Первые часы после пробуждения были самыми тяжелыми. Джейн очень надеялась на целительную силу сна, но ее надеждам не суждено было сбыться. Проснувшись, она убедилась, что восстановления памяти не произошло. От отчаяния и безнадежности ее охватил приступ тошноты; она еле успела добежать до туалета, где ее вырвало остатками вчерашнего ужина. Она была несказанно удивлена, когда через некоторое время к ней вернулся аппетит. На завтрак она заказала апельсиновый сок, булочку и кофе. Вместе с завтраком ей принесли свежую утреннюю газету. Внезапно ее охватил страх. Она переводила взгляд с газеты на телевизор и обратно, боясь включить телевизор или развернуть газету.

А чего она, собственно, боялась? Неужели она всерьез рассчитывала увидеть на первой полосе свой портрет размером в целую страницу? Или, может, она подсознательно надеялась стать сенсацией программы Опры Уинфри?

Против воли Джейн схватила пульт телевизора и нажала кнопку. Со страхом, смешанным с любопытством, она почти жаждала увидеть на экране свое лицо крупным планом. Вместо этого появилась хорошенькая блондинка лет двадцати, которая жизнерадостным голосом читала новости, где ничего не было сказано об исчезновении хорошенькой брюнетки лет тридцати. От приторно-сладкого голоса Джейн чуть было снова не вывернуло наизнанку. Потом блондинка пропала и какой-то мужчина из Северной Каролины рассказывал о том, что много лет назад он был свидетелем того, как великий Элвис убирал мусор, зарабатывая себе на жизнь.

В утренней газете тоже не было ничего интересного: никаких упоминаний о сбежавшей из местной тюрьмы преступнице, ни о бродившей по улицам Бостона сумасшедшей, ни о розыске некой женщины, которую полиция хотела бы допросить как свидетельницу; не было в газете и репортажа с места какого-нибудь леденящего душу преступления или бедствия. Там не было ровным счетом ничего.

Ей пришло в голову, что, возможно, она не была жительницей Бостона. Если, допустим, она только что приехала в Бостон, то в местных газетах вообще было бессмысленно что-либо искать. Но, с другой стороны, кровь, когда она ее обнаружила, была еще не запекшейся и не засохшей. Значит, что бы с ней ни произошло, это случилось и очень недавно и очень близко отсюда.

Она вспомнила о листке бумаги, найденном в кармане плаща: «Пэт Рутерфорд, к. 31. 12.30». Может быть, в газете что-нибудь написано про Пэта Рутерфорда? Она внимательно, от корки до корки перечитала газету, но ничего не нашла. Если ее платье было испачкано кровью Пэта Рутерфорда, то он либо благополучно поправился, либо тело его до сих пор не найдено.

Решив, что из газеты она, пожалуй, ничего не узнает, Джейн сосредоточилась на телевизоре, методично переключая каналы. Таким образом она посмотрела массу передач от «С добрым утром, Америка» до программы «Сегодня». С ней пообщались Фил, Опра, Салли Джесси и Джеральдо. Она открыла для себя множество интересных вещей. Оказывается, на свете существуют лесбиянки — любительницы группового секса и клептоманы-трансвеститы; что в мире есть целая армия юных девушек, которые до тринадцати лет ухитрились родить по несколько детей; кроме того, выяснилось, что многие мужья не желают заниматься любовью со своими женами. Теперь она знала все это совершенно точно, прямо из первых рук, так как все вышеперечисленные представители рода человеческого сами рассказывали о своих горестях, изливая их на Салли Джесси, Джеральдо, Опру и Фила, а заодно и на всех зрителей Национального телевидения. Все тайны человеческого бытия перестали быть тайнами, такое понятие, как интимность личной жизни было решительно уничтожено.

В этот момент ей в голову пришла мысль позвонить на телевидение. Она скажет им, что у нее есть грандиозная тема для их программы: Женщины, которые не знают, лесбиянки они или клептоманки-трансвеститки, женщины, которые не знают, сколько детей они нарожали к тридцати годам, женщины, которые не знают, занимаются ли с ними их мужья любовью чаще, чем два раза в год. Женщины, которые не знают, кто они такие. Ну что вы, скажут ей на телевидении, здесь нет ничего оригинального: таких женщин сколько угодно — тринадцать на дюжину.

Может быть, так оно и есть, ответила бы она им. Но у многих ли из этих женщин рассовано по карманам десять тысяч долларов, а вся одежда залита кровью?

О, ну это же круто меняет дело, в один голос закричали бы Фил, Опра, Салли Джесси и Джеральдо, что же вы нам сразу об этом не сказали?! Это просто великолепно! Богатые, забрызганные кровью женщины, которые не знают, кто они такие! Это действительно грандиозная идея, которая наконец-то дождалась своего часа!

Когда ток-шоу закончилось, показали несколько спортивных программ, а затем появилась заставка мыльной оперы. На экране замелькали великолепные образцы человеческой породы, одетые в замечательно красивые костюмы, и глубокий мужественный голос объявил, что продолжается показ сериала «Молодой и могучий». «Молодой и дремучий» — послышался ей голос хозяина мелочной лавки. Она уселась поудобнее и стала смотреть сериал. Кто были все эти напичканные проблемами прекрасные люди и что они делали в таких торжественных одеждах в ранние послеполуденные часы?

Поборов отвращение, она нехотя достала из шкафа свою одежду, рассматривая забрызганную кровью материю, как будто это было произведение современной живописи, возможно, напоминающее некоторые вещи Джэксона Поллока. Но, точно так же как абстрактная живопись, ее платье ничего не сказало ни ее сердцу, ни ее уму. Джейн свернула платье в тугой ком и швырнула его в стенку, наблюдая, как он, медленно развертываясь, падает на пол. Это ее тихо забавляло. Она снова, как и вчера, легла на кровать и стала тупо смотреть в окно. Она смотрела до тех пор, пока заход солнца не подсказал ей, что наступает вечер.

В шесть тридцать по телевизору вновь показали новости: на зрителей высыпался ворох свежих проблем. Но и в этом выпуске никто не сказал о залитой кровью одинокой женщине с десятью тысячами долларов в кармане. Дэн Разер не подозревал о ее существовании точно так же, как Том Брокау и Питер Дженнингс.

— Так кто же я? — закричала она, со злостью выключила телевизор и заказала ужин, поражаясь неиссякаемости своего аппетита. — Что со мной случилось? Где я оставила свою жизнь?

К началу следующего дня она решила, что ей надо покинуть на время отель и выйти в город.

Копли-Плейс — внушительный ансамбль офисов и магазинов — расположен на Копли-сквер, этом сердце района Внутреннего Залива. Копли-Плейс как будто специально создан для огромного отеля, нескольких шикарных ресторанов и сотни магазинов. Магазины располагаются в двух уровнях, причем каждый уровень имеет протяженность городского квартала. Такое зрелище впечатляет.

Но Джейн оно не впечатлило. Оно ее напугало.

Она шла к расположенному в конце торговой площади ультрамодному универмагу Маркуса Неймана в плаще, надетом поверх лифчика и трусиков, и в туфлях на босу ногу. В руке у нее был пластиковый пакет для грязного белья, который она стащила в номере отеля. В пакете лежали аккуратные пачки новеньких купюр. В другом таком же пакете было ее окровавленное платье, прикрытое сверху деньгами.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Джейн оглянулась и поняла, что каким-то образом попала в отдел женской одежды и что рядом с ней стоит маленькая, похожая на птичку, женщина, которую она поблагодарила за предложение помочь кивком головы. Если она и нуждалась сейчас в чем-нибудь, так это в помощи.

— Мне нужно купить несколько вещей. — Ее голос был обманчиво спокоен. — Мне совершенно нечего надеть.

Продавщица подалась вперед и положила руки на талию Джейн.

— Мы хотим приобрести весь гардероб? — спросила она, изо всех сил стараясь придать голосу волнение и заинтересованность.

— Нет, мне нужно что-нибудь простенькое на каждый день.

Надежды на большие комиссионные испарились с вытянутого сухого лица продавщицы.

— Вы желаете взглянуть на наши фасонные платья или вас интересует рабочая одежда на каждый день? — Интонации ее голоса стали испытующими, как будто она решала, будет ли она и дальше разыгрывать самоотверженную заинтересованность.

Ответ дался Джейн неожиданно легко:

— Да, что-нибудь в этом роде — летние слаксы и легкий свитерок.

— Пойдемте со мной. — Женщина повела ее в угол торгового зала, где находилась секция летней одежды. — Какой размер вы носите?

Джейн затаила дыхание, вспоминая номер на этикетке ее голубого платья.

— Восьмой.

— Восьмой? — Продавщица пробуравила взглядом ее плащ. Я думаю, что вам вполне подойдет и шестой.

— Возможно, вы правы. За последние несколько дней я сильно похудела.

— Но это же прекрасно! Вам можно только позавидовать. Ведь обычно похудеть так сложно. Вот, например, я всю жизнь весила не больше девяноста пяти фунтов, но моя дочь… Бедняжка, она унаследовала комплекцию от своего отца, и ей все время приходится сидеть на диете. Так что вам просто повезло.

Джейн почувствовала, что ее прямо-таки распирает от дурацкой гордости за свою худобу.

— Итак, вы хотите купить себе вещи, которые доставили бы вам удовольствие, — продолжала продавщица. — Вы, несомненно, заслужили эту награду, моя дорогая, но, честно говоря, на вашем месте я не стала бы больше худеть. Мне кажется, что после определенного возраста женщина выглядит лучше, если у нее в запасе есть несколько лишних фунтов. — Она отвернулась и достала с одной полки пару светло-коричневых хлопчатобумажных слаксов, а с другой — бежевый хлопчатобумажный свитер, украшенный коричневыми цветами. — Это подойдет?

Джейн и самой было бы очень интересно это узнать.

— Почему бы вам не примерить вот это? Мы бы тогда лучше поняли, какой размер нам нужен.

Джейн согласно кивнула, беря вещи из рук продавщицы и следуя за ней в примерочную кабинку.

— Я буду стоять здесь. Если понадоблюсь, позовите и я сразу же подойду.

Джейн вошла в крошечную кабинку, плотно задернула занавеску, сняла плащ, влезла в коричневые слаксы шестого размера, натянула на себя бежевый безразмерный свитер, украшенный коричневыми цветами, без труда застегнула молнию брюк и, отступив на шаг, посмотрела на себя в зеркало. Свитер красиво облегал фигуру. Она с удовольствием любовалась своим отражением. А что, она и в самом деле неплохо выглядит. Все вещи были ей впору. У продавщицы оказался наметанный глаз!

С другой стороны занавески послышался вопрос:

— Ну как у нас дела?

— Дела прекрасно, — торопливо ответила Джейн. — Я беру все это. Вы не могли бы отрезать этикетки?

— Вы хотите сказать, что желаете выйти из магазина прямо в купленной одежде?

Она кивнула:

— Да, если это возможно…

Женщина пожала плечами:

— Вообще-то это не принято, но думаю, что ничего ужасного не произойдет. Как вы будете оплачивать покупку?

— Наличными.

— Другого ответа я и не ждала. — Она повела ее к нужному прилавку и выписала товарный чек. — Столько воды утекло с тех пор, как с нами последний раз рассчитывались наличными, что мне придется вспоминать, как оформляются такие покупки. — Она с беспокойством оглянулась: — Дорогая моя, вы, кажется, оставили в кабинке сумочку…

— У меня не было с собой сумочки.

У продавщицы перехватило дыхание.

— У меня есть деньги. — Джейн похлопала рукой по пакету для грязного белья. — А вот сумочки-то у меня как раз и нет. Мне надо купить новую.

Продавщице стоило больших усилий не смотреть на пакет.

— Мне кажется, что вам надо купить еще не одну вещь…

— Да, да, это действительно так.

— Вы правильно выбрали магазин. Отдел сумок находится на первом этаже, рядом с отделом косметики. С вас двести тридцать семь долларов двадцать семь центов.

Джейн медленно опустила руку в пакет и достала оттуда три стодолларовые банкноты. Продавщица не стесняясь уставилась на нее, потом отвела глаза, быстро отсчитала сдачу и проследила взглядом, как деньги упали на дно пластикового мешка. Без дальнейших комментариев продавщица ножницами отрезала этикетки с новоприобретенных вещей. Продавщица сочла для себя за благо ничего не знать, что бы там ни происходило. На прощание еще раз напомнила:

— Вы не забыли? Отдел сумок на первом этаже, рядом с отделом косметики.

Весь следующий час Джейн покупала одну вещь за другой. Она купила пару плетеных босоножек, которые сменили лодочки от Шарля Журдена, купила новые бюстгальтер и трусики из бледно-розового шелка, стильную кожаную сумку цвета слоновой кости, бумажник и пару черепаховых солнцезащитных очков. Покупки оформлялись медленно, потому что она расплачивалась наличными. Такие расчеты были давно оставлены покупателями и почти забыты персоналом магазинов. Затем она перешла в отдел косметики, где энергичная юная продавщица уговорила ее купить персиковые румяна, подходящую по тону губную помаду и черную тушь для ресниц. Она убедила Джейн, что та просто не сможет жить без такого макияжа.

Джейн погрузила все купленные вещи в тележку и повезла их в туалет. Там, запершись в кабинке, она сняла новые слаксы и свитер, сменила старое белье на нежно-розовое, которое она только что купила. Снова натянув слаксы и свитер, она переложила часть стодолларовых купюр из пластикового пакета в бумажник и вместе с очками положила его в сумочку. Она завернула старое белье в плащ и вышла из кабинки, самодовольно улыбнувшись при виде пожилой женщины, которая, сияя подсиненными кудрями, поправляла перед зеркалом зубные протезы. Джейн сунула плащ с бельем в мусорный ящик.

Присоединившись к женщине у зеркала, Джейн широкими ровными мазками наложила на щеки новые румяна, нанесла на ресницы тушь, увидев, как ее обычные глаза преобразились в нечто роскошное и экзотическое. Персиковая помада произвела такую же метаморфозу с ее губами, они как будто слегка надулись, став полными и чувственными.

— Какой приятный цвет, — констатировала женщина, которая, кажется, раз и навсегда укрепила во рту свои зубные протезы. — Как называется эта помада?

Джейн посмотрела на тюбик.

— Истинный персик, — громко прочитала она.

— А что, и правда похоже, — заметила женщина и вышла.

«А что, и правда похоже», — сказала про себя Джейн, но думала она в этот момент не о губах, а о своих проблемах. А что, и правда похоже.

Джейн поражало, насколько хорошо она ориентируется в городе. Она знала, сколько кварталов надо пройти до того или иного места, когда можно воспользоваться городским транспортом, а когда надо брать такси. Она очень легко чувствовала себя в этом городе, однако ей так и не привелось встретить ни одного знакомого лица, никто, узнав, не остановил ее на улице; ничто из того, что она видела, не ущипнуло ее нервы и ничто не вызвало какой-нибудь особенной реакции. Она чувствовала себя анонимной и одинокой, как потерявшийся ребенок, который целыми днями тоскует и ждет, когда забывшие свой долг родители начнут его искать.

Она прошла мимо газетного киоска, зная уже, что в сегодняшних газетах о ней нет никакого упоминания. Ее не только никто не искал, никто даже, кажется, и не знал, что она пропала. «Истинный персик», — почему-то подумала она, оказавшись у фасада автобусной станции Грейхаунд. Она прошла, пробираясь сквозь толпу, к внутренним помещениям станции, чтобы оставить в автоматической камере хранения пластиковый пакет, в котором лежали окровавленное платье и часть денег. Но, когда она уже была готова опустить мелочь в щель автомата, она прочитала надпись, что камера хранения очищается каждые двадцать четыре часа, и поняла, что такой вариант ей не подходит.

— Простите, — сказала Джейн, подойдя к одетому в безупречно отутюженную синюю форму пожилому человеку с тонкими седыми баками. — Могу я где-нибудь сдать на хранение вещи на срок, больший, чем двадцать четыре часа?

— Идите направо. — Он показал направление рукой. — Это там, в конце длинного зала.

Она пошла в указанном направлении, стараясь держать подальше от себя пластиковый мешок, будто там было не ее запачканное кровью платье, а части расчлененного трупа.

— Мне надо оставить это на хранение, — обратилась она к усталого вида женщине в окошке.

Женщина на секунду оторвалась от журнала, который она в этот момент читала:

— Задаток — двадцать долларов.

Джейн пододвинула ей по конторке двадцатидолларовую банкноту, женщина неохотно закрыла журнал, выписала квитанцию, обошла стойку и бросила в ее ладонь ключ. Пока они шли к отсекам камеры хранения, женщина объясняла голосом, похожим на голос автоответчика:

— Имеется два ключа. Вы получаете один из них. У нас остается другой. Не потеряйте свой ключ, потому что, для того чтобы открыть отсек, нужны оба ключа. Возвращение денег или доплата осуществляются, когда вы забираете свои вещи.

Джейн кивнула, давая знать, что поняла правила, затем сунула пластиковый пакет для грязного белья в чрево открытого отсека. Она заметила, что ее руки дрожат. Заметила ли это и женщина? Успеет ли она оповестить полицию, прежде чем Джейн сможет уйти на безопасное расстояние? «Подозрительная женщина с трясущимися руками, оставившая подозрительного вида пакет в отсеке номер 362 камеры хранения автобусной станции Грейхаунд. Требуется соблюдать осторожность, при задержании может оказать сопротивление». В ее мозгу пронеслась мысль, что, по-видимому, она действительно в чем-то виновата.

Впрочем, это уже не имело никакого значения. Она уже сама решила сдаться в руки полиции. Она приняла это решение сегодня утром, когда ее озарило, что подобное состояние может быть более продолжительным, чем ей представлялось вначале. Она больше не может провести в этом добровольном заточении ни одного дня. Если она не может самостоятельно додуматься до того, кто она такая, то пусть это за нее сделают другие, не важно, как это может отразиться на ее здоровье, не важно, каким образом ее платье оказалось перепачканным кровью, не важно, кто бы мог набить ее карманы стодолларовыми купюрами. Что бы с ней ни случилось, в чем бы она ни была виновата, любой исход был бы лучше, чем нынешнее состояние гнетущей неизвестности.

Но Джейн также решила, что, перед тем как сдаться властям, перед тем как она узнает, что́ за ужасное преступление совершила, она (ей казалось, что так будет лучше) не передаст полиции все порочащие ее улики. Полицейские могут быть потрясены видом крови и денег, что окажет влияние на следствие. Разве можно их осуждать? Разве сама она не была потрясена в этой ситуации?

Ну уж нет, прежде чем путать результаты следствия свидетельствами своей вины, она хочет сама узнать, что за преступление совершила. Если она принесет в полицейский участок кучу денег и окровавленное платье, полицейские окажутся в точно таком же замешательстве, в каком оказалась она сама, когда столкнулась с этим. Подобные свидетельства надо оставлять при себе, по крайней мере, на какое-то время. Сначала — главное! А самое главное, что она должна выяснить — это кто она такая, черт ее, в конце концов, побери!

Джейн дождалась, пока женщина за конторкой вновь погрузилась в чтение журнала, и вытащила из туфли стельку. Она подложила в туфлю ключ и вставила стельку на место. Надетая туфля вызывала чувство неловкости, как всякая впервые надеваемая вещь.

Она выбросила квитанцию камеры хранения в ближайший мусорный ящик и быстро пошла прочь от автостанции, раздумывая, где бы поесть. При этом Джейн не переставала удивляться своему аппетиту. Поистине, ничто не могло его приглушить! В этот момент она заметила на перекрестке улиц Стюарта и Беркли стройного высокого полицейского. При виде него аппетит куда-то испарился.

— Извините, — начала она смиренным тоном, — вы не могли бы мне помочь?