Апрель. Ярослав
— Лекция завершена, — ровным голосом произнес Ярослав Лаер и закрыл ноутбук, — все свободны.
По аудитории прокатился вздох разочарования, выражавший преимущественно отношение женской половины потока. Студенты-юноши торопливо собирались и уже спешили на следующее занятие, вне лекции их мало интересовал молодой преподаватель. Стайка девушек окружила кафедру, заглядывая в глаза лектору и тщательно формулируя нежными голосами возникшие по ходу лекции вопросы. Ярослав терпеливо ответил на все, спокойно глядя в озеро из карих, голубых, серых и зеленых глаз. Студентки напоминали ему стадо молодых оленят, хотя в силу своего характера в их наивность или чью-либо еще он верил с трудом.
— Ярослав Димитриевич, вопрос технического плана, относительно выбора жертвы. Как вы говорили, если не было пленных, а обычай требовал именно человеческой крови, избирался кто-то из общины. Но это же полная дикость, неужели они добровольно соглашались на роль жертвы? Индейцы имели склонность к суициду?..
— Разумеется, нет. Инстинкт самосохранения у индейцев был развит значительно сильнее, чем, скажем, у современного человека. «Доброволец» в данном случае понятие весьма относительное… Избранного юношу или девушку в зависимости от того, какому богу было посвящено празднование, помещали в специально отведенные апартаменты, назовем их так, где он и проводил около двух месяцев до жертвоприношения. А чтобы он не передумал быть «добровольцем» и не поколебался в своей вере, его тщательно охраняли, вплоть до самого конца. Кроме того, часто использовались различные одурманивающие средства, наркотического действия.
— И… и никого это не возмущало? Неужели всю общину устраивал тот факт, что в любой момент на алтарь могут возложить их дочь, сына, жену, брата?..
— В основном это устраивало высшую касту, в страхе проще управлять людьми. Кровь нужна была людям, не богам. Больше крови, сильнее страх и, соответственно, больше власти.
— Значит, все-таки кто-то пытался бороться с устоявшимися традициями?
Ярослав усмехнулся.
— Конечно. Были и «революционеры»… Известны случаи, когда из общины отделялись группы людей и уходили в поисках другой земли, где основывали новые поселения и даже города, с принципиально иным укладом.
Наконец, круг из девчонок распался, и все они нехотя потянулись к выходу. Ярослав привычно сделал вид, что не замечает украдкой посылаемых знаков и томных вздохов. На сегодня он был свободен. Ярослав зашел в деканат, перекинулся парой слов с научным секретарем и, сверив расписание, покинул здание университета.
Собственно, преподавательская деятельность не являлась основным занятием для Ярослава Лаера, это был этап, необходимый для получения следующей ученой степени. Молодой кандидат исторических наук вел весьма насыщенный образ жизни, в который с трудом, но укладывались несколько лекций в месяц. Периодически Ярославу приходилось прерывать учебный процесс вынужденными командировками, на что руководство университета смотрело с пониманием, и этот факт тоже относился к неоспоримым плюсам его преподавательской деятельности.
Кроме всего, преподавать студентам историю древнего мира Ярославу нравилось. Он любил свой предмет и в целом терпимо относился к студентам, не прощая только откровенного пофигизма и праздности. Ярослав много ездил по миру, собирая материалы для своих многочисленных работ, и возвращаясь после очередной экспедиции в родные пенаты, чувствовал себя этаким Индианой Джонсом. Безусловно, динамики и риска, так называемого «экшна», в его путешествиях было в разы меньше, однако загадок и даже некоторого мистицизма тоже хватало. На скуку и рутинный образ жизни Ярослав Лаер решительно не мог пожаловаться.
Ярослав уже поворачивал к себе на Кутузовский, когда позвонил отец.
— Здорово, сын.
— Привет, пап.
— Слушай, будь другом, пригони мне машинку побольше, а то мы с Михалычем на рыбалку собрались, на моей ласточке, ты же знаешь, я не очень люблю по грязям и хлябям…
Ярослав хмыкнул. Отцова «ласточка» точно сядет брюхом на первой же кочке, но дело в том, что в его, отцовом представлении «рыбалка» — это закрытый водоем, со всеми прелестями цивилизации, типа платной парковки и кафешки на берегу, оборудованный подъездными путями с прекрасным асфальтированным покрытием. Дивное место, рыба сама на крючок насаживается, причем форель, стерлядь, лещ или карп — зависит от желания трудящихся. Точнее, отдыхающих. За определенную сумму, разумеется…
— Удочка не помещается? — не удержался и фыркнул Ярослав, разворачиваясь. — Или Михалыч вместе с удочкой?
— Ладно, ладно. Мы на настоящую рыбалку, Михалыч шикарное место нашел на Оке, ну, а потом к нам на дачу. Между прочим, твоя маман через неделю возвращается, дай хоть оторвусь напоследок. В общем, жду автобус.
— Ладно, жди.
Ухмыляющийся Ярослав нажал отбой и прибавил газу.
Родители Ярослава жили собственной весьма интересной жизнью. Мать, известный переводчик с японского, проводила большую часть времени за границей, в частности в Японии или в Англии, где у родителей был собственный дом и где постоянно проживала семья старшей дочери. В Англии же получали образование племянники Ярослава. У отца в России был собственный торговый бизнес, весьма успешный, вместе с двумя партнерами он владел крупной корпорацией, поглощавшей все больше мелких компаний и практически подчинившей себе рынок.
В свое время Ярослав не пожелал становиться владельцем газет, заводов и пароходов, продолжая, таким образом, дело отца, и пошел по собственному пути. Поначалу отец сильно переживал, надеясь, что сын образумится и подключится к семейному детищу, но со временем иллюзии его растаяли, и в бизнес вошел муж старшей дочери, чему Ярослав был несказанно рад, ибо от него, наконец, отвязались.
Детство молодого человека прошло заграницей. До того, как ему исполнилось восемь, лет родители проживали в Германии, после переехали в Англию. Впрочем, можно сказать, в Англию переехал один Ярослав, отец в тот период разворачивал бизнес в России, мать тоже была весьма занятой дамой. Ярослав остался на попечении бабушки и старшей сестры. Учился Ярослав превосходно. Вообще, сам процесс обучения не представлял для будущего кандидата наук особенного труда. К четырнадцати годам Ярослав свободно говорил на трех языках, помимо родного, увлекался конным спортом и прочитал массу книг, не входивших в обязательную программу обучения. Разбирался в искусстве, музыке, политике и обществознании, чем был обязан собственным талантам и, несомненно, бабушке, вложившей во внука, по ее собственному выражению, «всю душу».
Когда Ярославу исполнилось пятнадцать лет, с ним произошло событие, в корне изменившее его мировоззрение и предопределившее дальнейшую судьбу. До сего момента Ярослав приблизительно представлял, чем будет заниматься. Впереди маячили понятные перспективы, такие как участие в бизнесе отца и тому подобные закономерные ожидания. Однако ближе к семнадцати годам планы молодого человека резко поменялись. Теперь он штудировал литературу вполне определенного направления, серьезно увлекшись историей древнего мира и психологией. Ярослав стал более замкнутым, и сильно отличался от себя самого пару лет назад.
Резкий скачок во взрослении тогда еще очень молодого человека окружающие восприняли как нечто само собой разумеющееся. Ярослав с детства был самостоятельной и абсолютно самодостаточной личностью и предпочитал не загружать родственников своими проблемами, если таковые имелись, по возможности справляясь сам. Очередной качественный прорыв и перемены в поведении приписали переходному возрасту и поиску себя, свойственному большинству подростков на этом периоде развития. В реальности же причины некоторой акселерации молодого человека лежали совершенно в иной плоскости.
Отучившись под нажимом родителей два года в Оксфордском университете, Ярослав вернулся в Россию и доучивался уже в МГУ. Там же защитил диссертацию и остался преподавать. Родственники были в легком шоке, но противиться выбору не стали.
Продолжать дело отца Ярослав, как и было сказано, отказался, с этим пришлось смириться. Куда дальше заведет сына его независимая жизненная политика, родители не могли даже представить, однако постановили доверять его решениям. Свой родительский долг они выполнили — обеспечили сыну хорошее образование, дальше — его дело. По большому счету, такая постановка вопроса устраивала и родителей, и, главное, самого Ярослава.
На сегодня у Ярослава были запланированы еще два дела. Отогнав внедорожник отцу, Ярослав пересел на его машину и помчался домой, по дороге отметив, что «ласточке» пора менять масло, и в ней снова не работает прикуриватель.
* * *
Жрец Тамукан выжидающе смотрел на Тиуакиантля. Последний прекрасно осознавал, что последует за этим и что именно ждет от него верховный жрец.
Тамукан был так грузен, что казался почти круглым. Дряблые щеки его обвисли, водянистые глаза заплыли жиром. Вывернутые, оттянутые драгоценными украшениями губы с возрастом стали огромными и придавали верховному жрецу сходство с крупной старой жабой. Тамукан был несколько моложе Тиуакиантля, но по сравнению с поджарым, сухопарым Тиуакиантлем выглядел стариком.
Тиуакиантль молчал. Первым нарушил молчание Тамукан:
— Приближается священный день, а избранного нет…
Избранного нет. Это знал и сам Тиуакиантль. В процедуре определения избранного не было ничего принципиально нового для жрецов, однако на этот раз все было не так просто…
Тиуакиантль медлил. Засуха длилась необычайно долго, поля иссохли, люди были измучены и ждали помощи от богов. Хотя обычай предписывал принять вполне определенные меры и предпосылок было более, чем достаточно, старший из жрецов Кукулькана не торопился с принятием решения. Высокая должность обязывала действовать, однако что-то удерживало Тиуакиантля от резких невыверенных шагов.
Боги не дали Тиуакиантлю и его жене детей, и, когда в общине появился чужак-знахарь с целым выводком голодных младенцев, Тиуакиантль, уже в годах, бывший в то время помощником главного жреца, воспринял это, как знак свыше и решил взять к себе одного из мальчиков, чтобы воспитать его, как собственного сына. Йавар рос смышленым и хитрым, и чем старше он становился, тем чаще Тиуакиантль замечал в нем те черты, какие могли появиться в мальчике, если бы он был Тиуакиантлю родным сыном. Наблюдая за превращением ребенка в подростка, а подростка в юношу, стареющий Тиуакиантль видел в приемном сыне преемника и верил, что не за горами тот час, когда Йавар заменит его на своем почетном месте у священного камня.
Йавар, Тиану и Рин знали о своем происхождении немного, от них не скрывали, что настоящие родители давно оставили их и растут они в чуждой среде, и на этом все. Единственным их достоянием было знание о том, что Рин все же родная внучка старика Ясу, а Тиану и Йавар — нет. Йавара почти сразу забрала к себе семья жрецов, двое остальных остались с Ясу.
Старик воспитывал Рин и Тиану скромно. Жили они в ветхой хижине, когда подросли, начали помогать, занимаясь тем же, чем занимались все жители деревни, — Рин вместе со старшими женщинами сеяла и собирала маис, училась готовить и вести хозяйство, Тиану рано стал ходить с мужчинами на охоту. Паренька брали с собой с удовольствием, он был быстрый и ловкий, ничего не боялся и никогда не жаловался. Вскоре Тиану взяла к себе семья охотника, и он переселился в дом по соседству.
Старик Ясу пользовался уважением в деревне, говорили, что когда-то он был главным шаманом в каком-то далеком городе и был наделен большой властью, пока не пришли белые боги и не разрушили их город. Сам Ясу никогда не вспоминал о прошлом, предпочитая помалкивать. Он предсказывал погоду, умел лечить разные хвори и знал множество историй о далеких землях и чужих богах. Жрецы побаивались его, но с мнением считались и порой обращались к старому колдуну за советом. Правда, делать это старались в тайне.
В то время как Тиану и Рин росли весьма скромно, Йавар жил в достатке и не знал отказа ни в чем. Слуги, кормилица — к его услугам было все, что угодно, отец позаботился об этом. Однако, несмотря на явную разницу в статусе, Йавар по-прежнему общался с назваными братом и сестрой, сбегал от отца и старой кормилицы, если те слишком долго ограничивали его в общении с ними. Йавара видели то тут, то там, мальчишкой он участвовал то в сборе маиса, не особенно гнушаясь черной работы, то испытывал с Тиану новый лук, то они вместе затевали с другими детьми какую-нибудь шалость. Детей тянуло друг к другу, и они крепко дружили. Чем сильнее было желание Тиуакиантля оторвать Йавара от его друзей, тем крепче держался за них Йавар. И в какой-то момент Тиуакиантль отступил, позволив Йавару самому сделать выбор, полагая, что время само расставит все по местам. Повзрослевшим найденышам придется определяться со своим местом под солнцем, и место это для Йавара Тиуакиантль прекрасно представлял, чего нельзя было сказать о двух других. Девчонка Тиуакиантля не особенно интересовала, а вот молодой Тиану вносил в его душу некоторое беспокойство. Парень был красив, ловок и умен. Кроме того, крайне не сдержан на язык. Он часто произносил откровенно провокационные речи, настроенные против духовенства, открыто критиковал нынешнее поведение власти и высмеивал устоявшиеся традиции. В понимании Тиуакиантля, суждения Тиану были чрезвычайно вредны для слуха Йавара и другой молодежи, более того, недопустимы и опасны. По счастью, Йавар в большинстве случаев не разделял мнения Тиану и готовил себя к высокой должности, однако это не мешало им продолжать общаться.
Тиану и Йавар становились взрослее, и все меньше Тиуакиантлю нравилось их общение. В своих мыслях он часто обращался к этой неудобной дружбе и в последнее время особенно остро ощущал необходимость действовать. Отделаться от Тиану раз и навсегда. Разорвать связывающие молодых людей старые узы, растерзать, разрубить на мелкие кусочки, стереть с лица земли, чтобы не осталось даже воспоминания… Но как бы страстно ни желал этого Тиуакиантль, время еще не настало. Неожиданное решение пришло в голову старому жрецу случайно, независимо от его воли. Нежные чувства, своевременно всколыхнувшиеся в душах молодых людей, создали благодатную почву для посева сомнений и сделали обоих весьма уязвимыми, чем в конце концов и развязали Тиуакиантлю руки. Чутко отслеживал Тиуакиантль малейшие признаки недовольства друг другом у закадычных друзей, теперь их детской дружбе предстояло главное испытание. Когда дело касается противоположного пола, особенно в столь юном возрасте, первыми срабатывают инстинкты, а уж после — разум и совесть. Это старый жрец знал не понаслышке. В данном случае Тиуакиантль, хорошо изучивший за свою долгую жизнь людскую природу, надеялся, что до разума не дойдет и дело ограничится инстинктами.
В едва наметившуюся брешь в отношениях друзей и собирался вбить клин Тиуакиантль. Глядя теперь на верховного жреца и видя перед собой совершенно иные образы, Тиуакиантль наконец кивнул:
— Доброволец будет… это великая честь… а если его вера не будет достаточно сильна, мы в праве помочь ему.
* * *
Времени до встречи оставалось не так много, и Ярослав почувствовал неизбежность выбора в пользу использования московского метро.
Ярослав плохо переносил общественный транспорт, но здравый смысл подсказывал ему, что лучше переступить через свою нелюбовь и за сорок минут добраться до места, чем добрых три часа простоять в пробке, пусть даже с кондиционером и приятной музыкой. Впрочем, на одной из пересадочных станций он с досадой подумал, что, даже несмотря на явный выигрыш во времени, все-таки склоняется в сторону личного автотранспорта. Сзади Ярослава подпирали чьи-то мощные плечи, а к груди прижалась худенькая фигурка. От девушки в данной ситуации ничего не зависело, и Ярослав терпеливо, хотя и с некоторым неудовольствием смотрел сверху вниз на светлую макушку, вдыхая тонкий аромат шампуня и мысленно уповая на то, что у девицы не накрашены губы. Поезд снова качнуло, девушка практически упала на Ярослава, он вернулся в прежнее положение, подумав, что такими темпами, если позади нее образуется кто-нибудь сильно массивный, девушка навсегда останется на его пальто в виде аппликации. Девица неловко завозилась и подняла голову. Сердитые светло-зеленые глаза с маленькой золотой искоркой на дне, прямой нос, бледная кожа. Время остановилось.