Прощальный поклон капитана Виноградова (сборник)

Филатов Никита Александрович

Переходный период

 

 

Глава первая

Желтая вереница автобусов весело выкатилась на Садовое кольцо. Все заворочались, и Виноградов, выгибая шею, тоже попытался разглядеть в просветах между зданиями силуэт Белого дома.

И в этот момент раздалась первая очередь.

Посыпались стекла, подбитый «Икарус» замер на миг, а затем стремительно бросился в узкую щель ближайшего переулка. За ним туда же устремились остальные автобусы.

– Во попали! – присвистнул кто-то у самой кабины водителя.

Виноградов увидел себя со стороны, сидящим прямо на полу, с задранными вверх ногами и бестолково торчащим стволом автомата.

– Щиты к окнам! – запоздало скомандовал один из комбатов.

Его едва расслышали – все звуки тонули в яростном грохоте пальбы: судя по позициям пристроившихся между брошенных легковушек солдат, лупили по высотному зданию на Новом Арбате. Куда-то на уровне десятого этажа.

– Оставаться на месте! Не высовываться!

В наступившей внезапно тишине защелкали пристегиваемые магазины. Кто-то передернул затвор. Толстый пожилой старшина, матерясь, сдирал чехол с обтянутого материей шлема.

И тут опять начали стрелять…

– Не спи, капитан! Замерзнешь…

Виноградов с трудом разлепил набухшие от усталости веки и на всякий случай передвинул поудобнее автомат:

– Уже.

– Что – уже?

– Замерз… Сколько сейчас? – Посмотреть на часы было лень.

– Около четырех. Да-а, не май месяц.

В темноте горящий напротив парламент почти не давал света, а редкие светящиеся окна соседних домов давным-давно погасли. Среди мраморных колонн вестибюля метался злой осенний ветер. Полуоторванные металлические жалюзи беспорядочно бились друг о друга со звуком, похожим на пулеметную очередь. Целых окон не осталось, и случайно застрявшие в огромных витринных проемах куски стекла то и дело срывались вниз.

– Как обстановка?

– А никак…

Виноградов все еще не мог окончательно проснуться. Тупая, липкая, как пот, усталость заполнила все – суставы, сердце, придавленную бронежилетом грудь, затылок в пластинчатой «сфере»…

– Чай остался?

– Хм-м… Сомневаюсь, однако.

– С-сукины дети! Целый день всухомятку…

То, что удалось найти после бандитов в разграбленных барах и буфетах, было уже давным-давно выпито. Водопровод в здании не действовал еще с первого штурма, некоторое время выручала предусмотрительность майора Сычева, но и прихваченный им из дома, несмотря на насмешки, цветастый полуведерный термос, видать, иссяк…

И ведь не то чтобы воды совсем не было – наоборот, ее вокруг было даже с избытком! Холодная вонючая влага сочилась из пробитых канализационных труб, ручьями стекала по обожженным стенам, чавкая под ногами и скапливаясь среди завалов переломанной мебели. Никому не приходило в голову попрекать творцов всего этого безобразия, пожарников – парни сделали все, что могли… Два высотных факела посреди столицы – это явно был бы перебор.

Виноградов опять вспомнил утреннюю картинку: короткое простреливаемое пространство перед мэрией, изготовившихся к броску милиционеров, рычащих от возбуждения, багровых и грязных, только что выведенных из боя муровцев – все вперемешку, рослые «гоблины» из групп захвата в бронированных куртках и масках, очкастые подполковники-опера, невесть откуда взявшийся корреспондент с одышкой и японской видеокамерой…

А рядом привычно и почти без суеты уже разворачивались пожарные расчеты, матовой резиной блестели их черные костюмы, кто-то что-то привинчивал, вытягивая за угол тонкую полоску шланга.

– На вашей стороне очаг… А здесь только на третьем пока! – перепачканный майор с молоточками в петлицах говорил по рации, не выпуская из зубов папиросу.

Белый дом тогда еще был белым, и речь шла о здании СЭВ…

Тяжко вздохнув, Виноградов поднялся со своего лежбища:

– Счастливо оставаться!

– Гуд бай.

Разогнувшись почти во весь рост – снайперы были главным кошмаром последних суток, несмотря на темень, рисковать не хотелось, – капитан проверил, всё ли на месте. Автомат, пистолет, подсумок с магазинами… Противогаз, нож, «черемуха»… Наручники, индивидуальный пакет. Штатный мегафон, немного жратвы и кое-что из тряпок засунуто в высвободившийся чехол из-под бронежилета – не тяжело и достаточно удобно.

Можно трогаться.

Под прикрытием обрушенных стеллажей Виноградов пересек вестибюль и оказался в одном из внутренних коридоров. Здесь было еще темнее, и тьма эта была доверху наполнена шепотом, сонными хрипами, скрежетом железа, потом и табачным дымом. Ориентируясь по редкой цепочке сигаретных огоньков, он двинулся вперед, стараясь ни с кем не столкнуться. В замкнутом, вместившем в себя десятки измученных людей пространстве это было почти невозможно, и пару раз капитана равнодушно материли.

Уже под конец пути он внезапно налетел на упершийся в живот ствол.

– Кто такой?

– Виноградов. Из отделения профилактики.

– A-а! Что слышно? – зашевелились где-то сбоку.

– Я с поста.

Кто-то разочарованно сплюнул, кто-то заворочался.

– Дур-р-дом!

Предстояло еще миновать галерею, соединяющую собственно здание с корпусами гостиницы…

– Саныч! Ты?

По сравнению с коридором тьма была уже не такой густой, и Виноградов почти без труда нашел старшину седьмого батальона:

– Здорово, герой дня!

– Тормознись! – Пахнуло перегаром, и капитан, присев в образовавшийся между телами промежуток, ощутил в руке теплый и, вероятно, не совсем чистый стакан.

– Выпьешь?

– Будь здоров! – Отказаться было неудобно, глицериновое пламя обожгло внутренности, оставив на языке миндальный привкус. Виноградов принял подмокший кусок хлеба и почти без отвращения заел:

– Ликер?

– Двадцать семь оборотов! Италия.

– Хорошо живете.

– Да вот… это самое… нашли. Имеем право?

– А кто спорит?

Он не кривил душой: старшина действительно имел право.

…Когда около полудня в толпе упал первый – парень в пальто и клетчатой кепке, – никто толком ничего не понял. Дико завизжали женщины, все заметались, бестолково пихая друг друга, кто-то попытался приподнять залитую кровью голову убитого… Затем тело унесли подоспевшие санитары, и на некоторое время площадка, с которой в просвет между деревьями открывалась увлекательная картина боя, опустела. Но уже минут через двадцать постепенно место недавней трагедии заполнилось вновь, сначала подростками обоих полов, потом вездесущими мальчишками, потом дядями и тетями всех социальных слоев и возрастов.

– Уйдите! Граждане, уйдите отсюда! Тут только что человека убили!

Но охочие до зрелищ самоуверенные москвичи и не собирались реагировать на крики автоматчиков.

– Быстро отсюда! Я что сказал? Пошли отсюда все!

Самые активные и пьяные из толпы огрызались, в лучшем случае отшучивались, а симпатичная студентка с распущенными длинными волосами все пыталась дотянуться до ближайшего милиционера букетом недорогих цветов.

– Уйди, дура! Уйди! – чуть не плача от бессилия, хрипел сорванным голосом Виноградов. Сняв с плеча мегафон, он шагнул на открытое пространство:

– Граждане! Соотечественники! Здесь простреливаемая зона! Немедленно покиньте…

Закончить не удалось.

Первым, схватившись за лицо, откинулся навзничь пожилой мужчина. Стоящая рядом с ним девушка в кожаной куртке стиснула руками пах и молча осела на асфальт. Задело и еще кого-то – капитан не видел, метнувшись обратно под прикрытие бетонного козырька.

– Снайпер!

Это были не шальные пули – прицельный огонь велся откуда-то сбоку, со стороны упрятанной среди высотных домов церквушки.

– «Королево», «Королево», я – «девятьсот седьмой»! – командир взвода уже вызывал по рации бронегруппу внутренних войск.

– Щас уходить будет… – услышал капитан рядом с собой негромкое бормотание. Повернувшись, он увидел прищуренный глаз и вмятую в винтовочный приклад щеку батальонного старшины. Черный ствол СВД казался абсолютно неподвижным.

Несколько секунд Виноградов вместе с соседом напряженно всматривался в узорчатые своды колокольни:

– А точно оттуда?

Выстрел!

Стремительный силуэт на мгновение вырос над выкрашенными в белое перильцами, перевалился через них и, почти не касаясь стены, рухнул на землю. Капитану даже показалось, что он услышал мокрый звук разбившегося тела…

– Й-а-а!

По позициям пронесся шквал радостных воплей и веселого мата…

И в этот момент на колокольне опять зашевелились:

– Еще один!

Выстрел… Выстрел… Выстрел…

Позже выяснилось: битый жизнью, афганскими моджахедами и кавказскими боевиками, старшина на этот старый трюк не «купился». Снайпер, в общем, рассчитывал верно, сначала подставил под огонь грязный армейский чехол с напиханным в него спальником, бронежилетом и прочим уже ненужным барахлом, а когда прошитое пулями «тело» обрушилось вниз и стрелки расслабились, попытался проскочить к лестнице. Но… Виноградов потом ходил смотреть: две пули – в руку и в затылок. Лица не разобрать, только старый офицерский камуфляж и кроссовки на рифленой подошве…

– Слышно что-нибудь?

– Да я сам с поста, – в очередной раз пояснил Виноградов. – Узнаю что – скажу.

– Ну давай. Будь здоров…

Пригнувшись, капитан по прямой перебежал галерею и скоро уже стоял на пороге бывшей парикмахерской, сейчас занятой сотрудниками штабных отделений.

– Профилактика! А-у! – позвал он своих. – Где вы? Разобрать что-то в мешанине тел и амуниции было сложно.

– Виноградов! Давай сюда!

Спотыкаясь в темноте о какие-то ящики и провода, Владимир Александрович наконец оказался среди сбившихся в компактную кучу офицеров отделения профилактики:

– Чай остался?

– На, Саныч. Там остатки – для тебя специально…

Виноградов на ощупь принял из рук непосредственного начальника, майора Сычева, горячую крышку от термоса. Пару раз хлебнул.

– Хорошо… Но мало! Спасибо, шеф.

– Как там? Все спокойно?

– Нормально… Сейчас бы пожрать чего-нибудь.

– Кашу будешь? – подавший голос инспектор Шахтин имел в виду «Кашу гречневую со свининой тушеной» – такие банки выдали всем в качестве сухого пайка. Продукт был сытным, но очень соленым, к тому же в холодном виде представлял из себя желтый сгусток пахучего жира. – Больше просто нет ничего…

В голосе старлея звучало искреннее сочувствие.

– А черт его знает… Нет, наверное. Посплю лучше.

– Правильно! – одобрили из темноты. – Голодный волк быстрее бегает…

– Ты, что ли, Барков, голос подаешь? Свое все небось уже сожрал?

– Не надейся, не обломится!

– Ишь, халявщик!

– Тьфу на вас! – ругнулся старый приятель Виноградова сотрудник пресс-группы Витя Барков. – Саныч! Ты же интеллигентный человек, как ты с ним живешь?

Все знали – связываться с голосистым и дружным отделением профилактики не стоит. Заклюют.

– Готово!

Из угла, где расположились связисты, донесся сначала шум и треск помех, затем какое-то потустороннее завывание и уже только потом – постепенно набирающий силу голос диктора:

«…По неподтвержденным сведениям, в различных районах столицы силами внутренних войск и милиции проводится обезвреживание вооруженных групп террористов… Некоторые эксперты вспоминают сейчас недавние события в Румынии, когда специально подготовленные боевики расстреливали народ из окон высотных зданий… Представители армии отказались комментировать данные о количестве погибших при штурме Белого дома… Вопреки ожиданиям, события этих дней практически не повлияли на экономическую и политическую ситуацию в других регионах России; собственно, они ограничены Садовым кольцом столицы и напоминают внутреннюю „разборку“ нескольких, имеющих оружие и власть, группировок…»

Вновь завыло, затрещало, и даже отдельные слова утонули в шуме радиопомех.

– Маленькие люди не желают впрягаться в телеги больших дел, – афористично заметил Барков. Он любил излагать свои мысли красиво, иногда это получалось, и Виноградов обоснованно подозревал, что его приятель втихаря пишет стихи.

– А что там в Питере? Ничего не говорили?

– Да всё в порядке! Это же – не здешний базар… Пи-тер!

– Город высокой культуры!

– Случилось бы что – сказали!

– Да и наших там осталось… Достаточно!

Все разом загомонили, громко успокаивая себя и друг друга… Действительно, статистика, с которой по роду работы приходилось иметь дело собравшимся здесь офицерам, особых поводов для тревоги не давала. Судите сами.

В Москве десять миллионов жителей. В Санкт-Петербурге – пять. Приблизительно. Но когда на митинг в столице выходит пятнадцать тысяч человек – в Северной Пальмире не более полутора тысяч. Если на Красной площади соберется сто тысяч – на Дворцовой еле-еле десять. И такая закономерность, вне зависимости от партийной принадлежности и политических пристрастий, достаточно стабильна. Может, северо-западный темперамент жителей сказывается? Или бездельников поменьше? А уж если сравнивать количество эксцессов…

Умом это понимал каждый из сотрудников Санкт-Петербургского оперативного отряда милиции. Каждый из четырехсот человек, поднятых прошлой ночью по тревоге, экипированных, посаженных в самолеты и через час очутившихся за семьсот километров от родного дома.

В столице нашей Родины. На гражданской войне…

Воевала, собственно, армия.

Милиция занималась тем, чем ей и положено было заниматься: охраной общественного порядка на вверенном объекте, поиском и задержанием мародеров, изъятием оружия… Стреляли, правда, чуть больше, чем обычно, да наряд затянулся вместо привычных восьми часов аж на двое суток… А так – работа есть работа.

– Все нормально будет, – снял вопрос Сычев. – Обойдется.

Так уж получилось, что один Виноградов знал, насколько плохи дела у майора дома: отец больной, жена с тремя детьми осталась. Да и не у него одного кошки на душе скребли. Но – старший офицер, нельзя… Поэтому:

– Обойдется!

– Довели, мать их, народ до крайности! – не выдержал Шахтин. И никто не стал уточнять, кто именно довел, – сейчас одинаково относились и к «тем», и к «этим».

– Эт-то точно! – поддержал его Барков. – Вообще до крайности никого доводить нельзя. Вот, например, из классической литературы…

– Заткнись, а?

– Нет уж, я скажу! – Инспектор еле уклонился от запущенной в него пустой банки. – Остап Бендер своими «прихватами» довел Кису до крайности… И чем кончилось?

– Бритвой по горлу! – отозвались из темноты, и офицеры нехотя засмеялись.

– Все! Достаточно! – рявкнул майор. – Разболтались…

Виноградов, под шумок занявший чье-то, почти целое, кресло, пристроил в ногах чехол с имуществом, туда же пихнул надоевший противогаз и подсумок. Под руку положил автомат и «сферу». Подумав, решил остаться в бронежилете – все-таки теплее, да и возиться с застежками не было уже ни желания, ни сил.

Кто-то храпел. Связисты мудрили над своей аппаратурой. В дальнем углу скреб ложкой по металлическому дну банки только что сменившийся с дежурства помощник начальника штаба…

И уже обыденным казалось – осень, холод, гражданская война.

Виноградов заснул.

 

Глава вторая

Под аркой Виноградову пришлось посторониться – на улицу, натужно ревя и изрыгая вонючий дым, медленно выкатывался зеленый тентовый КамАЗ. Огромная машина с трудом вписывалась в габариты, и водитель, старый знакомый Серега Боровой, почти не отреагировал на приветствие: высунув от напряжения язык, он следил в зеркало заднего обзора за тем, чтобы не задеть бортами металлические створки открытых по такому случаю ворот.

– Приветствуем, Владимир Александрович!

– Здорово, ребята… – Капитан с удовольствием пожал протянутые руки охранников. – Неплохо выглядите.

– Стараемся! – улыбнулся тот, что повыше.

– Это ж совсем другое дело, – подтвердил его напарник, демонстрируя свою экипировку.

Действительно, одетые в серые непродуваемые комбинезоны с эмблемой фирмы на рукаве и высокие «штурмовые» ботинки, парни выглядели достаточно серьезно. В конце лета Виноградову большой кровью удалось убедить генерального ассигновать некоторую сумму на единую форму для всех сотрудников службы безопасности, и теперь охранники уже не были похожи на компанию штатских хулиганов, нацепивших рации и дубинки. Это, кстати, обошлось значительно дешевле «газовиков» и прочих необходимых аксессуаров, закупленных тогда же, а психологический эффект был не меньший, форма – великая вещь! Во многом определяющая содержание.

Черные вязаные шапочки, правда, каждый приобретал за свой счет…

– Дверь придерживай! Дверь! – Сначала из темного чрева подвала показался зад, затем спина в драном свитере и, наконец, тронутая ранней лысиной голова завскладом Шилова. Он выволок за порог колоссальных размеров черную дерматиновую сумку, которую и сумкой-то вряд ли можно было назвать – скорее размером и формой это напоминало чехол от легковушки, и, застонав, отступил в сторону. Тут же во двор выскочили две бодрые обветренные пенсионерки, привычно похватали сумку за ручки и, оторвав свою ношу от заплеванного асфальта, просеменили мимо Виноградова.

– Привет героям мелкооптового фронта! – окликнул он Шилова.

– Здорово, здорово, мент… Видал? Чуть не уморили – мало того что все нервы ни к черту, так еще и грыжа будет!

– Ну-у… Есть за что бороться.

– За что? За что! Это не зарплата. Это слезы! – Шилов мог бы так рыдать бесконечно, данное занятие ему нравилось совершенно безотносительно к реальному положению дел, поэтому Виноградов перебил:

– Вкусненькое что-нибудь появилось?

– Да есть… немного, – завскладом сразу же перешел на нормальный тон. – Вино хорошее, кукуруза, как ты любишь…

– Обязательно! Сейчас вот тут только… О-о! Это я удачно зашел!

– Лапы! Лапы убери! А то как сейчас… Проглодиты! – Краснолицый повар в тельняшке и почти свежем халате одной рукой прижал к себе две большие банки огурцов, а другой, обремененной палкой сервелата, замахнулся на Виноградова.

– Дядя Вася! Только не по голове! – заверещал капитан, прикрываясь. В общении со служащими фирмы он давным-давно избрал для себя манеру поведения – этакий рубаха-парень, шутник и попрошайка. Это было удобно, некоторых обманывало, кое-кому льстило…

– Ладно тебе, Александрыч. – Василий, бывший судовой кок, людей и жизнь знал, насчет реального «расклада» в фирме не заблуждался и подыгрывал Виноградову так – исходя из своих собственных соображений.

– Чем порадуешь, дядя Вася? – полюбопытствовал Шилов.

– Что дам – то и будет! – пресек праздные разговоры повар. Изловчившись, он потянул на себя хромированную ручку двери и ушел внутрь.

– Дрянь-человек, – грустно констатировал завскладом, – но готовит! От Бога… Так что ты давай, после обеда.

– Я, может, прямо сейчас успею, – кивнул Виноградов, обернувшись. – Как получится.

Он на секунду задержался у обитой рейками двери, значительную часть которой занимала упрятанная под стекло вывеска: «Производственно-торговое объединение „НЕФТЕГАЗОЙЛ-ПЕТЕРБУРГ“».

Главный офис с типичной заокеанской конторой: никаких тесных клетушек-кабинетов, все сидят вместе в одном огромном помещении на виду друг у друга, где генеральный – просто равный среди равных… Но на этом сходство и заканчивалось, переходя в свою прямую противоположность. Во-первых, помещение не было таким уж большим – просто комната метров двадцати, в которую впихнули полдюжины столов, компьютеры, вешалку для пальто и массивный стеллаж с канистрами и разноцветными колбочками причудливых форм и всевозможных размеров. Во-вторых, на семь нормальных рабочих мест постоянно приходилось не менее десятка претендентов: то из-за протечки приходилось давать приют бухгалтерам, то вдруг пожарник выселит из мастерской водителей-экспедиторов… А если добавить еще человек пять посетителей разной степени скандальности? А если сказать, что из всех телефонов половина «запараллелена», а вторая работает в режиме факса?

Виноградов с трудом протиснулся в дальний угол, бесцеремонно убрал со стула какой-то промасленный агрегат и уселся напротив плотного мужчины в накинутой поверх свитера кожаной куртке:

– День добрый!

– А, Володя! – Иван Иванович Орлов, человек, которого судьба закинула в сорок лет на хлопотную должность директора крупнейшей в регионе топливно-энергетической корпорации, оторвал от подписанных накладных осоловевший взгляд и кивнул: – Здравствуй… Поднимайся наверх, я приду сейчас.

– А там кто?

– Все. Все уже собрались… И я сейчас.

– Не-а! – капитан отрицательно покачал головой: стол Орлова обступали хмурые люди с какими-то срочными бумагами, на дальних подступах к директорскому окопу что-то орал недовольный мужик в спецовке, а нежный девичий голос из-за шкафа сообщал, что на проводе Грозный по поводу тех самых цистерн с бензином, которые… – Ни-ка-ких! Пошли вместе.

Минут через десять ему удалось чуть ли не на себе вытащить Орлова в коридор.

– Так вашу мать! – В полутьме они нос к носу столкнулись с Денисом Зайченко, худым длинным блондином в кашемировом пиджаке. Узел его шикарного галстука съехал набок, а вокруг распространялся запах сегодняшнего одеколона и вчерашнего коньяка. – Ты где болтаешься, Виноградов?

– Да так… В Москву тут ездили… – как можно равнодушнее ответил Владимир Александрович. По дороге он пару раз прорепетировал этот небрежный ответ, а потом и лаконичный, мужественный рассказ обо всем, реакцию бывалого бойца на восторженные вопросы…

Черта с два!

– Нашел, тоже мне, время! – фыркнул Зайченко. – Тут такое…

– Да-а, ведь верно… – протянул вежливый Иван Иванович. – Расскажешь… потом?

– Конечно, – обескураженно кивнул Виноградов. – Рассказывать, собственно, нечего…

– Вот именно, в рот их всех… И тех, и этих, – сплюнул Денис. – Не было печали!

– Да в чем дело-то?

– А ты что, не сказал ему? Нет? – Зайченко не глядя отшвырнул окурок.

– Не успел, – насупился Орлов. – Тут дело такое…

– Какое?

– Шеф пропал. Уже вторые сутки…

* * *

В году одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмом, когда капитан Виноградов еще гонял с переменным успехом спекулянтов у «Альбатроса», Иван Иванович Орлов тосковал в тиши райкомовского кабинета, а заключенный Шилов, по кличке Дизель, готовился к условно-досрочному освобождению, аспирант химико-технологической кафедры Виктор Маренич наконец защитился. Это было, конечно, здорово – престиж, умеренный достаток, симпатичные студентки на лекциях, но… Подхваченный пенистой волной кооперативного движения, честолюбивый, общительный и нищий кандидат наук, не отгуляв даже заслуженный отпуск, начал набивать себе первые шишки в многочисленных исполкомовских кабинетах.

Начал он «под крышей» молодого в те поры Центра научно-технического творчества молодежи – они тогда плодились со скоростью неописуемой, пока власти не поняли, что в этих конторах ни молодежью, ни тем более научно-техническим творчеством не пахло. Вскоре налоговые льготы отменили, но первоначальный капитал был уже нажит – оставалось им только правильно распорядиться… Виктор не стал выписывать из Германии «мерседес» или ангажировать сауны с девочками. Откупив за гроши угасавшее производство при своем институте, он стремительно наладил выпуск простых, дешевых, но вечно дефицитных пластмассовых «шелабушек» к автомобилям: от декоративных решеток до «повторителей», локеров и крышек трамблера…

Мареничу хватило ума не застрять на этой ступеньке – появились нужные связи, имя в определенных кругах. У Виктора оказалось все, что нужно, плюс немного везения: его родная сестра вышла замуж за немца, Эгона Мейера, владельца комплекса передвижных автозаправочных станций в половине Европы… дальнейшее было предопределено.

Сначала – аренда нефтебазы в пригороде. Затем несколько удачных «конверсионных» сделок с военными, уступившими по сходной цене господину Мейеру и его родственнику кое-какую технику, не подлежавшую выводу с территории Германии: бензовозы, бульдозеры, трубоукладчики. Реэкспорт всего этого в Россию, создание собственной сети бензоколонок по Северо-Западу… Непременные – выгодные, хотя и чертовски рискованные – контакты с поставщиками автомобильного топлива из Чечни и его потребителями-прибалтами, баснословный подряд на строительство трансрегионального газопровода…

Человеком Маренич был уживчивым, не жадным, быстро поладил с властями, почти без потерь избежав сурового пресса государственного рэкета: многие вопросы он умудрялся решать там, где конкуренты безуспешно трясли многотысячными взятками. Что же касается рэкета не государственного… это разговор отдельный, но и там у Виктора все было в порядке. В отличие от многих, в политику он не лез, хотя своих, прикормленных людей в эшелонах власти имел и при случае не чурался их использовать. На благо свое… и Отечества.

Виноградов и Маренич не виделись лет пятнадцать – практически с выпускного школьного вечера, с тех теплых и грустных белых ночей, когда мир вокруг казался таким прекрасным и доступным, друзья – талантливыми, девушки – как на подбор красивыми и добрыми… Закрутилось: вступительные экзамены, сессии, стройотряды, практика у черта на куличках, все более редкие звонки по праздникам, случайные встречи в метро – на ходу, второпях… Отрывки сведений от общих знакомых, телефонный номер, уже не переписанный за ненадобностью в новую книжку…

Когда судьба вновь свела Владимира Александровича с бывшим одноклассником, фирма Маренича «Нефтегазойл» представляла собой мощную корпорацию: две топливные базы, автозаправочные станции, неисчислимый парк грузовиков и бензовозов. Филиалы в Грозном, Уренгое, Сургуте, Таллинне… а также в Гамбурге и Каире, не говоря уже о всех российских областных центрах. Монопольные контракты с военным округом, пароходствами, с мэрией – на поставку газа, нефтепродуктов, на строительство наливных терминалов в Заливе. Свой банк, контора по операциям с недвижимостью, крохотная гостиница в заповеднике, медицинский центр и столовая для персонала, склад мелкооптовой продовольственной торговли и сеть лотков от Гражданки до Красного Села. Ресторан, казино и еще кое-что по мелочам.

А ведь как получилось? Случайно! Шел себе Виноградов из бани, а тут как раз со стороны кортов – «девятка». А в ней Маренич собственный персоной. Весь круче тучи – плащ от Кардена, лысина, шофер за рулем: «Ты?» – «Я!» – «Здорово!» – «Привет!» – «Подвезти?» – «Поехали…»

И дальше – слово за слово: «Ну ты крут!» – «А ты там же?» – «Да почти… Как дела?» – «Пока не посадили». – «Ха-ха!» – «Переходи ко мне, бросай ментовку, нет, серьезно…» – «А ты – что?» – «Да так, бензин, консервы, винишко… На визитку…» – «Все, приехали – метро». – «Давай, звони…» – «Ага…»

Под самый Новый год – приперло: в городе ни капли «девяносто второго», за паршивым «семьдесят шестым» на заправках очереди в километр; уж на что виноградовская старушка «пятерка» нетребовательна, но и ей, чтобы катиться, что-то в бак булькнуть надо! Пришлось отыскать засунутую в бумаги визитку:

– Алле! Виктор? Ой, простите, девушка…

– Это секретарь, добрый день. Что передать господину Мареничу?

– Виноградов беспокоит.

– Одну минуточку…

– А, Володя! Проблема? Понял… Приезжай, жду!

С того дня проблем с бензином у Виноградова не стало: кредитные карты «Нефтегазойла» принимались в любое время суток, почти на каждой АЗС и вне всякой очереди.

Разумеется, дружба дружбой, а…

– Послушай, Володя… Что ты посоветуешь? Тут такая ситуация…

Почему же не дать школьному приятелю дельный совет? Тем более – не как обойти закон, а напротив – как его нарушить? И чтоб интерес фирмы соблюсти? Маренич был достаточно умен, чтоб максимально использовать богатый опыт и неплохую профессиональную репутацию капитана милиции с десятилетним стажем: постепенно Владимир Александрович стал чем-то вроде приходящего референта при господине генеральном президенте…

Вскоре они, как говорится, «оформили отношения»: подписали договор, по которому гражданин Виноградов В. А. являлся «научным консультантом по проблемам текущей правовой практики». Договор с некоторой натяжкой Закону о милиции не противоречил, но позволял, не таясь, присутствовать на разного рода серьезных переговорах Маренича, общаться с его партнерами. Да и вообще – при постоянной способности капитана попадать в какие-то довольно-таки темные и авантюрные истории (того и гляди: если не посадят окончательно, то уж из органов можно в два счета вылететь…) стоило и о «запасном аэродроме» подумать.

Как сотрудника фирмы его закрепили за служебной столовой, что было приятно, и предоставили право отовариваться на шиловским мелкооптовом складе, что было не только приятно, но и весьма выгодно: для своих там был фантастический выбор снеди по ценам позапрошлого года… Виноградов смог понять, что ощущал инструктор райкома КПСС, только что допущенный к спецраспределителю, – душа и желудок были умиротворены, казалось, что удалось наконец достигнуть компромисса между служебным долгом и возможностью обеспечить себе сносное существование.

Звезда «Нефтегазойла» стремительно восходила…

 

Глава третья

Обычно даже Профессору, при всем к нему уважении, курить в кабинете шефа не разрешалось. А тут дымили кому не лень – и сам Профессор, и Зайченко, и даже бледный Корзун, коротко стриженный мальчишка с растерянными глазами. В привычной атмосфере оперативного совещания Виноградов чувствовал себя достаточно уверенно, а вот Иван Иванович – тот страдал, то и дело заходясь кашлем и протирая слезящиеся глаза.

– Вы б хоть форточку открыли, – пожалел его капитан.

– А если подслушают? – подозрительно спросил Корзун.

Профессор махнул на него рукой:

– Делай, что старшие велят… Понадобится – и со стекол информацию снимут. Не говоря уж о «закладках». – Он обвел широким жестом облицованные дубовыми панелями стены. – Всевозможные розетки и штекеры – идеальное место для радиомикрофонов и прочей гадости. – И, повернувшись к Ивану Ивановичу, добавил: – Извините. Забыл совсем.

– Ничего-ничего, уже легче, – вдохнул свежий сырой воздух Орлов и жестом поблагодарил всех за работу. – Что еще?

– А ничего. Давайте сначала, но по порядку… Под запись.

Виноградов расправил примятые листы блокнота, придвинул ручку и потер затекшую спину. Быстрым взглядом обежал присутствующих…

На кожаном диване в углу расположился Профессор – огромный рыхлый мужчина в очках. Дешевый костюм и помятый галстук позволяли безошибочно классифицировать их обладателя как сотрудника правоохранительных органов. Они с Владимиром Александровичем вместе «топтали землю» еще вокзальными операми, и если Виноградов считался любимым учеником знаменитого полковника Храмова, то Профессор был – самым умным. И прозвище свое он заслужил – лучшего аналитика не существовало по обе стороны фронта… В растрепанной голове этого майора рождались такие оперативные комбинации, о которых впоследствии с дрожью и холодом вспоминали на нарах те, кто имел несчастье оказаться в сфере его профессиональных интересов. Но… начальству не нужны были скандальные процессы с суетой адвокатов, звонками сверху и постоянной заботой о том, чтобы ниточки преступных связей оборвались вовремя, не затронув тех, кто составляет гордость и оплот демократии. Нет! Требовался «вал» выявленных преступлений, постоянные цифры роста раскрываемости и «предотвращенки», поэтому Профессора заставляли оформлять протоколы на мелких жуликов, спившихся продавцов и ночных сторожей, соблазненных складской тушенкой. И стало ему жить и служить неинтересно. И начал он, по старой российской традиции, пить. И не просто пить, а спиваться, попал у начальства в разряд «плохих», отчего пить стал еще яростнее.

– Это лучшее, что можно купить в милиции за деньги, – шепнул Виноградов шефу, знакомя его с Профессором.

– Ты был прав, – подтвердил недавно Маренич данную Виноградовым характеристику. Всех их дел Владимир Александрович не знал, но догадывался – по уровню рентабельности на вложенный фирмой рубль майор значительно превосходил все приобретения последних лет, включая казино и спиртовой заводик в Твери.

Польза была взаимной. Профессор вновь нашел себя, воспрял, сошелся опять с женой и на лето даже вывез семью на Канары. Не на все, конечно, лето – так, дней на десять… Но все же!

Внешне Денис Зайченко был полной противоположностью виноградовского коллеги – высокий, худой и сутулый, он всегда одевался дорого и шикарно. Закончив на два выпуска раньше тот же, что и шеф, экономический факультет, он некоторое время прозябал в аспирантуре, потом без особого успеха занимался туристическим бизнесом, после чего нырнул наконец под крыло своего более удачного однокашника. И теперь, в должности заместителя генерального, а проще – главного администратора, обрел все, о чем мечтал: квартиру, почти новый БМВ, много шикарных вещей и выпивки. Что же касается женщин, то с этим у Дениса проблем не возникало никогда – был он, без сомнения, хамом, но хамом чертовски обаятельным, так что и обижаться на него казалось вроде как неловко… На некоторых, правда, чары не действовали, пару раз, даже на памяти Виноградова, доставалось ему по морде – и в обоих случаях Денис воспринимал это с неподдельным и искренним возмущением. В сущности, Зайченко был незаменим в «высоких» кабинетах стареющих дам и при организации разного рода презентаций и банкетов.

А вот Корзун был чертовски похож на Дениса – почти копия, только чуть поменьше коньяка и значительно больше спорта: костюм из того же магазина, прическа… В свои двадцать три он был болезненно самолюбив, храбр по неопытности, по той же причине нахален – и в целом вполне справлялся с обязанностями начальника службы безопасности фирмы.

Из них всех Иван Иванович Орлов выглядел самым тихим и беспомощным – типичный аппаратчик, «промокашка». Да и чего ждать от рядового инженера, оставившего когда-то родной НИИ ради мелкой должности в райкоме партии? Когда уже встававший твердо на ноги Маренич взял его к себе, многие воротили носы: зачем? почему? И только пара человек знала – был в жизни инструктора райкома Орлова поступок! Что в августе девяносто первого, после тех победных ельцинских указов, после запрета коммунистической партии, когда ее лидеры или попрятались по норам, или принялись исступленно каяться, он вместе со старушкой, помнившей еще тридцать седьмой и «ленинградское дело», пробрался среди бела дня в свой райком и под носом у милицейского поста спалил половину учетных карточек! На всякий случай. В ожидании репрессий… В фирме Орлов оказался человеком не лишним, с людьми работать умел и любил.

С Виноградовым они подружились.

– Итак… Что мы знаем точно? – Владимир Александрович размашисто отчертил широкую графу. – Первое. Тридцатого, в четверг, из сейфа Виктора пропадает семь тысяч баксов. Время – с полдевятого до девяти вечера. Входная дверь и сейф не взломаны, а вскрыты ключом. «Пальцев» нет, больше ничего не пропало – действовал профессионал…

– Это уже выводы! – подал голос Профессор.

– Согласен. Дальше… Вечером четвертого пропадает сам Виктор. И это уже посерьезнее.

– Надо определиться! Если одно с другим связано, то… – Зайченко нервно щелкнул зажигалкой. – Черт!

– Подожди ты… Попробуем сначала по обстоятельствам исчезновения.

– Хорошо. – Денис наконец прикурил и затянулся. – Я побывал в гостинице у Мейера. И он, и жена подтверждают, что Виктор ушел около одиннадцати, пешком. Собирался домой – он звонил от них Лене своей, сказал, что поймает такси и через полчаса приедет…

– Под балдой?

– Да нет… Мейер говорит – по бокалу красного за ужином… Он, ты же знаешь, не любитель…

– Как был одет?

– В смысле?

– Ну – что в руках? Документы какие были?

Виноградов понимал, что интересует Профессора: человек в костюме из Парижа и с радиотелефоном в руке запросто может стать соблазнительной жертвой для любых хулиганов и просто шпаны с Невского. А если он еще и выпивши…

– Тут такое дело… Они с Мейером за город с утра ездили – русская экзотика, березки, баньки… Так что, кстати, и про эту заваруху с Белым домом узнали, только вернувшись. И одет был Виктор соответственно – джинсы, куртка…

– Поэтому и Женьки не было, – вставил Зайченко. – Шеф с немцем у «Астории» вышел, а тот Ленку домой повез, так чтобы потом прямо в гараж.

– Он меня сам отпустил! – обиженно поджал губы Корзун. – Я за ним, еще пяти утра не было, заехал. А потом за рулем сто километров…

– Успокойся! Никто тебя пока не обвиняет… Так что там – деньги, документы?

– Ну, паспорт у него всегда с собой – заграничный… Кредитка «Америкэн экспресс»… А денег точно не было! Шеф у меня, прежде чем отправить, «пятеру» взял – на тачку.

– Та-ак… Что в гостинице? Драки, скандалы в тот вечер были?

– Нет. Ничего. Швейцар его запомнил – вид уж больно дачный… Говорил – ушел, а из двери он не выглядывал.

– По двадцать седьмому? Двадцать восьмому? Пятому?

– Я сам по этим отделениям ездил, – кивнул Корзун. – Ничего! Менты говорят – ни задержанных, ни трупов…

– Ла-адно… Значит, вот что в первую очередь сделаем…

– Да подожди ты! Не забегай вперед.

– А это при всех вариантах надо. – Профессор глянул на Виноградова из-под очков. – Во-первых, группу к Ленке. Чтоб круглосуточно охраняли – ее и дочку… По полной схеме: квартира, парадная, подходы!

– Троих хватит? – оторвался от пометок Корзун.

– Смотри сам… Да нет, пожалуй, человек пять надо. И пару машин…

– А что я ей скажу? – застонал Зайченко. – Она и так…

– Твои проблемы. Далее. Все объекты – на осадное положение: офис, склады, магазины и все остальное. Стационарные посты – сдвоенные, ментов подключайте. Сюда посадите резервную группу… Мишку нашли?

– Да.

– Вот, его ребят! И еще там – с ОМОНа, с «захватчиков»…

– Может быть, две группы? На всякий случай?

– Пожалуй… Да, пусть будут две! На все возможные телефоны – автоматические определители номеров. Проинструктируйте персонал, звонки фиксировать…

– АОНов не хватит, – задумался Орлов. – И раций бы еще пяток… Но ладно, это я сейчас пошлю – купим.

– Что у тебя вообще есть в хозяйстве? – поинтересовался у Корзуна Владимир Александрович.

– Три макарова, одиннадцать газовиков… Пять жилетов – но три из них армейские, неподъемные! И по мелочам: шокеры, дубинки, наручники, – перечислил начальник службы безопасности.

Глупых вопросов никто не задавал – присутствующие знали, что все это законно, лицензировано и получено благодаря связям Профессора раньше и дешевле, чем в других охранных структурах Питера.

Виноградов не любил, в принципе, оставаться на вторых ролях, но стоило признать – если капитан считался всего лишь наперсником и приятелем шефа, то Профессор был мозгом и ангелом-хранителем всей фирмы. Менять тут что-то было сложно, да и бессмысленно… Тем более что на суммах выплат это почти не отражалось.

– Хорошо. Всё – в дело! Бандитов нашли?

– Да, – кивнул Корзун. – К двум один из них обещал быть.

– Сам?

– Конечно! Я в двух словах намекнул…

– По телефону? – застонал Виноградов. – Надеюсь…

– Как Профессор учил: условной фразой, сигнал тревоги…

Видно было, что начальник службы безопасности не удержался и трепанул что-то от себя, но сейчас было не до воспитательной работы.

– Ла-ладно…

– Давай, Профессор, заканчивать семинар. Дело делать надо, а то опять по кругу пошли. – Виноградов иногда уставал от излишней академичности коллеги, сказывалась и профессиональная ревность.

– Хорошо. Я сейчас буду предлагать версии. Потом прикинем, что по каждой из них нужно сделать. Когда. Кому. Все коррективы – в рабочем порядке. Готовы?

– Поехали!

– Первое. Самое бредовое… Виктор решил нас всех послать и смотался… ну, скажем, в Штаты. Или куда там? В Грецию? В Польшу?

– Ерунда! В таком виде?

– И без денег?

– А кредитная карта? Сколько у него там? А, Иваныч?

– Не знаю… – с сомнением пожал плечами Орлов. – Можно уточнить, конечно… Ну и, понимаешь… Здесь все свои… Ксива-то здесь осталась!

Виноградов знать не знал, но догадывался, что шеф, подобно большинству предусмотрительных российских бизнесменов, озаботился приобретением некоего солидного документа с собственной фотографией и всеми положенными печатями, свидетельствующими о том, что предъявитель сего документа является полноправным гражданином какого-нибудь неброского государства – Аргентины там, Италии, ну, на худой конец, Польши или Буркина-Фасо… Стоило это удовольствие не так уж дорого – от пяти до двадцати тысяч долларов. Натурализоваться с этой липой в Штатах или Германии дело было дохлое, но чтоб в случае чего покинуть родные пределы – вполне!

– Что – в фирме были срывы? Хреновое положение?

– Да нет… – задумчиво почесался Зайченко. – Я бы уж точно был в курсе.

– Кредиты гасили, с налогами разобрались… Нормальная ситуация, – уверенно подтвердил Орлов.

– Наезды? – повернулся Виноградов к начальнику службы безопасности.

– Ты бы знал! – резонно возразил Корзун.

– Личное? – поинтересовался Профессор.

– Да ничего из ряда вон… Насколько мне известно. – Иван Иванович был другом семьи, и тут ему можно было доверять. – И тем не менее! – подвел первую черту Профессор. – Свяжитесь с «Америкэн экспресс», дайте знать, что украдена карточка… Номер знаем?

– Да.

Постарайтесь выяснить последнее движение по счету и попросите взять на контроль попытку платежей.

– Будет сделано.

Какие визы у него открыты? Я имею в виду наш загранпаспорт.

– Немецкая, шведская, штатовская многократная… Да, эстонская!

– Виноградов, у нас есть кто-нибудь в транспортной?

– У нас все есть.

– Хорошо! Пусть проверят по кассам – авиа, железнодорожным, через порт… Заказ билетов на Маренича В. К. Ну и прочее – по полной программе. Фотография есть?

– Откатаем на ксероксе… А кроме наших, другие международные линии? «КЛМ», «САС»? – подал голос Корзун.

– Ну что ты спрашиваешь? Только родился? Владимир Александрович научит, что делать…

– А если у него все-таки еще один иностранный паспорт был? На другую фамилию? – спросил Корзун с обидой в голосе.

– Тогда придется искать через таможню, погранцов, обслугу… Для этого фотографиями и страхуемся, – примиряюще пояснил капитан.

– Та-ак… Больше по этой версии – всё! Нет?

– Наверное, – откликнулся Виноградов. Остальные промолчали.

– Поехали дальше. Допустим, шефа выкрали. И держат. Или уже убили…

– Типун тебе!.. Кто?

– Ты меня спрашиваешь? Может быть, те, кто сейф взял… Или совсем другие…

– Кстати, о сейфе…

– Это отдельный разговор, Профессор… Потом!

– Ага. Понял… – И, сминая паузу, продолжил: – Допустим, Виктора выкрали. Значит, или следили, или его кто-то сдал. Из своих. Кто был в курсе его поездки с Мейером?

– Да все были в курсе! – вскинулся Зайченко. – Я, например.

– Я тоже знал, в принципе, – потер подбородок Орлов, – но…

– Тут получаюсь крайний – я! – вскочил Корзун с места. – Я и знал, и я фактически последний с ним общался.

– Если не считать Мейера…

– А Кожин знал? – вновь повернулся к Виноградову Профессор.

– Не по адресу… – Капитан перевел взгляд на начальника службы безопасности.

– Нет. Не знал! – твердо ответил Корзун. – Он сейчас в Уренгое на комбинате. Под контролем.

– Как договаривались. С первого, – кивнул Виноградов. – Завтра прилетают.

– Час назад парни, которые к нему приставлены, отзванивались. Без эксцессов, ведет себя, конечно, нервно, но…

– Так это он с сейфом? Точно? – подался вперед экспансивный Зайченко.

– Посмотрим… Завтра, бог даст, определимся…

– Я говорил, что это он! Вот поверьте, и шефа эта сволочь подставила! – Денис терпеть не мог второго заместителя и даже в лучшие времена не особо это скрывал.

– Осади! – Виноградов не уважал, когда танцуют на могилах, и счел необходимым остудить пыл Зайченко. – И ты мог. И Иваныч. И Корзун…

– И ты сам! И Профессор!

– Я не мог, – покачал головой Виноградов. – Я в Москве был. Мятежом занимался.

– Ах да… – с искрой заинтересованности блеснул очками Профессор. – Ну и как там? Расскажешь? Потом, когда с делами закончим? Время будет…

– Расскажу, конечно. Если интересно.

– Спрашиваешь! – возмутился Профессор, однако думал уже о другом. – Ла-ладно… Сейфом тогда пусть Виноградов и занимается, он начал. Помощь нужна?

– В рабочем порядке.

– Хорошо. Следующая версия. Если шефа грохнули… Смысл?

– Месть. Заказ чей-нибудь, например конкурентов. Ошибка…

– Просто шваль уличная, под горячую руку! – продолжил Орлов перечень возможных мотивов.

– Кто-то из окружения… Допустим, что шеф что-то узнал и тот человек потерял бы все… – желая выглядеть объективным, подхватил Корзун.

– Да-а… Если случайное убийство – тут попроще. Морги? Справочное ГУВД? Больницы?

– Проверяем постоянно. Ничего похожего.

– Нужно напрячь участковых, и пусть вместе с нашими людьми прочешут все чердаки, подвалы – хотя бы в районе гостиницы и его дома. Шпану пусть потрясут, ну и все прочее. Возьмешь на себя?

– Куда ж деваться, – кивнул Виноградов.

– Но ведь могли и по пути… И вообще…

– Без ориентировки по городу и области…

– Да если и пустить информацию – все равно никто толком заниматься не будет. Сейчас тысячи людей в розыске. У нас же и трех суток не прошло после исчезновения.

– Все равно в органы обращаться придется.

– Куда ж деваться, конечно! Но пока все равно заявление не примут… А! – обреченно махнул рукой Орлов. – Ленку жалко…

– Да не ной ты раньше времени! По другим мотивам есть у кого что сказать? – спросил Профессор, оглядывая всех.

– Не знаю.

– Личных счетов вроде не было… Конкуренция? Да нет, кажется, все вопросы нормально «разводили»…

– Это Кожин! Точно его дела! Если кража его – то и все остальное тоже!

– Профессор, может, действительно… моим ребятам… ну… вывезти его – в лесок? А? – Чувствовалось, что ничего ужасного в своем предложении Корзун не видит. Этакая невинная детская жестокость, роднящая балованных сынков из богатых семей и воспитанников строгой «малолетки».

– Непонятно? Решено же – сначала Виноградов… Потом посмотрим! – Профессор, когда надо, умел быть жестоким. – Пока остается только через бандитов, но это я сам… Если убили. И если похитили тоже… Ну и через этих параллельно! – Он кивнул в сторону Большого дома. – Тут тоже Виноградову придется…

– Да уж… – Ни для кого не были секретом сложные взаимоотношения капитана Виноградова с ребятами с Литейного. – Ладно…

– Смысл похищать? Обычно ведь выкуп требуют, еще что-то…

– Да, а тут все-таки уже вторые сутки… Те же должны понимать, что мы могли сдуру уже в ментовку сунуться…

– О-хо-хо! Не вяжется что-то.

– Мать-перемать! А если нотариаты, юридические консультации перекрыть? Вдруг там насчет квартиры, того-сего?

– Мысль хорошая. Но чуть опоздала – на годик этак.

– Почему это?

– Это тогда можно было только через консультации все оформить, и было их раз-два-обчелся, по пальцам пересчитаешь! А сейчас? Одних частнопрактикующих нотариусов больше, чем постовых на улице… Вези любого на дом или еще куда. Были бы деньги!

– Да-а… Что ж делать?

– Ну, мы с Виноградовым определились. А вам? Вам – ждать. И не суетиться пока!

– Когда опять собираемся?

– Завтра, я после работы подъеду, если ничего экстренного не накопаем. Володя, сможешь?

– Нам три дня дали выходных.

– Отлично!

– Да, вот еще! – спохватился вдруг Зайченко. – А менты его забить не могли? Ну там – задержали, он «дернулся», начал права качать. А потом они концы в воду?

– Ну что ж… – Профессор сделал себе пометку и закрыл блокнот. Виноградов, а за ним все остальные сделали то же самое. – Мы тут с коллегой еще чуть-чуть покумекаем…

– Хорошо. Счастливо оставаться. До завтра! – Все, за исключением Владимира Александровича, потянулись к выходу…

 

Глава четвертая

Если представить себе «Нефтегазойл» схематически, то, как и большинство устойчивых систем, он напоминал некую пирамиду. На вершине ее безраздельно властвовал Сам Генеральный Президент, в миру г-н Маренич. Чуть ниже располагались четверо: директор корпорации Орлов, Денис Зайченко – заместитель Генерального по всяким суетным вопросам, главный администратор, или, как он любил кричать, когда были срывы, депрессии, «прислуга за все», еще один заместитель – Кожин, отвечавший в фирме за коммерцию и, так сказать, соцкультбыт, а также милейшая женщина – главный бухгалтер Екатерина Ивановна, которая в последние полгода, впрочем, постоянно болела, и даже балансовый отчет ей возили на подпись домой – и такое положение вещей в известной степени устраивало обе стороны.

На следующей ступеньке лестницы располагались Корзун, Шилов, начальники многочисленных отделов и служб, президенты дочерних фирм и директора иногородних и иностранных филиалов. В самом низу – многочисленный штат охранников, водителей, рабочих, клерков… В этой схеме Виноградова и Профессора можно было бы изобразить некими кудрявыми маленькими существами со стрекозиными крылышками, что порхают заботливо у головы Генерального и нашептывают в его сиятельные уши всякие полезные вещи.

…Оставшись один, Владимир Александрович отодвинул исписанный блокнот и достал из портфеля безликую картонную папку с объяснениями. Первой была подколота докладная записка охранника, из которой следовало, что тридцатого сентября, в двадцать один час ровно, прибыв по сработавшей сигнализации в корпус № 2 фирмы, он обнаружил открытую входную дверь. Проследовав внутрь, увидел, что находящийся в комнате переговоров сейф также вскрыт, распахнут и при «визуальном осмотре» – Виноградов хмыкнул – оказался пустым. Никаких других нарушений охранник не обнаружил, сразу же по телефону попытался поставить в известность руководство, а затем, по согласованию с присутствовавшим при этом Кожиным, вызвал милицию. До приезда наряда и оперативно-следственной группы обеспечивал охрану места происшествия… и так далее.

Владимир Александрович сделал по старой сыщицкой привычке несколько пометок на большом листе бумаги, а затем взял следующее объяснение. Начальник склада мелкооптовой продовольственной торговли Шилов писал, что где-то между полдевятого и девятью часами вечера того же тридцатого числа закончил работу, запер и сдал под сигнализацию закрепленное помещение, после чего прошел в соседний двор, в корпус № 2, чтобы передать генеральному директору Мареничу образцы поступивших товаров. Продукты передал Мареничу во внутреннем дворе, в комнату для переговоров не заходил.

Пометок на «рабочем» виноградовском листке прибавилось. Владимир Александрович перешел к тому, что сообщил Борис Иванович Кожин. А Борис Иванович писал почти слово в слово то, что было в первом из прочитанных объяснений: находясь в главном офисе, в двадцать один час приблизительно услышал сигнал тревоги и вместе с охранником прибежал во второй корпус. Дверь и сейф обнаружены вскрытыми, поблизости никого видно не было. Так как Маренич, Корзун и Зайченко только незадолго перед тем уехали и связаться с ними было невозможно, он, Кожин, взял ответственность на себя и дал указание вызывать милицию. Наряд приехал через десять минут… и так далее.

Денис Зайченко – почерк у него был крупный, нервный – пояснил, что после окончания совещания у шефа он ушел из корпуса № 2 вместе с Кожиным и Корзуном, потом вместе с Корзуном уехал, а позвонив в охрану фирмы в начале десятого, узнал о краже из сейфа. Вернувшись в офис, сделал письменное заявление от фирмы, которое потом подписал шеф, и вместе с Шиловым присутствовал при осмотре места происшествия в качестве понятого…

Дальше следовали: ксерокопия заявления, копия протокола осмотра, милицейская справка, несколько других бумажек.

Виноградов соединил все это скрепкой так, чтобы исписанный им самим лист оказался первым… Начиналось самое интересное: общение с фигурантами.

– Ну, рассказывай!

– Да чего… Я ж уже писал… И следователю потом… – смущенно пожал плечами охранник. Они стояли вдвоем посреди дворика, и капитану приходилось задирать голову, чтобы следить за выражением лица этого парня.

– А теперь мне. Пожалуйста. – Улыбка у Виноградова получилась такая, что охранник поежился. – Будь любезен.

– Ну… Когда сигнализация сработала…

– Стоп! Давай сначала. У тебя суточный график?

– Да. С десяти до девяти. А в двадцать два выходит второй, чтоб в ночь не одному.

– К восьми часам кто здесь оставался?

– Здесь?

– Да, в головном офисе.

– Я был… И Володя Шилов. Больше никого.

– А во втором корпусе?

– Ну, там совещание было. Маренич, потом Корзун, Зайченко, Кожин.

– И дальше? Поподробнее.

– Где-то в полдевятого, может чуть позже, Шилов ушел, и почти сразу же появились те, кто у шефа был… И Корзун сказал ставить второй корпус на сигнализацию, ну, в смысле, что шеф уехал.

– Ты сразу же поставил?

– Да. Это прямо при Женьке Корзуне было, он как раз в дежурке расписывался в книге!

– Допустим… А потом? Все нормально?

– Да, сигнализация «схватилась» сразу, без проблем… А то иногда бывает…

– Я знаю.

– Вот… А потом Женька с Зайченко уехали, минут через десять.

– Не сразу?

– Нет. Денис все суетился, у него что-то там срывалось… Он даже в дежурку забегал, звонил, не мог дозвониться.

– А почему не от себя?

– Не знаю, – пожал плечами здоровяк.

– У него же там телефон – фирменный, с трубкой дистанционной, с автодозвоном. Зачем же из дежурки звонить?

– Не знаю. Я с Корзуном во дворе был… А потом они сели в машину и уехали.

– А Кожин?

– Он как вернулся от шефа, так, по-моему, сразу в кладовку ушел. И спустился, когда нас двое осталось. Минут без десяти девять.

– И что делал?

– В смысле? Ничего… Вынес пять упаковок пива, из представительских… Но он имеет право! Мне так объяснили, что…

– Все правильно. К тебе – никаких претензий!

– Ну! Он мне эти упаковки даже дал подержать, пока с ключом возился – замок в машине заело. Потом открыл, попросил двигатель послушать, ну и вообще…

– А ты в машинах сечешь?

– Ну-у, кое-что понимаю! Он, кстати, тоже звонить бегал, сообщить, что задерживается.

– В дежурку?

– Да. Я ж ему сказал, что Денис… Точно! Вспомнил! Зайченко не мог свою трубку японскую найти! Поэтому и звонил от нас. А Женька сказал, что это, наверное, Иваныч ее опять куда-нибудь запихал… Точно!

– Видишь, как здорово! – хлопнул по плечу охранника Виноградов. – Вот что значит – мы с тобой хорошо друг друга дополняем.

– Ага! – расплылся в улыбке польщенный парень. – Кожин не поверил сначала, но тоже трубку не нашел, поэтому и звонил из дежурки… Первый раз не дозвонился, потом мы зажигание выставили… Кстати, когда он второй раз пошел звонить – тут сигнализация и сработала!

– Да ты что!

– Ну! Мы всё сразу бросили – и туда, на второй корпус…

– Хорошо хоть вдвоем!

– Еще бы! Кожин, конечно, не боец, но… У меня – газовый ствол, у него тоже – свой, личный оказался. Все-таки!

– Конечно… Через сколько вы там были?

– Да через минуту. Ну – полторы от силы! Он даже машину не запер – сразу рванули.

– А пока улицу перебегали – автомобилей каких-нибудь подозрительных, людей…

– Нет, следователь спрашивал. Из-под арки точно никто не появлялся, а по пути… Нет. Ничего не заметил, – понурился охранник.

– Следы? Еще что-нибудь?

– Нет. Сразу было видно – дверь тяжелая, металлическая. Приоткрыта. Мы сразу внутрь: в туалете никого, а больше из помещений – «предбанник» и комната переговоров. Никого! Спрятаться негде…

– Я знаю. – Виноградов прекрасно представлял это крохотное помещение, использовавшееся обычно для нерекламируемых встреч.

– Вот… Сейф – настежь. Пустой. Замок вроде не сломан.

– Да, судя по всему, и дверь, и сейф открыли ключами, – доверительно поделился информацией Владимир Александрович.

– Похоже… Но точно знал, что брать, ни ящики, ни столы не тронуты. Магнитофон, копировалка, телефоны… Всё на месте.

– Маренича пытались найти?

– Нет! Он же еще ехал тогда, а радиотелефон им отключили…

– Давно?

– Еще летом… Ну а что? Кожин тоже начальник. Он и велел милицию вызвать. И правильно, по-моему!

– Абсолютно! – кивнул капитан. – Ты молодец. Хватка есть. И мозгами работать умеешь… Ладно, с этой историей разберемся – и еще поговорим с тобой. Но сейчас – чтоб как умерло! Понял?

– Нет вопросов!

Вообще, сказать человеку приятное не так уж сложно. Это не требует каких-то особых временных или материальных затрат, но эффект зачастую дает великолепный, особенно если не слишком кривишь душой. Впрочем, мысль эта была задолго до Виноградова и значительно более элегантно высказана одним видавшим виды испанцем – тем удивительнее, что мало кто возвел ее в жизненный принцип.

– Так ты зайдешь, ваше благородие? А то ведь уеду… – Перехватив взгляд Владимира Александровича, невесть когда возникший поодаль Шилов выбросил изломанный окурок и, не дожидаясь ответа, скрылся в темном проеме.

– Иду! – отозвался в пустоту капитан и, попрощавшись с улыбающимся охранником, направился вслед очередному «фигуранту»…

Шилова в «Нефтегазойле» уважали за исключительную деловую порядочность, знание людей и способность не теряться в присутствии власть имущих – будь то кавказские авторитеты на иномарках или инспектор местного пожарного надзора. Начав три года назад со взятой «на комиссию» упаковки голландского маргарина, он стремительно раскрутился, пошел в гору, и кое-кто даже прочил Шилова на место заместителя по коммерции. Некогда почти убыточный, его склад теперь приносил стабильную и вполне ощутимую прибыль, несмотря на то что часть товара отпускалась своим по цене закупочной и даже подчас ниже.

Пил Шилов только дешевые портвейны, не курил, матом не ругался, верхом литературы считал роман Энрике Бурдовеса «Смерть под израненным кактусом» и внушительных размеров критические статьи Топорова…

Мало кто знал, что карьеру свою Володя Шилов начал экспедитором на областной овощебазе, по молодости и сопливости своей сел, честно оттрубил свой «шестерик» в архангельских лесах и вынес оттуда стойкую и глубокую неприязнь к людям в форме, язву и стремление покинуть родину с суммой, достаточной для безбедного существования где-нибудь в теплых тропиках. Он легко переносил подтрунивание окружающих по поводу вечно затрапезного вида, питался принесенными из дому бутербродами – и копил, копил, копил свободно конвертируемую валюту.

К Виноградову он относился неплохо, чувствуя в капитане что-то не до конца милицейское.

– Пытать будешь? – поинтересовался Шилов, когда тяжелая дверь склада закрылась за последним на сегодня покупателем.

– А надо? – в свою очередь спросил Владимир Александрович, запихивая в сумку оплаченную по оптовой цене снедь. – Как скажешь.

– Присаживайся. Чифирнешь?

– Давай.

Склад представлял собой тесный сводчатый подвал, сухой, с облезлыми кирпичными стенками и парой мощных запыленных ламп. Продукты были здесь повсюду – в шкафах, на стеллажах и поддонах, штабелями невскрытых коробок и россыпью заползали на одинокий письменный стол, нависая над входом и путаясь под ногами. Ориентироваться в этом бедламе мог только хозяин да работавшая с ним до недавнего времени жена – сейчас она ходила на сносях и в «Нефтегазойле», естественно, не появлялась.

– На меня думаешь? – Пробуя дымящуюся жидкость, Шилов держал металлическую кружку обеими руками, не боясь обжечь загрубелые ладони.

Виноградов пожал плечами.

– Зря! – Шилов вздохнул и замолчал.

– Расскажи, как было. С конца дня…

– Ну как… Я уже домой собирался – шеф звонит. Попросил пару упаковок «Варштайнера» и еще чего-нибудь для какой-то бабы из мэрии… По внешним связям, кажется. Не знаю, не суть… Я подобрал, все запер и пошел к нему. По пути этих встретил – ну, Кожина, Дениску и пацанчика твоего, «казака-разбойника»!

Виноградов хмыкнул, ему было известно, что начальник службы безопасности знал, что Шилов не принимает его всерьез, и страшно на это обижался.

– Шеф уже в машине сидел, заводился. Я жратву отдал – и все, привет. Домой ушел. А он со свистом – мимо. На своей тачке.

– Ну?

– Что – ну?

– Тезка… Ты зачем вернулся? А?

– Эх, начальник… Все-то тебе знать надо! Ты про протокол?

– Ага. Ты ж там понятым обозначен?

– Да… Ладно! Ирка, жена, меня послала. На склад, за картошкой.

– За чем? – оторопел капитан. – За чем?

– За картошкой! – Шилов встал и поманил за собой собеседника. – Вот. – В крохотном закутке между штабелей с маринованными шампиньонами прятался большой фанерный ящик, почти доверху наполненный корнеплодами. Центнера два, если не больше. – Запасы на зиму – тепло, не сыро…

– Шеф знает?

– Никто не знает.

Виноградов кивнул.

– Понятно… Маренич бы за такое овощехранилище… А почему во второй корпус пошел? – Капитан прикинул: тезка живет у Витебского, туда полчаса, обратно… Вполне возможно.

– А я что – без глаз? Машина ментовская на улице, охранник суетится…

– Убедил! – махнул рукой Виноградов. – Пошли допьем – остынет.

…Владеть собой Корзун не умел совершенно.

– Вы это в каком смысле?

– В самом прямом. Почему у меня нет твоего объяснения?

Для беседы с начальником службы безопасности пришлось вернуться в кабинет генерального – собственный корзуновский недавно залило со второго этажа, а в других помещениях постоянно сновал народ.

– Вы что – меня подозреваете?

– А у меня есть основания?

– Не знаю… – Парень был растерян и обижен, Виноградов видел это. «Ладно, пусть учится…» – решил.

– Итак… Маренич на склад при вас звонил?

– Да. Он Шилову велел книги какие-то занести… Я особо не слушал.

– Та-ак… Потом закончилось совещание…

– Да. Мы втроем пошли в офис.

– Дверь кто запирал?

– Шеф сам.

– Без проблем?

– Конечно. Иначе бы сигнализация не «схватилась», а боец ее при мне ставил, там на пульте рычажок и контрольная лампа…

– Я видел. Когда возвращались, кто-нибудь навстречу…

– Да. Шилов… Мы еще немного в офисе побыли, а потом Зайченко ушел. А Кожин остался.

– А почему не сразу уехали?

– Владимир Саныч, тут такое дело… Мы с Дэном должны были с бабами встречаться. В полдевятого. Да задержались у шефа. Вот Зайченко сразу и кинулся к телефону, «стрелку» перебивать. На девять.

– А почему он в дежурку звонить бегал?

– Вот уж чего не пойму!.. Он сказал, что куда-то трубка его подевалась, но тут вот что странно: мы когда уже после всего вернулись, часов в одиннадцать, она на месте была! Точно! И я ею пользовался, и все…

– А Зайченко когда в дежурку заходил – он там один оставался? Не помнишь?

– Черт его знает! Один, наверное… Точно! Один! Кожин где-то тихарился, а я во дворе с бойцом… Вы думаете, он мог сигнализацию того?

– Мне нравится ход твоих мыслей, коллега. Ну-ка еще!..

– Мы в Катькин садик к девяти приехали, девок не было – смотались, наверное. Чуть подождали, потом Дэн на всякий случай решил в фирму позвонить, может, они на связь выходили… а потом плюнули на все и вернулись в офис. Вот тут и закрутилось…

– Почему там баксы оказались? Обычно же…

– Случай! Чистая невезуха – стечение обстоятельств: Кожин что-то купить должен был, шеф в банке деньги получил в обед, привез. А что-то там в последний момент не срослось, как обычно у этого клоуна. Человек должен был к восьми приехать, мы его, собственно, и ждали во втором корпусе. До полдевятого просидели зазря – шеф Кожина отодрал, как чушка последнего… Тот клялся, божился – мол, завтра с утра, кровь из носу! Мудак! Ну и оставили деньги на ночь – Маренич торопился, не стал их туда-сюда в главный корпус таскать… Знать бы!

– Значит, про деньги в сейфе знали Зайченко, ты, Кожин?

– И сам шеф! – сыронизировал Корзун.

– И сам шеф, – согласился Владимир Александрович, складывая в папку бумаги…

А вот с Зайченко удалось переговорить только под конец дня: Виноградов почти силком вытащил его из-за руля:

– Саныч! Времени – ни минуты! Люди в «Астории» ждут, будет скандал международный…

– Денис, родной! Всего два слова… Ты когда с совещания пришел насчет кожинской сделки…

– Да хрен с ней, с той историей! Плевать на баксы! Ты скажи, про шефа есть что-нибудь? Нет?

– Нет ничего. Нету!

– Ну так и занимайся делом! Ищи! Мы тебе деньги за что платим?

– Пошел ты… Сядь! Сядь, тебе говорю! – рявкнул Виноградов так убедительно, что Денис разом стих и довольно внятно ответил на все интересовавшие капитана вопросы: да, кабинет он обычно не запирает – там воровать нечего, тем более чертову уйму денег тратят на этих охранников-дармоедов… да, трубку телефонную тогда не нашел – обычно он ее в верхний ящик стола прячет, на всякий случай, а тут она в среднем оказалась, но, кажется, он там после совещания искал, хотя и не уверен… нет, он не обращал внимания в дежурке, стоит на втором корпусе сигнализация или нет, это не его, заместителя генерального, проблема… и вообще. Кожин – бездарь и козел, если бы не его «пролет» с покупкой комнаты, шеф бы не снял деньги и не оставил их в том долбаном сейфе! И дело тут не в деньгах – плевать на них, невелика сумма, а вот что с Виктором – это действительно…

После того как Зайченко, взревев всеми лошадиными силами «Баварских моторных заводов», умчался делать для фирмы очередной миллион, Владимир Александрович вновь побеседовал с Корзуном, потом провел почти час в бытовке грузчиков, несколько раз прошелся до второго корпуса и обратно, остановившись в конце концов посреди двора.

Завтра должен был вернуться Кожин, но уже сейчас Владимир Александрович был уверен, что вычислил негодяя. Оставался сущий пустяк – заставить его признаться…

 

Глава пятая

Наступивший день начался со лжи.

– Да что ты, Леночка, что ты! Он только вот час назад звонил из Таллинна… – Денис приглашающе махнул Виноградову, ловко придавил пальцем кнопку телефонной трубки, отключаясь от собеседницы, и пояснил:

– Жена шефа… Уже достала!

После чего вернулся к прерванному разговору:

– Да нет! Не накручивай ты сама себя! Первый раз, что ли?.. Да я сам к тебе на Юго-Запад прозвониться не могу по полчаса!.. Ну что ты все – интуиция, сердце! Смотри, накаркаешь… Хорошо! Понял я, понял! Если позвонит – передам… И охране оставлю информацию… Все! Пока!

– Но она же не дура, – уже почти спокойно прокомментировал услышанное Виноградовым Денис. – Бабы – они чуют всё, как кошки…

– Ничего?

– Абсолютно… Просто сумасшедший дом: все разыскивают Маренича, всем он нужен… Мейеры телефон оборвали, завтра шведы… За кредит по бензину надо рассчитываться. Да вообще куча всего!

– А что сделано?

– Ты меня спрашиваешь?

– Ладно-ладно… Сам уточню. Извини.

– A-а… Ерунда! Знаешь, хорошо бы… Может, шеф сейчас загудел у какой-нибудь суки драной, блин, кувыркается там с ней… Болт на все забил! А мы суетимся?

– Это уже было. «Шведская спичка», рассказ такой – не читал?

– Не помню…

– Классика. То ли Чехов, то ли еще кто-то… Да не в этом дело.

– А в чем? – вздохнул Зайченко.

– Мы же это тоже отрабатываем. Но вряд ли тут то, о чем ты говоришь. Ты сам его лучше знаешь… Похоже на Виктора?

– Нет.

– Вот и я думаю… Кожин здесь?

– Здесь! – оживился Денис. – Все – как ты просил…

– Да ну?

– Точно! Прямо с поезда – сюда. В офис. Сидит один в комнате… Мать честная!

– Что такое?

– Уже десять? Ты прямо сейчас к нему?

– He-а… Пусть еще «погреется».

– А можно я… поприсутствую? А? – В глазах Зайченко забегали злые искорки. – Ты уверен, что он расколется?

– Посмотрим, – пожал плечами Виноградов. – Попробуем… А насчет тебя – нет! Я, знаешь, и секса группового не любитель, а тут…

– Ладно. Не спорю… А то Корзун все в бой рвался – вывести в лес, яму выкопать!

– Это грубо. И, как говорили в одной книжке, «не по-европейски». Тем более что при таком раскладе я, например, признался бы даже в изнасиловании шиловского попугая… Толку. Как он ведет себя?

– Ну – как… Поесть попросил, пару раз в сортир рвался… Все меня или шефа хочет увидеть. Но «быки» – строго по инструкции, никаких разговоров!

– Пишет?

– Да чего-то там такое…

– Ничего, пусть пока старается! В туалете-то за ним смотрели?

Денис злорадно улыбнулся:

– А они его не пустили. Чтоб терпел – привыкал!

– Мудаки! – побелел Виноградов. – Ублюдки! На хрен! И «быки» эти долбаные, и ты сам! Тебя кто этому учил? Я? Профессор?

– Са-аныч!

– Я тебе что говорил, а? Что? – Капитан был настолько взбешен, что Зайченко на миг пожалел, что охранники далеко и не услышат, если вдруг…

– Ты успокойся, Саныч!

– Я тебя, сука, чему учил? Если человек – говно, накажи его! Разори! Убей, в конце концов! Но не унижай! Не у-ни-жай, понял?

– Я понял, Володя… Понял!

– Пошел ты…

Виноградов подхватил сумку и вышел, громко хлопнув дверью.

…Кожин стремительно поднялся навстречу Владимиру Александровичу:

– А где Виктор?

– Иди… Отлей! – Борис Иванович не решился подать капитану руку, поэтому Виноградов, не глядя на него, обошел стол и уселся спиной к окну. – Я приказал – там пустят.

Глядя в спину измученного ожиданием коммерсанта, Виноградов досадливо поморщился – игра получалась грязная. Не по-джентльменски. Существовали вещи, которые он не позволял себе даже в щенячий период милицейской карьеры, а уж тем более после всего… Пропадал азарт охотника, кураж – ему теперь было просто жалко этого несчастного, запуганного и униженного мужика, что, безусловно, мешало работе.

В принципе, на оперативном жаргоне это называлось «подогрев» – подозреваемого приглашали в отделение, мурыжили час, два, три в коридоре, не объясняя причины и отделываясь поначалу вежливыми, а затем все более резкими репликами, иногда подсаживали кого-нибудь из своих. Мимо проводили скованных наручниками бандитов, носили коробки и ящики с конфискатом, – и когда бедняга, перебрав в уме все свои мыслимые и немыслимые прегрешения, осознавал собственное ничтожество по сравнению с колоссальным аппаратом государственного подавления, холодным, равнодушным и беспощадным, вот тогда за него и принимались всерьез.

Срабатывал этот старый как мир милицейский прием отнюдь не всегда – человек искушенный, прошедший, скажем, тюремные «университеты», на такую дешевку не ловился, но…

Виноградов пролистал пачку исписанных Кожиным листков – отчеты об истраченных за год суммах. Представительские командировочные… По указанию Владимира Александровича коммерсанта «озадачили» – попросили подробно расписать, куда девались выдававшиеся ему деньги, и деньги, по меркам простого милицейского капитана, немалые. Владимир Александрович наметанным глазом бывшего обэхаэсника, «бэха», с ходу усек пару скользких и явно ловимых позиций… Да-а, нечестен, неискренен был перед фирмой господин Кожин. Приворовывал помаленьку… Одних этих бумажек было бы достаточно для того, чтобы под зад коленкой, без выходного пособия…

– Ты будешь мной заниматься? Да? – Борис Иванович покончил с физиологией, собрался и, суда по всегдашней наглой улыбочке, выбрал линию поведения.

Жалости к нему у Виноградова больше не было.

– А шеф не придет? – Лицо Кожина выражало искреннее облегчение интеллигентного человека, с тем чтобы вместе – ну вы же понимаете! – разрешить возникшее недоразумение.

Владимир Александрович молча покачал головой.

– Жа-аль… Тут, видишь ли, Володя, такая ситуация… Некоторые расходы, как бы сказать, ну… В общем, Маренич в курсе – туда, сюда, и я не знаю, все ли тебе можно говорить, как сотруднику, так сказать, органов…

Обычно разговорчивый, Виноградов молчал, и это выводило собеседника из себя.

– Ну хорошо. Хорошо! Грешен! Но это наши с Виктором дела, личные! Понял? Я ему все объясню. И верну! При наших с ним отношениях эти – ну сколько? Двадцать? Тридцать тысяч? – тьфу, ерунда! Он бы и так дал… А насчет договора с «Гортрубопроводом» – там все чисто, пусть не думает, это Зайченко с Орловым договорились, чтоб меня подставить! Посмотри, Володя, посмотри – я написал…

Кожин торопливо вытянул из стопки один из листков и сунул его почти под нос Виноградову.

– Вот! Сам смотри!

Владимир Александрович аккуратно поправил растрепавшуюся стопку. Положил сверху протянутую коммерсантом страницу. Еще раз медленно подровнял бумажные края. После чего двумя длинными движениями крест-накрест разорвал исписанные листки.

– Ты что? – опешил Кожин.

Виноградов брезгливо отправил отчеты в корзину.

– Видишь ли, Боря… – капитан заговорил медленно и задумчиво, обращаясь, казалось, в первую очередь к самому себе. – У меня сейчас очень тяжелое положение… Вот к примеру! Приводят ко мне в ментовку очередного жулика – вроде тебя.

– Саныч!

– Заткнись. Не перебивай… Я его, само собой, колю, как у нас говорят, по самую жопу, пардон за грубое слово. И вопрос не в том, скажет он правду или нет, вопрос в том, когда и как это произойдет. То есть… Имеется два варианта. Первый. Клиент – дурак полный, упертый до невозможности. Каждый раз его приходится за уши тянуть, прижимать со всех сторон… Так на такого и времени, и нервов угробишь уйму, а значит – что? И отдача соответственная! Он мне жизнь осложняет – и я ему ее же, по максимуму. Тут масса нюансов: и операм в тюрьму позвонить можно, и судье намекнуть… Да мало ли чего!

Кожин слушал молча, и Виноградову это нравилось. Он почувствовал – возвращается уже полузабытый, терпкий вкус оперативной работы.

– Но есть и второй вариант. Более распространенный… Ведь в конечном итоге весь наш уголовный процесс – это сделка. Ты мне – расклад на себя, я тебе – подписку о невыезде вместо ареста. Ты мне своих подельников, я тебе – хорошую камеру и лишнюю передачку от жены. Ты мне пару новых эпизодов, а я в ответ – приговорчик по минимуму, «ниже низшего»… А?

– Ну, мы же не в ментовке…

– То-то! – поднял вверх указательный палец Владимир Александрович. – То-то и оно! С одной стороны – кайф: ну помучаюсь с тобой час, потом уйду домой… Скажу – не раскололся, извините. Занимайтесь сами! Обидно, конечно, удар по престижу, но… В конце концов, мне Виктор за это деньги не платит! Правда ведь?

Кожин непроизвольно кивнул.

– Пра-авда… Так что выговор мне не объявят и звездочку не снимут. И разбирайся ты сам с корзуновскими дебилами – как хочешь!

– В смысле?

– А в смысле – это меня не касается! Корзун начальник безопасности, пусть работает. Как умеет…

– Это же животные, Виноградов! Скоты!

– Странно… – пожал плечами Владимир Александрович. – Я тут краем уха слышал, в апреле, когда надо было долги получать с «Интербензина», – они вас вполне устраивали. И, говорят, вы особо смаковали тот визит домой к москвичу… Помнишь, Боря, ты еще смеялся, что он не мог полчаса пиджак правильно застегнуть от страха… Ась?

– Виногра-адов!

– Что – Виноградов? Что? Вы сами всю эту сволочь выкормили. Разве не так? Вот и расхлебывай! А я только рад буду. Потом посажу их, собственноручно… после того как твой труп найдем.

– Володя, я не понимаю…

– Поймешь, когда паяльник в заднице зашкворчит, – равнодушно отмахнулся Владимир Александрович. По множеству неуловимых и необъяснимых признаков он понял: все, дело сделано. Клиент созрел. – Шутка!

Кожин неуверенно засмеялся:

– Нет, но послушай…

– Пошел ты! Я ж самым умным тебя считал, после Виктора… Самым интеллигентным среди всех этих торгашей… Сколько раз цапался то с Зайченко, то с этим райкомовцем «из бывших»! Кожин, говорил я им, Кожин! Только на нем, я говорил, фирма держится, и нечего копать под парня… Знаешь, сколько раз они меня пытались на тебя натравить?

– Знаю! – мстительно прошипел Борис Иванович. – Они же сами, сволочи…

– А ты мне прямо в душу насрал… – На глазах у бывшего лучшего опера Управления заблестели почти настоящие слезы. – Эх, Боря!

– Но Володя… Но послушай!

– Вот что. Хватит! Поступим так… Я расскажу тебе, как все было. Если что – подправишь. Потом будем думать, как из этого дерьма вылезти… Но гляди, блин! Чтоб только трое – я, ты и Маренич, понял? Шеф сам приказал – чтобы без всех этих Орловых, Денисов… Вы что с ним – давно? Друзья?

– Да я с Виктором… Эх! – ухватился за соломинку Кожин. – Я с Виктором! Он же помнит! Э-эх…

– Ну, моли Бога за шефа. Я бы на его месте… – уже спокойно и назидательно покачал головой Виноградов. – Впрочем, хозяин – барин, его деньги – ему и решать.

– Да уж тут такое дело… – самодовольно усмехнулся Кожин.

– Все вернешь?

– Верну!

– Все семь тысяч?

– Какие… Какие семь тысяч? – расслабившийся было коммерсант опешил и потянулся к корзине с бумажными обрывками. – Почему семь?..

– Да забудь ты об этом дерьме. – Виноградов небрежно сплюнул на остатки кожинских отчетов. – И не делай из меня дурака, хорошо?

– Володя, ты что – сейф имеешь в виду? Но я тебе клянусь…

– Чем клянешься?

– Да чем хочешь? Христом-Богом, детьми своими! Маминым здоровьем!

И с этой секунды он перестал существовать для Виноградова – есть поступки и слова, которые он никогда не простил бы самому себе, а не только другим.

– Слушай меня внимательно, падла. Сейчас я расскажу тебе, как все было. Точнее – как это будет доложено шефу… Он не станет просить доказательств, признаний… Если не сумеешь перед ним оправдаться – твои проблемы… Да, войдите!

В дверях нарисовался самый мерзкий из всех охранников – Слава, семипудовый коротко стриженный дзюдоист с остатками ушей на приплюснутом черепе:

– Ты скоро с ним?

– Не ты, а вы! – тихо прорычал Виноградов, с трудом сдерживая довольную усмешку: на часах было уже без пятнадцати, Слава появился точно по сценарию и роль свою, простую, хотя и со словами, исполнил вполне прилично. – Выйдите вон!

– Могу и выйти… – равнодушно пожал плечами охранник. Переступил с ноги на ногу и добавил: – Корзун велел. Когда закончите лясы точить, его – к нам. Тут есть желающие с пациентом… хе!.. побеседовать…

– Ничего, подождете! – бросил в закрывшуюся дверь Виноградов и наклонился к Борису Ивановичу: сейчас главное было не упустить момента. Для таких слизняков вполне годились старые как мир, шаблонные приемы. – Успокойся, Боря… Успокойся. Пока я здесь – все будет хорошо…

– Знаешь, такой стишок есть… – Кожин говорил отчетливо, хотя и почти не открывая рта. – «У попа была собака, он ее любил… Она съела кусок мяса, он ее…» Так вот… Один умный писатель сказал, что в этой поганой жизни можно быть только попом. Или собакой. Или куском мяса… Четвертого не дано. Господи, в каком же я дерьме!

Чувствовалось, что Борису Ивановичу страшно, больно и очень жаль себя – такого умного, тонкого и несчастного человека, попавшего в беду. Капитан прекрасно понимал Кожина: не так уж давно, посаженный в камеру Большого дома, он сам прошел через нечто подобное… и чуть было не купился, да честно говоря, купился – потом долго и трудно выпутывался из расставленной тем опером ловушки… Ладно, дело прошлое!

– Боря… Виктор не верит, что ты был в этом деле главным. И я с ним согласен… Это твой шанс, Боря!

– Дай мне поговорить с шефом, а?

– Дам. Конечно. Как только ты скажешь, куда вы его дели…

– Кого дели?

– Падла, тварь негодная! – Виноградов навис над Кожиным и заорал, брызжа слюной и почти касаясь его оплывшего лица. – Если с Мареничем что-нибудь сделали, я тебя, гадина, лично в куски порву! Понял? Ты у меня к бандитам в руки сам попросишься! Понял?

– Володя! Володенька… Я не понимаю! – Коммерсант плакал, боясь поднять руки к дрожащим мокрым губам. – Я не знал!

– Знал, сволочь! Все знал! Хочешь, я тебе скажу, как было? Хочешь? – Не ожидая ответа, Владимир Александрович встал и прошелся по комнате. – Мы тебя вычислили – насчет сейфа… Это было не так уж сложно, дело техники! Ты про такую штуку слышал – «поле переговоров»? Нет? Элементарно! Любой звонок по радиотелефону фиксируется – номер абонента, продолжительность… А иначе как все эти «Дельтателекомы» и прочие штучки-дрючки оплачивать? Обычно раз в три месяца – счет… Да что тебе элементарные вещи объяснять! Догадался? Нет? – Это был самый рискованный момент допроса: Виноградов отчаянно блефовал, любая неверная интонация могла разрушить все, что удалось достичь. В одну сторону звонки действительно отслеживались элементарно – это если звонили с радиотелефона. А вот если кто-то вызывал абонента «Дельты»… Оставалось надеяться, что Кожин уже достаточно запуган и не слишком силен в беспроводной связи. – Вижу – по-онял! Так-то… Ты ж мои контакты в «чека» знаешь? Зна-аешь! Я денег дал – совсем немного! – и ребята залезли в компьютер, сняли информацию… Проще простого: кто с кем сколько говорил во столько-то часов в таком-то районе, допустим, с такого-то телефона, принадлежащего фирме «Нефтегазойл». Нет! Конечно… Само содержание разговора никто не записывает – все-таки тайна корреспонденции, то-се… Видишь – я тебе даже не вру, хотя мог бы наплести… Дальше объяснять?

Кожин сидел уткнувшись лицом в скрещенные на столе руки. Это была не лучшая поза для диалога, но капитан продолжал:

– Я Виктора просил самому ничего не делать. Подождать… Он, бедняга, меня не послушался, видимо, не знаю уж как, когда, но все это тебе высказал. Может, на совесть твою понадеялся? А?

– Он мне ничего не говорил…

– Врешь! Я даже догадываюсь когда: в пятницу вечером, перед твоим отлетом на комбинат!

– Он мне ничего не говорил…

– Может быть. Может быть… Значит, ты сам догадался – ребята ведь в Уренгое жестоко опекали. Не так, как обычно? Да! Логично! Ты понял, что шеф если и не знает, то о чем-то догадывается, каким-то образом обманул охрану, дал сигнал своим дружкам в Питере… Сволочь! Где Виктор?

– Я не знаю… Он ничего не говорил…

Виноградов почувствовал, что коммерсант впадает в ступор. Это было лишнее.

– Жить хочешь?

– Они меня все равно убьют… Убьют…

– Точно. И знаешь когда?

Кожин поднял на Владимира Александровича глаза.

– Я тебе скажу… Они очень скоро тебя убьют. Может быть, даже сегодня. Почему? Элементарно! Ты сейчас для своих друзей опасен. И не нужен… Допустим, ты мне ничего не сказал. И даже допустим, что я охранникам-дебилам не дал тебя тронуть… Просто – отпустил! А? И где у них гарантия, что ты не сегодня, так завтра, послезавтра не заговоришь? Или допустим, что мальчик этот честолюбивый сам дурную инициативу проявит и без моего ведома тебя куда-нибудь в лесок вывезет… а там ты все скажешь, будь спокоен! А? То-то и оно… Поэтому я на месте твоих друзей тебя бы грохнул. Не откладывая.

Борис Иванович опять заплакал.

– Жалко себя? Жа-алко… Есть другой вариант. Во-первых, ты мне даешь расклад. Полный. Потом мы берем тебя под охрану – думаешь, почему ты еще живой? А? Потому что тебя вовремя из города эвакуировали, дурашка! – Виноградов импровизировал от души, и у него, кажется, получалось. – Семью прикроем… Пойми! Нам главное – время выиграть, выйти на них, «перетереть»… А когда все кончится, ты уже ни для них, ни для нас не опасен будешь! В принципе, можно будет даже такое условие поставить – твоя безопасность. Виктор придумает что-нибудь…

Кожин глядел на капитана не отрываясь, впитывая каждый звук его вкрадчиво-рассудительного баритона.

– Из фирмы, конечно, придется уйти, сам понимаешь… И машину шеф отберет… Но – ладно! Это уж вы с ним между собой решите… Да ты же умный мужик, Боря! С нуля начнешь – поднимешься, а потом, со временем…

– А что с шефом? – Щеки Кожина порозовели, он уже принял решение.

– Плохо с Виктором, – доверительно вздохнул Виноградов, – плохо… Пропал Виктор. Третий день.

– Это не я.

– Знаю… Извини уж, что так наехал. Переживаю я за него очень.

– Да понимаю. Какие уж там извинения! – Кожин уже почувствовал себя почти виноградовским партнером. – За главного кто? Орлов?

– Ага. Они на пару с Зайченко. Разорвать тебя готовы…

– Сволочи… Володя, поверь – с шефом я бы договорился, объяснил бы все! А с этими…

– Боря, я все понимаю! Поэтому я сказал – без меня ни-ни! Короче… Вот даже как сделаем: о результатах нашего с тобой разговора никому ни слова! Согласен?

– Конечно! А если…

– Обойдутся! Под мою персональную ответственность. Но давай так: ты мне говоришь все как было, а уж что им докладывать – это вместе решим. И что дальше делать… Сейчас главное – доказать, что в исчезновении шефа ты ни при чем, остальное – хреновина, дело десятое. В конце концов, семь тысяч баксов…

– Семьдесят.

– Что – семьдесят? – переспросил Виноградов, задерживая палец на крохотной кнопке карманного диктофона.

– Там было семьдесят тысяч. Долларов… – Приняв решение, Борис Иванович уже любовался собой и своей ролью. – Видишь, Володя, даже тебе эти негодяи не доверяют. Используют – и выбросят…

– Да-а… Вот гады!

– Конечно! Ты выслушай, как было…

И Виноградов приготовился слушать, уточнять, подбадривать, ловить на мелочах и высказывать сочувствие.

 

Глава шестая

История, собственно, оказалась достаточно банальной: Борис Иванович Кожин не был доволен жизнью. Его не устраивало собственное положение в фирме, положение одного из первых лиц – но не первого… Не устраивала зарплата – огромная по обывательским меркам, но несопоставимая с доходами того же шефа или, к примеру, их партнера, банкира Зенкевича… И если поначалу трехлетняя «Волга» и квартира на Пороховых казались бесценным даром великодушного Виктора, то теперь они воспринимались уже всего-навсего как оскорбительно мелкая подачка из миллиардных прибылей «Нефтегазойла».

Кожин считал, что имеет право на большее.

Липовые счета и мелкие взятки от сторонних организаций за выгодный маркетинг, продажа на сторону неучтенных кредитных карт и просто «изъятия» из кассы – все это не могло решить проблему кардинально. И тут судьба свела Бориса Ивановича с неким Виталиком – парнем хватким, не жадным, стремительно влезавшим со своей небольшой «акционеркой» в тесный мир топливного бизнеса. Как вскоре понял Кожин, прокат грузовиков и торговля бензином были для его нового знакомого занятием не основным и далеко не самым прибыльным. Несколько раз они неплохо посидели в «Тройке», потом для почина Кожин продал ему несколько тонн питьевого спирта под видом технической некондиции, а «верхушку» оставил себе… К концу лета на их совместном счету было уже много кое-чего, кое-чего такого, что, безусловно, огорчило бы Маренича и его окружение.

Виталик Кожина понимал. Уважал. Ценил.

И ничего удивительного не было в том, что именно к Борису Ивановичу обратился он с предложением, суть которого сводилась к следующему…

В принципе, основная тема Виталика и его коллег – металлы, недвижимость. А горюче-смазочные материалы – так, для души. Он, Виталик, думал и там и там успеть, но сейчас время такое – не успевает. А совсем от затеи отказываться жаль, дело прибыльное, на подъеме… Кому-то из молодых поручить – нет, не потянут. Хватка нужна, опыт, связи и, безусловно, порядочность! Так вот, не согласится ли Кожин взять бензиновое АОЗТ под себя? Всё на законных основаниях: протокол собрания, он – генеральный учредитель и директор, перерегистрация в мэрии, выписки, справки… И контора ведь не голая – счет в банке, на складе спирт, тот самый, оборудования еще на пару миллионов. Крутись, разворачивайся, «поднимайся»! Условие одно – доля чистой прибыли лично Виталику. Без всяких ревизий, проверок – тридцать процентов, целиком полагаясь на порядочность Бориса Ивановича. А если не получится – что ж, невелика потеря…

И Кожин согласился. Но, будучи человеком осторожным, оговорил конфиденциальность этой сделки и на всякий случай, на первое, разумеется, время «Нефтегазойл» решил не покидать – пока еще собственное дело начнет плодоносить, а тут как-никак страховочка! Виталик особо не спорил, формальности все взял на себя, и через неделю Борис Иванович был уже полноправным владельцем фирмы: с печатью, расчетным счетом и даже лицензией на внешнеторговые операции.

А потом вдруг… Пришли к нему домой трое здоровенных бугаев в драповых пиджаках, с одинаково переломанными носами, представились сотрудниками какого-то «специального» отдела банка, но не того, что значился в реквизитах, переданных Виталиком, а другого – солидного, мощного, с красивым и знакомым по телерекламе названием. Молодые люди корректно, грамотно, с документами продемонстрировали Борису Ивановичу: фирма его, полноправным и полноответственным владельцем которой он является, несколько задолжала банку по кредитам – сущие пустяки, лимонов сто пятьдесят нашими да в валюте – тысяч сорок зеленых… Когда платить будем?

На робкие попытки Кожина объяснить, что денег он в глаза не видел, ему резонно пояснили: мы же ваших дел не знаем, может, вы в сговоре? Брал кредиты не Виталик – брала фирма! С нее и спрос. А фирма – это теперь вы, очень приятно познакомиться…

Вот тогда Борис Иванович и понял – всё, кинули! Сунулся искать своего молодого партнера, того как волной смыло, с квартиры снятой съехал, в офисе – только недопитая бутылка «мартини» да початая пачка презервативов… В той, основной корпорации, которой постоянно козырял Виталик, пожимали плечами: ну был такой, давно уволили за ненадобностью. Какие претензии? Нет? Всего доброго…

– Не подпрыгивай высоко, иначе из-под тебя могут утащить землю, – грустно цитировал старого польского еврея, Ежи Леца, Кожин, в очередной раз напиваясь в одиночку, когда вся семья уже тихо спала, а почти еще не обжитая кухня наполняла ночь едким запахом луковых вязанок. Запах лука и близкого расставания – все нажитое: квартиру, машину, участок под Выборгом – предстояло отдать в погашение чужого долга. Так сказали «банкиры», а они, как ни крути, народ серьезный. Был еще выход пойти к Мареничу, повиниться… Но Борис Иванович почему-то не спешил это сделать.

Как-то вечером неподалеку от Невского его посадили в огромный малиновый «мерседес» и отвезли за город, в кемпинг.

Обращались вежливо. Угостили кофе. А потом предложили простой и безболезненный способ рассчитаться – и не последним, нажитым с таким трудом, а малой толикой неисчислимых мареничевских капиталов.

– Вот такие дела, – сказал Виноградов, выключая магнитофон.

– А дальше? – Зайченко перестал потрошить очередной извлеченный из пепельницы окурок. Он утверждал, что эта привычка помогает ему сосредоточиться, сомнений это у окружающих не вызывало, равно как и положительных эмоций.

– Любопытно, – поджав губы, кивнул Профессор. – Любопытно.

Орлов и Корзун молча ждали продолжения.

– А дальше там еще полтора часа соплей. Короче, суть такая… О том, что тридцатого шеф снимет в банке валюту, те ребята знали. Кожин уверяет, что не от него, но, скорее всего, врет: нелогично получается. Скорее всего, так: он подставил под шефа липовых продавцов, у которых якобы была квартира – где-то прямо рядом со Смольным.

– Точно! На Суворовском! – поднял вверх палец Корзун. – Шеф сам ездил, и немцам понравилось… Пять комнат, потолки…

– Ага… Все детали прорабатывал Кожин, он и забил стрелку на вечер четверга – чтоб те генеральную принесли, а шеф сразу же бы и рассчитался…

– Они должны были дарственную принести, – поправил опять Корзун. – Хотели действительно сначала по генеральной доверенности, но… Мороки больше, да и вообще…

– Знаешь, я так думаю – там не только владельцы, там и квартира липовая была, из расселенных например, или дом под снос, – вздохнув, поморщился Зайченко.

– Но это ж сразу по документам!..

– Ты че – дурак? Никто и не собирался документы нести! Нужно было только, чтоб Маренич деньги снял!

– Да, по всей видимости… – продолжил Виноградов. – Шеф валюту привез, вы посидели, его подождали… Так? Потом Кожин позвонил продавцам, они сказали, что приедут завтра утром: это был первый сигнал, что все идет по плану, валюта на месте…

– Вот сука! – не удержался Денис. – Точно ведь звонил…

– Касса уже к этому времени была опечатана. Виктор, конечно, домой такую сумму не попер, закрыл в сейф… Сдал дверь под сигнализацию. Поговорил с Шиловым. Уехал… А Кожин вместе с вами уже был во дворе главного офиса. Первым делом – спер из денисовского кабинета трубку-телефон.

– Да ну?

– Именно. И с этим телефоном ушел к себе – не обращали внимания, из окна его кладовки двор как на ладони? Он убедился, что Денис с Корзуном уехали, отзвонился… Прихватил пиво, спустился вниз. Сунул по пути на место аппарат, потом озадачил охранника – насчет своей машины… Вот тут момент был рискованный – гад зашел в дежурку, сделал вид, что звонит по телефону, а сам… А сам – отключил сигнализацию! Вернулся во двор, замкнул на себя парня корзуновского: кто ж бросит в беде автолюбителя? Что-то они там чинили – зажигание, что ли…

– Уволю идиота! – прошипел начальник службы безопасности.

– Да ладно тебе… Потом Кожин опять пошел в дежурку, еще раз якобы позвонить, – и щелкнул обратно тумблером. И сигнализация, естественно, сработала…

– Класс! Нет слов. – Прикрыв глаза, Профессор смаковал ситуацию. – Блестяще!

– Подождите… – Орлов почесал мокрую от пота переносицу. – Подождите… А дверь? А как они сейф открыли?

– Да! – поднял на Владимира Александровича ревнивые глаза Корзун. – Действительно?

– Ну вот в этом-то как раз ничего особенно сложного не было… Вы вторым корпусом как пользовались? Кому надо, тот ключи и брал от входа! Кожин говорит, что сделал дубликаты еще в середине сентября, сразу же после той встречи с «банкирами». А сейф…

– Разве это проблема? Ящик стандартный, куплен в магазине! Ну? Что – не подобрать? Да для профессионала…

– Все не так просто, Денис. У них времени было – ноль! Слишком жирно – подбирать ключи или там отмычки… А вдруг бы заклинило?

– Ну и?

– Иваныч, сколько было ключей от сейфа? Всего?

– Не знаю… Два комплекта. Или три? Это вон – Корзун должен знать, его хозяйство.

– Ну, во-первых… Сейф покупали, когда я еще не работал. Но если уж на то пошло… Одни ключи были у шефа, одни – у Орлова. И контрольный комплект – в охране, в моем собственном загашнике…

– Все?

– Все.

– Значит, не врет Борис Иванович… Орлов, ты помнишь, как сейф покупали?

– Да. Кожин, кстати, тогда еще не таким крутым был, просто вроде завхоза…

– Ага. Он его и привез из магазина. И один из четырех комплектиков ключей – а их обычно по четыре выдают, я звонил – на всякий случай заныкал. Еще в девяносто втором! Во как…

– Допустим… Надеюсь, главное он поведал?

– Бе-зус-лов-но! – с законной гордостью отчеканил Виноградов. Он пролистнул блокнот, нашел нужную страницу: – Вот схема, Кожин сам рисовал… Тот кемпинг, где его вербовали. Названия, конечно, не заметил и адреса тоже, но описал подробно: два этажа, красный кирпич, веранда… Потом послушаете – на кассете все записано.

– А телефон? Которым они из машины пользовались?

– Разумеется.

– Давай! – загорелся начальник охраны. – Не проверяли еще?

– Здра-а-сте! Когда?

– Да, конечно… А может, сволочь, врет? Может, шеф и сейчас еще в кемпинге? – В голосе Орлова смешались сознание собственной наивности и некий намек на надежду.

– Иваныч! – застонал Виноградов. – Но я же тебе уже полчаса объяснял… Про исчезновение шефа он ничего не знал! Во всяком случае, ничего конкретного! Его же ведь первого числа на комбинат вывезли и только сейчас вернули… Да для него, если хочешь знать, шеф – единственная надежда! Вы же его без Маренича в клочки порвете, так?

– Так-то оно так… Но! Проверить все равно надо. Женя! Возьми у Владимира Александровича кассету и бумажку – и давай, доводи до конца…

– Не наломайте дров, – сказал Виноградов. – Не торопитесь! Мне сердце вещует: лучше с этим делом обождать, по поискам шефа все равно ничего не добьемся, только время потратим и силы. А на два фронта работать – в фирме возможностей нет, либо деньги возвращать, либо шефа…

– Владимир Александрович! Ты свое дело сделал классно, спасибо тебе… – В голосе вмешавшегося Зайченко зазвучали хозяйские нотки, которые терпеть не мог капитан. – А дальше мы уж как-нибудь разберемся… И почему ты, например, исключаешь, что они, допустим, узнали о подозрениях относительно Кожина и похитили шефа, чтоб в случае чего обменять их друг на друга? А?

– Ерунда! – твердо отреагировал Профессор. – Зачем им Кожин? Проще и дешевле его грохнуть, как расходный материал. Это, очевидно, и планировалось, но мы опередили…

– Кстати… – пересилил обиду Виноградов, он опять чувствовал себя как использованная и отброшенная в сторону промокашка. – Кстати… Я гарантировал Кожину охрану!

– Это конечно, это сделаем, – оторвался от переданной капитаном схемы Корзун. Затем посмотрел на оборот листка: – Телефон знакомый… Черт! Ладно, посмотрим. Надо будет сразу же…

Юный начальник службы безопасности напоминал играющего ноздрями, роющего землю копытом боевого жеребца – что-то вроде Холтоффа из шпионского сериала.

– Это очень серьезно, ты понял? – Профессор почувствовал озабоченность коллеги и поддержал Владимира Александровича. – Нам сейчас жизнь этого подонка так же дорога, как ему самому! Ясно?!

– Да нет вопросов! Я что – дурнее паровоза? Сделаем в лучшем виде: сейчас прямиком на квартиру, там запрем его, постоянный пост, рацию! Даже два человека – на всякий случай…

– И проинструктируйте ребят – чтоб клиент сам сдуру ноги не сделал, – заметил Иван Иванович. – Все вежливенько, культурно, но…

– И все-таки в главном Виноградов прав. – Профессор снял очки и потер усталые глаза. – Спешить тут нельзя. Надо сначала пощупать тот банк: кто за ним стоит, связи, крышу, адреса первых лиц… телефоны послушать… понаблюдать плотненько хотя бы дней пять, еще кое-что провернуть!

– Я сегодня человечка своего в РУОПе озадачу. И насчет кемпинга… – Владимиру Александровичу всегда было приятно работать с Профессором, они давным-давно уже стали не просто коллегами, но – единомышленниками и друзьями. – Только надо аккуратненько!

– Хорошо! – откликнулся Орлов, и по его лицу было видно, что он уже принял решение и на правах нового босса сделает все, чтобы добиться его воплощения в жизнь.

Виноградов внезапно поймал себя на мысли: что изменится лично для него, когда Иваныч окончательно займет президентское кресло? В принципе, ничего особенно плохого это не сулило, но…

– Хорошо! Наши уважаемые консультанты пусть продолжают свои… как вы их называете? Да, мероприятия!.. А мы тем временем – по своим каналам… Корзун! Женя! А-у!

– Что? – Молодой человек с трудом вынырнул из тумана окружавших его победных видений. Виноградов с тревогой разглядел в серых запавших глазах отблески медный фанфар и автоматных очередей. Такие глаза бывают иногда у взрослых мальчиков, не доигравших в свое время в войну и в соддатики… – Что?

– Есть повод отличиться! – Умный Орлов тоже почувствовал состояние Корзуна, его жгучее желание обойти своих более опытных коллег, продемонстрировать, что и он тоже…

– Ладно… С этим определились. Что же по другим линиям?

– Мы еще раз прочесали «Асторию»: прислугу, кое-кого из постояльцев… Спасибо спецслужбе и ребятам из «Защиты» – помогали без всяких! Владимира Александровича и там знают – после его звонка…

– Короче! Результат?

– Все чисто! Действительно – ушел, никаких конфликтов…

– Бандиты? Проститутки?

– Нет. Отработано.

– Да он для них и не интересен был, вспомните, как он тогда оделся-то: куртка, джинсы, борода… Явный «совок», типа там художника, поэта – они иногда заходят в интуристовские гостиницы, чтобы с фирмачами на халяву треснуть, – поддержал молодого коллегу Виноградов, уже знакомый с предварительными результатами поисков. – Тем более из номера Мейеров…

– А сами они, кстати?..

– Ничего нового. Я в присутствии Дениса разговаривал – и с «самим», и с «мадам»… «Попрощался, ушел, собирался домой… Пил немного…»

– Да! Для них исчезновение Виктора – удар, – заметил Зайченко. – Мы, конечно, ничего не говорили, но они догадываются…

– Насколько я знаю, Мейер финансировал строительство порта? И немецкие гимназии в России? И покупка квартиры… – Виноградов задумался. – А не может так быть, что кому-то не хочется…

– Ага! Заговор против семьи фабриканта! Кровавые интриги в бензиновой луже! – не преминул съязвить Корзун.

– Ну он, положим, не только фабрикант… Все-таки – национальный вопрос, экология…

– Стоп! Это – политика. Политикой я не занимаюсь! – поднял вверх растопыренные ладони Профессор. – И потом, при чем здесь шеф? Лично его смерть на финансовом состоянии Мейера, как я понимаю, не скажется?

– Практически никак, – в очередной раз пожал плечами Орлов. – Будут некоторые мелкие сложности – с правом подписи, счетами, но… Это все легко решаемые вопросы.

– Вот! Овчинка выделки не стоит. Другое дело – если это какие-то разборки на почве шоу-бизнеса: доля прибыли с проката, чьи-то интересы на кинорынке…

– Нет! – Реакция Ивана Ивановича была достаточно категоричной. – В последние три месяца никаких серьезных наездов не было, все вопросы решались… Пару раз наши бандиты перетирали с чужими…

Виноградов поморщился – ему было неприятно слышать этот полублатной жаргон:

– Вам виднее… Старые какие-нибудь заморочки не всплывали?

– Я понял! Мы проверим еще раз – и насчет кинобизнеса, кстати! – привлек к себе внимание Корзун. – Я вчера встречался… ну, вы понимаете с кем. Мы обговорили это дело, он обещал помочь, подключить все силы…

– Хорошо…

– Но пока – ничего! На них, бандитов, никто не выходил…

– А Виктора, кстати, инструктировали?

– Да. Он знает, кого в случае чего назвать, кем прикрыться. Телефон учил…

– Ладно, – сменил тему Виноградов. – В эти проблемы я не лезу: жизнь отвадила. Надо либо ментом быть, либо бандитом – пополам не получается… Кстати! Женя! Тебя нужно похвалить: смотрю, усиление постов на объектах, АОНы… Молодец, оперативно!

Начальник службы безопасности расплылся в улыбке:

– Все офисы перекрыты, склады, типография! У начальства на квартирах такая охрана – звери! К денисовской жене массажиста не пустили, руку ему вывихнули…

Под общий хохот Зайченко подтвердил:

– Точно! Но ничего – скромнее будет…

– И на квартире у шефа тоже… Ленка больше не возмущается, кажется, начинает понимать.

– Да она с самого начала догадывалась! Да! Обрати особое внимание на переезды – выход из дома, дорога на работу, вход в офис… И вообще по городу – по возможности поменьше перемещений. Это – самое уязвимое.

– Точно-точно, Денис! И не улыбайся! – поддержал Виноградова Профессор. – В квартиру-то вряд ли кто полезет, а вот по пути… И не только вы, мужики, семья в первую очередь: в школу, в магазин, еще куда – только под охраной! Ничего, некоторое время придется потерпеть.

– Еще что сделано?

– Морги… Больницы – и такие, и психушки… – Впечатлительного Дениса передернуло. – Я лично все объехал, денег дал. И фото. Теперь постоянно отзваниваемся. Слава Богу, никаких результатов.

Виноградову стало жаль парня, но приходилось руководствоваться соображениями целесообразности:

– Отлично. Это останется под твою ответственность… Понял?

– Да. Сделаю.

– Что насчет баб? Помнишь, ты говорил…

– Тоже полный ноль. По записной книжке проверил, так, в столе покопались… Ничего! Была пара сомнительных телефонов, я тут кое-какие старые связи пощупал, Иваныч подсказал… Голяк. Дохлый номер!

– Придется поверить. Но ты все-таки еще раз проверь, может, какая-нибудь девка из «Рекламы-шанс». Или из ваших, издательских?

Последнее предположение было тут же отметено бурным шквалом единодушных возгласов:

– Не-ет!

– Я бы знал, разве у нас чего скроешь?

– Володя, ты ж моряк – помнишь «Первое правило», – осклабился от близости любимой темы Зайченко. – «Если хочешь жить в уюте, не… люби в своей каюте!» – так, кажется, у вас говорят?

– Все, хватит… – отсмеявшись, вернулся к своим записям Профессор. – А то время позднее… Значит, что у меня? Ну, во-первых, по отделениям милиции: проверили книги доставленных, заявления… С участковыми и кое с кем из оперов перетолковали, тоже раздали фотографии – объяснили, что обижены не будут.

– Шум не подняли?

– Нет. Аккуратно. – Виноградов знал, что, если Профессор уверен, значит, это действительно так. – Все отделения в центре, потом рядом с домом шефа, по пути возможного следования… В общей сложности двенадцать.

– Из семидесяти с лишним? – вздохнул Владимир Александрович.

– Для первых суток неплохо, – насупился Профессор. – Тем более что это не основное мероприятие… Так, страховка.

– Согласен.

– Параллельно задействовали и ребят из «гебе»: они через свою ментовскую агентуру прозондируют относительно самих наших коллег.

– В смысле? – не понял Денис.

– Ты же помнишь? Говорил о том, что могли и стражи порядка забить… или ограбить… Ну вот, мы это и отрабатываем! На всякий случай…

– А что по первой версии? Транспортной, так сказать?

– Проверили железнодорожные кассы – нет. В аэрофлотовском компьютере – тоже нет. Залезли в массив данных «Финнэйра» и «КЛМ» – на фамилию шефа ничего. Но продолжаем дальше работать – за спекулянтов билетных взялись, подняли таможенных знакомых… Ищем!

– Теперь я доложу, – как бы подводя итог совещания, произнес Орлов. – Относительно кредитной карты… На третье число оставалось семнадцать тысяч долларов, с того времени деньги не снимались – никаких данных о платежах. На всякий случай я от имени фирмы уведомил об утрате, они уже доведут до сведения своих кассиров.

– Прекрасно! И последний вопрос… Иваныч, у меня вся пресса «на товсь!» стоит, только дай сигнал. Сразу же по «Информ-ТВ», и телетекстом, и в газетах с фотографией опубликуем… И о розыске, и о вознаграждении… И завтра можно будет заявление подавать в милицию… Дашь указания? – Зайченко, судя по всему, признал старшинство Орлова и уже обращался к нему соответственно.

– Я звонил в Москву… Там пока очень не хотят скандала. Это может здорово ударить – и по банку, и вообще… Короче, они оставляют на наше усмотрение, но так, чтоб по возможности…

Виноградов догадывался о существовании неких «москвичей», стоящих над Мареничем, но глубоко в эти вопросы старался не вникать, наученный горьким опытом: во многих знаниях многие печали… Тем более на его деятельность как сотрудника фирмы эти далекие и, очевидно, могущественные люди влияния не оказывали. Профессор, судя по всему, был более осведомлен:

– Хорошо им там говорить… И ведь так каждый раз, Иваныч!

– Ладно… Что мы выиграем, обратившись в милицию? А, Володя?

Виноградов вынужден был честно признать:

– Да немного… Легализуем свои мероприятия, потом, больший круг сотрудников милиции вовлечен… Хотя, собственно, всем до балды: глобальных операций по этому поводу все равно никто затевать не будет. Так, формально для очистки совести.

– Понял. Все! С заявлением подождем. С прессой тоже… Завтра в это же время… Корзун! Останься…

 

Глава седьмая

Они вышли из морга и молча направились через уставленный корпусами и хозяйственными постройками двор.

– Ну и слава Богу! – перекрестился Денис после продолжительной паузы. – В конце концов, было бы хуже, если…

Оспаривать это утверждение было глупо, и Владимир Александрович ограничился кивком. Зябко поправил поднятый воротник плаща. Вновь сунул руки в карманы.

В ранних сумерках было тихо и пусто, и с обрывка одинокого плаката белело злое и красивое лицо очередной «богородицы». Накрапывал ленивый дождик, а от двухэтажного пищеблока пахнуло чем-то очень несвежим… Виноградова затошнило, так что пришлось даже сделать несколько глубоких вдохов-выдохов, приступ прошел, оставив после себя ощущение тоски и усталости.

– Почти восемь… До метро подбросишь?

– Какой разговор, Володя! Прямо на работу отвезем.

Зайченко и Виноградов наконец очутились за воротами. Охранник, куривший рядом с БМВ, по выражению их лиц понял, что результат отрицательный, сноровисто открыл заднюю дверь, а сам нырнул на сиденье рядом с водителем.

Стремительно тронулись, раскидав из-под колес веер коричнево-мутной воды, и вскоре за окнами уже мелькали жилые коробки Гражданского проспекта.

– Не сердись, Володя.

– Да брось ты, Денис! Нормальный ход…

Виноградов действительно не имел никаких претензий: шел четвертый день поисков, активных и безуспешных, хватались уже за любую соломинку, и нервный звонок Дениса в шестом часу утра был воспринят почти с облегчением.

Тогда из пьяного, перемежающегося всхлипами и матом монолога Зайченко капитан понял только одно: нашли Маренича, мертвого, со следами побоев и пыток. Отвезли в морг больницы, он не запомнил имени какого святого, в новой-старой городской топонимике путался, только по описанию понял, о чем идет речь, нужно срочно ехать, что-то делать, убивать кого-то…

Транспорт уже ходил, и меньше чем через два часа Виноградов перед входом в приемный покой выслушивал почти протрезвевшего, мучимого похмельным ознобом и чувством вины друга и помощника шефа. Выяснилось, что ночью Денису позвонил один из «заряженных» им работников скорой помощи и сообщил: так, мол, и так, найден на Московском вокзале мужчина, похож по приметам. Документов нет, смерть предположительно наступила от множественных травм головы часов шесть назад… И Зайченко сам себе не мог четко сказать, почему он вот так вдруг сразу и бесповоротно решил – шеф! И почему кинулся к телефону, подняв, помимо Виноградова, Орлова, еще целую кучу народа и многострадальную мареничевскую Ленку… И почему вылакал в одиночку полбутылки «Абсолюта», хотя, собственно, это был самый мотивированный из его ночных поступков…

К моменту появления Виноградова все уже разъехались, и только виновник завязавшейся кутерьмы переминался с ноги на ногу под бетонным козырьком неподалеку от входа: ему было велено дождаться Владимира Александровича и получить очередную, причитающуюся персонально от него порцию пинков и оплеух.

– Это не он оказался. – Денис закончил рассказ и приготовился к худшему. Однако, вопреки ожиданиям, реакция капитана была вполне спокойной:

– Ладно, паникер. Пошли поглядим.

– Да ведь ходили уже… – робко простонал бедняга, в очередной раз представив холодное и страшное чрево трупохранилища.

Но Виноградов уже направился к обитой потертым дерматином, заляпанной годовалой грязью двери.

Действительно, все сомнения исчезли сразу же – то, что лежало на металлическом высоком столе, не было и не могло быть шефом: рыхлый, в каких-то лохмотьях, спутанные патлы спускаются к оскаленному рту, образуя подобие усов и бороды. Бледная маска лица в черных и фиолетовых гематомах. Владимир Александрович обратил внимание на торчащую из-под простыни руку: язвы, грязь, уродливые ногти вокзального бомжа… Он выглядел стариком, но медикам-профессионалам можно было доверять: покойник приходился почти ровесником господину Мареничу. И лысина опять же… Просто одному из них повезло в жизни чуть больше, он имел возможность делать себе педикюр и не пить тормозную жидкость. Но неизвестно, кому сейчас было лучше.

…Переехали Дворцовый мост и свернули на набережную.

– Сегодня будешь?

– Нет. Дежурю до девяти, я предупреждал Иваныча.

– Ага… Ничего нового?

– Серьезно – ничего. Днем тут с одним человеком повидаюсь, может, что-нибудь уже прояснилось по тем ребятам… из банка.

– Понимаю… Вчера Корзун что-то шевелился, людей собирал.

– Да? Интересно… – Денис понял, что Владимир Александрович скорее встревожен, чем заинтересован. – И что?

– Не знаю! Ты позвони…

– Обязательно… Вот здесь! На углу останови.

– Счастливо, Володя. Еще раз извини.

– Ерунда. Бывает. Всего доброго, ребята! – попрощался капитан с водителем и охранником, выходя из машины.

…В промокшем дворе суетились, и Виноградов окончательно уверился: день, начинавшийся с морга, ничем хорошим закончиться не может. Скопление разномастных, выкрашенных в сине-канареечный, зеленый, а то и в совершенно неуставной цвет бежевой грязи, автомобилей, прокашливание их изношенных двигателей, прогоревшая бензиновая вонь… Матюги взводных… Возбужденные, злые лица автоматчиков… Все старое, вечно холодное и простуженное здание Отряда было заполнено звуками готовящейся операции: скрежетали замки дверей оружейных комнат, штатные пишущие машинки рассыпали поспешную дробь последних приказов, по этажам перекатывалась гулкая поступь сотен пар тяжелых, обутых в казенные ботинки ног.

– А тебе домой звонили! Жена сказала: уже уехал… Нормально! – Старший лейтенант Шахтин был в форме, на столе громоздилась кучка полученных им в отделении связи радиостанций и помятый после Москвы мегафон. – Сычев-то болен, и Витька нет, а остальные приехали…

– Что стряслось-то? Объясни толком.

– А ты не в курсе? Тут такие дела! – Шахтин уселся и, глядя на привычно стаскивающего с себя гражданскую одежду Владимира Александровича, щелкнул зажигалкой. Затянувшись и выдержав приличествующую случаю паузу, он начал:

– Чистое Чикаго! Наши вместе с гаишниками тормознули на КП в Лахте тачку – то ли «мазда», то ли «тойота»… неважно. Короче, микроавтобус. Проверили документы – в порядке. Саню Воронина знаешь? Из второго батальона? Ну тот, который мародера прихватил в мэрии? Во-во! Так вот он сунулся в кузов – посмотреть. А оттуда – в упор из автомата. И по глазам! Инспектора зацепило, потом еще одного…

– А наш чего? Живой?

– Какой там – живой! В упор, в лицо…

– От с-суки! – Виноградов разогнулся, оставив незашнурованным высокий грубокожий ботинок. – Взяли их?

– Можно сказать… Того, который Саню, – его почти сразу же наповал, когда вдогонку стрелять начали. Хорошо, мужики не растерялись: влупили из двух стволов! Так водитель на пробитом скате еще пытался что-то там такое изображать: за переезд рванул, выскочил…

– Ну? – поторопил Виноградов, заранее испытывая мстительное удовлетворение. – Ну?

– Догнали. Сейчас – в реанимации, жить будет, но плохо!

– Сказал чего?

– Не знаю. Наверное… Но ты послушай! Если б это – все!

Виноградов уже стоял, почти готовый, держа в руках кобуру и примериваясь, как ее сегодня надеть – поверх бушлата или в брюки. Этот мелкий бытовой вопрос вытеснял из головы другие, несравненно более важные и страшные мысли: о том парнишке, сержанте Воронине, отличившемся в ночном столичном бою, вернувшемся к матери веселым и счастливым победителем и нашедшем смерть на первом же заурядном патрулировании… О людях, хающих милицию с высоких трибун, и о других, таких же, недоумевающих постоянно – за что же этим бугаям деньги платят!.. И о всех нас, с честью или без нее носящих форму, вечно бурчащих, недовольных зарплатой и начальством, но делающих свое дело, служащих одной из последних структур, подпирающих государство.

Все это можно будет осмыслить потом, на досуге – сейчас надо было заниматься делом.

– Что ты говоришь?

– Это не все! Машину открыли, а в ней ни много ни мало пять трупиков. Не считая того говнюка с автоматом.

– Сколько?! – Это было уже слишком.

– Пять! Все связаны. И расстреляны. В упор! – Голос у Шахтина был усталый и озабоченный, он вообще был не из тех, кто любит попусту трепать языком, тем более шутить на подобные темы. – Во всяком случае, опера так говорили…

«Личному составу, выезжающему в распоряжение уголовного розыска, собраться в классе службы третьего батальона! Повторяю: личному составу, выезжающему в распоряжение…»

Динамик повторил объявление и с достоинством смолк.

– Пошли!

Виноградов и Шахтин вышли из отделения и влились в густеющий по мере приближения к месту сбора поток офицеров и милиционеров:

– Привет, Саныч!

– Здорово!

– Привет, ребята!

– Товарищ майор! Мое почтение…

Виноградов замечал по множеству едва уловимых признаков – все в курсе, все готовы, все искренне переживают случившееся… Но в этой людской организованной массе не было рефлексирующих интеллигентов, она состояла из профессионалов, не позволяющих себе роскошь публичных истерик и воздевания рук к небесам.

– Товарищи офицеры! – На этот раз рядом с командиром отряда сидел седой, с красным нездоровым лицом и набрякшими от бессонницы веками мужчина. Добротный костюм, несвежая даже издали рубашка с галстуком. Замначальника управления, жизнью тертый сыщик. Зубр.

– Товарищи офицеры… Ориентировка до вас до всех, как я понимаю, доведена. Теперь дополнительная информация. Принадлежность машины и личность водителя установлены: микроавтобус принадлежит службе безопасности банка…

Виноградов вздрогнул, услышав название, уже которые сутки непрерывно крутившееся в мозгу.

– …и сидевший за рулем, некто Зеленцов, числится ее сотрудником. Нам он больше известен, правда, как один из боевиков «поволжской» преступной группировки. Ранее судим… Парни ваши при задержании, конечно, с ним поработали, но… – в голосе полковника не было осуждения, только некоторый отголосок профессиональной досады, – есть надежда, что скоро он сможет отвечать на вопросы. Комплексом оперативно-розыскных мероприятий удалось установить и одного из убитых ранее. Это некий Кривцанов Владимир, по кличке Чижик…

По залу прокатился сдержанный шумок: Чижика, одного из популярных в бандитской среде «старышевских» бригадиров, то есть удельных князей, поставленных лидером питерского преступного мира Александром Старышевым контролировать какой-либо объект или «линию работы», знали не только офицеры.

– Да-да! Тот самый Чижик…

Чувствовалось, что сыщик не торжествует: подобные смерти обычно предвещали начало очередной большой бандитской войны, лишь наивный обыватель мог надеяться, что это коснется только группировок и ментов. Заместитель начальника управления обвел взглядом присутствующих, и Виноградову показалось, что умные большие глаза задержались на его лице чуть дольше, чем на других, высвечивая давнее: «Динамо», совместные тренировки, тот выезд на разборку с «тамаринскими»… С тех пор пути милицейского капитана и его окончательно выбравшего рискованную стезю тезки разошлись.

Чижик пошел своим путем, а Владимир Александрович «ушел», порвал связи с тем, что напоминало о лихом и азартном оперативном прошлом, стараясь приучить себя к спокойной жизни заурядного милицейского служаки, почти строевого офицера, твердо знающего, сколько ему осталось до льготной пенсии. И даже услышав от Маренича, что крышей его фирмы при разного рода недоразумениях с бандитами является именно Кривцанов, Владимир Александрович не попытался встретиться с ним, принял это как данность и постарался выбросить из головы. В нынешней критической ситуации, парализовавшей «Нефтегазойл» и вплотную коснувшейся Виноградова, они с бывшим товарищем действовали порознь, нарочито обособляясь один от другого: позавчера, столкнувшись под аркой, только вежливо кивнули, обменялись рукопожатиями – и расстались, чтобы не встретиться, как выяснилось, уже никогда…

– Личности остальных пока не установлены. По имеющимся данным, вся эта заваруха произошла где-то здесь…

Сыщик продемонстрировал часть карты города, обводя подагрической рукой участок: район нежилой застройки, складов, таксопарка…

– Поэтому принято решение: с привлечением вашего личного состава, по «горячим» следам проверить предполагаемое место совершения преступления, обеспечить свидетельскую базу, охрану вещественных доказательств и вообще… Может черт знает что случиться, поэтому без вас, парни, не обойтись. Выручайте!

Зал опять зашумел, на этот раз одобрительно: в этом элитарном милицейском подразделении оперативников уважали, тем более таких, настоящих…

– Товарищи офицеры! – потребовал внимания начальник штаба. – Значит, так… Я назову старших групп, скажу, кто к кому входит, определю закрепленные объекты. Позывные обычные, транспорт выделен…

– Слышь, Саныч! Эй! – Виноградова дернул за рукав присевший рядом инспектор из пресс-группы Витька Барков, трепач и философ. – Что покажу-у…

– Ну? – поинтересовался, отвлекаясь, капитан.

– Я с мужиками в Лахте работал… К самой пальбе не успел, правда, но зато снял все еще до прибытия группы из экспертно-криминалистического! Понял? Классно получилось! – Он продемонстрировал лежащую на коленях видеокамеру. – А в эфир пускать не дают!

– Покажешь?

– Ладно уж… – Ясно было, что Баркову хочется похвастаться, и не перед кем-нибудь, а перед самим Владимиром Александровичем, которого он давно и искренне уважал. – Любуйся…

Капитан нагнулся и приник к губчатому раструбу, защищающему крохотный, встроенный в видеокамеру экран.

Не было ни цвета, ни звука, и поэтому все происходящее в бледно-голубом, прорезанном угловатыми значками тайм-кода прямоугольнике казалось нереальным, выхваченным из сюрреалистического фильма о космосе или глубинах океана… Объектив выхватил сначала обочину шоссе, рукав в милицейском ватнике, короткое рыло АКСУ… Затем – наплывом: паутины трещин на стекле, вывороченный колесный диск, овальные дыры от пуль в матовых бортах микроавтобуса. Страшный перекос двери, а в открывшейся, недоступной подсветке темноте салона – нагромождение скрюченных тел, неаккуратно прикрытых чем-то тяжелым и грязным. Наполовину выпавший наружу труп – стриженый затылок, пальцы, сомкнутые на ложе автомата… Тот самый боевик, догадался Виноградов, тот самый, который Воронина… На несколько мгновений экран погас, чтобы дать затем панораму: суета фигур в белых халатах, сполохи патрульных мигалок, кто-то тучный, лысоватый, в плаще с поднятым воротником, дающий категоричные приказы обступившим его людям. Услужливая рука откидывает простыни, которыми прикрыты лица пяти уложенных в ряд мертвецов – первый, второй… Третий – капитан узнал закаменевшее в последней муке лицо Володи Кривцанова… Четвертый… С краю лежал Корзун, он почти не изменился внешне – только черный подтек в уголке рта да непривычно растрепанная прическа.

Запись кончилась.

– Ну как? – Барков откровенно ждал похвалы.

– Профессионально! – Одна часть виноградовского сознания руководила речью, заставляя по достоинству оценивать работу коллеги, а другая еще оставалась там, на краю леса, продолжая анализировать, сопоставлять, просчитывать последствия…

– Еще бы! На телевидении за такой сюжет…

– Ага. Продай его Би-би-си, а на гонорары смотайся к Средиземному морю! – С заднего ряда между приятелями просунулся командир четвертого взвода, голова его нависла над Виноградовским плечом, а могучая пятерня потянулась к камере. – Дай глянуть!

– Пошел ты…

– Товарищи офицеры!

Зал поднялся, зашумел, зашаркал коваными подошвами, постепенно пустея, выдавливая из себя через узкую горловину двери решительных, уверенных в собственных силах и вооруженных до зубов людей и вместе с ними Владимира Александровича.

Определенный по карте периметр был оцеплен надежно и быстро: когда задержавшийся на базе штабной уазик вошел в зону операции, работа уже шла вовсю.

Накатываясь друг на друга, чередовались радиопереговоры:

– «Полета второй – двести двадцать первому! Полета второй – двести двадцать первому!..»

– «На приеме полета второй!»

– «Пришлите ко мне восьмидесятого, тут кое-что по его части…»

– «Понял все, двести двадцать первый… Сейчас сам подъеду!»

– «Полста седьмой, полста седьмой! Отзвонитесь на „Королево“, они вас не слышат!»

– «Внимание! Это восемьдесят восьмой! Указание шестнадцатого: все выезды автотранспорта за территорию – только после согласования с ГАИ! Повторяю: все выезды транспорта из зоны оцепления…»

– «Восемьдесят восьмой! Это двести двадцатый. Мы закончили на основном объекте, какие указания?»

– «Оставайтесь на месте…»

– «Это „Королево“! Восемьдесят восьмому срочно прибыть к шестнадцатому! Восемьдесят восьмому срочно прибыть к шестнадцатому!»

– «Восемьдесят восьмой! Кто вызывал полета пятого?»

– «Внимание! Пятьсот пятому, пятьсот седьмому, двести двадцатому! Срочно прибыть к шестнадцатому, срочно прибыть к шестнадцатому!»

– «Кто говорит, я не понял?»

– «Восемьдесят восьмой говорит, кому там не ясно?»

– «Ясно, выполняем… У полета седьмого проблемы с радиостанцией, пришлите связиста!»

– «На приеме семидесятый… Что с радиостанцией?»

– «Механическое повреждение. Об голову! Восстановлению не подлежит…»

– «Порядок в эфире! Прекратить посторонние разговоры!»

Результаты были впечатляющие: в арендованной у таксопарка ремзоне накрыли мастерскую с тремя наполовину разобранными «девятками» – все машины числились в угоне и вскоре должны были уйти на запчасти.

– Класс! – приговаривал Барков, водя объективом «панасоника» по живописно разбросанным на брезентухе ножам, дубинкам и газовому револьверу, изъятым у бугаев, охранявших подступы к месту преступного промысла. – Класс!

Не зачехляя камеру, он прыгнул к потеснившемуся на сиденье Виноградову, и через считаные минуты они уже осматривали не менее впечатляющую находку: очередную подпольную фабрику по производству и разливу «настоящего азербайджанского коньяка». Урчащие от удовольствия оперативники ОБЭП слонялись среди штабелей пустых бутылок, пересчитывали откатанные на цветном ксероксе наклейки, пересыпали из коробок золотистые кружочки пробочной латуни… Все было налицо: машинки для укупорки, емкости спирта, какие-то вонючие ингредиенты цвета перекипяченного чая. Разумеется, мастерам-виноделам было что терять – именно один из них, темпераментный южанин, попытался не пустить бойцов в цех, повел себя некорректно, в результате чего тяжелая милицейская радиостанция отправилась на списание, а он – в тюремный госпиталь… Да и вид его коллег-земляков не радовал: все мы люди, все человеки, каждый из участников операции хоть раз в жизни да соблазнился, приобретя в ночном ларьке что-нибудь необходимое для дружеского застолья или интимной беседы с дамой, а потом страдал, в лучшем случае отплевываясь и жалея о выброшенных деньгах. Поэтому «виноделам» досталось…

– Капитан! Давай сюда! – По высунувшейся из кабины голове штабного водителя Виноградов понял, что наконец-то поступило сообщение, которого ждали.

– Что там?

– Поехали… Народовольческая, шестнадцать. Обнаружили джип, по документам владелец – какой-то пенсионер, но сыщики говорят, что это машина Чижика, она так по их учетам проходит. Понял?

– Давай жми!

Миновав первый кордон – за широкими спинами автоматчиков двое в штатском колдовали над чем-то в огромном салоне малинового вездехода «чероки», – начальник штаба и Виноградов почти взбежали по грязной бетонной лестнице наверх:

– Здесь?

– Так точно! – Очередной милиционер посторонился, пропуская их к дверному проему.

Офицеры шагнули на свет и затоптались, не решаясь отдалиться от входа, мгновенно осознав свою ненужность и неуместность своего пребывания сейчас в этом месте: на смену одной государственной махине, закованной в металл бронежилетов, вооруженной, сцементированной армейской дисциплиной и почти кастовым кодексом чести, на острие событий выдвинулась другая – очкастая, прокуренная, натасканная для беспощадной охоты, умная и злая сила. Щелкали фотовспышки, что-то бубнил в диктофон заспанный бледный следователь прокуратуры, присевший в неудобной позе парень писал быстрым почерком, заполняя желтоватые страницы протокола… С полдюжины людей, вроде бы и сами по себе, но в действительности выполняя неумолимую волю пославшего их могучего министерства, делали привычную работу: соскребали в пакетики нечто, незаметное глазу, скрипя резиной перчаток, составляли на белоснежной простыне замысловатую мозаику, измеряли, опыляли чем-то бетон…

Отряд свою работу выполнил. Настало время оперативно-следственной бригады.

На Виноградова вдруг полыхнуло ужасом: наспех замытые пятна в складках кафеля, горловина водостока, мутные разводы на поверхности высоких, от пола до потолка, зеркал, задетая чьим-то торопливым плечом кожаная красивая боксерская груша посередине… Все они были свидетелями и безмолвными участниками недавней трагедии, это почувствовал не только капитан – Владимир Александрович заметил, как мгновенно передернуло и видавшего виды начальника штаба, как старательно отводит глаза от происходящего внутри поставленный на пост милиционер.

Это место сочилось страхом и болью, последней, смертной мукой…

– Господи, прости меня грешного, – тихо перекрестился Виноградов, и стоящие рядом непроизвольно повторили его жест.

– Пошли! – Очутившись внизу, во дворе, начальник штаба торопливо закурил. – Во б…

Дом шестнадцать на Народовольческой улице представлял собой старый, еще довоенной постройки, кирпичный барак с узкими бойницами окошек и покатой крышей. Глухой забор отделял от соседних зданий и замусоренного тупичка двор, уставленный покосившимися металлическими конструкциями и штабелями шифера, и ржавые двухстворчатые ворота казались единственным изыском этой мрачной тюремной архитектуры.

О том, что здесь ступала нога человека, свидетельствовали только два прилепленных листка: объявление о продаже гаража и очередное истерическое заклинание «святого братства».

– Так, майор… – За спиной возник спустившийся со второго этажа давешний красноречивый полковник из угро. – Спасибо тебе, ребятам… Рапорт будешь писать на поощрение – я поддержу.

– Какие дальше указания?

– Да вроде… Снимай своих! Пусть только один ЗИЛ останется на всякий случай. Сколько это там получится? Взвод?

– Хорошо, сейчас решим.

– Да! И еще – дай мне двух человек. Надо пока к Зеленцову поехать, побеседовать… Может быть, если врачи позволят, перевезем его к себе.

– Конвой?

– Ну, вроде того. На всякий случай.

– Владимир Александрович, съездишь? И кого-нибудь из бойцов возьми, скажи взводному – я приказал.

– Есть… – Виноградов кивнул, козырять в таких случаях было не принято, все-таки не войска, и пожал протянутую полковником руку:

– Сейчас прямо выезжаем?

– Минут через десять. Стойте тогда здесь наготове, далеко не уходите!

Вызывая по рации «полета седьмого», капитан Виноградов трезво и отчетливо понял: к телефону будет не подойти, ни с кем он связаться не сможет, никого не предупредит…

 

Глава восьмая

По пути в больницу полковник, устало втиснувший свое массивное тело на переднее сиденье, и занявший место за рулем управленческих «жигулей» оперативник продолжали начатый, очевидно, еще наверху разговор. Они практически не обращали внимания на своих коллег в форме, разместившихся сзади, – так увлеченные друг другом любовники почти игнорируют везущего их таксиста, а бизнесмены, встретившиеся для обсуждения деловых проблем в «Европейской», отмечают появление официанта только вежливым кивком и чаевыми при расставании.

В этом не было ничего от высокомерия, просто в условиях жесткой функциональности милицейского организма каждый привык заниматься своим делом: редкие, по счастью, попытки оперативников самостоятельно освободить заложников или разорить притон обычно заканчивались так же плачевно и глупо, как безграмотные потуги патрульных разоблачить рыночных торговцев в сбыте «левака» или махинациях с накладными.

Инициатива вне рамок должностных обязанностей не поощрялась.

Выхваченный из своего взвода сержант с равнодушной тоской смотрел на мелькающую за окном машины череду дворов и улиц, завидуя остальным милиционерам, и Виноградов его прекрасно понимал: день загублен, едешь неизвестно куда и на сколько, а мужики уже отработали, вернулись на базу… Чай заварили, кто – в спортзал, кто – в доминишко… Сам Владимир Александрович, прикрыв глаза, прислушивался к текущей впереди беседе.

– Да нет, руоповцы туда тоже выехали, но мы пока дело им передавать не будем, покрутим законных трое суток…

– Еще бы! Любят они на готовенькое… Фе-бе-эр доморощенное, рабоче-крестьянский вариант…

В нормальных милицейских подразделениях к Региональному управлению по борьбе с организованной преступностью, ранее именовавшемуся Оперативно-розыскным бюро, а еще ранее – Шестым управлением, относились со смешанным чувством зависти, неприязни и уважения. Завидовали прекрасной технической оснащенности, высоким окладам, возможности в любой момент спихнуть «глухое» или неинтересное уголовное дело куда-нибудь вниз, в район. Не любили за то же самое, за показушность, стремление при всяком удобном случае подчеркнуть свою кристальную честность и огромную дистанцию, отделяющую их, элиту, от суетящихся в море мелочевки коррумпированных ментов из отделений милиции. А уважали за профессионализм, не растраченный несмотря на изложенное выше: Виноградов не так давно попавший сам в руоповскую мясорубку, прожеванный, помятый и чудом выброшенный живым на обочину, судил об этом не понаслышке…

– Что там об убитых?

– Кривцанова установили, по дактокартам еще двоих – судимые, из его команды… Остальные, наверное, тоже, документов-то никаких, карманы пустые.

– А… тот?

– Я думаю, он тоже из банка, – полковник понял, что речь идет о боевике, застрелившем милиционера, – наши сейчас в кадрах там работают, должны фотографии привезти.

– Да, забыл сказать! По автомату ответ пришел.

– Ну? По какому?

– По «кипарису». Который у Зеленцова изъяли.

Виноградов даже непроизвольно открыл глаза: его! «Кипарисы», девятимиллиметровые складные автоматы, в собранном виде выглядевшие меньше японского однокассетника, но обладавшие зверской убойной силой, считались в милиции оружием секретным, выдавались только спецподразделениям, и в отряде их было – по пальцам перечтешь.

– Это тот самый, который у чекистов ушел, в мае.

– Ну и слава Богу, что не наш… А то дерьма не оберешься.

– С АКСУ сложнее – номера нет, очевидно прямо с завода. Но это уж забота не наша, пусть борцы с терроризмом крутятся – у них вроде было дело по Туле, по хищениям оружия…

– Проинформируйте. Хотя нет… Передадим «волкодавам», пусть сами решают. Да! Так и поступим, генералу я доложу.

– А что эксперты? Я так понял, что какая-то ерунда…

– Да уж… Если судить по следам – кровь, дырки от пуль… Получается, что тех пятерых сначала расстреляли, а потом волохали из угла в угол по всему помещению… Или сначала избивали… Но следов-то на трупах нет – ни пыток, ни побоев! Бред какой-то. И Самуилыч считает, что часть крови – вообще засохшая, старая…

– Ладно, посмотрим, что «клиент» скажет!

У входа в палату Зеленцова ругались четверо: скуластый парень баскетбольного роста подпирал плечом выкрашенный в белое косяк, а его коллега из аппарата угро, постарше и пониже, шипел и плевался в сторону наседающих представителей легкого на помине РУОПа:

– Сказал ведь – не пущу! Будет указание полковника – пожалуйста, баба с возу…

– У нас указание начальника Главка! В соответствии с положением имеем право… – Они подошли сзади, поэтому Владимир Александрович не сразу узнал капитана Тарасевича. Это было кстати, настолько кстати, что он даже не поверил сначала этой первой за сегодня удаче.

– В чем дело? – Вид и тон у замначальника уголовного розыска были настолько грозны, что будь у руоповцев нервы чуть послабее, они должны были бы рухнуть на линолеум и незамедлительно растаять:

– Документы!

Офицеры дисциплинированно предъявили ксивы:

– Капитан Тарасевич.

– Капитан Баранов.

– Нам необходимо допросить задержанного Зеленцова. Решается вопрос о передаче в РУОП этого дела…

– Письменное разрешение следователя есть? Нашего, который ведет?

– Нет, – подобравшись, процедил Тарасевич. Речь шла о таких формальностях, соблюдение которых в оперативной среде считалось просто неприличным.

– Свободны! – С правовой точки зрения полковник чувствовал себя неуязвимым, тем более что и численный перевес был на его стороне: трое подчиненных, Виноградов и даже отвлекшийся от мыслей об обеде милиционер с интересом наблюдали за происходящим.

– Есть… – Оскорбленные Баранов и Тарасевич медленно, пытаясь сохранить достоинство, повернулись и пошли по коридору.

– Ладно… Подождите! – Старый сыщик насладился триумфом и предоставил возможность возобладать чувству профессионального долга: в конце концов, он был не кабинетной «промокашкой», а матерым оперативником. – Я с ним сейчас сам буду разговаривать. Если хотите… Один может присутствовать. И еще вон – капитана возьмем. Он кивнул на Владимира Александровича.

Никто не удивился – посторонний, незаинтересованный свидетель, лишняя страховка на случай возможного межведомственного конфликта…

– Спасибо! Я буду. – Тарасевич запихал оплеванное самолюбие поглубже и вернулся. Виноградов с равнодушным видом пожал плечами.

…Зеленцов, естественно, находился в палате не один. При появлении начальника хмурый, обложенный пачкой прочитанных газет опер встал и с видимым облегчением отправился восвояси. Вообще же тысячи больных на необъятных российских просторах могли только позавидовать задержанному бандиту, мечтая о таких условиях: никаких соседей, лучшие медикаменты, круглосуточный, заботливый, хотя порой и несколько навязчивый присмотр…

– Как он? – Игнорируя лежащего, поинтересовался полковник. – Говорить может?

– Еще как, – устало обернулся в дверях сменный «медбрат», – все уши прожужжал: то записку отнести, то с одеждой помочь… Неплохие деньги, между прочим, сулил! Потом, само собой, жизнь обещал попортить, пугал…

– Ну это уж как водится! – понимающе покачал головой старый сыщик. – Иди, Леша, спасибо… Ну-с, давай беседовать.

Он присел в ногах Зеленцова, прямо на одеяло. Тарасевич занял свободный стул, Виноградов устроился на подоконнике.

Бандит, массивный, широкий в кости, левое плечо его, перехваченное бинтами, выглядывало только чуть-чуть, зато правая рука виднелась полностью, как бы поднятая для удара или единодушного голосования. Это объяснялось просто – серая сталь «браслетов» намертво приковала ее к спинке кровати. Начавшее покрываться щетиной лицо, тревожно бегающие глаза, выпуклые на фоне огромного кровоподтека…

– Больно? – В голосе заместителя начальника уголовного розыска не было участия, ни искреннего ни фальшивого. – Бо-о-льно… Ничего. Заслужил! Потерпи, недолго осталось.

И от этого неожиданного, ни разу ни в одном кино не виданного начала разговора, от этой не то угрозы, не то двусмысленной присказки глаза Зеленцова мгновенно налились ужасом, мелкие капельки пота выкатились на лоб из-под пегих волос.

– Почему? – неожиданно для себя спросил он еле слышно, и Виноградов понял: все, чистая победа! Полковнику с ходу удалось пробить, сломать выстроенную задержанным за часы ожидания линию защиты, вытянуть его за собой, заставив общаться в режиме диалога. А уж остальное было делом техники.

И действительно, меньше чем через полчаса бандит, которому сотни раз и бригадир, и успевшие «сходить к хозяину», то есть отсидеть, товарищи внушали: ни слова без адвоката, полная отрицаловка, никаких торгов с ментами… Так вот, меньше чем через полчаса он уже говорил, юлил, изворачивался, пытаясь отделаться наименьшим признанием, и все больше затягивал на своей жилистой шее беспощадную петлю.

Старик работал блестяще. На каком-то этапе в допрос влился Тарасевич – легко, ненавязчиво, как бы поддерживая полковника под локоток и придавая беседе новый импульс – и они дожимали Зеленцова дуэтом, постепенно вырисовывая реальную картину минувшего вечера…

Откровенно говоря, вздыхал бандит, валить Чижика и его братву никто поначалу не собирался. Кому это нужно! Сергеича в городе уважали, да и вообще… Вроде как несчастный случай вышел, ясно?

Но они ж сами – как приехали, так буром и поперли, хуже отмороженных. Особенно один, молодой, начал сразу слова всякие неправильные кричать, базар гнилой развел… Понес насчет какого-то барыги, которого будто бы мы не то прихватили, не то грохнули – я толком и не въехал.

Бригадир, само собой, в непонятое – к Чижу: что за дела? Тебя знаю, ты человек авторитетный, а это кто? И почему он так разговаривает? Если насчет бабок перетереть – давай, готов, как договаривались, а пацанчику своему объясни, что за подобные предъявы и ответить можно… Чижик, я видел, аж побелел, полез между нами – поздно! Тот сопляк, псих ненормальный, сунулся за пазуху, в кобуру… Пришлось их сразу же под волыны поставить.

Ну что дальше… Связали, водилу снизу привели. Все гуманно, без битья – сидим, молчим. Один молодой не унимается, своим, наверное, хотел показать, какой он крутой: и что будет нас в рот… и во все отверстия, и что мы покойники, и что ответим! Бригадир послушал-послушал, посмотрел на молчавшего Чижа и звонить ушел… А потом вернулся. А потом мы их всех кончили.

– А стреляли-то из чего? – уточнил полковник.

– Из этого, как его… автомат такой маленький… Бригадирский.

– Он сам, что ли, лично кончал?

– Н-нет… – после некоторой паузы выцедил Зеленцов. Стало ясно: останавливаться сейчас на этом вопросе нельзя, клиент его боится и может застопорить. В конце концов, надо было определиться с главным, детали – удел следствия.

– Слушай, а насчет того, что их не трогали… Может, без тебя? А то ж там все стены в кровище и пол? – резко сменил направление разговора Тарасевич, уводя его от рискованного места.

– Ха! Это совсем другая тема…

Зеленцов опять расслабился, стал многословен и хвастлив. Да, действительно – уж чего-чего, а крови и переломов домик на Народовольческой, шестнадцать, навидался и криков наслушался… Но все это, так сказать, не по милицейскому департаменту, будьте уверены!

Оказывается, в свое время «бункер», как его называли в определенных кругах, использовался для подпольных боев. Слышали, наверное: абсолютный контакт, голые руки-ноги, поединок до полной отключки… Никаких особых правил, каждый бьется как умеет – бокс, самбо, русский стиль, единоборства всякие восточные. Ставки – бешеные, входная плата, призовой фонд… просто песня! Раз выступил – год живешь в удовольствие, правда из них иногда месяцев шесть в больнице. Дело прошлое – случалось и того-этого, в смысле в ящик сыграть, но все по-честному, страховка семье, пособие… А первоначальных вложений было – мизер: мешок повесили, пару тренажеров для разминки, зеркала во всю стену. Водопровод работал, стульев старых натаскали. Место удаленное, посторонних глаз нет, после всего из шланга водичкой окатишь кафель, и вроде как чистенько, можно по новой начинать…

Но потом, когда такие шоу начали в открытую, в шикарных кабаках и чуть ли не во Дворце пионеров проводить, те, кто бункер организовывал, в накладе не остались: они тогда банк открыли, как раз и всю команду – бойцов лучших, охранников, еще кое-кого к себе перетянули, в специальный отдел. Ну и изредка, чего уж греха таить, использовали Народовольческую по назначению: очень обстановочка способствовала ведению разных переговоров, особенно со всякими торгашами и должниками, у кого нервишки послабже. Бригадир придумал даже: цемент на видном месте положили, носилки, кирпичи – так что действовало исключительно! И бить не требовалось.

– А мы-то дураки! Все гадали, гадали… – Полковник простецки рассмеялся и с веселой досадой хлопнул себя по лбу: глаз его Зеленцов видеть не мог, поэтому в очередной раз обманулся.

Еще не сознавая этого, он уже сотрудничал с оперативниками, цепляясь за иллюзию партнерства, опутанный тысячей искусно сплетенных невидимых нитей…

– Так, а с чего вообще Чижик-то притащился? Он же спокойный мужик был…

– Эх, ма! Да из-за ерунды…

С точки зрения Зеленцова, события развивались следующим образом.

Ребята из банка «обули» какого-то лоха. Круто, судя по всему, «обули»: когда месяц тому назад он его увидел, был барыга по уши обосрамшись, так что даже очки потели. Без слов сел в «мерс» бригадирский, проехали с ним в Озерки… Там есть одна точка, довольно цивильная, не чета бункеру. Разговаривали с ним большие люди – может, и не сам шеф, но начальник спецотдела точно был… Ну они, конечно, договорились – о чем, Зеленцов уже позже догадался. Тридцатого. В четверг, точно – потому что на следующий день пятница была, банный день… Так вот. Его дело маленькое – сиди, рули. Но умище-то, как в анекдоте, куда девать? Догадался! Тот очкарик наколку дал, по ней и выехали… Кто? Кроме Зеленцова, бригадир, начальник спецотдела Олег Иванович с радиотелефоном и еще какой-то мужик, явно блатной, «засиженный» – тот хоть и молчал всю дорогу, но воняло от него тюрьмой за версту! Подъехали куда надо, встали… У Олега Ивановича «дельта» заверещала, он что-то буркнул, отключился. Потом еще раз! Вот тут бригадир с тем зеком как ошпаренные вылетели, зашли куда-то во двор… Минуты две их не было, когда появились – сразу молча на сиденья и ходу! Но, видимо, неплохо сходили – если уж сам Зеленцов полтонны «зелени» получил, то и остальные не обижены, верно?

Больше недели все тихо было… А вчера в обед, блин, – общий сбор, бригадир братву на уши поднял: оказывается, чижовские ребята откуда-то номер радиотелефона вычислили, тот самый, который тогда у Олега Ивановича был, сняли владельца… Да нет! Шеф же не пальцем деланный – он «дельту» брал на один раз, мужик вообще не при делах, не в курсе! Дураков нет своим номером пользоваться… Вы чего думаете – одни менты с мозгами? Бригадир мне так и объяснил: страховочка дополнительная, «звоночек». Пока мужику почку отбивали, выяснилось, что к чему, наши уже в курсе, имеем время подготовиться… Так и получилось.

В Озерки-то успели – примчались уже после чижовских. Ну, скажу, они там покуролесили! Все вверх дном, стекла – ни одного целого, мебель покрошена… И наши трое бойцов из охраны – в отрубоне полном, старшему к морде листок прилеплен с объясненьицем: визитка самого Сергеича. Честно говоря, классный мужик был, б…! Жаль, что так получилось…

Ну что? Звонили, конечно, не при мне. Как там, что – не знаю, но стрелку забили на вечер в «бункере», ясно безо всяких, что разговор ожидается серьезный… Я больше скажу, хотите верьте, хотите нет: слышал краем уха базар между шефом и еще одним, из банка, основным – Чижик из-за той истории с барыгой «вписался», он, оказывается, кинутой конторе крышу давал, а наш спецотдел лопухнулся, не выяснил заранее… Бледный был у Олега Ивановича вид – еще бы! С него спрос… Но я, короче, понял, что наши настроены мирно разойтись – развести или там долями решить на авторитете…

И если бы не этот молодой… Но Чижик сам виноват – за своих отвечай! Надо знать, кого на стрелку приводить, и вообще – учить. Такие слова, которые тот говорил, их вообще прощать нельзя, ясно, что у всех нервы, но… Тем более никто так и не понял, об чем базар! Вроде им даже бабки были не так важны, молодой гнал все насчет того, что мы, дескать, их «папашку» выкрали зачем-то… короче, херню разную, я не врубился. Ну нет, нет! Про того барыгу, которого в самом начале кинули, про него вообще ни слова не было, он им, думаю, побоку…

– Ну и куда ехали?.. – Давая раненому прикурить, поинтересовался Тарасевич. – За город?

– Нет! – с язвительным высокомерием ответил Зеленцов. – К вам, в ментовку. В бюро находок! Ну ты вопросы задаешь… Что – не знаете, как делается? За Каменку вывезли, канистру по салону, спичку в бак – и все! Опознавайте по фотороботу… Но это не для протокола! – спохватился он.

– Да ладно тебе…

– Ладно! Все нормально бы обошлось, если бы не эти… – Зеленцов мотнул головой в сторону виноградовской формы с отличительными нашивками отряда. – И если бы не Колька-псих…

– Не боишься? Вдруг предъявят?

– Перед братвой я чист, по всем понятиям! – Лицо бандита дернулось, видно было, что полковник наступил на больное. – Никто из чижовских мне ничего сказать не может! Если надо – отвечу, но пусть и бригадир, и этот, из спецотдела… Они что – в стороне? Ваш-то суд мне до… до этой самой! Я и на зоне буду лучше жить, чем вы сейчас!

– Ладно-ладно, не заводись… – Улыбчивый Тарасевич не спеша достал из внутреннего кармана диктофон, отсоединил какой-то проводок и прижал кнопку перемотки. – Хватит, наверное… Послушаем, что получилось?

Зеленцов зарычал и рванулся с койки, но боль в скованном «браслетом» запястье отбросила его назад, обожгла вывернутый локоть, плечо, кровоподтеки под присохшими бинтами:

– С-суки! Падлы!

На лице полковника тоже особый энтузиазм не прочитывался, ему было, конечно, наплевать на бандитские эмоции, но вот то, что партнер-сопляк со своей новомодной техникой нахально, прямо из-под носа снял пенки с почти двухчасовой ювелирной работы… И теперь надо будет унижаться перед его начальством, чтобы заполучить легализованную запись своего же собственного разведдопроса!.. Элита, мать их так!..

Один Виноградов реагировал вяло. Чуть больше, чем все присутствующие, зная шустрого руоповца, он с самого начала ожидал чего-нибудь в этом духе.

– Ляпин! – рявкнул полковник и, когда в дверях возник один из его сыщиков, решительным тоном распорядился: – Мы закончили. Будь в палате, с задержанного глаз не спускать! Капитан со своим милиционером пока останутся, подстрахуют вас на случай перевозки в госпиталь… Определитесь с врачами.

– Есть, – отреагировал оперативник.

Виноградов тоже кивнул, подтверждая, что приказ в части, его касающейся, понят и будет выполнен.

– Теперь что касается записи… – Полковник выдержал эффектную паузу, после чего озабоченно покачал головой: – Нет, самому мне сейчас не до этого! Давайте уж, голубчик, начали хорошо – и закончите на совесть: напишите рапорточек, стенограмму сделайте, все как положено… А я уж в Главк звякну, попрошу, чтобы вас поощрили. За инициативу. И исполнительность!

– Есть! – Тарасевич видел, что старик спасает свой авторитет в глазах подчиненных, и решил не обострять ситуацию. В конце концов, амбиции – дело десятое, полковник ему нравился, и лишний раз унижать его необходимости не было. – Сделаю!

– Все. Уходим. – Заместитель начальника уголовного розыска стремительно двинулся к дверям, увлекая за собой Виноградова и Тарасевича.

– Адвоката, сволочи! Ад-во-ка-та-а! – Отчаянный крик униженного бандита выкатился вслед за офицерами в коридор, обгоняя их и дробясь о холодные бетонные стены бесконечно длинного больничного корпуса…

– Перекусите? – вежливо обратился к спутникам Тарасевич, когда они втроем спустились в вестибюль. – Здесь очень приличная столовая. И буфет… Я ходил, пока вас ждал.

– Нет! Спасибо, – полковник не знал, как реагировать, поэтому на всякий случай отказался, – дел по горло. Вот пусть капитан… – Он протянул большую сухую ладонь сначала Владимиру Александровичу, потом руоповцу: – Всего доброго!

– До свидания…

– Всего хорошего. Я сегодня же займусь пленкой. – Тарасевич не рассчитывал на то, что старикан примет его предложение, наоборот. – Баба с возу – кобыле легче! – нехорошо улыбнулся он, оставшись один на один с Виноградовым…

– Ну? Что скажешь? Короче только, времени нет совсем. – Ни в какую столовую они, конечно, не пошли, пристроились в полутемной подсобке, попавшейся по дороге, среди ведер, тряпок, пыли и неистребимого хлорного запаха. – Врет? Или нет?

Вдали от посторонних глаз можно было не притворяться, поэтому тон Владимира Александровича был жестким и требовательным, как обычно бывалые опера говорят с не оправдавшими надежд агентами.

 

Глава девятая

Виноградов завербовал Сергея Тарасевича не по долгу службы. И даже не на потребу какой-нибудь из расплодившихся в городе преступных группировок, хотя за ручного опера из Регионального управления по оргпреступности можно было бы получить неплохие деньги… Владимир Александрович сделал это из любви к искусству, великому и прекрасному искусству тайной войны. Ну и, конечно, чтобы рассчитаться за ту историю…

Прошло уже больше года, но капитан отчетливо помнил: очередной изнурительный допрос, возвращение в камеру – и вдруг азартная, неуместная мысль… А что, если? Если этого опера, такого худого и очкастенького, упивающегося собственной властью и неподкупностью, – да на крючок? И под себя его, под себя…

Долгий рассказ редко бывает интересным. И в этой истории не было пудов исписанной бумаги, установок по месту жительства, согласований, подписок и расписок – просто так получилось, что в конце концов капитан Виноградов получил право спрашивать, а старший оперуполномоченный РУОПа Тарасевич уже не мог отказать ему в редких и необременительных просьбах.

Справедливости ради стоит отметить, что Владимир Александрович никогда не использовал полученные сведения в ущерб интересам службы – так, для внутреннего пользования… и из профессионального тщеславия. Но на этот раз все было значительно серьезнее.

– Ну так что? Врет?

– По мелочи… Главное другое. Главное, что Маренича твоего они не трогали!

– Не понял?!

– Вот так! Насчет сейфа – они, но насчет твоего босса… – мимо!

– Давай тогда поподробнее.

– Ты когда со своей просьбой опять прорезался, мы группу эту, банковскую, уже разрабатывали. Корки были заведены, все чин-чином: телефончики на прослушке, в кемпинг кое-чего засунули, в офис их…

– Че ж молчал?

– Проверить надо было, уточнить… Те или не те, да и вообще: у нас в полном объеме материалом никто не владеет, так, по частям…

– Блин! Ну и?.. Чьи они?

– Вообще-то формально – «поволжские», бригадир их, Сима, деньги туда в общак отдает. Но они работают на долях и со старышевскими и с тамаринскими.

– Сима? Я что-то не слышал, – наморщил лоб Виноградов.

– Поэтому и не слышал! Сейчас команд развелось… Не уследить, хоть десять компьютеров подключай.

– Ага! Старышева вы «приземлили»? А других серьезных людей? Ведь теперь каждый прыщ свою политику гнет!

– Ладно! Не будем…

– Согласен. Времени нет. – Владимир Александрович вздохнул, прекращая свой извечный спор с Тарасевичем. В принципе, Сергей был с ним согласен – он тоже помнил первое поколение рэкетменов, обладавшее своеобразным кодексом чести, «доившее» только теневиков. Это были враги, но враги, добивавшиеся своего с помощью отчаянной храбрости и собственных бицепсов – в старышевской гвардии, например, в конце восьмидесятых штрафовали за пропущенную тренировку или явку «на работу» с запахом вчерашней пьянки! А сейчас? Сопляк, на футболку – свитер, на свитер – спортивный костюм, сверху еще что-нибудь вязаное, потом уже кожаная куртка, чтоб поздоровее казаться. Побрился покороче, кепку нацепил: я бандит! Слабость порождает жестокость, пистолет в кармане – иллюзию крутизны… Поколение гоблинов, как недавно написал один опер, против таких учебник криминалистики не поможет, если только им не бить достаточно долго по стриженой башке… И Виноградов, и Тарасевич относились к нынешнему накату оргпреступности одинаково, но сотрудник регионалки вынужден был оберегать честь мундира.

– А что банк? Этот, Олег Иванович?

– Ну, с тем все ясно – бывший комитетчик. Его номер – шестнадцатый, подпевала при Симе. В основном группа промышляла «кидняками», внаглую: брали ссуды или товар в фирмах, якобы под банковскую гарантию, потом выяснялось, что банк вроде как ни при чем… Ну и другие там всякие варианты, я подробностями не интересовался, это наши «экономисты» крутят…

– По моему вопросу-то что?

– Ты когда рассказывал суть, я кое-что сопоставил, распечатки с прослушки посмотрел… Все совпадает. Кожина они «сделали», он им на твоего шефа наводку слепил – действительно, семьдесят тонн «зелени». Планировалось этого лоха на следующий день вроде как для расчета вытащить и, естественно, грохнуть – есть запись разговора Зеленцова с Симой. Там все намеками, с разной мишурой, так что в качестве доказательства не пойдет, но по смыслу ясно. Но Маренич, как я понимаю, его куда-то спрятал?

– Да. Мы его из города увезли: точно ничего не знали, но так, на всякий случай.

– Вот! Тогда они и засуетились.

– Еще бы… Свидетель живой, в милицию его не потащат, но если Чижик займется! Это ж война.

– Что и получилось… Они рассчитывали – концы в воду, чтоб никаких разборок – а тут на́ тебе! Когда вчера чижиковские на них все-таки вышли, я так понял: и Сима, и Олег Иванович готовы были по-хорошему развести – бабки вернуть, может, там даже какие-нибудь штрафные санкции, необидные… Но ни тот ни другой понять не могли, почему им за Маренича предъявы делают. То есть кто такой Виктор, они знали, но трогать-то его – не трогали!

– Уверен?

– Да они полдня на телефонах провисели! Да и так, между собой… Я вечером записи слушал, а сегодня с утра – вчерашние. И Сергеич со своими ребятами зря погиб. И Корзун этот ваш…

– Откуда фамилию его знаешь?

– Так… секрет фирмы. Так что предупреди там: с утра займемся «Нефтегазойлом», зайдем побеседовать.

– Спасибо. Учту… Сука, гадская жизнь! Просил же его не суетиться, не лезть! Нет – с ходу захотел, первым! И сам лег, и людей загубил. Мальчишка… – Виноградову было почти до слез, до грязной матерщины обидно, он почему-то жалел бестолкового и храброго начальника службы безопасности, так и недоигравшего в казаки-разбойники.

– Идти надо. – Тарасевич Корзуна не знал, а конец команды Чижа был для него всего-навсего новой коррективой в криминальном пасьянсе оперативно обслуживаемого города.

– Да, конечно! Я тебе что-то должен? – Деньги в их отношениях почти не присутствовали, но соблюсти установившийся ритуал Виноградов был обязан.

– Нет… Но теперь мы в расчете?

Владимир Александрович чуть помедлил:

– Хорошо. Счастливо тебе…

– До свидания.

– Это уж точно! Питер – город маленький… Увидимся.

– Пока!

– Удачи тебе…

Когда топот каблуков руоповца затих где-то внизу, Виноградов поправил чуть съехавший на сторону ремень и отправился искать телефонный аппарат.

…Трупы для похорон выдали на удивление быстро – уже на второй день. Одними деньгами, судя по всему, эта проблема не решалась, были задействованы каналы и связи в высших эшелонах: как потом узнал капитан, судмедэксперты и вообще все задействованные на это мероприятие трудились в режиме наибольшего благоприятствования, впоследствии были поощрены – и не только по линии официальных структур, в связи с чем о выполненной работе хранили гордое молчание.

При всем при том ни о какой фальсификации и речи не было, просто покойных, как при жизни, пропустили без очереди и обслужили по высшему разряду.

На отпевание Виноградов не пошел – он вообще предпочитал бывать в церкви один, а смотреть на всю эту толпу старательно и неуклюже пытающихся продемонстрировать свою причастность к православию тем более не хотелось. Он вообще не слишком верил в искренность новых русских, прямо из храма отправляющихся вновь убивать, блудить, брать взятки…

Путь от метро до кладбища напоминал окрестности Кировского стадиона перед кубковым матчем – сплошной поток двигался в одном направлении, но если на футбол стремилась в основном пешая рабоче-крестьянская масса, то тут преобладали навороченные иномарки или по крайней мере «волжанки» и последние модели экспортных «жигулей». На дальних подступах пришлось миновать несколько сиротливых стриженых фигур. Если бы не злые цепкие взгляды, обшаривающие прохожих, да не топорщящиеся под куртками радиостанции, можно было бы подумать, что ребята интересуются лишним билетиком. Охрипший краснорожий гаишник пытался навести порядок на переполненной площадке перед входом, а сдвоенные милицейские патрули меланхолично покуривали по периметру, стараясь не терять из виду друг друга и канареечный уазик штаба. Прямо посреди всего этого шума и суеты демонстративно высился решетчатый кузов грузовика с эмблемами отряда как символ того, что власть в городе и стране еще не до конца принадлежит обладателям валютных счетов и плохо выбритых скул: несмотря на тесноту, ни одна из шикарных бандитских машин не осмеливалась припарковаться ближе чем на четыре-пять метров. У Виноградова был сегодня выходной, и он имел возможность со стороны посочувствовать запертым в тесном бронированном пространстве бойцам: скинув тяжеленные «модули» и «сферы», они резались на пристроенных щитах в карты, курили, читали, пытались дремать или просто трепались ни о чем, готовые в любой момент высыпать наружу и оправдать затраченные на их обучение деньги трудящихся.

– Здорово, Саныч!

Мишка Манус, старинный приятель, борец-фанатик и, по счастью, несостоявшийся бандит, стоял в окружении лидеров так называемой «еврейской» группировки: по вполне понятным причинам ни в церковь, ни к могилам они не пошли, дожидаясь снаружи.

Кое-кого Владимир Александрович знал: костяк группировки составляли динамовские самбисты и дзюдоисты, и хотя большая часть старой гвардии сидела либо на зоне, либо в каком-нибудь брайтонском кабаке, Костя Логман или, например, Олег Дустер в определенных кругах «весили» достаточно.

– Приветствую.

– Какими судьбами? По службе? Или как? – Единственный, кто не подал руку, был Витя Шейн: года три назад Виноградов отправил его с Морвокзала в «Кресты» за вымогательство. Приговор ожидался тяжелый и вполне заслуженный, никаких просьб или претензий со стороны общих знакомых не поступало… Но уже очень скоро парень гулял «под подпиской», а потом и вовсе дело прекратили «за отсутствием события преступления».

– Или как…

– Да, точно! Ты же Сергеича знал… – кивнул, вспомнив, Дустер.

– Классный был мужик.

– Вот! Ты – мент, да? Ну так согласись, что… – Шейн все не унимался.

– Отвяжись от человека, поц! – осадил приятеля Мишка и тут же был поддержан Дустером:

– Тоже – нашел время! У тебя, Саныч, кажется, проблемы были? Сидел даже, говорят?

– Так… краем зацепило. – Владимир Александрович вздохнул и кивком головы показал на открытые ворота. – Бывает и хуже!

С кладбища как раз начали выходить люди – охрана, заплаканные женщины в черном, дети… Кто-то из гостей торопливо закуривал, деньги нищим и калекам кидали почти все, и многие из убогих уже считали этот день весьма удачным.

– Я пойду! – сказал Манусу Виноградов, когда казавшийся нескончаемым человеческий поток немного поредел.

– В кабаке будешь?

– Наверное.

– Пока!

У могил уже никто не толпился – пять свежих холмиков, заваленных цветами, самая большая пирамида венков, естественно, предназначалась Володе Кривцанову… Владимир Александрович вспомнил бедные, на грани пристойности похороны погибших милиционеров и умерших через год-два после выхода на пенсию сыщиков и некстати подумал, что – да, отличный мужик был, справедливый, честный по-своему, но… Но ведь бандит! Как ни крути – просто бандит… И еще подумал, что Кольку-психа, подстреленного патрулем, того самого, что завалил всех лежащих, – его ведь тоже, по их, по воровским, понятиям, хоронить надо с помпой… И еще подумал, что по логике событий будут скоро еще одни поминки – по Олегу Ивановичу, Бог ему судья… Если, конечно, будет что хоронить.

– Корзуна могила – эта.

Капитан обернулся и увидел подошедшего сзади Дениса.

– Иваныч мать его повел к машине, а я тебя увидел, вернулся.

– Спасибо. – Виноградов аккуратно положил на землю четыре гвоздики, постоял еще немного и спросил:

– Все поедете?

– Нет. Договорились, что только я.

– С собой прихватишь?

– Для этого и вернулся! – Они уже шли по дорожке, Зайченко пытался прикурить, но зажигалка только беспомощно искрила. – Тут, я тебе скажу, такие рожи! Я б один сюда вообще не сунулся… Но ты меня познакомишь с кем надо? Если уж есть повод, грех не воспользоваться!

Пока ехали, выглянуло солнце. Стали заметнее сырые стены домов вдоль проспекта, неохватные лужи и равнодушное любопытство заполнивших тротуары прохожих.

Охрана при входе была, но, видимо, получила установку себя не обозначать без крайней необходимости – вряд ли кому придет в голову сунуться сюда просто так… Как в старом кино: «Чужие здесь не ходят». Виноградовская короткая стрижка и взгляд исподлобья воспринимались бойцами как нечто само собой разумеющееся. Несколько не вписывался в общую картину Зайченко – в нем безошибочно определили «барыгу» или «дойного», удел которого исправно платить и в тяжелый год быть зарезанным. Но сегодня случай был исключительный – Денис был другом одного из погибших и на время как бы сравнялся по социальному статусу с братвой… Преисполненный решимости не упустить свой шанс, он промчался вслед за капитаном внутрь.

– Спасибо, что пришли. Угощайтесь.

Роль распорядителя выполнял один из старышевских бригадиров, одноклассник Чижика по спортинтернату – Виноградов видел его пару раз мельком, но чаще натыкался на знакомую фамилию в криминальной газетной хронике. – Это Денис. Друг того парня, который вместе с вашими…

– A-а, понял… Примите соболезнования. – Он явно не знал, что делать с такими нестандартными гостями.

– Не беспокойтесь. Мы сами.

Выпив по рюмке водки, они отошли в сторону, и минут через десять Владимиру Александровичу удалось сплавить своего спутника с рук на руки безотказному Манусу и его звероподобным соплеменникам: на некоторое время можно было быть спокойным, что Зайченко не свернут под горячую руку челюсть за какое-нибудь «неправильно» сказанное слово или просто, «чтоб так не смотрел».

Поминки как раз вступили в ту стадию, когда, по русскому обычаю, под воздействием обильных возлияний сам печальный повод встречи уже вспоминался все реже, вытесняемый из громких разговоров темами насущными и перспективными. В этом не было неуважения к покойным или уж тем более к их родным и близким – просто так уж устроен человек…

Отойдя в сторону, Виноградов получил возможность спокойно пронаблюдать ресторанный зал. У заваленных разнообразной жратвой и выпивкой столов почти никто не сидел – народ в основном кучковался небольшими группами, охотно снимая с подносимых официантами подносов рюмки, бокалы и жирно намазанные икрой бутерброды. Кое-где уже прорывались первые вспышки смеха, зазвенело разбитое стекло.

Расклад узнаваемых лиц и их поведение могли многое сказать человеку искушенному. Собственно, именно возможность получить новую пищу для размышления и прогноза ситуации была основной причиной, приведшей Виноградова в этот кабак…

Вот сам Тамарин беседует со Снежинским, «правой рукой» Александра Ивановича Старышева, коротающего дни в ожидании суда на Арсенальной. Еще недавно их боевики проламывали друг другу черепа в территориальных спорах, но теперь, судя по всему, сферы влияния поделены… Интересно! Надолго ли?

Бородатый Петр Генин, финансист и разбойник, что-то втолковывает холеному усачу в рубашке с расстегнутым воротом – единственному здесь коронованному вору в законе, Сереге Черепу. Поговаривают, что первый держит бандитский общак, а второй вообще поставлен из Москвы смотрящим по городу. Что ж, это еще раз подтверждает выводы о тенденциях сближения чисто уголовного мира и мира организованной преступности: расчеты на их антагонизм и полное взаимное неприятие не оправдались…

Вообще, гадючник, конечно, еще тот! Чем-то похоже на коллегию Главка… И по взаимной насыщенности агентурой – тоже.

Виноградов привычно выделил в людской суете: «старышевские», «тамаринцы», «евреи», «уральские»… представители нескольких более мелких преступных группировок… Ни одного «черного». Ни одного «поволжского». Ага, вот появились припозднившиеся «татары»!

Пища для размышления: если с кавказцами традиционно в Питере отношения у бандитов не складывались, то отсутствие Симы и «поволжских» могло означать только одно – перетереть мирно не удалось, грядут кровавые деньки.

Владимир Александрович еще выпил и со смаком закусил. Пора было убираться восвояси, долг памяти выполнен, да и с профессиональной точки зрения программа себя исчерпала.

– Пойдешь? – поинтересовался он у Дениса.

Зайченко отрицательно мотнул головой – он уже определил для себя цель и медленно, от группы к группе, подбирался к Генину, по мере продвижения все больше пьянея и расслабляясь.

– Смотри… – Дениса можно было понять, знакомство с таким авторитетом могло стать лично для него и для фирмы баснословно выгодным. Но могло и – наоборот.

– Уже уходите? – Оказывается, капитан был не только зрителем. По чьему-то указанию его также не выпускали из-под присмотра.

– Да. Пора! – Он пожал вежливо протянутую распорядителем руку и, раздав на прощание несколько кивков знакомым, выбрался на улицу.

– Володя! Иди сюда! – Метрах в десяти от входа, наполовину высунувшись из машины, махал рукой Орлов. Не было нужды учиться на психолога, чтобы по возбужденному лицу и нервному голосу директора понять: что-то случилось.

– Что? Ну?

– Володя, только что позвонили… По каналам Профессора… В «Паласе» задержаны двое, с кредитной карточкой шефа!

– Где – в шопе? Кто задержал? – Виноградов уже плюхнулся на сиденье, стукнув с размаху дверцей.

Обычно Орлов очень болезненно реагировал на такое неделикатное обращение с его ненаглядной вольвочкой, но сейчас ему было явно не до этого.

– Да, в валютнике, в беспошлинном… Тормознула секьюрити, пока в ментовку не отдают, сразу нам отсемафорили.

– Там ведь из «Заслона» стоят? Следковские?

– Не знаю. Я в них не разбираюсь, вы уж сами…

В отличие от Дениса Орлов предпочитал держаться подальше от разного рода силовых структур – как официальных, так и теневых. Вот и сейчас он не то чтобы кривил душой – нет, он просто заранее устранялся от возможно грядущих разборок: в действительности нельзя было заниматься в Питере бизнесом и не знать ничего об ассоциации «Заслон».

Образно говоря, если в начале всех начал было Слово, то в начале существования ассоциации было дело… Точнее – целый ряд громких и отчаянных дел, принесших славу командиру Резерва особого назначения ГУВД Саше Следкову. Газеты и телевидение взахлеб описывали освобождение редких тогда еще заложников, бескровные захваты целых банд, ежедневные многочасовые тренировки и фантастическую боевую подготовку этого милицейского спецназа. По количеству правительственных наград на служивую душу следковское подразделение равных не имело, но… Орденами и медалями сыт не будешь, поэтому и возникла в деятельности Резерва такая сторона, о которой прочитать можно было только в панических сводках Инспекции по личному составу.

Преступный мир предпочитал с ним не связываться: ну действительно, что можно сделать против команды, достаточно многочисленной, прекрасно подготовленной физически и технически, обладающей всеми правами милиции, но отнюдь не связанной условностями милицейской законности и этики? Да еще к тому же вооруженной по последнему слову науки и техники на законных, заметьте, основаниях.

Поэтому, особенно на первоначальных этапах, организованная преступность почти безропотно уступала Следкову гостиницы, казино, рестораны… Резерв избавлял бизнесменов от необходимости разбираться с рэкетом, получая взамен всего лишь малую толику доходов. Спрос намного превышал предложение – в очередь под «крышу» спецназовцев выстраивались уже целые корпорации, районы и даже иностранные представительства. Соответственно, росли и расценки.

Именно на этом этапе Следков, заслуживший к тому времени почетную кличку Папа, кто-то из мэрии и один лихой, но оставшийся не у дел милицейский генерал учредили малое государственное предприятие «Заслон». Объем работы возрос так, что Папе даже пришлось уволиться из органов, но изредка пытавшиеся прощупать ситуацию конкуренты сразу же убеждались – за его могучей спиной стоит несокрушимая орда голодных и злых милиционеров. От следковских щедрот кормились не только они, перепадало и доброй половине больших начальников, а когда обделенная половина попыталась возмутиться, было уже поздно: на смену малому государственному предприятию пришла аж целая ассоциация с тем же гордым именем «Заслон».

Виноградова со Следковым и его соратниками связывала, помимо искренней симпатии, целая череда взаимных услуг, уходящая корнями в те давние и веселые годы, когда Владимир Александрович наводил порядок на своем Морском вокзале. Но в последнее время они почти не виделись – милицейское в «Заслоне» все больше уступало место… противоположному.

 

Глава десятая

– Вас проводить?

Пахнущий хорошим одеколоном детина дружелюбно разглядывал с высоты своего гигантского роста Виноградова и Ивана Ивановича. Серый двубортный пиджак, портативная радиостанция, пластиковый прямоугольник «секьюрити» на кармашке…

– Нет, спасибо. Мы сами.

Капитан убрал удостоверение и направился вверх по лестнице. Шаги тонули в ворсе ковра, поэтому спешащий следом Орлов угадывался только по страдальческой одышке. Виноградов гуманно сбавил скорость.

– Все мечтаю сюда просто так зайти. Посидеть.

– Дорого… Чашка кофе – пять долларов, – вздохнул Орлов, поравнявшись.

– Ладно… Надеюсь, кофе нам здесь бесплатно нальют! Считай – сэкономишь. Насчет шведского стола не обещаю, но…

– Да я не к тому! – обиделся коммерсант. – Если нужно…

Роскошь интерьеров подавляла: расписные потолки, мрамор статуй, позолота… Одно слово – гранд-отель! Даже стойка портье позапрошлого века.

– Добрый день! Вы быстро… – Стеклянные створки двери расползлись в стороны, раздался мелодичный звон, и на пороге магазина возникла очень красивая блондинка со странной фамилией и редким именем Ванда. – Прошу, проходите.

Уже втроем они миновали неописуемо красочное и абсолютно безлюдное изобилие торгового зала, очутившись наконец в привычной атмосфере подсобки.

– Вот! Я нужна? – не заходя вслед за мужчинами внутрь, поинтересовалась Ванда. Вставший навстречу охранник был вылеплен под обычный заслоновский стандарт и потому представлял собой почти полную копию того, что дежурил у входа: от короткой стрижки до туфель «инспектор». Чуть заметно пожав плечами, он переадресовал вопрос Виноградову.

– Нет-нет, спасибо. – Владимир Александрович любил иметь дело с вышколенным персоналом бывшего «Интуриста», по уровню профессионализма с этими людьми могла сравниться только обслуга партийных бонз на дачах.

– Чай? Кофе?

– Попозже… может быть.

Опыт подсказывал, что первое впечатление, произведенное на задержанного, зачастую определяет весь дальнейший ход и даже результат работы. Поэтому капитан по-хозяйски убрал с единственного кресла внушительных размеров пластиковую сумку с эмблемой отеля и переставил ее на пол: содержимое оказалось неожиданно тяжелым и характерно звякнуло. Виноградов уселся поудобнее:

– Оно?

Охранник кивнул, он успел занять позицию у выхода, уступив свой стул Орлову.

– Сумма?

Так же молча детина поднял рукописный акт с подколотым чеком.

– Двести семьдесят долларов девяносто пять центов…

Виноградов брезгливо раздвинул ручки пакета, обнаружив тусклый металл баночных донышек и пестроту этикеток.

– Да-а… В тюрьму пойдете! – копируя краснолицего полковника, он наконец изволил обратить внимание на две фигуры, притихшие в узком проеме между морозильной камерой и несгораемым шкафчиком. Одно из существ было щуплое, с острыми коленками, обтянутыми синей джинсовой тканью. Жидкие русые волосенки, сползая по щекам, постепенно переходили в почти прозрачную бороду. Второе существо было явно дамой – короткая юбка, туфли на каблуках, ярко выраженный бюст в дорогом мохере… Вид провинциальной торговки средней руки…

– Сатана! Сатана говорит твоими устами! – без всякой связи с репликой Виноградова отреагировал мужчина. – Очнись, одумайся, ибо близок день, день Откровения, когда сто сорок четыре тысячи…

– Под психа косит. И мне тоже пытался по ушам ездить, – счел необходимым прокомментировать охранник, – но я его быстро!

Судя по мгновенно иссякшему потоку, меры, принятые некоторое время назад заслоновцем, особым гуманизмом не отличались: бородатенький сжался, потух и почти растворился в тени своей подруги. Та мгновенно подхватила эстафету:

– Только уверовавшие в Господа живого, пришедшего, и саму Мать его земную спасутся! На муки, пламя, мор и разорение обрекают себя те, кто…

Голос у нее был приятный, хорошо поставленный – так говорили раньше учительницы младших классов и комсомольские активистки.

– …Потому что уже написано число Зверя и гонимы праведные, но, осеняя благодатью отверженного, никто не избегнет того, что предначертал Апостол! Смирись! Изыди, исцеленный, не посягая на святость и укоренение праведных…

– Бред! – Орлов замотал головой. – Охмуряют ксендзы… Как Козлевича!

Охранник Ильфа и Петрова не читал, но старый фильм о «Золотом теленке» видел, что-то такое отпечаталось: он согласно кивнул, сделал шаг и раскрытой ладонью ткнул женщину в лоб.

– Заткнись, сука!

– Ну стоит ли так! – счел необходимым проявить офицерскую учтивость Виноградов, ожидая естественной реакции: гордое молчание, слезы, закушенные губы на побледневшем лице…

И опешил, услышав:

– А ты меня не сучь, козел драный! Чушок ментовский… Я тя, падла, у прокурора задолбаю, из петушатника не вылезешь!

– Одна-а-ко… – Четыре пары мужских глаз с изумлением уставились на даму: охранник присел, как от просвистевшего над самой макушкой снаряда, у Иваныча поползли вверх брови, а Виноградов дернул себя за галстук. Бородатый дисциплинированно окаменел и впал в прострацию.

– А ты чего вылупился? Ну-ка, пусти на хрен!

Она решительно встала и быстрыми шагами попыталась пересечь пространство, отделяющее морозильную камеру от двери.

– Стоять, Зорька! На место…

Детина-заслоновец отреагировал раньше всех и по-матросски загородил собой проем, отделяющий задержанную от мраморных пространств отеля. С ходу налетев на живую баррикаду из полутора центнеров костей и мускулов, дама охнула и попыталась потерять сознание.

– Слышь, а? Брось дурака валять. – Опыт общения с валютными проститутками, приобретенный Владимиром Александровичем в недавнюю бытность начальником некоего специализированного подразделения, не мог не сыграть свою роль. – Есть шанс договориться.

– Ну? – Приблатненная «пророчица» поправила свой туалет, нарушенный во время неудачной попытки прорваться, и, решив не возвращаться на прежнее место, строго посмотрела на Орлова. Тот встал и уселся рядом с бородатеньким, его же стул заняла дама. – Ну?

– Звать-то как?

– А тебя?

– Капитан Виноградов. Владимир Александрович.

– Сестра Марианна.

– Документов, конечно, никаких… Сектанты?

– Да! Великое Святое братство! – Чувствовалось, что «сестра Марианна» приятно удивлена. – Мы, верующие в воплощение Господа…

– Покайтесь! Ибо не спасутся неправедные… – включился вдруг сосед Орлова. – И живые в язвах и тлене позавидуют мертвецам!

– Ой, только не надо! – замахал руками Виноградов.

«Сестра» что-то коротко приказала, и ее спутник опять погрузился в состояние легкой комы.

– Ну?

– Это плохо, что они из братства… – Капитан обращался вроде бы только к охраннику, но все присутствующие не сводили с него глаз за исключением, разумеется, бородатенького.

– Почему? – попытался понять заслоновец.

– Видишь ли…

Так получилось, что с месяц назад Виноградову поручили подготовить материал для лекции в батальонах как раз об этом самом Святом братстве. И папку дали в Центре общественных связей – вырезки из газет, копии писем, докладные… Страшная, в сущности, картина: похищенные из семей подростки, «зомби» – психокодированные по методикам покойного КГБ, строжайшая конспирация, явки, пароли. Целая сеть подпольных типографий, выходы за границу… Меньше всего внимания рекомендовалось уделять религиозным аспектам этой основанной бывшей функционеркой и отставным кандидатом засекреченных наук организации, сотрудников милиции интересовал только криминал. А его было более чем достаточно: акты вандализма в отношении православных храмов, вовлечение в противозаконную деятельность несовершеннолетних, подстрекательство к организации массовых беспорядков. Имелись данные и об использовании психотропных средств, и о торговле живым товаром… Чекисты, как всегда, когда дело доходило до чего-то более конкретного, чем масонский заговор в кинопрокате, или более сложного, чем перехват шести килограммов меди на эстонской границе, умыли руки и предоставили без этого замотанным органам внутренних дел расхлебывать кашу: информации толковой – ноль, где «отец» и «мать» – неизвестно, что-то где-то, якобы в Киеве, якобы готовится, и якобы особый зуб у «братьев» на омоновцев… Одно было определено, да и то благодаря расклеенным по всему городу листовкам – дата конца света.

– Видишь ли… Ну, к примеру, был бы на их месте какой-нибудь простой жулик. Обыкновенный. Я б ему предложил: то-то и то-то я тебе, а ты мне за это – то-то и то-то. К примеру, он мне рассказал бы, где сейчас владелец кредитной карточки, помог бы найти его… А я бы, к примеру, может быть, закрыл бы глаза на сегодняшний печальный инцидент в шопе… А то ведь чистой воды кража! И мошенничество! И сумма приличная, на срок потянет, года на два…

– Ну так! – одобрительно кивнул охранник: эта комбинация в его голове укладывалась.

«Сестра Марианна» слушала, молча щурясь.

– А с этими «братьями» – просто беда! Сегодня какое у нас? Четырнадцатое октября? Вот именно! А у них – конец света, на двадцать четвертое назначено. Правда, не октября – ноября, но все же… Понял?

– Ну! – почти искренне констатировал его собеседник. Остальных присутствующих Виноградов намеренно игнорировал.

– То-то и оно! Что я им могу предложить? Это когда меньше полутора месяцев до всеобщего тарараха? Все равно же ведь даже до суда дело не дойдет, а чуть-чуть пострадать за веру в тюрьме… Хотя там и публика омерзительнейшая, и кормят не то чтобы уж очень…

– Короче! – Дама взяла со столика пачку сигарет, щелкнула зажигалкой – по всему судя, мирских радостей она не чуралась.

– И это правильно! Что там дальше будет, кто сгорит, кто нет – посмотрим. Так зачем же себе последние денечки здесь портить? Пока еще покушать можно, покурить, попить… – вовремя вписался в разговор Орлов. – Кстати! Может быть, рюмочку?

– Святой отец простит, сестра Марианна! – поддержал Владимир Александрович.

– И только праведные спасутся! Отриньте все мирское, тлен и грязь, наденьте белые одежды… – забормотал внезапно бородатенький.

– Заткнись! Надоедливый такой… А, наливай! Что можешь?..

– Все. Вплоть до того, что мы вообще не виделись, в зависимости от степени твоей помощи, разумеется.

– Если откажусь?..

– Может, приятель твой попокладистее будет?

– Попробуйте. – «Сестра» повернулась на стуле, схватила своего спутника за рукав, притянула безвольную руку… Бедняга тупо смотрел перед собой, не реагируя даже на вырвавшийся из зажигалки язычок пламени. Женщина поднесла огонь к самым кончикам его пальцев, запахло жженой костью и кожей.

– Хватит! – Всему должен быть предел, нервы у Виноградова тоже не железные, но задержанная уже, брезгливо поморщившись, отпихнула чужую обожженную плоть.

– Ясно?

– «Зомби»? – смог наконец произнести Орлов.

– Пошел ты… Просто преданный «брат», проникшийся духом Господа истинного! – В голосе женщины чувствовалась профессиональная гордость.

– Слуги сатаны, несущие печать порока, Вавилон, Содом и Гоморра… – вновь подал голос бородатый: очевидно, он «срабатывал» на какое-то ключевое слово, может быть, на комбинацию слов или интонацию. Виноградов был не силен в психокодировании, что для милицейского офицера вполне извинительно. Поэтому он предпочел вернуться на знакомую почву:

– А сама так сможешь?

– Я что – дура?

– Уже легче… Может, попробуем? – Владимир Александрович сделал вид, что тянется к зажигалке.

– Не имеете права! – взвизгнула «сестра». – Я требую, чтобы…

– Во! Другое дело. Давай разговаривать.

…Главное – Маренич был жив! Насчет здоров – это еще требовалось проверить, но главное, главное заключалось в том, что меньше чем через полчаса капитан уже мчался в сторону Всеволожска: Орлов жал на газ, рискуя в лучшем случае водительским удостоверением за превышение скорости, чудом выворачиваясь из-под колес несущихся навстречу КамАЗов и каждый светофор воспринимая как личное оскорбление. Владимир Александрович и «сестра Марианна» чинно расположились на заднем сиденье, плечом к плечу, испытывая, правда, некоторое неудобство от невозможности сменить позу – на всякий случай капитан пристегнул себя к даме наручником, любезно одолженным здоровяком из охраны.

– Вернете? – для порядка поинтересовался тот, вынимая «браслеты» из специального кармашка.

– Постараюсь сегодня. Не получится – передам лично Следкову или в дежурку вашу… Ну а если что – спишете на боевые потери. Вместе со мной… Шучу!

– Может, с вами съездить?

Особого энтузиазма в голосе бойца не ощущалось, он был рад и не только наручники отдать, чтобы поскорее избавиться от обрушившейся на голову «непонятой», поэтому Виноградов успокоил:

– Не надо. Как договорились: для этого клоуна вызывай машину из психушки, пусть разбираются – лечить или в приемник-распределитель. А мы с миледи съездим, прокатимся… Спасибо скажи шефу своему, передай – по жизни должен буду! Сочтемся.

И вот теперь шикарная орловская «вольво» несла их невесть куда по мокрому асфальту шоссе.

«Сестра» уверяла, что дело было так: тогда вечером она вместе с еще двумя «ученицами» работала на Невском. Те, как обычно, попрошайничали, распевая гимны и трясясь в своих белых балахонах, а она присматривала в сторонке – мало ли, нужно будет с милиционером разобраться или вдруг кандидат интересный попадется…

– В каком смысле – интересный?

…Долго объяснять, но чтоб было понятно… В братстве, кроме сподобившихся приобщиться к блаженству, таких, как вот этот бородатый, есть еще и другие – не удостоившиеся этой чести: на их долю выпадает вся черновая работа по пополнению кассы, по организации мест проживания, транспортировки, типографских услуг… да много чего, включая подбор и вербовку новых членов. И сама «сестра Марианна» – она ведь не просто так, она координатор братства по всему Северо-Западу!

Так вот… Поздно уже было. Денег никто не подавал, собрались уже смываться, как подходит мужик – вид простой, курточка, джинсы… А лицо интеллигентное. Если и выпимши – то самую малость. Постоял, послушал… Вообще-то сразу ясно было – клиент не их, братство в основном на этих, «детях улиц», специализируется – от четырнадцати и до двадцати. Но на худой конец… Последнее время вербовать становилось все труднее, менты наседали, в газетах всякое-разное, родители по глупости и серости своей какой-то комитет организовали, но Отцу же и Матери не объяснишь! Им вынь да положь пять-шесть душ в неделю! В Белоруссии один координатор план вербовки сорвал – и что? Вызвали, «приобщили к благодати» – и на прошлые заслуги не посмотрел никто! Прыгает теперь где-то, говорят, в балахоне вместе со всеми…

– Строго у вас!

– Не то слово. Поэтому, когда этот ваш дядя нарисовался, пришлось и его прибрать. Как? Да уж есть способы! Нет-нет, никакого насилия – вы что? Он хоть и не Сталлоне был, но все-таки поздоровее меня и уж тем более – наших заморышей. Все тихо-мирно: вовремя подойти, вовремя заговорить, сценочку маленькую разыграть…

– Вроде как у наперсточников?

– Да приемы везде одни! Главное – цель. Она, как известно, оправдывает средства… Ну кто откажется, когда девчушка, божий одуванчик, угостит риса горсточкой? И глоточком настоя травяного? Вся чистенькое, беленькое… С молитвой!

– Что подсыпали? Димедрол? Клофелин? Синтетику?

– Слушай, мы же договорились. Не знаю! Отец и Мать уже готовое присылают. А сама не пробовала, понял? Ну, короче, он хлебнул, «отлетел». Посадили в такси, привезли на хату…

– Куда-куда?

– Тьфу, прости господи… В приют! Для новичков. Переодели, еще лекарства дали, уложили спать…

– Шмонали?

– А чего там шмонать? Паспорт, денег с гулькин нос, да эта вот карточка долбаная, чтоб ей…

– А что домой к нему не поехали? На квартиру?

– Дурных нема! Зачем? Мы же не воры… Еще недельку бы, на крайний случай – две, и он сам бы к себе отвел. И дарственную на квартиру оформил бы, и еще что есть из вещичек в братство отдал бы. Доб-ро-воль-но! Пацаны вон и девки-соплячки, те – да, из дому по мелочи несут, попадаются, муки терпят. А если солидный человек, в возрасте… Ну, к тому же и прописка в загранпаспортах не указывается…

– А в валютник зачем потащилась? Жадность фраерская?

«Сестра» досадно повела плечами:

– Бес, сволочь, попутал! Восемнадцатого координатор приезжает, надо будет встретить как положено, да и самой чего-то этакого захотелось… Мы ведь из ларьков не питаемся, только с базара или из магазинов хороших!

– Послушай… Как он сейчас? Очень… ну, это самое?

– В смысле «крыши»? Не очень ли съехала? Да как сказать… Я думаю – оклемается. Он ведь меньше трех недель у нас. Так?! Так! Это уж потом: хоть ты их гипнозом, хоть электрошоком…

– Ты говорила, что на первом этаже новичков только успокоительным пичкают? И волю подавляют? А уж программирует их лично Отец?

– Это ты говорил. У нас по-другому называется.

– Не важно, суть одна… Смотри, «сестричка», если его вытащить не удастся, на том свете найду!

– Пошел ты… Эй, дядя, здесь сворачивай направо, вон к тем домам! И у будки остановись, ближе не надо.

Прежде чем открыть дверь, Виноградов достал из кармана крохотный ключик и вложил его в руку Орлову:

– Это от наручников. Слушай внимательно! Если через десять минут не вернусь, давай сигнал нашим, по радиотелефону… Вызывай, на хрен, группу захвата, пусть развлекутся. Дальше… Запрись. В машину никого не пускай, что бы ни говорили. Будут ломиться, сигналь и тоже вызывай ребят. Вообще действуй по обстановке: почувствуешь что-то не то в моем поведении, в ее или шефа, сразу же поднимай тревогу. Тут лучше перестраховаться, всякое может быть.

– А я?

– Не волнуйтесь, мадам! Слово офицера. Пьеса в двух актах: клиент в машине – ключик в замочке… Один щелчок – и вы свободны! И век бы вас не видеть…

– Ладно! Пошли… Да не дрожи ты, дядя! Скоро вернемся. – И «сестра» решительно потянула капитана за собой.

…С такой скоростью Виноградов не ездил даже в эскорте Черномырдина. Владимир Александрович в очередной раз перевел взгляд с завалившейся направо стрелки спидометра на бледное, равнодушное лицо Маренича: полуприкрытые слезящиеся глаза, сальная прядь волос, уголки губ с присохшими остатками какой-то еды… От бесформенного балахона, накинутого на Виктора, чем-то отвратительно пахло – переодеть его капитан не успел, куртка, джинсы и обувь просто валялись рядом на сиденье.

– Все в порядке, шеф! Все будет в порядке… – зачем-то все повторял Орлов, то и дело поворачиваясь… – Уже скоро!

– За дорогой следи! – то ли молил, то ли приказывал Виноградов. – А то ни хрена не будет в порядке…

Запищал телефон:

– Алле! Это Зайченко… Врачей мы предупредили, жена уже в курсе! Поезжайте прямо к нему домой, в офисе светиться незачем. Верно?

– Верно… – вздохнул в трубку капитан. – Светиться незачем…

Из-за поредевших по осени деревьев выступил силуэт восстановленной недавно церкви Ильи Пророка. Виноградов незаметно перекрестился.

Начинались трамвайные пути, и Иванычу пришлось сбросить скорость.

 

Глава одиннадцатая

– О-о! Владимир Александрович! И ты продался? – вылезший из стеклянной будки почти двухметрового роста сержант в легкомысленно заломленном на бровь берете приветливо улыбнулся и поправил брезентовый ремень автомата.

– Я не продался, – буркнул Виноградов. – Я пока только сдался в аренду.

Он аккуратно запер дверь зайченковского БМВ, убрал в карман пульт сигнализации с ключами и за руку поздоровался с постовым:

– Привет, Миша!

– День добрый… – Когда-то они с Ипатовым побывали в паршивой заварухе в горах, тогда еще считавшихся югом России. И это несколько сокращало дистанцию, предусмотренную дисциплинарным уставом. – Там полный букет – генерал, корреспонденты… Говорят, тебя можно поздравить?

– Тьфу-тьфу, не сглазь! Ладно, бегу… – Виноградов ринулся через плац, стараясь не наступать на лужи…

– Давно начали? – поинтересовался он у соседа, опускаясь на свободное место в зале. Парадный мундир, провисевший в шкафу с позапрошлого Дня милиции, жал где только можно. И даже там, где нельзя.

– Только что, – понизив голос, ответил плохо выбритый старшина. – Затеяли, понимаешь, тряхомудию из ничего! Лучше бы насчет квартир или зарплату прибавили… И куда машины деваются… А то пашешь, как папа Карло, а эти на три дня съездили, прокатились…

– Пойди выскажись, – равнодушно пожал плечами Владимир Александрович. Он знал этот тип людей – вечно недовольные, обиженные по жизни, склонные винить в собственных неудачах кого угодно, кроме себя: коммунистов, евреев, демократов, американский империализм и непосредственное начальство. Явление абсолютно надклассовое – их одинаково много и на киношных тусовках, и в цехах заводов. Этакая клозетная оппозиция…

– И пойду! – задиристо откликнулся сосед, но было видно, что бунтарский пыл его стремительно угасал, он наконец сообразил, что золотое шитье виноградовских погон и стол президиума, уставленный ровными рядами одинаковых картонных коробочек, каким-то образом между собой связаны. – Нет, ну есть, конечно, и которых не зря награждают.

По глазам ударило беглое зарево фотовспышек: с места поднялся генерал, заместитель начальника Главка.

– Дорогие товарищи! Друзья…

Началась долгожданная церемония вручения орденов и медалей.

…Еще не стемнело, а первые гонцы уже потянулись к ларькам за добавкой. Командир дипломатично отправился домой, оставив вместо себя непьющего Сычева, – и это было правильное решение руководителя, уважающего объективную реальность. Какой-нибудь волюнтарист, наверное, затеял бы ходьбу по кабинетам, издергал бы нервы начальникам отделений и комбатам, выявил и пресек… а в конце концов все равно заполучил бы парочку чепе от озлобленного личного состава! Полковник же Столяров знал: если гайку закрутить слишком сильно, можно запросто сорвать резьбу. Поэтому он сидел сейчас перед телевизором в комнатных тапочках и почти не нервничал, ожидая вечернего доклада дежурного.

Заступивший на службу наряд – трезвый и неприкаянный – постепенно заполнял коридоры и взводные комнаты, кого-то из свежеиспеченных «кавалеров» грузили «мертвым» телом в машину, но закаленный и проспиртованный офицерский состав отделений держался: Виноградов уже знал, что перепить сотрудников отряда способны только опера уголовного розыска, да и то только благодаря менее тонкой конституции.

Беседа распадалась на осколки монологов:

– Пойми, мы все – ро-нины!

– Кто?

– Ро-нины… Это в Японии раньше были такие странствующие самураи, бродяги, потерявшие своего феодала. И на службу их брать никто не хотел, считалось, что пусть уж лучше харакири делают.

– Не понял?

– Раньше у меня страна была – Советский Союз! Шестая часть планеты… Эт-то!.. Я ей двадцать лет прослужил. А сейчас? Как собака, безродная и бездомная.

– Да пошел ты со своим нытьем…

– Мальчики! Мальчики! – Валя Кротова из пресс-группы колыхнула могучим бюстом, разряжая атмосферу. – Рюмки пустые…

– Прости, Валюша… – Инспектор Шахтин перегнулся, доставая очередную бутылку. – Ты же знаешь, за что я таких вот не люблю!

– У мужчин нет недостатков. У них есть особенности… – убежденно парировала единственная в компании дама. В отличие от большинства сотрудниц доблестной рабоче-крестьянской милиции она не ругалась матом, любила мужа и не особенно рвалась на пенсию.

– «Скучно от скученности, грустно от грубости. Налет испорченности на масках глупости!» – продекламировал, едва ворочая языком, Витя Барков. Как и Виноградов, он получил медаль «За отвагу»: это обязывало, награжденные пили больше остальных, и кое-кто уже сошел с дистанции.

– Да прекратите вы там! Насрать на всю эту политику! Поняли? Мы людей спасали… От снайперов-психов, от большой крови…

– Ага. Точно… Ты это потом объяснять будешь, когда нас вешать станут – прямо по наградным спискам!

– А мне плевать! – рявкнул из угла старшина, отличившийся в московской охоте на стрелка с колокольни. Плевать! Мне стыдиться нечего…

Орден «За личное мужество» висел на его куртке, край ленты подмок от постоянного опускания в различные емкости.

– В нас стреляли – мы стреляли… Тут уж кто успел!

– Саныч! К телефону…

– Виноградов, с тебя надо по пять баксов за звонок брать – уже достали! Из десяти звонков в отделение – девять тебе… Я б разбогател! – хохотнул инспектор Шахтин, отодвигаясь.

Владимир Александрович с трудом преодолел путь от своего места до телефона:

– Алле? Капитан Виноградов…

– Володя? Это Денис.

– Привес-свую!

– О-о-о… Слышу, слышу – празднуете?

– Ну как!

– Ладно, я тогда коротко… Шефа почти откачали, доктор говорить: еще дней пять – и порядок. Пошлем его отдохнуть…

Голос Зайченко куда-то уплывал, растворялся, проходя мимо сознания, и Владимир Александрович с трудом зафиксировал себя в окружающем пространстве.

– …Насчет премии. И вообще. Тебе тут кое-что причитается, мы с Орловым посовещались…

– Понял. Понял все… Машину когда отдать?

– Ну-у-у… Через час – устроит? Меня отвезут к тебе, я ключи заберу… Кстати, и домой подброшу, а?

– Годис-ся! Пока. Жду! – Он положил трубку.

– Господи! Надоело-то все как… Все как надоело-то!

Его рюмку опять кто-то наполнил:

– За нее!

– За удачу!

– Как ты можешь с ними работать, Виноградов? Это же болото… отстойник! Переходи к нам в отделение, в пресс-группу! А то же ведь засосет навсегда – до пенсии, до выслуги лет… Ведь страшно-то что? Что тебе скоро начнет нравиться! – Барков обнял капитана за шею и громко говорил, почти кричал: – Будешь уставать даже, сплетничать, интриговать из-за премий… И превратишься в обыкновенную милицейскую крысу!

– Дурак ты, Витя. Пойди проспись!

– И пойду! И буду спать!

– Нет, решительно я ему заеду сейчас в ухо…

– Валя! Валентина! Ты где? Пойдем, кавалера уложим!

– Все, мужики, заканчиваем…

Виноградов вышел в коридор. Постучался в приоткрытую дверь соседнего кабинета… Майора Сычева не было, очевидно, проверял наряд в дежурке.

Владимир Александрович сел за стол начальника отделения, достал лист бумаги, ручку. Стараясь не слишком нажимать на стержень, начал писать рапорт на увольнение…