, проявлению добрых чувств. Стадион взрывается, когда забит гол. Но самый дружный и страстный гул сопровождает атакующий натиск. Тут все понятно людям, и хоть нет еще гола, но они захвачены, увлечены зрелищем неотступного, азартного штурма. И столь же единодушно они, оскорбленные в своих надеждах, выражают негодование, видя одну из команд, а то и обе, играющей холодно, ремесленнически. Потому и любят тех игроков, которые способны повести за собой, всегда увлеченных, всегда волевых.

Футбол весь на виду, у него нет защитных кулис. Некоторых представителей футбольного мира это раздражает: «Ну кому какое дело до нашей жизни, чего суют нос?». А ведь это не что иное, как плата за популярность, за славу, за все те знаки внимания, против которых не возражают те же представители. Оставим в стороне сплетников, разносчиков чепуховых слухов. Эта публика и впрямь докучлива и неразборчива. Но в подавляющем большинстве случаев люди проявляют интерес к подробностям футбольной жизни только потому, что они заинтересованы в классной игре, в ярком зрелище и им нужны гарантии, что так и будет. Потому всех и трогает весть о том, что такой-то полузащитник загулял, такой-то форвард поссорился с партнерами, такой-то защитник по неизвестным причинам не явился на тренировку…

С этим ничего не поделаешь. Люди судят о командах прямо пропорционально их игровым заслугам и с той же закономерностью посещают стадионы. Не случайно ведь в последние годы на матчах киевского «Динамо» и «Спартака» побывало более всего зрителей и меньше их стало, скажем, на матчах с участием «Нефтчи» и тбилисского «Динамо». Эти приливы и отливы закономерны и выразительны.

Другими словами, если популярность футбола вне сомнений, то популярность команды – предмет ее собственной заботы. Тут все получают по заслугам. Скажем, «Локомотив» из года в год имеет меньше всех зрителей. Ну что ж, команда ведь и впрямь играет невыразительно, не имеет собственного игрового лица.

Так что, пожалуй, без обязанности, которую надо сформулировать как «ответственность перед зрителями», не обойдешься.

За последние годы, после того как футбол прочно вышел на домашние голубые экраны (90 матчей в год только по центральному телевидению!), его обязанности перед аудиторией резко изменились. Было время, когда круг зрителей выглядел постоянным, на стадионы ходили люди, вдоволь всего наглядевшиеся, умевшие порой быть снисходительными даже к явным нарушителям футбольных порядков. Сейчас игры смотрят все, и о матчах высшей лиги и сборной взыскательно судят и люди, живущие в городах, далеких от футбольных центров, и сельские жители. Мне, как участвовавшему изредка в телевизионном комментарии, приходилось слышать такие предупреждения от дежурного: «Сегодня идем на 60 областей» или «сегодня по «Орбите» нас смотрят Сибирь и Дальний Восток». За этими «техническими подробностями» стоят ведь без преувеличения миллионы людей!

Редакционная почта недвусмысленно дает понять, что люди с так называемой футбольной периферии наиболее нетерпимы ко всякого рода отклонениям от игровой морали. И это в порядке вещей! Они смотрят на ведущие команды свежим взглядом, ожидая увидеть лучшие образцы, и если не видят их, то разочаровываются и протестуют.

Мне кажется, что наш футбол в целом еще не осознал в полной мере значения своего выхода на телевизионную сцену. Грубый прием с трибун виден далеко не так ясно, как на экране, где он буквально лезет в глаза и оскорбляет. Я уж не говорю о всякого рода заварушках, спорах с арбитром. Уж тут распущенность футболистов благодаря экрану и крупному плану выглядит просто вопиющей. Частенько режиссер в эти моменты стыдливо меняет кадр, ему неловко предлагать вниманию телезрителей безобразия. А может быть, как раз и стоит для острастки показывать дезорганизаторов и комментировать подобающими словами их поведение?

Вот мы в ходе разговора и подошли к еще одной обязанности: «быть правым перед футболом, перед его правилами, перед его моралью». Мне не хочется повторять прописные истины, правила – ведь документ, лежащий под рукой. Но есть одна сторона футбольной жизни, требующая все же пояснения. Блюстители законности, как известно, судьи. Клан этот нельзя сказать, чтобы был в чести, некоторым горячим головам даже мерешится, что именно судьи и мешают хорошо играть.

Однажды, терпеливо выслушав возмущенную речь видного тренера о судьях, я спросил его: «А вы взялись бы сыграть календарный матч со «Спартаком» без судьи?» Мой собеседник только и сказал в ответ: «Ну знаете…»

В том-то и дело, что футбол, как игра по правилам, держится на судьях. Между тем отношение к ним, мягко говоря, неустоявшееся. Чаще всего на них обрушивают-ются за ошибки (иногда действительные, иногда мнимые) технического свойства: не заметил «вне игры», не дал пенальти, пропустил блокировку и т. д. Разумеется, когда судья свистит невпопад либо систематически грубо ошибается, вопрос о его квалификации должен быть поставлен перед судейской коллегией. Но все же наши главные претензии к людям в черной форме должны предъявляться в иной, не в технической плоскости. Смелость, решительность и справедливость – вот первостепенные качества судьи. Нам должно быть дороже всего то, как судьи стоят на страже интересов футбола, как они пресекают грубость, как осаживают возмутителей спокойствия, провокаторов, симулянтов, скандалистов. Был случай, когда руководители федерации публично и недвусмысленно напомнили судейской коллегии об этой ее святой обязанности. И тут же объявилась у судей смелость, последовала целая серия удалений с поля, в том числе многих футболистов с именем. И что же? Мгновенно поутихли страсти, и конец того сезона прошел под знаком дисциплинарного благополучия. Нет, я не хочу сказать, что разом были сняты все проблемы, но, во всяком случае, было продемонстрировано, как это можно сделать.

Подведем итог. Право футбола – его популярность. Отсюда и обязанности: воодушевленное стремление к победе, ответственность перед зрителями и правота перед правилами, перед игровой моралью.

Я понимаю, что упомянуто далеко не все, что требовалось бы упомянуть. О футболе судят пристрастно, каждый на свой вкус, да и вообще футбол вечный должник, такова уж его участь! Если разобраться, то участь эта прекрасна, потому что выполнять любые обязанности тогда радостно и приятно, когда известно, что в этом заинтересованы люди. Поэтому если к упомянутым обязанностям добавить и другие, то все равно они не будут футболу в тягость, ему достаточно много дано его правом.

1969

 

ИГРА И ВРЕМЯ

Главная спортивная игра нашего века имеет постоянные и точные отношения с временем. Они вовсе не исчерпываются 45 и 90 минутами.

Футбол, дитя нашего века, чутко отразил в себе многие события и перемены. Скажем, если в наши дни торжествует пытливое исследование, если открытия во всех областях культуры и науки совершаются едва ли не ежедневно, то и футбол чем дальше, тем сильнее проникается тем же духом беспокойных исканий.

Он отражает в своей судьбе, пусть и в маленьком масштабе (все-таки только игра!), любые явления человеческой жизни и истории, помогает людям хранить память о самых разных событиях.

Помню, однажды мой коллега из украинского журнала «Старт» Михаил Михайлов повел меня на киевский стадион на бывшей Керосинной улице, где состоялся не раз уже изображенный писателями и сделавшийся легендой «матч смерти». Матч, когда киевские динамовцы бесстрашно, на глазах у земляков обыграли немецкую военную команду, после чего были отправлены в концлагеря, а четверо из них – расстреляны.

Надо ли говорить, что к этому стадиону подходишь с волнением. А выглядел он в тот жаркий полдень так: по зеленому полю, как по лужайке, за бабочками бегала ребятня. Вот они, все сразу, замерли над опустившейся бабочкой, и было это похоже на сценку из балета. А мой провожатый показывал на ворота, возле которых замерли дети, и говорил:

– Вот туда, в правый верхний угол, наши забили по бедный гол… Тут, где мы сейчас, вдоль этого низенького заборчика стояли тогда толпой киевляне, душою страдавшие за своих футболистов. А по ту сторону поля, на той деревянной трибуне, сидели оккупанты…

Такие трибуны из сухих поскрипывающих досок есть на всех маленьких стадионах. В тот день они были пусты, и только на самом верху, в тени от деревьев, сидела девушка в белом сарафане, и вокруг нее на скамьях были разложены открытые книги. Наверное, готовилась к экзаменам. А над трибуной, тоже как на всех наших маленьких стадионах, плакат: «Миру – мир». Здесь этот плакат был удивительно уместен.

– И, знаете, любопытно,- продолжал рассказ мой товарищ,- не этом стадионе с детскими командами «Авангарда» занимается участник того матча, Владимир Балакин…

Вот ведь как по-разному можно истолковывать время! Тот матч отделен от нас более чем четвертью века. Оказывается, это не так уж много даже в масштабах одной человеческой жизни. Но одновременно это и огромное расстояние, если вообразить тот героический матч, ту трагедию, глядя на детвору, ловящую бабочек, на студентку, листающую книги.

Это – большое расстояние, если проследить и за жизнью команды киевского «Динамо». Те динамовцы, ставшие героями Великой Отечественной войны, играли матчи чемпионата страны на стадионе «Динамо», на высоком берегу Днепра.

Ныне там играют дублеры и юношеские команды. В наши дни киевляне принимают гостей на республиканском стадионе, который недавно был надстроен и стал «стотысячником».

На следующий день после посещения стадиона на Керосинной я побывал на тренировочных базах местного «Динамо», на старой и на новой. Старая, на Нивках, вроде бы и уютна, и поле там отличное. Да вот незадача – вокруг базы, совсем недавно считавшейся загородной, повырастали новые кварталы, и получилось, что каждая тренировка проходит в кольце зрителей, ни о какой «лабораторной тиши» говорить не приходится. И вот динамовцам щедро отгрохали новую базу, подальше от города, на Днепре. Двухэтажный коттедж, обсаженный молодыми деревцами, два поля, гаревая площадка, все необходимые приспособления для тренировок. Разумеется,-и это нас нисколько не удивляет – такие базы имеют уже многие команды мастеров. Нас теперь скорее удивляет, если у команды нет базы. Строительство новых стадионов- и грандиозных, и маленьких – выражает заботу о людях, о зрителях. Но и сооружение учебных баз – свидетельство признания того факта, что футбол – дело серьезное, что каждый матч, прежде чем он будет предложен вниманию зрителей, должен быть как следует отрежиссирован и отрепетирован. Во всем этом убедительно и точно выражается наше время, наше советское время, когда спорт, отдых и удовольствие трудящихся стали делом государственного значения.

В 1968 году спортивная общественность скромно отметила 70-летие отечественного футбола. Но мы при этом никогда не забываем делить историю нашего футбола на две части. Второй части – советской – полвека. Точнее даже сказать, что дореволюционные два десятилетия- это предыстория. Настоящий футбол, как игра, в которую у нас втянуты активно, шутка сказать, более четырех миллионов мальчиков и мужчин и интересами которой живет практически неисчислимое число людей, такая игра, конечно же, ведет начало с первых лет Советской власти.

История советского футбола пока, к сожалению, не материализована в виде толстого однотомника в коленкоровом переплете. Но она существует уже хотя бы потому, что все мы знаем назубок наиболее значительные ее даты и факты. Сделано это во многом благодаря стараниям ветеранов футбола и журналистов.

Позволю себе напомнить наиболее значительные факты. Любители футбола, надеюсь, согласятся с тем, что такое напоминание всегда приятно.

Лето 1937 года. Приезд команды Басконии. Мы получаем представление о первоклассном европейском футболе и делаем открытие, что сильно отстали в тактике. После турне басков началось перевооружение нашего футбола, начались поиски различных, оригинальных вариантов игры.

Ноябрь 1945 года. Московское «Динамо» едет в Англию и Шотландию, прямо в пасть свирепому британскому льву, каким нам представлялся понаслышке, издали английский профессиональный футбол. Динамовцы доказали миру и нам самим в первую очередь, что советские команды способны играть на равных с лучшими клубами Запада.

Июль 1952 года. Дебют сборной команды Советского Союза в олимпийском турнире. Началась новая история сборной. Положено начало регулярным встречам с командами всего мира. Тут не лишне напомнить, что наши футболисты – единственные представители советского спорта, которые имеют в качестве постоянных противников буржуазных профессионалов. А ведь футбол – наиболее доходная и потому наиболее развитая отрасль спортивной индустрии западного мира…

1956 год. В Мельбурне наша сборная становится олимпийским чемпионом.

1958 год. Матчем с англичанами в Гетеборге сборная СССР вступила в число соискателей «Золотой богини».

1960 год. Париж. Наша сборная побеждает в первом розыгрыше Кубка Европы и приобретает прочную репутацию команды, с которой считается весь мир.

1966 год. Лондон. Сборная СССР выходит в полуфинал VIII чемпионата мира.

1966-1967 годы. Юношеская сборная СССР дважды выигрывает европейское первенство.

Эти даты хорошо известны. Но есть еще одна, которая, как мне кажется, должна была бы находиться в этом перечне, но почему-то мы ее обходим. Вот как полагалось бы выглядеть этой строке.

«1955 год. Москва. Стадион «Динамо». Сборная СССР – сборная Западной Германии – 3: 2».

Вспомните, ведь команда, приехавшая в Москву, была в тот момент чемпионом мира, владелицей «Золотой богини». Так что тот матч был как бы последней примеркой наших сил перед выходом на арену мировых чемпионатов. После него сомнений не осталось: пора выступать в поход.

Сменяются поколения игроков. Оглядываясь назад, мы вспоминаем команды, которые можно считать образцовыми. Нас могут разбудить среди ночи, и мы без запинки выпалим фамилии всех одиннадцати игроков этих команд. Таков «Спартак» 1938-1939 и 1956 годов, ЦСКА 1946-1950-х, московское «Динамо» 1945-го, «Торпедо» – 1960-го, «Динамо» (Тбилиси) – 1964-го, «Динамо» (Киев)- 1966-1968-го. Допускаю, что этот список можно оспорить, расширить или сократить. Не в этом дело. Мне просто хотелось сказать, что обязательно нужно хранить память о наиболее ярких, законченных ансамблях, потому что их создание, их сила, их неповторимость, пожалуй, высшее достижение в футболе. Игра только тогда нам нравится и увлекает нас, когда мы команду воспринимаем как целое. Нас безошибочно вдохновляет (и это один из секретов популярности футбола!) дружный, согласованный и радостный спортивный труд одиннадцати парней в футболках одного цвета.

Говоря о замечательных ансамблях, я меньше всего имею в виду так называемые символические сборные, составляемые с помощью голосования. Тут только и глядишь, названы ли те игроки, которых ты бы сам включил. Приятно, что в разных международных сборных появлялись наши Л. Яшин, В. Воронин, С. Метревели, И. Численко, А. Шестернев, И. Нетто, М. Месхи. Мы обычно скромничаем, считаем, что «звезды» есть где-то в Бразилии, Италии, Англии. А они сверкают и на нашем небосклоне…

Недавно объявилась «сборная полувека», куда были включены игроки нескольких поколений, деды и внуки. Это забавная игра, не больше; помню, я охотно принял в ней участие. Ведь забаву эту грешно высмеивать! Напротив, она поможет нам лучше уяснить, как важно соответствовать времени.

Обмен мыслями, идеями, опытом совершается ежедневно и интенсивно. Реактивная авиация за несколько часов перебрасывает команды с континента на континент. Телевидение позволяет заглянуть на любые стадионы и хотя бы вкратце познакомиться с главными событиями. Спортивная и специальная футбольная печать дает слово журналистам, тренерам, ученым разных специальностей, врачам. Как никогда раньше, людей обуяла страсть познания футбола. Все более сознательно и напористо футбол стремится жить новизной.

Наблюдатель на английском чемпионате мира -тренер киевских динамовцев Виктор Маслов смело заявил, что ничего принципиально нового в игре лучших команд мира он не обнаружил. Должен признаться, что эти его слова я оценил по достоинству не в Гайд-парке, где они были сказаны во время прогулки (тогда они показались мне самонадеянными), а несколько позже, уже дома, после того, как характер игры нашего чемпиона 1966 года напомнил англичан – чемпионов мира. В тот год, как это ни странно, лучшие черты советского футбола выражала в меньшей мере сборная, чем клубный чемпион.

Еще совсем недавно у нас охотно и доверчиво пользовались импортными идеями, ввозили их и внедряли чуть ли не с помощью приказа. Так было, например, с четырьмя защитниками. Это, правда, не помешало нам опоздать перевооружиться к чилийскому чемпионату и привезти туда команду устаревшей модели.

И все же мысль наших ведущих тренеров идет вровень с достижениями мирового футбола, все эти многозначительные изменения произошли на нашей памяти, за считанные годы. Это лишний раз подтверждает, как стремительно летит время в футболе.

У нас сейчас, как и в других ведущих футбольных странах, обсуждаются и исследуются наиболее актуальные аспекты игры. Это- преодоление оборонительного крена, который образовался едва ли не повсеместно. Это – повышение интенсивности игры и как следствие – пересмотр тренировочных задач. Это – расширение круга обязанностей футболистов, получившее название «универсализма».

Становятся непригодными мерки, которыми на протяжении многих лет пользовались в футболе. Еще недавно верным признаком намерений команды считалось число игроков, отряженных для обороны и для атаки, причем оно было прямо пропорционально намерениям. Скажем, много форвардов – стиль атакующий, мало – оборонительный. Потом эта пропорция потеряла свое значение. Обнаружили, что если против пяти «штатных» обороняющихся будет действовать столько же атакующих, то из этих десяти образуется перед воротами и впрямь непроницаемая стена. Вперед стали выдвигать двоих, троих форвардов, действующих без строго обозначенных позиций. Они как бы отвлекают на себя внимание обороняющихся и позволяют игрокам середины поля, число которых выросло, наносить неожиданные удары. Защитники вынуждены сдвигаться с насиженных мест, и подстраховка нарушается. В этом истолковании атаки наши тренеры, наши ведущие команды уже никому не подражали, шли своим путем.

В наше время мало собрать просто сильную, крепкую команду. В каждой следующей модели команды обязательно должно присутствовать новое.

Время имеет память. Имеет сегодняшний день. Имеет будущее. Можно сказать, что время, которым живет футбол, нескончаемо, ведь последнего матча не бывает. Даже после самой прекрасной победы надо опять выходить на поле. Это замечательное свойство футбола, оно уравнивает всех в надеждах.

На большую мировую арену советский футбол вышел в 1952 году, и все, что сыграно и завоевано за это короткое время, достойно уважения. Что поделаешь, мы так любим футбол, что никто и никогда не бывает доволен! У нас существовало мнение, что наша сборная способна одним махом собрать все знаменитые призы. Был даже в ходу аргумент: «Уж из ста-то* миллионов мужчин как-нибудь можно отобрать одиннадцать хороших футболистов!». Теперь, кажется, демагоги такого сорта поутихли. Мы все за последний десяток лет стали куда осведомленнее. Вероятно, самый серьезный и полезный вывод из всех, сделанных нами, состоит в том, что большие завоевания не удаются с кондачка, нахрапом. В мире существуют 25-30 национальных сборных, мало в чем уступающих друг другу. В мире сотни сильных, многоопытных клубов. Самая трудная спортивная дорога- футбольная. Мы это проверили, знаем и уже не доверяем словесным миражам.

Футбол своенравен, капризен, горазд на любые коленца. В нем сколько угодно эпизодов и целых матчей, не поддающихся логике. Но все это приобретает частное, второстепенное значение, когда речь идет о больших, разумно организованных турнирах, позволяющих проверить силы участников. Вот тогда-то мы уж наверняка знаем, что победитель безупречен, и объясняем его победу так же легко, как школьник теорему.

В четырех последних чемпионатах мира, где участвовала и наша команда, побеждали сборные Бразилии (трижды) и Англии. Эти сборные были прекрасными ансамблями, состоявшими из талантливых игроков. Но не будем забывать и о том, что за их спиной стоял богатый, давно и хорошо организованный в масштабе страны клубный футбол. Было бы ошибкой нам связывать свои надежды на первый приз исключительно с игрой сборной.

Изменения, происшедшие в нашем клубном футболе за последние годы, говорят о правильности курса. Выдвижение «Нефтяника», СКА (Ростов), «Зари», «Арарата» сломали стену в клубе избранных. Теряет свой прежний уничижительный смысл кличка «аутсайдер». Если десяток лет назад сборную составляли, за редким исключением, москвичи, то позже в ней были представлены кроме Москвы Киев, Тбилиси, Ростов, Минск, Баку. Все это – признак здоровья нашего футбола, признак естественности его развития.

Игра имеет возраст. Футбол, скажем, тридцатых годов иной, чем футбол шестидесятых. Есть возраст и у игроков. Радостно встречать юных дебютантов и грустно прощаться со знаменитыми мастерами, к которым так привыкаешь. На мой взгляд, в ряде случаев у нас чересчур спешат с проводами. Спешат назвать ветераном в 26- 27 лет, а тот, кому за тридцать, уже чуть ли не дед. Эта бездумная легкость в обращении со словами ничего, кроме лишней нервозности, не вносит в футбольную жизнь. Все-таки о возрасте лучше любых документов свидетельствует игра.

Возраст есть и у команд. Мы почему-то не думаем над тем, как долго может просуществовать в одном и том же составе команда. Вряд ли за один сезон существенно стареют футболисты. А вот команды иногда стареют. Вероятно, есть творческая амортизация, когда ансамбль, сделав однажды свои открытия и удивив ими соперников, успокаивается и незаметно из авангарда перекочевывает в арьергард. Наверное, бывает и так, что команда исчерпывает все стимулы, честолюбивые заряды и, добившись однажды желанного успеха, ведет себя инертно, не проявляя интереса к турниру. Может быть, покрываются ржавчиной и отношения. Да мало ли что можно предположить, размышляя над этим, в сущности, неизученным вопросом!

Подвластен времени и внешний облик футбола. Этой новейшие грандиозные стадионы-«стотысячники», которые уже есть в Москве, Ленинграде и Киеве. Это и… длина трусов и расцветка мяча. Меняется жизнь игры. Для наших лучших команд – турниры на Кубок европейских чемпионов и Кубок кубков. Для миллионов мальчишек – «Кожаный мяч». Для взрослых сельских команд -«Золотой колос», для детских – «Колосок».

Но есть и неизменное в футболе, то, что составляет его, я бы сказал, человеческую сущность. Ведь в основе игры лежат вдохновение, отвага и честность.

Неизменно и коллективное начало игры, так увлекающее нас всех, – ведь люди исстари знают цену чувству локтя!

Всеми этими человеческими достоинствами наш советский футбол наделен с самого своего рождения.

Мы несколько недооцениваем силу своего футбола. Наши зарубежные противники знают ее более точно, чем мы. Впрочем, может быть, это и хорошо, что мы критически оцениваем свой футбол. Скорее всего, это создает деловую атмосферу.

В общем же, время, несомненно, в пользу нашего молодого советского футбола, за короткий срок выдвинувшегося в первый ряд.

1970

 

ПОБЕДА -ЭТО НОВОСТЬ

Наша сборная после VIII чемпионата мира уже сыграла несколько товарищеских матчей. Тем самым начата следующая страничка ее истории. Тем самым нам дано понять, что чемпионат ушел в прошлое и интерес к нему отныне приобретает исследовательский характер. Это значит, что можно вести разговор спокойно, что пауза, отведенная для бурных переживаний, закончена и улеглась пыль мелких обстоятельств, которые так и лезут в глаза, пока следы событий не остыли.

Четвертое место. Оно порадовало. Наша сборная миновала заколдованный четвертьфинальный рубеж, разведала дорогу дальше. Стойко держались наши футболисты, не спасовав ни перед одним противником, не уронив своей спортивной чести.

Однако было бы непростительной наивностью предполагать, что, перейдя после шведского и чилийского турниров с 5-8-го жестких мест на 4-е купейное, наша команда теперь должна, само собой, занять еще лучшую, мягкую, полку. Такой формальной логике футбол не подчиняется.

Четвертое место. Отведем ему должное место и в памяти, и на страницах книг. Но обязательно надо позаботиться, чтобы это четвертое место не оказало нам медвежьей услуги. Нет, не должно оно стать бронзовой кольчугой, обезопасившей всех и вся от дискуссионных стрел.

Время идет, и уже перестаешь думать, например, о том, почему в сборной в числе двадцати двух оказались игроки, которые не пригодились в наиболее трудных матчах, мог ли, к примеру, вратарь отразить тот или иной удар…

На передний план выходят вопросы иного рода. Ну хотя бы такой: показала ли наша сборная на стадионах Англии все лучшее, чего достиг советский футбол?

Прежде чем повести разговор на эту нелегкую и в высшей степени ответственную тему, нам с вами следовало бы уяснить, чем вообще в наши дни живет игра.

Мне хотелось бы познакомить вас с высказываниями человека, непосредственно делающего футбол, одного из его главных конструкторов. Перед вами запись разговора с тренером киевского «Динамо» Виктором Александровичем Масловым.

– Футбол меняется. Это видно простым глазом с трибун. Ну, а какие приметы перемен вы бы могли назвать как тренер?

Сколько угодно. Лет десять назад, посмотрев какую-либо команду, я уже знал, как мне готовиться к встрече с ней. Все повторялось: связи, маневры, рисунок. Сейчас просматривать матчи будущих противников стало сложным, а подчас и напрасным занятием. Вполне можно не угадать, какой план примут против тебя. Разновидностей игры стало куда больше. Совсем недавно мы увлекались длинными «установками», до двух часов длились эти собрания. Все разжевывалось. Теперь установки куда короче, тренеры понимают, что всего не предусмотришь. По моим наблюдениям, мышление игроков выиграло от этого. Бывает так: готовимся встретить в матче определенный вариант, а за четверть часа до начала получаем состав команды противника и по нему видим, что нас ждет что-то совсем другое. Тогда буквально на ходу что-то говоришь игрокам и прежде всего просишь их самих на поле осмотреться, подумать…

– А насколько обязательны нововведения?

– Для команды, желающей играть ведущую роль, совершенно обязательны. Какое-то время можно за счет старого капитала по инерции набирать очки, но рано или поздно это кончится. Каждую весну перед чемпионатом страны необходимо что-то затевать. Я уверен, если команда не имеет собственного, ярко выраженного тактического лица, она не может рассматриваться как ведущая. Если у команды есть игровая идея, то, готовясь к матчу, игроки, кроме всего прочего, хотят эту идею защитить. Ведущая команда обязательно диктует свои условия. Она ведет игру, потому она и ведущая. А та, у которой идеи нет, способна подстроиться к противнику, и не больше. Вот она и предлагает футбол, принцип которого заключается в том, чтобы не позволить противнику играть. Может быть, это грубовато, но я такой футбол называю пихательным.

– А как практически рождаются новинки?

– Это трудно рассказать. Думаю, что в любом деле нет методики под названием «Как придумывать». Бывает, что-то замыслит тренер. Бывает, с появлением новых игроков становятся необходимыми какие-то изменения. Иногда сами футболисты на поле сымпровизируют, и тренер должен засечь, запомнить, а потом потребовать повторения нечаянно найденного маневра. Иногда им же еще доказываешь, как это удачно получилось. Словом, правил нет. Но хочешь, не хочешь, а изволь придумывать. Киевские динамовцы не раз видоизменяли тактический рисунок. Я заметил, что новинки хватает примерно на круг чемпионата. Потом ее раскусывают.

– Прогресс ведь касается не только тактики?

– Разумеется. Новые технические приемы не изобретены, а вот искусство исполнения этих приемов заметно выросло. Приемы теперь стали выполняться не отдельно, а в соединениях, один за другим. Растет скорость игры. Ну и большой прогресс в тренировочных занятиях, прежде всего в их интенсивности…

– Как с точки зрения новаторства выглядит чемпион мира?

– У нас у всех было четкое представление об английском футболе. Оно жило не один десяток лет. И вот на «Уэмбли» я увидел, что традиции старой доброй Англии сохранились разве что в манерах вратаря Бенкса и центрального защитника – долговязого Д. Чарльтона. Решительно переиначена модель игры, ее методы. Англичане сломали схему и провозгласили свободную игру. Достаточно вспомнить центрального нападающего Херста. Ведь сколько лет существовал классический английский таран! А Херст играл по всей ширине поля, в глубине, на краях, был маневренным, подвижным…

– Мы применяем много заимствованных названий: бразильская система, «каттеначио», «либеро» и так далее. Не свидетельство ли это нашего отставания?

– Не знаю. Например, английский чемпионат никаких особых откровений не дал. Я не заметил ни у одной из команд чего-то принципиально нового, такого, что бы не встречалось в нашем клубном футболе. Необходимость в четвертом защитнике в наших ведущих клубных командах была осознана в начале пятидесятых годов. Помните, тогда появился у нас полузащитник оборонительного плана. Позже нами были опробованы варианты с тремя и с четырьмя полузащитниками. Нет, я не скажу, что мы все придумали сами, но убежден, что идем параллельно с зарубежным футболом. У нас к футболу привлечена наука, у нас и книг издается больше, чем где-либо. Но укоренилась привычка считать, что «там здорово». И мы, надо сознаться, даем для этого основания. Эррера, тренировавший итальянский «Интернационале», заявил на весь мир, что его клуб еще два года назад играл точно так же, как сейчас играет сборная Англии, и теперь ему, дескать, придется искать что-то новое. Вот какая схватка за патенты! Мы так не умеем, мы скромничаем…

– И что же, так всегда и будет такая погоня, погоня за новым?

А как же! И можно не опасаться, что футбол себя исчерпает. Допускаю, что в будущем сыграют по системе десять – в защите, восемь – в нападении. Футбол каждый день выдвигает какие-то проблемы, всегда есть о чем задуматься. Тем мы, тренеры, и живем…

Я обязан оговориться, что специального интервью на эту тему у Маслова не брал. Тут собраны выдержки из наших длинных с ним разговоров и в Лондоне, накануне финального матча чемпионата мира, и в Киеве, и в Москве. Сколько бы и о чем мы ни говорили, обязательно возвращались к новаторству. Иначе, наверное, и быть не могло. И вот почему.

При всем уважении к спортивному итогу выступления нашей сборной на английском чемпионате никуда не денешься от ощущения, что игра ее не оставила доброй памяти. Не знаю, может быть, кто-то и попытается сформулировать игровую идею команды, но я этого сделать не берусь. Характер ее действий, особенно в ключевых матчах с командами ФРГ и Португалии, выглядел пассивным, был продиктован всего лишь стремлением противостоять противнику. Спору нет, необходимо уважать противников и учитывать их достоинства. Но футбол состоит не из одного умения отгадывать (это половина дела), более существенно – предлагать загадки. Противники нашей сборной в этом смысле не испытывали особых затруднений.

Допускаю, что англичане не станут всемирным эталоном, как бразильцы в 1958 году. Но и этот чемпионат, при активном участии победителей, подчеркнул некоторые идеи. Ну хотя бы идею борьбы за середину поля или идею мгновенного завоевания участков, особенно на флангах, сознательно и коварно оставленных свободными, куда врываются из засады.

Наша сборная, по сути дела, в этом «семинаре» не участвовала. Наши сильные игроки середины поля были заняты преимущественно персональной опекой нападающих противника, а созидательную игру вели урывками. Да и линия нападения выглядела чересчур уж традиционной, в духе системы четырех защитников.

Что же получается? Маслов утверждает, что мы не отстаем в конструировании, а на чемпионате обнаруживается отставание?

Да, возник парадокс. Сборная достаточно побродила по белому свету, других посмотрела, себя показала, и тем не менее в облике ее игры не видно было черточек лучшего опыта мирового футбола, да и зачем далеко ходить- даже достоинств наших ведущих клубов.

Как же так? Тут целый пласт проблем, и творческих и организационных. Думаю, что не прошел даром долгий отрыв сборной от нашего клубного футбола. Но речь сейчас не об этом. Попробуем сделать выводы, так сказать, общего характера.

Любая команда, всерьез вознамерившаяся завоевать «Золотую богиню», должна предстать командой-новатором. Выигрывать турниры такого ранга – это значит обязательно удивлять противников, ставить их в тупик. Нельзя стать чемпионом мира команде, которая просто играет сильно. Сильных команд много. Команды, которые чутко улавливают требования времени, изобретают, применяют новинки, всегда наперечет. Надо непременно оказаться среди них, если нацеливаешься на приз.

Наша сборная не ставила перед собой задачу во что бы то ни стало завоевать «Золотую богиню». Вроде бы подход реалистический, трезвый. Но этот подход вызывал и особого рода решения матчевых проблем. Отсюда старательность в достижении частных побед; сначала выход в четвертьфинал, потом, как высшая цель,- в полуфинал. Такое истолкование задач не могло не формировать игру команды в духе приспособления к конкретным противникам.

Тренер сборной Англии Рамсей, решительно искавший новые формы игры, еще до начала чемпионата был под сильным прессом несогласных. Отход от старого давался трудно. Теперь можно сказать, что Рамсей знал, чего хотел, знал, что необходимо для победы (а ее от него требовали). Он отказался от ярко выраженных крайних нападающих, отступив от традиций самого Мэтьюза, отказался от лучшего бомбардира Гривса, ради того чтобы атаки развивались быстрее, неисповедимыми путями.

Наша сборная, поглощенная выполнением ограниченных задач, не была объединена и вдохновлена оригинальной игровой мыслью. Она была просто сильной командой И сделала все, на что была способна.

Я убежден, что перед нашей сборной пора выдвигать задачу завоевания первого места. Тогда и у тренеров и у игроков появится потребность видеть и осмысливать игру в развитии. Наш клубный футбол достаточно интересен для исследования. Если там новаторские проблемы ставятся и решаются, то это тем более необходимо сборной.

В том, что подчас игнорируется опыт некоторых наших клубов, проявляются слабости футбольной организации. Вольно или невольно получается так, что у нас ждут поступления новых идей извне, как будто свыше. Ведь, что говорить, с «официальным» признанием системы четырех защитников мы значительно опоздали и, вероятно, поэтому столь ревностно и столь же «официально» ее внедряли, тогда как уже пора было искать новое.

Английский чемпионат еще раз убедил, что победитель такого турнира прежде всего победитель в соревновании футбольных идей.

1966

 

ЧУДЕСА – НЕ В РЕШЕТЕ

Во всевозможных служебных и специальных документах, да и в газетных отчетах бесконечно повторяются два выражения. Первое – «энтузиазм приносит победу», второе – «одного энтузиазма мало». В одном случае энтузиазм преподносится как высокое решающее достоинство. В другом он ставится под сомнение и даже с оттенком иронии, дескать, до чего же наивно уповать в футболе на энтузиазм!

Я не собираюсь разоблачать противоречивость этих ходких фраз. Мне думается, что понятие энтузиазма вообще случайно попало в число тех кубиков, из которых принято складывать башню футбольного благополучия. И дело тут не в термине. В данном случае ставшая привычной фразеология маскирует смысловую путаницу.

Мне хотелось бы для начала напомнить о некоторых матчах, можно смело сказать вошедших в историю отечественного футбола.

Финал Кубка СССР 1946 года, «Спартак» -«Динамо» (Тбилиси). В том году спартаковцы проиграли тбилисцам, бронзовым призерам, оба матча в чемпионате, отстали от них на 12 очков. Да и без этих статистических выкладок всем тогда было ясно, что «Динамо» во главе с Борисом Пайчадзе – слаженный, высококлассный ансамбль, а «Спартак», переживавший послевоенный кризис,- не более чем средняя команда. Любой, самый пристрастный, анализ никаких спартаковских шансов в поле зрения не обнаруживал.

Как всем известно и как немногим (телевидения тогда не было) памятно, «Спартак» победил 3:2, забив решающий гол в дополнительное время, причем по ходу матча проигрывал 1: 2. Замечу, что только полтора года спустя стало ясно, что в день того финала «Спартак» встал на путь к своему возрождению.

Последний матч чемпионата 1948 года, «Динамо» (Москва)-ЦДКА. Разыгрывались два первых места. Чтобы стать чемпионами, динамовцам достаточно ничьей, армейцам нужна победа. ЦДКА, проигрывая 0:1, вышел вперед – 2:1. И вдруг беда: нечаянная неловкость центрального защитника Ивана Кочеткова, и мяч от его ноги после прострела слева – в сетке. 2:2. Насмарку труды всего сезона. Было отчего опустить руки! Но армейцы, уже преодолевшие при счете 0:1 несчастливое стечение обстоятельств, находят в себе силы второй раз воспротивиться злому року и побеждают-3:2.

Товарищеская встреча сборных СССР – ФРГ в 1955 году в Москве. Гости выступали в ранге чемпионов мира. Наша команда после неудачи на Олимпиаде 1952 года в Хельсинки и после скоропалительных и незаслуженных «оргвыводов», по сути дела, заново заявляла о себе. Немцы вели – 2:1, и все же наши вырвали победу-3:2.

Финальный матч первого розыграша Кубка Европы СССР – Югославия в 1960 году в Париже. Югославы, имея очевидное преимущество, выиграли первый тайм- 1:0. Второй тайм ушел на то, чтобы наши сквитали счет и выравняли игру. Дополнительные полчаса дали и зрелищную картину превосходства нашей команды, и второй гол – 2:1 и Кубок!

Так вот, о настроении, о поведении, о манере действий победителей в этих четырех матчах будет вполне справедливо отозваться как об игровом энтузиазме. Это были выдающиеся матчи, как по своему спортивному значению, так и по драматическому обороту событий. Обратите внимание, всякий раз победителю приходилось отыгрываться, переламывать ход игры – другими словами, показывать свой характер, собирать в кулак все, до капельки, ресурсы духа, мужества, стойкости, оптимизма.

«А что, все образцы лишь в прошлом, примера поновее нет?» – могут меня спросить. Ну, образцов никогда много не бывает, на то они и образцы, потому я и старался выбирать особенно придирчиво. Но новый пример есть. И еще какой! Конечно же это матч СССР – Венгрия, сыгранный в Лужниках в мае 1968 года в ходе розыгрыша чемпиона Европы!

Цифровой итог его, горевший в тот вечер на табло стадиона,- 3:0. Но в том-то весь фокус, что московский матч был фактически вторым таймом, а первый, в Будапеште, советская сборная проиграла – 0:2. Значит, и тут мы стали свидетелями казавшихся многим безвыходными обстоятельству которых оказалась наша команда, и увидели, как она дерзко и решительно разорвала цепи этих обстоятельств.

Любопытно, что все эти матчи не оставили сколько-нибудь заметного следа в специальной методической литературе. Ни у кого не поднялась рука подвергнуть их исследованию, разобрать по косточкам. Все эти матчи сохраняются в памяти как матчи особого рода, из ряда вон выходящие, как своеобразные футбольные чудеса.

Применительно к футболу иные слова и понятия у нас без всякой на то нужды заездили и разменяли. В спортивной практике вообще (некоторые журналисты тоже к этому приложили руку) не принято церемониться со словарными запасами, все превосходные степени извлекаются на свет божий с необычайной легкостью. Когда же возникает необходимость выделить события или явления действительно заслуживающие высокого отзыва, то вдруг оказывается, что уже нет необходимых слов, они уже многократно использованы по пустякам и потому выглядят заурядными, стертыми. Что-то в этом роде происходит и со словом «энтузиазм». Под энтузиазмом принято понимать высокую степень воодушевления. Само по себе воодушевление – это уже достаточно много, а тут еще и «высокая степень»!

Футбольная жизнь имеет свой календарь с листками, помеченными черным, будничным, цветом и с листками красными. Красных меньше, ими выделены особо важные, принципиальные матчи, где решается, скажем, вопрос о лидерстве. Команда высшей лиги проводит за сезон примерно полсотни официальных встреч. Такие уж права у футбола, что все эти встречи получают отзывы в печати, многие транслируются по радио и телевидению. И один из главных, едва ли не обязательных вопросов, который обсуждается в этих рецензиях: в каком состоянии духа были команды и как это отразилось на результате? Спору нет, делать это необходимо. Но тут-то как раз и возникает ставшее привычным штампом слово «энтузиазм». Возникает и смещает понятия.

Представьте, что нерадивого студента упрекают в недостатке гениальности. Его, разумеется, устроит такой упрек, он охотно с ним согласится, особенно если студент этот еще и плутоват. И вот футболистам, игравшим апатично и безвольно, говорят: «Вам не хватало энтузиазма». «Да, да, – охотно каются они, – с энтузиазмом у нас что-то в этот раз не получилось, не воспламенились мы, не зажглись…» Между тем куда точнее и проще было бы сказать этим самым футболистам, что они вчера вместо хорошей игры, которой от них доверчиво ждали зрители, выдали самую что ни на есть дремучую халтуру.

Я повторяю: беда не в словесной неразборчивости, беда в том, что вещи называются не своими именами.

Не думаю, что все команды и все футболисты круглый год способны переживать «высокую степень воодушевления». Нервная система тоже ведь предъявляет свои условия. Мы хорошо знаем, что после сильных эмоциональных переживаний появляется потребность в расслаблении, в отдыхе.

Иногда бывает, что выгодное турнирное положение завоевывается с помощью огромных длительных волевых усилий. Но, как правило, приходит час расплаты. Наступает момент, когда команда после больших нервных затрат просто вынуждена перейти к игре ну, что ли, спокойной, нормальной, и вот тут-то обнаруживается, что ее чисто футбольных, игровых достоинств недостаточно, чтобы одерживать победы.

Едва ли не самыми большими неожиданностями чемпионатов 1968 и 1969 годов стали неудачи московского «Динамо». Я не взялся бы в двух словах найти объяснение этим малопривлекательным сенсациям. Но убежден, что среди других должна быть упомянута вот какая причина. Динамовцы прожили весь сезон 1967 года в прекрасном настроении, испытывая подъем духа, и своей бодростью, если хотите, веселостью удачно компенсировали некоторые недостатки своей игры, отсутствие того качества, которое мы привычно именуем «высоким классом».

Считалось, что, завоевав серебряные медали и Кубок СССР, «Динамо» взяло своеобразный аванс после нескольких неудачных сезонов, а потом этот аванс отработает, будет совершенствовать свою игру, свой футбольный класс. Однако динамовцам, как видно, показалось, что призы и награды их вполне достоверно характеризуют и им теперь нетрудно будет шагать по дороге следующего чемпионата. Попробовали играть спокойно, «на классе». Не вышло, начали проигрывать. И растерялись. Они бы рады вновь обрести свое прошлогоднее состояние, а оно ушло, забыто, вместо него одни тревоги и опасения, оглядка на собственные ворота. Спустя год это повторилось. Проведя зимой удачное заграничное турне (10 матчей без единого поражения), динамовцы вновь решили, что им уже никто не страшен. Как мне рассказывал их тренер Константин Бесков, они выходили на первые матчи чемпионата, всем своим видом заявляя соперникам: «Мы – динамовцы, сдавайтесь». И снова серия невосполнимых поражений.

Когда мы пользуемся одним-единственным мерилом и только и делаем, что решаем, «был или не был проявлен энтузиазм», то упрощаем сложнейшую проблему соотношения и взаимозависимости игры и человеческого духа. В проблеме этой, пока еще далекой от разрешения, кстати говоря, и скрываются, надо полагать, многие скрытые резервы спортивного прогресса.

Мне хотелось бы, отнюдь не претендуя на какое-либо новое слово, упомянуть хотя бы о некоторых вещах, имеющих отношение к этой проблеме.

Предположим, большинство футболистов команды стремятся играть с боевым настроением, в темпе, остро, предприимчиво. Но есть среди них двое-трое этаких разочарованных юнцов, которым все трын-трава. Или завелась компания выпивох, которым только бы погулять и развлечься. Причем нередко бывает, что эта публика наделена игровыми талантами, либо имеет прошлые заслуги, либо подает надежды. И все усилия, все благие намерения команды разбиваются о равнодушие этих людей. Они, по сути дела, играют против своей команды.

Это то, что называется психологической несовместимостью, и в футбольных делах она сплошь и рядом дает о себе знать.

Нельзя сомневаться в том, что привлекательная игра «Спартака» в 1968-1969 годах прямо связана с хирургическими мерами, предпринятыми в этой команде для оздоровления обстановки, с доверием, оказанным сразу многим молодым игрокам, которые это доверие стремились оправдать.

Футбол, как известно, имеет большую власть над сердцами. Известны случаи, когда родители заставляют детей учиться, скажем, музыке, иностранному языку, но не бывает, чтобы мальчика отдали в команду против его воли. Наоборот, ребята зачастую бегут в футбол, преодолевая домашние рогатки. Сделаны ли уроки, приходится проверять, а спрашивать, гонял ли мяч, нет необходимости. Короче говоря, играть в футбол никто никого не заставляет. Выходит, это одно из тех занятий, где вроде бы нет места ремесленничеству, делячеству, равнодушию, халтуре. А все эти явления, которые можно объединить в одном понятии – безыдейность, между тем, находят себе в футболе место.

Безыдейность – это вовсе не удел игроков посредственных, бесталанных, которые изверились в себе. Как раз наоборот, нередко именно одаренные люди теряют облик футболиста. Им бы играть и играть, а они укорачивают свой и без того недолгий футбольный век, разменивают, зарывают свой талант. Все их неприглядные похождения основаны более всего на расчете, что уж их-то, знаменитостей, всегда простят и выручат. Что ж, порой прощают и выручают. Влиятельный покровитель способен замять проступок «лжезвезды» и вернуть ему место в команде. Но никто и ничто не возместит футболисту попусту истраченных сил, промотанных дней. Возмездие неминуемо – прощенный уже не тот, что-то им утрачено навсегда.

Команде невозможно поддерживать высокий темп, если хотя бы два-три игрока бегают медленно. Точно так же не добьешься единого боевого настроения, если кто-то безразличен к замыслам и душевным порывам своих товарищей. Безыдейность, которую характеризуют внешне эффектные позы, страшна не только сама по себе, она еще и заразна. Поэтому уж если проявлять заботу о душевном здоровье команды, то начинать надо с требовательности к людям ее составляющим. И еще большой вопрос: что дороже в игроке – ловкий пас пяткой или его человеческая порядочность? Конечно, в чистом виде такого вопроса не существует, но если он вдруг возникает, рано или поздно приходится выбирать…

Но что же должно быть душевной нормой команды? Я думаю, что в основе лежат два обязательных качества: футбольная квалификация и добросовестное отношение к игровым обязанностям. Квалификация потому необходимое условие, что она и только она позволяет футболисту выражать в игре самого себя, свою волю, свой характер и быть заодно с партнерами. Ну, а добросовестность является чем-то вроде гарантии, причем на долгий срок. Если она развита у всех игроков в равной мере, то высокий и прочный уровень выступлений команды обеспечен.

Чем выше игровая квалификация, чем добросовестнее игроки, тем легче им проявлять свои волевые качества и тем охотнее они их проявляют, тем больше удовольствия получают от футбола, от усилий, затраченных ради победы. И появляется команда, о которой говорят: «волевая», «с характером».

Только такая команда и оказывается способной время от времени творить чудеса. Но чудеса не в решете, а так сказать имеющие серьезное обоснование. Такая команда и блистает в самых трудных, самых главных матчах подлинным энтузиазмом. Ее способность воодушевляться зависит, однако, не от случайной искры. Эта способность подготовлена, воспитана, она на крепких ногах. Болельщику позволительно не видеть всех этих корней и связей, ему пламя вдохновенного наступления может показаться необъяснимо прекрасным. Специалист не имеет права всего этого не различать. Многое, что с трибун кажется чуть ли не мистикой, на самом деле-признак высокого мастерства и счастливого духовного согласия игроков.

Трудно забыть неудачи московского «Торпедо» в матчах Кубка кубков сначала с «Кардифф Сити», потом с «Рапидом». Ну как же им не хватало воодушевления! Можно даже допустить, что торпедовцы были не прочь проникнуться этим воодушевлением, этим энтузиазмом, в конце концов, они же спортсмены и понимали, как интересны, как ответственны матчи этого турнира. Но команда не была подготовлена к «чудесам». Оба раза за ее плечами была неудачная, вялая игра во внутренних чемпионатах, она отвыкла бороться всерьез, да и игры своей в то время не имела. Это был как раз тот случай, когда настроение, даже если оно и появилось бы, нечем было выразить.

Вот тут обычно и возникает готовое, заштампованное объяснение: «одного энтузиазма мало». А это вранье, энтузиазм здесь и не ночевал, его и быть здесь не могло. Была лишь видимость волевых усилий, был пресловутый навал и ничего больше. Была недостаточная игровая квалификация, нерадивость. Мы же вместо того, чтобы сказать прямо в глаза всегда полезную правду, сами того не желая, грубо льстим кругом виноватым, упрекая их, видите ли, в недостатке «высокой степени воодушевления». Поэтому-то мне и кажется, что жонглирование термином «энтузиазм» без попыток разобраться в происхождении этого состояния, без учета его непременных слагаемых ровным счетом ничего не прибавляет к нашим знаниям в области психологии спорта. Нужно, очень нужно двигаться в глубь, в дебри этой проблемы, а не скользить по поверхности.

1970

 

«ЧИСТАЯ» И «ГРЯЗНАЯ»

«Игрок, который умышленно совершит одно из следующих девяти нарушений… должен быть наказан…»

Сухо и бесстрастно звучат параграфы правил, напоминая строем языка не то доказательство теоремы, не то преамбулу судебного приговора. Кажется, они предусматривают все, что может случиться на арене борьбы, и, читая их, проникаешься уважением к прозорливым людям их составлявшим. Великое благо, что есть такие правила.

И все же в ходе игры правила эти то и дело нарушаются. Судьи почти непрерывно, иногда на бегу, выносят свои короткие приговоры. Чем меньше таких вмешательств, тем выше оценка матча. Недаром слова «игра была красивой и корректной» отлились в формулу.

Команды, допускающие меньше нарушений, поощряются специальными призами. «Приз справедливой игры» разыгрывается и в нашем чемпионате страны. Но так уж повелось, что этот приз, как правило, достается не победителям и призерам, а командам, играющим скромную роль. Только однажды, в 1963 году, «Приз справедливой игры» достался чемпиону страны – московскому «Динамо». Даже возникла версия, что подобные награды не для команд, ставящих перед собой высокие цели, а для середнячков, для «вегетарианцев». Такое объяснение, пусть даже его поддерживает турнирная практика, мне не кажется заслуживающим полного доверия, потому что оно противоречит доказанной, бесспорной истине о корректности больших мастеров. Да и, кроме того, победители турниров не дотягиваются до этого приза не оттого, что систематически грубят и безобразничают, – в этом случае они не были бы первыми. Их подводят срывы и вспышки, расшалившиеся нервы – словом, эпизоды, которых могло бы и не быть.

Но задумаемся о другой стороне вопроса. Что же это такое – «чистая игра»? Простое соблюдение правил, техническая подробность? Признак элементарной выучки и дисциплинированности? Мера мастерства? Или мы обязаны взглянуть на «чистую игру» шире и уметь различить в ее антиподе -«грязной игре» серьезную опасность? И опасность только ли для самого футбола?

Спорт, в том числе и футбол, вошел в нашу жизнь под красивым, благородным знаменем. На нем мы могли прочесть девиз, что он служит объединению людей, их общей заинтересованности в том, чтобы молодые поколения были физически развитыми, воспитанными в духе честного соревнования. Организации, руководящие мировым спортивным движением, стремятся придать ему облик особой, самостоятельной державы, подчиняющейся собственным законам. И надо признать, что современный спорт способен на многое. Любые чемпионаты, международные встречи, число которых растет, интересуют нас не одними своими итогами, выраженными строчками цифр. Сам факт таких встреч оптимистичен. Согласитесь, радостно видеть флаги многих стран, содвинутые вместе и развевающиеся под одним ветром, ветром стадиона!

Но, разумеется, наивно надеяться, что спорт способен быть «экстерриториальным» и не выражать ничего другого, кроме самого себя. Каков мир, таков и спорт. Если какое-то государство погрязло в военных приготовлениях, если его раздирают социальные противоречия и экономические трудности, то это неминуемо дает себя знать в спорте. И наоборот, государство, где осуществляется социальный прогресс, обязательно имеет спортивные успехи. Тому пример заметные достижения спортсменов стран социализма, первые заявки спортсменов молодых свободных стран Африки и Азии. Эта обусловленность уже ни для кого не секрет.

Так что спорт в силу его популярности и убедительной наглядности становится явлением все более многозначительным и красноречивым. Он лежит на поверхности, его ни от кого не утаишь. А соревновательное начало таит в себе сильнейший эмоциональный заряд. Этот заряд, точь-в-точь как и атомная энергия, может быть использован и в мирных целях, и во вред людям.

Гондурас и Сальвадор пошли на военное столкновение, на разрыв отношений из-за… футбола. Припомним события июня 1969 года. В отборочных матчах чемпионата мира встретились сборные этих двух стран. Сначала футболисты Гондураса принимали на своем поле сборную Сальвадора и выиграли – 1:0. Затем Сальвадор в ответном матче взял реванш-3:0. На футбольных полях события развивались нормально. Но кому-то было угодно раздувать огонь вражды. После первого матча сальвадорцы обвинили гондурасских болельщиков в том, что те вели себя вызывающе, и в ответ группа болельщиков Сальвадора устроила демонстрацию возле отеля, где разместилась команда Гондураса, приехавшая с ответным визитом. Страсти накалились, и правительства государств вступили в открытый конфликт. В первый момент могло показаться, что вот до чего может довести увлечение футболом. Но истинная подоплека выглядела иначе: националистическая свистопляска понадобилась для отвода глаз народов от жизненных невзгод.

Ну, а что же сами футболисты? Сборные команды провели третий, решающий, матч на нейтральном поле, в Мехико. На этот матч снаряжены были отряды полиции. Ждали эксцессов. Однако игра прошла образцово корректно, и с поля игроки Сальвадора и Гондураса ушли в обнимку. Победил Сальвадор – 3:2. Местные обозреватели писали, что государственным деятелям этих стран неплохо было бы взять пример со своих команд…

Это только один факт, когда спорт послужил предлогом для недобросовестных политиканов, чтобы вызвать выгодные им беспорядки. Есть и другие. Большую опасность общественному спокойствию в Шотландии представляют матчи двух лучших клубов – «Селтика» и «Рейнд-жерса». Дело не в отношениях игроков, – они дружно уживаются, например, в составе сборной команды своей страны. А на трибунах бушуют нездоровые страсти. Один из матчей этих команд превратился в настоящую битву между болельщиками, полиция арестовала несколько сот человек, десятки раненых попали в больницы. И тут дают себя знать социальные и религиозные противоречия.

Частенько возникают беспорядки на трибунах стадионов в Англии. Зафиксированы случаи, когда толпы болельщиков по дороге со стадиона, рассерженные поражением «своей» команды, громили витрины магазинов, разбивали автомобили.

Исследованием футбольного психоза занялся главный психиатр Бирмингема доктор Харрингтон. К его работе долгое время было приковано внимание. Однако выводы оказались такого свойства, что английская печать быстро потеряла интерес к Харрингтону. В числе других причин коллективных буйств он назвал разочарование молодежи в своем будущем, ее социальную неустроенность, отсутствие серьезных прочных интересов. Он заявил, что духовная опустошенность приводит к тому, что молодые любители спорта, не имея ничего другого за душой, связывают с успехами любимой команды свой собственный успех и, когда команда проигрывает, впадают в отчаяние, теряют контроль над своими поступками.

Но значит ли это, что спорт не несет ровно никакой ответственности за то, чтo происходит вокруг арены?

Шотландская ассоциация футбола рассмотрела и одобрила предложения клуба «Рейнджерс», направленные на умиротворение страстей во время его встреч с «Селтиком». Среди пунктов этого плана был и такой: «Все игроки «Рейнджерса» дадут обязательство безукоризненно вести себя на поле, не допуская ничего, что могло бы спровоцировать зрителей».

Не знаю, как разрешится давний конфликт (пожелаем успеха мирному начинанию!), но убежден, что многое зависит от выполнения этого пункта.

Да, спорт (футбол в первую очередь) окружен легко возбудимыми трибунами. Хорошо, когда они откликаются на проявление спортивной красоты, мужества, дружеских чувств.

Но стадион умеет мгновенно переключиться и грозно гудит, видя грубое, развязное поведение спортсменов, вопиющую несправедливость арбитров.

Летом 1969 года у нас гостил именитый уругвайский клуб «Насьональ». В Тбилиси и Ленинграде гости выступили удачно, понравились зрителям. Но в Москве во встрече со «Спартаком» уругвайцы беспросветно проигрывали. Они не были к этому готовы и дали выход досаде в откровенной грубости, в препирательствах с судьей, в вызывающей жестикуляции. Словом, они делали все, что портит игру и настроение зрителям. С грехом пополам матч был доведен до конца. Тренер «Насьоналя» многоопытный Зезе Морейра поспешил дать интервью московским журналистам и заявил, что не узнавал свою команду и сожалеет о случившемся.

Это происшествие лишний раз показало, что даже большое мастерство (а оно есть у уругвайцев) легко может быть перечеркнуто, сведено на нет, скомпрометировано неумением держать себя.

Аргентина славится футбольными беспорядками. Там полиция стала привлекать к ответственности уже не буйных болельщиков, а тех футболистов, которые, по ее мнению, провоцируют взрывы страстей. Не буду комментировать действия тамошних полицейских, не мое это дело. Я упомянул об этом по другой причине.

Когда зимой 1965 года вместе с нашей сборной командой я приехал в Буэнос-Айрес, меня приятно удивила теплота встречи наших футболистов местными болельщиками, людьми темпераментными, я бы даже сказал, гордыми и заносчивыми, придерживающимися самого высокого мнения о своем футболе.

А история этого доброго отношения такова. За четыре года до этого в Буэнос-Айресе играла наша сборная. Тогда местная печать обещала зрителям, что советская команда будет разбита с крупным счетом, и зрители пришли на стадион «Ривер-Плейт» в ожидании приятного, лестного для них зрелища. Однако наши победили – 2: 1. Мало того, они сыграли не просто сильно и удачно, а еще и красиво. До сих пор участники того матча – Нетто, Воронин, Месхи, Понедельник, Яшин и другие -с удовольствием его вспоминают. И сердца аргентинцев были завоеваны: они не устояли перед зрелищем образцовой игры.

Люди всегда добры к истинному, высокому мастерству. Оно способно растопить лед любого предубеждения. В этом и состоит пафос спорта, его власть над людьми.

И, быть может, потому искажения смысла спорта, как соревнования в мастерстве, соревнования сильных и честных характеров, воспринимаются людьми особенно остро и непримиримо. Аудитория ведь и без того напряжена и настроена созвучно происходящим перед ее глазами событиям. Представьте, что в театре кто-то прерывает грубой репликой трагический монолог или в цирке кто-то толкает жонглера и тот роняет свои тарелки! Ясно, что зал, только что замерший во внимании, возмущенно взорвется.

Нет, нет, спортивное зрелище ничего не должно потерять в истинности и непосредственности, в этом его прелесть, его притягательная сила. Мне всегда странно слышать упреки футболистам за то, что они прыгают и обнимаются после того, как забит гол. Глупо требовать и деланной улыбки от проигравшего. Пусть он мрачен, пусть он схватится за голову, даже упадет в отчаянии на землю – это естественно, эго правдиво, и мы всё понимаем. Радость, огорчение, острое переживание – все это зрители охотно разделят со спортсменами.

Но те проявления, которые шокируют людей в жизни, оскорбляют их и в спорте. Откровенный удар соперника рукой или ногой, угрожающие жесты, яростные наскоки на судей – мало того, что это делается вопреки правилам, это еще и по-человечески выглядит жалко, а порой и гнусно. Нельзя не задуматься о влиянии, которое оказывают такие сцены. В одном доме просто выключат телевизор, в другом у хозяина испортится настроение, в третьем подросток, впившийся в экран, будет твердить, сжимая кулаки: «Так его, дай еще раз…» Телевизионная аудитория (а она становится главной) безмолвна. Но для того, чтобы оценить общественную опасность эпизодов такого сорта, не требуется социологического анализа.

Ответственность спорта увеличивается многократно. В конце концов, это же нелепо, чтобы планета (в таком выражении не такое уж большое преувеличение) имела сомнительное удовольствие наблюдать потасовку двух распоясавшихся молодцов и еще обсуждала бы это происшествие, не достойное даже трех газетных строчек в разделе мелких происшествий…

Воспитание спортсменов так же обязательно и актуально, как тренировка. И так же обязательны строгость и беспощадность арбитров. Футбол никогда не страдал от судейской принципиальности, а от судейской слепоты и мягкотелости несет потери. Потери в красоте, в привлекательности, в популярности, в добром своем влиянии на публику, которое предназначено футболу его сутью.

Так что «чистая и «грязная» игра – понятия отнюдь не технические, смысл их выходит далеко за параграфы правил.

1969

 

ИГРА ДО ИГРЫ

Команды предстают перед аудиторией на полтора часа раз в пять-шесть дней. Об этом их «явлении народу» сообщают афиши, газеты, радио. Полтора часа с них не сводят глаз чуткие, взволнованные трибуны. Частенько событие воспроизводится и на домашних экранах. На следующий день в газетах появляются сообщения о матче. Все это и принято считать футбольной жизнью. Так она и идет от афиши к афише, от матча к матчу. С точки зрения болельщика, всего этого вполне достаточно.

Конечно, известное дело, футболисты тренируются. Что это значит – это уж их дело, как говорится, секреты ремесла. Пишут ведь то и дело, что футболист, как пианист или скрипач, должен без устали упражняться…

Да, так мы обычно и пишем о тренировке, о времени между матчами: несколько общих фраз о пользе трудолюбия и, как украшение, лестное для футболистов сравнение их с музыкантами, правда от частого употребления уже приевшееся.

А между тем сколько раз приходилось мне в разговорах со знаменитыми мастерами слышать произнесенное со вздохом: «Эх, знали бы зрители, чего нам стоит подготовка к каждому матчу!…» К сожалению, и сами мастера, готовые о матче рассказывать со множеством живописных подробностей, сбиваются на неопределенный тон, едва речь зайдет о днях ему предшествовавших, видимо считая это чересчур скучной материей. Они не видят, как ее оживить.

И верно, как это сделать? Прямо скажу – непросто. Но надо пытаться. Хотя бы потому, что сейчас, в пору тактической изощренности, в пору, как выражаются специалисты, энергетического и интенсифицированного футбола, в пору пристального внимания к моральным и психологическим аспектам игры, меняется и усложняется в первую очередь все то, что предшествует матчу, его невидимая сторона. Ну, а не зная этого, можно прозевать, не оценить по достоинству и то, что предлагается общему вниманию в течение полутора часов в кольце трибун.

Учебники, как известно, настаивают, что футбол включает четыре готовности: физическую, техническую, тактическую и морально-волевую. Можно было бы и нам принять эту схему как основу для разговора. Но тогда мы с вами рисковали бы углубиться в такие дебри, куда без проводника-специалиста опасно да и нет смысла вторгаться. Поэтому я отважусь лишь на не очень уж «научный» обзор, который бы позволил коснуться некоторых вещей, пусть и не влезающих в популярную схему, но, на мой взгляд, существенных.

Любитель музыки много бы отдал, чтобы, затаившись в углу, провести час-другой в рабочем кабинете Рихтера или Ойстраха, а любитель балета – в репетиционном зале Плисецкой. Но работа артистов, писателей, конструкторов, ученых обычно ведется как бы в тайне, она не терпит досужих взглядов, чужого присутствия. Я далек от желания проводить какие-либо параллели. Но все же, согласитесь, существуют методические принципы, которые объединяют человеческие занятия, как бы они ни отличались по смыслу и значению.

Работа футболистов называется тренировкой, с таким же успехом ее можно именовать и репетицией. С одним существенным отличием – тренировки доступны для зрителей. Правда, в последние годы и тренеры стали заботиться об уединении, спортивные базы сооружаются теперь подальше от города. Тренеры объясняют это тем, что случайно собравшаяся аудитория начинает вести себя как на стадионе, высмеивает промахи, то аплодирует, то свистит, и футболисты не чувствуют себя свободными. И все же при желании тренировку увидеть можно.

Не раз и не два видел я в игре Григория Федотова, и всегда его дивное искусство пробирало до мурашек по коже. Но вот однажды, на стадионе в Сухуми, весной, понаблюдал я за его тренировкой и тут-то и понял до конца федотовское величие. Он бил по воротам, в которых стоял сильный вратарь. Бил так, будто ворота никто не защищал. Он знал все точки, где мяч нельзя взять, и попадал в них раз за разом, не прилагая чрезмерных усилий. Была в его движениях даже какая-то ленца, расслабленность, но всякий раз она оказывалась обманчивой, коварной, потому что в последний миг удара Федотов был и резок и убийственно точен. Удары разные, то открыто нацеленные в нижний угол, то резаные, обманывавшие вратаря. Он не позволил себе ни единой небрежности, считая, вероятно, своей обязанностью всякий раз попадать, поскольку условия льготные, не то что в игре. Сейчас, когда прошло много лет, чаще всего я вспоминаю Григория Федотова на сухумском стадионе.

, В числе немногих форвардов, забивших в играх чемпионата более ста голов, – тбилисец Заур Калоев. Не знаю уж сколько, но немало он забил головой с высоких фланговых передач. Рослый, поджарый, легко прыгающий, он как будто создан был для этой роли, и казалось, что голы эти доставались ему легко. Однажды я видел его тренировку в Тарасовке. То справа, то слева двое партнеров навешивали мяч на штрафную, в которой находились вратарь и защитник, а Калоев набегал, прыгал и головой сбрасывал мяч в разные углы ворот. Взмокший, осунувшийся, он не щадил себя, был возбужден, в его глазах горел азарт, он шел и шел навстречу мячу. Была ли это тренировка в том смысле, что повторялся, оттачивался коронный прием? Наверное. Но Калоев в эти минуты боролся, играл, радовался удаче и огорчался промаху. Зрелище было не просто любопытное, но и захватывающее.

Не правда ли, радует глаз то мгновение, когда команды выбегают на поле для разминки, катя перед собой мячи? С годами на эту церемонию я стал смотреть, быть может, с меньшим волнением, но с большим вниманием. Я верю в то, что футболист, хорошо подготовившийся к матчу, как говорят, находящийся в форме, испытывает радостное нетерпение, рвется играть, и это проявляется уже в том, как он выбегает на поле, в его шагах, в «выражении» его тела. А у других, в ком еще держится не-выветрившаяся усталость, кто не уверен в себе, мы видим какую-то подневольность во время этого выхода.

Хорошая форма игрока регламентирована методическими условиями. Они известны тренерам, и они стараются эти условия создавать и соблюдать. Мне же хочется заметить, что хорошая форма, кроме всего прочего, а может быть и в первую голову, выражает сознательность футболиста.

Занятия и режим, планируемые и осуществляемые тренером, имеют в виду обязательный, необходимый, но все же минимум готовности игроков и команды в целом. Футболист, выполняющий программу, может, конечно, считать себя подготовленным. Но если он хочет выразить себя на поле как личность, как индивидуальность, он должен что-то добавлять. Должен знать, что ему нужно. Речь идет не о так называемых пробелах, а о развитии сильных сторон дарования, которые и создают неповторимый облик игрока.

Тренировочный труд повторяет игру. И то, в чем силен игрок либо команда в целом, – все это подготовлено, разработано до игры. Хорошая форма – это предвкушение игры, удовольствие от того, что на тренировке удар «шел», пас удавался и сил в запасе на три тайма. В любом деле можно проявлять себя по-разному. Я доверяю тому мастеру, который здорово «играет» на тренировке. Помню, как Сергей Сальников в одиночку, когда все уходили с поля, играл с мячом у деревянной стенки, и мяч был для него живым, он был с ним заодно, они вместе придумывали и затевали разные хитрые фокусы. И все это у него потом мелькало в игре. Калоев, о котором я уже вспоминал, однажды, уже после того как он перестал выступать, на мой вопрос, как он пережил разлуку с футболом, ответил, горько улыбнувшись: «Знаете, мне каждую ночь снится, что я играю». Недаром же он так тренировался и недаром забил больше ста голов!

Словом, игра должна сниться. Это называют сейчас фанатизмом. Мне это слово не нравится: подразумевая страстную преданность, оно содержит оттенок слепоты, ограниченности. Впрочем, дело не в термине. Суть в том, что за каждым футбольным свершением, за всем, что нас восхищает, скрываются годы тренировочного труда. И не какого-нибудь скучного, невыразительного, «черного», а обязательно одухотворенного и столь же тонкого и искусного, как и лучшие приемы, украшающие игру.

Не помню, чтобы когда-либо без уважительных причин были не в форме ну, скажем, Турянчик, Хусаинов, Крутиков, Яшин, Шестернев, Метревели, Шустиков… И это красноречивее любого очерка рассказывает о них как о спортсменах, как о людях.

Игра – это еще и образ жизни. Футбол прошлых лет наряду с прекрасными образцами оставил и весьма сомнительное наследство. В то время, когда играли меньше, когда международные встречи были редкостью, не только меньше и легче тренировались, но и вольготнее себя вели. Представления о том, что футболисту нужна «разрядка» после матча, после тренировочного сбора и никакие нарушения и излишества не способны выбить его из колеи, оказались живучими. А времена переменились, иной стал футбол, иное расписание матчей, иная трата сил и иные сроки для восстановления этих сил. Один тренер мне рассказывал: «Завтра матч, а игрок вернулся в гостиницу в два часа ночи, навеселе. Я не должен был бы его ставить, но людей в обрез, да и он стал умолять, клясться, что сыграет как следует. И, верно, сыграл, даже гол забил. Но ведь ему 20 лет, он же еще глупый. А что с ним станет лет через пять, если не поймет, не остановится?»

Как-то раз одного футболиста, заказавшего в буфете стопку коньяка, я спросил, согласуется ли это с его подготовкой к ответственному матчу. «Вполне. Я изучил опыт по этой части Суареса, Пушкаша и Ди Стефано. Главное – знать себя. Что нельзя одному, можно другому», – услышал я в ответ. В ту пору этот игрок был в расцвете сил, а спустя два года он уже не появлялся на поле.

Образ жизни выходит сейчас на первый план, становится два ли не наиболее влиятельным условием хорошей игры. Складывается новый тип спортсмена, соответствующий облику современного футбола, когда каждый матч надо вести изо всех сил, когда растет ответственность игрока и перед командой и перед зрителями, когда общественный резонанс на футбольные события многократно усилился. Речь идет не об аскетическом подвижничестве, а в первую очередь о спортивной грамотности игроков, об их отношении к принятым на себя обязанностям. Ну и, разумеется, о дисциплине.

Все это далеко не просто. Пережитки подобны репейнику. Воевать еще придется. Но время заявило, что в этом вопросе третьего не дано – «или-или».

Одним словом, игра до игры – это каждый день, каждый час, прожитый футболистом по спортивным законам.

Синонимом «команды» стал «коллектив». Оставим в стороне привычное понятие «коллективная игра», оно выражает тактическое достоинство. Команда – это еще и человеческий коллектив.

Футбол всегда являет собой чудо: одиннадцать людей, одетых одинаково, действуют как один человек. И это не хор, не танцевальная труппа, где все предопределено, поставлено заранее. Игра развивается причудливо и неожиданно, ничто не известно заранее, а тем не менее любая ситуация немедленно вызывает необходимый коллективный ответ. Так называемых стандартных положений не так уж много. Игру нельзя отрепетировать, предвидеть. Недаром тренировки заканчиваются двусторонней игрой, маленьким товарищеским, учебным матчем. Он для развития игровых навыков. Что-то повторяется в матчах, но все же каждый раз приходится решать новые задачи. И обязательно вместе, синхронно с партнерами.

Все это так, и в лучших играх царят удивительное единодушие и безошибочная согласованность.

Но приглядимся повнимательнее к рядовому матчу, особенно к той команде, у которой сегодня не идет игра. И вот мы замечаем, что один из нападающих занял пассивную позицию и стоит этаким живым укором для партнеров, которые ему не дают мяч. Два хавбека не столько играют, сколько переругиваются. Другой нападающий, пас которому оказался неточным, резко тормозит и разводит руками, показывая – вот в каких условиях ему, бедному, приходится играть! Вратарь без конца кричит на центрального защитника, и тот, расстроенный и понурый, совершает ошибку за ошибкой. Перед нами уже нет футбольного коллектива, есть разобщенные, капризные, своенравные люди, по какой-то случайности одетые в рубашки одного цвета.

В этих разных обликах команд нет противоречия. Мы видим, как надо и как не надо, а между этими полюсами уйма сложных вопросов, также входящих в игру до игры.

В команду подбирают людей прежде всего по игровым признакам. Но вскоре выясняется, что люди они разные. Не только по возрасту (35 и 17, отцы и дети!), по образованию, семейному положению, интересам, характерам, но и по пониманию футбола, по игровым вкусам, по оценке своей собственной роли в команде. И ведь надо добиться, чтобы в команде не чувствовалось ни единого шва, а все противоречия, порой и конфликты и антипатии, были забыты перед лицом общих задач. Как крайняя мера – отказ от некоторых людей по принципу несовместимости. Чаще – повседневное воспитание в духе футбольного братства, в духе клубных традиций. Игровое единство всегда дает понять, что в команде счастливо найден верный тон, которому игроки готовы охотно следовать.

Теперь представим, что впереди матч с конкретной командой. Чем заполнены оставшиеся дни?

Прежде всего – разведка, сбор сведений. С этой целью, если команда не может присутствовать на последнем матче соперников, на него выезжает один из тренеров. Казалось бы, в рамках чемпионата все клубы знают друг друга наизусть. Нет, когда дело доходит до встречи, общие соображения не устраивают. Тут входят во все детали. Составы варьируются, надо точно знать, к чему повело введение хотя бы одного нового игрока. Нужно знать, кто сегодня в какой форме, подметить слабинку, на которой можно сыграть, предусмотреть опасность.

Тренеры – всевидящие и памятливые люди. Они редко пользуются блокнотами; сидя на матче, запоминают весь матч, как гроссмейстеры шахматную партию. И, быть может, именно эти знания, скопленные годами, наблюдения, проверенные и отвергнутые практикой, память, хранящая сотни вариантов, и делают тренера авторитетным вожаком, слава к нему приходит где-то к пятидесяти.

Для меня, журналиста, на всю жизнь остались памятными уроки Михаила Якушина. Не его стратегия и концепции, а разбор частных обстоятельств, ожидающих каждого игрока в матче. Его память – это картотека, каждая реплика – точная справка. Он напутствует своих игроков примерно так: «Имей в виду, против тебя защитник, у которого с левой ногой нелады, значит, почаще играй вправо, он ошибется». Или так: «На тебя пойдет форвард, он трусоват, ноги подбирает. Сразу так себя поставь, чтобы он тебя побаивался».

Такой анализ ведут все тренеры, но Якушин, будучи от природы человеком наблюдательным, с хитринкой, сам когда-то в роли правого инсайда умевший петлять и мгновенно наказывать соперника за промах, в таком анализе особенно своеобычен. К очевидным достоинствам своих игроков он умеет добавить вот такие на первый взгляд неразличимые тонкости и глядишь – его команда побеждает либо не проигрывает, вопреки, казалось бы, предопределенному соотношению сил. Я полагаю, что способность к тонкому, реальному анализу, к подсказке и сделала его одним из удачливых, заслуженных клубных тренеров.

Перед матчем тренеры обычно подолгу беседуют с каждым игроком в отдельности, собирают их по звеньям и уж напоследок всех вместе, чтобы составить чистовик плана игры. Само собой разумеется, что и каждый игрок самостоятельно, «в уме», готовится к встрече с определенным противником, имеющим фамилию и свои особенности.

Это та сторона подготовительной работы, которая учитывает соперника. Существует и другая -сыграть так, чтобы не подлаживаться, а заставить считаться с собой. Иными словами – взягь в руки инициативу, поставить соперника перед необходимостью потерять время на разгадку какого-либо заранее заготовленного тактического варианта. С этой целью можно в последнюю минуту ввести игрока, который не был в составе в прошлый раз, можно изменить функции игрока – «сегодня ты не оттягивайся назад, а, наоборот, выйди вперед», можно, зная, что соперник любит начинать с атаки, ответить тем же, сбив ему привычный дебют.

Все эти приготовления окружены тайной, они что-то вроде заговора. Но тренер знает, что в чужом стане происходит то же самое. А что? Можно только догадываться, ломать голову. Да и собственный план, кажущийся таким убедительным, вдруг вызывает сомнения: «Поняли игроки? Справятся ли?»

Как-то раз был я в заграничной поездке вместе с командой, которой руководил Борис Андреевич Аркадьев. В день матча, когда с приготовлениями было покончено, мы с ним вдвоем отправились в местную картинную галерею. Он любитель живописи, и бродить по музею с ним было одно удовольствие. Но вот, не отрывая взгляда от картины, Аркадьев вдруг страдальчески произнес:

«Все вроде бы ничего, но ужас как боюсь за левого защитника…»

Тренеры неспроста охотно слушают любую информацию о будущем сопернике, от кого бы она ни исходила. Конечно, взять настоящего «языка» они не могут, но даже если попадется очевидец отнюдь не знаток, они все равно навострят уши, видимо помня, что «устами младенца глаголет истина». Мне самому не раз приходилось отвечать на расспросы тренеров. Сначала я конфузился, чувствуя, что не способен точно изложить все профессиональные подробности. Потом, поняв, что они пользуются особым ситом, процеживая услышанное, говорил все подряд. Более внимательных слушателей я не встречал.

Как-то зимой в Италии побывали сначала «Спартак», потом «Динамо». Никиту Павловича Симоняна, зашедшего в редакцию, я спросил, видел ли он динамовцев. «Нет, мы разминулись, но я Бескову оставил письмо о клубах, с которыми мы играли»,- заметил Симонян. Это было приятно услышать: ведь вообще-то тренеры – представители едва ли не самой разобщенной и замкнутой профессии в мире. Они пишут статьи, выступают с докладами на конференциях по обмену опытом, но никто всерьез не может предположить, что они выкладывают все, что знают. У каждого есть свой сейф с ключом, изготовленным в одном экземпляре. И хотя жаль, что они вечно не договаривают, но какие же могут быть претензии, такова их работа!

Мне приходилось не раз слышать от многих тренеров, что легче всего готовиться к матчам с киевским «Динамо». И этому легко поверить. Просто все футболисты наперед знают, что их ждет труднейшая борьба, и без напоминаний сосредоточиваются. С другой стороны, давно стала мучительной проблема подготовки ведущей команды к матчу с так называемым аутсайдером. Вся теоретическая и тренировочная тщательность может пойти прахом, натолкнувшись на айсберг равнодушия и беспечности. И когда мы в ранг закона производим ту особенность, что практически любая команда способна оказать сопротивление другой, то в этом в значительной мере отражены психологические нюансы.

Тренеры вечно озабочены изобретением сильно действующих средств, инъекция которых может уберечь команду от опасных заблуждений и обольщений. В ход идет игра на самолюбии («слышали, они пообещали нас «сделать» на пять мячей»), на обещаниях («выиграем, закрепимся в таблице – тогда по домам, а иначе придется снова на сбор»).

Примечателен опыт тренера Виктора Александровича Маслова. Его команда много лет была на удивление серьезна, не позволяла себе никаких фокусов, не давала пищи для сенсаций. Она была не только прекрасно тренирована, тактически вооружена, составлена без слабых мест, но и проявляла несгибаемый, беспроигрышный характер и в любом матче была верна себе.

Можно было бы говорить и о том, что игра до игры включает в себя подгонку бутс, кинофильм или ленту магнитофона для отвлечения от раздумий, изучение метеопрогноза на день матча, выбор меню, чтение прессы, массаж. Всего не перечислишь.

…Раздевалка. Последние минуты. Одни раздевается не спеша, с отсутствующими лицами, другие торопятся и нетерпеливо разминаются, машут руками, приседают, кто-то уже легонько пинает мяч. На шипах все становятся выше, прямее. Остро пахнет натиркой, массажист кому-то лежащему на столе разогревает мышцы. Тренер стоит в стороне, поглядывает, потом что-то вспоминает и, наклонившись к сидящему в кресле игроку, шепчет, а тот послушно кивает. Видимо, это не первое напоминание. Еще утром он, скорее всего, в душе посмеялся бы над «стариком», долбящим, как дятел. А сейчас он его понимает и даже благодарен за внимание.

В дверях какое-то движение, кто-то врывается, кричит. Это значит, что пришло время.

– Пора! – командует тренер. Дробный перестук шипов по полу. По коридору еще идут толпой, а когда увидят впереди просвет выхода на стадион, начнут перестраиваться, чтобы выйти привычной цепочкой.

Дальше уже сама игра.

Наблюдатель, живущий от афиши к афиши, нередко склонен преуменьшать сложности футбола. «Подумаешь, игра в мячик!» И хотя в последнее время мы узнали о футболе гораздо больше, все же раздел «Игра до игры» остается чем-то вроде алтаря, куда вход воспрещен. А именно там, в этом разделе, скрыта расшифровка и успеха призеров и неудач аутсайдеров, всех сенсаций. Там создается облик игры.

1969

 

ДЕЛА ИНОСТРАННЫЕ

…Однажды я был в Киеве на матче местных динамовцев с «Торпедо». В Москву ехал вместе с киевскими футболистами, в одном вагоне. Как раз в тот день стали известны результаты жеребьевки в розыгрыше Кубка европейских чемпионов. Киевлянам достался сам чемпион чемпионов – шотландский «Селтик». Что и говорить, легко было обидеться на немилостивую судьбу. В вагон я садился дав себе зарок не говорить об этом с футболистами.

В первое же мгновение меня удивило беспечное настроение соседей. Они собрались кучкой в коридоре. Помню, там стояли Турячник, Сабо, Щегольков, подталкивали друг друга локтями, улыбались, и то и дело слышалось: «Вот не повезло!» Что это, пир во время чумы? И вдруг восклицание:

– Бедный «Селтик», надо же так нарваться! – Все снова рассмеялись.

Признаться, мне этот смех показался неестественным, нервным.

Потом, наблюдая первый матч в Глазго на экране телевизора и сидя на трибуне киевского стадиона во время ответной встречи, я все время вспоминал о странной реакции динамовцев на известие о жребии.

Обе встречи с «Селтиком» были в свое время разобраны по косточкам. Не вдаваясь ни в глубины, ни в частности, отметим сейчас лишь то, что киевляне выглядели в этих матчах- уверенными в себе, несмотря на всю изнуряющую трудность борьбы с необычайно сильным противником. И теперь я уже уверен, что их шутки в вагоне не были игрой расшалившихся нервов. Они на самом деле не боялись «Селтика», видимо отдавая себе полный отчет в том, насколько они стали сильнее за два года, минувших после их неудачного первого столкновения с теми же шотландцами в Кубке кубков. Да и знали они своего противника, легко представляли, что их ждет, и, наконец, были азартно взволнованы представившейся возможностью взять реванш. Так что вполне вероятно, что «Селтику» действительно «не повезло», что он «нарвался».

Мне этот эпизод представляется многозначительным. Он имеет прямое отношение к тому, что мы понимаем под высшим, широким футбольным образованием. Оно, это образование, в наше время недостижимо без досконального знания главных противников.

Долго было памятно неожиданное разочарование, испытанное в день поражения нашей сборной в товарищеском матче от команды Голландии осенью 1967 года (1:3). Было обидно тогда, что у нас отнеслись к этому матчу беспечно, рискнув выставить далеко не лучший состав. Но, вероятно, самым большим откровением для телезрителей было то, что голландская команда (а это была наша первая встреча с ней), не числящаяся среди фаворитов, предстала в облике сильного, умело и остро атакующего, хорошо организованного, техничного ансамбля.

Знания не могут быть приобретены раз и навсегда. На международном театре футбольных действий конъюнктура меняется непрерывно. Скажем, в тень ушел мадридский «Реал», потом миланский «Интернационале», а ведь эти богатые клубы прямо-таки царствовали на континенте! Остались за бортом чемпионата Европы 1968 года, не попав в число восьми, сборные ФРГ и Португалии, полтора года до того призеры чемпионата мира. Не попали в число шестнадцати финалистов IX чемпионата мира команды Испании, Аргентины, Югославии, Португалии, Венгрии. Я называю только наиболее явные превращения. На самом деле их гораздо больше.

Вспоминаю победу «Гурника» на киевском стадионе в матче Кубка чемпионов. Нет, не результат матча, не итоговые цифры обратили на себя внимание, а общее впечатление от вполне современного построения игры польской команды, от ее готовности бороться до конца, о г молодых талантливых игроков, ведущих себя на поле с уверенностью.

Да и вообще в футболе такое множество противников, каждый из которых затаил угрозу, что только оглядывайся и поворачивайся! Без всякого преувеличения можно сказать, что силы в футболе равны и не существует вечных фаворитов. Даже сборная Бразилии, восемь лет казавшаяся идеальной и непревзойденной, была повержена, и ей пришлось готовиться к новому восхождению. Ее состав мы знали раньше наизусть, как детский стишок, а потом -две-три знакомые фамилии…

В чем же состоит высшее футбольное образование? Разумеется, основы закладываются во внутреннем чемпионате, в научно обоснованной системе тренировок, в методических и психологических исследованиях, в изучении опыта зарубежных специалистов, в программе обучения тренеров. Да всего и не перечислишь. Но футбол прежде всего состязание, и все достижения домашнего производства проходят проверку в матчах с сильными зарубежными командами. Без этой проверки нет возможности и права судить о завершенности образования.

Могут сказать, что наши дела в этом смысле совсем недурны, ведь не за красивые глаза солидный еженедельник «Франс Футбол» выдал нашей сборной своеобразный диплом с отличием, присудив ей первое место в Европе по сумме результатов за последнее десятилетие. Диплом приятен, спору нет.

Но будем откровенны: почетное место в классификации и международный авторитет принадлежат нашей сборной, и только ей, а клубные команды широкого признания не имеют.

Создалось своеобразное положение. Одна из аксиом гласит: «Сильные клубы – сильная сборная». Наперекор этой истине, видимо решив, что наши клубы не способны стать опорой сборной команды, Федерация несколько лет назад предприняла меры чрезвычайные и поставила сборную в исключительные условия. Для нее был создан отдельный календарь игр, свой тренировочный режим, ее тренерам позволили изымать любых игроков из клубов на любое время. Эта мера вызвала массу недоумений, многие знатоки ставили под сомнение ее разумность. Как правило, возражения аргументировались ссылкой на опыт ведущих футбольных держав, где, как известно, клубы не любят одалживать своих игроков и тренеры национальных команд обычно имеют ограниченное время для подготовки. И уж совсем невозможно в условиях западного профессионального футбола, чтобы игрок, даже ради сборной страны, пропустил календарный матч своего клуба. У нас на это пошли, что называется, рискнули. И, пожалуй, справедливо будет сказать, что наша сборная в какой-то мере оправдала и внимание к ней проявленное и жертвы, принесенные клубами. Четвертое место, впервые завоеванное ею на чемпионате мира 1966 года,- это ведь было.

Однако вернемся к условию, от которого отталкивались, пускаясь на тот эксперимент. Оно состоит в том, что наши команды высшей лиги не в состоянии быть опорой сборной, поставлять ей в любое время игроков, безукоризненно подготовленных.

Во время одной встречи с любителями футбола я получил записку: «Назовите наши клубы европейского и мирового класса». Это был трудный вопрос, и я почувствовал, что даже если и назову какие-либо команды, то доказать свой выбор не сумею. В самом деле, где эти доказательства? Одни только предположительные рассуждения, на глазок…

Между тем если обратиться к статистике международных встреч наших команд хотя бы за четыре года, с 1965-го по 1968-й, то цифры выглядят внушительно. Проведено без малого 1000 матчей с командами 79 стран. Однако перед нами, что называется, валовые итоги, которые далеко не все сообщают. Здесь собраны воедино многочисленные встречи с командами развивающихся стран Азии и Африки, здесь легкие товарищеские встречи с несильными противниками, которые вернее всего назвать футбольным туризмом. Само собой, помощь странам, где футбол начинает свою историю, дело благородное и необходимое, против него возражать не приходится. Но среди этой тысячи мы с трудом отыщем встречи с клубами действительно сильными, у которых, в свою очередь, наши команды могли бы кое-что занять.

Достаточно давно проводятся в Европе турниры, ставшие необыкновенно популярными, – Кубок чемпионов и Кубок кубков. У нас на удивление долго обсуждался вопрос о вступлении в эти турниры, причем, если вспомнить, пресса была единодушно «за». Обсуждение шло, шло и уходило время. Наконец с опозданием наши команды включились в эти турниры, в шестой по счету розыгрыш Кубка кубков и в двенадцатый – Кубка чемпионов. К 1970 году киевские динамовцы провели в них 14 встреч, торпедовцы- 11 и спартаковцы – 4. Эти 29 матчей и составляют весь опыт официальных встреч нашего клубного футбола. Он легко мог быть в несколько раз больше, если бы не удивительная нерешительность, организационная вялость.

Но, странное дело, хотя ошибочность того промедления очевидна, она повторяется! Наши клубы до сих пор не играют в Кубке ярмарок, хотя это турнир также очень сильного состава и уже был проведен 11 раз. Опять теряется время, которое так дорого при нынешнем стремительном беге футбола.

Даже если следить за событиями только по телеграфной хронике, и то бросается в глаза, как много всюду затевают всевозможных международных турниров. В разных странах, в разное время года. И каких турниров! Команды как на подбор, и европейские, и южноамериканские. В начале 1969 года наш представитель-московское «Динамо» наконец-то появился на таком турнире в Чили. Динамовцы встретились с клубами Бразилии, Чили, Аргентины, Югославии и, не проиграв ни одной встречи, заняли второе место. Правда, в то же время в аналогичном турнире в Уругвае московское «Торпедо» провалилось. Но этот итог не компрометирует идею участия, он лишь предостерегает, что выбор команд надо вести строго, оценивая их сегодняшнее состояние.

Наверное, давно бы уже полагалось проводить и на наших стадионах какой-либо традиционный турнир, на который бы съезжались первоклассные команды разных стран. Может быть, стоило бы учредить приз, скажем, Льва Яшина, и чтобы он, вратарь, которого знает весь мир, всякий раз этот приз вручал.

Однажды в «Огоньке» я писал о том, что хорошо бы организовать матч, предположим, десяти ведущих клубов Англии и СССР. В один и тот же день пять матчей проводились бы на стадионах Англии и пять на наших, в разных городах. Я и сейчас убежден, что за такой встречей следил бы весь футбольный мир, а команды готовились бы к ней как к празднику. Единственное возражение, услышанное мной, заключалось в том, что мы эту встречу в общем зачете можем проиграть. Согласен, что это не исключено. Но во второй или в третий раз можно и выиграть. Можно бы сделать такое предложение и венграм И кто знает, не войдут ли такие однодневные турниры в общий обиход!…

Да мало ли что еще можно придумать! Дело, в конце концов, не в форме. Просто жизненно необходимо, чтобы наши клубы имели частые и регулярные встречи, значительные, интересные, которые бы запоминались. А футбольный туризм, встречи со случайными противниками, ни к чему особенно не обязывающие, обычно только настраивают игроков на благодушный лад, создают картину обманчивого благополучия.

Мне думается, что многие наши команды высшей лиги созрели для того, чтобы включиться в самую серьезную борьбу. И это нужно, если мы хотим их видеть клубами не только всесоюзного, но и международного значения. Я уж не говорю о том, как украсит нашу футбольную жизнь такое широкое вторжение команд во всевозможные турниры высокого ранга.

Нет сомнений, что в этом случае тренеры нашей сборной смогут получать в свое распоряжение опытных, надежных игроков, о чем сейчас они только мечтают.

Эксперимент обособления сборной был признан неудачным. С 1969 года игроки сборной вновь собираются вместе лишь перед матчами. И сразу же как стало трудно! Тренеры сборной обнаружили, что 17 клубов не могут предложить им достаточного выбора игроков. Я понимаю, что в этом сказались многие недостатки нашего футбольного дела. Но в том числе и необстрелянность в трудных международных турнирах.

Мы должны быть признательны всем игрокам, входившим в сборную, за то, что, вступив на тропу борьбы в 1952 году, они сделали советский футбол авторитетным, а свою команду ввели в узкий круг сильнейших в мире, добились того, что отныне на нее все соперники поглядывают с опаской. Мне даже кажется, что это достижение одно из наиболее значительных в истории советского спорта. Ведь на футбольном фронте мы противостоим всем без исключения отборным силам, для оснащения которых на Западе не скупятся. Конечно, это достижение подготавливалось всем развитием советского футбола. Но тяжесть неимоверно сложной борьбы вынесла на своих плечах все-таки наша сборная, начиная от той, где капитаном был Всеволод Бобров, и кончая сегодняшней, которую выводит на поле Альберт Шестернев. Тяжесть эту изведали и тренеры Аркадьев, Качалин, Бесков, Морозов, Якушин. За эти годы наша сборная, естественно, выглядела по-разному и играла по-разному, и нравилась нам то больше, то меньше. Но считаться с собой она заставила.

Но только ли об этом мы мечтаем? Думаю, не ошибусь, если скажу, что каждый наш болельщик в мыслях ушел гораздо дальше. Он страстно хочет, чтобы сборная СССР, наши алые футболки, играла не просто прочно, надежно, солидно, а чтобы она была в силах любому противнику продиктовать свою волю, чтобы она явила миру свой оригинальный стиль, выносила и защищала собственные воззрения. Одним словом, чтобы она всегда и везде вела только ей присущую игру, обязательно активную, обязательно наступательную.

Наша сборная в последнее время большей частью выглядела практичной, умеющей приспособиться к противнику, способной выиграть любой матч. Но мы все-таки не ощущаем пока ее настолько своеобразной, чтобы радостно и гордо воскликнуть: «Смотрите, как играют наши, это же одно удовольствие!»

Я слышал от некоторых специалистов, что уже сейчас наша сборная имеет право играть гораздо смелее, проводить в атаках большую часть времени и что мы, вероятно, недооцениваем запас своих сил. Не знаю, насколько это верно.

Более очевидно другое. К сборной, сделавшей рывок вперед и, говоря военным языком, углубившейся в расположение противника, надо срочно подтягивать главные силы – наши клубы. Только тогда можно завоеванное надежно удерживать и развить наступление. Все-таки аксиома «сильные клубы – сильная сборная» не пустые слова.

Март 1970

 

СЕРЬЕЗНЫЙ ЧЕМПИОН

Три года подряд в чемпионах у нас ходил один и тот же клуб – киевское «Динамо». Я думаю, что этот факт более чем что-либо другое характеризует состояние нашего футбола и определяет его проблематику. Почему так случилось, какие силы выдвинули столь беспрекословного фаворита?

Начать необходимо с исторического сопоставления. Все охотно ссылаются на то, что киевляне повторили рекорд московских армейцев, трижды подряд владевших золотыми медалями – в 1946-1948 годах. С помощью этой аналогии вроде бы намекают, что такое положение у нас уже было и нет в нем ничего особенного. Так ли это? Прежде всего, вспомним, что в годы владычества армейцев рядом с ними неизменно находилось московское «Динамо», команда не менее великолепная. Ее отделяли от армейцев то одно турнирное очко, а то и одна сотая в соотношении забитых и пропущенных голов. Чемпион 1966-1968 годов фактически не имел равных соперников.

Есть и другое, и, пожалуй, наиболее существенное обстоятельство, заставляющее сомневаться в правомерности исторической аналогии.

С 1956 по 1966 год, на протяжении одиннадцати сезонов, у нас каждую осень появлялся новый чемпион, одна команда спешила сменить другую. Именно в это время была разрушена чемпионская гегемония трех столичных клубов – «Динамо», «Спартака» и ЦСКА. Первыми командами страны становились «Торпедо», «Динамо» (Киев), «Динамо» (Тбилиси). В это же время выдвинулись такие самобытные, интересные команды, как «Нефтчи», «Динамо» (Минск), «Пахтакор», ростовский СКА, «Шахтер». Словом, то десятилетие проходило под знаком выравнивания сил. Всех – и зрителей, и специалистов, и журналистов – радовали эти перемены, они воспринимались как свидетельства того, что высокая игровая культура становится достоянием многих клубов, и легко верилось, что и на будущее нашему футболу гарантировано многообразие.

Так что если рекорд армейцев в ту пору был в порядке вещей, то его повторение киевлянами с виду не что иное, как «нарушение порядка». Киевляне как бы приостановили, опровергли дерзания остальных клубов высшей лиги.

Все эти годы только и было разговоров что о чемпионе. Даже объявили о существовании некоей «загадки киевлян». Что же можно считать окончательно установленным и выясненным и что остается неясным, спорным?

Прежде всего, совершенно ясно, что киевский ансамбль был создан по ставшему модным после английского чемпионата мира принципу «не команда «звезд», а команда-звезда». Все десять полевых игроков необычайно точно знали свою основную обязанность и были неукоснительно верны ей. Эта обязанность – взаимодействие. Любой игрок защищается, любой ведет единоборство, любой наносит атакующий удар. Конечно, извечное распределение ролей по линиям существует, от него, видимо, вообще нельзя уйти. Но киевляне сумели, и надежность своей обороны и успех наступления сделать общим делом. О многих командах в случае проигрыша до сих пор отзываются в том духе, что, дескать, «не в ударе» был такой-то ведущий форвард или «не в лучшей форме» кто-то из основных защитников. К киевлянам эта мерка не подходила. Скорее они сразу все могли сыграть не лучшим образом (правда, с ними это бывало крайне редко), чем поставить свою игру под угрозу из-за настроения или недостаточной готовности кого-либо из футболистов.

Знаю, что не все знатоки и ценители футбола были в восторге от игрового стиля чемпионов. Говорят, что киевляне откровенно практичны, что они, как никто, умеют вырвать победу, наказав соперника за ошибки, а вот особых красот от них ждать не приходится. Это вопрос вкуса, и спорить нет смысла. Но сам по себе такой отзыв, хотят того или нет оппоненты, фиксирует игровое своеобразие киевлян, их собственное понимание современного победоносного футбола. Нельзя играть «вообще», как бог на душу положит, играя, надо выразить свои взгляды, свою линию. Киевляне это и делали, сознательно и последовательно, им в этом не откажешь.

Существует целая литература о футбольной тактике в преломлении киевских динамовцев, ее могло бы хватить на диссертацию. Свой основной вариант – четыре защитника, четыре полузащитника и два форварда – киевские тренеры и игроки отстаивали и теоретически, в многочисленных статьях и интервью, и, что наиболее убедительно, практически -на зеленых полях. Команда за эти годы изобрела и применила ряд тактических мотивов, избрав своим девизом новизну. Удачно, творчески работавший и раньше – в «Торпедо», в ростовском СКА, – тренер Маслов много своего внес в игру киевских динамовцев, в частности зонную оборону. Его воззрения, его воля, его твердая рука чувствовались в организации игры команды, в ее сплоченности, в коллективном характере, определяющие черты которого – уверенность в себе и высокоразвитое самолюбие.

Любопытно, что далеко не все тактические идеи, которые осуществляли киевляне, целиком разделяют остальные наши тренеры. Это хорошо видно хотя бы на примере интересно игравших в ряде встреч «Спартака» и «Торпедо», чьи построения заметно отличались от киевских. Думаю, что такая дискуссионность похвальна и куда больше сулит нашему футболу, чем стремление скопировать апробированные, пусть даже и трехкратным чемпионом, варианты. Да она и обязательна при нынешнем отношении к футболу как к игре развивающейся.

Вне всякого сомнения, в тактическом плане киевское «Динамо» выглядело ультрасовременно, на уровне мировых стандартов. И все же распространенная версия о том, что все успехи чемпиона определены его передовой тактикой, мне кажется чересчур упрощенной, близко лежащей.

В 1967 году с киевлянами пытались тягаться московские динамовцы, в 1968-м – спартаковцы. Оба раза будущим чемпионам приходилось настигать и опережать своих конкурентов. Они это делали с завидной, прямо-таки удивительной непринужденностью. Ни при чем турнирные передряги, и бесполезно вспоминать какие-либо несчастливые стечения обстоятельств у их соперников. Просто-напросто уровень тренированности киевлян всякий раз оказывался гораздо выше, сил им хватало до самого конца.

Характерно, что все эти годы киевляне не были подвержены эпидемии травм, которая частенько мучает остальные наши ведущие команды. Чемпионы всегда были в своем основном составе. Что это, случай, везение? Любопытную версию на сей счет высказал мне начальник «Спартака» Николай Петрович Старостин: «Наверное, это потому, что они играют естественно, в свою силу, а остальные, и мы в том числе, для победы идем на сверхусилия, перенапрягаемся…»

Поражения киевлян в играх чемпионатов тех лет становились самыми настоящими сенсациями, их можно пересчитать по пальцам: в 1966 году – 3, в 1967-м – 3, в 1968-м -2. Побед за это время -65. Другими словами, команда выходила на поле выигрывать. А ведь мы отлично понимаем, как лестно, как приятно было любому клубу одолеть чемпионов, за такую победу, глядишь, спишут многие грехи. Но нет, киевляне не поддавались, практически их никогда не удавалось поймать на расслабленности, на зазнайстве, на небрежности. Они, разумеется, не в каждом матче показывали идеальную игру, но зато уж стойкость, азарт, спортивная злость всегда были при них. Тут мы сталкиваемся с несомненным достижением в психологической готовности. Сама по себе такая ответственность футболистов, такая их нацеленность на победу явиться не может. Ведь три сезона подряд! Это значит, что их турнирная жизнь была подчинена особому духовному режиму, что у них существовали свои стимулы, была выработана глубокая личная и коллективная заинтересованность в результате каждого матча, вошедшая в привычку.

В ходу было еще одно объяснение успехов чемпионов, которому тоже, как и тактике, придавали решающее значение. Коротко оно формулируется так: «Киевское «Динамо»- это сборная Украины». К этой крылатой фразе следует подойти двояко. Если хотят сказать, что в составе динамовцев были игроки, воспитанные не только в Киеве, а и в Донецке, Закарпатье, Николаеве, Ворошиловграде, Одессе и других городах, то, право же, это не дает ключа к разгадке и уж во всяком случае не может звучать упреком. Любая команда высокого класса комплектуется прежде всего согласно требованиям футбольного мастерства, и приглашение способных игроков естественно и необходимо. (Я оставляю в стороне те случаи, когда грубо попираются правила перехода, это особая тема.) Но в этой формулировке заключен куда более важный практический смысл. Футбол на Украине за последние годы вырос и окреп. Освоились в высшей лиге «Шахтер» и «Заря». Команда второй лиги – львовские «Карпаты» выиграла Кубок СССР в 1969 году. Украинские команды с неизменным успехом выступают в юношеских соревнованиях. Федерации футбола республики есть кого рекомендовать и выдвигать в лучшие коллективы. Другими словами, киевское «Динамо» имеет надежные тылы, и в том его счастье. Счастье, пришедшее как результат организаторской работы местных организаций. В конце концов, ведь только так и мыслится нами развитие футбола! Искусственно создаваемые, за счет издалека приехавших игроков, клубы, как правило, способны лишь на эпизодические успехи, живут на надрыве и лопаются как мыльный пузырь.

Так что корни у динамовцев и впрямь глубокие. Давно уже никого не удивляет, что и дублирующий состав киевлян- один из сильнейших. Недаром в Киеве, больше чем где-либо, собирается зрителей на матчи дублеров. Всегда приятно заглянуть в будущее команды, а в данном случае это делается с гарантией. Помню, что, бывая на этих матчах, я впервые знакомился с Соснихиным, Круликовским, Левченко, Мунтяном, Боговиком…

До сих пор еще некоторые команды высшей лиги занимаются на примитивных тренировочных базах, не имеют хороших полей. А для киевских динамовцев на берегу Днепра, вдали от города, соорудили целый городок, где поля с отличным газоном, спортивные площадки, учебное и медицинское оборудование. За этим щедрым подарком легко угадываешь заботу о команде, уважительное отношение к ее тренировочному труду. Словом, только играйте!

Не слишком ли много причин успеха названо? Напротив, я даже думаю, что названо не все.

Мне хочется предостеречь тех, кто ищет однозначного ответа на «загадку киевлян». Загадки-то никакой нет, и бесполезно хвататься за какое-либо одно «исчерпывающее объяснение». Гонясь за афористичностью ответа, мы рискуем прозевать истинный смысл события.

Смысл же его в том, что, как никогда раньше, судьба и результаты высококлассной команды зависят от организации всей ее жизни и работы. Иным стал футбол, резко выросли требования к игрокам, к их подготовленности. Под футбольной грамотностью мы теперь понимаем уже не только разумный пас и выход на свободное место, как когда-то. Нынешняя грамотность – это методика тренировок, медицинский контроль, рекомендации психологов, разумный режим занятий и отдыха на протяжении всего почти круглогодичного сезона, учебное оборудование. Футбольное дело становится все более серьезным.

Киевское «Динамо» я бы и назвал серьезной, солидной командой, как в игре, так и в подготовке к игре. Его турнирная жизнь тщательно продумана, обоснована и подкреплена необходимыми условиями.

Пытались сравнивать киевскую с другими нашими ведущими командами по такому субъективному признаку, как одаренность игроков. И, пожалуй, это сравнение некоторые клубы выдерживали. Ну хотя бы тбилисское «Динамо» или «Спартак». Но сейчас критерий одаренности не выглядит сам по себе решающим. Он обязателен как исходный, не больше. А дальше – неустанный, хорошо налаженный труд игроков и тренеров, поддержка заинтересованных организаций.

Не обязательно равняться на киевлян в избранной ими тактике, следовать их игровой манере. Тут, несомненно, возможны и иные, быть может еще более интересные, решения. Да и киевляне сами варьируют свои построения, играя не только с двумя, а иногда и с тремя форвардами. Но вот их подход к требованиям современного футбола грешно прозевать, он-то как раз отличал и выделял эту команду. Благодаря этому киевские динамовцы регулярно опережали своих ближайших преследователей в таблице очков на пять-шёсть. Более тонко и справедливо этот просвет обозначить временем. Три года их безоговорочного лидерства как раз и выражают, насколько они сумели вырваться вперед.

Думаю, что пример киевлян – не в буквальном, а в широком смысле слова – будет в конце концов оценен по достоинству. Не за горами время, когда на смену эпохе одного лидера снова придет жаркая конкуренция нескольких равных по силам клубов. Но проходить она будет уже на более высоком уровне, чем в прежние годы. В этой перспективе я и вижу главное значение успеха трехкратных чемпионов.

1968

 

КОНТУР «СПАРТАКА»

Любая попытка расчленить победу, живую и трепетную, на составные части весьма условна. В победе все переплетено, каждый ее капилляр, каждая клеточка взаимосвязаны, обслуживают друг друга, и нет ничего, чем можно было бы пренебречь. Такой, цельной, мы ее и воспринимаем обычно в тот час, когда она является перед нами с лицом бесконечно усталым и безмерно счастливым. Вероятно, своему чувству мы и должны более всего доверять, потому что победа глубоко человечна, ее одерживают люди, и нам легко вообразить, чего она им стоила.

Но пройдет время, схлынут переживания – и появляется потребность разобраться в том, что произошло. И мы привычно беремся за скальпель анализа. Инструмент острый, безжалостный в своей правоте. Что-то выясняется, но что-то обязательно остается за пределами нашего исследования, потому что победа, как всякое истинное произведение силы и духа, кроме черт бесспорных, очевидных таит в себе и черточки неведомого, глубоко субъективного, в чем далеко не всегда отдают себе отчет и сами победители. Видимо, поэтому опыт больших побед всегда волнует, не дает покоя нашему любопытству, поэтому так много возникает различных версий.

С этой оговоркой я и рискну взяться за заметки, где, согласно требованиям устоявшегося в журналистике жанра, речь пойдет о «некоторых особенностях победы «Спартака».

Однажды в начале лета повстречал я Галимзяна Хусаинова, спартаковского капитана. На обычный, ни к чему не обязывающий вопрос: «Как поживаете?» – он ответил так:

– Подумываем стать чемпионами. У нас ведь положение какое? Надеяться, что какая-нибудь команда нам поможет и обыграет киевское «Динамо», не приходится.

Киевляне идут как и в прошлом году. Выход один – самим оба раза их победить…

Видимо уловив в моем вежливом молчании сомнение, Хусаинов пожал плечами и добавил:

– А что еще придумаешь?…

Выиграть два матча у киевских динамовцев, которые три года даже ничью расценивают как неудачу! Приятно, конечно, слушать о смелых намерениях…

В общем, я считал, что об откровении Хусаинова вряд ли когда-нибудь вспомню.

В конце сентября в Одессе во время публичной встречи с любителями футбола мне пришлось отвечать на записку: «У кого больше шансов: у киевского «Динамо» или у «Спартака»?» В тот момент киевляне имели на очко меньше. Я ответил, как думал: «Шансы динамовцев выше». Три дня спустя «Спартак» проиграл московскому «Динамо», и я уже не сомневался в своем прогнозе.

Возможно, что сейчас найдется немало людей, которые заявят, что они предвидели окончательную победу «Спартака». Что ж, когда все ясно, мы даже свои сокровенные мечты готовы выдать за легко решаемую логическую задачку. Слабость простительная и даже милая. Но все-таки я убежден, что после поражения от московского «Динамо» «Спартак», если бы провести широкий опрос, собрал бы во много раз меньше голосов, чем киевское «Динамо».

И нет в этом ничего зазорного. За три года все привыкли к заглавной роли киевлян и дважды убеждались в тщетности попыток и московского «Динамо» в 1967 году и «Спартака» в 1968 году удержаться до конца наравне с лидером. Да и на этот раз турнирное положение киевских динамовцев было нисколько не хуже, чем в прошлые годы, они никому не позволили себя обыграть, кроме «Спартака». И вот они на очко впереди, и ответная встреча- в Киеве. Нет, что ни говорите, во вторую победу «Спартака» верилось со скрипом.

А он ее одержал наперекор всем обстоятельствам (чужое поле, ничья не в его пользу, страстная жажда реванша у соперников, чье чемпионское самолюбие было уязвлено, 20-минутный невиданный штурм динамовцев, накрывший спартаковские ворота, как волной). Это была удивительная, всему назло, победа. Вспоминаю, как на следующее утро на Киевском вокзале спартаковцев встретил их знаменитый одноклубник, душа команды в довоениые годы, Владимир Степанов: «Ребятки, вы знаете, какой матч провели?! Это как финал чемпионата мира!…»

Победа «Спартака» многим обязана той конкуренции, которую ему оказал прошлогодний чемпион. Если бы, предположим, киевские динамовцы, как это бывало с чемпионами 1963, 1964 и 1965 годов, без борьбы уступили свое звание, то мы были бы обязаны гадать: а каковы же подлинные достоинства нового лидера? Конкуренция киевлян сама по себе охарактеризовала «Спартак». Чемпионские полномочия ему не были сданы, он их добыл, вырвал в борьбе.

Хусаинов оказался прав, ничего другого придумать «Спартак» не мог, как дважды победить киевское «Динамо». И все-таки даже это могло спартаковцев не выручить, если бы они весь сезон, с апреля по ноябрь, не выходили на каждую без исключения игру по сигналу атаки, считая себя обязанными всякий раз стремиться к победе, не позволяя себе передохнуть на какой-нибудь легонькой ничьей. Другими словами, перед ними маячил пример прошлогоднего чемпиона, преуспевшего в турнирной стратегии, пример, убеждающий в том, что серьезные намерения исключают игру по вдохновению, романтические падения и взлеты и требуют честного спортивного труда на протяжении всего долгого чемпионата. «Спартак» выдержал этот тяжелейший режим борьбы, что и дало ему заочное равенство с киевским «Динамо». Ну, а лишнее бесценное очко он приобрел в очном поединке.

Новый чемпион в 32 матчах взял 84 процента очков, что смело может считаться программой-максимум. Вот эта его турнирная непреклонность, скорее всего не предусмотренная киевскими динамовцами, и составляет одну из решающих черт победы «Спартака».

На протяжении тех лет, когда киевское «Динамо» выглядело безупречно и многие спешили снять мерку с его игры, я имел несколько разговоров с Симоняном. И всякий раз, охотно отдав должное чемпионам, признав за ними уйму достоинств, он произносил «но». При этом в лице его появлялась твердость, в голосе – убежденность, даже строптивость. Смысл его высказываний был примерно таков. «Да, киевское «Динамо» отражает требования времени. Да, классная команда должна играть в турнире именно так, без перебоев, с полным самообладанием. И все-таки играть можно иначе, чем киевляне…»

У него тогда не было аргументов, и он не торопился расшифровывать это «иначе». Но чувствовалось, что Симонян что-то знает, имеет в виду.

Потом я его снова слушал, он говорил уже в качестве старшего тренера чемпионов страны. Без обиняков, ясно и просто Симонян сказал, что нынешний «Спартак» напоминает ему тот «Спартак», который был чемпионом в 1956 году. Заметим, что центральным нападающим той команды был Симонян…

Вот и разгадка этого «иначе». Выходит, что все эти годы, работая тренером, Симонян был верен той своей команде, считая ее образцом характерного комбинационного спартаковского стиля. Само собой разумеется, просто повторить, воспроизвести эту команду было бы затеей наивной, поскольку и в футболе время необратимо. Сохранить ее манеру, общий облик на основе тех требований, которые ныне предъявляются к футболу, – этого добивался Симонян. Не знаю, считает ли он, что полностью осуществил свой замысел, но он проявил завидную последовательность. Команда, победив, и впрямь заставила вспомнить «Спартак» 13-летней давности, несомненно яркий и своеобразный.

Такая верность поставленной цели, если угодно – мечте тем более привлекательна, что уж очень часто, наблюдая за иными командами, мы никак не можем понять: а что же замыслил тренер? В чем выражаются его взгляды и вкусы?

Тренер чемпиона Италии – «Фиорентины» Песаола, наблюдавший за матчем «Динамо» (Киев)-«Спартак», отдал предпочтение «Спартаку». Односложному отзыву, промелькнувшему у нас в разделе хроники, можно было бы и не придавать значения: в конце концов, Песаола видел всего лишь один матч! Но вскоре мы дважды увидели «Фиорентину», и тут уж нельзя было не понять, почему его симпатии оказались на стороне «Спартака». Несомненно, Песаола увидел в нем некоторые черты, родственные его команде. Я не хотел бы, чтобы из этого сопоставления делали формальный вывод о том, что игровая манера киевских динамовцев скомпрометирована или взята под сомнение. Нет, речь идет всего лишь об отличительных признаках, ощутить которые всегда помогает сравнение.

Если вкратце охарактеризовать особенности спартаковской игры, то прежде всего надо сказать о том, что атакующая шестерка (три форварда и три полузащитника) связана прочными комбинационными нитями и все свои маневры строит сообща, стремясь обыграть соперников и вывести одного из партнеров на ударную позицию. «Спартак» не штурмует, не давит, его атака состоит из розыгрыша мяча, быстрых перемещений, взаимопонимания игроков. Напротив, стиль киевлян -динамический, упрямо напористый, их форварды, выдвинутые далеко вперед, часто идут к цели в одиночку.

Не будем поспешно, на основании крохотной разницы в турнирных очках, провозглашать стилевое преимущество «Спартака». Хорошо уже то, что новый чемпион кроме соревнования турнирного вел соревнование в истолковании футбола и доказал право на жизнь той манеры, которой придерживался.

Эта чисто футбольная дискуссионность, внесенная «Спартаком» в наш чемпионат, несомненно, также одна из черт его победы.

Спустя несколько дней после того как «Спартак» стал чемпионом страны, зашел в редакцию Борис Андреевич Аркадьев и, не дожидаясь вопросов, произнес примерно такой монолог:

– Послушайте, «Спартак» же оставил прямо-таки освежающее впечатление. Они же играют! Они же эмоционально выражают себя! Все-таки, что ни говорите, спартаковский дух существует. Сколько лет клубу, а что-то общее всегда у него есть. Ну просто какая-то спартаковская секта! На чем она держится? Думаю, что тут есть влияние братьев Старостиных. Да и вообще у них все свои…

Мнение маститого тренера, которому многие годы приходилось со своими командами противоборствовать «Спартаку», тут было высказано с позиции стороннего наблюдателя.

Спартаковский дух! А ведь с особым значением произносят также – «спартаковский болельщик». И говорят даже – «спартаковская погода». Что все это значит, есть ли во всем этом реальный смысл или говорится просто так, ради красного словца?

Слово «красный» подвернулось кстати. Красные футболки с белой поперечной полосой. Сколько лет мы их видим? Двадцать, тридцать? Всегда одни и те же, неизменные, верные. Когда у команды дела идут хорошо, броские красно-белые футболки подчеркивают ее победоносное настроение. Ну, а если дела плохи и «Спартак» тащится в отдалении от лидеров, то футболки эти выдают, обнаруживают и служат укором тем молодым людям, которые их надели.

Пусть постоянство спортивных цветов – признак внешний, но он не может не выражать других, действительно влиятельных, обстоятельств.

Расскажу один случай и заодно повинюсь перед «Спартаком». Год назад Николай Петрович Старостин вручил мне статью об итогах сезона его команды. Там была фраза: «У нас в «Спартаке» нет пьющих, алкоголь изгнан». В последний момент редакторским пером я эту фразу вычеркнул. Рад был бы, как говорится, поверить, да уж как-то слишком безапелляционно звучала фраза. А ну как и самому начальнику команды не все известно, бывает ведь так… Старостин, разумеется, заметил исправление.

– Не поверили? – спросил он. – Грустно, что таким вещам перестали доверять. Ну что ж, отложим этот вопрос еще на сезон…

И вот без малого год спустя в Белфасте на приеме в честь нашей сборной оказался я свидетелем такой сцены: возле стола с разными напитками, от виски до томатного сока, спартаковца Николая Киселева кто-то из неспортивных людей просто так, без всякого умысла спросил:

– Чего бы выпить?

Надо было видеть гордую, прямо-таки оперную позу этого молодого парня.

– А разве вам неизвестно, что мы, «Спартак», непьющая команда?!

Это было здорово! И то, что «непьющая», и то, что на втором году пребывания в команде Киселев заявляет: «мы, «Спартак».

В этой команде счастливо сошлись исполнители ролей начальника и старшего тренера. Старостин и Симонян работают в одном ключе. Оба бывалые практики, умеющие трезво смотреть на вещи, они в то же время не позволили себе раствориться в буднях и треволнениях жесткой футбольной жизни, стойко хранят в душе идеалы спортивной чести, безупречности футбола, верности своему клубу.

Спортивное братство, если его, как в «Спартаке», культивируют даже не годами, а десятилетиями, если основано оно не на посулах и поблажках, а на сознании, на искренней привязанности, на требовательности, – такое братство невольно влечет к себе молодых людей, оно для них привлекательно и романтично. Но оно и формирует, чеканит, воспитывает, потому что подразумевает строгий спрос. Из 27 нынешних спартаковцев трое имеют высшее образование, а 24- студенты. И это тоже признак сильного коллектива, примета того, что к спартаковцу предъявляют не только игровые требования, спрос с них идет по всем линиям, как того требует наш коллективизм.

Общее внимание привлекло то, что «Спартак» не только безболезненно, но и с поразительным эффектом принял в свой основной состав сразу А. Кавазашвили, В. Иванова, Н. Абрамова, Е. Ловчева, В. Калинова, Г. Князева. Первые двое с большим опытом выступлений в командах высшей лиги, четверо других без такого опыта. Можно толковать о счастливом совпадении, о везении, о талантливости молодых…

Но откуда у них такое самообладание, такая естественность поведения, такое понимание командных задач, наконец, такая целеустремленность в небывало трудном турнире? Для этого должны быть созданы условия, и в первую очередь нравственные, которые позволили бы шести игрокам сразу почувствовать себя не просто «своими», а хозяевами спартаковской судьбы.

Много разговоров велось о том, что «Спартак» едва ли не всем обязан вратарю Анзору Кавазашвили. Давно известно, что он -вратарь чемпионского класса, так же как Яшин, Рудаков, Пшеничников, и нет ничего удивительного, что «Спартак» с его приходом почувствовал себя гораздо увереннее. Однако Кавазашвили провел этот сезон не просто в свою силу, но сыграл, на мой взгляд, лучше, чем когда-либо прежде, сыграл блестяще. А этим своим взлетом он уже обязан «Спартаку». Помню, как после невыносимо ТЯЖКОГО киевского матча Кавазашвили, растираясь полотенцем, безмятежно напевал: «Тореадор, смелее в бой…» Помню, как однажды в лужниковском коридоре он, улыбнувшись, сказал мне: «Порядок! Легко стало на душе».

Это ведь очень важно – быть в команде не только вратарем или хавбеком, а и своим человеком, чувствовать, что тебе верят…

Несколько лет назад «Спартак» отпустил группу молодых футболистов, своих воспитанников. Это была громкая история. Руководителей команды долго упрекали в расточительности, в близорукости. Потом стало известно, что из команды уходят Е. Михайлин, А. Гребнев, В. Прибылов, С. Рожков, опять-таки коренные спартаковцы, в предыдущем сезоне – серебряные медалисты.

Не исключено, что со временем на Старостина и Симоняна посыплются те же упреки. А между тем поступают они человечно и справедливо. Если молодой способный игрок может получить место в основном составе другой команды, то с какой же стати мариновать его в дублерах? А ведь есть тренеры, которые ведут себя как скопидомы, годами держат в запасе, на всякий случай, футболистов, которым давно пора быть в основных составах, и тем самым тормозят их рост, а порой и губят.

Была и другая история в «Спартаке», о которой до сих пор вспоминают как о примере необходимой категоричности в решении кадровых вопросов. А некоторые тренеры из других обществ говорят о ней так даже с завистью. Это случай с отчислением нескольких игроков основного состава, которые по своим данным и по возрасту еще могли быть полезными. Однако диагноз руководителей команды требовал ампутации: этим футболистам перестала быть дорога честь спартаковцев, они искали для себя одних преимуществ, надеялись на милостливое отношение к их прегрешениям. Сейчас многие утверждают, что подъем «Спартака» начался после той спасительной операции. Вполне вероятно, что так оно и есть.

Вот это подчеркнутое внимание к моральной ясности и создало тот здоровый климат в команде, который позволяет игрокам свободно проявлять себя в игре, выказывая знаменитый спартаковский дух, отнюдь не легендарный, не мистический, а сознательно и последовательно воспитываемый и поощряемый. И в этом мы обязаны видеть еще одну черту, определившую победу «Спартака».

10 ноября Николай Осянин забил 51-й гол своей команды. К слову, этот форвард, как и Кавазашвили, провел лучший свой сезон. Впрочем, то же можно сказать и о других бывалых игроках – Логофете, Иванове, Хусаинове и о молодом Папаеве. А капитан команды Хусаинов, забив в том году 12 голов, стал четвертым спартаковцем, вслед за Симоняном, Сальниковым и Ильиным, членом Клуба Григория Федотова.

10 ноября «Спартак» поставил точку. Но в футболе этот знак препинания применим лишь в историческом разделе. Время летит быстро, и мы не успеем оглянуться, как на поле опять выбегут одиннадцать в красных с белой полосой футболках. Мы на них будем смотреть другими глазами. Уже не как на дерзающую, молодую команду, а как на чемпиона страны. И для «Спартака» начнется другая жизнь, посложнее. Будем надеяться, что звезда «Спартака» взошла надолго и нам не понадобятся телескопы, чтобы угадать ее характерный, привлекательный контур.

Ноябрь 1969

 

ПЕРЕРЫВ ДЛЯ ЗАЩИТЫ

«Опять о защите?» – насторожится читатель, мало-мальски знакомый с футбольной темой. И ведь верно, о защите только и разговоры. Все только и подсчитывают, сколько игроков обороняют ворота, и немедленно делают многозначительные выводы. На защиту сваливают все беды футбола, ее нежелание пропускать мяч в ворота объявлено тормозом развития игры. И что вообще будто бы защита – это плохо, а нападение – хорошо.

Нет, нет, этой проблемы мы с вами если и коснемся, то лишь в силу необходимости. Слово «защита» на этот раз – не игровой термин, оно имеет самый прямой смысл. Футбол, как игра, требует защиты. От кого? Да в общем-то от нас самих, потому что в последнее время как-то уж слишком стали мы к нему несправедливы.

Так уж заведено, что своим футболом никто не бывает доволен. Все и всюду ругают игроков, команды, чемпионаты, положение дел в масштабе своей страны. Даже в Англии уже на следующее утро после хмельных торжеств по поводу завоевания «Золотой богини» можно было купить газету, где обозреватель исследовал вопрос: «О таком ли чемпионе мечтал мир?».

Явление это любопытно само по себе. Не знаю, быть может, дело в том, что зрители, сидя на трибунах, – во всяком случае, мужская их часть – не просто созерцают игру, не просто сопереживают, как в театре, асами полтора часа честно мотаются по полю, пасуют, бьют что есть силы по мячу, толкаются, ну и, конечно, делают это все несравненно лучше, чем игроки. Утверждают, что на стадионе люди разряжаются от житейских треволнений. Для этого спокойные наблюдения не годятся, надо обязательно играть самому. Взмахи рук, подскакивающие колени, толчки соседа плечом, азартные вскрики – это и есть следы игровых приемов, исполняемых зрителем про себя, в уме. Может быть, именно потому, что каждый болельщик воображает свой прыжок за мячом «в девятку» или свой пушечный выстрел в ту же самую «девятку», потому что он наслышан и начитан о тактических изысканиях, заглядывал краем глаза в методическую литературу, где говорится о таинствах тренировок и о том, в каких случаях бьют по мячу внешней или внутренней стороной стопы, и потому что он все знает про Пеле и Яшина, ему и кажется чистосердечно, что в этой игре все ясно. Оттого любой промах игрока представляется ему непростительным, и он грозно распекает всех и вся с высоты трибуны и своей эрудиции. Ночью он пишет письма в разные адреса, где требует немедленно изгнать вратаря, пропустившего во вчерашней игре глупый мяч, и категорически заявляет, что, пока тренер не выставит состав, который он рекомендует, команда будет катиться на нулях. Все это тоже участие в игре.

Против такого соучастия возражать грешно. Без него футбол был бы пресен. Благоговейная тишина – не для стадионов. И, скорее всего, критический взгляд на события, происходящие на наших глазах, неизбежен.

Однако критики то и дело увлекаются, перебарщивают и замахиваются на футбол как на таковой. И вот тут-то и требуется защита.

В журналистике случается, что какое-то словцо вдруг войдет в моду и пойдет разгуливать по страницам. Так было со старинной «баталией», которой ни с того ни с сего принялись именовать любое спортивное соревнование, так произошло с нелепым «автором гола».

И вот однажды кто-то неосторожно бросил камушек, заявив, что в хоккее голов забивают больше, чем в футболе, и значит, хоккей лучше, современнее. Необдуманное сравнение вызвало настоящий камнепад. Вслед за журналистами им заинтересовались карикатуристы. Уже и некоторые читатели, восприняв всерьез эту аналогию, начали критиковать футбол с позиций хоккейной арифметики.

Эту словесную вспышку не следует считать чистым недоразумением.

Считаю себя обязанным высказать по этому поводу некоторые соображения, на которые, надеюсь, имею право, поскольку и симпатии мои и работа много лет поделены между футболом и хоккеем.

Это совсем разные игры, и сходство их – ворота, голы, нападающие, защитники – чисто внешнее. Хоккей гораздо более, чем футбол, условен. Льдина, запертая в деревянной коробке. Люди, поставленные на коньки. В руках у них клюшки диковинной формы. Футбол – естествен, как никакая другая спортивная игра. Его словно бы никто и никогда не выдумывал, потому что каждый мальчуган, едва начав ходить, норовит пнуть ногой мяч. Бегать с мячом и мальчишки и взрослые готовы все свободное время. По сути дела, для футбола ничего не нужно, кроме земли и мяча, причем не обязательно кожаного ниппельного. Пусть хоть детский резиновый, пусть из тряпок…

В футболе иные возможности у полевых игроков и у вратарей. Футбол потруднее для уразумения, поскольку на поле действует ровно вдвое больше людей, чем в хоккее, и по элементарным математическим законам количество возможных комбинаций увеличивается многократно. Хоккей этот свой недостаток компенсирует неугасимым темпом, яростной силовой игрой, увлекательной сменой пятерок (прием тоже условный). У футбола скорость бегуна, у хоккея – конькобежца. По-разному трактуется столкновение игроков, понятия о преступлениях и наказаниях. Конечно, здесь самое беглое противопоставление двух игр, при желании его можно и продлить, и углубить. Я хотел только дать понять, что различия в характере игр неминуемо должны выразиться и в итоговых цифрах. Если в хоккее голов забивают больше, чем в футболе, то не потому, что хоккей лучше, а футбол хуже, просто и хоккей и футбол живут по своим законам. Если привлечь к аналогии баскетбол, игру, где тоже есть и своеобразные ворота, и голы, то там счет в десять раз крупнее, чем в хоккее. Ничего удивительного! Наверное, это потому, что мяч послушнее рукам.

Так что не будем ссорить две превосходные игры, которые скорее дополняют друг друга, чем конкурируют.

Но уж коль скоро хоккей, пусть и по недоразумению, объявлен паинькой, мне хотелось бы привлечь внимание вот к какому факту. Хотя бы в качестве предостережения. Вспоминаю финал Кубка СССР по хоккею 1967 года. ЦСКА выиграл у «Спартака» 2:0, что в переводе на футбольные мерки, наверно, равно 1/2:0. Так вот, в этом матче

отчетливо выглянули те явления, те тенденции, за которые корят футбол. Армейцы рано добились преимущества, а потом, на протяжении более чем двух периодов, удерживали его способами, хорошо разработанными в футболе: осторожность, замедление темпа, отказ от обострения игры. Я думаю, что в тот день искусный тренер армейцев А. Тарасов учел преимущества «Спартака», только что ставшего чемпионом страны, и решил действовать наверняка, уклоняясь от обмена ударами, в котором противник мог оказаться счастливее. Игру он спланировал по футбольным образцам. (Это подтвердилось и в финале Кубка 1970 года, когда, в свою очередь, «Спартак» победил «Динамо» – 2: 1.)

Так что и в хоккее скрыты возможности сводить риск к минимуму, и одна забитая шайба способна решить судьбу встречи почти так же надежно, как один гол в футболе. Разумеется, это осуществимо, если силы команд практически равны.

Причины тут одни и те же. На мой взгляд, дело в том, что мы все достовернее, все лучше и тоньше узнаем как футбол, так и хоккей. Тренеры, игроки, врачи, физиологи, физики, статистики, массажисты, психологи – все стараются добыть дополнительные сведения и вооружить ими команды. Пожалуй, нет ничего удивительного, что ухищрения в первую очередь коснулись оборонительной стороны игры. Людям доступнее, понятнее осторожность, забота о безопасности, о неуязвимости. Немудрено, что так тщательно разрабатываются защитные построения (вот мы и дошли до них!). Людям хочется одерживать верные, с гарантией победы. Тем более что цена футбольных побед подскакивает год от года. И начались поиски беспроигрышного футбола, которые чем-то напоминали опыты алхимиков.

Одним из таких алхимиков стал тренер Эрерра, возглавлявший миланский «Интер». Его команда действительно редко проигрывала. «Интер» мало забивал и еще меньше пропускал. Но, правда, если его единственный гол почти всегда был смертелен, то и пропустив мяч «Интер» мог погибнуть. Так случилось летом 1967 года и в чемпионате Италии и в финале Кубка европейских чемпионов. В самых последних матчах эта команда – бесспорный фаворит – упустила оба приза, причем со счетом 0:1 и 1:2. Пошли разговоры, что «Интер» надорвался, что его игроки – жертвы жестокой эксплуатации. Скорее всего, это так. Но эксплуатировались не только сила, выносливость и нервы футболистов этого клуба. Не менее безжалостно распоряжались их талантами. На компанию прекрасных мастеров, как бы рожденных для того, чтобы вести игру смело, с фантазией, было грустно смотреть, когда они только и делали, что отбивались, отстаивая свое единственное достижение – единственный забитый гол. Создавалось впечатление, что эти партии заслуживают лучшей участи. Да, Эрерра, большой дока, создал почти беспроигрышную команду. Но дорогой ценой. Ценой пренебрежения красотой игры, ущемления дарований. Правда, свой вариант Эрерра приукрашивал, камуфлировал сольными номерами «звезд» – Суареса, Корсо, Жанра. Это было придумано ловко, для отвода глаз публики. Поражения знаменитого итальянского клуба и отставка его тренера, надо думать, повлекут за собой изменения во взглядах на игру, прибавят смелости и оптимизма как теоретикам, так и обозревателям.

А смелость и оптимизм сейчас необходимы всем, кто размышляет о футболе. Мода хоккейной аналогии лишь добавила черноты в тучи, время от времени сгущающиеся над футболом. Не один хоккей привлекается в свидетели. Усердствуют статистики, публикующие кривые результативности на любой день любого месяца. С цифрами надо считаться. И от тенденции уменьшения числа голов не отмахнешься.

Рискну предложить вашему вниманию любопытные цифры. За 29 чемпионатов страны было сыграно 5872 матча. Так вот, наиболее часто встречался счет 1:0 – 998 раз, 2:0 – 701,2:1- 681, 1:1 -672, 0:0 – 579. Ну, а скажем, счета, приближающиеся к хоккейным, встречались куда реже: 4:3-55 раз, 5:3-16, 5:4-7, 6:4-5. Мне кажется, эти цифры надежно выражают, как выглядит футбол на протяжении не одного-двух сезонов, а трех десятилетий.

Большой счет матча, быть может, и доставит удовольствие какой-то части маловзыскательных зрителей. Другие же обязательно увидят в нем неловкость, чуть ли не скандал.

В июне 1967 года сборные СССР и Австрии провели в Лужниках матч, закончившийся со счетом 4:3. Казалось бы, куда как увлекательно! Однако нет, большая часть зрителей, не говоря о специалистах, была шокирована этим счетом. Что ни говорите, весьма сомнительно удовольствие от зрелища легко, беспрепятственно забиваемого мяча, от непростительных ошибок. Голы в футболе редки. Но зато они и поднимают стадион на ноги. Мяч в сетку загоняет не просто чья-то левая нога. Его победная траектория прочерчена коллективным мужеством, волей и искусством. Трудно забивать в футболе, и это одно из его достоинств.

Тем временем, вдохновленные упоминаниями об угрозе нулевой ничейной смерти, бодро взялись за дело изобретатели. И вот футбол как бы лег на чертежный стол, и над ним склонились задумчивые головы. Что же изобретают? Один предлагает сделать поле овальным и огородить деревянными бортиками. Другой считает, что каждая сторона должна защищать не одни, а двое ворот. Третьего смущают теснота на поле и неточные передачи, и он предлагает сокращение штатов, считая, что девяти человек в команде будет достаточно. Предлагают увеличить ворота, расширить штрафную площадь, ввести кроме 11-метрового еще и 20-метровый штрафной удар. Предлагают форвардам за каждый забитый гол делать нашивку на футболке.

Все эти доброхоты строят свои открытия на бесспорном, по их убеждению, основании, на том, что будто бы футбол теряет свою популярность и надо его спасать. Возможно, что какие-то изменения будут сделаны, спору нет, некоторые детали нуждаются в улучшении. Но, право же, нет никакой нужды придумывать на месте футбола, словно бы это погорелое место, новую игру.

Дела футбола не так уж плохи. Трибуны пустуют, если команды играют слабо, но лишь мелькнет надежда, как все болельщики немедленно являются на свои места, словно по сигналу боевой трубы.

Какой-то сдвиг в представлениях об игре, разочарование части любителей футбола, в первую очередь москвичей, возникли от конъюнктурных турнирных метаморфоз. Ряд лет проваливались, шутка сказать, и «Спартак», и «Динамо», и ЦСКА, и «Торпедо» – многократные чемпионы, имеющие легионы поклонников. Не мудрено, что, глядя на их игру, кто-то начинал сомневаться: а может быть, и в самом деле футбол деградирует? Сколь велика сила отчаяния, я почувствовал из одного письма, автор которого умолял, пока «Спартак» в прорыве, временно переименовать его хотя бы в «Пищевик», чтобы не срамить славного имени команды. А ведь и общественное мнение и футбольная мысль долгие годы зависели от этих клубов! Я не возьмусь предсказывать судьбу знаменитых чемпионов, она, как говорят в таких случаях, зашнурована в их бутсах. Но то, что произошли крутые перемены и силы подравнялись, – это теперь уже факт, и мы обязаны сменить ориентиры.

Грешно прозевать и то, что в нашем чемпионате так называемые аутсайдеры сейчас несравнимо сильнее, чем аутсайдеры даже десятилетней давности. Знания о тренировке, о тактике, о турнирной стратегии стали общедоступны. Читает свои «лекции» и телевидение.

Наши знания о футболе выросли после того, как советские команды вышли на международную арену. Совсем еще недавно так называемый западный профессиональный футбол был окружен всевозможными росказнями, анекдотами и воздыханиями, а теперь он весь перед нами как на ладони, без особых тайн. Он наш ежедневный постоянный соперник. И тут, коль скоро идет защита футбола, уместно напомнить, что с профессиональным спортом Запада мы сталкиваемся только на одной дорожке, на футбольной. Ни в хоккее, ни в боксе, ни в велоспорте, ни в баскетболе наши спортсмены с профессионалами не встречаются. Футбол же наш выдерживает наиболее жесткую и трудную конкуренцию. Выдерживает, кстати говоря, не без успеха.

Ругать свой футбол привычно. Вероятно, такая неотступная требовательность даже полезна, как дождь, от которого растут. И не лишено вероятия, что в самом разгаре какой-либо из очередных критических дискуссий в Москву вдруг прибудет самолетом, ну, скажем, Кубок европейских чемпионов. Мы тогда, конечно, сменим гнев на милость. Но ненадолго. А потом вернемся к привычному занятию – критике футбола.

Теоретизирование, как правило, крепчает, когда дела на зеленых полях плохи. Мне кажется, например, что у французских журналистов оттого так отточены перья, что уж очень долго не могут они дождаться взлета своей команды. А если подойти к вопросу совсем просто, то, как выразился на досуге один наш известный тренер (он слывет теоретиком, и я поэтому не рискую его выдавать), если есть игроки, есть и игра и никто и ничто не может тогда помешать выигрывать.

Возможность спастись обороной создана, я бы сказал, высоким общим уровнем развития футбола. Она – подлинное открытие для средних команд. Но ведь сильнее можно играть и в нападении! Уже открыто, уже известно, что для этого нужно. Разоблачение средних, назовем их упирающимися, команд неминуемо наступит. Суть футбола остается неизменной. Меняются формы борьбы, а не законы игры. С годами иначе обороняются, иначе нападают, иначе бегают, иначе тратят силы. Если вообще верно, что хорошим игрокам ничто не страшно, то не забудем, что и понятие хорошего игрока тоже со временем обогащается и переосмысливается.

В каждом матче мы по нескольку раз видим те и другие ворота беззащитными. Я имею в виду так называемые чистые голевые моменты, не использованные нападающими. Мы горячимся и сердимся в эти секунды. Но ведь эти мгновения – это усмешки футбола, который подзуживает игроков: «Ну кто же виноват в нулях, я или вы?».

Не будем ругать игру футбол, она ни в чем не провинилась. Сосредоточим по-прежнему внимание на несовершенствах игроков и команд. А этот наш разговор будем считать всего лишь перерывом для защиты, 1968

 

… ПЛЮС НЕПОЗНАВАЕМОЕ

Незадолго до начала VIII чемпионата мира редакция журнала «Юность» предложила мне на страницах июньского номера сделать прогноз о победителе. В условиях этой затеи было оговорено, что по возвращении из Англии, в октябрьском номере, я отчитаюсь перед читателями за свое предсказание.

Вот что из этого получилось.

Июнь

К прогнозам не возвращаются. Не принято. В самом деле, человек проявил любезность, не стал отделываться круглыми фразами, отвешивать поклоны на все четыре стороны, а смело назвал вероятный исход турнира, ну не угадал, а теперь, выходит, его можно за это высмеять, усомниться в его осведомленности. Так легко всех отвадить, приучить к осторожности: «победит сильнейший», что примерно соответствует суждению «лошади едят овес».

А угадывание нынче в моде. Все более популярны анкеты и конкурсы, любители спорта азартно ворожат: кто кого победит? Недавно, просматривая ответы на такой конкурс, я прочитал на полях письма: «Устраивайте конкурсы почаще, отгадывать – мой отдых».

Значит, «Угадай-ка – интересная игра»?

Но можете вы представить, чтобы в эту игру включился Николай Морозов, тренер сборной команды СССР, и чтобы он тоже отвечал на вопрос, как выступит сборная на чемпионате мира. А ведь он только и думает о предстоящих матчах, только и взвешивает шансы своей команды. Казалось бы, ему и карты в руки. Но для тренера прогноз не игра и не отдых.

Попробуем и мы отнестись к прогнозу серьезно. И тут уж ничего не поделаешь, придется вспомнить о былых прогнозах. Не для того, чтобы кого-то поймать на слове, а просто для иллюстрации.

Весна 1958 года. Как раз в те дни, когда у нас справляли шестидесятилетие отечественного футбола, сборная команда готовилась вылететь в Швецию, на первый в ее истории чемпионат мира. Вот что писал тогда один из спортивных журналов: «Если наши игроки совершат круг почета на стадионе Стокгольма, мы скажем: юбилейный год удался на славу!».

Видите как. Нет, чтобы пообещать празднества по случаю победы, а наоборот – победу извольте к юбилею! Ну что ж, в ту пору мы смутно представляли себе этот турнир. Казалось, если наша сборная привезла из Мельбурна золотую олимпийскую медаль, побеждала тогдашнего чемпиона мира – команду Западной Германии, почему бы, спрашивается, не завладеть и «Золотой богиней»?!

Но вскоре мы убедились, что нет маршрута труднее, чем за «Золотой богиней», что мировой чемпионат-это футбольный Эверест и ни один турнир ни по одному виду спорта не собирает такого числа равных по силам, страстно жаждущих победы, изготовившихся к небывало ожесточенной борьбе противников. Победа в такой борьбе достойна монумента, вроде того, который сооружен в Рио-де-Жанейро перед входом на стадион «Маракана», а поражение не унизительно. Наша молодая сборная после двух попыток не уронила своего достоинства, и в Швеции и в Чили входила в число восьми лучших. Жаль только, что у нас заведено торопиться с самоуничижительными выводами в зависимости от проигрыша какого-либо одного важного матча. Но на футбольное дело волевые разовые решения оказать влияние не в силах. Нельзя же, поменяв тренера, мигом поднять класс игры в масштабе страны!

Как бы то ни было, нынче мы опытнее и относимся к чемпионатам мира гораздо почтительнее.

Не одни мы тогда, в 1958 году, заблуждались. Вот данные западного агентства, опросившего журналистов 66 стран. Прогноз выглядел так: Англия – 164 очка, СССР – 135, Аргентина – 133, ФРГ – 71, Бразилия – 48, Швеция – 21. Как видите, и будущий чемпион – Бразилия и второй призер – Швеция не котировались.

Четыре года спустя, незадолго до открытия следующего, чилийского, чемпионата, в одной из газет можно было прочитать: «Взять Гарринчу. Его секреты стали общим достоянием. Опасность, которую представлял он раньше, сократилась вдвое».

А вскоре в той же газете мы читали: «Гарринча здесь не только любимец публики, но и выглядит лучше, чем в Швеции. Его удары мощны и точны, а пас первоклассен».

За пять месяцев до нынешнего, VIII чемпионата тренер сборной Бразилии Феола свой прогноз о победителе сформулировал так: Англия, или Бразилия, или третий неизвестный. Сообщают, что Феола имеет агентуру наблюдателей за основными противниками. Видимо, в то время Феола еще не собрал всех донесений и потому не мог расшифровать, кто этот третий неизвестный. А чутье ему подсказывало, что «темная лошадка» непременно объявится – ведь так было в Стокгольме (сама Бразилия) и в Сантьяго (третий призер – Чили). Да и вообще, когда на турнир съезжаются более десятка первоклассных команд, какая-то из них непременно удивит мир. Это тоже надо иметь в виду.

Один знаток легкой атлетики не раз удивлял меня своими гороскопами, которые сбывались этак на три четверти. Десятки лет этот человек ведет легкоатлетическую статистику и, принимаясь за свои прогнозы, работает в поте лица, ворошит кипы таблиц. Любопытно, что доверяет он не лучшему броску или прыжку, а постоянству достижений, показанных легкоатлетом во время крупных соревнований на протяжении нескольких лет. С помощью такого анализа он и выводит наиболее вероятного победителя.

Футбол – игра, и, к счастью, его, как легкую атлетику, цифрой не проверишь. Но есть и у него своя историческая арифметика, и пренебрегать ею не следует. Правда, обращаться с нею надо, я бы сказал, смело, презрев формальную логику. Если обнаружено, что одна команда регулярно бьет другую и они примерно одного класса, то имеет смысл подумать: а не пришел ли срок «восстания», не будет ли нарушено это странное обыкновение?

Наша сборная в свои пятнадцать лет – подросток. История у нее хотя и пестрая и бурная, но коротенькая, и теория больших чисел пока к ней неприменима. Но кое-что уже проглядывает. Ну хотя бы ее пикантные взаимоотношения со сборной Австрии. Вроде бы наши сильнее, а как трудно складываются встречи!

Кажется, мы уже начали перечислять, что требуется иметь в виду составителю серьезного прогноза.

«О поле!» Чужое, свое или нейтральное? На чужом, как подсказывает та же статистика, в несколько раз вырастает вероятность схлопотать пенальти в свои ворота, став жертвой судейской слабохарактерности. Жесткое или мягкое, широкое или узкое, каков газон – все это тоже о поле, но уже в точном смысле слова.

Погода. Когда-то москвичи свято верили, что дождик в пользу «Спартака», Потом этот разговор утих. Наверно, потому, что спартаковцы стали играть неважно при любой погоде. Конечно, скользкое, в лужах поле одинаково для обеих команд. Но для кого-то оно может оказаться привычнее.

Состав. Вот уж тайна так тайна! Однажды я был свидетелем, как тренер объявлял игрокам состав, а в это время его помощник прохаживался под окнами, чтобы не подполз вражеский лазутчик. Узнать заранее состав противника равнозначно раскрытию его замыслов. Не случайно многие тренеры открывают свой секрет за несколько минут до начала матча, когда заполняют судейский протокол. Эти одиннадцать фамилий скажут, на оборону или на атаку будет акцент, за каким форвардом надо следить, что предпринимают против лидера нападения соперников, и многое другое.

Тренеры, я уверен, должны коллекционировать сведения об игроках противника. И личные наблюдения, и отзывы прессы, и фотографии, и киноленты… Сборной необходима картотека, досье, архив – дело не в названии. И чтобы кто-то вел это дело постоянно, чтобы все сведения в любую минуту были в распоряжении сборной и не зависели от часто сменяемых тренеров. Пока такая работа ведется у нас дилетантски, частным порядком, от случая к случаю.

Какие-то выводы можно сделать и из знакомства с тренерами противостоящих команд. Один склонен к авантюре, другой опаслив, этот беспринципен, и от его команды можно ждать грубой игры, а тот вечно что-то ищет, придумывает…

Ну, а психологическая подоплека? Рядовые болельщики, которым свойствен житейский взгляд на спортивные события, обычно верно улавливают намечающиеся конфлиты.

«Динамо» им не простит прошлого поражения, накажет в этот раз, будьте уверены…»

«Да разве наши могут выйти в лидеры? С сильными играют что есть духу, а с теми, кто послабее, еле ноги волочат… Сидит в них зазнайство…»

Сколько таких разговоров на трибунах! На мой взгляд, в этом смысле зрители иногда обгоняют специалистов, которые не то чтобы напрочь отрицают психологическую подоплеку, а мало считаются с ней на практике. И хотя так называемая «морально-волевая подготовка» упоминается во всех учебниках, наставлениях и руководящих статьях (причем, как правило, одними и теми же словами нудно доказывается ее важность), дело движется со скрипом. Серьезный прогноз не сделаешь не учитывая этой стороны грядущего матча.

Разумеется, здесь не упомянуто еще многое, что заслуживает внимания при разборе шансов команд. Но моя цель иная – дать понять, что серьезный прогноз не только допустим, но и желателен. Искусство футбольного прогнозирования никогда не достигнет совершенства. А если бы появилась такая перспектива, предсказателей следовало бы изолировать от общества, чтобы они не мешали людям получать удовольствие, поскольку одна из прелестей любого матча заключена в таинственности его исхода.

Непознаваемое останется всегда. И, по-моему, футболу оно присуще в большей степени, чем другим спортивным играм, что, вероятно, и возвышает и выделяет его в глазах миллионов людей. Но значит ли это, что мы не должны познавать то, что познать возможно, что способно служить искусству победы.

Не пришло ли время поставить под сомнение выражения, ставшие чуть не афоризмами: «Прогноз – штука опасная», «Прогнозы беспочвенны», «Прогноз – запрещенный прием» и т. д. Не отговорки ли это, скрывающие либо неискренность, либо боязнь ответственности, либо неумение размышлять, анализировать? Мне кажется, что отказ от прогноза непростителен для знатока.

В конце концов, дело ведь не в том, чтобы наше предположение непременно сходилось с ответом, как в задачнике. Попытка прогноза – это всегда поиск, своеобразная «езда в незнаемое», сулящая открытия.

Рассуждение о прогнозе полагается закончить прогнозом, иначе автора обвинят в голословности.

Думаю, что чемпионами мира на этот раз станут англичане.

Момент для них не только подходящий, а и единственный в своем роде. Об этом будут помнить и игроки сборной Англии, и их противники, и местные болельщики. Этот чемпионат проводится в ознаменование столетия футбола, как известно изобретенного англичанами, и они как бы заранее именинники. Да и, наконец, кто же сомневается в том, что англичане здорово играют в футбол?

Тут же вопрос: а как же наши? Полагаю, что в четвертьфинал они выйдут. А с кем им придется играть там – предположить трудно. Предсказывать же результат матча с неизвестной командой – это уже чистое гадание. А мы с вами уговорились вести разговор о более или менее серьезных материях.

Октябрь

В футболе нельзя отставать. Недаром в характеристиках игры лучших команд все настойчивее употребляют эпитет «современная». Законодателями мод, конечно же, становятся победители. Иные победители не нравятся, их игру перед всем футбольным миром пренебрежительно анатомируют теоретики и эстеты. Мир этот помалкивает, словно бы соглашаясь, а сам исподтишка норовит позаимствовать выкройку.

Бразильцы восемь лет (целая эпоха в наше время!) были объектом зависти, подражания, преклонения, изучения. Теперь они свергнуты. Теперь появилась возможность безбоязненно их лягать. Думаю, что отношение к бразильскому футболу сейчас станет лучшей проверкой добросовестности, объективности и, если хотите, чувства историзма.

Тренер бразильцев Феола, уезжая из Лондона, монотонно твердил, что его лучших игроков, как злой рок, преследовали травмы и это и есть причина неудачи. К проигравшим тренерам надо быть снисходительным. Вряд ли есть другая профессия, где бы человеку вменялось в обязанность безропотно переносить оскорбления и унижения, где бы так часто колебалась его деловая репутация и где бы имел право усомниться в его знаниях и достоинствах каждый невежда. Не мудрено, что многоопытный, имеющий мировую известность Феола ссылался на «злой рок», зная, что для разгневанной толпы такое объяснение наиболее подходяще.

На самом же деле бразильцы, как мне показалось, перестарались, следуя правилу «от добра добра не ищут». Они играют превосходно, и старые их друзья по-прежнему замирают от восторга. А молодые противники уже не замирают от страха. Все знают, как приятно в контрольной работе встретить задачку, которую уже решал. Примерно так же должны были себя чувствовать форварды, играя против защиты бразильцев.

Всего восемь лет назад на стадионах Швеции защитная «линия Беллини» была откровением. Теперь она выглядела наивно. За эти годы люди привыкли к игре на бразильский манер. Некоторые даже считали футбол настоящим лишь в том случае, если можно было на поле и «красненьких» и «голубеньких» пересчитать – «ать – четыре – два – четыре». И пересчитывали. Если же не находили заветную схему, то объявляли тренеров этих команд в лучшем случае профанами.

Но футбол не кегельбан, где шар катают по желобу. Футбол умирает от тоски повторений. Хотим мы того или нет, но игроки и мяч обречены вечно искать новые тропы на зеленом поле. Мудрый тренер помогает им в этом.

Мне трудно дался отчет для «Советского спорта» о финальном матче чемпионата мира. Передавать пришлось в номер, то есть диктовать, импровизируя, глядя на отрывочные заметки в блокноте. Но это полбеды – в конце концов не привыкать. Трудность была в том, что рядом сидел и внимательно слушал мою импровизацию Виктор Александрович Маслов, тренер киевского «Динамо». Держался он безукоризненно, ничем не выдавал своего несогласия или неудовольствия. Он вообще добрый человек. И, крича в трубку какие-то слова о характерных особенностях английской сборной, я вдруг подумал, что примерно то же мог бы сказать и о «масловской» команде, которая мне давно нравилась, и что Маслов, пожалуй, меня контролирует по той простой причине, что победила-то на чемпионате его игра, что у него сегодня хороший день и, быть может, он надеется в словах журналиста услышать этому хотя бы косвенное подтверждение…

Наверное, боевые порядки английских футболистов можно выразить арифметически. Это сделают. Но боюсь, что формула не выразит содержания, сути игры англичан. Отметим главную тенденцию. Кончился период школярского подхода к системе четырех защитников, когда боялись отступить от буквы-цифры. Пришла пора свободного истолкования этой системы. Это проявилось в игре сборных Венгрии, Португалии, Западной Германии, Англии. Досадно, но нашу команду в этот перечень не впишешь. Она блеснула многими достоинствами, и прежде всего стойкостью и мужеством, ее счастье, что она имела в своем составе таких мастеров, как Лев Яшин, Альберт Шестернев, Валерий Воронин, Иосиф Сабо, которые смогли принять на свои плечи основную тяжесть борьбы. Но рисунок ее игры был традиционным.

Может быть, мы отстаем в тактическом мышлении? К счастью, не отстаем. Нас мучает другая беда. Как выяснилось, мы не умеем должным образом ценить собственные достижения, не рискуем удивлять и озадачивать противников. А чемпионы как раз и создают образцы, модели игры, которые подхватываются другими.

Я не думаю, что сборная Англии как эталон просуществует столь же долго, как сборная Бразилии. Скорее всего, провозгласив «Да здравствует организованный беспорядок!», она позволит себя обогнать. Все же она выглядит куда обыкновеннее, чем сборная Бразилии в 1958 году. И может быть, даже пример англичан скорее развяжет инициативу преследователей, чем пример бразильцев. Те стояли на возвышении, а англичане – бок о бок с остальными.

Вот и все, что мне захотелось сказать по поводу прогноза о победителе чемпионата, который я дал в июньском номере «Юности», предсказав победу сборной Англии. Теперь-то мне кажется, что я тогда ничем не рисковал.

1966

 

ЛЮДИ

КАПИТАНЫ

В какой-то из газет промелькнула заметка, где рассказывалось о футбольной команде, состоящей из одиннадцати братьев. Случай, несомненно, забавный и редкостный. В сравнении с ним другой случай, когда в одной команде играли вместе четыре брата, словно бы уже не может произвести большого впечатления. Четыре- не одиннадцать. Да, если иметь в виду рубрики типа «Пестрая смесь» или «Калейдоскоп». Но наш рассказ пойдет о людях, имеющих в истории советского футбола первостепенные заслуги. Полагаю, что читатель уже догадался, о ком речь, – ведь братья Старостины известны каждому нашему любителю футбола, от пенсионера до пионера.

Кстати говоря, тут сразу же возникает вопрос: почему же пионеры-то их знают, если последний матч с участием Старостиных был сыгран в далекие предвоенные годы? Шутка сказать, тридцать лет минуло, как сошла с зеленого поля плеяда братьев, а такое ощущение, что они еще играют и надо только хорошенько полистать футбольный календарь этого сезона и найти их в списках команд. Вольно бы, были они тренерами, чьи имена знают все. Так нет, у них иные профессии.

Нередко мы слышим и употребляем выражение «футбольная жизнь». А что это такое? Ну, в первую очередь в эту «жизнь» входят всевозможные чемпионаты, розыгрыши кубков, международные матчи – словом, весь распорядок сезона. Но представьте, что все эти игры идут своим чередом, мы их посещаем, а потом молча расходимся по домам и никогда ни единым словом не обмолвимся об увиденном, словно бы ничего и не было. Согласитесь, что даже представить это невозможно. Удовольствия от футбола уже никакого не будет. Без обмена оценками и мыслями, без чтения, без споров и ссор, без того, чтобы каждому иметь и отстаивать свою собственную точку зрения на все возникающие в связи с игрой вопросы,- без всего этого нормальная футбольная жизнь немыслима. Она обязательно требует общения с людьми, она активна, задириста, эта самая жизнь. Едва ли не каждый город имеет клуб болельщиков. Без вывески, под открытым небом. На бульварах, на площадях обсуждаются жгучие проблемы. И в семье за вечерним чаем, в автобусе, за преферансом, на пляже…

Но не могут же люди из года в год толочь воду в ступе, толковать об одном и том же, не двигаясь вперед! Конечно, во всех этих обменах мнениями медленно и верно вырабатываются общие взгляды, идеи, которые овладевают массой болельщиков и в конечном итоге создают своеобразный неписаный моральный кодекс футбольной жизни. Так что это не только досуг и милое развлечение, а и весьма серьезное дело, которое затрагивает, если хотите, области более широкие, чем чисто футбольные, и, в конечном итоге, служит пробуждению в людях добрых чувств. Темы справедливости, честности, товарищества, мужества всегда на повестке дня у любителей футбола.

Мы нередко сталкиваемся и со всевозможными уродливыми проявлениями футбольного боления. Скептики утверждают даже, что готовность к эксцессам заложена в самой стихии игры, когда, как ток из оголенного провода, пробивается и ударяет толпу слепой азарт. Эта пессимистическая точка зрения пытается отнять у футбола его благородство. К счастью, сама игра ежедневно ее опровергает тысячью добрых и красивых примеров. Но все равно коль скоро подспудная стихия кое-где искрит, тем большее значение приобретает та общественная футбольная жизнь, в которой мы с вами так или иначе участвуем.

Не отвлеклись ли мы от рассказа о братьях Старостиных? Напротив, братья Старостины как раз и заслуживают разговора потому, что формирование футбольных воззрений без них не обходится. Уже не так много людей могут похвастаться, что видели всех четверых на поле. Лишь изредка иной болельщик солидного возраста скажет с эллегическим вздохом: «Эх, вот Александр был бек, так это бек!». Но зато всегда рядом с вопросом: «Как тебе вчера понравились торпедовцы?» – можно услышать и такой: «А ты читал статью Андрея Старостина?» И тот и другой вопрос обычно одинаково сильный толчок для начала пылкой беседы, Так, может быть, проще сказать, что они журналисты? Нет, хотя и Николай, и Александр, и Андрей состоят членами редколлегий разных спортивных изданий, хотя к их статьям мы давно успели привыкнуть и, пожалуй, начнем беспокоиться, если долго их не видим, тем не менее журналистика для них отнюдь не профессия. Во всяком случае, с не меньшими основаниями их можно было бы считать лекторами, поскольку они прирожденные ораторы и охотно выступают перед любыми аудиториями, готовыми слушать о футболе. Но и статья, и вечер с ответами на записки для них прежде всего внутренне необходимы, потому что живет в них страсть, потребность общаться с людьми, утверждать, доказывать, разъяснять, умиротворять, наконец, осаживать. И если уподобить их игрокам, то, несомненно, на этом поприще они входят в первую сборную.

Если не тренеры и не журналисты, то кто же, наконец?! Николай Петрович занимал разные должности в обществе «Спартак», в том числе и начальника футбольной команды. Андрей Петрович работал и в Федерации футбола СССР, и в ВЦСПС, и начальником сборной команды страны, Александр Петрович долго председательствовал в Федерации футбола России. Итак, футбольные чиновники?! Ох, и не вяжется с ними это название!… Старостины за долгие годы своей жизни в футболе сумели себя так проявить и поставить, что отношение к ним нисколько не зависит от должности, которую они занимают сегодня. Такое удается не каждому, человек обязательно должен быть недюжинным, чтобы не зависеть от конъюнктуры. Мы и впрямь давно уже не следим за их перемещениями по службе, зная, что это ничего не добавит и не убавит в нашем к ним отношении. Тем более что хорошо известно, как переменчивы и капризны футбольные биографии. Стать выше обстоятельств, всегда оставаться самим собой – немалое достоинство.

Мне бы полагалось обстоятельно изложить биографию своих героев. Но должен сознаться, я в затруднении. По той простой и, кстати, приятной причине, что живет на свете книга под названием «Большой футбол», которую написал Андрей Старостин. Эта книга уже выходила несколькими изданиями, и я не представляю себе серьезного любителя футбола, который бы не был с ней знаком. У нас за последние годы создана целая серия спортивных мемуаров, солидную часть которых составляют записки футболистов. Книга Андрея Старостина в этой длинной кильваторной колонне идет флагманом. В ней рассказ о футболе одновременно и свидетельство о времени, о точных приметах эпохи. А жизнь братьев Старостиных – это целых полвека интереснейших событий.

Я приведу здесь лишь самые необходимые сведения и несколько характерных черточек. В самом деле, не пересказывать же «своими словами» хорошую, интересную книгу…

Было шестеро детей у Петра Ивановича Старостина, егеря Московского общества охотников. Четверо сыновей- Николай, Александр, Андрей, Петр и две дочери- Клавдия и Вера. Мальчики росли в доме, где главным интересом была охота. В «Большом футболе» Андрей Старостин пишет, что дух борьбы и соревнования, по-видимому, передался братьям от отца и дяди, тоже егеря. Спортивное начало восторжествовало в семье. В детстве братья участвовали в кулачных боях «стенка на стенку». Потом на смену явился футбол…

Суровое воспитание получили братья, и уже став взрослыми, известными спортсменами, оглядываясь на прошлое, считали, что им в этом смысле повезло.

Ну и, конечно, одержимость. Николай считал себя медлительным тихоходом и, чтобы выработать скорость, тренировал рывки, по сто в день. Идя по улице, он вдруг срывался с места и бежал. Прохожие оглядывались, раздумывая- сумасшедший или хулиган. Андрея мучили его тонкие ноги. Он завел правило ежедневно по утрам приседать по многу раз. И мерил веревочкой объем ног. Добился-таки своего; и ноги приняли приличный вид, и потом это пригодилось в футболе.

Старостины прошли тот же путь, что и весь советский спорт. В ту пору, когда не было средств, специально отпущенных для этих целей, они были среди тех энтузиастов, которые предпринимали всевозможные ухищрения, чтобы чего-то добиться. Устраивались концерты, и в качестве их рекламы энтузиаст футбола Иван Артемьев разъезжал на лошади по московским улицам с медведем, на груди которого плакат о благотворительном концерте с участием спортсменов. В числе номеров аттракцион Константина Квашнина (футболист и будущий тренер) «Битье кирпичей на голове». Выручка с концерта шла на постройку ограды и ворот стадиона. И были еще субботники.

Так начинал спортивный клуб, переменивший немало названий перед тем, как стать знаменитым «Спартаком». Кстати, это имя обществу было предложено Николаем Старостиным.

Старший брат – Николай играл правого края, второй- Александр – крайнего защитника, третий – Андрей- центрального защитника и младший – Петр – полузащитника. Они входили в футбол один за другим, по возрасту. А потом были матчи, когда в одной команде выступали сразу четыре брата Старостиных. И всю жизнь все четверо защищали цвета одного и того же клуба, который зародился в районе Красной Пресни, неподалеку от Камер-Коллежского вала в Грузинах, где стоял маленький домик семьи Старостиных. Кстати, эта их верность своему клубу далеко не случайное и не второстепенное обстоятельство их биографии. Эта верность вызывает уважение у всех любителей спорта, пусть даже они симпатизируют любому другому клубу, соперничающему со «Спартаком».

Мы в последнее время привыкли аттестовать игроков той или иной команды примерно так: этот – из Казани, этот – из Рязани, этот-из Торжка и так далее. Предметом спора среди болельщиков становятся иногда подсчеты, в какой команде сколько своих и сколько «переманенных». Все понимают, что формирование классной команды имеет свои законы и иной раз необходимо включить в какую-то линию для полноты ансамбля игрока из другого клуба или города. Все это так, и однако любители футбола живут затаенной мечтой о том, как было бы хорошо, если бы все одиннадцать игроков с детских лет играли в своем клубе и оставались в нем до конца футбольной карьеры. Пусть это наивно, но опровергать эту мечту, высмеивать вряд ли кто рискнет. Здесь проявляет себя жажда справедливости, честности, какой-то своеобразный, если хотите, романтизм, когда футболист в представлении людей делается чуть ли не членом благородного рыцарского ордена. Жизнь братьев Старостиных – образец вот такого служения «ордену» «Спартака», и одно это уже не могло не сделать их легендарными.

Ну, а как же все-таки они играли?

Пока мы не умеем сохранять для потомства образы футболистов. Даже несмотря на то, что ведутся киносъемки футбола, остаются, как правило, лишь документальные свидетельства о матчах, а не о том или другом игроке. Футболисты мелькают на киноленте в различных эпизодах только вблизи мяча. Но ведь мы с вами, зная и любя того или иного игрока, не сводим с него глаз на протяжении всего матча и нам дороги в его поведении не только удар и финт, а и жест, и улыбка, и то, как он поправляет шевелюру.

Недавно был создан небольшой фильм о вратаре Льве Яшине. Но это не больше чем эскиз, набросок, который может лишь в слабой мере дать представление о необыкновенном мастерстве этого лучшего вратаря в истории советского футбола. Фильм способен помочь вспомнить Яшина тому, кто его видел. Ну, а если ты не имел счастья его наблюдать на стадионе, то фильм не выручит. Возможно, – в это хочется верить – в будущем будет проявлена забота о том, чтобы сохранить для потомков память о выдающихся футболистах. Фильма о братьях Старостиных, о их молодых годах уже не будет. А пересказы игры, к сожалению, грешат обычно общими выражениями, и очень редко в них удается ухватить те чёрточки, которые делают портрет живым. Конечно, можно бы заглянуть в старые газеты и журналы и взять оттуда характеристики, которые давались братьям после матчей. «Прессу» не имели. Но мне хотелось бы целиком и полностью отвечать за свои слова. И поэтому я расскажу лишь о том, чему сам был свидетелем.

Андрей Старостин – центрхав (так тогда выражались) московского «Спартака» и его капитан – был одним из самых ярких впечатлений моей юности. Он олицетворял для меня самое главное, что есть в футболе, самую его суть, всю его прелесть – жажду победы. Вот он остановился чуть позади кинувшихся вперед форвардов. Ноги широко расставлены, плечи наклонены вперед, волосы взъерошены и сбиты набок. Кажется, что это по его воле идет атака, он ею управляет и вообще, не будь его, не было бы ни «Спартака», ни этого матча, ни вообще футбола. Я помню его басистое, зычное, на весь динамовский стадион: «Володя, вы будете играть?!». Так он обычно взывал к форвардам через их лидера Владимира Степанова. И этот возглас требовал атаки.

Помню, как я и мои сверстники, школьники, были обескуражены и оскорблены в своих лучших чувствах, когда Андрей Старостин по непонятным нам причинам перестал ходить вслед за своими форвардами и проводил весь матч неподалеку от своих ворот. Мы не подозревали тогда о борьбе тактических систем и о том, что на смену центру полузащиты явился центральный защитник. Мы воспринимали это отступление Андрея чуть ли не как измену. На какое-то время померкла даже вообще красота футбольного зрелища.

Впрочем, ненадолго. В те годы, когда «Спартак» установил свой не повторенный до сих пор рекорд, выиграв дважды подряд звание чемпиона и Кубок, не надо было быть ни теоретиком, ни изощренным стратегом, чтобы распознать в чуде этой победы первостепенную роль спартаковской защиты, где были Виктор и Василий Соколовы, а в центре – Андрей Старостин. Конечно, только сейчас, оглядываясь на прошлое, находишь слова о том, что эти спартаковские игроки создали тогда эталон игры по системе трех защитников, что было новым словом в конце тридцатых годов.

Да, мы привыкли к Андрею Старостину в центре защиты. И нашли, что и на этом месте он остается человеком, от которого все зависит. Тут и самоотверженность, и смелость, тут и чрезвычайно выразительно поникшая голова, и фигура, выражавшая полное отчаяние, когда мяч залетал в спартаковские ворота. За всем этим угадывалась страстная натура человека, открыто выражающего всего себя игрой. В нем жила романтика футбола. Думаю, что братьям Старостиным «Спартак» обязан многими тысячами своих верных болельщиков старшего поколения, потому что трудно было не увлечься такими яркими футбольными личностями. Дело даже не в игровых достоинствах, а прежде всего в том, что «темперамент- порох футбола», как уже много лет спустя од нажды точно заметил в одной из своих статей обозреватель Андрей Старостин.

В истории советского футбола одним из наиболее зна чительных событий признан матч, сыгранный летом 1937 года московским «Спартаком» со сборной Басконии. Как все помнят, баски во время своего долгого турне по нашей стране не имели поражений, и лишь «Спартаку» были вынуждены уступить победу со счетом 2:6. Именно в том матче была признана необходимость перейти на систему трех защитников, оттянуть назад бывшего центрхава Андрея Старостина. Маневр этот был успешно осуществлен, и с него началась тактическая перестройка нашего футбола на систему «дубль-ве». В этом многозначительном матче кроме Андрея крайнего защитника играл Александр Старостин, участвовал в нем и хавбек Петр Старостин, а старший – Николай накануне руководил теоретической дискуссией.

Мы еще упомянем об их роли в эволюции футбола. А пока – об их капитанстве. Они все были капитанами, один за другим, по старшинству. И в своем «Спартаке», и в сборных командах Москвы и СССР. Повторяю, я видел в этой роли только Андрея.

И сейчас, вспоминая, полагаю, что он был непревзойденным капитаном. Во всяком случае, так думало тогда население трибун. Может быть, – я это охотно допускаю- были капитаны, которые умели незаметно вносить поправки в игру товарищей, ободрять и наставлять их. Не знаю. А вот капитанство Андрея Старостина было для всех очевидным. И жестикуляция, и выговор игроку, и похвала, и распоряжение, как ставить «стенку», и назначение бьющего пенальти -все это было хорошо видно с трибун, мы оказывались, что называется, в курсе всех дел.

Я вспоминаю об этом подробно, потому что сейчас, мне кажется, роль капитанов как-то сведена на нет. В большинстве команд они меняются на удивление часто. Многие из нынешних капитанов ведут себя инертно, словно им безразлична судьба игры. Пожал руку судье, разыграл ворота – и все обязанности. Поэтому мне особенно приятно вспомнить капитана «Спартака» Андрея Старостина.

Братья Старостины принимали участие во встрече с чехословацкой профессиональной командой «Жиденице», с парижским «Ресингом» и пережили всю гамму надежд и опасений перед этими матчами. Это были первые выезды нашей команды – сборной Москвы за рубеж, когда выяснялось: а способны ли советские футболисты выстоять против иностранных профессионалов? Эти матчи дали ясный и положительный ответ. Среди тех, кто вынес на своих плечах моральные тяготы этих первых выходов на международную арену, были братья Старостины.

Каждому поколению достаются свои испытания, и не нужно доискиваться, у кого они были труднее. Казалось бы, все ясно, а проблема тем не менее возникает. Есть люди, считающие, что испытания, легшие на плечи их поколения, являются исключительными, единственно заслуживающими внимания. На этой почве они делаются обидчивыми ворчунами. Любой из нас встречал футболистов старшего возраста, которые ни за что не расстанутся с иллюзией, что в их время играли куда лучше, чем нынче. Ну что ж, как человеческая слабость эта убежденность понятна и к ней можно даже относиться со снисхождением и симпатией. Если, конечно, эти люди не руководят футбольным движением.

Цепляться за свое прошлое и жить им одним – занятие не из трудных. Куда сложнее следить за развитием футбола и убеждаться, что он вместе с временем убегает вперед, становясь во всех отношениях игрой более высокого достоинства, чем в твои годы. Иного пути нет, если кроме прошлого ты хочешь иметь и футбольное настоящее, хочешь быть всегда в игре, хочешь остаться вожаком. Я встречал многих специалистов футбола из поколения Старостиных, суждения которых попахивают нафталином. А Старостины говорят о футболе так, словно только что сами играли в Лужниках.

И вот Андрей Старостин, когда-то осваивавший «дубль-ве», систематично разрабатывает и пропагандирует бразильскую систему и открывает в ней интересные особенности. Вот Николай Старостин печатает в журнале «Наука и жизнь» оригинальную галерею характеристик лучших советских футболистов, движимый похвальным желанием, чтобы никто не был забыт. (Потом эта галерея составила отличную книгу «Звезды большого футбола».) И там же он публикует задорную статью «Иероглифы футбола», в которой таинственность игры сравнивает с улыбкой леонардовской Джиоконды. Только в молодой, влюбленной душе может родиться такая смелая аналогия!

И верно, они моложавы в своем «районе шестидесяти». Не знаю, может быть, их щедро одарила природа, может быть, и спорт добавил им сил и стати. Но тут думаешь главным образом о том, что моложавость их – явление в первую очередь духовное.

Они вполне могут считать себя счастливыми, потому что нужны людям. Я не раз бывал на всевозможных заседаниях, где обсуждались футбольные вопросы, и всякий раз, если там сидели Старостины, чувствовалось, что все ждут: а что по этому поводу скажут они?

Братья Старостины учат широкую аудиторию реальному пониманию футбола, участвуют в создании общественного мнения об игре, показывают пример выдержанности и терпеливости в оценках игроков и пример хорошего вкуса в оценке матчей. Слушая и читая их, людей, посвятивших жизнь футболу, непрестанно думающих о нем, всегда чувствуешь, что они проповедуют передовые идеи, что они являются, если хотите, яркими представителями футбольной интеллигенции.

Я назвал свои заметки «Капитаны». Надеюсь, читатель уловил, что сделано это не в ознаменование того факта, что когда-то братья Старостины выводили команды на поле в качестве капитанов. Название подсказано сегодняшним днем.

1969

 

ПРЕДИСЛОВИЕ К ЯШИНУ

О Льве Яшине написаны тысячи страниц. Правда, почему-то в заграничной прессе их больше, чем в нашей. Но заметных журналистских удач на яшинскую тему что-то пока не видно. Почему бы это? Вроде бы уж так заманчива идея написать о лучшем вратаре мира!

Спросите моих коллег, что они об этом думают, и, ручаюсь, едва ли не каждый ответит, что Яшин не жалует журналистов и все диалоги с ним получаются суховатыми. Да, впрочем, и он сам, участник всех этих диалогов, не делает из этого секрета и всегда готов подтвердить, что да, с журналистами у него отношения прохладные. Нет, он, конечно, понимает, что обязан время от времени давать интервью. Но что поделаешь, если ему скучно отвечать на те вопросы, которые будто бы должны заинтересовать читателей, а его почему-то оставляют равнодушным. Он не выносит, когда о его вратарском деле, таком простом и суровом (сам он говорит о нем: «Мое дело – костями стучать о землю»), пишут красивыми, душещипательными словами, бездумно рассыпая восклицательные знаки. Он однажды сказал мне: «Вот жена моя, Валя, все про меня точно знает. Написал бы кто-нибудь так, как она знает…»

Но не подумайте, что Яшин принципиально враждует с журналистами. В Рио-де-Жанейро я стал свидетелем такого случая. Автобус с игроками сборной команды Советского Союза должен был вот-вот отъехать от ворот стадиона «Фламенго», где была тренировка. Все страшно торопились, оставались считанные минуты, чтобы поужинать и успеть в кинотеатр. Последним зашел в автобус переводчик. Зная, что мы опаздываем, он нерешительно, как бы для очистки совести, произнес:

– Там стоит репортер, он говорит, что, если не получит у Яшина интервью, редактор его уволит…

– Уволит? – Яшин вскинулся, словно мяч отбил.- Надо выручать, пошли…

Я вышел вместе с ними. Перед нами оказался юнец, которого, видимо, проверяли на пригодность к репортерской профессии. Он уже считал, что все пропало, когда вдруг с подножки к нему прыгнул Яшин собственной персоной. Молодой человек растерялся и форменным образом потерял дар речи. Яшин мигом оценил ситуацию, кивнул переводчику: «Переводи» – и пустился рассказывать всякие штуки о футболе, о своих встречах с бразильскими игроками. Юноша строчил, не веря своему счастью. Яшин спросил меня:

– Ну как, хватит, чтобы его редактор не уволил?

Мы безнадежно опаздывали, но все в автобусе терпеливо молчали, понимая, что иначе Яшин поступить не мог. Кто знает, может быть, наш вратарь сделал этому юному бразильцу карьеру!

Итак, он не любит красивые слова. Да, его отпугивают все эти прозвища вроде «черного спрута», «волшебной руки, одетой в перчатку», «человек с бесконечным туловищем»… Откуда это у него? Думаю, что неприязни к выдуманным словам его научила жизнь. Его собственная жизнь.

Он не был баловнем, избранником судьбы. Когда я сейчас думаю о его первых матчах, то прежде всего вижу какого-то нескладного человека, вспоминаю ощущение страха за него, за то несуразное, что он непременно выкинет. Тогда я не знал, чем это объяснить. Теперь думаю, что знаю.

Когда Леве Яшину исполнилось 14 лет, отец отвел его на завод, где сам работал, и отдал учиться на слесаря. Шел 1943, военный год, и мальчик обязан был работать. Он выучился, стал хорошим слесарем. И в футбол играл в заводской команде. Там определили его во вратари. Потом пришло время служить в армии. Забавно, что товарищи, провожая его, наказывали не забывать футбол. Взрослый был парень, а еще никто не подозревал в нем спортивного таланта.

Однажды солдат Яшин, соскучившись по футболу, зашел на стадион «Динамо» и предложил свои услуги.

Ему повезло, его встретил тренер Аркадий Чернышев, тот самый, который возглавляет ныне сборную Советского Союза по хоккею. Чернышеву приглянулся долговязый, угловатый парень.

Дальше события обещали было пойти совсем как в некоторых художественных фильмах о спорте: молодой вратарь заменяет опытного, получившего травму и… Нет, Яшин оказался неспособным к чуду. В матче с тбилисским «Динамо» он пропустил четыре (!) мяча и был изгнан из команды. Надолго, на целых три года. Ему советовали поискать себе место в другом клубе, но он не ушел. Он не был обижен, он признал, что с ним поступили правильно. Одно это признание показывало, что парень особого склада.

Яшин остался хоккейным вратарем в команде Чернышева, и первую свою награду – серебряную медаль получил после окончания хоккейного чемпионата страны. Никто особенно не настаивал, чтобы он продолжал учиться на вратаря футбольного, никто ему ничего не обещал. Яшин тренировался на свой страх и риск. Когда сейчас мне приходится видеть его во время занятий, я всякий раз удивляюсь, откуда у него столько сил и терпения, что он всех молодых обгоняет по прилежанию. Но сейчас это уже не доблесть, сейчас это привычка, необходимость, вошедшая в плоть и кровь. А вот в ту пору, когда он, безвестный, с треском провалившийся однажды вратарь, уговаривал футболистов побить ему в ворота,- вот тогда это был подвиг. Тогда-то, я убежден, у Яшина сложилось на всю жизнь представление о вратарском деле, которое не допускает выспренных, придуманных слов.

Он вышел на второй свой дебют, когда ему было 24 года. В этом возрасте многие футболисты уже становятся знаменитыми. Может быть, позднее начало сохранило ему юность и он благодаря этому продолжал как ни в чем не бывало играть и в сорок лет? Дальше испытанный киносюжет боевика вроде бы получается: год спустя Яшин уже в сборной команде страны, где бессменно находится 16 лет. Но три года невидимого миру труда ведь не заснимешь на киноленту, а они-то, скорее всего, и сделали Яшина великим вратарем…

Говорят, что вратарь – это характер. Если остальные футболисты в игре всегда вместе, поправляют и выручают друг друга, то вратарь – один. Только ему загораживать собой 18 квадратных метров ворот. Разговор о каждом голе начинается так: «мог вратарь взять мяч или не мог?» Игроки на поле в непрерывном движении, они забываются, увлекаются, движение скрадывает, снимает нервную нагрузку. Вратарь один в воротах, мяч от него далеко, кажется, угроз нет, но это невыносимо трудно- ждать того мгновения, когда ты будешь нужен. Оно же, это мгновение, является неизвестно когда и откуда…

Есть прекрасно, атлетически сложенные молодые люди, прыгающие в углы ворот, как подкинутые трамплином, смелые, с острым зрением, и все-таки не получается из них выдающихся вратарей. Физическая одаренность во вратарском деле позволяет подняться до определенной высоты. Но дальше, к вершине, ведет уже одаренность человеческая, духовная. Вернее всего ее назвать верностью делу. Во всяком случае, именно так эта одаренность проявляет себя в Яшине.

Вечером матч, а он днем уходит в лес. Один, обязательно один. Ему нужно привести в порядок нервы, почувствовать, если хотите, свежесть чувств, желание играть. Яшин волнуется перед каждым матчем, без этого невозможно хорошо играть. Но вы не подметите у него чисто внешних, всем известных признаков волнения. И товарищи и противники должны видеть его спокойным. Одних это пусть обнадеживает, а других пугает.

У Яшина много достижений во вратарском деле. Одно, на мой взгляд, уникальное, единственное в своем роде: ему реже, чем другим вратарям, бьют по воротам. И наши форварды и прославленные бомбардиры сборных команд всего мира, все, кто хоть раз играл против Яшина, считают, что бесполезно, глупо и даже неприлично бить ему не наверняка. Ни у кого не возникает мысли, что Яшина можно застать врасплох, поймать на небрежности, на грубой ошибке. Он заставил уважать себя, как это и пристало истинно серьезному человеку. Хотя, разумеется, и ошибки и оплошности у него бывают. Но даже к этим ошибкам люди относятся с уважением.

В 1962 году на чилийском чемпионате мира Яшина признали виновным в нескольких голах. Кое-кто пытался уже его похоронить. Он смолчал, пережил все это, а в 1963 году сыграл в Лондоне в матче столетия за сборную мира, да так сыграл, что словно объявился новый замечательный вратарь. Ему было тогда 34 года.

На Яшина обязательно надо внимательно взглянуть, когда он пропустит гол. Никого он не винит, не вступает в пререкания с защитниками, чтобы попытаться оправдаться перед зрителями. Он с достоинством принимает неудачу. Чувствуешь, как он недоволен собой, как страдает. Но эти его сжатые плечи, эта опущенная голова лишь на считанные секунды, и тут же он опять прям, энергичен, покрикивает, руководит как ни в чем не бывало.

Слава Яшина удивительна. Он объехал весь мир, и весь мир знает его как первого футбольного вратаря. Он никогда даже шага не сделал навстречу своей славе. Ее он включил в распорядок своих обязанностей, которые выполняет добросовестно. Он дает автографы, ходит на приемы, в совершенстве владеет всеми светскими и ритуальными премудростями. Всегда готов произнести речь или тост, охотно шутит, не привлекает внимание публики показным спортивным аскетизмом, а напротив, и сигарету выкурит, и бокал вина выпьет, и танцевать отправится первый. И интервью даст, хотя, как мы уже знаем, до тонкостей и глубин разговор не дойдет… А кончился банкет, и он уже спешит с приятелем в гостиницу, где на столе неоконченная партия в шахматы, о которой он все время помнил.

Когда можно, он тут же удирает, ускользает от своей славы. С удочками на рыбалку, на прогулку с дочерьми, с женой в театр. На трибуне стадиона он самый незаметный зритель, сядет так, чтобы никто не видел, да еще воротник пальто поднимет.

Яшин естествен. Помню, как-то раз я помогал уругвайским журналистам беседовать с ним. Был поставлен вопрос: «Что надо делать, чтобы взять пенальти?»- «А ничего не надо делать, взять пенальти нельзя. Только если нападающий ошибется…» Журналисты были шокированы таким ответом лучшего вратаря мира, взявшего немало пенальти на своем веку. Я попросил его, входя в положение коллег, хоть что-нибудь добавить к ответу. «Что же я, про свое дело еще придумывать должен?» – вот и было его добавление.

Мне ни разу не приходилось специально брать у Яшина интервью, хотя мы иногда встречаемся и вместе побывали на стадионах многих стран. Бывало, разговаривали о разных вещах, но никогда между намл не появлялся блокнот. Должен признаться, немножко жаль, что детали разговоров не были записаны и теперь забыты. Из почти 600 матчей, сыгранных Яшиным, думаю, что я видел сотни полторы. И все-таки, когда приходится говорить с Яшиным, наблюдать за ним, меня никогда не оставляет ощущение, что этот человек знает о своем деле много больше того, что говорит, и, конечно, много больше того, что знаем все мы. Я верю, что кому-то удастся написать об этом человеке так, как он этого заслуживает. Будет, наверняка будет книга о Яшине, вратаре, которому много лет аплодировал весь мир.

1970

 

КТО ЖЕ ТАКОЙ ПЕЛЕ?

Вот ведь задача – писать о Пеле! Что ж, запастись мешком восклицательных знаков и на одной высокой ноте – от начала и до конца? Так можно. В этом не будет ни ошибки, ни преувеличения. С 1958 года этого бразильского негра считают лучшим футболистом мира, причем на удивление единодушно. Никому и в голову не приходит поставить под сомнение хоть какую-то грань его дарования. Поразительно, что за целый футбольный век (а десятилетие в жизни игрока как раз и равно веку) не нашлось Пеле конкурентов. Единственный, пожалуй (его так и называют – европейским Пеле), чья слава тоже гремела, – Эйсебио много раз решительно

отказывался от претензий на какое-либо сравнение. Я почему-то убежден, что в нем говорила не естественная скромность, а профессиональная честность. Но мы еще вернемся к этому сопоставлению.

Помню, как я долго и настойчиво добивался у Миши Месхи, чем же хорош Пеле, ожидая ответа квалифицированного и точного, ответа мастера. А Миша знай себе твердил: «Как сказать? Понимаете, Пеле -это сказка!»

Помню, как Лев Яшин, человек чрезвычайно аккуратно отмеряющий оценки, сказал совершенно уверенно и даже, как мне показалось, с известным разочарованием: «Пеле, если захочет, забьет гол кому угодно, любой команде, любому вратарю. Он все может».

Но не пора ли, пока мы не зашли далеко, сойти с проторенной дорожки восхищений и отставить в сторону мешок с восклицательными знаками? В конце концов нет особой нужды доказывать читателю, каков Пеле. Летом 1965 года он лично представился нашим любителям футбола в Лужниках, и от его полуторачасового концерта память осталась у очевидцев на всю жизнь. Александр Пономарев, ранее не видевший Пеле, до этого матча вечно подтрунивал над журналистами: «Раздуваете, раздуваете…», а когда увидел, сказал: «Оказывается, вы его замалчивали…»

Существует ли Пеле без восклицательных знаков? Да, наверняка. Я бы даже считал, что истинное его значение состоит в том, что этот игрок, наподобие ну что ли Гамлета, поставил перед мировым футболом вопрос – «быть или не быть?». Поэтому знак вопросительный мне представляется даже вернее его характеризующим, чем восклицательный.

Но прежде припомним некоторые факты.

В Бразилии я наблюдал подчеркнутое, какое-то интимное уважение к сборной команде СССР. Один местный журналист объяснил мне, в чем тут дело: «Ну как же, Пеле ведь дебютировал в 1958 году в Гетеборге в матче с вашими, а у нас в народе помнят все, что касается Пеле».

Этому дебюту мне посчастливилось быть свидетелем. У него была предыстория. До матча со сборной СССР бразильцы играли с англичанами. Результат 0:0 при явном превосходстве бразильцев. Я хорошо запомнил, как фатально не везло центру нападения Маццоле. Ему отвели роль пушки, а мяч от его ног, как назло, не шел в ворота. Не могу ручаться, но допускаю, что тренер бразильцев Феола выпустил на следующий матч Пеле, наглядевшись вдоволь на злоключения Маццолы и не желая получить инфаркт.

Итак, левым центральным нападающим на матч со сборной СССР вышел 17-летний Пеле. Сейчас, желая проверить себя, я заглянул в подшивку «Советского спорта» и в свои старые блокноты. К великому своему разочарованию, убедился, что в моем газетном отчете Пеле не упоминается, а в блокноте он фигурирует только в составе.

Как же так? И вспоминается, как в тот день всех затмил другой дебютант-Гарринча, показавшийся стадиону каким-то чудом. Он, кстати говоря, и был чудом. А оба мяча в наши ворота забил Вава. В общем, в том матче Пеле (его держал тогда Виктор Царев) как-то еще не сверкнул, не бросился в глаза.

Но уже со следующего матча он стал известным, когда забил единственный гол сборной Уэльса. А вскоре и знаменитым, после его трех голов французам и, наконец, в финале чемпионата, двух – шведам. Один из этих двух обошел всю прессу, а на «Росунде» вызвал взрыв бешеного восторга, несмотря на то, что забит был в родные шведские ворота.

Пеле тогда принял мяч на грудь и вырвался из окружения трех шведских защитников, продолжая держать мяч на груди, потом, не замедляя рывка, скинул мяч вперед и вниз на ногу и ударил, не оставив шансов вратарю. Сидевший неподалеку от меня Гавриил Дмитриевич Качалин вскрикнул: «Что он делает!», словно Пеле поступал не по правилам, так невероятно выглядела его цирковая ловкость.

Мир узнал о Пеле в несколько дней, увидел его приемы, единственные в своем роде, и сразу признал его «самым, самым, самым».

А был Пеле в ту пору совсем иной, чем нынче. Худенький юнец, большеголовый, длиннорукий, какой-то нескладный, эксцентричный. И думалось тогда, что его удачи этой самой своеобычностью и предопределены.

С тех пор Пеле стал мужчиной. У него литая мускулатура, он словно бы выпрямился, выровнялся, стал образцовым атлетом, не осталось и следа былой угловатости.

Мы иногда (и не без оснований) ищем у больших мастеров каких-либо особенностей в телосложении, которые объяснили бы их способность выполнять тот или иной сложный прием. Но в том-то и уникальность Пеле, что он, возмужав, стал безупречно сложенным и умеет одинаково хорошо выполнять не отдельные излюбленные приемы, а всю бесконечно разнообразную футбольную работу. Поэтому говорить приходится не о его исключительности и неповторимости, а об его идеальности.

Нет, это пустое занятие перечислять его игровые добродетели. Пришлось бы называть все качества, которые только можно предусмотреть для игрока. Он как бы заявляет всем: смотрите, я и есть футбол.

Его однажды спросили, что он считает своим недостатком. Пеле ответил: «Я недостаточно хорошо играю на любых местах в команде».

Однажды я наблюдал тренировку сборной Бразилии в Рио, на стадионе «Флуминенсе». Кстати замечу, что на этой тренировке, которая была среди буднего дня, присутствовало тысяч двадцать зрителей. Так вот, когда началась двусторонняя игра, Пеле выступил в роли защитника. А так как с мячом он обязательно серьезен, то и тут он играл на совесть. Признаться, мне было сначала досадно, что вижу Пеле занимающимся не своим делом. Но он сумел и в обороне оказаться самым заметным. Пеле пласировался перед атакующим, словно опутывал его сетью, так, что тому некуда было деться. И стадион начинал смеяться. Он и на этом посту желал побеждать, был быстр и азартен. Когда в ворота его команды назначили пенальти и Гарринча установил мяч, Пеле подбежал и легонько мяч пихнул. Гарринче пришлось снова его устанавливать. Публика веселилась, но видно было, что Пеле ее не веселил, он и в самом деле не прочь помешать Гарринче, ему честно не хотелось пропускать гол в свои ворота.

Д чуть раньше, когда шел урок физической подготовки, Пеле и там, что называется, лез из кожи вон, чтобы в любом упражнении быть первым. У него душа спортсмена, и это помогает ему уметь в футболе все. Все полтора часа тренировки он был самым усердным в команде. В общем, он знал, что ему полагается делать, чтобы оставаться Пеле.

В Рио перед матчем сборных Бразилии и СССР я прошел в раздевалку хозяев «Мараканы», чтобы понаблюдать за Пеле. Меня удивило грустное, если не печальное, и уж совсем неспортсменское выражение его лица, глаза человека, ушедшего в себя, не видящего, что вокруг него. Он был весь расслаблен и среди разминающихся, приободряющихся, подпрыгивающих, растирающих мышцы игроков казался этаким не от мира сего человеком, случайно затесавшимся в команду. Так мог выглядеть в подобной ситуации Чарли Чаплин.

А уже через минуту, ощутив под шипами бутс пружинистый газон «Мараканы», хватив воздуха, как бы взорвавшегося при появлении из тоннеля желто-зеленых, Пеле размашисто мчался по полю, и жажда игры угадывалась в каждом его шаге, в упрямом и озорном наклоне головы.

Повторяю, я не собираюсь перечислять игровые достоинства Пеле. Но его бег забыть нельзя. Он движется не касаясь земли, легко, бесшумно, без видимых усилий. Это его стихия, йа поле он появляется как взлетает выпущенная из руки птица. Его движения в игре не делятся, как принято у методистов, на ходьбу, пробежки, ускорения и рывки. У Пеле собственный рисунок перемещений по полю, необычайно естественный, удивительно необходимый. Сколько ни следишь, ни за что не поймаешь его на чем-то напрасном, бессмысленном. Наверняка он допускает тактические промахи, но, видимо, от них отвлекает красота его движений. Он бегает как дышит, он любит бежать, он живет бегом.

Что же он для команды? Если ответить на этот вопрос, то поблизости и будет разгадка этого игрока.

В Бразилии я наблюдал встречи команд самых разных рангов: высшей лиги, юношеские, студенческие, «дикие» на пляже. И в любой бразильской команде обязательно был свой Пеле, причем, как правило, этот игрок имел на спине десятый номер. Что интересно, этим «десяткам» удавалось быть на него чем-то похожими. Тогда мне все эти подражатели казались каким-то наваждением, каким-то наивным, смешным обезьянничанием. Я понял, почему это делалось и почему это возможно, спустя примерно полгода, в Лондоне, когда вдоволь посмотрел за конкурентом Пеле – Эйсебио. Вот этому форварду подражать вряд ли возможно.

Эйсебио нелогичен, редко угадаешь, что он сейчас предпримет. В этом его оригинальность и сила. И все же, думаю, игра вместе с Эйсебио должна доставлять его партнерам кроме удовольствия еще и затруднения. Он перемещается по полю как захочется, как ему удобно, заставляя партнеров равняться на него. Эйсебио требует, чтобы партнеры следили за ним, не спускали с него глаз.

Пеле, напротив, удивительно «команден», ни на миг не выпускает из поля зрения своих товарищей. Он не мыслит себя без них, для него играть с ними и значит играть в обожаемый футбол. Пеле считается с товарищами, играет по обстановке, строго и просто.

Поэтому в бразильских командах и появились едва ли не обязательные «десятки», играющие в плане Пеле. Эти игроки – заводилы, они неугомонностью своей гонят вперед партнеров, ободряют их, задают волевой и двигательный темп. Словом, пример Пеле дает игрокам самой разной квалификации надежду сыграть, как он.

Ну, а уж то, что Пеле все, что ни делает, делает образцово, так в этом и состоит его чудо. Но чудо, заметьте, для всех, и, самое главное, оно происходит в ходе игры, где все равны, все играют. Пеле не ведет себя как-нибудь необыкновенно, не совершает ничего экстравагантного. Наверное, в том и секрет его популярности и общего признания, что он не вытворяет что-то необъяснимое, отчего у созерцающего юноши опускались бы руки. Нет, он именно образец, идеал, которому хочется следовать. О нем частенько говорят со вздохом, театрально закатывая глаза. О нем рассказывают необыкновенные истории. Мне кажется, что такое отношение к Пеле искажает его облик. Он не из иллюзиона. Он мастер, умеющий делать все.

Во время встречи сборных Бразилии и СССР в Рио в ноябре 1965 года к Пеле был прикреплен Валентин Афонин. Он играл против него час, потом был заменен Муртазом Хурцилавой. На обратной дороге, в самолете, я расспросил Афонина и по приезде опубликовал интервью с ним – «Час против Пеле». Афонин утверждал, что против Пеле играть можно, он тем самым протестовал против преувеличенных, несерьезных слухов о «волшебнике». Любопытно, что это интервью среди наших журналистов было встречено с недоверием, я наслушался упреков. А между тем Афонин говорил сущую правду. Он довольно долго с успехом сопротивлялся Пеле. Но потом его сопротивлению пришел конец. Пеле забил гол, и выяснилось, что за час игры Афонин себя исчерпал, Пеле оказался сильнее, выносливее. В этом-то и все дело, играть против Пеле можно, но какое же мастерство, какие силы требуются, чтобы быть с ним на равных!

Пеле вызывает желание с ним сразиться. Помню, как тогда в Рио был огорчен Хурцилава, которого выпустили на поле лишь за полчаса до конца. Он несколько дней приговаривал: «Эх, мечтал сыграть с Пеле…»

Так кто же он все-таки, почему весь мир знает Пеле?

В Рио я видел рекламные туристские плакаты – «Приезжайте в Бразилию». Очертание страны, какой-то тропический пейзаж и лицо Пеле с грустными, навыкате глазами. Пеле в Бразилии больше чем «самый, самый, самый» футболист. Вот там он и в самом деле чудо, мальчик из бедной семьи, заработавший футболом состояние и мировую известность. Он там стал вроде футбольного бога: надо же во что-то верить босоногим чернокожим мальчишкам, за которых родители не в силах заплатить в школе! Ну и его «житием» хвастают местные пропагандисты, выдавая его за достижение своей демократии. Так у него на родине.

А для всех, кому люб и дорог мяч, Пеле – символ и пример высочайшего искусства. После того как в еженедельнике «Футбол – Хоккей» была опубликована заметка о том, что в Бразилии ни один клуб не хочет купить Гарринчу и он остался без средств на жизнь, полетели мальчишечьи письма. Ребята писали примерно так: «Что за безобразие! Да выпишите его к нам, пусть Гарринча нас учит, ему у нас будет хорошо…» Мастерство превыше всего, и людей задевает, когда его обижают.

Так же и с Пеле.

Ну, а теперь самое время поговорить о том Пеле, который со знаком вопроса.

В любой отрасли замечательный исполнитель непременно выражает суть своего занятия, его коренные проблемы. Уж кажется, что еще надо Пеле – и слава, и деньги, и бесчисленные голы, успехи команд, за которые он играл, – «Сантоса» и сборной Бразилии. А глаза постоянно грустные, а интервью тревожные, драматические, обиженные.

«Самый, самый» футболист мира не раз отказывался играть в главном мировом турнире «Золотой богини». В 1958 году в Швеции этот турнир одарил Пеле известностью. В 1962 году в Чили и в 1966 году в Англии турниры вылились для него в сущее мучение.

«Проблема Пеле» как конкретная установка на один матч, как замысел противоборствующей стороны стала в ответственных случаях решаться способом, который иначе как хирургическим не назовешь. «Не дать ему играть! Как – это неважно, но чтобы Пеле не было видно…» И ему не давали играть. А так как мастеров, равных Пеле, среди защитников не видно, то его откровенно били. Судьи фиксировали штрафные удары. А Пеле лежал на краю поля травмированный, а потом уходил, завернувшись в одеяло, и весь мир помнит его скорбное лицо. Не от боли. От сознания, что поругана справедливость.

Пеле несколько раз заявлял, что ноги его больше не будет на чемпионатах мира, что он не желает быть жертвой, мишенью. Его понимали, даже в Бразилии, где все мечтали о третьем визите «Золотой богини». Его никто не упрекал. А можно было бы корить его будто бы за недостаток мужества, за желание сберечь ноги, за капризность, за пренебрежение интересами команды. Мало ли что можно придумать при желании! Нет, люди молчали. И вот уже тренер сборной Бразилии Морейра, которому, конечно, Пеле снился в составе команды, изобрел для него амплуа разыгрывающего игрока, оттянутого назад, проще говоря, диспетчера. Он предусмотрел, что игроков на этих позициях не опекают столь жестоко, как передних форвардов. Ну, а то, что Пеле сыграет превосходно и на этом месте, вопроса не было. Сменивший Морейру Салданья принял этот тактический вариант. И Пеле вернулся в сборную, провел все отборочные игры к IX чемпионату мира. Но, в конце концов, суть дела не исчерпывается этой историей.

Отвлечемся от Пеле. Разве мы с вами не видим, как много травмированных игроков и у нас, причем, как правило, тех, кто подобно Пеле, играют впереди, на линии огня, кто забивает голы? И сколько же голов не забито по этой причине!

Футбол ожесточается. Зараза эта идет к нам из-за кордона. Международное общение необычайно полезно, без него немыслимо «высшее футбольное образование». Пусть внешне, но наши команды кое-что переняли у иностранных и в смысле дурных «манер». На этот счет должна существовать какая-то точка зрения. А она еще только формируется. Причем, как мне кажется, более взыскательны и нетерпимы зрители, публика, болельщики, а не те, кого мы с почтением величаем специалистами. Публика решительно против всякой футбольной грязи и нечестности. А иные наши практики обязательно хотят слыть реалистами. Поэтому-то иные тренеры требуют от футболистов «игры пожестче, поплотнее, такой, чтобы соперник дыхнуть не мог…». Поэтому иные игроки не церемонятся и с легкой душой нарушают правила. Поэтому иные судьи, тоже, видимо, желающие прослыть личностями реалистически мыслящими, не замечают многих нарушений, твердя, что «футбол не балет».

Тут необходимо чувство меры. В Венгрии я удивлялся открытому покровительству, которое оказывают судьи форвардам, те там форменные недотроги. Это явный перегиб, и в венгерской печати уже не раз проскальзывало, что сами футболисты считают преувеличенную заботу о них добротой во зло.

Но куда более опасен крен невмешательства, крен попустительства. Тут уж возникает недвусмысленная угроза существованию футбола. Да, да, без преувеличения. Футбол в этом случае как игра по определенным правилам теряет смысл. Можно сколько угодно рассуждать об игровых тенденциях, об эволюции игры, о тактических вариантах, приводящих к скученности на определенных участках поля. Но ничто и никогда не объяснит и не оправдает игру без правил, игру-драку, игру, где попираются принципы морали, игру, дурно влияющую на молодежь.

Какая же приемлема точка зрения? То обстоятельство, что футбол – игра мужская и мужественная, что она «не балет», все это с самого начала учтено правилами, и не за чем выдавать за остроту и резкость элементарную грубость и нечестность. Мне кажется, что наибольшее мужество сейчас может быть проявлено в борьбе с отрицательными явлениями в футболе. Вот уж действительно, просторная арена для борьбы и есть где проявить душевные силы! Молчаливая нейтральность, тайное науськивание, подначка – все это не что иное, как трусость, предательство.

Наш футбол никогда не пользовался на международной арене дурной репутацией. Я думаю, что и впредь нам имеет смысл об этом заботиться, не менее чем о высоких местах в разных турнирах. Тем более что в конечном итоге корректность и чистота приемов всегда присущи игре высококвалифицированной, умелый игрок всегда озабочен и занят применением своего умения.

Драматическая судьба Пеле, которому дважды не удавалось сыграть, как ему бы хотелось на главных турнирах, не удавалось по одной лишь причине, что он слишком хорошо играет, эта судьба в какой-то мере характеризует футбольные нравы нашего времени, опасности, подкарауливающие игру. Именно поэтому для всех был так огорчителен и тревожен отказ Пеле участвовать в чемпионатах мира. И поэтому его возвращение восприняли со вздохом облегчения.

Пеле много дал футболу. Он подарил ему легенды и россказни, связанные с его персоной, так милые сердцу мальчишек, да и вообще болельщиков, людей, готовых верить и удивляться так же легко, как и взрываться на трибунах во время матча. Он дал образцы мастерства, создал эталон – «как Пеле», призвал к игровому совершенствованию молодых футболистов. И, наконец, своей судьбой он напомнил о бдительности, о тревоге за отклонения в развитии футбола.

Восклицательными знаками мы легко и охотно сопровождаем имена больших мастеров футбола. То, что Пеле кроме знаков восклицательных сумел заставить футбольный мир присоединить к своему имени еще и огромного размера знак вопросительный, сумел заставить этот мир задуматься, вот это, мне кажется, и сделало Пеле фигурой во всех отношениях исключительной.

1969

 

РОМАНТИК АТАКИ

Для того чтобы понять Флориана Альберта, наблюдателю должно повезти. Его соотечественникам легко, они видят его часто, и когда этот форвард в ударе, они зовут его нежно-уменьшительным именем – Флори, если же игра у него не клеится, то официально, сухо, по фамилии- Альберт. Ну, а раз ты можешь увидеть его считанное число раз, то, повторяю, необходимо везение.

Мне повезло. В одном из интервью Альберт сказал, что самыми памятными своими играми считает матч с ФРГ в Будапеште (4:3), где он забил гол, обведя трех соперников и вратаря, матч с Югославией в Белграде (4:2), где он забил три мяча, и с Бразилией в Ливерпуле на последнем чемпионате мира. Вот этот третий матч я и видел.

В те дни в английской печати промелькнула фраза: «Англия победила в чемпионате, а венгр Альберт в соревновании игроков по мастерству и элегантности». И когда, более года спустя после того матча, референдум журналистов, проводимый еженедельником «Франс-футбол», присудил Альберту награду за 1967 год – «Золотой мяч», это, без сомнений, был отзвук того ливерпульского матча. Я тоже включил его тогда в пятерку своих кандидатов и был рад результату. А надо сказать, что после матча с бразильцами я видел его в Сандерленде в матче с нашей сборной и потом во встрече Венгрия – ГДР, в Будапеште, где он не был Флори, а был только Альбертом.

Альберт далеко не единственный крупный мастер, играющий по вдохновению. Мы с вами знавали, знаем и ныне в своем футболе таких игроков. Явление это само по себе любопытное. Почему так получается, ведь невозможно же предположить, что эти игроки любят футбол «через раз»! Трудно поверить и тому, что их чаще, чем остальных футболистов, настигают какие-то личные невзгоды, отвлекающие их от игры, портящие им настроение.

Пожалуй, напрашивается объяснение, что такие игроки не всегда находятся в состоянии высокой готовности и, будучи признанными мастерами, позволяют себе небрежничать на тренировках, не соблюдают режим. Боюсь, что эта лежащая на поверхности версия при всей своей житейской логичности отдает примитивностью. Хотя, конечно, в многообразной футбольной жизни бывали примеры и такого рода.

Мне представляется, что «игра по настроению» чаще всего связана с противоречивостью дарования такого игрока, с тем, что он наряду с великолепными достоинствами имеет и вполне очевидные слабости. И вот когда он попадает в обстановку, не позволяющую ему «развернуться», то и оказывается невольно отрезанным от главных событий, исчезает из поля зрения трибун, словно под шапкой-невидимкой. Ну, а поклонникам его таланта ничего не остается, как толковать, что он был не в духе.

В матче СССР – Венгрия в Сандерленде Альберт столкнулся с игрой, которую менее всего любит. Он оказался под неусыпным надзором, ему все время на поле было тесно, с ним вступали в борьбу за мяч сразу же, как только он его получал, не ожидая, когда он начнет свой излюбленный дриблинг. И Альберт стал нервничать, временами был просто пассивен. Но однажды его все-таки прозевали. Этого мгновения ему оказалось достаточно, чтобы сделать рывок, отвлечь на себя внимание наших защитников и дать прекрасный пас направо на ход Бене. А тот забил гол. Этот эпизод был как зарница, давшая знать о том, что неподалеку бродит грозовая туча.

Сидя на «Непштадионе» перед матчем венгров с командой ГДР, я решил следить за Альбертом. А вскоре забыл о нем: в тот день в венгерской сборной, оказывается, надо было смотреть Фаркаша. Альберт заблудился где-то в центровом круге, словно не находя себе места. Правда, мне объяснили, что он играл после болезни и его поставили с той целью, чтобы он отвлекал на себя внимание немецких защитников, поскольку никто не может себе позволить махнуть на него рукой – как-никак Альберт!

КОГО-ТО может удивить, что очерк о футболисте, имеющем мировую славу, начат с описания его неудач. Я иду на это намеренно, желая, чтобы читатель почувствовал живое, не хрестоматийное своеобразие этого мастера. Не знаю, как вам, а мне рассказы об игроках, где нагнетаются всегда одни и те же эпитеты – «изумительный», «непередаваемый» «блестящий» – всегда кажутся не то чтобы преувеличением (порой эпитеты вполне заслуженны), а результатом нежелания серьезно разобраться в облике футболиста, чем-то вроде отписки. Большой мастер умеет становиться выше своих недостатков. Но отказываясь их замечать, мы рискуем не понять его.

Ну, а теперь возвратимся к нашумевшему матчу Венгрия- Бразилия. Альберт получил в той игре все, что ему требовалось. Прежде всего – стимул, заряд эмоций. Матч для венгров, ранее проигравших команде Португалии, был в турнирном смысле решающим. И плюс к тому перед ними оказалась сама сборная Бразилии, легендарная команда, восемь лет не знавшая поражений на чемпионатах мира. Один только успех в таком матче уже был способен прославить венгров.

А кроме того, бразильцы, считающие достойной для себя только игру атакующего плана, сразу предложили венграм футбол открытый, построенный на обмене ударами. Это и позволило матчу стать незабываемым зрелищем. Скорее всего, бразильцы не учли, что венгры ведь тоже предпочитают атаку, и, выбрав такой дебют, они сыграли на руку соперникам. Короче говоря, венгры оказались в родной стихии. И вот тут-то Альберт, вставший у клавиатуры атаки, и показал себя виртуозом.

Он был чуть оттянут назад и распределял мяч. По выбранной позиции, по манере действий он напоминал Хидегкутти, своего замечательного предшественника из великой сборной Венгрии начала пятидесятых годов. Преемственность тут несомненна. Но Альберт мне показался фигурой более яркой, чем Хидегкутти. Тот был проще. Альберт, делая все, что было нужно его команде, его партнерам, еще и оставался красивым сам по себе. Мы привыкли, наблюдая за игрой бразильцев, независимо от результата, любоваться их манерой обращения с мячом. Альберт в тот день совершил подлинное чудо. Он заставил стадион забыть о бразильцах и сам продемонстрировал все избранные приемы технического искусства. Недаром вскоре после чемпионата его пригласили в Бразилию, где он тренировался вместе с местными игроками и сыграл несколько матчей в составе бразильских клубов.

Альберт сделал на поле Ливерпуля то, что надо считать образцом. Он полностью выразил себя, в то же время ничем не погрешив против интересов коллективной игры. Наверное, только так и должна вести себя «звезда», это и есть идеальное решение проблемы личности и команды.

Он убедительно зарекомендовал себя как снайпер, наносящий удары одинаково с обеих ног. Это тот раздел мастерства, который проверяется цифрами. Так вот, проведя в составе сборной страны 65 матчей (он дебютировал в 1959 году), Альберт забил 30 голов. Прибавьте к этому 200 мячей, забитых им в играх своего чемпионата, где он выступает за популярный в Венгрии клуб «Ференцварош». Причем голы Альберта, как правило, красивы, он нередко забивает их из самых, как принято говорить, невероятных ситуаций. Таким был и гол Альберта, забитый им головой в матче Венгрия – Чехословакия (2:0), который мы имели удовольствие наблюдать по телевидению летом 1969 года. Эта особенность, конечно, не может быть отнесена в разряд счастливых совпадений. Она говорит о технической изощренности игрока, о его свободном обращении с мячом.

Альберт вовсе не центрфорвард ударного типа. Он скорее диспетчер, разыгрывающий полузащитник.

В чем Альберт быть может наиболее силен, так это в дриблинге и финтах. Его замахи на бегу неизменно сбивают с толку противника. Именно эти приемы помогают ему и прорывать защитные линий, и быть дирижером.

Известно, что лучшими дриблерами обычно бывают игроки невысокого роста, с низкой посадкой тела и коротким шагом. Альберт же довольно высок и тонок (рост 180 см, вес 76 кг). Тем не менее он продвигается с мячом легко, неуловимо, без видимых усилий. Несомненно, тут сказывается его природная ловкость и отрепетированный стиль движения, четкий и экономный.

Дриблеру необходимо обладать фантазией, особой ритмичностью, способностью предугадывать малейшее движение противника. Всем этим Альберт щедро наделен. Его часто спрашивают, как он добился такого искусства. Он неизменно отвечает, что ему не известны упражнения для дриблинга и финтов, что эти элементы можно совершенствовать только в игре, потому что они рождаются экспромтом, в зависимости от ситуации.

Не давая оценки, прав он в этом или не прав, замечу только, что ответ вполне в духе мастера венгерской школы. Да, Альберт, как никто другой, точно и ярко представляет и выражает эту своеобразную школу футбола.

Забивать на гол больше, чем противник, – таков девиз венгров. Он привлекателен, особенно в наше время, когда команды многих стран мельчают от гипертрофии защиты. Но он и уязвим, этот девиз, потому что футбол одинаково не любит ни защитной, ни атакующей односторонности.

Альберт – игрок ярко выраженного романтического направления. Отсюда и перепады в его игре. Тонкое, элегантное искусство и одновременно весьма прозаическая нехватка выносливости, заставляющая его давать себе во время матча передышки. Способность творить на поле чудеса и недостаточная готовность терпеливо выносить все муки и тяготы «неудобной» игры противника.

Такой уж он разный и противоречивый.

1969

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Пока рукопись готовится к печати, автор обычно получает возможность пробежать ее спокойно, читательским взглядом, уже без карандаша. Эти несколько строк я и решил приписать как раз после такого чтения.

Наши знания о футболе прибывают едва ли не с каждым матчем. Команды перехватывают друг у друга заглавные роли. Неисчерпаемым выглядит тактическое многообразие. То и дело открываются месторождения скрытых добавочных сил. Известные истины не только ничего не теряют от повторения, но, оказывается, наоборот, нуждаются в повторении. Сходят со сцены уникальные, единственные в своем роде игроки, их место торопятся занять молодые, безвестные, каждый из которых мечтает стать таким же уникальным, и если он талантлив и честен, то становится. И, глядя на него, благодаря ему, мы различаем в футболе еще что-то.

И я хорошо знаю, что мне, как и другим пишущим о футболе, как говорится, жизни не хватит, чтобы разобраться во всем, что предлагает нашему вниманию эта удивительно обновляющаяся игра.

У этой книги не было обязательного, наперед заданного плана, который мог бы создать претензию, что она о «самом главном» в футболе. Хотя то, о чем я писал, мне, не скрою, казалось самым главным. Но кому так не кажется! Вместе с тем я вижу, что далеко не все проблемы затронуты, не все примечательные события отражены и уж, конечно, упомянута лишь малая часть тех людей, которые футбол, собственно, и создают.

Но думаю, что это ощущение незавершенности знакомо не только тем, кто постоянно пишет о футболе, но и всем, кто серьезно о нем размышляет, кто хочет знать как можно больше. Никому не дано поставить точку в футболе. Взгляните: кисть с клеем прошлась по рекламному щиту – и новенькая афиша зовет нас с вами на очередной матч. Поди знай, не он ли откроет нам глаза, не он ли раздует пламя споров, не он ли познакомит нас с восходящей «звездой», не о нем ли мы станем вспоминать и много лет спустя…