Через неделю Джейн приснился еще один сон.

Она стояла у кромки льда маленького катка в центре Ньютона. Рядом с ней была маленькая девочка, в которой она узнала свою дочь. Они стояли бок о бок. Эмили в розовом спортивном костюме и белых ботиночках для коньков и Джейн в парке с капюшоном и в больших зимних ботинках. Они уже были готовы вступить на лед, когда их остановил строгий мужской голос.

— Извините, но на лед нельзя без коньков.

Взгляд Джейн скользнул по ее ногам, потом переместился на молодого человека. Она заметила, что у него были кирпично-красные щеки.

— Я только хочу поводить дочку по льду.

— Вы должны надеть коньки. Мне очень жаль, но таковы правила.

Джейн начала злиться.

— Послушайте, я не собираюсь с вами спорить. Но давайте подумаем вместе. Смотрите, на льду никого нет. Я думаю, что никакого вреда не будет от того, что…

— Леди, на лед нельзя ступать без коньков. Это так просто.

У Джейн при слове «леди» напряглись все мышцы.

— Пошли. — Джейн отодвинула молодого человека, спрятав в карманах теплой куртки сжатые кулаки. — Вы ведь не захотите разочаровать мою дочку. Она ждала этого дня целую неделю.

Молодой человек равнодушно пожал плечами.

— Слушайте, леди. Правила есть правила. Или вы будете их соблюдать или уходите. — Он повернулся на пятках и собрался отойти от них.

— Вот жопа, — проворчала Джейн, не владея собой.

— Что ты сказала?

После этого все произошло очень быстро: молодой человек резко обернулся и бросился к ней. Он схватил Джейн за воротник и поднял в воздух, выкрикивая ей в лицо ругательства. Эмили дико завизжала. Вокруг появились какие-то люди. Молодой человек торопливо отпустил ее. Джейн с наслаждением коснулась ногами земли.

— Простите, я совершенно потерял самообладание.

— Да, конечно, я понимаю. Правила есть правила.

Джейн с трудом добрела до ближайшей скамейки. У нее дрожали ноги. Эмили уже была на льду и вполне справлялась сама. Вечером Майкл пытался урезонить ее: «Боже мой, Джейн, зачем ты все это делаешь? Кончится тем, что какой-нибудь парень просто тебя убьет». «Мне очень жаль, Майкл, но он так меня разозлил».

— С тобой все в порядке?

— Что?

Джейн с трудом продиралась сквозь туман своей памяти к лицу Майкла.

— Мне только что снова приснился случай на катке.

— Может, ты вспомнила еще что-нибудь?

Она отрицательно покачала головой. Потом задумалась, какой сегодня день и много ли дней прошло с того случая на катке.

— Мне надо ехать в госпиталь. Паула внизу и ждет распоряжений.

— Который час?

— Почти восемь часов.

— Утра?

— Утра. — Он поцеловал ее в лоб.

— Не хочу, чтобы ты уезжал, — сказала она, презирая себя за плачущие интонации. — Мне так одиноко, когда тебя нет рядом. Я так напугана.

— Тебе нечего бояться, Джейн. Ты дома. Ты начала кое-что вспоминать. Это хорошая новость. Так что не надо бояться.

— Но я чувствую такой панический страх внутри. Я так дезориентирована. У меня слабость…

— Может быть, тебе сегодня стоит выйти на улицу? — предложил Майкл. Он отодвинулся и теперь смотрел на нее с края кровати. — Почему бы Пауле не повести тебя сегодня на прогулку? Прямо с утра?

— Не думаю, что мне удастся много пройти.

— Тогда поезжайте на машине. Свежий воздух будет тебе очень полезен.

— Я все-таки не могу понять, почему я все время чувствую такую усталость.

— Мне правда уже пора собираться, сладкая моя. Первый больной будет у меня меньше чем через час.

— Может быть, мне снова показаться доктору Мелоффу? Может быть, у меня что-то не в порядке с мозгами?

— Давай поговорим об этом, когда я вернусь. — Он снова поцеловал ее и пошел к двери спальни. — Я скажу Пауле, чтобы она принесла завтрак.

— Я не очень хочу есть.

— Тебе обязательно надо что-нибудь съесть, Джейн. Ты ведь хочешь поправиться, правда?

Правда? Правда? Правда? Правда? Это слово преследовало ее, как эхо, пока она, спотыкаясь, брела в ванную. От нее требовалась максимальная сосредоточенность, для того чтобы просто переставлять ноги. Когда она добралась до ванной, то долго не могла сообразить, зачем, собственно, она сюда пришла. «Что со мной приключилось? Со мной что-то не в порядке?» — спросила она у своего отражения в зеркале над раковиной, заметив, что из угла рта на подбородок стекает струйка слюны. Она с отвращением стерла слюну и вновь посмотрела в зеркало. Это ее воображение или на самом деле черты ее лица приобрели какую-то мрачную маскообразность?

Она попыталась выпрямиться, чувствуя, что мышцы спины сводит ставшая уже привычной за последнее время судорога. Может быть, у нее какой-нибудь инсульт? Конечно, инсульт. Тогда сразу становится понятной причина потери памяти, постоянной сонливости и разнообразных физических недомоганий, которые так ее измучили. Но тогда инсульт должны были выявить еще в Бостонской больнице — они брали у нее столько разных анализов! Конечно, он мог приключиться с ней и после возвращения из больницы. Интересно, а можно перенести инсульт, не зная об этом?

— Определенно, со мной что-то не так, — сообщила она своему безучастному отражению. — Ты очень больна, моя девочка.

Джейн ополоснула лицо холодной водой. Она не стала вытираться, а снова залезла в постель и зарылась в подушку мокрым лицом. Подушка пахла Майклом, хотя самого его уже давно не было. Он ушел.

Она представила себе, что он лежит рядом с ней. Их руки переплетены, тела тесно прижаты друг к другу. Его ровное дыхание действует на нее успокаивающе. Они теперь спали в одной кровати, но с того первого раза больше не занимались любовью. Сколько времени уже прошло с тех пор? Несколько дней? Неделя? Она постоянно чувствует давящую усталость. У нее совершенно нет сил. Он ничего от нее не требовал. Он спокойно ложился рядом и засыпал, довольный и этой малостью, которую она могла ему дать. Неужели действительно прошла целая неделя?

Джейн перевернулась на спину. Мышцы вновь пронзила судорога. Она глубоко дышала, пытаясь усилием воли прогнать боль. Но воля судороги была сильнее ее воли. Это Джейн понимала и пыталась думать о другом: о том, как Майкл шептал ей слова любви; о нежном влажном кончике его языка, которым он ласкал ее плоть; о том, как напрягались его мускулы, когда он входил в нее; как он благодарно прижимался к ней, когда все было закончено.

Она взглянула вверх, надеясь увидеть склонившегося над ней обнаженного Майкла, но вместо этого сверху на нее смотрело серьезное лицо Паулы. Джейн вздохнула, мышцы спины моментально превратились в болезненный тугой узел, в знак протеста. Вздох превратился в крик боли.

— У вас опять болит спина?

«Паула уже успела привыкнуть к моим судорогам», — подумала Джейн, кивнув в знак согласия. Она с трудом оторвала голову от подушки.

— Повернитесь на бок, — инструктировала ее Паула, — я помассирую вас.

Джейн повиновалась беспрекословно и без колебаний. Сколько раз за прошедшую неделю повторялся этот ритуал? Она почувствовала, как Паула осторожно массирует ее поясницу.

— Здесь? — Пальцы Паулы описывали невидимые круги по белой ткани хлопчатобумажной ночной рубашки.

— Немного повыше. Да, вот здесь. Спасибо.

— Попробуйте направить дыхание в то место, где болит, — услышала Джейн голос Паулы. Она не могла сообразить, черт бы ее подрал, как это можно сделать и что Паула имела в виду. Как можно направить дыхание куда бы то ни было?

— Сосредоточьтесь, — продолжала Паула, и Джейн попробовала сделать то, что ей велели. У нее ничего не получилось. Как могла она сосредоточиться на дыхании, если она вообще не могла ни на чем сосредоточиться?

Что с ней происходило? Когда она пересекла границу между истерией и инвалидностью?

— Ну как? — спросила Паула, закончив массаж.

— Лучше, спасибо.

— Вам надо встать и попытаться сделать легкую гимнастику.

Мысль о гимнастике пришлась Джейн не по вкусу.

— Не думаю, что мне это очень надо.

— Доктор Уиттекер сказал, чтобы сегодня мы прошлись по улице. Он велел мне вывести вас на прогулку.

— Или покатать на машине. — Джейн вспомнила вторую, более привлекательную альтернативу.

— Он сказал, что вы отказались от завтрака.

— Не думаю, что мне удастся что-нибудь проглотить сейчас. — Джейн с надеждой взглянула на Паулу. — Скажите, может быть, у меня грипп? — спросила она. Очевидно, что ее амнезия просто заслонила от всех тот простой факт, что она могла заболеть и еще чем-то, не обязательно психическим. Поэтому-то она так плохо себя чувствует. Одно другому не мешает. Предположим, что она просто заболела.

Паула немедленно положила руку на лоб Джейн.

— Да, лоб горячий. Температура, наверное, слегка повышена, — заключила она. — Но это бывает со всеми, кто долго лежит в постели.

В ее голосе слышался упрек. Джейн чувствовала себя ребенком, которому строгая нянька делает внушение.

— Я постараюсь встать.

— Сначала лучше примите вот это. — В ладони Паулы откуда-то появились две крохотные таблетки, в другой руке она держала стакан воды.

«Ей бы по совместительству работать колдуньей или заняться магией», — подумала Джейн, взяв в руку таблетки. Она уставилась на них таким напряженным взглядом, как будто ждала, что те заговорят.

— Примите их, — велела Паула. В это время в соседней комнате зазвонил телефон. Майкл перенес его туда в начале прошлой недели. — Я сейчас вернусь. — Паула поставила стакан на ночной столик и быстро вышла из спальни.

— Если это меня, то я хочу поговорить, кто бы это ни был, — сказала Джейн вслед Пауле. Та не отреагировала, как будто не услышав.

— Какой шанс! — обратилась Джейн к своему отражению в зеркале напротив, тщетно пытаясь сложить мышцы лица в улыбку. Рот отказывался повиноваться. — Я заставлю тебя улыбнуться. — Она пальцами приподняла уголки рта, как будто ее лицо было сделано из глины. Белые таблетки упали на ковер цвета мяты. — Ой, ребятки, а о вас-то я совсем забыла.

Она встала на четвереньки, чтобы подобрать таблетки. Подняв голову, посмотрела на себя в зеркало. «Женщина-собака», — подумала она. Какая причина довела ее до такого состояния?

Сосредоточьтесь, так, кажется, сказала ей Паула. Сосредоточься. Она прекрасно себя чувствовала, когда бродила по Бостону. Она была в полном порядке, когда жила в «Ленноксе». В полиции и в больнице тоже все было хорошо. Когда Майкл привез ее домой, она тоже хорошо себя чувствовала. Только после того, как стала принимать эти дурацкие таблетки, она с трудом выбирается из постели, изо рта потекла слюна, и она совершенно потеряла аппетит.

— В этом есть какой-то смысл, — произнесла она вслух. — Хоть я и потеряла память, но аппетит я никогда не теряла!

Она внимательно в течение нескольких секунд изучала две маленькие, белые, не покрытые оболочкой, двояковогнутые таблетки с заостренными краями. Потом открыла стенной шкаф и сунула таблетки в стоявшие там черные туфли, поинтересовавшись про себя, есть ли у кого-нибудь еще такие таинственные туфли. Она заставила себя подойти к ночному столику и выпила воду из стакана, оставленного Паулой. Не успела она сделать последний глоток, как вошла Паула.

— Это звонила моя мама, — сообщила Паула, не дожидаясь вопроса.

— Все в порядке?

— Кристине пришло в голову нацепить на себя какую-то финтифлюшку, а мать не может ее найти. Вот она и позвонила узнать, не помню ли я, где она лежит.

— И вы вспомнили? — спросила Джейн. Ей не хотелось прерывать этот разговор. Он пробуждал в ней смутное ощущение своей причастности к роду человеческому.

Паула пожала плечами.

— Кристина уже давно выросла из этой кофтенки, как только она ухитряется помнить о таких вещах? — Паула нахмурилась. — В последнее время у нее появилась масса сумасшедших идей. В пять лет это, наверное, у всех бывает.

Джейн кивнула, пытаясь вспомнить Эмили такой, какой она видела ее во сне, — в розовом костюме, на краю катка, крепко держащейся за ее руку. Майкл сказал, что происшествие на катке было полтора года назад. Тогда Эмили и в самом деле было пять лет. Какие сумасшедшие идеи приходили в голову ее пятилетней дочурке? И какая сумасшедшая идея приходит в ее голову именно сейчас?

«Вспоминает ли она меня? — подумала Джейн. — Спрашивает ли, почему несколько дней, которые она должна была пробыть у бабушки и дедушки, растянулись на несколько недель. Почему я не звоню ей, чтобы просто сказать: „Хелло, дочка!“ Может быть, она думает, что я ее бросила? К тому моменту, когда я ее вспомню, будет ли она еще помнить меня?»

— Я хочу позвонить моей дочери, — вдруг заявила Джейн.

— Думаю, что вам лучше обсудить это с доктором Уиттекером, когда он вернется домой.

— Мне не нужно разрешение мужа, чтобы позвонить дочери.

— Я думаю, что в вашем теперешнем состоянии не надо делать ничего такого, что могло бы расстроить вас и вашу дочь.

— Как может расстроить ее разговор с собственной матерью?

— Но вы не совсем та мать, которую она помнит. — Паула заколебалась.

Джейн почувствовала, что ее решимость крошится, как сухой хлеб. Она не могла отрицать, что Паула права. Кроме того, она не могла настаивать и по той простой причине, что не знала точно, где находится ее дочь и по какому телефону можно туда дозвониться.

— Паула, — резко сказала она, когда та наклонилась, чтобы убрать постель. Джейн увидела, как напряглись плечи и руки молодой женщины. — Где моя телефонная книжка?

Паула, не меняя позы, посмотрела на нее через плечо.

— Я ее не брала.

— Она лежала в ящике ночного столика, а теперь ее там нет.

— Вы спроси́те об этом доктора Уиттекера, когда он вернется домой. — Паула упрямо твердила свою любимую фразу.

— Я составлю список, что еще надо мне спросить у него. — Джейн даже не пыталась скрыть сарказм в своем голосе.

— Вы сегодня задиристы, — заметила Паула. — Наверное, это хороший знак. — Она закончила возню с постелью. — Почему вы не одеваетесь? Одевайтесь и поехали кататься.

Это был приказ, а не просьба, и Джейн решила не спорить. Паула могла быть очень упрямой. К тому же Джейн и в самом деле хотелось выйти из дома. Разве она сама не просила Майкла и Паулу о прогулке? Но почему это желание пропало? И когда? Что ее останавливало?

Она открыла дверцу шкафа и начала рыться в нем, делая вид, что выбирает, что бы ей надеть для прогулки. Но на самом деле она внимательно разглядывала стоящие на дне шкафа черные туфли, хранящие столько тайн.

— Проклятый драндулет! Ты же меня с ума сведешь!

Джейн затаила дыхание, ожидая, когда уляжется гнев Паулы. Это была уже вторая вспышка ярости за их десятиминутную поездку. — О, черт! — Паула в сердцах обеими руками стукнула по рулевому колесу, случайно задев клаксон. Тут же в ответ загудела стоявшая позади них машина. Паула извиняющимся жестом помахала перед зеркалом заднего вида и вновь обрушила на автомобиль свою ярость. — Черт тебя подери, когда ты перестанешь умирать?

— Может быть, стоит на секунду выключить двигатель? — предложила Джейн.

— Нет, этот номер не пройдет. Ее вот так заедает уже целый месяц. Знаю я ее нрав, пока как следует не прогреется, ни за что не поедет.

— Вам надо отремонтировать машину.

— Мне надо купить новую, вот что мне надо.

На это Джейн ничего не ответила. Что тут можно сказать? У Паулы действительно была не машина, а развалюха. Она уже была развалюхой, когда Паула ее покупала. Машина и правда была на последнем издыхании. Эта мысль помогла Джейн не так остро ощущать свое одиночество. «Во всяком случае, не одна я дохожу до ручки, вот и машина тоже…» — подумала Джейн, не высказав эту мысль вслух. Ей не хотелось, чтобы ее спутница поняла, насколько Джейн плохо.

Паула сделала еще одну попытку сдвинуть машину с места. Старый «бьюик» чихнул и окончательно заглох. Паула бросила на Джейн подозрительный взгляд. «Кажется, она меня считает виноватой в том, что ее рыдван никак не может стронуться с места», — подумала Джейн.

— Это не доктор Уиттекер говорил вам, что в таких случаях надо выключать зажигание?

— Не помню. — Вопрос показался Джейн странным. — Но, кажется, и в самом деле он.

Пауле этого было вполне достаточно. Она немедленно выключила двигатель.

Машина сзади них от негодования и нетерпения просто захлебывалась гудком. Джейн высунулась в окно и посмотрела назад.

— Что ты от нас хочешь? — закричала она нетерпеливому водителю, грозя ему пальцем. — Ты думаешь, что в угоду тебе мы сейчас потащим эту колымагу на себе?

— Боже, Джейн, что вы делаете?

Джейн с виноватым видом положила руки на колени.

— Простите, наверное, это сила привычки.

— Я так и поняла.

— Что вы хотите этим сказать?

Паула занялась зажиганием, сделав вид, что не слышит вопроса. Она целеустремленно вставила в гнездо ключ и решительным движением повернула его. Автомобиль несколько раз чихнул, судорожно закашлял и… завелся.

— Слава Богу, — прошептала Паула, махнула рукой исстрадавшемуся водителю задней машины и тронулась с места. Они поехали на северо-запад по Вудворд-стрит.

— Так что вы имели в виду, сказав: «Я так и поняла»?

— Доктор Уиттекер предупредил меня, что у вас очень строптивый характер. — Паула смотрела на дорогу, не отрываясь. Лицо ее застыло от напряжения и стало непроницаемым.

— И что же конкретно он говорил вам о моем строптивом характере? — спросила Джейн. В ее голосе появилось нетерпение — признак нарастающего гнева. Она никак не ожидала от Майкла, что он станет обсуждать особенности ее характера с наемной прислугой.

— Только то, что у вас взрывоопасный характер.

Майкл явно сказал ей намного больше, но по напряженной позе и сведенным плечам Паулы Джейн поняла, что та ей больше ничего не скажет.

— Муж рассказывал мне, что я была настолько нетерпелива на дороге, что часто принималась сигналить, когда он вел машину, а я сидела рядом. — Джейн бросила пробный камень, надеясь спровоцировать Паулу на дальнейшие высказывания.

— Только попробуйте, получите по рукам!

Джейн невольно прижала руки к телу. Она потеряла всякий интерес к продолжению разговора и обратила свое внимание на построенные в викторианском стиле старинные особняки по обеим сторонам улицы. Джейн чувствовала себя намного бодрее, чем утром, когда только встала с постели. Была ли эта живость результатом того, что утром она не принимала лекарств, или дело было только в ее отношении к ним? И не есть ли вся ее теперешняя жизнь сплошные размышления о том, какое отношение имеет она к жизни? Да и имеет ли смысл такая жизнь? Пожалуй, об этом не стоит задумываться.

Она вдруг поняла, что улыбается.

— Вас что-то насмешило? — Впервые за всю поездку Паула посмотрела Джейн в глаза.

Теперь настала очередь Джейн отвести глаза в сторону.

— Просто я думаю, до чего же все это забавно.

— Это очень тяжело для доктора Уиттекера.

«Отстаньте от меня с вашим доктором Уиттекером!» — Джейн до крови закусила губу, чтобы не выкрикнуть эту фразу вслух. Она ощутила, как по подбородку побежала струйка слюны. Джейн вытерла ее тыльной стороной ладони.

— В бардачке лежат чистые тряпочки.

— Не надо мне никаких тряпочек. — В голосе Джейн появилась дрожь, она поняла, что сейчас разрыдается. Почему у нее такие стремительные перепады настроения? То она смеется, то через минуту уже плачет. С ней обращаются, как с ребенком, вот она и ведет себя, как дитя, говорила себе Джейн, глядя, как по тротуару (кстати о детях) проходит шеренга взявшихся за натянутую веревку ребятишек в сопровождении нескольких энергичных молодых женщин, на футболках которых написано: «Хайлендский дневной лагерь».

Детишкам было по шесть-семь лет, девочек примерно вдвое больше, чем мальчиков, и Джейн подумала, что если бы все было нормально, то, может быть, Эмили тоже была среди этой веселой толпы смеющихся котят.

У нее заныло под ложечной. «Сердечко мое, — подумала она, — я никак не могу вспомнить твое лицо. — Джейн отвернулась от детей. — Но я твердо знаю, что жить не могу без тебя, и еще я знаю, что нужна тебе, моя ненаглядная радость». Она решила, что сегодня же обязательно попросит Майкла забрать девочку домой.

Паула свернула влево, на Бикон-стрит. Оказывается, в Бостоне полно улиц с таким названием, подумала Джейн.

— Стоп! — закричала она вдруг. Паула изо всех сил нажала на тормоза. Они взвизгнули в знак протеста против такого насилия, машина, урча и вибрируя всем корпусом, застыла на месте.

— Какого черта?..

— Это школа Эмили! — Джейн выпрыгнула из машины и бросилась к скромному двухэтажному зданию, на котором была табличка: «Арлингтонская частная школа».

— Джейн, вернитесь в машину!

При звуке голоса Паулы Джейн резко остановилась, но в машину не вернулась. Она не смогла бы этого сделать, даже если бы очень захотела. Ее ноги приросли к асфальту, она дрожала всем телом. Что-то исполинское, огромное и непреоборимое надвигалось на нее. Она не могла ни убежать от ЭТОГО, ни уклониться от столкновения. Она стояла на месте, парализованная не столько страхом, сколько удивлением. На нее нахлынуло еще одно воспоминание. Она на этот раз грезила наяву.