Хороших друзей нельзя купить, но их можно продать.

 

Глава 1

Капитан Али Мохаммед Хусейн никаких иллюзий не испытывал. Он прекрасно понимал, что большое начальство примчалось сюда, в приграничный городок Эль-Фашер, вовсе не для того, чтобы выразить ему благодарность.

Еще в самом начале гражданской войны между правительством Муаммара Каддафи и вооруженной оппозицией из города были выдворены сотрудники ливийского консульства, обвиненные в шпионаже и содействии местным сепаратистам. И сейчас именно отсюда, из Эль-Фашера, осуществлялось руководство всеми суданскими вооруженными формированиями, действующими и в провинции Дарфур, и к северу от государственной границы.

Высокий гость из Хартума расположился, разумеется, в кресле начальника местного управления внутренней безопасности:

— Значит, вы их все-таки упустили?

— Интересующего нас груза в колонне не было, господин генерал.

Лицо капитана Хусейна было тщательно выбрито, форма постирана и отглажена, но покрасневшие белки глаз и глубокие складки в уголках губ выдавали, чего ему стоило напряжение последних нескольких суток.

Да уж, если бы не передовые танки суданской бригады, для него и для остатков отдельной роты специального назначения все могло бы закончиться совсем по-другому…

Подкрепление тогда выскочило к пересохшему руслу реки прямо через барханы. Полтора десятка танков атаковали противника с ходу, разрушая огнем своих пушек и гусеницами его боевые порядки, рассеивая пехоту, уничтожая последние очаги сопротивления. Ночной рев мощных двигателей, треск крупнокалиберных пулеметов и пушечные выстрелы дополнялись пронизывающим пустыню светом танковых фар, что окончательно деморализовало ливийских солдат.

Спустя двадцать минут бой практически был закончен. Большинство ливийцев сдалось в плен, и только небольшая часть из них во главе с начальником гарнизона Маатен-ас-Сарра смогла оторваться и отступила куда-то на север, за каменную гряду.

— Почему вы так в этом уверены?

— Потому что я все осмотрел лично, господин генерал. Каждую грузовую машину, каждый автобус, каждый бронетранспортер…

Той ночью, прекратив стрельбу, капитан Хусейн не сразу покинул свое укрытие. В любой момент он был готов опять открыть огонь и еще какое-то время внимательно наблюдал за противником — пока не убедился, что никто из ливийцев больше не способен оказать сопротивление. И только после этого спустился вниз.

Прикрывали его пулеметчик и еще двое бойцов из потрепанной роты спецназа, что оказалось вполне разумным решением; к месту, где догорали машины колонны, уже подтянулись суданские пехотинцы, следовавшие вслед за передовой танковой группой.

Вообще-то осматривать местность и захваченный автотранспорт в ночных условиях было не слишком удобно и не безопасно. Однако поставленная перед капитаном задача не оставляла ему возможности выбора. Поэтому, закончив с той частью колонны, которая была уничтожена в русле реки, Хусейн в сопровождении спецназовцев сразу направился дальше, в пустыню — туда, где противник пытался организовать оборону из остатков имевшейся у него живой силы и техники.

Капитан еще не успел преодолеть и половины расстояния, отделявшего место засады от наспех оборудованных и развороченных танками ливийских позиций, как за его спиной послышались беспорядочные автоматные очереди, которые вдруг перекрыл чей-то пронзительный крик. Это прибывшие вслед за армией ополченцы-кочевники начали расправляться с чернокожими женщинами и детьми, выжившими после обстрела автобусов.

— Насколько мне известно, часть ливийской колонны отошла после боя в пустыню?

— Там тоже не было того, что нас интересует, господин генерал.

— И в этом вы тоже, насколько я понимаю, совершенно уверены?

— Да, господин генерал. Потому что я сам после этого, утром, вылетал с вертолетным десантом на то место, где наша авиация уничтожила последние остатки колонны. Мы проверили и зачистили все вокруг места боя… — Капитан Хусейн чуть прикрыл глаза, словно еще раз припоминая увиденное: — Ливийцы отступали без техники. В пешем порядке. И только поэтому было получено разрешение — применить против них авиацию. До этого, как и было приказано, пришлось действовать без поддержки с воздуха, чтобы не повредить груз.

— Мне это известно, — кивнул человек, расположившийся в кресле хозяина кабинета. Присесть капитану Хусейну он так и не предложил.

— Из-за отсутствия достаточной огневой поддержки рота специального назначения понесла очень большие потери.

— Да проявит господь милосердие и упокоит их с миром … — без особого выражения произнес генерал. — Вы хотите мне сообщить еще что-то?

— Господин генерал, один из пленных ливийцев, которого удалось допросить, сообщил, что в тот день, когда гарнизону приказали покинуть базу Маатен-ас-Сарра, он точно знает — в одном из ангаров, под номером три, оставался грузовик и какие-то люди. Людей этих он раньше на авиабазе не видел. А потом, за несколько часов до выхода колонны, ангар этот заперли и доступа туда ни у кого не было.

— Что думаете по этому поводу? — То, что сказал Али Мохаммед Хусейн, явно не оставило генерала равнодушным.

— Полагаю, что они специально отправили войсковую колонну, чтобы отвлечь наше внимание. Груз какое-то время находился в ангаре, после чего ливийцы без лишнего шума вывезли его с территории авиабазы.

— Куда? — Генерал посмотрел на карту, висящую в кабинете.

— В сторону границы с Чадом им двигаться не логично — как раз туда и направлялась колонна. На восток, в Египет, — тоже слишком рискованно, потому что вся эта часть Ливии, включая оазис Куфра, занята сейчас нашими войсками. Северо-восток страны контролируется повстанцами, так что путь туда тоже закрыт. Конечно, груз могли вернуть назад, — предположил капитан Хусейн, однако тут же опроверг собственные слова: — Но для этого не стоило жертвовать таким количеством людей и бронетехники. Поэтому, скорее всего, ливийцы попытаются переправить свой груз к нам, в Судан.

— Да, пожалуй…

Суданское правительство никогда полностью не контролировало приграничные с Ливией территории, и сепаратисты в северной провинции Дарфур без особых проблем перемещали из Ливии и обратно все, что им было необходимо: оружие, боеприпасы, боевиков и амуницию…

При этом конечными либо начальными пунктами этих нелегальных перевозок служили поселения местных жителей в западной части провинции, в непосредственной близости от чадской границы, на берегах реки Вади Ховар. Во всех этих населенных пунктах присутствие боевиков из так называемого Движения «Справедливость и Равенство» (ДСР) было постоянным, несмотря на карательные операции суданской армии и активную деятельность контрразведки. Сепаратисты, прекрасно зная местность и располагая достаточным количеством транспортных средств, имели возможность осуществлять почти бесперебойное функционирование своих «окон» и «коридоров».

Вооруженные столкновения в Ливии между сторонниками и противниками Муаммара Каддафи еще больше ухудшили ситуацию. Часть сепаратистов из ДСР пополнила ряды ливийских правительственных войск, повысив этим уровень своей боеготовности и занявшись освоением новых видов артиллерийских, зенитных и противотанковых систем. В свою очередь, покинувшие соседнюю страну во время беспорядков суданцы влились в ряды местных боевиков, увеличив их настолько, что это уже начало угрожать безопасности суданских нефтяных месторождений в Северном Дарфуре.

К тому же спецслужбы Судана располагали достаточно достоверными сведениями о том, что в случае отступления из Триполи полковник Каддафи намерен перебраться на юг страны, рассчитывая на поддержку местных племен и содействие все того же ДСР.

— Благодарите Аллаха, что пока обошлось без огласки. — Генерал, не вставая из кресла, протянул своему подчиненному распечатку. — Читаете по-английски?

— Да, немного. — Полученного в офицерском училище образования вполне хватило для того, чтобы Али Мохаммед Хусейн смог понять общий смысл сообщения, которое передало по своим каналам информационное агентство Associated Press.

«Ливийские повстанцы столкнулись с суданскими наемниками, воюющими на стороне Муаммара Каддафи, вблизи границы с Суданом», — гласил выделенный жирным шрифтом заголовок.

Далее следовал текст, занимавший всего несколько строчек:

«Командир ливийских повстанцев, действующих на юго-востоке Ливии, Ахмед Зуай, заявил, что им удалось уничтожить автомобиль с оружием, принадлежащий суданским наемникам во время боевого столкновения в 30 километрах к юго-западу от оазиса Куфра.

По его словам, повстанцы попытались захватить еще шесть таких транспортных средств, нагруженных тяжелыми видами оружия. Ахмед Зуай сообщил также, что в столкновениях, произошедших ранее, попавшие в плен суданцы сообщили, что они принадлежат дарфурскому движению „Справедливость и Равенство“…»

— Ищите золото Каддафи, капитан! — Генерал поднялся из-за стола, показывая, что разговор на сегодня закончен. — Ищите и молите Аллаха, чтобы вас не опередили.

— Вы имеете в виду вооруженные силы Чад? Или повстанцев из Бенгази?

— Вам пока вовсе не обязательно знать, кого я имею в виду… — уклонился от объяснения генерал: — Свободны! Можете идти.

На прощание он все-таки протянул капитану руку. И это вполне можно было считать добрым знаком…

//- * * * — //

Вода в пустыне — это жизнь.

Вокруг даже самого крохотного, почти незаметного источника воды здесь неизменно возникает человеческое поселение со своим скудным бытом, нехитрым укладом, традициями и обычаями.

Коля Проскурин приоткрыл один глаз и лениво поинтересовался:

— Интересно, Петрович, куда это они погнали наших верблюдов?

— Продавать, наверное, — предположил в ответ Карцев, переворачиваясь на другой бок.

— Жаль, — вздохнул Николай.

— Понимаю. Тем более что у тебя ведь, по-моему, верблюдица была?

— Ну, да.

— Так может, вас с ней что-то личное связывает? Ты скажи, не стесняйся. Здесь все свои.

— Да пошел ты! Достал уже…

— А чего? Симпатичная такая верблюдица — большие губы, ноги длинные…

— Между прочим, — вмешался в разговор Иванов. Не совсем по существу вмешался, но очень вовремя, не давая разгореться перепалке. — Между прочим, верблюды прекрасно умеют плавать.

— И где это они, интересно, здесь плавают? — не поверил Алексей Карцев.

— Я не сказал — плавают. Я сказал — умеют плавать.

— Мало ли что…

— А я как-то, еще в армии, в командировке был. В Астраханской области, город Ахтубинск, — припомнил Проскурин. — Так вот, там на площади памятник стоит двум верблюдам — Машке и Мишке.

— Серьезно? Или шутишь? — не поверил Иванов.

— Зуб даю, командир! Оказывается, эти верблюды в Великую Отечественную войну служили в артиллерийском боевом расчете.

— Наводчиками? — не удержался Карцев. — Или заряжающими?

— Заткнись, Петрович.

— Они пушку за собой тянули до Берлина через всю Европу, — пропустил Николай мимо ушей очередную колкость. — И пушка эта, между прочим, дала один из первых залпов по немецкой Рейхсканцелярии.

— Надо же…

Нельзя сказать, что в деревенском доме, который был отведен гостям для отдыха, царила живительная прохлада. Однако стены из сырцового кирпича и плоская глинобитная крыша все-таки защищали от зноя. Кровати и прочие мебельные излишества заменял домотканый ковер, служивший также и обеденным столом, на котором стояла использованная посуда, миска из-под каши, кувшин с остатками кислого козьего молока и огромное блюдо не доеденных фиников.

Теперь первым нарушил молчание Карцев.

— А вот я бы душ сейчас принял. Холодненький. Можно даже без мыла, — мечтательным голосом произнес он.

— Да уж, конечно, Петрович, пованивает от тебя, — мстительно подтвердил Николай.

— Хватит, парни! — Иванов опять посчитал, что необходимо вмешаться. — Благодарите Аллаха, что хотя бы просто умыться дали.

— Вот доберусь до гостиницы, и первым делом…

«Интересно бы знать, — подумал Иванов, — когда и как мы туда теперь доберемся. И доберемся ли вообще куда-нибудь…»

В деревне, спрятавшейся среди барханов, они оказались перед самым рассветом. И первым делом Михаилу Анатольевичу бросилось в глаза, что охрана тут поставлена весьма профессионально.

Колючей проволоки и противотанковых надолбов, конечно, не наблюдалось. Однако сплошная, хотя и не слишком высокая каменная стена, почти сливающаяся по цвету с песками пустыни, окружала поселение со всех сторон — так, чтобы через специально приспособленные бойницы можно было просматривать и простреливать все подходы. Поперек дороги при въезде в деревню лежало два самодельных бетонных блока. Не хватало разве что традиционного минарета, на котором обычно оборудуют наблюдательный пункт.

— Мечети здесь, в принципе, нет, — объяснил Оболенский соотечественникам. — Местные жители в основном — не мусульмане, у них свои какие-то старые верования…

Местные жители оказались как на подбор очень смуглыми, почти чернокожими. Во всяком случае, те, кто вышел встречать ранних и, судя по всему, нежданных гостей на деревенский КПП. Трое юношей и мужчина постарше, одетые в просторные, длинные белые рубахи, не выпуская из рук автоматов Калашникова, в настороженном молчании рассматривали и сам грузовик, и трофейных верблюдов, которых было решено увести за собой после стычки с кочевниками.

— Как бы стрелять не начали с перепугу.

Однако обошлось. Пока Сулейман о чем-то разговаривал с вооруженными людьми на контрольно-пропускном пункте, Оболенский успел даже вкратце пересказать своим спутникам то, что узнал по пути от ливийца.

По его словам, жители этой деревни принадлежат к оседлым представителям народности загава, поддерживают своих суданских соплеменников, сражающихся против правительства, находятся на стороне полковника Каддафи и постоянно воюют с кочевниками-бедуинами.

Мужская половина населения деревни занимается отгонным скотоводством — держит в основном овец и коз. Женщины заняты помимо домашних забот земледелием — выращивают овощи, пшеницу, ячмень и финиковые пальмы.

В этом, собственно, по словам Оболенского, и заключалась причина конфликта оседлых загава с соседями — кочевниками из племени ризегат, то и дело пытавшимися проникнуть в Ливию из Судана. Первые столкновения между ними произошли во время тяжелых засух, в восьмидесятых и девяностых годах, когда ризегат, не признающие границ и права собственности на землю, попытались гнать свои стада через пастбища и наделы загава, однако получили отпор. Поэтому, спустя десятилетие, во время беспорядков в суданском Дарфуре воины именно этого племени составили основную силу ополчения «Джанджавит». При поддержке властей они развязали против дарфурских загава настоящий массовый террор — да такой, что счет убитым, раненым, замученным пытками и изнасилованным мирным жителям пошел на десятки тысяч. Еще некоторое время назад насилие редко выплескивалось на ливийскую территорию — режим Муаммара Каддафи имел в своем распоряжении достаточно сил и желания, чтобы защитить своих граждан. Но с началом восстания на востоке страны контролировать этот район стало некому, и деревни оседлых загава перешли на осадное положение…

Судя по тому, что спустя приблизительно полчаса их все-таки пропустили в деревню, Сулейману удалось о чем-то договориться с местными ополченцами. Правда, для этого потребовалось появление какого-то пожилого мужчины с седой бородой — видимо, одного из старейшин. Как бы то ни было, гостям позволили вместе с грузовиком и верблюдами пересечь контрольно-пропускной пункт, предоставили крышу над головой и даже принесли поесть.

— Ты зачем убил моих людей, Саид? — суровый голос Николая выдернул Иванова из полудремы.

— Стреляли…

«Интересно, — подумал Михаил Анатольевич, — нынешняя молодежь хотя бы представляет себе, из какого это кинофильма?»

— Все в порядке? — спросил он, открывая глаза.

— Пока вроде тихо, — ответил Оболенский, опускаясь на расстеленный ковер.

Вчера в стычке с кочевниками он проявил себя молодцом. Не струсил, не растерялся. И не промазал. Нет, все-таки хорошо у нас военных переводчиков готовят…

— А где товарищ Сулейман?

— Занимается бизнесом. — Оболенский вытянул ноги и взял с блюда несколько фиников.

— Хочется верить, что речь не идет о нашем грузе.

— Нет. Сулейман всего лишь продает местным жителям наших верблюдов.

— Я так и знал! — печально отозвался Николай Проскурин.

— Мне, между прочим, тоже доля причитается, — напомнил Карцев.

— Тебе-то за что, Петрович?

— Как это, за что? Ты слышал, командир? Как это, елки зеленые, за что?

— А местные жители не боятся, что этих верблюдов узнают друзья или родственники бывших хозяев? — поинтересовался Иванов.

— Нет, они не боятся. — Оболенский покачал головой. — Тут, в пустыне, законы свои, так что…

— Делить выручку будем честно и по справедливости, — вернулся Карцев к разговору о деньгах.

— Делить будет нечего, — разочаровал его Оболенский.

— Как это нечего?

— Бартер, — загадочно и коротко ответил переводчик.

Что именно он имел в виду, стало понятно, только когда вернулся Сулейман.

— Сегодня мы поедем дальше, — сообщил он своим русским спутникам.

Выбрав место подальше от входа, у самой стены, ливиец прислонился к ней спиной и почти сполз прямо на глиняный пол. Только теперь стало ясно, что за прошедшие ночи и дни ему досталось значительно больше, чем всем остальным. Ели бы не сигареты с запретной травой, сладковатый дым от которых сопровождал их теперь почти неизменно, он не выдержал бы многочасовые перегоны за рулем — по бездорожью, в темноте и в постоянном напряжении. Поэтому, наверное, никто и не стал донимать человека вопросами, куда и каким образом предстоит выдвигаться.

— Тебе надо поспать, Сулейман.

— Да, сейчас… — Ливиец протянул руку и выложил на ковер перед Оболенским небольшой тряпичный сверток. — Это новые документы. Я их выменял на верблюдов, только пришлось еще немного доплатить. Американскими долларами…

Видно было, что каждое новое слово по-русски дается ливийцу с трудом. В конце концов, он перевел усталый взгляд на Оболенского и заговорил на родном языке:

— Но за это они нам дадут еще старый джип. Я его посмотрел. Джип, конечно, разваливается на ходу, но другого приличного транспорта у них нет. Только ослики…

Сулейман собрался с силами и продолжил:

— Нужно будет не забыть пустые бочки. И машины раскрасить. Они все должны принести…

После этого ливиец закрыл глаза и провалился в глубокий сон.

— Ну, чего он сказал, господин переводчик? — полюбопытствовал Алексей Карцев первым после непродолжительной паузы.

— Что там за документы? — почти одновременно с ним спросил Коля Проскурин, показывая на сверток.

— Сулейман говорил, что теперь мы поедем на двух машинах. То есть у нас появляется какой-то джип. Очень старый автомобиль — но вроде бы на ходу. А еще говорил про какие-то пустые бочки, про какие-то украшения… — Оболенский взял в руки сверток и начал разматывать грубую ткань: — Ого, нет, ну надо же! Все-таки у него получилось.

Сверху в свертке лежали четыре паспорта.

— Синьор Джованни Ортолани, — торжественно, хотя и вполголоса, провозгласил Оболенский, — гражданин солнечной Италии…

Он осмотрел всех собравшихся долгим взглядом и остановился на Иванове:

— Это будешь, наверное, ты. Поздравляю!

— Спасибо. — Иванов сразу принялся изучать документ.

— Синьор Себастьяно Маринео… — продолжил Оболенский. — Прошу!

— Ага, — поблагодарил переводчика Карцев. — Слушай, но тут фотография не моя?

— А откуда тут взяться твоей фотографии? — вполне резонно парировал Оболенский.

— Почему я тогда Маринео?

— Потому что на Ортолани ты не похож абсолютно.

— А на этого типа я похож, что ли?

— Ну, в какой-то степени, — пожал плечами Оболенский.

— Ладно тебе, Петрович, выделываться, — посмотрел через плечо приятеля Проскурин. — Думаю, что для местных арабов мы все, европейцы, на одно лицо. Как китайцы для нас.

— Да уж, будем надеяться, — недоверчиво покачал головой Иванов.

— Николай, — обратился к Проскурину переводчик. — Николай, ну, а мы с тобой теперь получаемся египтянами.

И действительно, два других удостоверения личности выглядели по-другому, чем итальянские паспорта.

— Египтянами? — отчего-то обиделся Николай.

— В общем, это логично, по-моему. Я могу как-никак говорить по-арабски. А у тебя все-таки волосы черные, да и нос…

— Чего это — мой нос?

— Длинный нос, — с серьезным видом подтвердил Карцев. — Просто, прямо египетский…

— Нормальный у меня нос!

— К тому же других вариантов пока не предвидится, — подвел итог острой дискуссии Оболенский, протягивая Николаю последний из паспортов.

— Да ты чего, Коля? Ты чего? — похлопал Карцев приятеля по плечу. — Радоваться надо, что тебе египтянином надо быть, а не египтянкой, к примеру. Хотя, наверное, хиджаб к твоему небритому личику вряд ли подойдет. Разве что паранджа…

— Между прочим, паранджа — это вовсе не то, что ты думаешь, — заметил Оболенский. — Не надо путать ее с никабом. А паранджа — такое широкое одеяние с длинными рукавами, которое накидывается на голову и закрывает всю фигуру от макушки до пят.

— Понял, профессор, — развел руками Карцев. — А вот, кстати, местная женщина тут заходила, еду принесла. Обратили внимание?

— Ну допустим.

— Да я читал где-то, что в некоторых слаборазвитых племенах существует обычай, чтобы хозяин дорогим гостям предоставлял свою жену на ночь… Не слышали? Здесь, в Сахаре, случайно такое не практикуется?

— Нет, не слышал.

— Слушай, Петрович, имейте же совесть, — попросил Иванов. — А то, что ни разговор, на любую тему — так ты все равно, в конце концов, его на баб переведешь.

— Нет, командир, я ведь просто культурой народов мира интересуюсь. Чисто теоретически!

— Как бы нас тут практически не поимели, — вздохнул Иванов и обратился к Оболенскому: — Ладно, это понятно — паспорта, фотографии, все такое… Но я же на итальянском языке, кроме «чао, бамбина» и «паста карбонара», ни слова не знаю.

— Арабы здесь тоже, как правило, по-итальянски не очень разговаривают, — успокоил его Оболенский. — Но вот для этого у иностранных специалистов и есть переводчик. В моем лице.

— Авантюра, — позволил себе оценить положение дел Иванов.

— Да кто бы спорил? — Вообще-то, на протяжении тридцати лет, до середины Второй мировой войны, большая часть Ливии была именно итальянской колонией. Поэтому Оболенский опять занялся содержимым тряпичного свертка: — Так, вот оно… да, точно, все правильно.

Он аккуратно, один за другим, выложил на ковер несколько листов бумаги с отпечатанным на компьютере текстом. Некоторые из документов оказались на арабском языке, некоторые, как можно было догадаться, — на итальянском. При этом каждый из них украшали печати с гербом Джамахирии, а также стилизованное изображение некоего странного существа.

— Это что еще за чудо?

— Логотип итальянской компании Eni S. p. A., — пояснил Оболенский, пробегаясь глазами по строчкам арабского перевода. — Шестиногая огнедышащая собака.

— Прости, Господи… — перекрестился Иванов.

— Число шесть, по официальной версии, символизирует объединение четырёх колес автомобиля с двумя ногам водителя. Так сказать, пламенный союз человека и техники… Прекрасно! Вон, даже собственноручные подписи главного управляющего господина Скарони имеются.

— Извините, профессор, за беспокойство, — очень вкрадчиво подал голос Проскурин. — Я надеюсь, мы вам не очень мешаем?

— А то вы тут сами с собой тихо радуетесь чему-то… — поддержал его Карцев.

— Может быть, все же следует поделиться своими открытиями с народом?

Оболенский сделал вид, что не на шутку задумался:

— Да, пожалуй. Попробую объяснить кое-что для неподготовленной аудитории…

//- * * * — //

У каждого большого начальника есть свой начальник, который еще больше.

Поэтому, услышав голос на другом конце закрытой телефонной линии, французский военный атташе в Судане едва не вытянулся по стойке «смирно».

— Говорите, полковник.

— Добрый день, господин министр.

Кажется, невидимый собеседник поморщился:

— Доброе утро… докладывайте!

— Нам пока не удалось выполнить поставленную задачу.

— Это я уже знаю. Хотелось бы услышать подробности.

— Наши люди прибыли на место уже после боевого столкновения между ливийцами и специальным подразделением суданской армии.

— Почему?

Полковник никогда не был трусом, но, для того чтобы ответить на вопрос, ему потребовалось собрать в кулак почти все свое мужество:

— Господин министр, возможно, это была моя ошибка. Диверсионная группа оказалась в районе авиабазы точно в назначенное время, раньше всех остальных… союзников. Однако были получены сведения от воздушной разведки, что база покинута и ливийцы начали перемещение груза в сторону границы с Республикой Чад. Поэтому мною был отдан приказ — не тратить время на осмотр базы, а безотлагательно направить все силы для перехвата интересующего нас груза в пути.

Полковник перевел дыхание:

— Наши люди должны были успеть сделать это первыми. Но мы не ожидали, что суданцы так быстро и так далеко продвинутся на север…

— Вы полагаете, — перебил его собеседник, который, по-видимому, уже располагал определенной информацией по этому поводу, — они не случайно натолкнулись посреди пустыни на ливийскую колонну?

— К сожалению, это так. Характер боя указывает на то, что нападение осуществлялось целенаправленно и было очень тщательно подготовлено. Сначала суданцы выбросили десант и организовали засаду на пути колонны, а потом уже добивали ее превосходящими силами бронетехники и пехоты.

— Таким образом, у них уже были какие-то сведения о характере груза?

— Вероятнее всего, господин министр. Во всяком случае, этого исключить нельзя.

Прежде чем задать следующий вопрос, человек на другом конце телефонной линии сделал паузу:

— Значит, золото Каддафи все-таки захватили суданцы? Прямо у нас из-под носа…

— Нет, господин министр, — поторопился ответить полковник. — Они его тоже не обнаружили.

— Не обнаружили? Вы уверены?

— Абсолютно, — кивнул военный атташе, как будто собеседник мог его увидеть. — Более того, имеются все основания полагать, что никакого золота там вообще не было.

— А где же оно?

— Пока не известно. По сообщениям моих агентурных источников, в последний раз интересующий нас груз видели на авиабазе за несколько часов до выхода колонны.

— Но это точно был тот самый груз?

— Описание совпадает, господин министр. Стандартные металлические бочки емкостью двести литров, без маркировки, размещенные в кузове армейского грузовика. — Полковник сейчас говорил уже намного увереннее, чем в начале беседы: — Несомненно, ливийцы специально предприняли отвлекающий маневр и пожертвовали своими людьми, чтобы незаметно вывести машину с золотом с территории авиабазы.

— А вы поддались на эту уловку…

— Это моя вина, господин министр, — уже намного решительнее ответил военный атташе.

— Где сейчас наша группа спецназа?

— Осуществляет поиск и преследование. Нами задействованы все контакты: в правительстве, в спецслужбах, среди представителей местного населения.

Несколько мгновений парижский собеседник молчал. Потом задал совершенно неожиданный вопрос:

— Скажите, вы в Бога верите?

— Вообще-то я атеист… — Полковник даже не сразу сообразил, что в такой ситуации следовало ответить. — Но я происхожу из католической семьи…

— Так вот, молитесь, кому хотите, чтобы ливийское золото от вас не ускользнуло.

Полковнику показалось, что парижский собеседник собирается закончить разговор:

— Господин министр, прошу прощения…

— Что такое?

— Есть еще одно обстоятельство, которое я считаю необходимым довести до вашего сведения. В этой истории оказались замешаны русские.

— Полковник?

— Господин министр, для сопровождения груза, который нас интересует, ливийцы наняли частных охранников из России.

— Только этого не хватало! Причем тут русские?

— Первоначально они должны были сопровождать только торговое судно, на котором планировалось вывезти золото за пределы Судана. Это довольно распространенная практика, в связи с нападениями сомалийских морских пиратов. Но по последним сведениям, полученным от моего человека в местной контрразведке, ливийцы привлекли их и к охране груза на сухопутном участке маршрута.

— Вот, дерьмо! — очень просто и совсем по-солдатски высказался министр.

Военный атташе был с ним абсолютно согласен, однако вслух произнес:

— Информация поступила из источника, заслуживающего доверия.

— Сколько их, этих русских?

— Мы располагаем данными троих частных охранников, прилетевших в Судан по контракту с судовладельцем. Очевидно, все они имеют специальную подготовку.

— Что известно еще?

— Достоверно известно только то, что интересующий нас груз должен был покинуть Порт-Судан на теплоходе «Профессор Пименов».

— Судя по названию, это российское судно?

— Нет, господин министр. Последние восемь лет оно ходит под либерийским флагом. Владелец зарегистрирован на Мальте, команда состоит из граждан нескольких стран.

— Достоверно известно… — повторил собеседник слова военного атташе. — Значит, русские попытаются любым способом доставить груз именно на это судно?

— Да, вероятнее всего.

— А почему бы не позволить им это сделать, полковник?

— Простите, господин министр?

Но большие начальники — они потому и большие, что самые светлые мысли приходят именно в их головы:

— Пусть наши героические спецназовцы продолжают свою охоту. Если им посчастливится — просто великолепно! А вот если добыча опять ускользнет — что же, тогда мы встретим ее прямо там, куда она так стремится.

Военному атташе было крайне неловко перебивать полет фантазии собеседника, однако сделать это все-таки пришлось:

— Есть еще одно неприятное обстоятельство…

— В чем на этот раз дело, полковник? — с явным неудовольствием уточнил министр.

— Судно, на которое ливийцы намерены погрузить золото, может вообще никогда не попасть в Порт-Судан. В настоящее время оно захвачено сомалийскими пиратами. Насколько мне известно, и само судно, и его экипаж находятся в Пунтленде, на одной из основных пиратских баз.

Вопреки опасениям атташе, его парижский собеседник справился с собой довольно быстро:

— Вы не перестаете меня удивлять, полковник… Пираты уже начали переговоры?

— Да, господин министр, по нашим сведениям судовладелец получил предложение о выкупе.

— Кто выступает посредником?

— Как обычно, английская страховая компания. У меня есть название и координаты…

— К черту сейчас подробности! Пришлете мне все это в письменном виде.

Предки министра происходили откуда-то с северо-запада Франции, и при достижении своих целей он неизменно проявлял поистине бретонское упрямство:

— Сколько просят за судно и груз эти чертовы сомалийцы?

— Пять миллионов долларов.

— А на какую сумму согласятся, как вы полагаете?

— Я думаю, на полтора или на два миллиона. Вообще-то размеры выкупов, выплачиваемых пиратам, никогда не разглашаются. Однако по мнению специалистов…

— Ну, так надо им заплатить! И чем скорее, тем будет лучше.

— Но, господин министр…

— Это не ваша проблема, полковник. Я сейчас же дам соответствующие указания военным атташе в Лондоне и на Мальте. — Полковнику показалось, что он слышит стремительный бег дорогого «Монблана», делающего пометку в министерском блокноте: — Слушайте, вы хотя бы представляете себе, сколько золота спрятано в этих бочках?

— Приблизительно восемь тонн.

 

Глава 2

Что бы там ни писали поэты-романтики, никакие следы на песке не исчезают мгновенно.

Особенно если не было ветра или дождя.

Командир специального подразделения Группы вмешательства французской жандармерии перекатил на ладони несколько аккуратных латунных цилиндров:

— Ну, и что вы по этому поводу скажете?

— Гильзы от унитарного патрона «девять на девятнадцать» парабеллум, — доложил как на экзамене молодой лейтенант. — Судя по маркировке, патроны российского производства. Отстреляны, скорее всего, из пистолета. С одной позиции.

— Значит, все-таки русские…

— Это плохо?

— В любом случае, это не хорошо. Трупы двигали?

— Нет, — отрицательно помотал головой лейтенант.

— И не надо.

Под любым из убитых арабов вполне могла оказаться ручная граната со снятой чекой. Так бывало в Афганистане, да и сам он так делал когда-то…

— Огневой контакт произошел не более двенадцати часов назад.

Командир кивнул — да, следы вокруг еще неплохо сохранились. И к тому же до человеческой падали, брошенной посередине пустыни, пока не успели добраться шакалы или стервятники.

— Значит, мы, в конце концов, вышли на правильный след.

Командир еще раз осмотрелся вокруг. Отпечатки протекторов грузовика особенно хорошо видны были там, где машина остановилась, а потом пошла дальше. Очевидно, водитель и пассажиры успели заметить приближение всадников, появившихся… да, правильно, с той стороны, из-за песчаных барханов.

Так, отсюда стреляли из пистолета. А вот еще один четкий след — кто-то спрыгнул в армейских ботинках из кузова…

— Как, по-вашему, сколько их было?

Лейтенант сразу понял, о чем идет речь:

— Полагаю, не меньше чем двое.

Да уж, точно. Один стрелок, даже самый великолепный, никак не смог бы одновременно поразить сразу семерых противников. Часть из которых к тому же находилась вне его зоны видимости.

Все-таки мы живем в реальном мире, а не в голливудском кино про Дикий Запад.

— А верблюдов они, как я понимаю, забрали с собой.

— Кроме того, который убежал в пустыню. — Лейтенант показал рукой на труп кочевника, лежавший несколько поодаль от других. — А вот его хозяину не повезло. Не успел…

— Зачем им понадобились верблюды?

— Трофей? — пожал плечами лейтенант.

— Нет, не думаю. Кстати, как вы полагаете, лейтенант, отчего мы больше не нашли ни одной стреляной гильзы?

— Наверное, они их подобрали.

— Вряд ли, мой друг. Вряд ли. Иначе они и вот это бы нам не оставили. — Командир подразделения французского элитного спецназа опять раскрыл ладонь, на которой лежали одинаковые металлические цилиндры: — Все намного проще. Второй стрелок или даже стрелки вели огонь из ограниченного пространства. Прямо из кузова — через замаскированную бойницу или через брезентовый тент. Поэтому все остальные гильзы просто-напросто остались внутри.

— Профессионалы, — вздохнул с уважением молодой офицер.

— Ладно, друг мой, мы ведь тоже не из пансиона для девочек. — Командир ободряюще подмигнул и поинтересовался: — Как, ребята, готовы двигаться дальше?

— Да, все готовы, — подтянулся лейтенант.

— Тогда выступаем через… — Командир посмотрел на циферблат своих часов. — Выступаем ровно через двенадцать минут. А пока позовите ко мне оператора связи.

…Разговор с военным атташе в Хартуме получился на этот раз очень коротким.

— Мы нашли их следы.

— Вы уверены? — Голос у полковника был такой, будто он давно уже не получал хороших вестей и уже не надеялся услышать их когда-нибудь. — Это точно они?

— Пока все совпадает с ориентировкой. Один тяжелый грузовик армейского образца в сопровождении группы из нескольких русских профессионалов.

— Сведения получены от местных жителей? Они еще кому-то их успели сообщить?

Спецназовец обвел взглядом неподвижные тела кочевников на песке:

— Нет, не беспокойтесь. Насколько я понимаю, местные жители ничего никому сообщить не успели.

— Это хорошо… — немного оживился полковник. — Где вы их обнаружили?

Координаты в сетке GPS наверняка уже высветились на мониторе военного атташе, однако спецназовец повторил их еще раз.

— Скорее всего, грузовик сейчас двигается отсюда по грунтовой дороге на север или на северо-восток…

— Я немедленно запрошу фотоснимки района. Вам какая-то помощь нужна? Может быть, питьевая вода, продовольствие, топливо?

— Нет. Наверное, нет… — прикинул командир подразделения.

Все равно вертолеты поддержки из временной базы на территории Чад в эту точку бы не долетели. Да и «светить» французское военное присутствие в Ливии без особой необходимости никому из участников операции не хотелось.

— Очень хорошо. Продолжайте преследование. И удачи вам, ребята…

— Командир! — Лейтенант по привычке метнул руку к несуществующему козырьку. Сразу стало понятно, что появился он вовсе не для того, чтобы доложить о готовности группы к выходу.

— Что случилось?

— У нас, видимо, гости. Вон там, на дороге…

Командир обернулся в ту сторону, куда показывал молодой офицер. Потом расстегнул кнопку футляра, достал бинокль и поднес его к глазам:

— Объявляйте тревогу. Занять оборону!

По единственной в этих местах автомобильной дороге к французским позициям приближалось несколько бронетранспортеров, раскрашенных в цвет пустыни. Из-за пыльного облака, растянувшегося вслед за колонной, определить точно, сколько их всего, и разглядеть опознавательные знаки на бортах невозможно было даже через специальную оптику.

— Командир, посмотрите направо!

— Только этого еще не хватало.

Из-за гряды серых скал прямо через барханы в их направлении выдвигался на полном скаку отряд кочевников на верблюдах и лошадях. Вооруженных всадников, как это было здесь принято, сопровождали джипы с крупнокалиберными пулеметами, стволы которых были угрожающе направлены на французов.

— Лейтенант, распределите своих людей по секторам. Оператор! Связь, быстро, немедленно…

В довершение неприятностей, над ливийской пустыней повис нарастающий рев прилетевших откуда-то с севера реактивных штурмовиков…

//- * * * — //

Некоторые иностранцы по привычке все еще называют независимое прибрежное государство Пунтленд сомалийской провинцией. С формальной точки зрения это действительно так — сначала Пунтленд объявил о своём полном суверенитете, но через некоторое время согласился на статус некоего «автономного региона».

Как бы то ни было, для населения Пунтленда рыболовство является очень важным источником существования. Сезон вылова рыбы длится восемь месяцев и обеспечивает работой несколько тысяч человек. В прибрежных водах добываются тунец, макрель, много других видов рыбы, а также моллюски и лобстеры. Для обработки рыбной продукции, которая идет на экспорт, в прибрежных населенных пунктах построено несколько фабрик, выпускающих консервы и глубокозамороженные рыбные полуфабрикаты…

Однако никакой рыбный промысел не сравнится в рентабельности с морским разбоем.

Как известно, в территориальных водах бывшего Сомали действует около двух десятков пиратских бригад. Большинство их состоит, как правило, из нескольких членов экипажа пиратского катера и трех-четырех человек, обеспечивающих его обслуживание на берегу.

Впрочем, есть и более крупные пиратские формирования.

Например, «Морские пехотинцы Сомали», или Стражи сомалийских вод, — самая эффективная банда разбойников, организованная по военному образцу, во главе с адмиралом и способная атаковать суда далеко в океане. Главные ее базы — порты Харадере и Эйл. Существует также Национальная добровольческая береговая охрана — она базируется в Кисмайо и нападает главным образом на небольшие суда, в том числе рыболовные. Еще несколько пиратских бригад базируются в портовом городке Марка, однако по численности и по организованности они намного уступают так называемой «группе Пунтленд», контролирующей северное побережье Африканского Рога.

Считается, что какого-то единого, общего руководства у пиратов из Пунтленда и соседних с ним сомалийских провинций не существует — намного важнее тут клановые и родственные связи. И только благодаря этим связям удается налаживать деятельность почти бесперебойного конвейера по торговле захваченными в море заложниками и судами.

С тех пор как этот бизнес перешел в руки лондонских страховщиков и юристов, процедура заключения таких сделок и размер выкупа стали полностью закрытыми для общественности. Тем более что по условиям типового договора страхования от похищения и выкупа судовладелец просто-напросто лишен права вести переговоры самостоятельно или назначать своего посредника.

— Очень рад снова видеть вас, мистер Льюис!

Чернокожий мужчина в годах, с седыми, коротко стриженными волосами и с небольшим шрамом на левой щеке поднялся на мостик теплохода «Профессор Пименов» быстрым шагом уверенного в себе человека. Улыбка у него была широкая, а рукопожатие крепкое.

— И мне тоже весьма приятно, адмирал.

— Извините, что заставил вас ждать.

Обращение гостя было явно приятно сомалийцу. Все-таки настоящего британского джентльмена ни с кем не перепутаешь. Даже если он одет в дешевую рубашку цвета хаки, такие же штаны с множеством карманов и в походные ботинки на толстой подошве.

— Пустяки, не стоит говорить об этом…

— Может быть, я могу предложить вам чашку кофе?

— Нет, благодарю, — отказался англичанин, снова усаживаясь в капитанское кресло.

Первым делом командир пиратов по прозвищу Асад отпустил с мостика молчаливого, мрачного парня из племени бари, который до этого скрашивал своим присутствием одиночество гостя. Потом устроился на втором кресле, рядом со штурманским столиком:

— Надеюсь, мистер Льюис, вы добрались благополучно?

С тех пор, как за дело взялись англичане, добыча уже не находится у пиратов в плену по полгода и более. Теперь товарно-денежный оборот в этом бизнесе занимает всего два-три месяца — захват судна и экипажа, переговоры, освобождение, новый захват… В конечном итоге для сомалийцев это получалось намного выгоднее, чем торговаться из-за каждого доллара. Не оставались в убытке и лондонские посредники, получая до тридцати процентов комиссионных от суммы каждого выкупа.

— Никаких проблем.

Господин Льюис, представитель юридической фирмы «Дэвид Беркли и партнеры», прилетал на переговоры с пиратами уже не в первый раз. Поэтому вид на живописную бухту с рыбацкой деревней вдоль побережья казался ему вполне привычным. Менялись разве что только названия и порты приписки судов, сделавших здесь вынужденную остановку…

— Я видел по дороге, что у вас появилось много новых, хороших коттеджей.

— Да, — согласился Асад. — Теперь многие местные жители могут себе это позволить. В основном они покупают и строят дома, потому что машиной здесь никого не удивишь. Могут завести еще одну жену. Перевести деньги родственникам за границу. Или купить новое оружие, снаряжение.

— Новое оружие? — приподнял брови господин Льюис.

— Во время гражданской войны автомат или пулемет были необходимы, для того чтобы защитить себя и свою семью. Теперь это, скорее, признак социального статуса для любого мужчины. Ну и, конечно же, производственная необходимость. — Сомалиец опять улыбнулся:

— Хотя, в сущности, мы народ очень тихий и миролюбивый. Мы ведь никого не грабим и не убиваем, что бы там у вас ни говорили. Мы просто собираем с иностранных судовладельцев небольшой налог. За проход по сомалийским территориальным водам, за пользование рыбными ресурсами, за ущерб, который причиняют экологии все эти танкеры и теплоходы…

— Говорят, что в последнее время у вас появились проблемы с властями?

— Не думаю, что стоит придавать этим слухам излишне большое значение, мистер Льюис. В нынешней ситуации они, прежде всего, стараются сохранить лицо. Потому что реально никак помешать нам не могут. Вон, здесь несколько раз проводились публичные акции — по телевизору показывали арестованных, как они их назвали, пиратов. Так вот, потом всех просто отпустили.

Асад взял в руку остро отточенный штурманский карандаш и несколько раз постучал им по столику:

— Со своей стороны, мы тоже соблюдаем определенные договоренности. Например, совсем недавно были совершенно бесплатно освобождены две самоходные баржи — потому что находившийся на них груз принадлежал некоторым министрам нашего правительства. К тому же, по просьбе правительства, никто не нападает на суда, следующие в порт Босассо или выходящие из него.

— Весьма разумное отношение к делу, — кивнул англичанин.

— Реально нам с вами, мистер Льюис, следует опасаться только фанатиков из Советов исламских судов. Они сейчас захватили власть на значительной территории Сомали, ввели законы шариата и по ним казнят наших людей, как разбойников, если те попадают к ним в плен. Однако, благодарение Аллаху, американцы пока не позволяют им взять верх на побережье.

— Насколько я понимаю, военно-морских сил НАТО вы тоже не слишком опасаетесь?

— Нам приходится с ними считаться, мистер Льюис, — признал чернокожий пират. — Но, когда речь идет о жизни и безопасности западных граждан, военная сила применяется крайне редко. К тому же океан очень большой, а торговых судов по нему идет очень много. Поэтому крейсеров и фрегатов для их охраны всегда не хватает.

— Прошу прощения… — Англичанин достал из кармана напомнивший о себе спутниковый телефон, чтобы ответить на вызов: — Я слушаю?

Молча выслушав собеседника, он попрощался и нажал на клавишу отбоя:

— Господин адмирал, деньги только что поступили на указанный вами счет в Кении. Можете проверить и убедиться.

— Я вполне доверяю вам, мистер Льюис. — Сомалиец расплылся в белоснежной улыбке: — И я приятно удивлен, что на этот раз мы решили проблему так быстро. Всего за неделю — нет, даже за шесть дней. Намного быстрее, чем обычно…

Он выжидающе посмотрел на представителя лондонской юридической фирмы, однако никаких комментариев по этому поводу от англичанина не последовало. Поэтому предводитель пиратов по прозвищу Асад решил продолжить сам:

— Честно говоря, меня даже несколько удивляет подобная оперативность.

— Не думаю, господин адмирал, что нас с вами должны беспокоить вопросы подобного рода, — достаточно вежливо, но весьма твердо закрыл тему для обсуждения мистер Льюис.

Сомалиец, в свою очередь, не стал настаивать и сменил тему:

— Обычно в таких случаях у нас интересуются, все ли моряки здоровы и живы…

— Все ли моряки здоровы и живы? — Мистер Льюис как настоящий британский джентльмен уважал деловые традиции и правила игры.

— Да, конечно, все они вполне благополучны.

— Тогда, может быть, вы пригласите сюда капитана теплохода?

— С удовольствием, мистер Льюис.

…Как оказалось, литовцы нисколько не уступают англичанам в невозмутимости и умении владеть собой.

Когда капитану теплохода «Профессор Пименов» Любертасу, доставленному под конвоем на свой собственный мостик, было объявлено, что переговоры о выкупе завершились успешно и что судно в любой момент может покинуть пиратскую бухту, он только вежливо поблагодарил представителя лондонской фирмы-посредника.

— Имеются ли у вас какие-то жалобы, господин капитан? Претензии?

Выразительным пожатием плеч моряк продемонстрировал, что, даже если ему и есть что сказать, он не считает для этого подходящим ни время, ни место:

— Нет, у меня нет никаких жалоб.

Вид у капитана был бледный, усталый и не очень здоровый — но, скорее, от груза свалившейся на его плечи ответственности, чем от страха или бытовых неудобств, связанных с положением, в котором оказались экипаж и судно.

— Может быть, пожелания?

Капитан ответил, почти не раздумывая:

— Члены команды хотели бы, как только это станет возможным, связаться со своими семьями по телефону. Им нужно успокоить родных и близких.

— Разумеется, господин капитан. Я устрою это буквально в течение часа.

— Не держите на моих людей зла, капитан. Ничего личного, как говорят, только бизнес, — вмешался в разговор сомалиец. — Я отдам приказание, чтобы на борт теплохода доставили свежие продукты и воду.

— Сколько времени вам понадобится, чтобы запустить судовые машины? — поинтересовался у капитана британский юрист.

— Не знаю. Надо все осмотреть и проверить.

— К вечеру управитесь?

— Не уверен. — Литовец озабоченно покачал головой.

— Сделайте все возможное. Вам и самим ведь хотелось бы поскорей выйти в море?

— Да, конечно, — не стал спорить капитан. Посмотрев на британца, он задал вопрос: — Каковы будут дальнейшие указания?

— Вы их получите, когда свяжетесь с судовладельцем. Но, насколько я знаю, он хочет, чтобы вы срочно следовали в Порт-Судан. Сообщите об этом команде. И еще сообщите, что каждому члену экипажа в конце рейса будет выплачена денежная компенсация за те неудобства, которые им пришлось пережить. А если кто-то захочет списаться в Судане, ему оплатят билет на самолет.

— У вашего судна хороший владелец, — заметил капитану сомалиец.

Когда литовский моряк ушел вниз по трапу в кают-компанию, где его с нетерпением ожидала команда, представитель юридической фирмы повернулся к пирату:

— Адмирал, мне хотелось бы иметь дополнительные гарантии того, что по пути в Порт-Судан этот теплоход не будет повторно захвачен вашими… коллегами.

— Мистер Льюис, мы же приличные люди, — с искренней обидой посмотрел на англичанина чернокожий мужчина по прозвищу Асад…

//- * * * — //

Когда приходит время праздновать победу, любое вооруженное ополчение совершенно утрачивает революционную бдительность.

Беспорядочная пальба вокруг началась еще утром, и Николай Проскурин, сидевший за рулем грузовика, даже снял с предохранителя свой пистолет-пулемет:

— Кто-то мочит кого-то…

— Да вроде похоже, — прислушался Оболенский.

— Слушай, как бы и нам тут случайно не перепало.

Судя по всему, к неприятностям приготовились и те, кто ехал в машине сопровождения: офицер секретной полиции Сулейман, Михаил Иванов и Карцев, который отзывался теперь исключительно на обращение «синьор Маринео». Транспортное средство им досталось, как и предупреждал ливиец, довольно своеобразное — американский «виллис» без лобового стекла, забытый союзниками в этих краях, очевидно, еще во времена сражений против фельдмаршала Роммеля.

Проскурин сразу же обозвал его на афганский манер «барбухайкой». Однако совсем неожиданно на защиту легенды военной автомобильной промышленности встал Алексей Карцев, который потребовал от товарищей проявить уважение к возрасту и боевым заслугам четырехколесного ветерана. И, надо признать, за всю дорогу «виллис» не подвел их ни разу, хотя бензин поглощал в неприличных количествах, а время от времени принимался совсем по-стариковски чихать и кашлять изношенным двигателем…

— Стой, Коля! Видишь, они притормаживают. Только двигатель не глуши.

— Обижаешь, начальник. — За рулем КамАЗа Николай Проскурин освоился почти сразу, без труда восстановив армейские навыки.

— Пойдем, с ребятами поговорим.

Откуда и куда стреляли, определить оказалось невозможно даже усилиями всего коллектива — возникало такое впечатление, что беспорядочная пальба, почти не затихая, доносится отовсюду. Поэтому после непродолжительной остановки решено было двигаться дальше, приняв дополнительные меры предосторожности.

— Еще раз… — повторил инструктаж Оболенский. — Ты, Коля, у нас теперь египтянин. Поэтому только молчишь и киваешь. Если что, говорить буду я.

— Все понятно, — кивнул Николай.

— Сулейман в вашей машине — за старшего. Огонь открывать только по его команде.

— Постараемся. — Иванов поправил на плече ремень автомата и почти незаметным движением дотронулся до «грача», спрятанного под одеждой.

— Вы двое разговариваете между собой только по-итальянски. Или, хотя бы так, чтобы выглядело похоже… — усмехнулся Оболенский. — На все вопросы, которые вам будут задавать, реагируете идиотской улыбкой, потом показываете на переводчика. Как, собственно, и положено иностранцам.

— Хомо хомини люпус эст — попытался блеснуть эрудицией Карцев.

— Это вообще-то не совсем по-итальянски.

— Ну, ладно придираться-то.

— Поехали, чего стоять? Упремся — разберемся…

Причина повсеместной пальбы выяснилась через несколько километров при первой же встрече с повстанцами.

— Все в порядке, Коля, — сообщил Оболенский, забираясь обратно в кабину. — Это не война. Это праздник. Что-то вроде салюта победы.

— Кто кого победил-то? — понизив голос почти до шепота, уточнил Проскурин и начал осторожно выруливать вслед за «виллисом» от обочины.

— Говорят, CNN показала по телевизору, что войска оппозиции вчера ночью заняли Триполи. Резиденцию полковника Каддафи не то расстреляли из танков, не то разбомбили до основания. Сам он, вроде, убит или скрылся в Алжире, зато в плен взяты двое его сыновей.

— Что-то не верится…

Прежде чем высказать свое мнение, Оболенский расплылся в широкой улыбке и помахал кому-то на прощание через опущенное боковое стекло. В ответ раздалась короткая, безобидная очередь в воздух из автомата и радостный крик по-арабски.

— Какая разница? Главное, им сейчас не до нас.

И действительно, из-за всеобщего всенародного ликования паспорта и бумаги пришлось показывать только на одном из многочисленных блокпостов, установленных повстанцами вдоль дороги на север, и вдоль трубопровода, соединяющего крупнейшее в мире нефтяное месторождение Серир с побережьем страны. На остальных контрольно-пропускных пунктах оказалось вполне достаточно пары-тройки приветственных восклицаний с обеих сторон и двух блоков сигарет «Мальборо», которые Карцев раздарил ополченцам по случаю праздника.

— Нет, послушай, но кто бы подумал, что это сработает… — не переставал удивляться Проскурин, стараясь выдерживать дистанцию до джипа, который пылил впереди.

Старенький «виллис» поразительно напоминал сейчас армейские внедорожники, которые можно увидеть на улицах Питера или Москвы в День десантника. Только вместо знамени ВДВ, над ним развевались трехцветный флаг оппозиции и большое полотнище с эмблемой итальянской энергетической компании ENI.

Большегрузный КамАЗ, разумеется, также был разукрашен по полной программе. Кроме государственного итальянского флага, закрепленного над кабиной, на его бортах были намалеваны белой краской арабские лозунги с проклятиями в адрес Муаммара Каддафи и пожеланиями свободы героическому ливийскому народу. Дополнительно, на всякий случай, на всех металлических бочках, стоявших в крайнем ряду, красовались большие наклейки с логотипом все той же…

— Они что здесь, действительно так итальянцев любят?

— Нет. Они к ним уже просто привыкли, — немного подумав, пояснил Оболенский.

Действительно, мало кто из ливийцев вспоминал теперь недобрым словом период недолгого итальянского колониального владычества. Зато работа на предприятиях по разведке, добыче и переработке углеводородного сырья многим из них дала средства к существованию — за последние годы ENI вложила в экономику Ливии миллиарды долларов, импортируя из страны до пятисот тысяч баррелей нефти в день. К тому же всем было прекрасно известно, что именно итальянцы совместно с французами начали нынешнюю военную кампанию против режима Каддафи.

— Между прочим, перед самой войной ENI планировала сделку с нашим «Газпромом»…

— С чьим, простите, «Газпромом»? — уточнил Проскурин, который всегда недолюбливал отечественных олигархов.

— С российским, — усмехнулся Оболенский. — Итальянцы должны были уступить нефтяной «дочке» «Газпрома» примерно треть в проекте разработки ливийского нефтегазового месторождения Элефант. Сумма контракта оценивалась в сто восемьдесят миллионов долларов, но Россия уже имеет здесь две собственных разведочных лицензии на суше и на шельфе. Ну, еще доли в некоторых концессиях…

— И что теперь будет с этим контрактом? — Проскурин махнул рукой в сторону, из которой донесся очередной раскат праздничной автоматной стрельбы.

— Не знаю. Не думаю, что итальянцы захотят делиться. Тем более что сделка по месторождению Элефант продвигалась и готовилась под личные гарантии полковника Каддафи.

— «Газпром»… — с выражением произнес Проскурин. — Мечты сбываются.

— В первый раз, что ли? Вспомни Кубу, Германию или, к примеру, Ирак… — Военный переводчик посмотрел за окно, на бесконечные трубы, по которым из Ливии на экспорт перекачивается черное золото. — Знал бы ты, сколько денег мы там потеряли.

— Мы с тобой потеряли? — не удержался от уточнения Николай.

— Страна потеряла. И мы с тобой, значит, тоже…

На участке магистрального трубопровода, мимо которого они сейчас проезжали, были явно заметны следы разрушений, которые кто-то поспешно восстановил. Оболенский припомнил, что месяц или два назад в средства массовой информации по этому поводу выплеснулся целый поток взаимных обвинений — представители полковника Каддафи утверждали, что бомбардировку крупнейшего восточного месторождения совершили самолеты НАТО, а оппозиция пыталась доказать, что это дело рук правительственных войск.

— Говорят, геологические запасы нефти только в этом районе оцениваются почти в четыре миллиарда тонн.

— Это много?

— Этого достаточно, чтобы начать войну. — Оболенский высунул руку через боковое окно, чтобы поправить трехцветный флажок над кабиной:

— Между прочим, ENI имеет свои интересы и у нас дома. Итальянцам принадлежит половина газопровода «Голубой поток», большой пакет акций компании «Газпромнефть», а когда обанкротился «ЮКОС», они прикупили себе еще кое-какие активы Ходорковского.

— Ловкие ребята.

— Не то слово!

Как бы то ни было, фирменная эмблема итальянского нефтегазового гиганта и революционные атрибуты срабатывали пока лучше всяких бумаг с фотографиями, пропусков и печатей на бланках. Поэтому остаток дороги до оазиса Аль-Джагбуб удалось преодолеть довольно быстро и без особых проблем.

…Население одноименного городка, расположенного на перекрестке караванных путей и вполне современной магистрали, составляет, по справочникам, около тысячи человек. И, как показалось Иванову, все это население сейчас прыгало и бесновалось на главной улице прямо перед колесами «виллиса». Почти каждый местный житель, увидев на проезжающих автомашинах флаг победившей революции, считал своим долгом выкрикнуть что-нибудь радостное и пальнуть пару раз в небо.

«И когда же у них патроны-то кончатся», — подумал про себя Иванов, изо всех сил удерживая на лице затяжную улыбку. Расположившийся рядом с ним Карцев тоже не забывал крутить головой по сторонам и приветствовал каждого очередного стрелка поднятым над головой кулаком с двумя пальцами, оттопыренными на манер латинской буквы «V».

Тяжелее других приходилось сидевшему за рулем Сулейману — ливийский офицер с большим трудом подавлял в себе желание прибавить газ, чтобы на всей скорости врезаться в толпу врагов Джамахирии. А потом достать из-под сидения автомат и разряжать по ним магазин за магазином, пока кто-нибудь не оправится от неожиданности и не откроет ответный огонь…

Относительное спокойствие в городке сохраняли, наверное, только верблюды, которых здесь было великое множество. Они только мелко потряхивали ушами после каждого нового выстрела и опускали длинные мохнатые ресницы, чтобы отгородиться от несовершенства окружающего мира.

…Слава Аллаху, заслуженный «виллис» окончательно умер уже после того, как городок Аль-Джагбуб остался позади.

— Элиф айр аб тизак! — громко выругался Сулейман, когда последняя попытка реанимировать двигатель не принесла никаких результатов.

— Это точно, — вынужден был согласиться с ним Иванов, вытирая промасленной ветошью руки. — Полный тизак, без вариантов.

— Ну, что, перегружаемся? — уточнил Оболенский.

— По старой схеме?

— Да, наверное. — Иванов бросил на сидение тряпку и потянул за ремень свой АК-47. — Мужики, забирайте оружие, вещи и что там еще…

Залезать в духоту, под брезентовый тент грузовика, никому не хотелось, однако выбора не было. Пока Оболенский возился с флагами, пытаясь как можно надежнее закрепить их на КамАЗе, Алексей Карцев с Колей Проскуриным откатили американский джип к краю дороги.

— Поджигать будем? — уточнил у командира Николай.

— Или, может, растяжек поставим? — предложил Карцев. — У меня есть граната.

— Нет, не стоит, — после некоторых колебаний решил Иванов.

Привлекать к себе внимание шумной акцией вроде пожара или диверсии не было необходимости. К тому же он не считал эту войну своей и ничего не имел против местных крестьян, которых отчего-то не устраивал нынешний режим.

— Осторожно, Петрович, под ноги смотри! — предупредил Иванов.

— А что такое?

— Мины.

— Согласен, — отозвался Алексей, собравшийся справить нужду за каким-то строением.

— Это часть незаконченного водопровода, — пояснил Сулейман. — Он должен был называться «Великая рукотворная река» и на севере уже начал действовать. Полковник Муаммар Каддафи мечтал, чтобы глубинные насосные станции перекачивали подземную воду по всей стране, чтобы люди уже никогда не испытывали в ней нужды. Вот сюда, например, планировалось протянуть специальную ветку…

Сулейман посмотрел на часы:

— Надо ехать. К утру мы должны быть в Египте.

— Иншалла, — предусмотрительно добавил за него Иванов.

…Разговаривать в кузове грузовика из-за шума и тряски оказалось практически невозможно.

Зато у севшего за руль Сулеймана наконец появилась возможность высказать все, что было у него на душе:

— Неблагодарные твари! Гиены, прислужники империализма…

Радиоприемник в кабине КамАЗа не работал, поэтому при обсуждении сегодняшних новостей ему и Оболенскому приходилось основываться лишь на обрывочной информации, которую удалось получить по дороге.

— Эти грязные свиньи в Бенгази и западные журналисты опять нагло врут, я уверен! Мятежники никогда не смогли бы захватить Триполи. Я сам видел — столица готовится к обороне, и тысячи жителей добровольно взялись за оружие. Они все как один готовы отдать жизни за своего вождя, за свободу и за независимость Ливии…

Сулейман совершенно непроизвольно придавил педаль газа, и стрелка спидометра тотчас же перевалила за восемьдесят километров в час:

— Я знаю, полковника Муаммара Каддафи охраняют отборные подразделения гвардии. Солдаты и офицеры будут сражаться с врагом до последнего…

Прежде чем сказать что-то в ответ, Оболенский посмотрел за окно на мелькающие по обеим сторонам дороги финиковые пальмы:

— Война не всегда заканчивается даже с падением столицы…

— Совершенно справедливые слова! Даже если полковнику сейчас и пришлось покинуть Триполи, он вполне может перебраться в свой родной город Сирт, чтобы оттуда нанести по предателям беспощадный ответный удар. Потому что, за исключением кучки продажных мерзавцев, которые соблазнились подачками и обещаниями империалистов, весь ливийский народ поддерживает свое законное правительство.

Переводчик потер подбородок, успевший покрыться заметной щетиной:

— Извините меня, Сулейман, но, по-моему, все немного сложнее. Например, если посмотреть на сегодняшнее поведение местных жителей…

— Трижды проклятые и презренные сануситы! — Сотрудник ливийской секретной полиции на ходу сунул левую руку в карман и извлек из него сигарету. — Они еще за все заплатят, клянусь Аллахом!

— Как вы назвали их, Сулейман? — не разобрал Оболенский.

— Сануситы. Сторонники королевской династии.

Вообще-то, насколько помнил еще с институтской скамьи Оболенский, сануситами называли когда-то членов религиозного ордена Сенусийя. Основателем его был алжирский марабут Мухаммад бен Али ас-Сануси, в учении которого классический суфизм соединился с элементами ваххабизма. Сануситы сопротивлялись реформированию стран Ближнего Востока и Северной Африки по европейскому образцу, отстаивали чистоту ислама и осуждали все иностранное.

Из дальнейших объяснений Сулеймана можно было сделать вывод, что он не ошибся:

— Мухаммад ас-Сануси имел здесь, в оазисе Джагбуб, свою главную резиденцию. Здесь же родился и его внук Идрис I, который потом стал королем Ливии. После того как Сентябрьская революция под руководством Муаммара Каддафи в тысяча девятьсот шестьдесят девятом свергла монархию, король еще много лет постоянно пытался вернуть себе власть, опираясь на местные племена и сануситские общины.

Не отпуская руль грузовика, Сулейман прикурил очередную сигарету и продолжил:

— Поэтому здесь никогда не любили Джамахирию. Полковник Муаммар Каддафи все время боролся с пережитками прошлого. Но племенной уклад не разрушишь за несколько десятилетий. Сам полковник происходит из племени Аль-Кадафа, однако является лидером всей ливийской нации. Хотя многие этого признавать не желали. У нас не существовало политических партий и так называемой западной демократии, зато были спокойствие и стабильность…

 

Глава 3

Со вчерашнего вечера погода на море установилась отличная. Прозрачное, чистое небо, видимость до горизонта, волнение меньше двух баллов…

Траулер «Barcelona» шел курсом на северо-восток приблизительно в полусотне миль от берега.

— Пусти-ка, парень… — Капитан Асад дотронулся до плеча вахтенного матроса, стоявшего на руле.

— Есть, сэр! — Вахтенный был очень молод, улыбчив, и ему все еще нравилось играть в настоящего моряка.

Радар показывал присутствие в промысловом районе множества небольших рыболовных судов и еще нескольких объектов покрупнее. Очевидно, это были какие-нибудь иностранные танкеры или сухогрузы, следовавшие привычным маршрутом вдоль сомалийского побережья.

— Так держать! — распорядился Асад, опять уступая место рулевому. — И не рыскай на курсе.

Сегодня охота на беззащитные торговые суда совсем не интересовала старого пирата. В сущности, он вообще не собирался выходить в море до следующей недели — надо было кое-что еще подремонтировать на траулере, да и люди вполне заслужили свой отдых после удачного дела с «Профессором Пименовым».

А жадность — это грех. Жадность, как известно, порождает бедность. И прочие неприятности…

Однако покинуть родной берег капитану Асаду и его команде пришлось неожиданно и поспешно. Дело в том, что из столицы Пунтленда к ним, в рыбацкую деревню на побережье, должна была со дня на день прибыть целая международная делегация, изучающая вопросы гуманитарных поставок ООН. Караваны с водой, продовольствием и лекарствами, которые мировое сообщество направляло сомалийцам самолетами и через сухопутные границы, очень редко доходили до пунктов назначения не разграбленными. Поэтому специальная миссия решила изучить возможность доставки в Сомали грузов морским путем. Относительно крупные порты страны имели довольно сомнительную репутацию, поэтому встал вопрос о создании под эгидой ООН и на ее средства совершенно нового перевалочного пункта. И одним из самых вероятных мест его строительства как раз и оказалась та самая деревенька, из которой происходили сам Асад, а также большинство его людей.

Хорошо, что их успели заранее предупредить о предстоящем визите высоких гостей…

Необходимо было сделать все, чтобы иностранные гости поверили: никакой пиратской базы здесь нет, не было и не могло быть. А в удобной и тихой бухте на побережье проживают исключительно мирные рыбаки. Потому что тогда, при благоприятном решении, вместе с деньгами, потоками грузов и специалистами из ООН в их родные края придет настоящее процветание — то есть возможность легально, без лишнего риска, зарабатывать на транзите гуманитарных товаров и продовольствия.

Человек по прозвищу Асад с большим удовольствием оставил бы пиратский промысел кому-нибудь из своих более молодых соплеменников. На капитанскую долю приходилась довольно значительная часть из каждого полученного выкупа, так что на банковских счетах в Европе у него уже накопилось достаточно средств, чтобы обеспечить достойную старость себе и приличное образование детям. Трое братьев, сестра и еще кое-какие его близкие родственники еще в середине девяностых, в период массового бегства из охваченного гражданской войной Сомали, обосновались в далекой Финляндии, еще один брат женился на англичанке, чтобы иметь небольшой бизнес в Лондоне…

Поэтому, получив известие о предстоящем визите высоких гостей, чернокожий пират в самом срочном порядке собрал на борт команду, оружие — и увел «Барселону» в открытое море.

— Капитан Асад, посмотрите!

— В чем дело, парень?

Увиденное заставило капитана пиратского судна удивленно приподнять брови. Экран локатора совершенно внезапно покрылся густой рябью точек, полностью заменившей привычное изображение. Остальная электроника на мостике тоже вдруг повела себя очень странно…

Судовые машины, впрочем, продолжали работать в обычном режиме. Рулевое управление тоже — в этом Асад убедился, крутанув деревянное колесо штурвала.

— Кто-то явно наводит помехи, — сообразил сомалиец.

Догадка оказалась совершенно правильной, а источник помех определился сразу же, как только он вышел на крыло рубки. Справа по курсу, на небольшой высоте, к траулеру приближался боевой вертолет «Пантера», на борту которого уже без труда можно было разглядеть номер и опознавательные эмблемы французских военно-морских сил.

— Какого дьявола они делают?

Асад на мгновение отвел взгляд от вертолета, чтобы лишний раз убедиться, что государственный флаг Сомали полощется на ветру именно там, где ему и положено.

— Это чертовы иностранцы совсем обнаглели…

Тем временем винтокрылый летательный аппарат пересек курс пиратского судна, немного набрал высоту и принялся огибать траулер по левому борту.

— Объяви общую тревогу! — крикнул Асад вахтенному матросу: — Никому не высовываться на палубу.

Явно, где-то поблизости должен болтаться военный корабль, с которого французская «Пантера» поднялась в воздух. Значит, скоро вполне может появиться и досмотровая группа.

Ничего особенного, не первый раз…

Только в операции военно-морских сил Евросоюза «Аталанта», затеянной странами Запада под благовидным предлогом противодействия сомалийским пиратам, с декабря позапрошлого года принимает участие больше двенадцати кораблей. И уставшие от многомесячного безделья военные любят, по поводу и без повода, досматривать мирных сомалийских рыбаков.

— Что случилось, капитан Асад? — поинтересовался командир боевиков из абордажной группы, поднимаясь по трапу на мостик. В его голосе прозвучало, скорее, плохо скрываемое раздражение, чем тревога.

— Нас посетили нежелательные гости. Вон, видите? Уходит за корму…

Но второй человек на борту после Асада и сам уже заметил в безоблачном небе «Пантеру», завершающую облет судна:

— Проклятые европейские свиньи!

— По команде выбрасываете все оружие в море. Все оружие! Вы меня поняли?

— Будет исполнено, капитан Асад.

— Только действуйте осторожно. Они будут снимать свою высадку на видеокамеры.

— Я прикажу заранее собрать мешки и опустить их за борт.

Потеря, конечно, невелика. Побывавший в употреблении автомат китайского производства в этих краях стоит долларов триста, любой пистолет — еще дешевле. Советский ручной противотанковый гранатомет, непревзойденное оружие для ближнего морского боя, тоже можно купить не так уж и дорого. Но все же обидно вот так идти на поводу у обстоятельств…

— Посмотрите, капитан Асад!

Вертолет вдруг стремительно начал набирать высоту, с каждой секундой увеличивая расстояние, отделявшее его от пиратского судна.

— Что там на радаре?

— Все в порядке, — отозвался рулевой матрос из рубки. — Хорошее изображение.

— Посмотрите, куда они полетели, — отдал распоряжение Асад.

После чего обернулся к командиру своих боевиков:

— Благодарение Аллаху, мы их, кажется, не заинтересовали.

…Но на этот раз один из самых удачливых и осторожных сомалийских пиратов ошибся. И ошибка, которую он допустил, стала самой последней в его жизни.

Крылатая противокорабельная ракета Exocet MM38, выпущенная с борта фрегата ВМС Франции «Nivose», на расстоянии шести миль от цели снизилась на предельно малую высоту и со скоростью больше трехсот метров в секунду прошила борт рыболовецкого траулера «Barcelona» у самой ватерлинии. Смертоносное содержимое боеголовки сразу же разнесло в клочья мостик и палубные надстройки, перемешав окровавленные останки людей с покореженными кусками железа и пластика.

А еще через мгновение взрыв от точного попадания второй французской крылатой ракеты оторвал и без того смертельно раненному судну большую часть кормы…

Наверное, маленькая «Barcelona» могла бы гордиться своей героической гибелью — именно так же, такими же точно ракетами во время Фолклендской войны были потоплены британский эсминец «Шеффилд», контейнеровоз «Атлантик конвейер» и серьёзно повреждён эсминец «Гламорган». А еще позже, в восемьдесят седьмом, две ракеты такого же типа, выпущенные с иракского самолёта «Мираж», поразили американский фрегат «Старк» в Персидском заливе, выведя его из строя и уничтожив около сорока человек.

Во всяком случае, спустя четыре минуты пятьдесят секунд на том месте, где только что рассекала океанские волны «Barcelona», остались только наполовину раскрытый спасательный плотик, грязно-желтые поплавки от рыбацких сетей, несколько более или менее крупных обломков, а также темное масляное пятно, норовившее расползтись во все стороны.

А еще через пару минут вернулся французский вертолет.

Сделав круг над останками потопленного судна, «Пантера» на всякий случай прошлась длинной очередью из 20-миллиметровой пушки по спасательному плоту. Потом — скорее, для собственного удовольствия, чем по необходимости, — ее экипаж сделал еще несколько прицельных выстрелов, выключил бортовую видеокамеру и с чувством хорошо исполненного долга отправился в обратный путь.

Действительно, живых пиратов не осталось — ни на поверхности океана, ни под водой.

Последним из всего экипажа погиб молоденький моторист, оказавшийся наглухо замурованным в машинном отделении. Его жизненный путь оборвался только после того, как несчастная «Barcelona» достигла скалистого дна, и ее корпус раскололся почти пополам от удара…

В этот момент командир фрегата военно-морских сил Франции «Nivose» с бортовым номером F-732 уже докладывал о результатах проведенной специальной операции в Париж.

Получив в ответ приказ — немедленно покинуть зону боевого столкновения с пиратами, он дал команду изменить курс и увеличить скорость до двадцати узлов…

//- * * * — //

Придорожное кафе примерно в ста пятидесяти километрах на запад от озера Насер вполне могло считаться прямым потомком караван-сараев, предоставлявших стоянку и кров путешественникам в этих краях с незапамятных времен.

Правда, в наши дни традиционный загон для вьючных животных заменила асфальтовая площадка, на которой были припаркованы несколько грузовиков с египетскими или суданскими номерами, а также белоснежный туристический автобус.

— Хочу мороженого, — заявил неожиданно Карцев.

— Ну, так, пойди и купи. — Иванов взял большой бокал с пивом и сделал глоток.

— Где?

— Вон там, за сувенирами. — Иванов махнул рукой куда-то в глубину помещения, накрытого полотняным навесом.

В глубокой древности путешественники должны были иметь с собой постель, ковры и все необходимые припасы для себя и для своих животных. Часто в караван-сарае имелась лишь вода, привезенная издалека и стоившая больших денег, хотя в больших городах за плату можно было получить и дополнительные услуги — питание в чайхане, баню, обмен валюты…

Теперь почти все эти блага оказались доступны даже посередине пустыни, однако их предложение явно опережало спрос. Немногочисленные туристы, спешившие полюбоваться красотами великолепного комплекса Абу-Симбел, предпочитали питаться в дороге бесплатными завтраками, которые им выдавала администрация перед выездом из отеля. Сувениры их тоже практически не интересовали — почти все из того, что лежало здесь на прилавках или висело вдоль стен, продавалось в туристических центрах на побережье намного дешевле. Сонные бедуины с верблюдами у пассажиров автобусов, уже успевших пресытиться египетской экзотикой, также особого интереса не вызывали, и фотографироваться с ними за деньги никто не хотел. Несколько больше везло местным детям — худощавому, очень улыбчивому пареньку, водившему на веревке худую козу, и совсем уже маленькой девочке, которая предлагала погладить смешную лисичку, отловленную в пустыне. Детям время от времени туристы все-таки подавали какую-то мелочь — и даже не за фотографии на память, а просто так, по доброте душевной…

Что же касается водителей большегрузных автомашин, то большинство из них, в первую очередь, интересовались наличием топлива на заправке. И только немногие позволяли себе кроме чашечки ароматного кофе заказать хоть какую-нибудь еду.

Хорошо продавалась, пожалуй, только минеральная вода в пластиковых бутылках да всякие вредные глупости вроде газированных напитков из холодильника или чипсов местного производства. А еще, конечно же, пользовался популярностью грязноватый, но, в общем, приемлемый туалет, находившийся рядом с кафе.

— У меня денег нет, — напомнил Карцев. — Только доллары.

— Доллары здесь тоже принимают, — успокоил его Оболенский.

— Сотенную?

— На, возьми, чтобы лишний раз не светиться. — Оболенский достал из кармана несколько смятых египетских фунтов.

— Цивилизация… — констатировал Карцев, собираясь подняться из-за стола.

— Да ладно тебе, Петрович! Подожди, — остановил его Иванов. — Помянем боевого товарища.

— Не возражаю, — опустился на свое место Алексей Карцев. — Не чокаясь?

— Само собой. — Иванов допил пиво и вытер с губ остатки пены. — Он нас ни разу не подвел.

— Всем буду говорить теперь, что КамАЗ — отличная машина.

— В хороших руках, — уточнил Оболенский.

— А кто бы спорил…

До оазиса Сива они добрались без особых проблем — египтяне давно уже притерпелись к многочисленным ливийским беженцам, пересекавшим границу без виз и формальностей. В прежние времена здесь проходила Масраб эль-Ихван, Дорога братства, по которой проповедники ордена сенусситов добирались до оазисов западной пустыни. Сегодня египетские солдаты в основном были заняты тем, что охотились на контрабандистов, везущих гашиш, электрические товары или видеоаппаратуру, поэтому все вопросы с ними Сулейман решил быстро и на коммерческой основе. Куда бо́льшую опасность представляли здесь минные поля, установленные вдоль ливийской границы. Восемь лет назад для прохода ралли Париж — Дакар от них был расчищен специальный коридор, но машина итальянской команды все равно напоролась на мину, и несколько участников автопробега получили ранения.

Иванову и его спутникам повезло больше, чем итальянцам, и под колесами их грузовика никаких неприятных сюрпризов не оказалось. Однако дальше, за Бахарию и Каср-Фарафра, двигаться на КамАЗе было бы слишком рискованно — он вполне мог привлечь к себе внимание на любом полицейском посту не только иностранными номерами, но и в первую очередь яркими революционными лозунгами, начертанными по-арабски на брезенте и на кабине.

Впрочем, предусмотрительный Сулейман успел позаботиться и об этом. У ливийской разведки, как оказалось, в Египте хватало друзей и помощников, один из которых уже поджидал их перед деревней Бавити. В его сопровождении КамАЗ заехал на территорию небольшой фабрики по разливу минеральной воды, которая была укрыта от посторонних взглядов глухим забором из желтого кирпича и целой рощей финиковых деревьев…

— Отдыхайте, ребята, — распорядился Иванов, когда Сулейман объяснил ему ситуацию.

— А ты чего, командир?

— Я пока присмотрю, что тут, как.

— Значит, гипс будем снимать прямо здесь? — с серьезным видом кивнул Проскурин.

— У нас есть своя точка на трассе, — голосом артиста Папанова из «Бриллиантовой руки» ответил ему Иванов.

…Автомобилем, на котором предстояло продолжить путь в Судан, оказался новенький, чисто вымытый белый Hyundai HD 170, с установленным на нем морским двадцатифутовым контейнером. Сулейман подогнал КамАЗ к нему почти вплотную, заглушил двигатель, передал ключи тому самому человеку, который их встретил, и по-арабски скомандовал:

— Начинайте. Только, ради Аллаха, пусть делают все осторожнее…

Перемещение сорока тяжелых металлических бочек из кузова армейского грузовика в контейнер заняло не так уж много времени. Четверо молчаливых людей — по виду, самых обыкновенных фабричных рабочих, — с помощью автопогрузчика и специальных захватов выполнили эту работу еще до того, как Оболенский, Проскурин и Карцев успели помыться, привести себя в относительный порядок и съесть принесенный гостеприимными хозяевами обед.

— Закрываем? — уточнил Сулейман.

Иванов на всякий случай заглянул еще раз под брезент КамАЗа — там было пусто. Потом подошел к контейнеру, который оказался заполнен немного больше чем наполовину:

— Закрываем.

Сулейман с его помощью сдвинул створки и запер контейнер. Навесив сверху дополнительный замок, он убрал в карман один ключ, отдал второй Иванову и подал знак стоявшему неподалеку молчаливому арабу. А спустя еще пару минут контейнер был по всем правилам опломбирован для таможенного досмотра.

— Что с нашей-то машиной делать будем?

— Я приказал своим людям ее уничтожить, — ответил Сулейман. — Но, думаю, они все равно не послушаются. Разберут и продадут на запасные части…

— Ну, что, товарищи, вам нравится? — спросил он, когда все опять собрались в дорогу.

— Как мы тут впятером-то поедем? — в свою очередь задался вопросом Проскурин, перекидывая на спальное место в кабине корейского грузовика сумки с оружием и личными вещами.

— Так и поедем, — вздохнул Иванов.

И действительно, так и поехали. Как говорится — в тесноте, да не в обиде. Оазис Фарафра, оазис Дахла, городок Эль-Харга в одноименном оазисе, где все-таки пришлось остановиться, чтобы заправить бак топливом… Из семисот с лишним километров пути Иванову запомнились, пожалуй, только известняковые глыбы Белой пустыни, напоминающие своей формой гигантские грибы-поганки, расплодившиеся на песке.

— Послушай, так что ты там выяснил про пароход? — вспомнил Карцев.

— Он еще не пришел в Порт-Судан, — ответил Оболенский. — Ожидается завтра.

— Удачно получилось. — Алексей внимательно посмотрел на дно пустого бокала и зачем-то пару раз наклонил его из стороны в сторону: — Когда вернемся, куплю себе катер. Или яхту.

— У тебя же, Петрович, по-моему, был уже катер? — удивился Иванов. — Ты сам рассказывал.

— Пришлось продать. Оборотные капиталы были нужны. А теперь опять куплю.

— Зачем?

— Кататься, — пожал плечами Алексей Карцев. — Представляете? Кругом вода, вода, вода… и никаких песков.

— Надо бы ребят сменить, — напомнил ему Иванов.

— Будет сделано, командир. Уже выдвигаюсь.

Оставлять грузовик без присмотра было нельзя, и сейчас в нем дежурили Сулейман и Проскурин.

— Я, значит, тоже пойду, — поднялся из-за стола Оболенский.

— Давай, — кивнул переводчику Иванов и попросил: — Оставь еще немного денег. Наверняка ребята чего-нибудь захотят.

— Без проблем…

Николай и ливиец пришли на освободившиеся места в кафе минут через пять.

— Все в порядке? — спросил Иванов, когда они забрали со стола пачку мятых египетских фунтов, сходили к стойке и вернулись с едой и напитками. — Чем занимались?

— Передачи по радио слушали.

В кабине корейского грузовика был не только работающий кондиционер с установкой для климатического контроля, но и прекрасный радиоприемник.

— И что, какие новости?

Представление о ситуации в Ливии они уже, в общем, имели. По дороге Оболенский переводил своим спутникам почти все из того, что по этому поводу говорилось египетскими средствами массовой информации. Если верить их сообщениям, город Триполи сдался почти без боев, личная гвардия Муаммара Каддафи побросала оружие и разбежалась, а вожди кочевых племен признали власть Переходного национального совета. Семья свергнутого диктатора якобы перебралась в Алжир, а сам он — то ли убит повстанцами, то ли скрылся в Венесуэле, то ли прячется где-то поблизости от границы с Тунисом…

Относительно будущего Каддафи почти все местные обозреватели сходились на том, что ливийский сценарий принципиально отличается от тунисского и египетского. Бен Али смог сбежать в Саудовскую Аравию, Хосни Мубарак отказывался, и у него сохранилась возможность предстать перед судом в своей стране. А полковнику просто некуда уходить. Остаться в Ливии в качестве рядового гражданина он не сможет, так как слишком многие его ненавидят. В большинстве арабских стран, как и на Западе, с Муаммаром Каддафи готовы побеседовать не как с политическим мигрантом, а только как с обвиняемым в преступлениях против собственного народа.

Много внимания политологи из Каира уделяли также тому, что страны западной коалиции обсуждают вопрос о размораживании ливийских счетов и о передаче их новому правительству. А вот насчет отношения к происходящему со стороны России так и не прозвучало ни слова — очевидно, ее политическая позиция давно уже не имела на Ближнем Востоке решающего значения.

— Не знаю, какие новости. — Проскурин отхлебнул пиво прямо из банки, и запустил ложку в ароматное блюдо, по виду очень похожее на плов с курицей и ветчиной. — Я по-арабски пока что не в совершенстве, поэтому попытался поспать…

— Что говорят по радио, Сулейман?

Ливиец спиртное практически не употреблял, поэтому перед ним стояла маленькая чашечка темно-коричневого, почти черного кофе, бутылка минеральной воды и внушительная порция хумуса.

— Мне удалось поймать канал «Аль-Арабия» из Дубая… — Только сейчас Иванов обратил внимание, что Сулейман выглядит уже не таким угнетенным и озабоченным, как во время дороги.

— Они передали обращение полковника Каддафи к ливийскому народу. Я хорошо знаю его голос, это был он, клянусь Аллахом! Полковник призвал весь народ продолжать борьбу против сил международного империализма и против их прислужников из Переходного национального совета. Даже если вы и не слышите моего голоса, — сказал полковник, — все равно продолжайте сопротивление, ведь между натовцами и их агентами существуют разногласия… — Сулейман оглянулся по сторонам и понизил голос почти до шепота: — Борьба не окончена. Западные крестоносцы, сказал полковник Каддафи, используют против нас наемников из Катара, Афганистана и Объединенных Арабских Эмиратов, а также французский и британский спецназ. Но все они найдут себе могилу на свободной ливийской земле.

— А где сейчас находится Каддафи?

— По радио передали, что полковник увел самые верные части армии в город Сирт, к себе на родину. Но это совершенно не важно. Главное, что наш вождь сражается вместе со своим народом.

— Ну, конечно. Само собой…

— Ты еще что-то про Венесуэлу говорил, — напомнил ливийцу Проскурин.

— Да, потом был экономический комментарий на «Аль-Арабия». Оказывается, старый друг полковника Муаммарка Каддафи, венесуэльский президент Уго Чавес, отдал распоряжение вывести все оперативные валютные резервы из европейских и американских банков. Больше того, он потребовал возвращения в свою страну ста тонн золота, которые хранятся в Банке Англии. Специалисты говорят, что требование Венесуэлы вернуть золото способно вызвать потрясения на мировом золотом рынке, так как значительная его часть предоставлена банкирами во временное пользование инвестиционным фондам — в целях получения по нему дополнительной прибыли. Но эти фонды выпускают всего лишь «золотые» контракты, которые не могут быть моментально переведены в физическое золото. А еще президент Уго Чавес объявил всему миру, что принял решение о национализации разведки и добычи золота.

— Честно говоря, — признался Иванов, — я плохо разбираюсь в экономике.

— Друзья мои, вы даже не представляете себе, насколько предусмотрительно поступает президент Венесуэлы… — Ливиец отпил из стакана глоток минеральной воды и наконец-то принялся за свой хумус.

//- * * * — //

Почему именно капитану Хусейну поручили заниматься именно этим перебежчиком, стало понятно почти сразу.

— Посмотрите на фотографии. Вы кого-нибудь узнаете?

— Да, вот этого человека.

— Что вам известно о нем?

— Почти ничего. У него были разные документы прикрытия, но мы называли его Сулейман. Насколько я понимаю, он занимает какой-то большой пост в разведывательном бюро Вождя.

— Расскажите подробнее о задании, с которым этот человек прибыл в Хартум.

— Мне об этом почти ничего не известно. Мне было поручено только обеспечить Сулеймана автотранспортом. И предоставить ему свой канал на границе с Египтом — для беспрепятственного проезда туда и обратно. Кроме того, я снял конспиративную квартиру, на которой Сулейман проводил встречу с русскими.

— Вы принимали участие в этой встрече?

— Нет. Я только доставил Сулеймана по нужному адресу, а потом отвез его обратно в посольство.

— Вы видели человека, с которым он встречался?

— Да, видел. Но только из машины, с противоположной стороны улицы.

— Посмотрите. — Хусейн выложил на стол еще несколько снимков. — Это был кто-то из них?

Перебежчик одну за другой перебрал фотографии российских паспортов, вглядываясь в изображенные на них лица:

— Нет. Я никого не узнаю.

— Ну, допустим… — Офицер суданской контрразведки собрал ксерокопии, снятые несколько дней назад иммиграционной службой аэропорта с документов Иванова, Карцева и Проскурина. — Продолжайте!

Неловкое движение заставило его поморщиться от боли — огромная ссадина на плече, полученная капитаном Али Мохаммедом Хусейном два дня назад при падении с бронетранспортера, постоянно напоминала о досадном недоразумении в пустыне.

К сожалению, его участники начали перестрелку еще до того, как разобрались в ситуации. Первыми, разумеется, открыли огонь разъяренные всадники из племенного ополчения — они были убеждены, что выследили грязных убийц и застали их прямо на месте преступления. Французы, на свою беду одетые как местные повстанцы, тоже в долгу не остались. А когда от прицельного выстрела из противотанкового гранатомета загорелся двигатель головного БТР-70, на котором находился капитан Хусейн, в бой с противником пришлось вступить и подразделению суданской армии…

В общем, к тому времени, когда все и всем стало понятно, «дружественный огонь», как его принято называть в США, уже унес жизни двух десятков кочевников, девяти суданцев и четырех бойцов французского спецназа. Еще больше участников столкновения было ранено, не говоря уже о подбитом бронетранспортере и нескольких внедорожниках, превратившихся в обгоревшие кучи металла.

Вспоминать об этом сейчас капитану хотелось меньше всего.

Перебежчик, однако, воспринял его болезненную гримасу на свой счет:

— Я сказал правду, клянусь Аллахом! Здесь нет того русского, с которым встречался Сулейман.

Скорее всего, сидевший напротив Хусейна человек не обманывал. Тем более что в этом не было для него никакого смысла. До недавнего времени он занимал в Хартуме должность резидента под крышей ливийского посольства и считался одним из самых преданных сторонников режима Муаммара Каддафи. Однако после известия о падении Триполи и многочисленных сообщений о том, как победившие повстанцы расправляются с бывшими сотрудниками политической полиции и спецслужб, он предпочел немного поступиться принципами и предложил свои услуги правительству Судана. В обмен на гарантии личной безопасности — в настоящий момент и на небольшое денежное пособие — в будущем перебежчик готов был рассказать очень многое о своей агентурной сети, передать новым хозяевам несколько химлов шифрованной переписки и засекреченных документов, а также ответить на все вопросы, которые могут их заинтересовать.

— Что вам еще известно по поводу золотого запаса Каддафи?

— К сожалению, не так уж много, — виновато улыбнулся капитану недавний противник. — Операция проводится сотрудниками центрального аппарата, и в нее посвящен только очень ограниченный круг лиц.

— В том числе, и этот ваш… Сулейман?

— Да. Насколько я понял, он отвечает за транспортировку из Ливии на территорию Судана крупной партии золота, принадлежавшего лично полковнику или кому-то из членов его семьи.

Эти сведения также вполне могли соответствовать действительности. По сообщениям из достоверных источников, например, сын ливийского лидера Сеиф аль-Ислам на протяжении нескольких лет клал себе в карман часть прибыли, которую приносило нефтяное месторождение Аль-Журф, разрабатываемое французской компанией Total. При помощи некой немецкой компании он регулярно откачивал добываемую нефть в оффшорную зону. А на вырученные от этого деньги позволял себе разные мелкие пустяки — вроде приглашения за гонорар в миллион долларов популярной певицы Мэрайи Кэрри, которая спела для него пару песен на скромном новогоднем торжестве, проходившем на острове Сен-Бартельми в Карибском море. Еще один, младший, сын Муаммара Каддафи получил в распоряжение доходы от франшизы концерна Coca-Cola, а все остальные дети и близкие родственники лидера Джамахирии имели свою долю не только в Национальной нефтяной компании, но и в ее дочерних предприятиях.

Еще в феврале, сразу после начала вооруженных выступлений оппозиции против Каддафи, все американские и большинство европейских банков приняли решение о немедленном блокировании счетов, принадлежащих лидеру Джамахирии, а также его близким родственникам. Сумма, о которой шла речь, измерялась миллиардами долларов, и ее потеря не могла пройти для Муаммара Каддафи безболезненно.

Особенно подвела ливийского лидера Швейцария, не забывшая и не простившая ему сделанного два года назад заявления о том, что страна эта «не имеет права на существование, как независимое государство», и что «следует разделить ее между соседними странами, включив кантоны в их состав по языковому признаку». Слова эти были произнесены сгоряча и по довольно случайному поводу. В одном из швейцарских отелей полиция тогда арестовала сына ливийского лидера Ганнибала Каддафи и его жену, которым были предъявлены обвинения в избиении прислуги. Триполи тут же отозвал из Берна своих дипломатов и произвел ответные аресты нескольких граждан Швейцарии. Затем были выведены в другие страны все средства, размещенные на ливийских счетах в швейцарских банках, и прекращено двухстороннее экономическое сотрудничество. В Швейцарию перестали поставлять ливийскую нефть, которая перекрывала почти треть национальных потребностей в энергоносителях…

В конце концов, служащие отеля отказались от заявлений в прокуратуру, получив крупную денежную компенсацию, и в отношениях между Ливией и Швейцарией все опять пошло своим чередом. Однако швейцарцы ничего не забыли и ничего не простили Муаммару Каддафи. А при первом же случае свели с ним счеты — и в переносном, и в самом прямом, банковском, смысле.

Разумеется, ни сам ливийский лидер, ни его ближайшее окружение не планировали провести остаток жизни в нищете, на иждивении какого-нибудь венесуэльского или северокорейского правительства. Значит, лишившись своих безналичных активов за рубежом, они вполне могли сделать ставку на драгоценный металл. Потому что, как справедливо заметил один европеец: «Нет такой вершины, на которую не мог бы взобраться нагруженный золотом осел».

— Куда должен был дальше проследовать груз? Кому он предназначался?

— Простите, но я не знаю… — покачал головой перебежчик. — Могу только предположить, что во всем этом как-то замешаны русские.

Капитан Хусейн опять поморщился:

— Когда с вами последний раз связывался Сулейман?

— Он звонил по мобильному телефону откуда-то из Египта. Точное место не называл, но распорядился, чтобы я был готов обеспечивать пропуск груза через границу в Судан.

— Что вы ему ответили?

— Я доложил, что мой человек на границе заступает на дежурство завтра с утра. Сулейман сказал, что это его устраивает.

— Номер машины? Марка? Цвет?

— Он сообщит мне их за час или за два часа до пересечения границы.

— Где это должно произойти?

Перебежчик назвал небольшой пограничный пункт к западу от «треугольника Халаиба».

— Назовите имя и должность вашего человека. Как вы передаете ему указания?

Бывший ливийский разведчик ответил на эти вопросы сразу и без колебаний. Как профессионал, он не испытывал иллюзий по поводу того, как поведут себя суданцы, если у них возникнут хотя бы малейшие подозрения на его счет.

В сущности, повальное предательство среди чиновников Джамахирии началось сразу после того, как стало понятно, что на этот раз кресло под Муаммаром Каддафи шатается не на шутку. А после того, как политического убежища в Великобритании попросил всемогущий руководитель ливийских спецслужб Муса Куса, этот процесс принял необратимый характер.

Полковник Каддафи никогда особо не считался с мировым общественным мнением и нередко назначал на ключевые посты в своем государстве людей, обвиняемых европейцами в терроризме. Например, шефом его военной разведки был Абдалла Санусси, которого лет двенадцать назад во Франции заочно приговорили к пожизненной каторге за организацию взрыва на борту гражданского авиалайнера. Не говоря уже о самом человеке по имени Муса Куса, который долгое время возглавлял Антиимпериалистический центр, занимавшийся подготовкой и обучением боевиков. В качестве посла в Великобритании он был когда-то объявлен даже персоной нон грата — из-за публичной поддержки физического устранения ливийских диссидентов за рубежом и за контакты с ирландским террористическим подпольем. А за участие в так называемом «деле Локерби», которое привело к грандиозным скандалам как в ливийских, так и британских спецслужбах, его попытались объявить в международный розыск.

В марте восемьдесят шестого года авиация США нанесла бомбовый удар по Триполи, в результате чего погибла приёмная дочь Каддафи. Полковник ответил на это подготовкой и осуществлением взрыва американского пассажирского авиалайнера, который следовал из Лондона в Нью-Йорк и рухнул прямо посреди небольшого шотландского городка Локерби. В тот день погибло более двухсот пятидесяти пассажиров самолета и одиннадцать местных жителей.

Организатором террористического акта следствие объявило Мусу Куса.

Американцы и англичане более десяти лет добивались его осуждения, однако все, в конце концов, ограничилось выдачей британскому правосудию двух непосредственных исполнителей взрыва, одного из которых, в конце концов, оправдали присяжные. С Ливии взамен на огромную денежную компенсацию родственникам погибших были сняты международные санкции, а о преступлениях самого Мусы Куса предпочли на какое-то время забыть.

Тем более что после терактов одиннадцатого сентября Каддафи предложил американцам разведывательную информацию о попытках Аль-Кайды заполучить ядерную бомбу, а также огромную базу данных по тайным ячейкам этой организации на территории США и Великобритании. Именно Муса Куса начал осуществлять все контакты с ЦРУ и англичанами по этому вопросу, а несколько позже он стал и главным представителем Джамахирии на переговорах об уничтожении ливийских запасов оружия массового поражения…

К началу нынешних вооруженных выступлений оппозиции Муса Куса считался одним из самых доверенных лиц Муаммара Каддафи и занимал пост министра иностранных дел — осуществляя при этом координацию действий ливийских спецслужб. Поэтому его недавнее бегство в Великобританию нанесло по режиму Каддафи удар такой силы, что по сравнению с ним натовские бомбардировки могли считаться всего лишь досадными мелкими неприятностями.

 

Глава 4

Намного проще и быстрее было вылететь из Хартума на военном вертолете. Но тогда пришлось бы докладывать обо всем непосредственному начальству, а это в планы капитана Хусейна пока не входило. Потому что, как справедливо замечено кем-то из мудрых, — у победы много отцов, и только поражение всегда остается сиротой…

Али Мохаммед Хусейн был достаточно молод, решителен, честолюбив. И на этот раз он не собирался упускать свой шанс, оставаясь на второстепенных ролях. Очередная звезда на погоны, какой-нибудь орден из рук самого президента, заметное повышение в должности… все это, разумеется, очень приятно.

Однако совсем не достаточно.

Капитан Хусейн не считал себя хуже других. Просто судьба до сегодняшнего момента еще не предоставляла ему счастливой возможности по-настоящему отличиться. И перехват ливийского золота должен был стать необходимой ступенькой к осуществлению его жизненных планов.

Когда-то сам нынешний президент Судана пришел к власти в результате военного переворота. А теперь ему пришла пора уступить место другим людям — энергичным и незапятнанным патриотам. Необходимо было как можно скорее покончить с разложением и коррупцией государственных органов, с провалами в экономике, с непоследовательной внешней политикой полковника Омара Хассан аль-Башира. Постоянное заигрывание президента то с американцами и израильтянами, то с радикальными исламистами, его безуспешные попытки лавировать между интересами Запада и арабского мира уже привели Хартум к поражению в гражданской войне и отделению юга страны, поставив ее на грань окончательного распада.

Именно так считал капитан внутренней безопасности Али Мохаммед Хусейн. И поэтому он, как и многие молодые офицеры суданской армии, несколько месяцев назад примкнул к заговорщикам.

Но теперь судьба подарила ему шанс стать не просто одним из единомышленников.

Подготовка любого государственного переворота, как и ведение войны, требует значительных финансовых вложений. Поэтому восемь с лишним тонн золота оказались бы для тайной оппозиции как нельзя кстати. А умелые, храбрые действия капитана Хусейна не могут не быть оценены по достоинству будущими руководителями нации — и непременно помогут самому капитану выдвинуться на первые роли в новом правительстве.

В более отдаленное будущее Али Мохаммед Хусейн пока себе заглядывать не позволял. Хотя постоянно держал в уме пример Муаммара Каддафи, египетского президента и еще нескольких выдающихся лидеров Африки и Ближнего Востока — выходцев из армейской среды, которые не упустили момент и навеки остались в истории. Не говоря уже о незаметном до поры до времени артиллерийском офицере по имени Наполеон Бонапарт…

Мысли о том, чтобы присвоить золото Ливии и обеспечить себе безбедное существование до конца своих дней, у Хусейна даже не возникало. Во-первых, капитан прекрасно отдавал себе отчет в том, что «конец дней» в этом случае наступит значительно раньше, чем он успеет получить удовольствие от обладания чужим богатством. Во-вторых, все люди, конечно же, смертны. Однако умереть можно очень по-разному — а на Востоке умеют лишать предателей жизни очень мучительно и изощренно. К тому же капитан Али Мохаммед Хусейн, поставивший сейчас на карту не только свою карьеру, но и саму жизнь, руководствовался исключительно патриотическими побуждениями.

— Сержант, можно ехать быстрее?

— Простите, господин капитан…

От Хартума до Бербера и городка Абу-Хамад автострада почти все время шла вдоль берега Нила и железнодорожного полотна, соединяющего столицу Судана с египетской границей. А дальше началась Нубийская пустыня, раскинувшаяся от Великой реки до хребта Этбай. Кое-где вдоль обочины на глаза попадались вади — пересохшие русла рек и случайные обнажения каменистых пород, затерявшиеся в серых песках, на которые годами не проливалось ни капли осадков.

— Сколько осталось до Вади-Хальфы?

— Примерно два часа, господин капитан.

Приграничный населенный пункт Вади-Хальфа был отстроен примерно в десяти километрах от второго Нильского порога взамен старого города с тем же названием, затопленного водами искусственного озера Насер. И хотя его население едва перевалило за пятнадцать тысяч человек, Вади-Хальфа является важнейшим для Судана транспортным узлом. Здесь находятся железнодорожная станция, паромная линия, связывающая город с египетским Асуаном, довольно приличная автодорога и даже небольшой аэродром с грунтовой взлётной полосой.

Нельзя сказать, что суданские пограничники и таможня совсем не уделяли внимания потокам грузов, следующим в страну из Египта. Однако значительно больше их, так же как и египетских коллег, интересовала контрабанда, переправляемая из Судана на север.

В основном это были наркотики и оружие. Например, не так давно в этих краях армия перехватила семь автомобилей, груженных оружием и боеприпасами, предназначавшихся палестинцам из сектора Газа — причем предварительно по каравану пришлось нанести ракетно-бомбовый удар с воздуха. Тогда погибло почти три десятка человек — в основном бедуинов, не признающих никаких границ и, по традиции, промышлявших нелегальной перевозкой любого товара, от чернокожих проституток до контейнеров с отработанным ядерным топливом.

Хотя, конечно, подобного рода проблемы носили для контрабандистов, скорее, случайный характер. Как правило, власти Судана старались не конфликтовать с шейхами бедуинов, которые контролировали этот племенной бизнес.

…Автомашина у Хусейна была очень мощная. И водитель у него был отличный. Но времени все равно оставалось в обрез:

— Сержант, прибавь еще немного!

— Я постараюсь, господин капитан…

Али Мохаммед Хусейн вполне мог бы сделать карьеру в суданских спецслужбах. Возможно, когда-нибудь он даже вошел бы в круг лиц, которые определяют судьбу страны. И портреты его красовались бы во всех учреждениях, а благодарный народ выносил бы их на демонстрации по поводу национальных праздников.

Однако всему этому так и не суждено было исполниться.

Крупнокалиберная пуля, выпущенная из французской винтовки «Hecate», вошла капитану в голову чуть пониже виска и на выходе разнесла половину затылочной кости.

Вторым выстрелом снайпер поразил водителя, и через несколько десятков метров автомашина, потерявшая управление, на большой скорости выкатилась за пределы дороги. Задев за какие-то камни, лежавшие возле обочины, она дважды перевернулась, упала на крышу и замерла в облаке оседающего песка.

Колеса машины еще продолжали вращаться, когда две человеческие фигуры покинули огневую позицию, оборудованную примерно в полумиле от дороги.

Специально подобранный камуфляж делал их такими же неотличимыми от окружающего пейзажа, как неотличимы от него обитатели этих пустынь — ядовитые змеи, вараны и ящерицы. И повели они себя точно так же — осторожно, бесшумно и быстро.

Приблизившись через редкий, колючий кустарник к автомобилю, каждый сделал еще по одному выстрелу в безжизненные тела капитана и водителя. После чего старший в снайперской паре поправил микрофон переговорного устройства и вышел на связь с командиром подразделения, чтобы доложить о выполнении задачи.

//- * * * — //

Через иллюминатор капитанской каюты можно было разглядеть только ржавые крыши складских помещений, башенные краны и потрескавшийся асфальт на дороге, проложенной вдоль причала. Порт-Судан был основан чуть больше ста лет назад, как новая современная гавань, вместо древнего города Суакин, расположенного южнее, гавань которого заросла кораллами.

И, по-видимому, с колониальных времен здесь немногое изменилось.

Сегодня утром, поднимаясь по трапу на борт сухогруза, Михаил Анатольевич Иванов никак не мог избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. Он почти физически чувствовал спиной чей-то взгляд, очень внимательный и недружелюбный — такой взгляд, каким обычно примеривается к живой мишени снайпер, прежде чем выстрелить на поражение. Сейчас это ощущение не то чтобы совершенно исчезло — оно просто несколько притупилось и спряталось в тень, на задворки сознания.

— Разрешите?

— Да, проходите, присаживайтесь. — Голос у капитана судна был приятный, негромкий, с едва заметным прибалтийским акцентом. Да и сам капитан Любертас, худощавый светловолосый литовец, неизменно производил на собеседников очень хорошее впечатление. — Вы знакомы?

— Оболенский. Сотрудник российского торгового представительства. Добрый день!

— Здравствуйте, очень приятно. — Михаил Анатольевич пожал протянутую руку. — Иванов.

— Кофе, чай? Или еще что-нибудь?

— Нет, спасибо. Я только что пообедал.

— Неужели пираты не тронули ваши запасы еды и напитков? — удивился Оболенский.

Капитан Любертас отрицательно покачал головой:

— Ну, это было бы совсем из области фантастики. Конечно же, за время стоянки они почти полностью опустошили продовольственную кладовую. Оставили только свиные консервы и некоторое количество питьевой воды. Но нам уже здесь, в порту, шипчандлер доставил все, что необходимо.

— Тяжело пришлось?

— Мы ведь совсем недолго в заложниках оставались… — не сразу ответил на вопрос Оболенского капитан. — Если честно, страшнее всего было в самом начале. Только я открыл дверь машинного отделения, пираты тут же наставили на нас автоматы. Они все разом что-то кричали по-арабски, щелкали затворами… Потом их командир, его все называли Асад, подошел ко мне и спросил, какие нации присутствуют на борту. Мы сначала не сказали им, что у нас в команде двое русских. Но потом они проверили документы, и все равно это выяснилось.

— И что произошло?

— Асад все-таки не позволил их тронуть. Хотя один из его людей очень рвался отомстить за какого-то из своих родственников, погибшего на «Московском комсомольце».

— Твою мать… — выругался сквозь зубы Иванов.

— После построения нас загнали в кают-компанию. Только второго механика и моториста оставили в машинном отделении, чтобы они могли поддерживать судно на ходу.

— Личные вещи, конечно, разграбили?

— Нет. Ничего, кроме мобильных телефонов, не отобрали. Ну, и деньги, конечно.

— Избивали?

— Нет. Но я думаю, нам просто повезло. Говорят, на украинской «Фаине» старпома отделали прикладами так, что он потом две недели отлеживался в каюте.

— Да, наверное, повезло, — вынужден был признать Оболенский.

— У сомалийцев, которые нас захватили, была очень строгая дисциплина. Своего командира Асада они боялись до судорог. Пираты ведь постоянно жевали кат, это вроде такого наркотика. Так вот, однажды один из них в совершенно невменяемом состоянии ворвался в кают-компанию, начал хохотать, кричать что-то, потом передернул затвор автомата. Мы подумали — все, нам конец. Но, на счастье, поблизости оказался этот самый Асад, который вырвал автомат у придурка и так врезал ему по физиономии, что тот отлетел на три метра. Больше ничего подобного не повторялось.

— Охраняли вас очень строго?

— Да, очень строго. Даже когда сломался очиститель воды, то подходить к нему для ремонта разрешали только по двое, и не более.

— А чем вы вообще занимались в плену?

— Не знаю даже, — задумался капитан дальнего плавания Любертас. — Травили анекдоты, играли в карты, смотрели DVD. Потом кто-то из хлебных корок нарды смастерил…

— Значит, хотя бы хлеб вам пираты давали?

— Не только хлеб. Кормили два-три раза в сутки — в основном, правда, какой-то вонючей козлятиной и подливкой из сои. У них там свой повар был, вот и пришлось привыкать. Тем более что на всех был один-единственный гальюн. — Литовец тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания: — Хорошо, что у меня в экипаже не было женщин.

И опять с ним нельзя было не согласиться.

— Скажите, как передавали выкуп? Обычно пиратам сбрасывают контейнер с деньгами…

— Не знаю. Нам не говорили. Просто Асад как-то утром вызвал меня на мостик, сообщил, что судовладелец решил все проблемы, и задал вопрос, сколько времени нужно, чтобы мы вышли в море.

— Повезло, — в очередной раз констатировал Иванов.

— Много народу из экипажа списалось на берег здесь после этой истории?

— Ни один человек не списался! — с гордостью, непонятной для сухопутного человека, ответил капитан. — Все пойдут дальше в рейс, по контракту. Судовладелец пообещал выплатить каждому члену команды по тысяче долларов премии, компенсацию за пропавшие деньги и ценности и, конечно, зарплату…

Неожиданно в чехле, прикрепленном на поясе Оболенского, зазвонил мобильный телефон.

— Прошу прощения… — Он достал трубку и поднес ее к уху. — Алло?

Его невидимый собеседник, очевидно, не был расположен к продолжительному разговору, потому что буквально через несколько секунд сотрудник торгового представительства попрощался с ним по-арабски и с сожалением посмотрел на капитана сухогруза:

— Извините, господин Любертас, но мне пора идти…

— Я провожу вас.

— Нет, что вы, не надо. До свидания! И семь футов под килем.

Обменявшись с хозяином каюты прощальным рукопожатием, Оболенский повернулся к Иванову и протянул ему ладонь:

— Всего хорошего. Приятно было познакомиться.

— Взаимно…

— Берегите себя. Желаю удачи!

— Ну, и вам того же.

Вот теперь, подумал Иванов, можно и расслабиться. Телефонный звонок Оболенскому означал, что контейнер благополучно погружен на борт теплохода.

— Скажите, капитан, у вас пиво есть в холодильнике?

— Найдется.

— Вот, наверное, от бутылочки пива я бы не отказался…

Деловая часть разговора отняла не так уж много времени — требовалось только уточнить, доставлена ли на борт колючая проволока и какие подсобные средства имеются теперь у экипажа. Выяснилось, что шипчандлер завез только три сигнальных ракетницы и один линемет, которые в руках профессионала вполне могли пригодиться для самозащиты.

— Как я понимаю, на этот раз вы пойдете в рейс без оружия?

— Да, к сожалению. Так получилось.

— Ничего страшного, — улыбнулся капитан. — Как говорится по-русски, снаряд два раза в одну воронку не попадает.

— Будем надеяться.

— Хотя, если бы вы тогда были у нас на борту…

— Все вопросы к судовладельцу, — пожал плечами Иванов. — Скупой платит дважды.

В сущности, к тому моменту, когда в дверь постучался второй помощник, они уже все обсудили, и Михаил Иванов со спокойной душой покинул капитанскую каюту.

…На судне подходила к концу погрузка хлопка. Грузовой люк был еще открыт, и стреловой кран опускал в трюм «Профессора Пименова» аккуратные кипы, обшитые тканью и перехваченные стальной лентой.

Иванов поднялся по металлическому трапу на крыло мостика и посмотрел вниз — туда, где несколько моряков под руководством боцмана проверяли крепление контейнеров, установленных на палубе. Контейнеров было не много, располагались они в один ряд, поэтому Иванов сразу и безошибочно узнал «свой» контейнер, стоявший у левого борта, — темно-коричневый, двадцатифутовый, с большой белой надписью Hyundai на боку.

— Привет.

— Привет, — поздоровался Иванов с молодым загорелым матросом, скучавшим на вахте.

— Закурить не будет?

— Не курю, земляк, извини. Но я могу к ребятам спуститься, у них точно есть.

— Да нет, не надо. Я сам лучше сбегаю.

На причал, в направлении проходной порта, выкатился пустой корейский грузовик со знакомыми номерами. Поравнявшись с «Профессором Пименовым», он немного сбавил ход, но потом опять увеличил скорость и окончательно исчез из поля зрения.

Вот и все, — подумал Иванов. — Удачи тебе, Сулейман…

Интернета на борту сухогруза не было, но телевизор во время стоянки принимал сразу несколько спутниковых каналов. Во время завтрака Михаил успел посмотреть выпуски новостей Си-Эн-Эн и Аль-Джазира на английском и убедился, что события в Ливии постепенно уходят из центра внимания мировых средств массовой информации.

Тем не менее по обеим программам прошли сюжеты, в которых представитель Переходного Национального Совета заявил, будто свергнутый лидер страны Муаммар Каддафи покинул власть не с пустыми руками. По словам выступавшего, захватившие власть повстанцы не досчитались примерно двадцати девяти тонн золота, общая стоимость которого превышает миллиард долларов. Представитель Переходного Национального Совета заявил также, что драгоценный металл был тайно вывезен из хранилищ Центробанка сотрудниками ливийских спецслужб Каддафи в неизвестном направлении. Предположительно, отправка золота осуществлялась несколькими партиями через территорию Нигера и Туниса. В частности эта версия подтверждается показаниями задержанного в тунисском международном аэропорту «Карфаген» генерала Хуэлиди аль-Хамиди, который пытался покинуть страну. Генерал, входивший в число двенадцати членов Совета революционного командования Ливии, принимал деятельное участие в военном перевороте шестьдесят девятого года и являлся не только одним из самых близких соратников свергнутого диктатора, но и его сватом — дочь аль-Хамиди была замужем за одним из сыновей Каддафи.

Что же касается самого ливийского лидера, то поймать или убить его, судя по всему, пока так и не удалось. Как сообщил обозреватель Си-эн-эн, по просьбе Международного уголовного суда Интерпол уже внес Муаммара Каддафи, его сына Сейфа аль-Ислама и главу разведки Абдуллу ас-Сенусси в список наиболее разыскиваемых лиц, однако толку от этого было не много. Местонахождение Каддафи по-прежнему остается неизвестным, и есть основания полагать, что он до сих пор скрывается где-то на юге, в ливийской пустыне…

Судовая курилка была оборудована на юте, под белым металлическим козырьком, создававшим относительное подобие тени, однако не способным никого защитить от палящего африканского солнца. Палуба и переборка, возле которой стоял выкрашенный красной краской ящик с песком, были нагреты настолько, что случайное прикосновение к ним грозило весьма неприятными ощущениями. Для полноты картины над всем этим великолепием витал неповторимый и неистребимый аромат промасленной ветоши, водорослей и макарон по-флотски, которые два дня назад не доела команда.

— Нет, но самое смешное не в этом. Самое смешное в том, что супертанкеры в полном грузе никогда не проходили Суэцким каналом! Он для них мелковат. А контейнеровозы на несколько тысяч контейнеров, про которые ты говоришь, наоборот, никогда еще не шли в обход, минуя Суэцкий канал. По одной очень простой причине — они считаются самыми неуязвимыми для пиратов судами из-за огромных размеров и скорости, как у курьерского поезда. Чтобы их захватить, вертолеты нужны!

— Да ладно, ты скажешь… — Карцев затянулся и выпустил струю дыма, которая сразу почти неподвижно повисла в расплавленном воздухе.

Кроме него и Проскурина на корме, под навесом, оказался еще один человек — разговорчивый парень лет двадцати пяти в легкой летней тельняшке без рукавов и в парусиновых джинсах. При этом на ногах у него были высокие, явно казенного вида ботинки с рифленой подошвой:

— Так что все разговоры о том, что якобы из-за страшной угрозы пиратства многие судовладельцы вынуждены направлять суда в обход мыса Доброй Надежды и всей Африки и терять две недели на рейс в одну сторону — это полная хрень, извините за выражение…

— О, командир! — обрадовался Проскурин, который первым заметил подошедшего. — А мы тебя уже совсем потеряли…

— Я как почувствовал, что вы здесь. — Иванов шагнул под козырек и протянул руку: — Добрый день! Михаил.

— Здравствуйте! Сергей.

Окурки здесь полагалось выкидывать в так называемый обрез — нечто среднее между некрупным ведром и большой консервной банкой из-под фруктов. Именно так и поступил парень в летней тельняшке, прежде чем встать, вытянуться во весь рост и ответить на рукопожатие:

— Сергей Чесноков… Товарищ подполковник, вы меня не узнаете?

— Краснознаменный Черноморский флот? — пригляделся Иванов.

— Так точно!

— Август две тысячи восьмого года?

— Так точно, товарищ подполковник! — расплылся в широкой улыбке моряк.

— Тихо ты, Сергей, тихо, тихо! Просто и спокойно — по имени, без должностей и званий…

Михаил Анатольевич приложил к губам палец, потом посмотрел на Проскурина и на Карцева:

— Рекомендую, парни. Наш человек. Он на «Цесаревиче» мне связь по ЗАС обеспечивал.

— Да, было дело…

«Цесаревичем», или «Сто пятьдесят восьмым», некоторые моряки называли между собой БДК (большой десантный корабль) «Цезарь Куников», который во время боевых действий против Грузии был флагманом российской группы в Черном море. В некоторых газетах прошла информация, что именно с него тринадцатого августа две тысячи восьмого года высадились морские диверсанты, которые вместе с десантниками в порту Поти потопили несколько грузинских военных катеров, уничтожили оснащение базы и радарные установки, с помощью которых противником проводился контроль акватории.

— Очень приятно!

Несмотря на то что Проскурин и Карцев уже успели не только познакомиться, но и немного поболтать с Сергеем, каждый из них еще раз пожал ему руку:

— Ты теперь кем здесь? Радистом? — поинтересовался Иванов. — Да садись ты, садись! Чего встал?

— Да нет, я тут просто матросом хожу, — ответил Сергей, опускаясь на место. — Радистов на современных торговых судах вообще мало осталось, вся связь на электронике и на автоматике. Сами знаете.

— Жаль. Ты же, насколько я помню, одним из лучших специалистов считался в бригаде?

— Спасибо, товарищ подпол… простите! — Похвала была явно приятна Сергею. — Поэтому меня ведь тогда за вашим подразделением и закрепили.

— Значит, все-таки море не бросил?

— Ну, куда же я денусь.

— И как, нравится?

— Вроде ничего. Платят прилично, и вообще, пока холостой…

— Слушай, я все спросить хотел, — вмешался Проскурин. — Ты чего так обулся? Не жарко тебе?

— Положено, — посмотрел Сергей на свои ноги. — Техника безопасности. Я ведь только перекурить отошел, пока наши там, на палубе, такелажем занимаются. А сейчас опять на кран полезу…

— Ну, давай, моряк, — не стал задерживать его Иванов. — Еще поболтаем, время будет.

Оставшись в курилке со своими людьми, Михаил Анатольевич оглядел их и поинтересовался:

— Что-то вы, товарищи пассажиры, расслабились.

— Командир, он тут начал рассказывать, как они у пиратов в плену…

— Это, Петрович, потом все, потом! А сейчас кто на вахте стоять должен? Как договорились?

— Моя вахта, — признался со вздохом Проскурин, посмотрев на часы.

— Ну, так, давай иди!

— На мостик все-таки решили? — уточнил за приятеля Алексей Карцев. — Или к трапу?

— Поднимайся наверх, Коля, — отдал распоряжение Иванов. — Там вроде и обзор лучше, и вообще… Вахтенный у трапа — лицо корабля! А в таком виде вас даже арабам показывать неприлично.

Действительно, после насыщенного событиями и не слишком комфортного путешествия по пустыне одежда на всех троих выглядела не самым лучшим образом.

— Командир, между прочим, все наши приличные вещи так в гостинице и остались, — напомнил Проскурин. — Переодеваться не во что.

— Ты же сам запретил за ними заезжать, — поддержал его Карцев.

— А у меня там туфли были новые. Носки, трусы, футболки…

— И мой костюм, я его купил совсем недавно. За большие деньги.

— Может, нам это компенсируют как-нибудь, командир?

— Вот, наглецы… Можно подумать, у вас теперь денег мало!

— Денег мы заработали, — вынужден был признать Николай. — Но все равно — обидно.

— Ладно, спишите на боевые потери… — Иванов согнал с лица улыбку: — Дежурим на время стоянки в порту — четыре через восемь, с подменой. В море посмотрим, как получится. Ходовую вахту, наверное, сделаем по восемь часов или по двенадцать. Но ты, Коля, сейчас побрейся хотя бы.

— Есть, товарищ подполковник!

Николай Проскурин по-военному четко приложил руку к воображаемому козырьку, выполнил поворот через плечо и направился строевым шагом в каюту.

//- * * * — //

Здание госпиталя в Хартуме было возведено по проекту архитекторов из Советского Союза и считается одной из городских достопримечательностей.

Впрочем, лежавший на кровати человек со стороны это монументальное строение еще не видел — его доставили в госпиталь без сознания, сразу же положили на операционный стол, двое суток держали в реанимации и только потом перевели в отдельную палату.

Палата считалась одной из самых лучших в госпитале. В свое время именно в ней оправлялся от перенесенных издевательств и пыток суданский гражданин, корреспондент «Аль-Джазиры» по имени Сами аль-Хадж.

Журналист, просидевший без суда в тюрьме Гуантанамо шесть лет, был единственным среди заключенных представителем мировых средств массовой информации, история которого вызвала широкий международный резонанс. Сами аль-Хаджа арестовали еще в две тысячи первом году на границе Афганистана и Пакистана по распоряжению американских военных властей на основании некой «закрытой информации». Никаких официальных обвинений суданцу не предъявили, рассмотрения своего дела американским правосудием он так и не дождался — зато за время нахождения в тюрьме похудел на восемнадцать килограммов, заработав серьезные заболевания печени, почек, сердца, а также расстройство психики…

— Вы меня слушаете?

— Да, конечно, господин полковник…

По телевизору канал «Евроньюс» передавал очередной выпуск экономических новостей. Основные биржевые индексы тряслись как в лихорадке, американский доллар понемногу скатывался вниз, зато цены на золото и серебро демонстрировали постоянный устойчивый рост. Лежащий на кровати человек приподнял руку с пультом и выключил звук:

— Прошу прощения, господин полковник.

— Как вы себя чувствуете, мой друг?

— Все нормально. Врачи обещают выставить меня отсюда через неделю. А может, и раньше.

Пулевое ранение в грудь командир подразделения Группы вмешательства французской жандармерии получил еще в самом начале боевого столкновения с бедуинами и суданцами. По счастливой случайности эта рана оказалось не слишком опасной, так что жизни его теперь ничто не угрожало.

— Да, все доктора говорят, что операция прошла успешно.

— В отличие от той операции, которая была поручена мне, — усмехнулся раненый.

Извлечение пули и наложение швов было действительно выполнено хартумскими хирургами своевременно и безупречно. А вот сам он с порученным делом не справился. Потерял в глупой стычке отборных спецназовцев, упустил это чертово ливийское золото…

— Не надо этого говорить! Даже думать об этом не следует, — покачал головой посетитель. — Ваши люди и вы сами честно выполнили свой долг. Все подразделение представлено к наградам.

— Меня следует вычеркнуть.

— Нет, не следует. — Военный атташе при французском посольстве на всякий случай обернулся и посмотрел на закрытые двери больничной палаты. Потом наклонился к раненому офицеру и продолжил: — Чтобы вам стало легче… Мы опять вышли на след грузовика с ливийским золотом.

— А русские? — спросил громким шепотом человек на кровати.

— Русские по-прежнему сопровождают груз. — Сильный запах бинтов и повязок, основательно пропитавшихся какой-то мазью, вынудил посетителя немного отодвинуться.

— Где они сейчас?

— По нашим сведениям, уже на территории Судана. — Полковник еще раз посмотрел на дверь, чтобы удостовериться в отсутствии посторонних ушей: — Как вы знаете, наша специальная аппаратура постоянно отслеживает телефонные переговоры местных операторов мобильной связи. Особенно все международные соединения. Так вот, вчера по роумингу с приграничной египетской территории был зафиксирован звонок в русский город Санкт-Петербург. В этом не было бы ничего удивительного, потому что туристы из России теперь попадаются всюду. Но потом с того же телефона позвонили в столицу Литовской республики, в Вильнюс, по номеру одной интересной конторы, которая занимается поставкой вооруженных наемников для охраны морских перевозок. Номер ее телефона уже имелся в нашей базе данных, поэтому аппаратура слежения моментально переключилась в активный режим. Почти одновременно из точки с теми же координатами, но с другого телефона с суданским абонентским номером были сделаны звонки в Хартум, в русское торговое представительство и в диспетчерскую службу морского порта. Содержание последнего разговора мы установили — человек, говоривший по-английски, поинтересовался, когда ожидается приход в Порт-Судан теплохода «Профессор Пименов».

Посетитель сделал небольшую паузу, чтобы продемонстрировать раненому схематическое изображение суданской территории с нанесенной на него красной линией:

— Современная техника позволяет отследить местонахождение любого мобильного телефона, даже если он не активен, но не отключен от элементов питания. Получается, что абоненты, которые нас интересуют, пересекли границу вот здесь, в этом месте, потом направились на юг по автостраде, вот здесь повернули к востоку и уже в конце дня, я думаю, доберутся до побережья.

— Мои люди должны перехватить их в пути? Или дать им добраться в Порт-Судан?

По глазам командира спецназа угадывалось, что он тут же начал просчитывать самые разные варианты выполнения боевой задачи. Жаль, конечно, но — нет, он не сможет руководить действиями подразделения лично. Придется назначить старшим кого-то из офицеров…

— Ваши люди больше не участвуют в этой операции.

— Господин полковник?

— Решение принято на самом верху. Перехват груза пришлось бы осуществлять прямо в городе под самым носом у местной полиции и военных. И нет никакой уверенности в том, что все обойдется без стрельбы и шума. А если нынешнее руководство Судана узнает, что мы проводим какие-то специальные акции без согласования с ними, оно непременно вмешается и наложит лапу на ливийское золото. Или устроят дипломатический скандал, который сейчас нам совсем не ко времени. Мы не имеем права рисковать.

— Значит, суданцы не знают, что груз уже находится у них на территории?

— Есть основания полагать, что у них такой информации пока нет, — немного подумав, ответил военный атташе.

Он не видел пока необходимости посвящать раненого офицера в детали. Устранение капитана Али Мохаммеда Хусейна, единственного человека, который мог помешать завершению операции французских спецслужб, было осуществлено снайперской парой, специально для этого переброшенной на территорию Судана с временной базы Иностранного легиона. А ливийский шпион-перебежчик, с которым работал Хусейн, по роковому стечению обстоятельств в тот же день покончил жизнь самоубийством — во всяком случае, его обнаружили с петлей на шее в подвале здания Управления внутренней безопасности.

— И что же дальше, господин полковник?

— Принято решение позволить русским беспрепятственно погрузить золото на сухогруз и выйти в открытое море. А там уже ими займутся боевые пловцы из команды «Юбер».

— Понимаю. И что теперь будут делать мои ребята?

Иметь дело с головорезами из легендарного отряда специального назначения Военно-морских сил Франции раненому офицеру за все годы службы еще ни разу не приходилось. Однако он был наслышан об этом элитном подразделении, созданном почти шестьдесят лет назад и получившем свое название в честь лейтенанта-разведчика Огюстена Юбера, который погиб во время высадки союзников в Нормандии.

Изначально боевые пловцы готовились к выполнению задач исключительно в интересах военно-морского флота. Однако, исходя из опыта многочисленных военных конфликтов, в которых вооруженные силы Франции принимали участие с сорок пятого года, специфические функции подводных диверсантов постепенно расширились до уровня задач, общих для всех подразделений спецназа. Поэтому вопросы боевого применения отряда «Юбер» находятся в ведении командования специальных операций вооруженных сил Франции. Оно же и определяет, какие из боевых операций следует предать гласности, а какие — сохранить в тайне. Например, командованием было решено рассекретить часть сведений об успешном освобождении заложников, захваченных сепаратистами в Новой Каледонии, о тайном вывозе ливанского генерала Ауна, скрывавшегося во французском посольстве в Бейруте, о захвате судна «Рэйнбоу Уорриор II», на котором активисты «Гринпис» попытались мешать возобновлению ядерных испытаний на атолле Муруроа. А вот об участии боевых пловцов в боевых действиях против Ирака и Югославской народной армии в открытой печати ничего не сообщалось…

— Ваши ребята сегодня вечером летят в район города Бени-Валид.

— Это где? — наморщил лоб спецназовец.

— Это в Ливии, неподалеку от Сирта и Сабхи. По сведениям разведки, там укрывается полковник Каддафи со своей личной гвардией.

— А по телевизору передавали, что полковник перебрался в Нигер…

— Нет, скорее всего, это очередная дезинформация. Повстанцы со всех сторон обложили места его вероятного нахождения, но сами совать туда нос не решаются — у диктатора сохранилось достаточно танков и артиллерийских систем. К тому же представители местных племен, многочисленные родственники клана Каддафи и остатки гвардейских подразделений, судя по всему, намерены воевать за полковника по-настоящему, до конца. Особенно после того, как стало известно, какие мерзости вытворяли отряды ливийского ополчения с теми солдатами, особенно чернокожими, которые сдались им в плен… Поэтому, например, вчера вечером гарнизон Бени-Валида обстрелял ракетами типа «Град» позиции повстанцев и отбросил их на несколько километров.

— В общем, ливийский народ своими силами никак не справится…

— Новые власти учредили специальное боевое подразделение, которому поручено поймать Каддафи. И мы опять им немного поможем, — улыбнулся посетитель. — Как при освобождении Триполи.

— Очень жаль, что от меня сейчас там было бы немного толка, — вздохнул спецназовец. — Передайте ребятам, что я им желаю удачи.

— Обязательно передам, — пообещал военный дипломат.

Он так и не решился сообщить лежащему на больничной койке человеку, что нынешней ночью в соседней палате Хартумского госпиталя скончался от осколочных ранений еще один боец его подразделения.

 

Глава 5

Обнаженный человек на допросе чувствует себя совершенно беспомощным и беззащитным.

Во всяком случае, до того момента, когда невыносимая физическая боль не вытеснит из его помутившегося сознания все остальные представления о реальности.

— Ну, что, пришел в себя, хадидж? — неожиданно произнес хрипловатый мужской голос.

Увидеть того, кто задал этот вопрос, Сулейман не имел ни малейшей возможности — на его голову натянули довольно плотный черный полотняный мешок из какой-то синтетики. И так тоже было сделано специально — для того, чтобы воспаленное воображение человека, измученного неизвестностью, многократно усиливало страх и ужас.

Сулеймана пока ни разу не ударили.

Переломанное ребро, ссадина на ноге и сухая кровавая корка, покрывшая половину лица, были следствием его неудачной попытки уйти от преследователей.

— Ты меня слышишь, сын грязной свиньи?

Слежку за собой ливиец почувствовал сразу — как только покинул территорию порта. После первого же поворота в хвост его грузовику пристроился темно-синий «пикап» с неприметными номерами. А еще через несколько кварталов окончательно стало понятно, что выработанное годами профессиональное чувство опасности не подвело Сулеймана и на этот раз.

Ливиец несколько раз без особого повода то притормаживал, то прибавлял скорость, неожиданно резко сворачивал на какие-то улочки, а потом и вообще проскочил оживленный перекресток, выехав на полосу встречного движения. Люди в «пикапе» не отставали — наоборот, через какое-то время они вообще перестали скрываться и до предела сократили дистанцию между машинами. Этим следовало воспользоваться, и как можно быстрее.

Выбрав подходящее место и подходящий момент, Сулейман изо всей силы придавил в пол педаль тормоза.

Через мгновение он почувствовал удар сзади.

Для грузовика «Hiunday», даже совершенно пустого, подобное столкновение, как правило, обходится без последствий. А вот легковой автомобиль неминуемо должен был получить повреждения, несовместимые с дальнейшей возможностью перемещаться в пространстве.

В этом Сулейман с удовлетворением убедился, трогаясь с места и глядя в зеркало заднего вида. Темно-синий «пикап» с развороченным радиатором и задравшейся крышкой капота стоял неподвижно, и из него уже начали выбираться трое или четверо мужчин характерной наружности. Разумеется, Сулейман не стал ждать, пока они подойдут. Набрав скорость, он покинул место дорожно-транспортного происшествия и почти сразу же повернул за угол какого-то каменного здания. Миновав еще несколько перекрестков, Сулейман аккуратно припарковался, выключил зажигание и покинул кабину.

Первый звук полицейской сирены донесся до слуха ливийца, когда он успел отойти от грузовика на приличное расстояние и практически затерялся в толпе местных жителей. Еще через какое-то время навстречу ему пронеслось сразу несколько автомашин — полицейских, военных и просто гражданских с мигающими колпачками на крыше.

Вряд ли подобные силы могли быть брошены на разбирательство обыкновенного ДТП…

В переулке напротив мечети ливиец, в конце концов, обнаружил то, что искал, — даже если по городу уже разослали его словесное описание, основное внимание в документах подобного рода уделяется одежде разыскиваемого человека. На нее, как правило, и ориентируется большинство полицейских. Поэтому в небольшой лавке, торговавшей всякой всячиной — от газированного лимонада до запасных частей к мотоциклу, — ливиец приобрел себе яркую кепку-бейсболку, мужскую рубаху навыпуск и кожаные сандалии, явно уже побывавшие в употреблении. Там же он купил сумку с логотипом всемирно известной компании, с ремешком через плечо, в которую, переодевшись прямо за занавеской, уложил свои старые вещи.

Пришлось, правда, потратить какое-то время на упорный, но вежливый торг по поводу каждой покупки в отдельности и всего приобретенного в целом — не столько из-за желания сэкономить, сколько для того, чтобы не запомниться хозяину лавки нарушением традиций.

Сулейман почти не знал Порт-Судан и ориентировался в нем недостаточно хорошо. Поэтому он потратил еще примерно час на то, чтобы добраться до нужного места.

— Может быть, ты по-арабски не понимаешь, вонючий хаволь?

Ливийский разведчик-нелегал, на связь с которым Сулейман должен был выйти после выполнения задания, работал под «крышей» регионального представительства некой довольно известной компании, продвигавшей на местном рынке услуги в сфере бытового программного обеспечения и сетевых технологий.

Фактически он довольно долгое время, помимо сбора разведывательной информации, занимался поставками оборудования определенного рода по запросам ливийских спецслужб. И как раз эта сторона его деятельности вдруг оказалась приоритетной для властей Ливии, когда стало понятно, что на страну вполне может перекинуться пожар так называемой «арабской весны». При его активном участии, например, состоялись контакты Ливии с фирмой «Narus», производящей программы для мониторинга Интернета, и были закуплены самые современные сетевые фильтры, с помощью которых спецслужбы Муаммара Каддафи пытались контролировать Skype и YouTube, а также блокировать пользователям нежелательное подключение к прокси-серверам. Кроме того, через Порт-Судан в Ливию южноафриканская «VASTech SA Pty Ltd» поставляла средства для подслушивания и фиксирования всех международных телефонных звонков, а компания «Amesys» — систему под кодовым наименованием Eagle. По уверениям производителя, эта система способна фиксировать письма с Hotmail, Yahoo и Gmail, расшифровывать разговоры в чатах, а также вести базу данных по трафику в реальном времени, осуществлять поиск по ключевым словам, электронным адресам или названиям прикрепленных файлов. И это не считая того, что секретной политической полиции Каддафи удавалось перехватить в месяц до сорока миллионов минут телефонных разговоров своих сограждан внутри страны…

Сулеймана еще в разведшколе учили, что следует оглядеться и оценить обстановку, прежде чем выходить на конспиративный контакт. Это было хорошее, нужное правило. Однако в данном случае оно не сработало — скорее всего, помимо словесной ориентировки противник уже располагал фотографиями лица, находившегося в розыске, и предварительной информацией о возможных местах его появления.

Возможно, у тех, кто охотился на Сулеймана, просто-напросто не выдержали нервы. Или им по каким-то причинам было не слишком желательно светить офис фирмы, в которую он собирался зайти. Во всяком случае, задержание офицера ливийской спецслужбы начали проводить прямо на улице.

Двое крепких вооруженных мужчин выскочили наперерез Сулейману, как только тот поравнялся со старым такси, припаркованным у тротуара. Краем глаза он успел заметить еще двоих человек, подбегающих справа, и выхватил из-под просторной рубахи оружие.

Первый выстрел достался тому, кто был ближе, — будто с лету уткнувшись в прозрачную стену, мужчина застыл на мгновение и повалился назад. Сулейман выстрелил еще раз, в его напарника, но, кажется, только чуть-чуть зацепил и заставил присесть за машину.

Хорошо, что обойма «грача», который на прощание подарили ему русские ребята, вмещала в себя целых семнадцать патронов. Можно было не экономить, поэтому Сулейман повернулся направо и с расстояния в несколько метров, чтобы наверняка, поразил в грудь и в голову каждую из приближающихся фигур.

Таким образом, общий счет по итогам первого тайма оказался по меньшей мере три — ноль в пользу ливийской команды. Однако продолжать игру со смертью у Сулеймана не было никакого интереса. Поэтому он без сожаления оставил противнику поле боя и что было духу побежал вдоль по улице — мимо женщины в национальной одежде, успевшей прикрыть своим телом ребенка, мимо еще одной женщины, безуспешно пытавшейся закричать от испуга, мимо толстого бородатого старика…

Пуля выбила мелкие камешки из тротуара на том месте, куда через долю секунды должна была ступить нога ливийца. Сулейман обернулся и успел заметить вспышку второго выстрела, перед тем как следующая пуля содрала ему кусок кожи немного пониже колена. Тяжело раненный «пассажир» такси, судя по всему, получил приказ стрелять исключительно по ногам — опершись плечом о переднюю стойку машины, он как раз сейчас целился, намереваясь нажать спусковой крючок в третий раз так, чтобы ни в коем случае не убить беглеца.

Это было профессионально и благородно, однако Сулейман не готов был ответить взаимностью. Опередив противника, он дважды выстрелил на поражение и довел общий счет встречи до четырех — ноль в свою пользу.

— Отвечай, свиная задница!

…Скорее всего, Сулейман и на этот раз оторвался бы от преследователей.

Но помешала случайность, которую многие здесь называют волей Аллаха. Перебегая на противоположную сторону улицы, чтобы затеряться в толпе, он на долю секунды отвлекся — и тут же почувствовал страшный, нечеловеческой силы удар. Водитель какого-то микроавтобуса, неожиданно выскочившего из-за поворота, не успел даже затормозить — Сулеймана подбросило высоко над землей, пистолет вылетел из его руки, а перед глазами мелькнуло испуганное лицо человека, сидящего за рулем.

Сулейману почудилось, будто все это уже происходило когда-то совсем в другом месте и при других обстоятельствах, — но в следующее мгновение ливиец лишился сознания, ударившись головой о сухой грязный потрескавшийся асфальт.

— Ты меня слышишь?

В помещении было на удивление холодно и отчетливо пахло плесенью — запах этот проникал даже под мешок, натянутый на голову Сулеймана. Его запястья были туго перехвачены за спиной американскими пластиковыми наручниками, но подобные штучки сейчас используются почти всеми спецслужбами мира.

— Воды… — пошевелил разбитыми губами Сулейман. — Пожалуйста, дайте воды…

Он никогда не боялся смерти — ни своей, ни чужой. Однако и умереть можно было по-разному.

//- * * * — //

Между собой оперативники называли кабинет резидента российской военной разведки «хранилищем» или «бункером». Здесь действительно можно было разговаривать, не опасаясь, что информация просочится наружу.

— Значит, вы полагаете, что в стране назревает военный переворот?

— Во всяком случае, подготовка к нему интенсивно ведется, — кивнул Оболенский.

— И кто же стоит во главе заговорщиков?

— Мои источники называют в этой связи руководителя службы национальной разведки и безопасности Мухаммеда Атта. Недавно он совершил поездку в Бенгази, встречался с лидерами Переходного национального совета. Официально сообщали, что он передал ливийскому правительству поздравления от президента Омара аль-Башира, но в действительности все намного сложнее. Атта опять попытался добиться от Ливии выдачи Халиля Ибрагима, который возглавляет суданских сепаратистов из «Движение за равенство и справедливость». Но опять получил отказ НАТО и новых ливийских властей, хотя очень рассчитывал на положительное решение. Тем более что, как вы знаете, в июне Атта тайно посещал Париж и по указанию президента вынужден был поделиться с французами некоторой разведывательной информацией.

— Не однозначная кандидатура, — задумался резидент.

— Мухаммед Атта и его сторонники в армии и спецслужбах лучше многих других понимают, что смена режима Каддафи и кардинальные изменения ситуации в Северной Африке чреваты последствиями для Судана. Они убеждены, что и лидер Джамахирии, и египетский президент просто-напросто поплатились за безоговорочное доверие обещаниям американцев и стран Евросоюза. Поэтому и здесь, в Судане, который поначалу безоговорочно поддерживал действия ливийской оппозиции, начинается некоторая переоценка происходящего у соседей. Многие военные из командования в Хартуме вполне допускают, что следующим режимом, на котором будет использована стандартная схема «цветных революций», окажется их собственный. — Оболенский говорил о вещах, в которых по-настоящему разбирался. Поэтому собеседник слушал его очень внимательно:

— Отсюда, на мой взгляд, и реакция Хартума на резолюцию ООН, которая продлила мандат своей миссии еще на шесть месяцев. Открыто против этой резолюции президент аль-Башир выступить не осмелился, однако ЮНАМИД полностью отказали в дальнейшем использовании основного транспортного узла в Порт-Судане, хартумского аэродрома и помещения штаба ООН. Гуманитарные конвои ЮНАМИД задерживаются спецслужбами, сотрудников миссии арестовывают и высылают…

— А знаете, мне ведь вас будет по-настоящему не хватать.

— Простите?

— Завтра вы улетаете в Куала-Лумпур.

— Командировка?

— Называйте это как будет угодно.

— Надолго?

— Я думаю, навсегда. — У резидента российской военной разведки было своеобразное чувство юмора, но на этот раз он и не собирался шутить: — К сожалению, вы засветились во время последней поездки, и у местных властей появились вопросы не слишком приятного свойства. Поэтому руководством в Москве отдано распоряжение срочно эвакуировать вас из Судана.

— Меня отзывают?

— Вы что, Оболенский, не слушаете? Вас пока переводят в Малайзию.

— Что я буду там делать? — растерялся разведчик. — У меня же арабский язык, с диалектами…

— Вы должны будете проконтролировать окончание операции, в которой приняли участие.

— Значит, теплоход с нашим грузом следует в Куала-Лумпур? — сообразил Оболенский.

— Вам никак не откажешь в способности мыслить логически… — похвалил его резидент. — Подробные инструкции получите на месте. А пока скажу только, что сам знаю. Вы ведь даже не представляете, какой груз мы переправляем.

— Разве не золото из ливийского национального банка?

— Да, конечно же, золото. Но это не просто восемь тонн слитков. Это золотые монеты, отчеканенные полковником Каддафи. Так называемые исламские динары.

— Понятно…

— Позвольте полюбопытствовать, дорогой товарищ, что же именно вам вдруг стало понятно?

Оболенский достаточно много читал о проекте введения новой мировой валюты — золотого, или, как его еще называли, «исламского» динара.

Основной целью проекта была концентрация обеспеченного золотом капитала в мусульманском мире на основании принципа «золото в обмен на энергетические ресурсы». А сам проект, с религиозно-исторической точки зрения, непосредственно опирался на предписания, содержащиеся в Коране. В соответствии с ними динаром считалась монета из золота весом в двадцать четыре карата — то есть в четыре с четвертью грамма. Именно такие деньги следовало использовать правоверным мусульманам при совершении сделок, выплате очистительного налога и для сбережений.

«Исламский динар» моментально нашел миллионы приверженцев в мире — и не в последнюю очередь среди тех, кто пострадал от биржевых валютных спекулянтов, обваливших многие национальные валюты во время кризиса девяносто седьмого и девяносто восьмого годов. Кроме того, появлялась возможность создания альтернативы «пустому» американскому доллару США в виде денежной единицы, применимой в финансово-экономических отношениях всего исламского мира.

Дело в том, что и США, и Европа являются основными покупателями ближневосточной нефти, североафриканского газа и индонезийского олова. А сырьевые поставки из исламских стран напрямую привязаны к американской валюте, посредством которой и осуществляются экономические отношения между Востоком и Западом. Поэтому даже простое теоретическое обсуждение сроков и методов введения нового «золотого» эквивалента на очередной конференции Исламского банка развития вызвало настоящую панику в Вашингтоне, породив моментальный отток капиталов в размере, превысившем триллион долларов.

На текущий момент в проекте введения «золотого» динара участие в разной степени принимают Объединенные Арабские Эмираты, Саудовская Аравия, Кувейт, Катар, Бахрейн и Оман.

Малайзия, кроме того, применяет его при расчетах с Брунеем, Ираном, Бангладеш, Йеменом, Мальдивами и некоторыми другими мусульманскими странами. А вот попытки использовать золотой «исламский» динар в расчетах государств — членов ОПЕК с американцами и европейцами неизменно наталкивались на активное противодействие со стороны Международного валютного фонда.

«Стоимость одного золотого динара — один золотой динар, независимо от его обменного курса к какой-либо валюте. Если стоимость товаров и услуг выражена в золотых динарах, она остается одной и той же, независимо от страны торгового партнера».

Воплощение этого принципа в жизнь при расчетах за нефть и за газ моментально лишило бы США инструмента воздействия на мировую экономику через доллар. Тем более что даже без этого стоимость золотого динара относительно американской валюты за последние восемь лет выросла почти в четыре раза.

— Полковник Каддафи планировал осенью этого года официально провозгласить переход Ливии к «золотому динару» при заключении всех внешнеэкономических сделок… — сообщил руководитель российской военной разведки в Хартуме, не дожидаясь ответа Оболенского:

— Вслед за ним то же самое собирались осуществить у себя президент Венесуэлы Уго Чавес и президент Ирана Махмуд Ахмадинежад. Представляете? Трое из двенадцати руководителей стран — экспортеров нефти, постоянных членов ОПЕК! Но они ведь только запустили бы процесс уничтожения американского «бумажного пузыря», а потом его было бы уже не остановить.

— Безусловно. За это полковника объявили врагом демократии…

— И поспешно организовали его устранение силами НАТО, — кивнул резидент. — В воспитательных, так сказать, целях. Чтобы другим неповадно было. Помните? Англичане простили Каддафи взрыв пассажирского самолета над своей территорией, американцы смотрели сквозь пальцы на тренировочные лагеря, где готовились террористы, итальянский премьер-министр с ним едва не взасос целовался…

— Были сведения, что и нынешний президент избирался во Франции на ливийские деньги.

— Тоже очень похоже на правду. Но как только коснулось святого, как только полковник Каддафи предпринял попытку серьезно затронуть основы финансового порядка, навязанного всему миру…

— Значит, собственные монеты он все же успел отчеканить?

— Успел.

— А теперь отправляет в Малайзию… — вновь задумался Оболенский.

— Я надеюсь, не следует дополнительно объяснять, что золотые динары ни при каких обстоятельствах не должны оказаться в чужих руках?

— Люди, которые их сопровождают, уже получили соответствующие указания.

— Вы уверены в этих людях?

— Да, товарищ полковник, уверен…

//- * * * — //

Михаил Анатольевич никогда не курил.

Однако судовая курилка, как правило, — это значительно больше, чем место, выделенное капитаном для обладателей дурной привычки с учетом требований пожарной безопасности на море. Это своего рода клуб, центр общественной жизни команды, идеальное место для воспоминаний, задушевных бесед и откровенных политических дискуссий.

Вот и сейчас на юте, под металлическим козырьком, несколько человек собралось, чтобы скоротать время до вахты и заодно разрешить наиболее острые мировые вопросы.

— А откуда такая уверенность, что никто его по-настоящему ловить не будет? — спросил у Иванова пожилой электромеханик-литовец, имени и отчества которого Михаил Анатольевич еще запомнить не успел.

— Потому что не нужно это никому. Вдруг полковник Каддафи не станет молчать про секретные отношения с американцами и с англичанами…

— А про вашу Россию ему, вы думаете, нечего рассказать? Я недавно в газете читал, что кое-кто из ваших самых-самых высоких политиков неплохо нагрелся на списании ливийских долгов. Русские ведь несколько лет назад простили Каддафи четыре с половиной миллиарда, которые он, по оценкам Всемирного банка, вполне мог заплатить при тогдашних ценах на нефть. Простили в обмен на контракты, которые были заключены с компаниями, очень близкими к этому самому высокому политику. Например, контракт с «Газпромом», контракт с Российскими железными дорогами, контракт с господином Дерипаской и с его «Русским алюминием»… — судовой электромеханик полез в карман рубашки и достал из пачки сигарету. — Вообще-то в наших литовских газетах писали даже, что семья Каддафи приобрела большой пакет акций концерна «Русский алюминий» и компании «Норильский никель». Так что если и вправду окажется, что у вашего руководства был сомнительный бизнес с Каддафи, это будет скандал перед выборами.

— Вполне возможно, — пожал плечами Иванов.

Ссориться с членами экипажа из-за политики он не собирался.

— Значит, ухлопают этого Каддафи как-нибудь по-тихому… — сделал вывод один из курящих, передавая электромеханику зажигалку.

— Или просто дадут тихо скрыться куда-нибудь.

— За его голову, между прочим, объявлена награда в два миллиона долларов, — сообщил, прикурив, электромеханик.

— И что с того? Вон, американцы за Бен-Ладена десять миллионов обещали.

— Ну, в конце концов, они его все-таки уничтожили.

— Да, но деньги никому выплачивать не стали, — напомнил моряк с зажигалкой. — Было даже, я помню, официально объявлено, что Бен-Ладена удалось обнаружить при помощи какой-то хитрой электроники. И поэтому, дескать, все деньги должны остаться правительству США.

— А как же американский спецназ?

— А та группа специального назначения, — вмешался опять в разговор Иванов, — которая непосредственно принимала участие в операции, странным образом вдруг разбилась на вертолете.

— Точно, — подтвердил кто-то со знанием дела. — По телевизору передавали.

— Чтобы денег им не платить? — удивился электромеханик.

— И чтобы не разболтали, как там все на самом-то деле произошло…

Сам собой, от политики разговор перешел к рыбной ловле.

Моряк, сидевший слева от Иванова, придерживался той точки зрения, что тунец лучше ловится на сардину или на сайру. Некоторые же из присутствующих полагали иначе.

— Не смеши! На кальмара он сразу берет. Или, скажем, на креветку.

— Смотря где. Вот мы в прошлом рейсе, к примеру, неподалеку от Чили…

Все, однако, ссылаясь на собственный опыт, сходились на том, что тунец — рыба теплолюбивая и болтается у поверхности. А потому и «дорожить» его надо вовсе без погружения, или с малым погружением насадки.

— У меня вот такая блесна есть. — Электромеханик раздвинул большой и указательный пальцы. — Меньше никак нельзя — если ход узлов шесть-семь, блесна плохо играет при выходе. Я в Тайване однажды искусственного осьминога купил. Коричневый был, силиконовый, будто живой. Утяжелил я его свинцом, двойной крючок поставил…

— Да не слушайте вы, — перебил сосед слева. — Все равно, тунец лучше на скумбрию ловится. Надо только вырезать из нижней части тушки полоску мяса, сантиметров тридцать…

— И поймаешь такую же шпротину! А я вот год назад на своего осьминога тунца зацепил, почти полтонны весом. Мы его шесть часов всей командой тянули, баграми.

— Где это было?

— Ну, там, возле Южной Америки…

— Тоже мне, удивил.

Кто-то начал художественно и со вкусом рассказывать, как ловил у кубинского побережья атлантического марлина, рыбу сильную, быструю и на редкость выносливую. Получилось у него не хуже, чем у Эрнеста Хемингуэя в повести «Старик и море» — только намного короче и с большим количеством ненормативной лексики.

Михаил Анатольевич вовремя сообразил, что его личные впечатления о том, как они с женой за собственные деньги ездили по туристической путевке ловить треску в Норвегии, вряд ли будут кому-нибудь в этой компании интересны.

Однако поддержать беседу с новыми знакомыми хотелось:

— А мы в Баренцевом море на гусей перелетных из пушки охотились…

— Это как? — удивился сосед.

— Зарядили картечью зенитку и врезали прямо по стае, как по низко летящей мишени. Потом две недели рассольником из свежего мяса объедались.

История, кажется, членам команды понравилась.

Потому что морская служба в основе своей, как утверждал капитан дальнего плавания Виктор Викторович Конецкий, однообразна и сера до посинения. И среди моряков очень ценятся люди, способные украсить ее какой-нибудь замысловатой байкой, пусть даже выдуманной или невероятной. Наверное, именно по этой причине флот подарил мировой литературе такое количество великолепных писателей.

— Вот, тоже, у меня был случай, — пожелал развить тему электромеханик. — Еще когда я срочную служил в Советской армии. При коммунистах…

Дослушать его Иванову не удалось, потому что внезапно ожившая судовая трансляция разнесла по всему теплоходу голос вахтенного помощника:

— Внимание, старшему группы сопровождения срочно подняться на мостик!

…Подполковник Иванов, прослуживший на флоте больше двадцати лет, всегда свято чтил морские традиции и ритуалы. Однако сейчас он забежал в рулевую рубку, даже не попросив разрешения войти. Впрочем, никто из собравшихся на мостике не обратил на это внимания.

— Что случилось, Петрович? Пираты?

— Да если бы, — озабоченно покачал головой Алексей. — Французский фрегат «Nivose».

— И чего им от нас надо?

— Требуют остановиться для досмотра.

Иванов повернулся к капитану судна, стоящему перед экраном локатора:

— У них что, есть такое право?

— Международные силы, мандат Евросоюза, — кивнул капитан.

— Раньше было такое?

— Честно говоря, не припоминаю.

Большие, с наклоном вперед окна рубки давали хороший обзор, однако в пределах видимости горизонт был чист. Поэтому Иванов задал следующий вопрос:

— Где они?

— Примерно в пятнадцати милях, вон, к северо-западу, — показал капитан светящуюся точку на экране. — Сокращают дистанцию.

— Что собираетесь делать?

— Придется подчиниться.

— Колю поднимать, командир? — на всякий случай уточнил Карцев.

— Всех, чувствую, придется поднимать. — Иванов посмотрел на капитана сухогруза.

— Объявляем судовую тревогу, — скомандовал Любертас вахтенному помощнику.

— По полной программе, как при нападении пиратов! — добавил Иванов. Оглядев быстрым взглядом контейнеры, выставленные на палубе, он на секунду задумался: — Сколько времени надо, чтобы привести носовой кран в рабочее положение?

— Ну, если по нормативам… — начал прикидывать капитан.

— Успеваем? — уточнил свой вопрос Иванов, показав на экран судовой РЛС.

— Не уверен.

— Как, Сергей? — Иванов обернулся к матросу, стоящему на руле. — Попытаемся?

— Можно попробовать, — прикинул бывший моряк Черноморского флота.

— Разумеется, с разрешения капитана.

— Смотря что вы собираетесь делать, — пожал плечами осторожный литовец…

— Сообщите, что мы готовы принять на борт их досмотровую группу.

…К тому моменту, когда стремительные очертания французского фрегата уже стали видны не вооруженным взглядом, на палубе теплохода «Профессор Пименов» уже кипела работа. На судовой кран было подано электропитание, и его стрелу, закрепленную по-походному, привели в рабочее положение. Проскурин, Карцев и еще один доброволец под руководством боцмана занимались отдачей креплений, которые удерживали контейнер Hiunday.

Контейнер стоял самым крайним по левому борту, во втором, верхнем, ярусе — и это несколько облегчало задачу, предоставляя им некоторое преимущество во времени.

— Давай, давай, вашу душу мать, шевелись! — Голос боцмана, не особо стеснявшегося в выражениях, проникал даже в рубку, перекрывая прерывистое завывание лебедки: — Куда без перчаток полез? Куда, мать твою перемать?

Худо-бедно, но с так называемыми «твистлоками» — запирающими элементами, с талрепами, тросовыми оттяжками и замками удавалось пока управляться без особых проблем.

— Ты хоть понимаешь, какого черта они делают? — спросил капитана по-литовски старпом, разбуженный и поднятый по судовой тревоге.

— Даже задумываться не хочу, — также на родном языке ответил капитан Любертас. — И тебе не советую.

— Ох, говорила мне бабушка: Йонас, никогда не связывайся с русскими… — Старпом озабоченно посмотрел вниз, на палубу. — Может, не стоило позволять им хозяйничать?

— Слушай, ты ведь не знаешь, что спрятано в этом чертовом контейнере? Не знаешь. И я не представляю. Может, у них там такое лежит, что для всех будет лучше, если этого у нас на борту не окажется.

— Но причем мы с тобой? Наше дело простое, мы моряки — что погрузили, то и перевозим…

— Это ты потом прокурору какому-нибудь американскому доказывать будешь. А он разбираться особо не станет — влепит всей команде тюремные сроки за контрабанду оружия или наркотиков. Как в Испании, в прошлом году…

— Да, права была моя старая мудрая бабушка…

— Что в журнале будем записывать? — послышался из-за переборки растерянный голос вахтенного помощника, приводившего в порядок судовые документы.

— Ни хрена пока записывать не будем, — немного подумав, распорядился капитан по-русски.

Опять ожил динамик радиостанции.

— Что они говорят? — не разобрал капитан Любертас.

— Требуют немедленно прекратить всяческое движение на палубе.

— Ответь, что на судне ведутся плановые аварийно-спасательные работы.

— Бред какой-то…

— Тогда придумай что-нибудь лучше, — пожал плечами капитан и подал на машинный телеграф команду «самый малый ход»…

…В кабине стрелового судового крана двоим мужчинам было тесновато.

— Ну, давай, братишка!

— Чего делать-то?

Страха или волнения в голосе Сергея не чувствовалось — только азарт и готовность как можно точнее выполнить приказание бывшего сослуживца по Черноморскому флоту.

— Поднимай эту штуку — и за борт!

— Сорвется, товарищ подполковник!

— Плевать, братишка! Давай, потихонечку…

Николай Проскурин успел зацепить один гак в проушину корейского контейнера и теперь вместе с Карцевым всеми правдами и неправдами пытался отогнать подальше боцмана. Боцман не поддавался на уговоры, во весь матерный голос растолковывая ему, что по инструкции следует завести по местам и остальные концы металлического троса.

В конце концов, крыша контейнера была все-таки освобождена от людей, и Сергей почувствовал на своем плече руку Михаила Анатольевича:

— Поехали!

Почти одновременно с его словами из-за кормы французского фрегата, который дрейфовал теперь примерно в полумиле от сухогруза, выскочили две скоростные моторные лодки. Задрав над поверхностью моря форштевни, окрашенные в светло-серую краску, раскидывая за кормой высокие буруны, они полным ходом помчались к «Профессору Пименову».

— Вира помалу, — скомандовал Иванов.

Металлический трос пошел вверх и примерно на метр или полтора приподнял зацепленный за проушину угол контейнера.

— Выноси!

— Рано, товарищ подполковник!

— Давай, родной, давай, не разговаривай!

Край контейнера пополз в направлении левого борта.

— Осторожно, Сергей, осторожненько…

Матросу почти удалось вынести стрелу крана за борт, когда днище контейнера окончательно потеряло опору и рухнуло вниз. Многотонный груз лихо врезался в палубу под углом, боковой стенкой снес кусок фальшборта и замял часть обшивки.

— Выноси дальше, за борт!

Сергей, очень медленно и очень аккуратно поворачивая стрелу, проволок злополучный контейнер еще немного — так, чтобы в какой-то момент он завис над водой на расстоянии вытянутой руки от борта судна.

— Майна со всего духу!

На поверхность Индийского океана контейнер обрушился с такой высоты, что от удара о воду металлический крюк сразу выскочил из отверстия.

— Получилось, мать его чтоб! — заорал во весь голос Сергей, выбирая освободившийся трос. — Получилось!

— Молодец, матрос! Молодчина, герой, черноморец!

Некоторое время прямоугольную крышу контейнера еще можно было разглядеть среди волн. Но к тому моменту, когда с местом его падения поравнялась корма теплохода, груз уже полностью скрылся под водой…

— Спускайте трап, — распорядился капитан.

Две моторные лодки с французскими боевыми пловцами, оказавшиеся в момент происшествия совсем рядом, у самого борта, поначалу метнулись по сторонам — как рыбешки от камня, запущенного на мелководье.

Но теперь они снова со всеми предосторожностями приближались к «Профессору Пименову».

— Парадный? — усмехнулся старпом.

— Ну, вот еще! Штормтрапа будет им вполне достаточно… — Капитан обернулся к вахтенному помощнику: — Точку взяли?

— Да, есть координаты.

— Глубина по эхолоту?

— Тысяча восемьсот девяносто.

— Что ж, вполне приличная глубина, — с удовлетворением кивнул капитан, переводя взгляд на стрелу судового крана, которая медленно возвращалась в походное положение…