Команды предстают перед аудиторией на полтора часа раз в пять-шесть дней. Об этом их «явлении народу» сообщают афиши, газеты, радио. Полтора часа с них не сводят глаз чуткие, взволнованные трибуны. Частенько событие воспроизводится и на домашних экранах. На следующий день в газетах появляются сообщения о матче. Все это и принято считать футбольной жизнью. Так она и идет от афиши к афише, от матча к матчу. С точки зрения болельщика, всего этого вполне достаточно.
Конечно, известное дело, футболисты тренируются. Что это значит – это уж их дело, как говорится, секреты ремесла. Пишут ведь то и дело, что футболист, как пианист или скрипач, должен без устали упражняться…
Да, так мы обычно и пишем о тренировке, о времени между матчами: несколько общих фраз о пользе трудолюбия и, как украшение, лестное для футболистов сравнение их с музыкантами, правда от частого употребления уже приевшееся.
А между тем сколько раз приходилось мне в разговорах со знаменитыми мастерами слышать произнесенное со вздохом: «Эх, знали бы зрители, чего нам стоит подготовка к каждому матчу!…» К сожалению, и сами мастера, готовые о матче рассказывать со множеством живописных подробностей, сбиваются на неопределенный тон, едва речь зайдет о днях ему предшествовавших, видимо считая это чересчур скучной материей. Они не видят, как ее оживить.
И верно, как это сделать? Прямо скажу – непросто. Но надо пытаться. Хотя бы потому, что сейчас, в пору тактической изощренности, в пору, как выражаются специалисты, энергетического и интенсифицированного футбола, в пору пристального внимания к моральным и психологическим аспектам игры, меняется и усложняется в первую очередь все то, что предшествует матчу, его невидимая сторона. Ну, а не зная этого, можно прозевать, не оценить по достоинству и то, что предлагается общему вниманию в течение полутора часов в кольце трибун.
Учебники, как известно, настаивают, что футбол включает четыре готовности: физическую, техническую, тактическую и морально-волевую. Можно было бы и нам принять эту схему как основу для разговора. Но тогда мы с вами рисковали бы углубиться в такие дебри, куда без проводника-специалиста опасно да и нет смысла вторгаться. Поэтому я отважусь лишь на не очень уж «научный» обзор, который бы позволил коснуться некоторых вещей, пусть и не влезающих в популярную схему, но, на мой взгляд, существенных.
Любитель музыки много бы отдал, чтобы, затаившись в углу, провести час-другой в рабочем кабинете Рихтера или Ойстраха, а любитель балета – в репетиционном зале Плисецкой. Но работа артистов, писателей, конструкторов, ученых обычно ведется как бы в тайне, она не терпит досужих взглядов, чужого присутствия. Я далек от желания проводить какие-либо параллели. Но все же, согласитесь, существуют методические принципы, которые объединяют человеческие занятия, как бы они ни отличались по смыслу и значению.
Работа футболистов называется тренировкой, с таким же успехом ее можно именовать и репетицией. С одним существенным отличием – тренировки доступны для зрителей. Правда, в последние годы и тренеры стали заботиться об уединении, спортивные базы сооружаются теперь подальше от города. Тренеры объясняют это тем, что случайно собравшаяся аудитория начинает вести себя как на стадионе, высмеивает промахи, то аплодирует, то свистит, и футболисты не чувствуют себя свободными. И все же при желании тренировку увидеть можно.
Не раз и не два видел я в игре Григория Федотова, и всегда его дивное искусство пробирало до мурашек по коже. Но вот однажды, на стадионе в Сухуми, весной, понаблюдал я за его тренировкой и тут-то и понял до конца федотовское величие. Он бил по воротам, в которых стоял сильный вратарь. Бил так, будто ворота никто не защищал. Он знал все точки, где мяч нельзя взять, и попадал в них раз за разом, не прилагая чрезмерных усилий. Была в его движениях даже какая-то ленца, расслабленность, но всякий раз она оказывалась обманчивой, коварной, потому что в последний миг удара Федотов был и резок и убийственно точен. Удары разные, то открыто нацеленные в нижний угол, то резаные, обманывавшие вратаря. Он не позволил себе ни единой небрежности, считая, вероятно, своей обязанностью всякий раз попадать, поскольку условия льготные, не то что в игре. Сейчас, когда прошло много лет, чаще всего я вспоминаю Григория Федотова на сухумском стадионе.
, В числе немногих форвардов, забивших в играх чемпионата более ста голов, – тбилисец Заур Калоев. Не знаю уж сколько, но немало он забил головой с высоких фланговых передач. Рослый, поджарый, легко прыгающий, он как будто создан был для этой роли, и казалось, что голы эти доставались ему легко. Однажды я видел его тренировку в Тарасовке. То справа, то слева двое партнеров навешивали мяч на штрафную, в которой находились вратарь и защитник, а Калоев набегал, прыгал и головой сбрасывал мяч в разные углы ворот. Взмокший, осунувшийся, он не щадил себя, был возбужден, в его глазах горел азарт, он шел и шел навстречу мячу. Была ли это тренировка в том смысле, что повторялся, оттачивался коронный прием? Наверное. Но Калоев в эти минуты боролся, играл, радовался удаче и огорчался промаху. Зрелище было не просто любопытное, но и захватывающее.
Не правда ли, радует глаз то мгновение, когда команды выбегают на поле для разминки, катя перед собой мячи? С годами на эту церемонию я стал смотреть, быть может, с меньшим волнением, но с большим вниманием. Я верю в то, что футболист, хорошо подготовившийся к матчу, как говорят, находящийся в форме, испытывает радостное нетерпение, рвется играть, и это проявляется уже в том, как он выбегает на поле, в его шагах, в «выражении» его тела. А у других, в ком еще держится не-выветрившаяся усталость, кто не уверен в себе, мы видим какую-то подневольность во время этого выхода.
Хорошая форма игрока регламентирована методическими условиями. Они известны тренерам, и они стараются эти условия создавать и соблюдать. Мне же хочется заметить, что хорошая форма, кроме всего прочего, а может быть и в первую голову, выражает сознательность футболиста.
Занятия и режим, планируемые и осуществляемые тренером, имеют в виду обязательный, необходимый, но все же минимум готовности игроков и команды в целом. Футболист, выполняющий программу, может, конечно, считать себя подготовленным. Но если он хочет выразить себя на поле как личность, как индивидуальность, он должен что-то добавлять. Должен знать, что ему нужно. Речь идет не о так называемых пробелах, а о развитии сильных сторон дарования, которые и создают неповторимый облик игрока.
Тренировочный труд повторяет игру. И то, в чем силен игрок либо команда в целом, – все это подготовлено, разработано до игры. Хорошая форма – это предвкушение игры, удовольствие от того, что на тренировке удар «шел», пас удавался и сил в запасе на три тайма. В любом деле можно проявлять себя по-разному. Я доверяю тому мастеру, который здорово «играет» на тренировке. Помню, как Сергей Сальников в одиночку, когда все уходили с поля, играл с мячом у деревянной стенки, и мяч был для него живым, он был с ним заодно, они вместе придумывали и затевали разные хитрые фокусы. И все это у него потом мелькало в игре. Калоев, о котором я уже вспоминал, однажды, уже после того как он перестал выступать, на мой вопрос, как он пережил разлуку с футболом, ответил, горько улыбнувшись: «Знаете, мне каждую ночь снится, что я играю». Недаром же он так тренировался и недаром забил больше ста голов!
Словом, игра должна сниться. Это называют сейчас фанатизмом. Мне это слово не нравится: подразумевая страстную преданность, оно содержит оттенок слепоты, ограниченности. Впрочем, дело не в термине. Суть в том, что за каждым футбольным свершением, за всем, что нас восхищает, скрываются годы тренировочного труда. И не какого-нибудь скучного, невыразительного, «черного», а обязательно одухотворенного и столь же тонкого и искусного, как и лучшие приемы, украшающие игру.
Не помню, чтобы когда-либо без уважительных причин были не в форме ну, скажем, Турянчик, Хусаинов, Крутиков, Яшин, Шестернев, Метревели, Шустиков… И это красноречивее любого очерка рассказывает о них как о спортсменах, как о людях.
Игра – это еще и образ жизни. Футбол прошлых лет наряду с прекрасными образцами оставил и весьма сомнительное наследство. В то время, когда играли меньше, когда международные встречи были редкостью, не только меньше и легче тренировались, но и вольготнее себя вели. Представления о том, что футболисту нужна «разрядка» после матча, после тренировочного сбора и никакие нарушения и излишества не способны выбить его из колеи, оказались живучими. А времена переменились, иной стал футбол, иное расписание матчей, иная трата сил и иные сроки для восстановления этих сил. Один тренер мне рассказывал: «Завтра матч, а игрок вернулся в гостиницу в два часа ночи, навеселе. Я не должен был бы его ставить, но людей в обрез, да и он стал умолять, клясться, что сыграет как следует. И, верно, сыграл, даже гол забил. Но ведь ему 20 лет, он же еще глупый. А что с ним станет лет через пять, если не поймет, не остановится?»
Как-то раз одного футболиста, заказавшего в буфете стопку коньяка, я спросил, согласуется ли это с его подготовкой к ответственному матчу. «Вполне. Я изучил опыт по этой части Суареса, Пушкаша и Ди Стефано. Главное – знать себя. Что нельзя одному, можно другому», – услышал я в ответ. В ту пору этот игрок был в расцвете сил, а спустя два года он уже не появлялся на поле.
Образ жизни выходит сейчас на первый план, становится два ли не наиболее влиятельным условием хорошей игры. Складывается новый тип спортсмена, соответствующий облику современного футбола, когда каждый матч надо вести изо всех сил, когда растет ответственность игрока и перед командой и перед зрителями, когда общественный резонанс на футбольные события многократно усилился. Речь идет не об аскетическом подвижничестве, а в первую очередь о спортивной грамотности игроков, об их отношении к принятым на себя обязанностям. Ну и, разумеется, о дисциплине.
Все это далеко не просто. Пережитки подобны репейнику. Воевать еще придется. Но время заявило, что в этом вопросе третьего не дано – «или-или».
Одним словом, игра до игры – это каждый день, каждый час, прожитый футболистом по спортивным законам.
Синонимом «команды» стал «коллектив». Оставим в стороне привычное понятие «коллективная игра», оно выражает тактическое достоинство. Команда – это еще и человеческий коллектив.
Футбол всегда являет собой чудо: одиннадцать людей, одетых одинаково, действуют как один человек. И это не хор, не танцевальная труппа, где все предопределено, поставлено заранее. Игра развивается причудливо и неожиданно, ничто не известно заранее, а тем не менее любая ситуация немедленно вызывает необходимый коллективный ответ. Так называемых стандартных положений не так уж много. Игру нельзя отрепетировать, предвидеть. Недаром тренировки заканчиваются двусторонней игрой, маленьким товарищеским, учебным матчем. Он для развития игровых навыков. Что-то повторяется в матчах, но все же каждый раз приходится решать новые задачи. И обязательно вместе, синхронно с партнерами.
Все это так, и в лучших играх царят удивительное единодушие и безошибочная согласованность.
Но приглядимся повнимательнее к рядовому матчу, особенно к той команде, у которой сегодня не идет игра. И вот мы замечаем, что один из нападающих занял пассивную позицию и стоит этаким живым укором для партнеров, которые ему не дают мяч. Два хавбека не столько играют, сколько переругиваются. Другой нападающий, пас которому оказался неточным, резко тормозит и разводит руками, показывая – вот в каких условиях ему, бедному, приходится играть! Вратарь без конца кричит на центрального защитника, и тот, расстроенный и понурый, совершает ошибку за ошибкой. Перед нами уже нет футбольного коллектива, есть разобщенные, капризные, своенравные люди, по какой-то случайности одетые в рубашки одного цвета.
В этих разных обликах команд нет противоречия. Мы видим, как надо и как не надо, а между этими полюсами уйма сложных вопросов, также входящих в игру до игры.
В команду подбирают людей прежде всего по игровым признакам. Но вскоре выясняется, что люди они разные. Не только по возрасту (35 и 17, отцы и дети!), по образованию, семейному положению, интересам, характерам, но и по пониманию футбола, по игровым вкусам, по оценке своей собственной роли в команде. И ведь надо добиться, чтобы в команде не чувствовалось ни единого шва, а все противоречия, порой и конфликты и антипатии, были забыты перед лицом общих задач. Как крайняя мера – отказ от некоторых людей по принципу несовместимости. Чаще – повседневное воспитание в духе футбольного братства, в духе клубных традиций. Игровое единство всегда дает понять, что в команде счастливо найден верный тон, которому игроки готовы охотно следовать.
Теперь представим, что впереди матч с конкретной командой. Чем заполнены оставшиеся дни?
Прежде всего – разведка, сбор сведений. С этой целью, если команда не может присутствовать на последнем матче соперников, на него выезжает один из тренеров. Казалось бы, в рамках чемпионата все клубы знают друг друга наизусть. Нет, когда дело доходит до встречи, общие соображения не устраивают. Тут входят во все детали. Составы варьируются, надо точно знать, к чему повело введение хотя бы одного нового игрока. Нужно знать, кто сегодня в какой форме, подметить слабинку, на которой можно сыграть, предусмотреть опасность.
Тренеры – всевидящие и памятливые люди. Они редко пользуются блокнотами; сидя на матче, запоминают весь матч, как гроссмейстеры шахматную партию. И, быть может, именно эти знания, скопленные годами, наблюдения, проверенные и отвергнутые практикой, память, хранящая сотни вариантов, и делают тренера авторитетным вожаком, слава к нему приходит где-то к пятидесяти.
Для меня, журналиста, на всю жизнь остались памятными уроки Михаила Якушина. Не его стратегия и концепции, а разбор частных обстоятельств, ожидающих каждого игрока в матче. Его память – это картотека, каждая реплика – точная справка. Он напутствует своих игроков примерно так: «Имей в виду, против тебя защитник, у которого с левой ногой нелады, значит, почаще играй вправо, он ошибется». Или так: «На тебя пойдет форвард, он трусоват, ноги подбирает. Сразу так себя поставь, чтобы он тебя побаивался».
Такой анализ ведут все тренеры, но Якушин, будучи от природы человеком наблюдательным, с хитринкой, сам когда-то в роли правого инсайда умевший петлять и мгновенно наказывать соперника за промах, в таком анализе особенно своеобычен. К очевидным достоинствам своих игроков он умеет добавить вот такие на первый взгляд неразличимые тонкости и глядишь – его команда побеждает либо не проигрывает, вопреки, казалось бы, предопределенному соотношению сил. Я полагаю, что способность к тонкому, реальному анализу, к подсказке и сделала его одним из удачливых, заслуженных клубных тренеров.
Перед матчем тренеры обычно подолгу беседуют с каждым игроком в отдельности, собирают их по звеньям и уж напоследок всех вместе, чтобы составить чистовик плана игры. Само собой разумеется, что и каждый игрок самостоятельно, «в уме», готовится к встрече с определенным противником, имеющим фамилию и свои особенности.
Это та сторона подготовительной работы, которая учитывает соперника. Существует и другая -сыграть так, чтобы не подлаживаться, а заставить считаться с собой. Иными словами – взягь в руки инициативу, поставить соперника перед необходимостью потерять время на разгадку какого-либо заранее заготовленного тактического варианта. С этой целью можно в последнюю минуту ввести игрока, который не был в составе в прошлый раз, можно изменить функции игрока – «сегодня ты не оттягивайся назад, а, наоборот, выйди вперед», можно, зная, что соперник любит начинать с атаки, ответить тем же, сбив ему привычный дебют.
Все эти приготовления окружены тайной, они что-то вроде заговора. Но тренер знает, что в чужом стане происходит то же самое. А что? Можно только догадываться, ломать голову. Да и собственный план, кажущийся таким убедительным, вдруг вызывает сомнения: «Поняли игроки? Справятся ли?»
Как-то раз был я в заграничной поездке вместе с командой, которой руководил Борис Андреевич Аркадьев. В день матча, когда с приготовлениями было покончено, мы с ним вдвоем отправились в местную картинную галерею. Он любитель живописи, и бродить по музею с ним было одно удовольствие. Но вот, не отрывая взгляда от картины, Аркадьев вдруг страдальчески произнес:
«Все вроде бы ничего, но ужас как боюсь за левого защитника…»
Тренеры неспроста охотно слушают любую информацию о будущем сопернике, от кого бы она ни исходила. Конечно, взять настоящего «языка» они не могут, но даже если попадется очевидец отнюдь не знаток, они все равно навострят уши, видимо помня, что «устами младенца глаголет истина». Мне самому не раз приходилось отвечать на расспросы тренеров. Сначала я конфузился, чувствуя, что не способен точно изложить все профессиональные подробности. Потом, поняв, что они пользуются особым ситом, процеживая услышанное, говорил все подряд. Более внимательных слушателей я не встречал.
Как-то зимой в Италии побывали сначала «Спартак», потом «Динамо». Никиту Павловича Симоняна, зашедшего в редакцию, я спросил, видел ли он динамовцев. «Нет, мы разминулись, но я Бескову оставил письмо о клубах, с которыми мы играли»,- заметил Симонян. Это было приятно услышать: ведь вообще-то тренеры – представители едва ли не самой разобщенной и замкнутой профессии в мире. Они пишут статьи, выступают с докладами на конференциях по обмену опытом, но никто всерьез не может предположить, что они выкладывают все, что знают. У каждого есть свой сейф с ключом, изготовленным в одном экземпляре. И хотя жаль, что они вечно не договаривают, но какие же могут быть претензии, такова их работа!
Мне приходилось не раз слышать от многих тренеров, что легче всего готовиться к матчам с киевским «Динамо». И этому легко поверить. Просто все футболисты наперед знают, что их ждет труднейшая борьба, и без напоминаний сосредоточиваются. С другой стороны, давно стала мучительной проблема подготовки ведущей команды к матчу с так называемым аутсайдером. Вся теоретическая и тренировочная тщательность может пойти прахом, натолкнувшись на айсберг равнодушия и беспечности. И когда мы в ранг закона производим ту особенность, что практически любая команда способна оказать сопротивление другой, то в этом в значительной мере отражены психологические нюансы.
Тренеры вечно озабочены изобретением сильно действующих средств, инъекция которых может уберечь команду от опасных заблуждений и обольщений. В ход идет игра на самолюбии («слышали, они пообещали нас «сделать» на пять мячей»), на обещаниях («выиграем, закрепимся в таблице – тогда по домам, а иначе придется снова на сбор»).
Примечателен опыт тренера Виктора Александровича Маслова. Его команда много лет была на удивление серьезна, не позволяла себе никаких фокусов, не давала пищи для сенсаций. Она была не только прекрасно тренирована, тактически вооружена, составлена без слабых мест, но и проявляла несгибаемый, беспроигрышный характер и в любом матче была верна себе.
Можно было бы говорить и о том, что игра до игры включает в себя подгонку бутс, кинофильм или ленту магнитофона для отвлечения от раздумий, изучение метеопрогноза на день матча, выбор меню, чтение прессы, массаж. Всего не перечислишь.
…Раздевалка. Последние минуты. Одни раздевается не спеша, с отсутствующими лицами, другие торопятся и нетерпеливо разминаются, машут руками, приседают, кто-то уже легонько пинает мяч. На шипах все становятся выше, прямее. Остро пахнет натиркой, массажист кому-то лежащему на столе разогревает мышцы. Тренер стоит в стороне, поглядывает, потом что-то вспоминает и, наклонившись к сидящему в кресле игроку, шепчет, а тот послушно кивает. Видимо, это не первое напоминание. Еще утром он, скорее всего, в душе посмеялся бы над «стариком», долбящим, как дятел. А сейчас он его понимает и даже благодарен за внимание.
В дверях какое-то движение, кто-то врывается, кричит. Это значит, что пришло время.
– Пора! – командует тренер. Дробный перестук шипов по полу. По коридору еще идут толпой, а когда увидят впереди просвет выхода на стадион, начнут перестраиваться, чтобы выйти привычной цепочкой.
Дальше уже сама игра.
Наблюдатель, живущий от афиши к афиши, нередко склонен преуменьшать сложности футбола. «Подумаешь, игра в мячик!» И хотя в последнее время мы узнали о футболе гораздо больше, все же раздел «Игра до игры» остается чем-то вроде алтаря, куда вход воспрещен. А именно там, в этом разделе, скрыта расшифровка и успеха призеров и неудач аутсайдеров, всех сенсаций. Там создается облик игры.
1969