Волна жара скатилась прочь. Я тихонечко приподнялась на одном локте. Второй рукой прочистила ухо — звон в голове стоял страшный. Комната «покачивалась». Сквозь оседающую пыль я разглядела, что мебель разметало, стены покрылись выщерблинами и брызгами: «Алая гостиная» стала по-настоящему алой. Посреди хаоса невредимыми остались только я и охранники посланницы.

Боги. Нанять смертницу! Вот что значит, крупная игра.

В голове по-прежнему звенело, но даже через заложенные уши, я слышала стоны выживших. И не только я: сбросив туники, под которыми скрывались короткие мечи, бугаи принялись добивать уцелевших.

Сердце колотилось, как бешеное. Стоп. Не паниковать. Ползком, ползком… Заметили: один из убийц пошёл ко мне.

Я вскочила. Натыкаясь на стены, кинулась бежать.

Обычно усадьбы не строят выше двух этажей, нагромождение глиняных закутков — это для простолюдинов. Но дом Бассеров строили ещё до Катастрофы, поэтому этажей в нём целых пять. И без счёта лестниц. И окон. И галерей.

Голова гудела, перед глазами прыгали мошки. Колотящаяся в висках усталость притупила страх. Ну, догонят, ну, убьют. Хотя я от погони сдохну раньше…

Я неслась по дому-лабиринту, стараясь не слушать, не слышать, не думать про то, что происходило в других частях здания. Я слишком хорошо знала: когда ставки высоки, род выкорчёвывают полностью, вплоть до самого маленького корешка.

Далеко-далеко, на пределе слышимости, закричал младенец. И тут же смолк. Резко и, скорее всего, навсегда.

Я сжала зубы. Глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Всё. Отставить. Нельзя мне сдохнуть. Теперь — точно нельзя. Слишком многое на меня завязано, слишком многих подведу, если сгину. И все сегодняшние смерти тоже будут напрасны.

Коридор разветвился, я завернула в короткий аппендикс. За окошком в торце тупичка светало. Стекло отсутствовало, поэтому холодный воздух приятно пробежал по волосам. Откинув выбившиеся пряди волос с глаз, я одёрнула тунику, насквозь мокрую от пота. Проверила кинжал на поясе, потом на ноге. На месте, оба. Хоть какая-то стабильность в этой жизни.

Движение справа — не слышимое ухом, мягкое. Я резко развернулась. Кошка Пиу, одна из священных красавиц дома, гордо спрыгнула с подоконника и прошествовала мимо. Да боги тебя во все дыры!

И кошаря твоего тоже. Пыхтя, в окно влез мальчишка, приставленный наблюдать за баснословно дорогим питомцем — всегда и везде, куда бы эта сволота усатая ни учапала. Я нервно усмехнулась. Повезло пацанёнку. Других-то слуг уже порезали, как и хозяев. А этого вон, священная кошка хранит.

— Дбрйутр, гспжа Взия, — деловито буркнул он, и закричал, — Богиня Пиу! Богиня Пиу! Ваше молочко! Богиня Пиу!

И дунул в кошачий свисток.

Пространство в основном коридоре шевельнулось. На выходе из тупичка, где я пряталась, появился один из наёмников, что наводнили сейчас усадьбу. На сей раз — мужеподобная баба со скорострелом в руках.

Болт оцарапал ухо, второй — руку. Но я уже неслась к двери на чёрную лестницу, что расположилась рядом с окном.

— Пиу! Как же Пиу? — взвизгнул мальчуган, которого я тоже утянула с собой.

З атем, лихорадочно вытащив огонь из ближайшей лампы, начала ставить растяжку.

— Дуй отсюда! — рявкнула я.

Мальчишка ринулся вниз. Его неслабо заносило, и он только чудом не упал в открытую шахту лифта, вокруг которой обвивалась лестница. Я тоже побежала, перепрыгивая через две-три ступеньки. Боги! Слава тому, кто приказал повесить на чёрной лестнице лампы!

За спиной грохнуло. Из стены справа брызнула песчаная крошка. Впереди кошарь оступился и скатился кубарем на площадку, под двери грузового лифта. Удачно: лифт прикрыл пацаненка от рикошета, а меня — от следующего болта. А вот железная дверь с площадки на этаж оказалась заперта. Наглухо.

Я развернулась к шахте. Лифт невозмутимо парил на изношенных колёсах Коричневого огня. Снова болт, снова осколки. Кошарь уже тянул за толстую ручку, пытаясь попасть в укрытие. Хорошее и подвижное. Только вот размер… Стараясь не думать про саркофаг и похороны заживо, я заскочила в лифт и начала микросвёртку пространства.

Кабина застонала и тронулась — медленно, слишком медленно. Разболтанные диски прокручивались, мешали управлять. Хоть скорость набрали, и то ладно. Теперь бы знать, куда ехать! Семейство древнее и богатое, большая часть усадьбы под землёй. Как потом выбираться?

— На скальном! Третий! — заголосил кошарь, — там бабка! Там никто не найдёт! Только быстрее! Быстрее!

— Хватит орать! — цыкнула я, но курс поменяла.

В конце концов, я тут всего-ничего, а этот пострел из потомственных слуг семейства. Закоулки уж точно знает.

Закоулки, и правда, оказались ещё те. Когда кабина остановилась в нужном месте, в нос ударил запах квашеного молока, солёного мяса, подкисшего хлеба. Светильник один, но всё равно видно, что пол и стены — из грубо тесаного камня. Скального камня! Ничего себе! Я слышала, конечно, что дом стоит на корнях, но одно дело слова, и другое — гулкое эхо в каменном коридоре. Даже в моей родовой усадьбе такого не было…

Мальчишка уже опрометью кинулся прочь. Прежде, чем бежать за ним, я снова раскрутила огненные кольца под полом и на потолке лифта, и услала пустую кабину обратно в пыльную шахту.

Единственный и неприятно узкий, проход привёл к череде дверей. Первая слева оказалась приоткрыта. Из широкой щели сочился свет, доносились голоса: взволнованный детский и надтреснутый старческий. Я вошла и осмотрелась.

Комната небольшая, вытесана в той же скальной породе, что и коридор. Напротив входа — несколько шкафов с толстыми растрёпанными книгами и грубо сколоченный стол. На отполированной локтями поверхности тихо тлела горелка, Пламя жевало почерневшую солому и всё никак не решалось перейти из оранжевого в голубое. Ох уж эти привычки простолюдинов — кормить цветной Огонь чем ни попадя! Руки бы поотрывала!

Хозяйка горелки сидела ровно по центру помещения, в скрипучем кресле-качалке. Её окружали клубки цветной шерсти, похожие на зимних птиц северных княжеств. С острых колен свешивался пестрый коврик наподобие того, что висел за спиной старухи. Или вон того спра…

Мысль споткнулась. Нет, это не коврик. И даже не панно. Это… это…

На дальней стене, раскинувшись от угла до угла и от потолка до пола, висело прямоугольное облако тумана, похожее на запотевшее зеркало. Только с отражениями у… у… у предмета, явно не ладилось. Бело-серый туман медленно клубился внутри самого себя, в его глубинах танцевали тени.

Великая Катастрофа стёрла многое. Память о мгновенных перемещениях в пространстве и Тимирии, государстве нескольких миров, давно обросла легендами, некоторые считались ересью чуть ли не для всех богов. Одну такую, про Зеркала-без-отражений, очень любили в моей семье. Мол, остались ещё двери, которые прорубали Древние с помощью немыслимых для нас технологий — масштабного перекраивания пространства, например. Кое-кто из моих родственников даже регулярно рыпался на поиски «переходов»… пока особо фанатичные жрецы шальную голову не оттяпали.

— Ты видишь его? — протрещал голос.

— С-странное у вас тут… з-зеркальце, — только и выговорила я, с трудом отрывая взгляд от мутных глубин, — помыть не пробовали?

Старуха громко, с переливами, захохотала.

— Зеркало! Помыть! Это Зеркало-то! — повторяла она, трясясь всем телом, — о мудрый Тоду! Сколько слышала-видала, но чтоб помыть!

Сжав зубы, я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Нервный сегодня день, совсем нервный.

— Тут выход есть, кроме лифта? — обратилась я к кошарю, стараясь не смотреть в сторону странного стекла.

— Д-да… в конце коридора, — мальчишка шмыгнул носом и придвинулся ближе к бабке, — в самом-самом конце… слева… за пятой морозилкой…

— Тю! Морозилка, придумал тоже! — фыркнула старуха, — на тебе, и хватит глупости болтать! И не перебивай, когда взрослые разговаривают!

Сказав так, она вынула откуда-то засаленный мешочек и протянула его мальчишке. Тот моментально набил рот сушеными плодами, чавкая и облизывая пальцы. Пффф!

— Так что, где выход-то? — переспросила я.

— Вон он, твой выход, — старуха кивнула в сторону мутной стенки, — Чего глазки свои черные таращищь-то? Ты лучше в Зеркало смотри, дорогу выглядывай. Раз уж уродилась такая… кучерявая, хахахаха!

И она опять залилась грудным икающим смехом. Мальчишка разгрыз очередную косточку. Боги, что за день-то такой, а! Ближний светильник заискрил, горелка на столе фыркнула. Я завела выбившуюся прядь за ухо и сжала зубы, сдерживая пространство. Ладно. Что взять с убогих? Сама выберусь.

Но, стоило начать разворот, как на шее старухи и плече мальчишки расцвели алые перья. Я нырнула в сторону. Дротик просвистел мимо уха. Другой попал в икру. Нога мгновенно подкосилась. Каменный пол ударил в бок.

Держа скорострел на взводе, охотница за головами вошла в комнату. Я попятилась, опираясь на локти. Нашарила оружие. Только чего стоит кинжал против перьевой кольчуги? Ничего. Но если подумать…

Фыркнув, охотница легко отбила брошенный в неё клинок. Кинжал со звоном откатился к стене, под светильник. Крохотные шарики Огня, спрятанные в кожаной обмотке рукояти, поползли вверх по выщерблинам в камне.

— Ерепенишься, дрянь?

Кованая подошва пнула по раненой ноге. Я взвыла. Усмехнувшись, охотница перехватила скорострел. Присев на корточки, она забрала у меня второй кинжал — узорную побрякушку с прекрасной инкрустацией и отвратительным балансом.

— Пффф! Это что за лопатка? В жопе ковырять?

— Лучше в *** попробуй, не прогадаешь.

Скривившись, охотница сплюнула и встала. Почти прямая линия со светильником, отлично. Миг — и Пламя начало подниматься к потолку. Медленно, очень медленно. Так же медленно, как летящее в меня треугольное остриё.

Воздух заклубился разноцветными искрами. Мир поплыл.

* * *

Обучая обращаться с цветным Пламенем, родители и учителя твердили о хрупкости и нестабильности пространства нашего мира. За счёт этой самой нестабильности и существуют цепи разноцветного Огня, что приносит когда свет, когда тепло, а когда и смерть. Именно управление мелкими вихрями позволяет зажигать следующее Пламя из пепла от предыдущего. Считается, что ещё для этого нужен непосредственный контакт катализатора с углями, и это так. Для простых людей. Но не для тех, кто поколениями хранит кое-какой секрет.

Когда я приподнялась, вся мебель в комнате превратилась в горки зеленоватых шариков. На полу чернели три бесформенные кучи. Стены стали полосатыми от брызг Оранжевого пламени. Куски взорвавшейся горелки крутились в воздухе, скользя по остаткам завихрений. Ещё немного — и упадут на зелень. О боги! Раскалённый металл и зелёные угли! От такого даже в подвихрь не спрятаться! Хотя дверь из комнаты пока свободна. Пока. Добраться, может, и успею, а вот выйти…

Вдруг, ближняя куча зашевелилась. Словно в дурном сне, из обгорелых кусков чужого мяса полез кто-то целый и невредимый.

— Ах ты, маленькая дрянь… — шипела фигура, — личину мне попортила… Пуф! Вот тварь, а…

Внутри всё сжалось. Да это же феникс! Феникс!

Это конец…

Тут на полу что-то сверкнуло. Присмотрелась: кинжал. Тот, узорный. Весело посверкивает богатым перекрестьем и вензелями на клинке. С трудом перевалившись вперёд, я схватила витую рукоять.

— Тварь! Он тебе не поможет! — завизжала охотница, — Мой! Я выиграла! Отдай сюда, сучье ты племя!

Ого! Это что же, сплетни про то, что профессиональные живодеры фениксы жадны до блескучек — правда? Вот уж не думала…

Вихрь под кусками горелки замедлился ещё больше. Щелк! Ярко-алый осколок стукнулся о камень рядом с кучкой пепла. Там, где они почти — только почти — соприкоснулись, появился язычок Зелёного пламени. Небольшой и слабый, он с энтузиазмом накинулся на пепел, и начал расти на глазах.

— Кетания Селия Кадмор! А ну иди сюда, тварь!

Охотница поднялась на ноги, но я уже выцепила второй — черный — кинжал из-под стены. Подскочила к Зеркалу: угроза смерти — действенное лекарство от недоверчивости. Думали ли Древние, что в их великие Двери будут лихорадочно вползать на карачках?…

…Сумерки. Ряды тонких колонн уходят вверх, теряясь в мутной мгле. В нос бьёт прелостью, ладони колет холодом и влагой. Боги! Да это же не колонны, а лес! Не случайный оазис, не искусственный парк, а именно лес, из тех, что я видела только на страницах старых книг! Откуда? Как?…

Разглядеть чудо не удалось. Мощный пинок взрыва — и я буквально полетела вперёд. Лес исчез. Мелькнул свет, что-то твёрдое больно ударило по коленям. Над головой просвистело перо-болт, какие метают фениксы. Неужели Зеркало пропускает оружие?! Хотя, это же феникс…

Перекатиться, приподняться за горкой мусора. С этой стороны Зеркало похоже на выцветший гобелен, на котором словно пытались выткать сразу два рисунка: высокие деревья и выжженные солнцем степи. Внутри обоих — человекоподобная фигура. Изображение мерцало вместе с рисунками. Лицо моей давешней противницы исказила ярость. Одна рука — в бессильном порыве тянется вперёд, вторая — рвёт перья на груди.

Подождав ещё немного, я села. Охотница-феникс всё также висела внутри «гобелена», словно пойманное смолой насекомое. Ого. И здесь легенды оказались правдивы: те, в ком не течет кровь Проклятых, не могут проходить в другие миры.

После Катастрофы, мир раздробился. Остатки ресурсов, осколки знаний и технологий, разошлись по рукам, раскатились по закоулкам новых княжеств. Однако во всем превеликом множестве государств, осталась легенда о Проклятых. Считалось, что Древние искусственно породили этот народ, и наделили свои создания способностью тонко и точно работать с пространством. Но Проклятые поссорились со своими создателями, и создали Чёрное пламя, которое и погубило прежний мир, превратив планету Нор в выжженную пустыню.

Из-за этой легенды войны развязывались на ура — хороший ведь предлог, чтобы вторгнуться в государство, где «угнездилась зараза», и очистить мир от очага великой угрозы. Да что война! Как обвинение, чтобы сжить со свету разжиревшего соседа, тоже вполне покатит. Только вот незадача: простейшей сверткой пространства у нас не владеет только ленивый, цветное Пламя используют даже в трущобах, ну а всякие там изыски крови на роже не написаны. А слухи — ну что слухи? Чем знатнее и богаче род, тем больше про него слухов. Только при государственных переворотах про них и вспоминают…

Ну что же. Хоть разок моё «проблемное» происхождение обернулось благом.

Я огляделась. Пыль, плесень. По ясно: строение мертво давно и безнадёжно. Мышино-серый, неживой свет. С потолка, точно змеиная кожа при линьке, свешивались шуршащие куски штукатурки. В облупленной стене напротив — три грязных окна, в прилегающих углах — дверные проёмы. Никакой мебели, если не считать Зеркало. Я хотела встать, но раненая нога предательски заныла. Пришлось устроиться удобнее и, отодрав подол туники, наложить тугую повязку. Ну вот, теперь можно кое-как подняться, цепляясь за стену.

С этого ракурса за окнами показалось что-то, похожее на город. Так. Надо бы дохромать и посмотреть…

Вдруг из глубин здания раздался крик. То высокий, то низкий, он походил одновременно на львиный рёв, стрекотание ядовитого насекомого, предсмертный вой человека, и что-то ещё страшное. По спине пробежали мурашки. Боги! Только хищника не хватает! Особенно, когда одна нога плохо двигается и пахнет свежей кровью! А оружия вообще, считай, нет!

Я перевесила кинжалы поудобнее. Рык повторился, уже ближе. В нем появились новые ноты — злобные, алчные. Я заозиралась. Бежать по незнакомому и пустому зданию? Сигануть обратно в Зеркало в объятия убийц? Встретить хищника лицом к лицу и красиво погибнуть?

Тут я заметила небольшую дверь в углу, рядом с Зеркалом. Дверь не имела ни косяков, ни ручки, оттого я и не заметила её сразу. Пощупала стену, нашла вытянутую скважину замка. Поворошила мусор на полу. Нет ключа. Послышались шаги — крадущиеся, но твёрдые шаги зверя, который идёт нападать, и уверен в победе. Из проёма около окна поползла тень не то насекомого, не то человека.

Да ***!

Я со всей силы стукнула дверь. Она не подалась ни на ноготь. Как её открыть? Как?!

Не придумав ничегно лучше, я достала черный кинжал, и начала ковыряться им в замке. Дело продвигалось медленно — гораздо медленнее, чем неизвестный зверь. Каждый раз, как клинок беспомощно клацал по механизму, раздавался рык. Все ближе. Ближе. Бли…

Рука дрогнула. Повернувшись боком, кинжал идеально вошел во всю высоту скважины. Затем провалился по самую рукоять и… застрял. Вой повторился, уже рядом. Я достала второй кинжал, и обернулась.

О боги, вот это тварь!

Раскачиваясь на вывернутых лапах, на меня двигалось существо с телом полуящера, полульва, и головой уродливого человека. Нет, не головой — лицом, прилепленным на голый череп. Бледно-желтые кости все в наростах и вонючей зелёной жиже. От гнилостного, сладкого запаха защипало глаза. Желудок противно сжался.

Монстр прыгнул.

Раненая нога слушалась плохо. Точнее, совсем не слушалась. Вместо нормального поворота с выпадом, я упала. Интинктивно сваяла пространственный щит. Цепанув по нему когтями, чудище пролетело на Зеркало. Оттолкнулось от него, как от твёрдой стенки, вернулось на пол. Принюхалось, колотя по бокам чешуйчатым хвостом с меховой кисточкой. Фыркнуло, пошло на меня — медленно, даже вальяжно. Утробное рычание, вкрадчивые движения, отвратительный скрежет когтей по каменному полу. Ну конечно, дрянь! Чует, что добыча ранена и не может защищаться!

Я вжалась спиной в стену, попыталась подняться. Зацепться бы… Подняла руку, нащупала кинжал, торчащий из замка. Дернула. Никакой реакции. Подобрала ноги. Шипя от боли, начала вставать.

Вдруг из дверного проёма у окна выпрыгнуло второе чудище. Первый монстр резко развернулся, зарычал. Второй тоже. Сглотнув, я вжалась в стену. Вернее, в дверь. Навалилась на неё всем весом, пытаясь провернуть замок.

Обменявшись рычанием, монстры разошлись: второй зверь ретировался, первый повернулся ко мне. Я лихорадочно задергала кинжал. Ну давай, давай же, ну!

Что-то тихо щёлкнуло. Дверь подалась вперёд. Я тут же захлопнула её с другой стороны и, скользя спиной по косяку, съехала на пол.

Когда потухли круги перед глазами и стих звон в ушах, я разглядела комнату, как две капли воды похожую на первую. Только свет из окон сочился так, будто бы помещение находилось на другой стороне дома, а не по соседству. Но кто их разберёт, этих Древних, что они понастроили!

Прислушалась. Ни из проёмов у окна, ни из-за двери за спиной, не доносилось никаких звуков. Да хоть бы и доносились, главное — чтобы монстр сюда не причапал. Драться одним кинжалом, да на раненой ноге? Без шансов. Ну, разве что в рай для воинов попасть потом.

Нога нещадно ныла. Я перетянула повязку. Собравшись с силами, встала. Взглянула на дверь. Она слилась со стеной, замочная скважина затянулась. Эй, а кинжал?! Но клинка и след простыл. Приехали. Последняя память об отце… Эх.

Вздохнув, повернулась к Зеркалу. В конце концов, разные двери — разные места, а выбираться-то обратно надо. Может, не в подвал в Варсуме, а… Куда?

В отличие от первого Перехода, здесь нити «гобелена» переплелись в очертания синих барханов. Выглядели, как вода. Выше, над покатыми гребнями парили облака, которые постоянно меняли форму: то крепость, то ящерица с крыльями, то вообще не пойми что. Вглядевшись, я увидела, что по раме Зеркала вьются знаки Высокого языка. Более острые, менее разборчивые, они казались пародией на привычную вязь из старых книг и священных текстов. Часто повторялось слово «Мерран», а единственная осмысленная вещь, которую я смогла разобрать, это что-то вроде «Слияние живого с неживым».

Живое и неживое. В ушах снова зазвенели крики — сегодняшние и не только. В носу засвербело. Почему всё так, боги?! Сколько сил и времени потрачено, сколько жизней сгинуло… и за что? За то, чтобы я, вместо восстановления княжества, попала хрен знает куда, гобелены разглядывать?! С другой стороны, если я сейчас каким-то образом вернусь в подвал, надо будет как-то выбираться. Пока это слишком опасно: поместье-то, может, и «зачистили», но они пытались инсценировать нападение диких племен. Значит, сразу не уйдут, а мародёрить будут ещё пару дней. Потом их будут выбивать. Потом выбьют. Потом прискачут власти, разбираться. Но всё это ничего, в суете, может, и легче улизнуть… будучи здоровым. А я ковыляю едва-едва. Так что отсидеться надо, хотя бы чуточку.

Изображение на гобелене задвигалось, облака над водяными барханами разошлись. Пахнуло солёным ветром — таким влажным, что казалось, его можно пить. Я глубоко-глубоко вдохнула. Как сладко… И сам запах такой родной, будто в детстве, когда матери в коленки утыкаешься…

Да. Пожалуй, попробую отсидеться. Но недолго. Нога подзаживёт — и сразу домой.

Выдохнув, как перед стаканом крепкой настойки, я шагнула в неизведанные глубины Мерран.

* * *

Новый мир встретил темнотой и слабым потоком холодного воздуха. Пахло запустением и тленом. Я вынула палочку огненного кактуса и встряхнула её. Голубоватое сияние осветило лестницу на несколько ступеней вниз, к мозаичному полу, покрытому пылью и катышками помёта. Слева и справа угадывались два ряда колонн. Всё.

Я оглянулась. С этой стороны Зеркало выглядело как бурое облако с расплывчатыми контурами стёртого рисунка. А жаль, интересно бы посмотреть…

Опираясь о стену, одолела несколько ступеней. Подняла осветительную палочку выше. Увидела фрески. Многие из них разъела плесень, однако даже сейчас угадывалось обилие гербов, протянутых рук, и ларцов с дарами и свитками. Похоже, в этом зале когда-то вели официальные переговоры.

Вдруг кусок фрески открыл два бледно-розовых глаза и начал отделяться от стены. А потом ещё один. И ещё…

Что за ***!

К счастью, цветные лепёшки двигались крайне медленно. Всё же желание приобщаться к искусству незнакомого мира куда-то улетучилось. Вместе с ним погасла и огненная палочка. Неприятно, но весьма кстати: в наступившей темноте частично проявилась арка, а за ней — темно-синее небо с тусклыми всполохами.

Чего мне стоило перелезть через невысокий, но рыхлый завал, известно только богам и их детородным органам. Хорошо хоть, сам лаз специально расширять не пришлось. Впрочем, я и не в таких щелях ползала, благо рост позволяет. Но когда, наконец, вылезла на каменный карниз, тут же об этом пожалела. Порыв ветра обдал леденящим холодом, воздух застыл в носу. Да уж. Туника и сандалии — одежда явно не для этого мира.

Стараясь не слишком сильно стучать зубами, я несколько раз вдохнула и выдохнула — сначала медленно и глубоко, потом быстро, подтягивая живот, стараясь разогнать кровь. Так-то лучше. Теперь хоть сколько-то продержусь среди бесконечных белых барханов. Ну, и? Что-то же тут должно быть кроме пещеры с Переходом и живыми фресками? Где мне раны-то зализывать?

Действительно, от левого края площадки отходила широкая, но крутая лестница. Вглядевшись в ночь, я увидела, что она ведёт к островерхим зданиям. Тёмный контур крепости едва выделялся на фоне горы, словно кто-то вырезал стену и башни из цветной бумаги, а потом приложил кусок на лист такого же оттенка. Ни одного огонька, даже слабого. Заброшена, что-ли? Судя по состоянию «парадного зала» с Переходом, так и есть. Что ж, тем лучше. Я ведь тут, чтобы зарыться в песок, а не нарваться на новые проблемы.

Попасть к крепости можно либо по вот этой лестнице от Перехода, либо по узкому карнизу дороги, что вилась по горе с другой стороны от укреплений. На холоде раненая нога слушалась чуть лучше, но спускаться все равно мешала. Едва видимые под снегом, ступени оказались ещё и скользкими. Потеряв равновесие, я проехалась на спине, и зарылась в обжигающе-холодную белую кашу. Да уж! У нас только горсти снежной крупы на окаменевшей от холода земле. А здесь, а здесь!.. Но все мысли о снеге вылетели из головы, когда я посмотрела на небо.

Высоко, в черно-синей ледяной пустоте, извивались на невидимом ветру разноцветные ленты. Безмолвно, беспорядочно, беспрерывно. То сжимались, как взведенная катапульта, то трепетали, как спущенная тетива. За лентами серебрилась полоса звёзд. Самые яркие висели низко, над остро вычерченными контурами гор. Ни звука, на движения, будто мир боялся потревожить покой спящего солнца. Немудрено: ослепительные лучи растрёпанными прядями выбивались из-под темно-серой шапки затмения. Угрожающе расчерчивая колючий воздух лезвиями света, они говорили: я грозный бог, я близкий бог, и горе тем, кто ослушается моей воли.

Я решила дождаться, когда луна сдвинется с солнца, но затмение продолжилось, как ни в чем не бывало. Потом холод пересилил удивление. Ругаясь и кряхтя, я встала, оставив в снежном ложе морщинистый след. Неужели это страна вечной ночи? Ладно, подумаю потом.

Дальнейший спуск больше походил на кошмар. Я скользила, падала, поднималась, падала, растирала ногу, вставала, и так по кругу. Слава богам, последние ступени оказались расчищены, площадка между ними и воротами — тоже. Боковая калитка ворот распахнута. Значит, крепость не заброшена. Однако на стенах никого. То ли не от кого охранять, то ли некому…

Я прошла за стены. Заснеженный двор и опять никого. И всё же тропка от ворот вела к двухэтажному корпусу, вернее, его правому краю — туда, где сливалась со скалой большая круглая башня. Та её часть, что выходила во двор, имела две треугольных пристройки, а также круглую крышу-купол. Рядом с башней виднелись высеченные в скале двери. Одна из самых больших стояла настежь, к ней подходила утоптанная дорожка с широкими следами, будто что-то тяжелое тащили волоком. Кое-где на снегу проглядывали бурые пятна. Однако запаха на таком холоде я не почувствовала. Смотреть внимательней не стала: раненая нога подгибалась, тело бесконтрольно тряслось, мозг превращался в ледышку. Не то, что идти — думать становилось сложно. Зачем я сюда сунулась? Лучше бы в пещерке посидела. Вдруг эти твари на стенах съедобные?

Из последних сил я добралась до башни. Вскарабкаться по ступенькам, потянуть за огромное кольцо. Узорная створка на удивление легко открылась. Вторые, уже прозрачные, двери, вели в полутемный зал. В его центре возвышался постамент с чем-то круглым, накрытым черной тканью, и лежали продолговатые свертки в человеческий рост. По периметру зала во все стороны отходили треугольные ниши. В них горели свечи с самыми обычными, рыже-желтыми огоньками. Пахло сеном, воском, и… трупами.