Странное ощущение испытал я накануне поездки со сборной командой во Францию на финальные матчи первого розыгрыша Кубка Европы. До этого я побывал в Швеции на чемпионате мира, в Румынии и Болгарии с олимпийской сборной. Оба раза счастье нашим не улыбалось. Как-то будет сейчас?

Совсем разное дело смотреть матч на своем стадионе и за рубежом. Дома любую, самую досадную, неудачу не воспринимаешь остро, видимо, потому, что ты делишь ее со всеми земляками. За границей нас, заинтересованных очевидцев, кучка. И так уж получается, что все мы в ответе. Недаром, когда вернешься домой после поражения, все знакомые смотрят на тебя с укоризной: что ж ты не обеспечил? И отшутиться никогда не удается. Там и забиваешь и пропускаешь гол ты. И ничего с этим чувством поделать нельзя, оно сильнее твоего старания сохранить профессиональную нейтральность. Словом, ты, журналист, включаешься в игру. Да и иностранные коллеги в ложе прессы поглядывают на тебя с осуждением, если что не так, и жмут тебе руку в минуту удачи. И ты все это принимаешь как должное, и было бы странно выступить с объяснением, что ты тут ни при чем.

Хотите верьте, хотите нет, но в нашей журналистской среде есть люди, о которых говорят примерно так: «Ах, с командой поехал такой-то, ну, значит, она проиграет». Вот и мне перед поездкой во Францию мерещилось, что, если опять поражение, тогда и меня, глядишь, запишут в разряд приносящих несчастье…

Когда в Марселе команда отправилась на стадион, в автобус в последнюю секунду вскочила девушка, дочь одного из местных распорядителей. Она была мила, изящна, направо и налево роняла улыбки. А у футболистов лица поскучнели, все натянуто замолчали: издавна не принято сажать в автобус, едущий на матч, женщин…

А на обратной дороге в отель, после победы, красивая француженка, открыто симпатизировавшая нашей команде, оказалась в центре общего благосклонного внимания. Ей салютовали взмахами рук, улыбались. И, наверное, если бы напомнить футболистам о том, как они были рассержены два часа назад, они бы сказали, что все это чепуха. И сказали бы правду.

Вот так же и я, после того, как сам держал в руках Кубок Европы, удивлялся: какая же ерунда лезла в голову неделю назад!

В Марсель я приехал в день матча. И сразу совершил бестактность, обратившись к руководителю делегации Дмитрию Васильевичу Постникову с просьбой не забыть обо мне, когда будут заказывать билеты на самолет в Париж. Сказал я это в присутствии многих людей, и ответом мне было укоризненное молчание. О каких билетах речь, когда еще ничего неизвестно! Ведь в Париж можно лететь лишь в том случае, если победим сборную Чехословакии. Если же проиграем, то останемся здесь на матч за третье место. Мне и сейчас неловко за ту свою оплошность.

Рассказываю я об этом для того, чтобы читатель знал о существовании особых норм поведения в дни, предшествующие большим матчам. Они нигде не зафиксированы, эти нормы, и мне пришлось самому долгое время их усваивать. Но могу подтвердить, что в них заключен немалый практический смысл, потому что благоприятный душевный микроклимат необходим футболистам в такие дни.

Вспоминается разговор в брюссельском аэропорту, где мы на обратном пути ждали самолет на Москву. Сидели кружком и вспоминали каждую мелочь дней, принесших победу. Все были расположены друг к другу, охотно отмечали заслуги каждого. И тут руководитель делегации, долго молчавший, спросил: «А что, ребята, я вам не очень мешал?» Вопрос был в точку. Постникову удалось тогда создать в делегации спокойную обстановку, он не командовал, не вмешивался в распоряжения тренеров, был покладист, ровен с игроками. Ответом ему был одобрительный гул. Постников затянулся длинной папиросой и, довольный, откинулся в кресле. И ведь верно, большая победа складывается по кирпичику…

В Марселе в день матча стояла сухая, испепеляющая жара. Гавриил Дмитриевич Качалин скомандовал игрокам разойтись по номерам, где было прохладно за зашторенными окнами, а сам затащил меня к себе. «Идемте, у меня чудесные персики…» Мы сели в кресла и повели разговоры, никакого отношения к футболу не имеющие.

За два часа до отъезда на стадион, когда Качалин сделал все от него зависящее – провел собрание, побеседовал с футболистами по звеньям и с каждым в отдельности, ему невмоготу было остаться в одиночестве, и он искал собеседника, который отвлек бы его от неотвязных мыслей о матче. Уж и не помню, о чем мы говорили. Качалин явно старался, чтобы разговор не затихал, и готов был обсуждать что угодно. Трудные это часы для тренера. А в данном случае особенно.

Гавриил Дмитриевич предложил команде осуществить план, который держался в строгом секрете. За девять месяцев до встречи в Марселе наши играли со сборной Чехословакии товарищеский матч в Москве и выиграли- 3:1. Нашим особенно хорошо удавались фланговые атаки. Отлично сыграл Месхи. Качалин понимал, что его коллега Рудольф Вытлачил помнит об этом и должен принять меры против наших атак по краям. И он решил не идти на риск повторения, предложил наносить удары по. центру, чтобы заставить соперников принять неожиданную для них игру. Удастся ли замысел? Ведь в случае неудачи тренеру прежде всего скажут, что он пренебрег игрой, давно отрепетированной, не раз приносившей победы!

Вот и сиди, жуй средиземноморские персики, веди непринужденную беседу, смейся, а душа-то все равно не на месте! Понимая все это, я исправно играл роль светского собеседника, зная, что в футбольном сценарии и она предусмотрена…

Марсельский стадион-велодром собрал максимум зрителей- 40 тысяч. И они получили матч, который стоило посмотреть! Мне до того казалось, что игры шведского чемпионата мира неповторимы. Тут все выглядело точно так же, был тот же большой футбол в полном блеске.

До чего же обманчивы цифры, которые хранит историческая летопись! Предыдущая наша победа выглядела, как уже сказано, 3:1, марсельская – 3:0. Кажется, ясно: вторая одержана легче. Но это не так. Скажу больше, матч в Марселе был неизмеримо труднее матча в Москве, был на голову выше по классу игры, словно встретились другие команды. Тот-монотонный, тягучий, лишенный драматизма, этот полтора часа полыхал пожаром, и пламя сбить было невозможно: команды так увлеклись игрой, что, казалось, их не разнять.

Не знаю уж с каких пор, но так повелось, что игра на больших турнирах стала выглядеть особым образом. Игроки и команды преображаются. Мало сказать, что они демонстрируют все, на что способны, они выкладывают и что-то сверх этого. И уже публика это раскусила, и, как бы заманчиво ни выглядели на афише названия противников в товарищеской встрече, она уже не валит валом на стадион, ей подавай те же команды в матче какого-либо знаменитого турнира. Это не избалованность, а точное знание, что только так называемые официальные встречи дают полное представление и о достоинствах сторон и о том, каков вообще нынче футбол.

Да, 3:0. Но в наши ворота били пенальти, и Войта смазал. Однажды Буберник с ходу бил в нижний угол, Яшин непонятно как отбил мяч, и наши игроки, остановившись, аплодировали своему вратарю. После матча толпа выбежала на поле и унесла Яшина на руках. Сами понимаете, это могло случиться только при том условии, если вратарь блеснул. Вратари не форварды и по доброй воле чудес не показывают – их заставляют это делать.

И все-таки 3:0! Не могу отказать себе в удовольствии припомнить голы, они все были как на подбор.

35-я минута. Валентин Иванов с середины поля движется с мячом с нарастающей скоростью. Встреченный защитниками, он пасует влево Виктору Понедельнику и в одно касание получает от него мяч обратно, уже выйдя к воротам. Точный удар в нижний угол.

56-я минута. Прорыв Иванова с правого фланга. Он выманил на себя вратаря Шройфа и, когда тот упал в напрасном броске, увел мяч в центр и мимо выстроившихся перед ним трех защитников расчетливо послал мяч в ворота.

65-я минута. Четыре точные передачи сделали друг другу на бегу Валентин Бубукин и Понедельник. С места правого крайнего Понедельник сильнейшим ударом отправил мяч в ближнюю «девятку».

Прошу читателя обратить внимание, что во всех решающих эпизодах принимали участие игроки центровой тройки. Так осуществлялся тренерский план.

Хорошо понимаю условность провозглашения какого-либо одного игрока героем матча и не люблю этого делать. Но тут слишком уж очевидна была роль Иванова. Он и голы-то забил, потому что играл блестяще, и, весь во вдохновенном порыве, увлекал за собой товарищей. В тот день рядом с ним никто не имел права на небрежность, на ленцу. Потом его партнеры, уж, кажется, прекрасно знавшие Иванова, говорили: «Валя сыграл свой лучший матч в жизни!» Я готов это подтвердить. Много раз я любовался этим изящным, лукавым, тонким форвардом. Но в марсельском матче он незабываем.

Вечером в номер, где мы жили с Николаем Озеровым, заявились футболисты. Я отложил в сторону начатую корреспонденцию: язык не поворачивался сказать им в такой день, что они помешали работать. Они еще были возбуждены и искали разрядки. А что придумаешь в гостинице, в чужом городе?

Сели играть в подкидного дурака: Яшин, Нетто, Мас-ленкин, Иванов. Начали весело, с прибаутками. Кончили партию, и вдруг все поскучнели, глаза сонные.

– Знаете что, ребята, пошли спать,- сказал Яшин.

И ушли. Это им сгоряча, на радостях, показалось, что сил много и можно отправиться в гости, поболтать, подурачиться. Нет, в матче истрачено было все. Оставалось лечь и спать без снов, без просыпу, до утра…

Финал был разыгран темным вечером, под мелким теплым дождем, который нередок летом в Париже. Мы, трое журналистов, Николай Озеров от Всесоюзного радио, Аллан Стародуб от «Комсомольской правды» и я от «Советского спорта», ехали на стадион «Парк де.Пренс» в метро и удивлялись, что вагоны полупустые. Парижане были рассержены на свою команду, проигравшую в другом полуфинале сборной Югославии с диковинным счетом- 4:5, причем незадолго до конца французы вели 4:2. Нам они с извиняющимися улыбками говорили: «Вот если бы в финал вышли наши!…» Парижан можно было понять. Ведь совсем недавно, на шведском чемпионате мира, сборная Франции играла превосходно!…

Финал во многих отношениях выглядел скромным. Было несколько странно и то, что всего лишь три наших журналиста были командированы, хотя тогда матчи из-за рубежа еще не транслировались по телевидению. Как видно, пережив за два года до того разочарование от чемпионата мира, редакторы газет не надеялись на счастливый исход розыгрыша Кубка Европы…

Стадионы во Франции, стране с богатой футбольной историей, где выходит много специальных изданий, посвященных этой игре, стране, выступившей инициатором большинства популярных международных турниров, на удивление миниатюрны. Места на скамьях, под навесом, дорогие, а подешевле – на полотне велотрека, опоясывающего поле. На наклонных виражах люди располагаются кто как может – на корточках, а то и лежа на животе. Таков и «Парк де Пренс».

Озеров сидел с микрофоном где-то рядом с полем, а мы со Стародубом присоединились на трибуне к компании наших тренеров-наблюдателей. Здесь Михаил Якушин, Виктор Маслов, Никита Симонян, Григорий Пинаичев, Петр Щербатенко. Над нами в точном смысле слова не каплет, мы под навесом. Но что-то познабливает. Начинается дрожь большого футбольного волнения.

В такие минуты всегда так и тянет сунуть блокнот в карман и просто сидеть и смотреть во все глаза. Но мало ли что хочется! Надо расчертить страничку на графы, куда придется заносить удары – штрафные, угловые, по воротам. Надо постоянно сверяться с часами, чтобы отметить, на какой минуте что произошло. Если игроки мало знакомы, надо наблюдать за их номерами и тут же заглядывать в списки составов. Когда югославы примутся атаковать ворота нашей команды, придется зорко следить за участниками комбинации и заносить их номера в блокнот. И когда наши пойдут вперед, нельзя упустить, кто кому передал мяч, кто ошибся… Если же ты начнешь

наравне с окружающими переживать, вскакивать, кому-то жать руку, что-то выкрикивать, горестно вздыхать, то в блокноте образуются пустоты, которые уже не восстановить, когда придет час работы, когда на проводе будет Москва, редакция, а за ними читатели, ждущие от корреспондента всех подробностей…

Ко всему этому надо привыкнуть. Надо выработать в себе этакую отстраненность, умение жертвовать удовольствием, уходить из-под власти едва ли не самого потрясающего на свете зрелища. Это совсем не так просто. Во время шведского чемпионата, на стадионе в Гете-борге, когда игрался повторный матч наших с англичанами, матч изнуряющий, бесконечный, отнявший все нервные силы, я ушел из ложи прессы, оставив на пюпитре блокнот с записями, и обнаружил пропажу лишь в поезде, идущем на Стокгольм. Нетрудно представить мое отчаяние. На счастье, служители гетеборгского стадиона оказались настолько любезными, что, найдя блокнот (на обложке стояло название газеты), переслали его в Стокгольм, в адрес нашей делегации. С тех пор всегда, уходя со стадиона, я обязательно проверяю, здесь ли блокнот.

…Наши проиграли первый тайм. Они никак не могли найти свою игру, не могли вырваться из плена исходной расстановки, каждый действовал строго согласно номеру на спине. Скорость вроде бы есть, а маневренности никакой, югославским защитникам загадок решать не приходится. А их форварды сразу освоились. Один – высокий мощный Еркович играл строго в зоне центрального нападающего, давил на нашу оборону, а остальные – Костич с его сильнейшим ударом, резкий порывистый Галич, искусный дриблер Шекуларац непрерывно меняются местами, ведут игру предприимчивую, каверзную, настойчивую. Словом, играют хорошо, классно. Помню, было одно только ощущение – лишь бы наши продержались до перерыва, а там уж они должны прийти в себя. Но продержаться не удалось. Еркович справа обыграл Масленкина, и тот вдруг остановился, простодушно считая, что форвард нарушил правила и судья Эллис даст свисток. Еркович двинулся дальше и сделал сильный прострел вдоль ворот. Набежал Галич и головой послал мяч в сетку. Шла 40-я минута. 0:1.

В перерыве с изменившимся от волнения лицом Маслов глухо сказал:

– Еще десять минут такой игры, и пиши пропало.

– Да, пожалуй,- подтвердил Якушин, почесывая затылок.

– Не может этого быть, должны ребята встряхнуться,- с какой-то обидой в голосе отозвался Симонян. Ему близка эта команда, он сам был в ее составе, когда она играла первый матч розыгрыша этого Кубка с венграми…

Команды вернулись на поле. Мяч снова отправился в свой замысловатый путь. Мы ищем ответа на вопрос, мучающий нас: изменится ли игра? Пока всматривались, счет сравнялся.

Валентин Бубукин двинулся на ворота из центрального круга. Его никто не атаковал. Метров с двадцати пяти он сильно «выстрелил» низом. Высоченный Виденич в броске парировал удар, мяч отлетел, и к нему проворно метнулся Слава Метревели. Короткий удар!

Слышу рядом зычный крик: «Молодчик, Славка!» Это – Маслов. В ту пору он был тренером московского «Торпедо», и Метревели играл в его команде.

Тут же Маслов перегнулся к нам и бодро, хотя и сбавив голос, заверил: «Теперь игра пойдет, увидите!» Он угадал. Потом я много раз убеждался в том, как этот человек по каким-то признакам, куда менее заметным, чем в данном случае, а иногда и вовсе не заметным для глаза рядового наблюдателя, умел предсказать дальнейший ход событий.

Игра сразу же стала равной. Югославы не дрогнули, они до самого конца остались сильным соперником. Но наши преобразились. Полузащитники – Игорь Нетто и Юрий Воинов взялись за свое любимое дело, встали у руководства атаками. Вся команда, будто застоявшись-в обороне, теперь, выпущенная на свободу, с видимым удовольствием повела наступление.

Матч игрался 120 минут. Разумеется, для футболистов добавочные полчаса были трудны, как все, что сверх ожиданий. Но с трибун встреча выглядела слитной и стройной, развивалась с неумолимой логичностью, шла как по рельсам. Югославы опасны: Яшин отражает сильнейший удар Галича, затем снимает мяч с головы Ерковича. Но все это уже не так страшно, как в первом тайме. Наши атакуют чаще и все удачнее выходят на удобные позиции. Вот даже левый защитник Анатолий Крутиков посылает мяч под перекладину, и Виденич чудом выталкивает его…

Решающую комбинацию я записал максимально точно. Возможно, если бы меня толкнули в бок и шепнули: «Сейчас будет гол», я забыл бы про блокнот и просто ловил этот исторический момент. Но меня не предупредили, и я автоматически фиксировал очередную комбинацию.

Бубукин с правого фланга отослал мяч назад и в центр Войнову, который в одно касание переслал мяч вперед и влево Михаилу Месхи. Тот сделал навесную подачу снова в центр, но уже ближе к воротам, на Понедельника. Прыжок, удар головой, и мяч в правом верхнем углу. Мяч в ходе этой комбинации шел почти по окружности.

К своим бежали вокруг всего стадиона. Полицейские нас пропускали, заслышав русскую речь: победители! На этот раз мы пользовались привилегиями, и на нас, журналистов, упало праздничное сияние.

Раздевалка крошечная, не повернуться, хотя людей не так уж и много. На столике в углу бутылки с оранжадом, рассыпаны абрикосы. Посередине поблескивающий новеньким серебром сосуд, повторивший греческую амфору, на зеленой мраморной подставке. Как и все, я коснулся ее ладонью, и амфора показалась мне теплой, какой-то домашней.

Самый славный трофей в истории нашего футбола! Но тогда эта пышная фраза в голову не приходила. Просто-напросто с души свалился камень и стало легко дышать.

Врач обходил футболистов, предлагая свои услуги. Слышу, как Гиви Чохели ответил:

– Разве может что-нибудь болеть сейчас? Потом сами к вам придем…

На следующий день прогуливались мы большой компанией по бульвару Сен-Жермен. Кто-то разглядел в витрине газетного киоска свежий номер футбольного журнала с цветными фотографиями финального матча. Журнал пошел нарасхват, даже не хватило.

Старичок продавец высунулся по плечи из окошка, чтобы разглядеть, что за покупатели нахлынули. Ему объяснили, кто эти молодые люди. Как же он разволновался, заохал! Ну кто поверит, что у него раскупила журнал сборная Советского Союза! Как на грех никого рядом, кто мог бы стать свидетелем…

Мы шли и на ходу листали страницы.

Качалин вдруг сказал:

– Эх, ребята, понимаете ли вы, какую победу одержали?

Откликнулся Валентин Бубукин:

– Наверное, не понимаем. Дома поймем…

«ТУ-104» в полете. Кто читал, кто дремал. Мирный пассажирский быт на высоте десяти тысяч метров. В эти самые минуты поезда московского метро уже везли толпы болельщиков на станцию «Спортивная»: в Лужниках команду ждала торжественная встреча.

Мы с Качалиным вели тихий разговор. И хотя неподалеку стояла серебряная амфора, и впереди были речи и круг почета по стадиону, Качалин говорил уже не о Марселе и Париже, а о том, что ждет сборную через два года на чемпионате мира в Чили.

Так всегда. Игра не имеет конца, и любая победа зовет в дорогу.

Хотелось бы в заключение сказать, какой представляется мне та победа нашей сборной теперь, спустя десять лет, после того, как перевидано много других турниров и матчей.

«Без всяких сомнений следует признать, что по атлетической силе и скорости советская команда сегодня – одна из лучших в Европе». Так резюмировала французская спортивная газета «Экип» на следующий день после финального матча.

Как относиться к этому высказыванию? Уверен, что этот отзыв, где обращено внимание на силу и скорость наших футболистов, был не чем иным, как данью традиции, отзвуком однажды сложившегося у зарубежных обозревателей представления о нашем футболе, как о силовом и скоростном. Так что тут кроме комплимента есть и скрытый отказ признавать за нашими футболистами какие-либо иные достоинства. По отношению к команде, выступавшей на стадионах Марселя и Парижа, это было несправедливостью. В ней либо не умели, либо не хотели признать истинной футбольной величины. Уже одно присутствие на поле таких виртуозов, как Яшин, Нетто, Иванов, Месхи и Метревели, придавало игре сборной большую тонкость, было гарантией того, что мы подразумеваем под красивой игрой. Да, это была по всем разделам отличная команда, и вспоминать ее приятно.

Позже, когда были пережиты и чилийский чемпионат и очередные неудачные попытки пробиться на олимпийские игры, иные скептики принялись заодно с критикой текущего момента ревизовать и прошлое. Поговаривали, что во Франции соперники были не из сильных, потому наши и победили.

Так вот, напомню, два года спустя после розыгрыша Кубка Европы, на чилийском чемпионате мира, сборная Югославии вышла в полуфинал, а сборная Чехословакии- в финал. В составе первой были наши знакомые по Парижу – Дуркович, Юсуфи, Еркович, Галич, Шекула-рац, в составе второй знакомые по Марселю – Шройф, Поплухар, Новак, Масопуст, Квашняк. Иными словами, в матчах Кубка Европы мы имели дело с командами, которые вскоре получили свидетельство о том, что одна из них вторая, а другая – четвертая в мире.

1970