Вот ведь задача – писать о Пеле! Что ж, запастись мешком восклицательных знаков и на одной высокой ноте – от начала и до конца? Так можно. В этом не будет ни ошибки, ни преувеличения. С 1958 года этого бразильского негра считают лучшим футболистом мира, причем на удивление единодушно. Никому и в голову не приходит поставить под сомнение хоть какую-то грань его дарования. Поразительно, что за целый футбольный век (а десятилетие в жизни игрока как раз и равно веку) не нашлось Пеле конкурентов. Единственный, пожалуй (его так и называют – европейским Пеле), чья слава тоже гремела, – Эйсебио много раз решительно

отказывался от претензий на какое-либо сравнение. Я почему-то убежден, что в нем говорила не естественная скромность, а профессиональная честность. Но мы еще вернемся к этому сопоставлению.

Помню, как я долго и настойчиво добивался у Миши Месхи, чем же хорош Пеле, ожидая ответа квалифицированного и точного, ответа мастера. А Миша знай себе твердил: «Как сказать? Понимаете, Пеле -это сказка!»

Помню, как Лев Яшин, человек чрезвычайно аккуратно отмеряющий оценки, сказал совершенно уверенно и даже, как мне показалось, с известным разочарованием: «Пеле, если захочет, забьет гол кому угодно, любой команде, любому вратарю. Он все может».

Но не пора ли, пока мы не зашли далеко, сойти с проторенной дорожки восхищений и отставить в сторону мешок с восклицательными знаками? В конце концов нет особой нужды доказывать читателю, каков Пеле. Летом 1965 года он лично представился нашим любителям футбола в Лужниках, и от его полуторачасового концерта память осталась у очевидцев на всю жизнь. Александр Пономарев, ранее не видевший Пеле, до этого матча вечно подтрунивал над журналистами: «Раздуваете, раздуваете…», а когда увидел, сказал: «Оказывается, вы его замалчивали…»

Существует ли Пеле без восклицательных знаков? Да, наверняка. Я бы даже считал, что истинное его значение состоит в том, что этот игрок, наподобие ну что ли Гамлета, поставил перед мировым футболом вопрос – «быть или не быть?». Поэтому знак вопросительный мне представляется даже вернее его характеризующим, чем восклицательный.

Но прежде припомним некоторые факты.

В Бразилии я наблюдал подчеркнутое, какое-то интимное уважение к сборной команде СССР. Один местный журналист объяснил мне, в чем тут дело: «Ну как же, Пеле ведь дебютировал в 1958 году в Гетеборге в матче с вашими, а у нас в народе помнят все, что касается Пеле».

Этому дебюту мне посчастливилось быть свидетелем. У него была предыстория. До матча со сборной СССР бразильцы играли с англичанами. Результат 0:0 при явном превосходстве бразильцев. Я хорошо запомнил, как фатально не везло центру нападения Маццоле. Ему отвели роль пушки, а мяч от его ног, как назло, не шел в ворота. Не могу ручаться, но допускаю, что тренер бразильцев Феола выпустил на следующий матч Пеле, наглядевшись вдоволь на злоключения Маццолы и не желая получить инфаркт.

Итак, левым центральным нападающим на матч со сборной СССР вышел 17-летний Пеле. Сейчас, желая проверить себя, я заглянул в подшивку «Советского спорта» и в свои старые блокноты. К великому своему разочарованию, убедился, что в моем газетном отчете Пеле не упоминается, а в блокноте он фигурирует только в составе.

Как же так? И вспоминается, как в тот день всех затмил другой дебютант-Гарринча, показавшийся стадиону каким-то чудом. Он, кстати говоря, и был чудом. А оба мяча в наши ворота забил Вава. В общем, в том матче Пеле (его держал тогда Виктор Царев) как-то еще не сверкнул, не бросился в глаза.

Но уже со следующего матча он стал известным, когда забил единственный гол сборной Уэльса. А вскоре и знаменитым, после его трех голов французам и, наконец, в финале чемпионата, двух – шведам. Один из этих двух обошел всю прессу, а на «Росунде» вызвал взрыв бешеного восторга, несмотря на то, что забит был в родные шведские ворота.

Пеле тогда принял мяч на грудь и вырвался из окружения трех шведских защитников, продолжая держать мяч на груди, потом, не замедляя рывка, скинул мяч вперед и вниз на ногу и ударил, не оставив шансов вратарю. Сидевший неподалеку от меня Гавриил Дмитриевич Качалин вскрикнул: «Что он делает!», словно Пеле поступал не по правилам, так невероятно выглядела его цирковая ловкость.

Мир узнал о Пеле в несколько дней, увидел его приемы, единственные в своем роде, и сразу признал его «самым, самым, самым».

А был Пеле в ту пору совсем иной, чем нынче. Худенький юнец, большеголовый, длиннорукий, какой-то нескладный, эксцентричный. И думалось тогда, что его удачи этой самой своеобычностью и предопределены.

С тех пор Пеле стал мужчиной. У него литая мускулатура, он словно бы выпрямился, выровнялся, стал образцовым атлетом, не осталось и следа былой угловатости.

Мы иногда (и не без оснований) ищем у больших мастеров каких-либо особенностей в телосложении, которые объяснили бы их способность выполнять тот или иной сложный прием. Но в том-то и уникальность Пеле, что он, возмужав, стал безупречно сложенным и умеет одинаково хорошо выполнять не отдельные излюбленные приемы, а всю бесконечно разнообразную футбольную работу. Поэтому говорить приходится не о его исключительности и неповторимости, а об его идеальности.

Нет, это пустое занятие перечислять его игровые добродетели. Пришлось бы называть все качества, которые только можно предусмотреть для игрока. Он как бы заявляет всем: смотрите, я и есть футбол.

Его однажды спросили, что он считает своим недостатком. Пеле ответил: «Я недостаточно хорошо играю на любых местах в команде».

Однажды я наблюдал тренировку сборной Бразилии в Рио, на стадионе «Флуминенсе». Кстати замечу, что на этой тренировке, которая была среди буднего дня, присутствовало тысяч двадцать зрителей. Так вот, когда началась двусторонняя игра, Пеле выступил в роли защитника. А так как с мячом он обязательно серьезен, то и тут он играл на совесть. Признаться, мне было сначала досадно, что вижу Пеле занимающимся не своим делом. Но он сумел и в обороне оказаться самым заметным. Пеле пласировался перед атакующим, словно опутывал его сетью, так, что тому некуда было деться. И стадион начинал смеяться. Он и на этом посту желал побеждать, был быстр и азартен. Когда в ворота его команды назначили пенальти и Гарринча установил мяч, Пеле подбежал и легонько мяч пихнул. Гарринче пришлось снова его устанавливать. Публика веселилась, но видно было, что Пеле ее не веселил, он и в самом деле не прочь помешать Гарринче, ему честно не хотелось пропускать гол в свои ворота.

Д чуть раньше, когда шел урок физической подготовки, Пеле и там, что называется, лез из кожи вон, чтобы в любом упражнении быть первым. У него душа спортсмена, и это помогает ему уметь в футболе все. Все полтора часа тренировки он был самым усердным в команде. В общем, он знал, что ему полагается делать, чтобы оставаться Пеле.

В Рио перед матчем сборных Бразилии и СССР я прошел в раздевалку хозяев «Мараканы», чтобы понаблюдать за Пеле. Меня удивило грустное, если не печальное, и уж совсем неспортсменское выражение его лица, глаза человека, ушедшего в себя, не видящего, что вокруг него. Он был весь расслаблен и среди разминающихся, приободряющихся, подпрыгивающих, растирающих мышцы игроков казался этаким не от мира сего человеком, случайно затесавшимся в команду. Так мог выглядеть в подобной ситуации Чарли Чаплин.

А уже через минуту, ощутив под шипами бутс пружинистый газон «Мараканы», хватив воздуха, как бы взорвавшегося при появлении из тоннеля желто-зеленых, Пеле размашисто мчался по полю, и жажда игры угадывалась в каждом его шаге, в упрямом и озорном наклоне головы.

Повторяю, я не собираюсь перечислять игровые достоинства Пеле. Но его бег забыть нельзя. Он движется не касаясь земли, легко, бесшумно, без видимых усилий. Это его стихия, йа поле он появляется как взлетает выпущенная из руки птица. Его движения в игре не делятся, как принято у методистов, на ходьбу, пробежки, ускорения и рывки. У Пеле собственный рисунок перемещений по полю, необычайно естественный, удивительно необходимый. Сколько ни следишь, ни за что не поймаешь его на чем-то напрасном, бессмысленном. Наверняка он допускает тактические промахи, но, видимо, от них отвлекает красота его движений. Он бегает как дышит, он любит бежать, он живет бегом.

Что же он для команды? Если ответить на этот вопрос, то поблизости и будет разгадка этого игрока.

В Бразилии я наблюдал встречи команд самых разных рангов: высшей лиги, юношеские, студенческие, «дикие» на пляже. И в любой бразильской команде обязательно был свой Пеле, причем, как правило, этот игрок имел на спине десятый номер. Что интересно, этим «десяткам» удавалось быть на него чем-то похожими. Тогда мне все эти подражатели казались каким-то наваждением, каким-то наивным, смешным обезьянничанием. Я понял, почему это делалось и почему это возможно, спустя примерно полгода, в Лондоне, когда вдоволь посмотрел за конкурентом Пеле – Эйсебио. Вот этому форварду подражать вряд ли возможно.

Эйсебио нелогичен, редко угадаешь, что он сейчас предпримет. В этом его оригинальность и сила. И все же, думаю, игра вместе с Эйсебио должна доставлять его партнерам кроме удовольствия еще и затруднения. Он перемещается по полю как захочется, как ему удобно, заставляя партнеров равняться на него. Эйсебио требует, чтобы партнеры следили за ним, не спускали с него глаз.

Пеле, напротив, удивительно «команден», ни на миг не выпускает из поля зрения своих товарищей. Он не мыслит себя без них, для него играть с ними и значит играть в обожаемый футбол. Пеле считается с товарищами, играет по обстановке, строго и просто.

Поэтому в бразильских командах и появились едва ли не обязательные «десятки», играющие в плане Пеле. Эти игроки – заводилы, они неугомонностью своей гонят вперед партнеров, ободряют их, задают волевой и двигательный темп. Словом, пример Пеле дает игрокам самой разной квалификации надежду сыграть, как он.

Ну, а уж то, что Пеле все, что ни делает, делает образцово, так в этом и состоит его чудо. Но чудо, заметьте, для всех, и, самое главное, оно происходит в ходе игры, где все равны, все играют. Пеле не ведет себя как-нибудь необыкновенно, не совершает ничего экстравагантного. Наверное, в том и секрет его популярности и общего признания, что он не вытворяет что-то необъяснимое, отчего у созерцающего юноши опускались бы руки. Нет, он именно образец, идеал, которому хочется следовать. О нем частенько говорят со вздохом, театрально закатывая глаза. О нем рассказывают необыкновенные истории. Мне кажется, что такое отношение к Пеле искажает его облик. Он не из иллюзиона. Он мастер, умеющий делать все.

Во время встречи сборных Бразилии и СССР в Рио в ноябре 1965 года к Пеле был прикреплен Валентин Афонин. Он играл против него час, потом был заменен Муртазом Хурцилавой. На обратной дороге, в самолете, я расспросил Афонина и по приезде опубликовал интервью с ним – «Час против Пеле». Афонин утверждал, что против Пеле играть можно, он тем самым протестовал против преувеличенных, несерьезных слухов о «волшебнике». Любопытно, что это интервью среди наших журналистов было встречено с недоверием, я наслушался упреков. А между тем Афонин говорил сущую правду. Он довольно долго с успехом сопротивлялся Пеле. Но потом его сопротивлению пришел конец. Пеле забил гол, и выяснилось, что за час игры Афонин себя исчерпал, Пеле оказался сильнее, выносливее. В этом-то и все дело, играть против Пеле можно, но какое же мастерство, какие силы требуются, чтобы быть с ним на равных!

Пеле вызывает желание с ним сразиться. Помню, как тогда в Рио был огорчен Хурцилава, которого выпустили на поле лишь за полчаса до конца. Он несколько дней приговаривал: «Эх, мечтал сыграть с Пеле…»

Так кто же он все-таки, почему весь мир знает Пеле?

В Рио я видел рекламные туристские плакаты – «Приезжайте в Бразилию». Очертание страны, какой-то тропический пейзаж и лицо Пеле с грустными, навыкате глазами. Пеле в Бразилии больше чем «самый, самый, самый» футболист. Вот там он и в самом деле чудо, мальчик из бедной семьи, заработавший футболом состояние и мировую известность. Он там стал вроде футбольного бога: надо же во что-то верить босоногим чернокожим мальчишкам, за которых родители не в силах заплатить в школе! Ну и его «житием» хвастают местные пропагандисты, выдавая его за достижение своей демократии. Так у него на родине.

А для всех, кому люб и дорог мяч, Пеле – символ и пример высочайшего искусства. После того как в еженедельнике «Футбол – Хоккей» была опубликована заметка о том, что в Бразилии ни один клуб не хочет купить Гарринчу и он остался без средств на жизнь, полетели мальчишечьи письма. Ребята писали примерно так: «Что за безобразие! Да выпишите его к нам, пусть Гарринча нас учит, ему у нас будет хорошо…» Мастерство превыше всего, и людей задевает, когда его обижают.

Так же и с Пеле.

Ну, а теперь самое время поговорить о том Пеле, который со знаком вопроса.

В любой отрасли замечательный исполнитель непременно выражает суть своего занятия, его коренные проблемы. Уж кажется, что еще надо Пеле – и слава, и деньги, и бесчисленные голы, успехи команд, за которые он играл, – «Сантоса» и сборной Бразилии. А глаза постоянно грустные, а интервью тревожные, драматические, обиженные.

«Самый, самый» футболист мира не раз отказывался играть в главном мировом турнире «Золотой богини». В 1958 году в Швеции этот турнир одарил Пеле известностью. В 1962 году в Чили и в 1966 году в Англии турниры вылились для него в сущее мучение.

«Проблема Пеле» как конкретная установка на один матч, как замысел противоборствующей стороны стала в ответственных случаях решаться способом, который иначе как хирургическим не назовешь. «Не дать ему играть! Как – это неважно, но чтобы Пеле не было видно…» И ему не давали играть. А так как мастеров, равных Пеле, среди защитников не видно, то его откровенно били. Судьи фиксировали штрафные удары. А Пеле лежал на краю поля травмированный, а потом уходил, завернувшись в одеяло, и весь мир помнит его скорбное лицо. Не от боли. От сознания, что поругана справедливость.

Пеле несколько раз заявлял, что ноги его больше не будет на чемпионатах мира, что он не желает быть жертвой, мишенью. Его понимали, даже в Бразилии, где все мечтали о третьем визите «Золотой богини». Его никто не упрекал. А можно было бы корить его будто бы за недостаток мужества, за желание сберечь ноги, за капризность, за пренебрежение интересами команды. Мало ли что можно придумать при желании! Нет, люди молчали. И вот уже тренер сборной Бразилии Морейра, которому, конечно, Пеле снился в составе команды, изобрел для него амплуа разыгрывающего игрока, оттянутого назад, проще говоря, диспетчера. Он предусмотрел, что игроков на этих позициях не опекают столь жестоко, как передних форвардов. Ну, а то, что Пеле сыграет превосходно и на этом месте, вопроса не было. Сменивший Морейру Салданья принял этот тактический вариант. И Пеле вернулся в сборную, провел все отборочные игры к IX чемпионату мира. Но, в конце концов, суть дела не исчерпывается этой историей.

Отвлечемся от Пеле. Разве мы с вами не видим, как много травмированных игроков и у нас, причем, как правило, тех, кто подобно Пеле, играют впереди, на линии огня, кто забивает голы? И сколько же голов не забито по этой причине!

Футбол ожесточается. Зараза эта идет к нам из-за кордона. Международное общение необычайно полезно, без него немыслимо «высшее футбольное образование». Пусть внешне, но наши команды кое-что переняли у иностранных и в смысле дурных «манер». На этот счет должна существовать какая-то точка зрения. А она еще только формируется. Причем, как мне кажется, более взыскательны и нетерпимы зрители, публика, болельщики, а не те, кого мы с почтением величаем специалистами. Публика решительно против всякой футбольной грязи и нечестности. А иные наши практики обязательно хотят слыть реалистами. Поэтому-то иные тренеры требуют от футболистов «игры пожестче, поплотнее, такой, чтобы соперник дыхнуть не мог…». Поэтому иные игроки не церемонятся и с легкой душой нарушают правила. Поэтому иные судьи, тоже, видимо, желающие прослыть личностями реалистически мыслящими, не замечают многих нарушений, твердя, что «футбол не балет».

Тут необходимо чувство меры. В Венгрии я удивлялся открытому покровительству, которое оказывают судьи форвардам, те там форменные недотроги. Это явный перегиб, и в венгерской печати уже не раз проскальзывало, что сами футболисты считают преувеличенную заботу о них добротой во зло.

Но куда более опасен крен невмешательства, крен попустительства. Тут уж возникает недвусмысленная угроза существованию футбола. Да, да, без преувеличения. Футбол в этом случае как игра по определенным правилам теряет смысл. Можно сколько угодно рассуждать об игровых тенденциях, об эволюции игры, о тактических вариантах, приводящих к скученности на определенных участках поля. Но ничто и никогда не объяснит и не оправдает игру без правил, игру-драку, игру, где попираются принципы морали, игру, дурно влияющую на молодежь.

Какая же приемлема точка зрения? То обстоятельство, что футбол – игра мужская и мужественная, что она «не балет», все это с самого начала учтено правилами, и не за чем выдавать за остроту и резкость элементарную грубость и нечестность. Мне кажется, что наибольшее мужество сейчас может быть проявлено в борьбе с отрицательными явлениями в футболе. Вот уж действительно, просторная арена для борьбы и есть где проявить душевные силы! Молчаливая нейтральность, тайное науськивание, подначка – все это не что иное, как трусость, предательство.

Наш футбол никогда не пользовался на международной арене дурной репутацией. Я думаю, что и впредь нам имеет смысл об этом заботиться, не менее чем о высоких местах в разных турнирах. Тем более что в конечном итоге корректность и чистота приемов всегда присущи игре высококвалифицированной, умелый игрок всегда озабочен и занят применением своего умения.

Драматическая судьба Пеле, которому дважды не удавалось сыграть, как ему бы хотелось на главных турнирах, не удавалось по одной лишь причине, что он слишком хорошо играет, эта судьба в какой-то мере характеризует футбольные нравы нашего времени, опасности, подкарауливающие игру. Именно поэтому для всех был так огорчителен и тревожен отказ Пеле участвовать в чемпионатах мира. И поэтому его возвращение восприняли со вздохом облегчения.

Пеле много дал футболу. Он подарил ему легенды и россказни, связанные с его персоной, так милые сердцу мальчишек, да и вообще болельщиков, людей, готовых верить и удивляться так же легко, как и взрываться на трибунах во время матча. Он дал образцы мастерства, создал эталон – «как Пеле», призвал к игровому совершенствованию молодых футболистов. И, наконец, своей судьбой он напомнил о бдительности, о тревоге за отклонения в развитии футбола.

Восклицательными знаками мы легко и охотно сопровождаем имена больших мастеров футбола. То, что Пеле кроме знаков восклицательных сумел заставить футбольный мир присоединить к своему имени еще и огромного размера знак вопросительный, сумел заставить этот мир задуматься, вот это, мне кажется, и сделало Пеле фигурой во всех отношениях исключительной.

1969