— Ну что, ты готов? — прозвучал голос Саиба как будто немного отдаленно, вырывая Марка из оцепенения, вызванного его собственными мыслями.

Парень поднял голову и невидяще уставился на араба, затем встряхнул головой, улыбнулся и произнес:

— Да-да, извини, я что-то задумался совсем.

— Ничего, скоро мы быть у меня, и еда моей жены быстро вернет тебя в этот мир, — Саиб дружески похлопал юношу по плечу.

Они уже зарегистрировались на рейс, прошли таможню и теперь сидели в рядах кресел, ожидая открытия своего гейта. Как и большинство аэропортов самых крупных мегаполисов мира, гонконгский аэропорт был похож на огромный стеклянно-металлический ангар с высоким потолком, под которым переплетались множество стальных балок, создавая причудливую паутину, поддерживающую тяжеловесную крышу. В блестящих наполированных полах танцевали отблески ламп освещения и расположенных рядом, светящихся разноцветными огнями торговых павильонов, которые будто никогда и не прекращали отмечать Рождество. Люди же имели перевернутых двойников, растущих вниз из их ног в глубину пола. Впереди идущие дети подпрыгивали, следя, как их копия отрывается от пола и погружается ниже, и, кажется, вот-вот упадет на потолок, но какая-то неведомая сила вновь возвращала отражение на место, приклеивая его обратно к ногам владельца.

Саиб болтал без умолку, рассказывая о том, что их ждет в Каире, о своей семье, друзьях, о своем суке и еще о куче пока неизвестных Марку вещей, но при этом эти истории не надоедали парню. Он внимательно слушал и впитывал, периодически кивая головой и изредка задавая вопросы по вещам, которые показались ему непонятными. Пытаясь таким образом заглушить и мысли об Агате и некоторую нервозность по поводу аэрофобии, парень все больше углублялся в разговор, и ему немного удалось унять в себе червя, подтачивавшего его изнутри. Этот червь, казалось, скреб уже по стенкам его души своим шершавым кольчатым телом.

Наконец, гейт открылся, и через десять минут они уже укладывали свои вещи в верхние отсеки над головами. Затем сели и сразу же оба пристегнулись, оглядывая входящих пассажиров. Полет предстоял быть достаточно длинным: двенадцать с лишним часов.

Самолет уже выкатился на взлетную полосу. Сердце Марка немного ускорилось. Пошел разгон авиалайнера. Быстрее. Быстрее. Спина вжалась в кресло. Руки на подлокотниках. Голова приподнята. Разгон. Отрыв. Паршивое чувство внутри, сжимающее все органы и опускающее их вниз, и опять перед глазами размазня бездарного художника. Через несколько секунд картинка стала четче и яснее, и уже легче стало дышать. Для Марка взлеты становились все спокойнее. Тело начинало привыкать к нестандартным ситуациям и уже реагировало не так ужасно, как это было первый раз, когда парень мысленно прощался с жизнью. Еще одно небольшое преодоление, придвигающее его к цели.

В салоне было относительно тихо и уютно. Пластик вокруг сиял какой-то неестественной белизной.

— С тобой все в порядке? — с тревогой посмотрел на парня Саиб.

— Да-да, взлеты переношу не очень хорошо, но уже вроде как привыкаю к этому, так что все в порядке, я думаю, — ответил Марк, расстегивая ремень безопасности и разминая ноги и руки по ходу.

— Хорошо, но если что, ты дай знать.

— Не переживай, если я начну умирать, ты это заметишь: я буду громко невнятно кричать, мычать и махать руками, вытаращив глаза.

Саиб громко расхохотался, но затем огляделся по сторонам и приглушил звук смеха, стараясь не привлекать лишнего внимания.

Через некоторое время стали развозить еду на тележках, и Марк понял, что, несмотря на все свои переживания, его желудок бодро колотил ложкой по столу, требуя забить себя до отказа. Хороший знак. Парню уже стало совсем спокойно, и он развалился в кресле всем телом, насколько это было возможно, благо его худощавое тело позволяло устроиться с максимальным комфортом.

— Эта резиновая курица, конечно, не сравнится с едой моей жены, — лишний раз похвалился Саиб, при этом араб это делал так, что никто в жизни не уличил бы его в бахвальстве: мужчина делал это с любовью, и чувствовалось, что он действительно высоко ценит кулинарные способности своей супруги.

— Саиб, ты так расписываешь кухню своей жены, что я уже хочу срочно попробовать ее блюда, — сказал Марк, разжевывая кусок мяса, больше похожий на каучуковую подошву.

— Да я уже сам жду не дождусь, — весело проговорил араб.

Полет уже перешел в свою самую спокойную фазу, когда самолет набрал достаточную высоту, и теперь пассажирам только и оставалось, что спокойно заниматься своими делами в ожидании конца рейса. Марк осматривал людей вокруг, и каждый человек казался ему какой-то диковинкой: интересно было наблюдать, что делает каждый из них, попадающий в ограниченное пространство и вынужденный как-то убивать время, причем интересно это было с точки зрения разности менталитетов национальностей в салоне. Здесь были и арабы, и азиаты, и люди европейской внешности. Разный цвет кожи, разный разрез глаз, разные волосы, форма губ, носа, лица, разное восприятие мира и подход к проживанию своего личного времени и организации своей жизни. Все это живо интересовало парня, любознательность которого в отношении устройства Вселенной и существ, ее населяющих, с годами лишь крепла.

В целом в своих занятиях на борту самолета люди были одинаковы: читали газеты, книги, общались между собой, сидели в телефонах и планшетах — все эти моменты личного времяпрепровождения оставались идентичны для большинства с некоторыми своими нюансами, не взирая на внешний вид и конфессиональную принадлежность. Марк еще немного понаблюдал за попутчиками вокруг и обратил свой взор на Саиба. Араб развалился в кресле в полудреме, о чем-то думая и смотря в иллюминатор. Самолет периодически потряхивало, от чего возникало неприятное чувство внутри, но парень отгонял от себя все мысли, которые могли одним махом накрыть его разум, и решил, что стоит задать пару интересовавших его вопросов Саибу.

— Саиб.

— Ммм, — мужчина резко повернул голову, вырываясь из полудремы, с полуулыбкой на чуть уставшем изможденном лице.

— Помнишь, ты хотел мне объяснить суть проблемы убийства неверного? Мне очень интересно твое мнение.

Араб приподнялся в кресле, протирая глаза, и произнес:

— Да-да, конечно, я объяснить все это, насколько смочь.

На минуту Саиб замолчал, собираясь с мыслями, затем отпил глоток воды из стакана, стоявшего на выдвинутом столике перед ним.

— Видишь ли, Марк, — начал он. — Вся эта история уже давно портит жизнь многим хорошим мирным мусульманам, так как эта информация направлена на то, чтобы дискредитировать ислам, и поставить нас в положение врагов.

Парень кивнул в знак того, что понимает, о чем говорит араб.

— Так вот, часто в доказательство приводить несколько аятов из различных сур Корана. И очень часто говорить, например, Суру 47 аят 4-ый. Мне быть сложно сказать ее по-английски, но я попытаться передать суть.

— Не спеши, и объясни, как сможешь, времени у нас достаточно, а я внимательно слушаю и постараюсь понять, — сказал Марк.

Мужчина кивнул.

— Этот аят говорить о том, что когда мусульманин биться с неверными, то должен рубить им головы, и когда победить их, то должен заковать в цепи тех, кто остался жив.

— То есть пленных, — добавил Марк.

— Да. Далее мусульманин должен решить, помиловать их или взять за них выкуп, и все это, пока война не закончиться. Так решить Аллах. Но если Аллах пожелать, то покарать неверных сам, но Аллах хочет испытать одних из нас через других, и он никогда не дать сгинуть делам тех, кто умереть во имя него. Так примерно звучит этот аят, — араб говорил медленно, подбирая слова.

— В целом я понял суть, — сказал Марк.

— Хорошо. Но те, кто хочет дискредитировать ислам, либо вырывать из контекста слова, либо искажать их толкование.

— Как обычно это бывает в любой религии мира, у которой есть противники.

— Именно так, Марк, — произнес Саиб и продолжил. — В культуре нашей религии есть такое слово, которое звучать как «тафсир». Это значит толкование Корана. Тафсир делают толкователи, они называться словом «муфассир».

— Понимаю, Саиб, как и в Библии есть свое толкование и толкователи, как и в Талмуде тоже самое. Обычно толкователь должен отлично знать язык Писания, быть очень образованным человеком, знать историю своего народа и его социальные проблемы в разные периоды его становления.

— Да, кроме того, муфассир должен изучить множество богословских наук связанных с Кораном, прежде чем приступать к его толкованию. Это очень сложный и серьезный труд, который по силам не каждому. И когда я слышать множество глупостей о Коране от людей, которые поверхностно пройтись по сурам и аятам, не понимать истинный смысл каждого из них, мне просто смешно. Когда муфассиры годами биться над разгадкой заложенного в них смысла.

— Да, я понимаю твое негодование, Саиб, — хмурясь, сказал Марк.

Араб разгоряченно расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и сделал еще пару глотков воды.

— Собственно толкование этого аята состоит в том, что Аллах призывать убивать неверных в военное время, когда встретиться с ним на поле боя, как обычно это и бывать, когда идет война. Далее захватывать их в плен и либо миловать, либо требовать выкуп в виде денег, либо обмен на своих братьев. Все это относиться лишь к войне, а не в мирное время, и нигде не указываться о том, чтобы убивать женщин и детей неверных. Этому нет оправдания. Это харам, Марк.

— Грех, запрет, — произнес юноша тихим голосом.

Мужчина кивнул и продолжал:

— Аллах испытывать правоверных, позволяя неверным сражаться с ними, иначе он покарать их сам, потому что Всевышний Аллах Всемогущ и Властен над всем сущим. Он может сделать так, чтобы неверные не выигрывать ни одной битвы и верующие очистить от них землю, но Аллах хотеть испытать одних из нас через других. Понимаешь? Для этого Аллах и приказать верующим вести Священную войну — Джихад — с неверными, войну, которая выявлять правдивого верующего от лжеца. В ней рождаться истинные правоверные, чья вера опираться на твердое знание. Они не походить на тех слабых верой, которые слепо подражать большинству и не способны пронести свою веру через трудности и испытания. Аллах никогда не дать погибнуть понапрасну делам тех, кто быть убит в бою за него. Это те, которые сражаться по приказу Всевышнего и стремиться возвысить имя своего Аллаха. Они и получать щедрую награду и прекрасное воздаяние. Их деяния не пропадать просто так, ибо Аллах принять их и награду за них умножить во много раз. Люди увидеть прекрасные плоды своих деяний, как в этом мире, так и в будущей жизни. Но, еще раз говорить, это все относиться к войне, не к мирному времени.

Саиб уже ускорился, иногда путаясь в словах, говорил разгоряченно и пламенно, отстаивая то, что так дорого ему, и что, по его мнению, незаслуженно попирают люди, которые осуждают вещи, совершенно не разобравшись в их сути. Но было ли в этом что-то новое? Конечно, нет. Пока есть какие-то идеи, религиозные ли они или политического толка, всегда будут и сторонники и противники, причем и те и другие могут быть лишь поверхностно ознакомлены с сутью того, что они осуждают или восхваляют. Это одна из болезней человеческой натуры, и лекарства от нее никогда не будет изобретено.

— То же относится к слову «Джихад», которое произносится отрицательно многими людьми. Джихад — это усердие. Джихад может быть и в обычной жизни. Это усердие, которое проявлять правоверный мусульманин в защите своей веры и ее утверждении, джихад может быть даже в обычной работе или учебе ребенка. Из-за всего этого исказились такие слова, как «муджахед» и «шахид». Муджахед — это правоверный мусульманин, который участвует в джихаде, а шахид — это мусульманин, который погиб вовремя джихада. Но никак нельзя применять эти слова к современным террористам, которые вообще далеки от ислама и его сути, совершающие харам и совершенно исказившие весь смысл ислама и пути правоверных мусульман. Эти люди не муджахеды и не шахиды, а обычные бандиты, вся деятельность которых направить, чтобы получить власть и деньги. К Аллаху эти люди не относиться. Это последователи Шайтана.

Дыхание Саиба участилось, и теперь он сидел и переводил дух после своей тирады человека, пылающего праведным гневом, готового вести свой джихад в отношении любого бандита, посягающего на его веру, семью и родину. Глаза Марка блестели, и парень с уважением смотрел на араба, затем похлопал его по плечу, и мужчина улыбнулся и произнес:

— Извини, я сильно увлекаться.

— Нет, ты все сказал верно, и главное, твои слова шли от самого сердца. Я думаю, Аллах оценит твое служение ему и такое отстаивание справедливости. Спасибо за объяснения, Саиб.

Мужчины обменялись крепким рукопожатием в знак уважения, друг другу.

— Я думаю, стоит поспать, — сказал Марк.

— Да, ты прав, надо выспаться, лететь еще много, — согласился египтянин.

Они попросили одеяла у стюарда, проходившего мимо них, а затем, получив покрывала, оба укутались и приготовились ко сну.

Марк еще какое-то время не спал. Было неудобно в кресле. Он ворочался, пытаясь найти наиболее комфортную позу, но это ему никак не удавалось. Наконец, он забылся в полудреме, периодически выхватывая слухом мерный шум двигателя самолета или тихие разговоры на соседних пассажирских местах. Иногда самолет немного трясло, как будто это было огромное массажное кресло, и парень приоткрывал глаза, чтобы убедиться, что вокруг все в порядке. Так в полузабытьи прошла большая часть полета. Такой сон выматывал, но Марк думал о том, что выспится уже дома у Саиба, и что можно немного потерпеть. Араб же спокойно посапывал в соседнем кресле, почти с головой накрывшись одеялом.

В какой-то момент один из пилотов по внутренней связи объявил, что до Каира осталось полчаса полета. Люди оживились, часть проснулась, и начали потихоньку собирать вещи и готовиться к выходу. Саиб лишь приподнял голову, уточнил, что случилось и, узнав, что скоро намечается посадка, сказал, что подремлет еще минут десять.

Вдруг с правой стороны борта послышался глухой, но сильный хлопок, и самолет тряхнуло, затем немного накренило направо. Кто-то вскрикнул далее по салону, люди стали ошарашенно оглядываться по сторонам. Несколько человек на стороне, где слышался хлопок, открыли иллюминаторы, и их шум сразу же перерос в крики ужаса. Под правым крылом, не просто валил дым, горел двигатель самолета, выкидывая протуберанцы, огромные языки пламени. Огонь прорывался сквозь ротор турбины мотора, как будто все черти Ада собрались там, чтобы раскочегарить этот котел и низвергнуть пару сотен душ в преисподнюю. А далее Господь рассудит, кто был хорош, а кто плох в этой жизни. И уж точно дьявольская когорта получит свой кусок пирога из всей этой орущей массы. В этот момент атеистов на борту не наблюдалось.

Марк открыл иллюминатор, Саиб уже вскочил с широко раскрытыми сонными глазами, постоянно твердя «Что случилось?». Услышав, что произошло, и взглянув в окно, араб резко протрезвел ото сна. На его зеленовато-бледном лице был страх, впрочем, такими же лицами обладали все пассажиры в этот момент. Пристегнувшись, он наклонил голову вперед, обхватив ее руками и начал молиться. Люди были напуганы, отовсюду слышались крики и мольбы.

Марк, ничего не соображая, так же пристегнулся, пригнулся и накрыл голову. Он не молился. Он вообще не мог думать. Парень просто не мог дышать, сердце колотилось, как бешеное. Все тело стянуло резкой судорогой, как это было и раньше, и ему казалось, что вот-вот он потеряет сознание. Кружилась голова, его сильно тошнило. Самолет то кренило направо, то выравнивало, то резко падала высота, и все внутренности сразу подлетали вверх, отчего симптомы его болезни лишь усиливались. Крики людей уже вышли на свою наивысшую точку кошмарного хора, будто воспевавшего жатву Смерти, которая скоро может начаться. Казалось, Дьявол, затаив дыхание, наблюдает за своими жертвами, предвкушая обильную пищу, а его демонические приспешники хохочут и танцуют, кружа страшный дьявольский хоровод.

Стюардессы носились по салону самолета, выкрикивая стандартные инструкции в случае неизбежности авиакатастрофы. Но, так же как и пассажиры, они были обычными людьми, которые также хотели жить, и их лица также несли на себе бледную печать смерти. Марку казалось, когда он выглядывал из-под рук, что он отчетливо видит эту пометку на всех окружавших его людей. При этом образы лиц были уже смазанными в его глазах, зрение не фокусировалось, и он, едва дыша, боролся со стянутыми мышцами грудной клетки, не дававшими вдохнуть в полной мере. Сквозь сюрреалистичность своего восприятия юноша думал о том, что именно так погибали пассажиры Титаника, отчаянно ревя и цепляясь за последнюю соломину надежды, чтобы хоть как-то оттянуть неизбежную гибель. И также он подумал, что лучше бы ему сейчас просто потерять сознание, потому что быть в нем стало совсем невыносимо.

Пилот самолета что-то выкрикивал по внутренней связи, но его голос смешался в диссонансе с общим ревом беснующейся в ужасе толпы. Все же большинство, молясь и крича, пристегнулись и накрыли головы руками. Самолет раскачивался вправо и влево, свет в салоне попеременно моргал, то накрывая всех тьмой, то горя еще ярче, чем обычно, и вместе с ревом неисправного двигателя устраивая последнюю страшную светомузыкальную вечеринку. Разница была лишь в том, что под нее сейчас плясала только преисподняя.

— Марк, Марк, — послышался хриплый голос Саиба.

Парень обернулся на его голос, незрячим взглядом.

— Кто бы мог подумать, прости меня, Марк, — он еле шевелил губами, а на его глазах блестели слезы. — Неужели Аллах не даст мне снова увидеть своих детей. Мою дочь.

— Все будет хорошо, — сипло произнес юноша, борясь с тошнотой и головокружением. — Мы пока не падаем. Просто молись, молись, пока можешь.

Саиб взглянул на юношу, сделал усилие над собой, собрав волю в кулак. Лицо его стало более сосредоточенным. Араб кивнул и положил голову прямо. Затем Марк услышал усиленный шепот по-арабски. Сам же парень уже думал о том, что даже если они удачно приземлятся, ему уже ничто не поможет: его болезнь разрывает его на части, и ему кажется, что скоро он не сможет дышать совсем. Паническая атака переходила в самую сильную фазу. Начались самые странные симптомы, которые парень никому бы не смог объяснить, даже если бы хотел, но те, кто живет с такой же проблемой, всегда понимают, о чем речь.

Навязчивые бредовые мысли, звуки, повторяющиеся мотивы каких-то песен, полугаллюцинации и мельтешение странных изогнутых палочек, закорючек и целых образов даже при открытых глазах, странное ощущение под переносицей, как будто что-то поднимается все выше и выше до самого мозга, и, кажется, сейчас начнет разжижать мозговую оболочку, ощущение, что сходишь с ума, нереальность всего происходящего вокруг, и ощущение, что смотришь на себя со стороны, не управляя своими действиями, при этом постоянных страх, накатывающий волнами по всему телу, перехватывающий горло и не дающий дышать, вдохи проваливаются, и дыхание как будто теряется на некоторое время, слабость и страшная тошнота — это неполный список совершенно необычных и жутких симптомов, которые просто не удастся описать в полной мере, и что бы им проявлять себя, порой не нужно даже быть в падающем самолете. Люди с такими проблемами живут в своем Аду каждый день, находясь даже дома на своем вроде бы уютном диване. Ад Марка был здесь, ему не нужно было разбиваться в самолете, первый шаг в Преисподнюю он делал прямо сейчас.

Авиалайнер все еще раскачивало, но люди вокруг немного приутихли, вжавшись в свои кресла и накрыв головы руками. Кто-то всхлипывал, многие молились, плакали дети и их матери, крепко прижимая свои чада к себе как можно ближе. Треск горящего двигателя раздавался с пугающей частотой, и всем казалось, что вот-вот случится нечто страшное, и самолет резко, потеряв управление, низвергнется в пустоту, размазывая и раздавливая своих обитателей грудой покореженного пластика и металла. А тех, кто еще как-то выживет, добьет ядовитый дым и пламя, превращая транспортное средство в большой котел для барбекю. Все эти кошмарные образы плясали в разбушевавшейся фантазии каждого бедолаги, находящегося здесь. Страха не ведает либо сумасшедший, либо человек с отсутствием воображения, но, как показывает практика, в экстремальных ситуациях воображение большинства людей имеет максимальный «КПД».

Скрежет включаемой рации бритвой прошелся по слуху пассажиров, и раздался уже немного спокойнее голос пилота о том, что самолет прямо сейчас заходит на посадку, дав несколько инструкций по ходу всего объявления. Люди немного оживились, и несильный гул прошелся по рядам салона. Где-то послышались вздохи. Женщина неподалеку от Марка высоким звуком отчаянно практически пропищала стонущий звук, переводя его в слезы и всхлипывания. Всем телом чувствовалось снижение авиалайнера и некоторый крен на бок. Стюардессы сидели на своих местах в конце салона, пристегнувшись и пригнув головы. Парень думал о том, что возможно большая часть из них уволится после этого случая, если они выживут. Марк старался думать о разных вещах, лишь бы не давать окончательным странным ощущениям завладеть его телом. Во рту у него было суше, чем во всех пустынях этой планеты, и его горло уже начало сильно драть и болеть. Саиб все это время просидел в молитве, склонив голову и изредка ею подергивая.

Внезапно выравнивание крена самолета и касание. Многие вскрикнули, и различные звуки волной прокатились по местам. Слышно было, как на нескольких языках резко произносилось одно слово, но Марку не надо было знать их все, у него у самого в голове, словно в тумане, вертелось это слово «Тормози! Тормози!». Он сжал кулаки до белых костяшек, преодолевая новый приступ судороги и страха с тошнотой. Дышать он уже нормально не мог, переводя дыхание в тахипноэ — очень быстрые частые поверхностные выматывающие вдохи и выдохи. Глаза его расширились. Ему казалось, что он задыхается. Он схватил себя за волосы, потянул и уперся лбом в спинку соседнего кресла. Стало немного легче, и вдохи стали реже и глубже. Самолет начал торможение. Кромка взлетной полосы с травой по бокам становилась более четкой, постепенно убивая размытость картинки, присущую большой скорости.

Полный останов. Вздох всего салона, крики и громкие аплодисменты огласили весь самолет. Люди вскочили со своих мест, хватая багаж. Резко подхватились стюардессы, предупреждая о том, чтобы люди не создавали давку. Марк краем глаза увидел в иллюминатор, как к правой стороне авиалайнера уже на полной скорости гнали пожарные машины с ревом сирен и красно-синим миганием на кабинах.

Он уже не помнил, как вышел из самолета с Саибом. Они сели в автобус и проезжали, свою воздушную тюрьму, которая чуть не стала их последним пристанищем, наблюдая, как пожарные делали свою опасную работу и заливали двигатель кубометрами плотной пены. Мотор дымился густыми черными облаками, окутывавшими все крыло, и уже даже некоторая часть правого борта самолета прокоптилась темной сажей. Вокруг было несколько машин скорой помощи, и араб видел, что с Марком что-то не так, но парень сквозь свое состояние, все еще завешенное туманной пеленой, кое-как убедил мужчину, что все в порядке.

За Саибом приехал на машине брат. Они усадили Марка на заднее сиденье, и выехали из аэропорта. По дороге мужчина пересказал брату, что с ними случилось в самолете, на что тот лишь с ужасом вбрасывал какие-то реплики по-арабски, комментируя произошедшее и качая головой. Из того разговора Марк лишь пару раз услышал и понял слово «Аллах» и имя жены Саиба Мехримах.

Было еще светло, и когда они въезжали в Каир, то с возвышенности юноша вдруг увидел вдалеке пирамиды и сам город. Он немного сильнее приоткрыл глаза и улыбнулся. Город с кучей ютившихся рядом друг с другом невысоких домов как будто лежал в низине, а выше резкой очерченной полосой пустого пространства находилась пустыня, на которой располагались несколько огромных пирамид разной высоты и на разном удалении. С такого расстояния и ракурса создавалась оптическая иллюзия, будто они висели в небе прямо над Каиром. Потрясающее зрелище, от которого Марк резко пришел в себя и с раскрытым ртом взирал на это чудо из окна автомобиля. В его груди сжался какой-то комок немого восторга.

Саиб, увидев реакцию парня, засмеялся и похлопал его по плечу, затем повернулся к брату, находившемуся за рулем, и по-арабски произнес:

— Карим, я же сказал, что нужно было ехать этой дорогой. Взгляни на парня. Я уверен, что от такого зрелища сам Пророк был вне себя.

Карим посмотрел на брата и что-то весело сказал ему, кивая головой. Марк с восторгом в глазах воззрился на Саиба, на что тот спокойно, но с радостью в голосе ответил:

— Вот мы и дома, Марк, вот мы и дома.