Перед самым пробуждением Джейн приснился сон. Она одна на пустынном пляже. Там же развлекается группа бритоголовых нацистов, на которых Джейн натравливает одну из плюшевых зверюшек Эмили. При этом Джейн пробирал холодный пот и мучила тошнота. Видимо, от страха. Сильно болела рука. И самое неприятное — это то, что она никак не могла открыть глаза. Наконец она ухитрилась их открыть, но тут же поспешила захлопнуть веки — спальня закружилась, как карусель.

«Не паникуй», — прикрикнула она на себя. Но чувство страха не отпускало ее. Но почему? Все будет хорошо, уговаривала она себя. Разве она не дома, в своей безопасной постели? Разве о ней не заботился лучший в мире муж?

Неужели она и правда обманывала его?

— Нет, — громко простонала она, — я не делала этого. Я не могла этого сделать. Я не знаю, кто я, но точно знаю, что у меня не было романов на стороне. Я способна на убийство, но не на обман собственного мужа. Боже, выслушай меня! Какой извращенный ум придумал эту перевернутую систему ценностей? Я действительно могу стать убийцей, но не стану спать с кем попало. Я готова спасать тропические леса, но не стану жертвовать браком ради любви.

Но разве все это имеет какое-нибудь значение?

Был ли у Кэрол повод лгать? Какой был для нее смысл говорить то, что она сказала?

Даже плотно закрыв глаза, Джейн ощущала сильное головокружение. Она не сомневалась, что ярость Кэрол была искренней. Слишком натурален ее гнев, чтобы быть наигрышем. Но может ли она утверждать, что хорошо знает Кэрол? И не Кэрол ли сказала, что никогда не можешь быть уверенным, что хорошо знаешь другого человека?

Кэрол не актриса. Джейн была уверена, что Кэрол действительно считает своего мужа ее любовником. Но, когда Кэрол была у них в гостях и потом, когда Джейн заходила к ней, Кэрол выглядела очень приветливой, искренней и стремилась помочь. Она не проявляла ни злости, ни враждебности. Совершенно определенно, нет. А это значит, что о двойной игре Джейн она узнала очень недавно. Может, Дэниэл, мучимый чувством раскаяния, признался ей во всем? Или Кэрол рассказал все кто-нибудь другой? Но кто?

Джейн знала ответ наверняка. Для этого ей не надо было его формулировать или ломать над ним голову. Ведь Кэрол сказала, что Майкл знает о ее романе и просил Кэрол не ссориться с Джейн, пока та полностью не поправится. Так что есть все основания предполагать, что именно Майкл — тот человек, который раньше других сообщил Кэрол о романе Джейн с ее мужем.

Борясь с туманом, окутывающим ее мозг, Джейн пыталась вспомнить, когда именно это могло стать известным Кэрол. Кажется, однажды утром она видела, как Майкл разговаривал с Кэрол, она же видела, как они шептались друг с другом около дома Кэрол, а ее пес в это время рвался с поводка.

— О Боже, — простонала Джейн, повернулась на бок, но тут же опять легла на спину, так как в руке возникла пульсирующая боль. Но зачем было Майклу рассказывать Кэрол эту зубодробительную новость?

Может, он просто устал в одиночку нести этот груз? Может быть, он хотел с кем-нибудь поделиться своим горем? А может быть, он просто хотел вбить клин между ней и Кэрол? Он хотел разлучить их. Но зачем? Что такого могла рассказать ей Кэрол, чего, по мнению Майкла, ей знать не следовало?

Предположим, что это действительно Майкл рассказал Кэрол о романе Джейн. Можно предполагать одно из двух: либо Майкл сказал правду, либо солгал. Не спрашивай меня о моих тайнах, и я не солгу тебе. «Какие же это тайны? — подумала Джейн. — И сколько вокруг них лжи?»

Глаза Джейн широко открылись от страха. Она вдруг поняла, что существует еще одна возможность. Она вдруг увидела, как ожили в танце персонажи литографии Шагала, висевшей на противоположной стене. Скрипачи, которые до этого танцевали в небе вниз головой, встали на ноги и, приплясывая, приближались к ней; женихи и невесты раскачивались в такт музыке, которая была слышна только им. Возможно, решила Джейн, что Майкл, Кэрол и Паула были участниками одного большого заговора против нее. «Вот это конспирация!» — подумала Джейн, потирая больную руку. Она понимала, что ее подозрения выглядят как глупая мелодрама. Роберт Ладлэм, где ты?

Правда, без сомнения, была куда проще — она просто распсиховавшаяся безмозглая курица.

По внутренней поверхности левой руки вновь поползла ноющая боль. Джейн посмотрела на источник этой боли. Кожа в области локтевого сгиба имела синюшно-багровую окраску. Джейн осторожно обвела синяк пальцем. Но даже такое робкое прикосновение вызвало резкую боль. Она поднесла руку поближе к глазам, вспомнила укол иглы, когда Паула держала ее за руку, а Майкл вводил успокаивающее лекарство. Сколько раз еще делали ей уколы с того первого раза? Сколько дней прошло? Сколько времени они держат ее под наркозом?

Она заставила себя встать на ноги. Испытывая дикое желание упасть обратно в постель, она доплелась до двери спальни, держась за стойки кровати. С первого этажа, из кухни, до нее донесся голос Паулы. С кем она разговаривает? Не с Майклом ли? Джейн напряглась, прислушиваясь к разговору, но слышен был лишь голос Паулы, поэтому Джейн заключила, что та говорит по телефону. Если, конечно, она не разговаривает сама с собой. Подумав об этом, Джейн чуть не расхохоталась. Может, сама обстановка в этом доме сводит людей с ума? Может, дом плохо герметизирован и асбестовая пыль, отравляя обитателей дома, сделала их полными дураками?

Облокотившись на перила, Джейн почувствовала, что солнце, светившее через слуховое окно, припекает ей спину. Джейн, не задумываясь над тем, что делает, прошла в кабинет Майкла, села в кресло, осторожно подняла телефонную трубку и поднесла ее к уху.

— …У нее уже несколько недель по ночам бывают кошмары, — говорила Паула. — Что? Ты хочешь убедить меня в том, что у меня в детстве не было кошмаров?

Женщина на другом конце провода что-то ответила по-итальянски.

Последовавшее за этим молчание было настолько насыщено враждебностью, что Джейн стало нехорошо.

— Конечно, ты была прекрасной матерью, не то, что я, — с горечью заговорила Паула. — Но я не могу себе позволить целыми днями сидеть дома и следить за ней. Когда-нибудь ее кошмары пройдут. Господи, она же еще ребенок, неужели ты этого не понимаешь?

Телефон вновь заговорил по-итальянски.

— Мама, поступай, как знаешь, ладно? Ты хочешь уложить ее в постель на несколько часов. Хорошо, положи. Но ночью она спать не будет. По крайней мере, тогда у нее не будет ночного кошмара. Все? Нет, все, послушай, мне надо идти. Пора готовить обед.

Обед? Джейн посмотрела на часы, стоявшие на столе Майкла. Пятый час. Интересно, какой сегодня день? И сколько дней выпали из ее памяти? Она осторожно положила трубку на рычаг.

Джейн вдруг уставилась на телефон, как будто увидела его впервые. Она слышала, как Паула возится на кухне. Сколько ее друзей пытались дозвониться до нее за последние несколько недель? И скольким из них было сказано, что она уехала к брату в Сан-Диего?

К брату! Она вскочила на ноги, больно ушиблась о ножку стола, непроизвольно вскрикнула от боли, потом застыла на месте. А вдруг Паула ее услышит? Чтобы не упасть, Джейн ухватилась за столешницу. Ее сердце колотилось так бешено, что Джейн начала бояться внезапного обморока. Ее брат, повторяла она, медленно, держась за стенку, продвигаясь обратно в спальню. Внезапно она вспомнила, что устроила разгром в своем стенном шкафу; вспомнила, как ей на голову свалилась ее сумочка, где она нашла водительское удостоверение и кредитные карточки, то есть те вещи, которые она, без сомнения, взяла бы с собой, отправляясь в дальнее путешествие.

Шатаясь, она побрела в свою комнату, ожидая увидеть там следы устроенного ею погрома. Но на полу не было никаких следов разбросанных, измятых и порванных вещей. Все убрано. В комнате чисто и опрятно. Никаких признаков прежнего беспорядка. Она подошла к стенному шкафу и молча открыла зеркальные дверцы.

Ее платья, как будто их никто никогда не трогал, аккуратно, как всегда, висели на своих местах. Туфли, которые она с остервенением раскидывала по всей комнате, ровными рядами стояли на дне шкафа. Свитера и футболки сложены красивыми стопками. Ящики, из которых она выбросила все содержимое, снова аккуратно заполнены вещами, причем все уложено очень бережно и опрятно. На верхней полке лежали старые шляпы и кофты. Единственное, чего не было на месте — это той коробки, из которой выпала на пол ее сумочка с водительскими правами и кредитной карточной. А существовала ли эта коробка на самом деле? Может, ей все лишь померещилось?

А может, все-таки Майкл все время ей лгал?

В полиции Майкл заявил, что причиной того, что он не стал поднимать тревогу по поводу исчезновения жены, было его убеждение, будто она уехала к брату в Сан-Диего. Ей же он сказал: она хотела сделать Томми сюрприз и поэтому он не был встревожен тем, что она так и не приехала в Сан-Диего. Он сказал также, что позвонил Томми, после того как она нашлась, и уверил его, что все в порядке. Но неужели ее брату было достаточно нескольких успокоительных, хорошо продуманных фраз, чтобы перестать волноваться за свою сестру? Такая болезнь, как истерическое бегство, наверное, даже в Калифорнии не считается житейским пустяком. Неужели ее единственный брат мог столь легкомысленно отнестись к такому из ряда вон выходящему происшествию, как полная потеря памяти его родной сестрой? Почему он немедленно не прилетел ее навестить? По крайней мере, он должен был бы лично поговорить с ней по телефону. Может быть, он звонил, но ему постоянно отвечали, что она спит и не может подойти к телефону. Но в этом случае его беспокойство и озабоченность должны были только усилиться. Но он не приехал. Почему?

Все это можно легко проверить, подумала она, оглянувшись на дверь холла и слыша на лестнице шаги Паулы. Единственное, что ей надо для этого сделать — это позвонить брату.

Она добрела до кровати, легла и притворилась спящей, когда Паула была уже у двери. «Подойди, удостоверься, что я сплю, и уходи, — думала Джейн, слыша, как молодая женщина подходит к кровати. — Видишь, я сплю. Маленький жучок лег на бочок и молчок. Наверное, так у поэтов рождаются рифмы. Вы ведь хотите, чтобы я всегда была такой. Покорной и бесчувственной. Подоткни простыню и иди. У меня еще так много дел. Мне надо позвонить одному человеку. Постой, что это ты задумала?»

— Что вы делаете?

Джейн почувствовала, как Паула выпростала ее больную руку из-под одеяла и, выпрямив, положила ее на простыню, внутренней стороной кверху. Она ощутила запах спирта и холодок в том месте, которое Паула им протерла. Холодная игла прикоснулась к наболевшей коже.

— Не надо! Ну, пожалуйста, прошу вас, не надо!

— Ничего страшного, все хорошо, — таким тоном няньки разговаривают с маленькими детьми, — вам это необходимо.

— Зачем вы это делаете? — спросила Джейн. Ей совершенно не хотелось засыпать.

— Вам надо отдохнуть, Джейн. — Паула не двигалась с места, но ее голос становился все глуше и глуше.

— Но я не хочу спать. — Глаза Джейн закрылись, и она уже не была уверена, что ей действительно удалось что-то произнести.

Она проснулась от звона разбившейся тарелки.

— Боже, прошу прощения, доктор Уиттекер. Я заменю тарелку.

— Да не волнуйтесь вы так. Ведь это же всего-навсего тарелка. Вы не поранились?

— Нет, нет, все нормально. Подождите, я сейчас все приберу.

Джейн усилием воли заставила себя встать с постели и подойти к выходу на лестницу. Она испытывала ставшую уже привычной тошноту. Джейн с усилием прислушалась, чтобы уловить содержание разговора и понять, о чем идет речь.

— Не знаю, что со мной сегодня происходит, все сыплется у меня из рук. Наверное, я просто устала.

— Я думаю, что нелегко ухаживать за такой больной, как моя жена.

— Да нет, дело совсем не в миссис Уиттекер.

Джейн представила себе, как Майкл в знак заинтересованности и сочувствия приподнял брови.

— Меня замучили ночные кошмары моей дочери и вечные придирки матери. Из-за них мне почти не приходится отдыхать.

— Если хотите, давайте поговорим об этом.

— Думаю, что у вас своих проблем хватает, чтобы заниматься еще и моими неприятностями.

— Так вот и расскажите мне о них. Тарелки можете на несколько минут отложить в сторону.

Джейн представила, как он подвигает Пауле стул.

Джейн подавила в себе желание лечь на ковер и уснуть. Но она не могла позволить себе прилечь даже на минутку. Она бы уснула мгновенно. Ей нужен был телефон. Ей нужно позвонить брату в Сан-Диего. Ей надо сделать это сейчас, пока Майкл разбирается в проблемах Паулы. Ей надо успеть, пока они не пришли делать ей следующий укол.

Держась за перила лестницы, она потащилась в кабинет Майкла. В дверях она задержалась, решая, что менее рискованно — закрыть дверь или оставить ее открытой. Если она закроет дверь, то ее не смогут подслушать, но тогда она не услышит, как они будут подниматься по лестнице. Она решила оставить дверь открытой.

Джейн села за стол Майкла и протянула руку к телефону. Ей казалось, что каждый шорох тысячекратно усиливается и звучит, как раскат грома. Она изо всех сил прижала трубку к уху. Гудок оглушил ее. Она была уверена, что такой громкий гудок непременно слышен на кухне. Она прижала трубку к груди и с замиранием сердца ждала, что на лестнице вот-вот раздадутся шаги. Но она ничего не услышала. Пальцы плохо слушались ее, она с трудом понимала, зачем звонит, но все-таки набрала 411.

— Какой город вам нужен? — Женский голос на другом конце линии показался ей неимоверно громким. Джейн покрепче прижала трубку к уху. Ни один звук не должен выскользнуть наружу.

Сама она говорила почти шепотом.

— Мне нужен номер Томми Лоуренса в Сан-Диего.

— Простите, я не слышу вас. Говорите громче!

Джейн, словно в молитве, склонила голову к груди и проговорила в самую трубку:

— Мне нужен номер Томми Лоуренса в Сан-Диего.

— Сан-Диего? Вы сказали, Сан-Диего?

— Да. — «Да, черт бы вас побрал!»

— Вам надо набрать номер оператора междугородной связи.

— Как это сделать? — Она почти беззвучно выдохнула эти слова.

— Один-два-один-три-пять-пять-пять-один-два-один-два, — сказала телефонистка и отключилась.

Джейн нажала на рычаг, вновь зазвучал длинный гудок. Она набрала нужный номер.

— Оператор. Какой город вам нужен?

— Сан-Диего. — Джейн казалось, что ее слова гулко разносятся по кабинету.

— Да?

— Мне нужен номер Томми Лоуренса.

— Адрес?

— Я не знаю.

— Пожалуйста, подождите минуту.

«Быстрее. Пожалуйста, быстрее», — молча молила Джейн.

— Вот список: Томас Лоуренс — Саут-Кантри-роуд, сто семьдесят пять, и Том Лоуренс — Монтгомери-стрит, тысяча восемьсот. Какой из них вам нужен?

— Не знаю.

Боже мой, я же действительно не знаю! «Думай, — произнес внутренний голос. — Попробуй вспомнить адрес, ведь он записан в твоей записной книжке. Попытайся представить себе это имя на ее странице».

Она закрыла глаза, затаила дыхание и стала вспоминать, мысленно переворачивая страницу за страницей. Вот она увидела имя брата, прямо под ним записан адрес. «Нет, не вижу».

— Не слышу вас.

— Монтгомери-стрит, тысяча восемьсот! — Крик вырвался у нее невольно. — Думаю, что Монтгомери-стрит, тысяча восемьсот.

Но оператор уже отключился. Равнодушный автоматический голос магнитофона проговорил номер телефона. Джейн торопливо, чтобы не забыть, записала его, напряженно оглядываясь на дверь. Снизу доносился громкий смех. «Смейтесь, — подумала она. — Смейтесь громче, чтобы я могла вас слышать».

Джейн набрала номер, потом вспомнила, что забыла про код города, и начала сначала. Ей отчаянно хотелось уронить голову на стол. Она чувствовала, что ей надо хотя бы несколько секунд поспать. Голова ее начала медленно клониться к столу, но тут она увидела свое отражение в экране компьютера.

Женщина, которая смотрела на нее сквозь полуприкрытые веки, была лишь отдаленно похожа на человека. Черты серого лица до неузнаваемости искажены. Неужели это та самая женщина, которая когда-то взглянула на нее из зеркала в туалете мелочной лавки на Чарльз-стрит? Та самая женщина с игривым хвостиком, которую хозяин назвал «смазливой мордашкой»? «Боже, что они со мной сделали?» — Она попыталась выпрямиться.

Гудки оборвались и женский голос сказал:

— Хэлло!

— Хэлло! — ответила Джейн, прикрыв рот рукой. — Хэлло, кто это?

— Коль уж вы звоните, то не мешало бы вам представиться первой, — ответила женщина.

— Это Джейн.

— Кто? Я вас почти не слышу.

— Джейн, — повторила она громче.

— Джейн? Сестра Томми?

— Да. — Она заплакала.

— Мой Бог! Я тебя не узнала! Ты не простудилась?

— Да, я не очень хорошо себя чувствую, — начала Джейн. Должно быть, это жена Томми, Элеонор.

— Голос у тебя просто ужасный. У тебя грипп?

— Нет, какой-то таинственный вирус. — Джейн чувствовала, что ее душа уходит в пятки. — Как твои мальчики?

— Да как всегда. Джереми только что поправился от простуды, у Лэнса постоянно течет из носа, твой братец жалуется, что у него болит спина, а я схожу с ума, не зная, что нам взять с собой…

— Вы собираетесь уезжать?

— А ты разве не помнишь? Мы едем в Испанию. Все-таки это свершилось. Мы собираемся туда уже десять лет и вот наконец собрались.

— Элеонор, мне надо поговорить с Томми! — «Интересно, не слишком ли громко я кричу?»

— Элеонор? Ты же знаешь, я предпочитаю, чтобы меня называли Элли. А твой брат на работе. Он будет только через несколько часов.

Джейн посмотрела на настольные часы Майкла — уже почти семь.

— Он всегда работает допоздна?

— Так еще только четыре часа. Джейн, ты забыла о разнице во времени.

Джейн подавила позыв на рвоту. Она заговорила, отчетливо произнося каждое слово.

— Элеонор… Элли, ты должна сказать мне правду.

— Почему ты думаешь, что я вру? Томми действительно на работе.

— Скажи, вы в последнее время разговаривали с Майклом?

— С Майклом? Точно не знаю, но, во всяком случае, я — нет.

— А Томми?

— Не думаю. По крайней мере, он ничего не говорил.

— Он не говорил, что звонил Майкл и спрашивал, не была ли я у вас?

— А зачем ему было об этом спрашивать?

— Он заявил в полиции, что звонил вам.

— Кто заявил в полиции? О чем? Джейн, что ты говоришь?

Сердце Джейн так бешено колотилось, что она с трудом могла говорить. Ей показалось, что она слышит приближающиеся голоса и шаги на лестнице, но когда она посмотрела на дверь, то никого не увидела. Пока не увидела.

— Выслушай меня, Элеонор… Элли. Элли, ты должна меня выслушать.

— Да, я слушаю.

Голова ее кружилась, мысли путались. Она вновь услышала приближающиеся голоса. Потом все стихло. Она снова посмотрела на дверь. Пока никого. Как много надо ей успеть сказать, и как мало времени ей для этого отведено.

— Со мной случилось несчастье.

— Что? Что случилось?

— Не знаю, я не могу это объяснить. Я потеряла память, я не помню, кто я такая.

— Джейн, ты понимаешь, что говоришь?

— Пожалуйста, выслушай. Не перебивай меня. Мне очень трудно сосредоточиться. Они все время пичкают меня лекарствами…

— Лекарствами? Кто пичкает тебя лекарствами?

— Майкл и Паула.

— Паула? Кто такая Паула?

— Они говорят, что это поможет мне, поможет мне все вспомнить. Но я с каждым днем чувствую себя все хуже и хуже. Теперь они делают мне уколы…

— Джейн, Майкл дома? Я хочу поговорить с ним.

— Нет! — Джейн понимала, что говорит слишком громко. — Слушай. Майкл мне все лгал. Он сказал в полиции, что я поехала к брату в Сан-Диего. Мне он сказал, что я хотела сделать Томми сюрприз. Но потом я нашла свою сумочку, где были все мои документы, а как я могла поехать в Сан-Диего без документов? Значит, он говорил неправду, когда объяснял мне, почему он не позвонил в полицию, после того как я исчезла…

— Джейн, говори помедленнее. Ты исчезла? Я ничего не понимаю. Ты можешь начать сначала?

— Нет, черт побери! У меня нет времени. С минуты на минуту они будут здесь и сделают мне еще один укол. Элли, ты должна мне помочь. Ты должна все рассказать моему брату. Пусть он приедет и заберет меня отсюда.

— Элли! — В разговор вмешался мужской голос. Джейн обернулась. В комнату входила Паула. — Элли, это Майкл.

— Майкл, что происходит?

Джейн с отсутствующим видом слушала продолжение разговора, понимая, что бессмысленно что-либо доказывать. Паула приближалась, держа в руке шприц.

— Мне очень жаль, что вас впутали в это дело, — говорил Майкл. — Я не хотел вас волновать.

— Что за чертовщина у вас там происходит?

— Я бы и сам хотел это знать.

Он что, плачет?

— Это какой-то сумасшедший звонок, я даже не узнала ее голос. Она начала мне рассказывать какие-то дурацкие истории об исчезновении, потере памяти, лекарствах и уколах…

— Мы действительно даем ей лекарства и делаем уколы, — сказал Майкл. — Мы хотим ее успокоить. Нам посоветовал это ее лечащий врач.

— Ее лечащий врач?!

— У Джейн своеобразный провал памяти. Я думаю, что это последствие несчастного случая…

— Боже мой, мы можем что-нибудь для нее сделать?

— Здесь вообще ничего нельзя сделать. Нам остается только ждать. Доктор уверен, что это не продлится слишком долго. Он называет это истерическим фугитивным статусом и утверждает, что, скорее всего, он пройдет через пару недель.

— У нее истерический… что?

— Это не важно. Важно то, что вам не о чем тревожиться.

— Мы собираемся через несколько дней уехать в Испанию, — протрещала в трубку Элеонор. Паула в это время подошла к Джейн.

— Вы можете ехать со спокойной совестью, — уверенным голосом проговорил Майкл. — Вы так давно мечтали об этой поездке. Здесь вы все равно ничем не поможете. Я сам все объясню Томми. Вы действительно ничем не сможете ей помочь. Скорее всего, когда вы вернетесь, все будет уже в полном порядке.

— Да, мы действительно так давно мечтали об этой поездке. — Это были последние слова невестки, которые слышала Джейн. Паула отняла у нее трубку.

«Наверняка я никогда не любила эту женщину», — подумала Джейн, без сопротивления протягивая Пауле руку для укола.