Группа ждала в аэропорту объявления о посадке. Брэнту не терпелось остаться вдвоем с Роуэн. При всей своей симпатии к Пэг, Мэй, Натали и Стиву, он не мог дождаться, когда они улетят. Наконец, объявили посадку. Натали обняла Брэнта:

— Мы пошлем вам приглашение на свадьбу и надеемся, что вы с Роуэн приедете.

Стив пожал ему руку и похлопал по плечу. Пэг и Мэй обняли его по очереди.

Карен и Шелдон улыбнулись ему и помахали Роуэн. В конце концов, к его большому облегчению, все они направились на посадку. Последним шел Стив. Он поднял вверх два больших пальца, затем обнял Натали за талию и исчез за матовым стеклом.

Брэнт повернулся к Роуэн. Среди шумной суеты аэропорта, где все куда-то спешили, где вокруг было столько людей, он вдруг осознал, что достиг цели. Он остался наедине с ней. Наконец.

Он сказал:

— Вилла свободна. Прислуге нужен час, чтобы прибрать, приготовить еду. Затем нас оставят одних. — Он вгляделся в ее лицо. — Ты выглядишь уставшей, я тоже еще не совсем пришел в себя, но это не имеет значения. Главное — это мы, наша свадьба, даже если она произойдет и не сегодня.

— Мы, — сказала Роуэн задумчиво. — Пожалуй, ты прав.

У Брэнта пересохло в горле от напряжения. Взяв ее за локоть, он сказал:

— Я хочу рассказать тебе о моем отце. Я не могу больше держать это в себе.

— Здесь? — Она огляделась.

— Я ждал целых семь лет.

Она посмотрела на Брэнта. В его глазах застыл испуг, но он не собирался менять свое намерение.

— Мой отец приехал через пять дней после смерти матери. Я заплакал, когда он вошел в комнату. Плохое начало. У него было три правила: не показывать свои чувства, не плакать и во всем себя ограничивать. Для него не имело значения, что мне только пять лет и что я потерял мать. Его не трогали слезы родного сына. И он немедленно занялся моим воспитанием.

На взлетном поле заревели моторы. Брэнт продолжал:

— Он послал меня в частную школу, где я должен был научиться защищаться от хулиганов. Защищаться и нападать. Если плакал, он закрывал меня на чердаке, темном и страшном. Если я не слушался, он закрывал меня в темной кладовой. Роуэн, это был ад...

— Продолжай, — попросила она, не сводя с него глаз.

— Я усваивал науку хорошо и быстро. Сначала я научился не плакать. Потом научился прятать свои чувства так глубоко, что он сам не мог бы их обнаружить. Я никогда не делился с отцом переживаниями: он мог бы воспринять это как слабость. Изредка он бил меня и называл это формированием твердого мужского характера. К тринадцати годам я заметно возмужал, и воспитание ремнем прекратилось. Я не мог дождаться, когда мне исполнится шестнадцать, потому что с того момента, по закону, я мог жить самостоятельно.

Брэнт потер затылок.

— Я считаю, что он дал мне и что-то хорошее. Я прекрасно освоил лыжи, альпинизм, серфинг. Каждый раз, когда я осваивал что-то одно, он переключал меня на другое. Именно тогда я узнал манящую силу опасности. Отсюда — моя работа, — он улыбнулся, — в этом есть своя логика, ты согласна?

— Да, — сказала Роуэн.

— Теперь ты понимаешь, почему я так боюсь стать отцом? Я не перенесу, если сам подвергну своего ребенка чему-то подобному. А это не исключено...

— Брэнт, этого не случится. Я наблюдала за тобой, когда ты играл с Филиппом, а потом разговаривал с его отцом. Думаю, ты будешь замечательным папой еще и потому, что ты много страдал.

Брэнт почувствовал, как напряжение стало отпускать его. Но он еще не закончил свой рассказ.

— Я думаю, что женился на тебе, потому что понял: ты мое спасение. Ты дала мне тепло, уют, понимание, все, чего я был лишен. И затем я все это потерял. Я действительно был абсолютной копией своего отца, колесил по земному шару, доказывая себе и другим, что я настоящий мужчина.

— Но ты всегда был таким нежным и любящим в постели.

— Только в постели...

— Сексом можно заниматься с кем угодно. Но тебе ведь нужна только я, разве не так?

Конечно, она права. Она — единственная женщина, которая ему нужна. Он рассеянно посмотрел на ярко одетых туристов, только что прибывших в аэропорт и создававших шумную суету в зале. Вокруг звучали смех и разговоры.

Роуэн обняла его за талию и, прижавшись щекой к его груди, прошептала:

— Спасибо, что рассказал.

Брэнт машинально притянул ее к себе.

Он сделал то, что давно хотел сделать. Он отбросил все правила, которым учил его отец и рассказал то, что никогда не предполагал рассказывать. Но вместо ожидаемого облегчения, ему казалось, будто он выставил себя напоказ. Весьма неприятное чувство.

— Я взял напрокат машину. Мне нужно ее получить, и мы можем ехать на виллу, — сказал он бесстрастным голосом.

Роуэн посмотрела на него. Слезы блестели на ее ресницах.

— Брэнт, я не могу...

— Оставайся с багажом, — перебил он резко и пошел прочь. Он снова убегал. Но он не мог бы стоять сейчас перед Роуэн, ощущая на себе ее пристальный взгляд. Хватит, думал он, хватит. Он ввел себя в заблуждение. Он больше никогда не откроется.

Клерк смотрел на него с удивлением. Брэнт заполнил нужные документы, но через две минуты уже не мог вспомнить, что написал. Затем вышел на улицу, пересек дорогу, даже не взглянув на Роуэн. Он прошелся по газону, неподалеку от парковки. Дети играли в мяч, их родители расположились неподалеку в тени деревьев.

Что там Роуэн говорила на пляже? Не прячь свои чувства. Что ж, он поделился, пожалуйста, и что с того? Даже в Колумбии он никогда не чувствовал себя так скверно, как сейчас.

Старый желтый автобус, показавшийся впереди, ехал слишком быстро. Вдруг Брэнт увидел, как маленький мальчик в голубой рубашке кинулся с лужайки на дорогу. В доли секунды мысли, кувыркаясь, сменялись в его мозгу.

Роуэн застыла в страхе. Она видела, что он снова готов к риску, к поединку с опасностью. Та его черта, которую она ненавидела. Она простила ему эпизод с быком. Но что ей было делать сейчас?

Брэнт двигался, подобно молнии. Он был охвачен только одним желанием — спасти ребенка.

Раздался скрежет тормозов. В нос ударил запах горящей резины. Он оттолкнул мальчика на траву. И тут Брэнта с силой отбросило в сторону. Он перевернулся в воздухе и упал в канаву.

Наступила жуткая тишина. Брэнт не мог понять, жив ли он. Он не мог сказать, сколько длилась тишина. Ее нарушил крик мальчика, который перешел в вопль. Мать кричала, обращаясь к сыну по имени.

Роуэн упала перед Брэтом на колени и с отчаянной поспешностью осматривала его тело.

— Брэнт, Брэнт, ты цел?

Он глотал воздух и не мог ответить ей. Их окружила толпа. Брэнт слышал полицейский свисток. Этот звук резал слух. Внезапно, словно яркая вспышка, ему открылась истина. Близость, подумал он. Вот единственная реальная опасность, которой он боялся, от которой годами убегал.

Опираясь на локоть, Брэнт сел, повертел головой. Роуэн подхватила его за плечи, и он смог наконец глубоко вдохнуть воздух, чувствуя при этом боль в груди.

— Как мальчик? — прохрипел он.

— Вопит, хотя на нем нет ни одной царапины.

Их окружал шум голосов. Брэнт бормотал:

— Извини...

— Ты о чем?

— Я снова это сделал. Пошел на риск.

Роуэн, для которой последние пять минут длились вечность, сказала все еще дрожащим голосом:

— Я думала, что ты погибнешь на моих глазах. Полицейский спрашивает, можешь ли ты идти сам или прислать санитарную машину.

— Никаких машин, — ответил Брэнт и, поддерживаемый с одной стороны полицейским, а с другой Роуэн, поднялся на ноги. Роуэн обняла мужа за талию и еще раз внимательно оглядела: Брэнт качался, как пьяный, сквозь загар проступала бледность, рубашка была вымазана кровью.

Брэнт сделал несколько пробных шагов.

— Я думаю, все в порядке. Давай побыстрее уедем отсюда.

Но сначала ему пришлось выслушать слезную благодарность родителей мальчика, многословные извинения водителя желтого автобуса и ответить на вопросы полицейского. Затем Роуэн усадила его в машину и сама села за руль. Он рассказал ей, как добраться до виллы, и откинулся на спинку сиденья.

Автомобиль тронулся. Брэнт закрыл глаза.

Роуэн заметила:

— Ну и вид у тебя!

— Такое чувство, как будто сражался со стадом быков. Роуэн, я...

— Мы не будем обсуждать это, пока не приедем на виллу и ты не примешь горячую ванну, — прервала она его.

— Твой голос звучит, как колокольчик.

— Сиди тихо, Брэнт.

Брэнт не разбирался в женской психологии, но он знал, когда надо замолчать. Он задремал и проснулся, когда Роуэн уже подъехала к вилле. Несмотря на его протесты, она помогла ему зайти в дом и сама занесла багаж.

Вилла находилась в небольшой бухте и представляла собой белый дом с красной крышей. Рядом росли высокие деревья и стояла беседка, увитая диким виноградом. Голубые цветы обвивали балкон, выходивший на пляж. Внутри было чисто и прохладно. Роуэн сразу пошла в ванную. Брэнт включил свет. Бедро болело, головокружение еще не прошло и острая боль отдавалась во всем теле.

Но все это была такая малость по сравнению с тем, что творилось в его душе. Брэнт достал бритву, чистую одежду и услышал как Роуэн позвала его:

— Все готово, Брэнт. Я пойду посмотрю, что там на кухне с продуктами.

В ее голосе больше не слышалось испуга. Она говорила спокойно и уверенно, как с одним из членов группы.

Горячий душ немного взбодрил его, но он все же вышел из ванной комнаты намного раньше того времени, которое назначила ему Роуэн.

Брэнт надел шорты и пошел искать ее. Роуэн сидела на балконе и смотрела на море.

— Роуэн, — позвал он.

Она встала и подошла. Брэнт привлек ее к себе. Роуэн прошептала:

— Твое сердце бьется так, как будто ты бежал марафон.

— Это потому, что я страшно встревожен.

Она вскинула голову:

— Встревожен? Из-за меня?

— Из-за нас.

Он отпустил ее и опустил руки в карманы шорт.

— Ты думаешь, я бросился спасать мальчика, потому что снова хотел испытать опасность?

— Нет, Брэнт! Конечно, нет. Разве ты мог не броситься на помощь ребенку или на защиту маленького Филиппа, которого обижал отец? Это совсем другое. Я горжусь тобой. Правда, очень горжусь.

— Я боялся, что потерял тебя. За считанные минуты.

— Ну что ты! Ты спас ребенка, рискуя жизнью. Благодаря тебе, он жив и здоров.

У Брэнта сдавило горло.

— Я не думал об этом. Ты мое спасение, Роуэн. Только ты.

Роуэн редко теряла дар речи. Но сейчас она не знала, что сказать. Он добавил:

— Я хочу унести тебя в постель. Сейчас.

Она улыбнулась кокетливо:

— Ну так в чем дело?

— Ты еще желаешь меня?

— Разве может быть иначе?

— Я рассказал тебе о своем отце... Может быть, после того, что ты обо мне узнала...

— Брэнт, — сказала Роуэн, обнимая его, — конечно, я люблю тебя. Ты стал для меня тем героем, о котором я всегда мечтала. Потому что ты чуткий и ранимый человек. Я не думаю, что всегда побеждает храбрость. И теперь я знаю, что ты чувствовал эти годы.

— Я хочу сделать тебе еще одно признание, — сказал Брэнт резко. — Я понял, что единственная опасность, от которой я убегал, — близость. Я боялся подпускать кого-либо к себе. И лежа там, на траве, после пережитой реальной опасности, когда ты обнимала меня, я это понял. Не спрашивай, почему я шел к этому пониманию так долго, — некоторые люди медленно обучаются.

Глаза Роуэн блестели от слез.

— Твой отец удивился бы.

— И теперь избавился от жажды риска.

— И после этого ты еще спрашиваешь, хочу ли я тебя? Пойдем со мной, и я покажу тебе, как сильно я хочу тебя.

Она взяла его за руку и повела в спальню. Откинув покрывало, Роуэн внезапно остановилась.

— Я не взяла с собой ночную сорочку. Не думала, что она мне понадобится.

— Она и не понадобится, — сказал Брэнт. — Хватит и хлопковых простыней. Если ты согласна, мы не будем предохраняться.

— Да! Неужели это все не сон, Брэнт? Я так тебя люблю!

— Я тоже люблю тебя, — бормотал Брэнт, обнимая ее и опуская на постель. — Боже мой, как я тебя люблю! Я буду держать тебя в своих объятиях, пока не состарюсь, и, когда мне исполнится сто девять лет, я скажу, как сильно люблю тебя.

— Я не хочу столько ждать. Я хочу слышать это сейчас.

Роуэн стала расстегивать блузку, а Брэнт целовал ее, предчувствуя наслаждение, которое она ему сейчас подарит. Он слышал ее счастливый шепот:

— Люби меня, Брэнт. Люби меня...

И отвечал ей:

— Я всегда буду тебя любить. Только тебя... всегда... только тебя, Роуэн.