— Все будет в порядке, расслабьтесь и успокойтесь. Это не больно, совсем не больно, уверяю вас.

— Что вы собираетесь делать?

— Сейчас вы совершите маленькое путешествие. Нет, нет, лежите спокойно! Я обещаю вам, что вы ничего не почувствуете. Постарайтесь расслабиться. Через десять минут обследование закончится.

Джейн находилась в Бостонской городской 450-коечной больнице, где лечились клиенты благотворительных фондов и бедняки, не имеющие страховых полисов. Полицейские доставили ее сюда, после того как было установлено, что женщина, похожая на нее по описанию, не числится в розыске. В полиции у нее взяли отпечатки пальцев, которые собирались послать в Вашингтон, и сделали фотографии, которые собирались размножить и напечатать во всех газетах. Но прежде всего они решили направить ее на медицинское обследование. Ее определили в Бостонскую городскую больницу, так как в полиции быстро сообразили, что положить ее в Массачусетский госпиталь — это значит обречь себя на оплату лечения человека, который, скорее всего, не имеет медицинской страховки.

В приемном отделении больницы полицейские оставили ее на попечение молодого интерна. Особенности случая явно выходили за пределы того, чему учили в колледже. Это обстоятельство весьма смущало интерна, и он сильно нервничал. Для начала он задал ей вопросы, которые она уже слышала в полиции: когда вы осознали, что лишились памяти? Где вы в это время находились? Куда направлялись? Были ли вы в это время пьяны? Что вы можете сообщить о себе? Она ответила на все вопросы, кроме последнего, а именно он и был самым важным из всех.

Интерн начал обследование с проверки реакции ее зрачков на свет. Реакция оказалась нормальной; потом интерн измерил ей артериальное давление и сосчитал частоту сердечных сокращений. И то и другое тоже оказалось в пределах нормы. Он исследовал ее мочу, удостоверился, нет ли признаков травмы на коже головы. Молодой врач проверил все, что мог, и позвал резидента, бородатого молодого человека, начисто лишенного чувства юмора. Резидент выглядел так, словно улыбка никогда не касалась его лица. Во всяком случае, за те полчаса, в течение которых общался с Джейн, он не улыбнулся ни разу.

Этот врач представился весьма официально: «Доктор Клингер». Он делал ударение на каждом слоге, подчеркивая, как много значит любое слово его речи. Этот врач снова проверил ее зрачковые рефлексы, частоту сердечных сокращений и назначил уйму разных анализов. Джейн спросила, для чего все это делается. Он ответил, едва скрывая раздражение, что для выяснения природы потери памяти надо исключить физические причины. Когда она потребовала, чтобы ответы были более конкретны, он, сказав, что ответы и так очевидны, милостиво поведал, что надо исключить такие возможные причины, как алкоголизм, наркоманию, спид и третичный сифилис. Когда она услышала это, ее глаза расширились от беспокойства. Она не могла всерьез думать, что у нее третичный сифилис.

— Вы действительно думаете, что я больна сифилисом? — Джейн не смогла удержаться от этого вопроса, хотя ее поражала сама мысль о подобном повороте дела.

— Ну конечно же, нет. У меня были бы более веские причины ожидать этого, будь вы негритянкой, — ответил он. Врач говорил так, как будто сам процесс произнесения слов стоил ему огромных усилий.

Даже не зная, кто она, Джейн поняла, что ее покоробила неосознанная жестокость ответа. «Я представляю для них интерес только потому, что я белая, — думала она. — Будь я черной, они все списали бы на алкоголизм, травму или прогрессирующее слабоумие, вызванное беспорядочными половыми связями». Ее рука под сумочкой сжалась в кулак, и она ощутила сильнейшее желание съездить доброго доктора по физиономии.

— Что еще вы хотите проверить?

Ответ прозвучал сухо и безразлично:

— Мы выполним несколько анализов, чтобы оценить состояние обмена веществ, исключить заболевания почек, щитовидной железы и печени. Кроме того, надо выяснить, нет ли биохимических нарушений и недостатка витаминов.

— Сколько времени на это потребуется?

— Результаты мы получим примерно через час, а за это время сделаем электроэнцефалограмму.

— Это когда к голове прицепляют пучок проволоки?

Он не стал утруждать себя ответом, но ей действительно тотчас же опутали голову множеством проводов, концы которых в определенном порядке прилепили к коже головы.

— ЭЭГ регистрирует электрические волны в головном мозге. Это позволяет нам видеть некоторые отклонения. Правда, думаю, что в вашем случае мы ничего не найдем.

— Зачем вы мне все это говорите?

Он пожал плечами и ничего не ответил.

— Вы, наверное, думаете, что я алкоголичка?

— Я думаю, что такая возможность не исключена.

Джейн настолько разозлилась, что ей потребовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не перевернуть стол и не вцепиться ему в глотку. Неужели он с такой бездушной презрительностью относится ко всем своим больным?

— Если бы я была алкоголичкой, — медленно заговорила она, проглотив свою ярость, — то разве сейчас мой организм не страдал бы без алкоголя? Я имею в виду, что я в течение двух дней не пила ничего, кроме минеральной воды, а у меня нет никаких признаков похмелья.

— Да, вероятность алкоголизма действительно мала, но почему бы нам просто не подождать результатов анализов крови?

«Прилепить бы эти анализы тебе на одно место, упрямый осел, самоуверенное ничтожество», — подумала она, но вслух не сказала ничего.

ЭЭГ показала, что электрические волны ее головного мозга совершенно нормальны. Доктор Клингер сложил губки чопорным бантиком, уголки рта опустились книзу, как усы маньчжурского императора.

— Что дальше? — спросила она, пока он совершенно неразборчивым почерком царапал в своем блокноте какие-то несколько слов.

— Мы будем ждать результатов анализов, — повторил он то, что говорил и раньше. — А пока их не принесли, я проконсультируюсь с доктором Мелоффом насчет компьютерной томографии.

Последние слова он произносил уже в дверях, повернувшись к ней спиной, и она толком их не расслышала, так и не поняв, что же они будут делать до тех пор, пока не придет этот доктор Мелофф и не повторит ей все, что она уже и так слышала.

Консультация доктора Мелоффа состоялась, когда анализы крови показали, что у нее нет заболеваний щитовидной железы, почек и печени, нет обменных нарушений и дефицита витаминов, нет даже намека на алкоголизм, злоупотребление наркотиками, спид, сифилис и другие вредные для мозга инфекции. Доктор Мелофф оказался человеком приятной наружности с копной черных волос, легкой проседью на висках и открытой улыбкой, которая очень шла к его раскованной манере поведения.

— Я — доктор Мелофф, — представился он и, подавив усмешку, полистал ее историю болезни. — Итак, сегодня вы чуточку не в себе?

В ответ она только рассмеялась.

— Ну так-то лучше, — сказал он, проверяя реакцию зрачков на свет, как это уже делали до него интерн и резидент. Затем он начал поворачивать ее голову в разные стороны. — Как меня зовут? — вдруг спросил он, как бы невзначай.

— Доктор Мелофф, — ответила она автоматически и без промедления.

— Отлично. Следите за моим пальцем. — Она начала следить глазами за сложной траекторией, которую его палец описывал в воздухе. — А теперь вот так. — Палец исчез из поля зрения. — Нет. Нет. Голову не поворачивать. Вот так. Хорошо. Очень хорошо.

— Что — очень хорошо?

— Первое впечатление такое, что с вашим физическим здоровьем все в порядке. У вас не было в прошлом травм головы? Например, при падении? — Его пальцы в это время ощупывали ей голову и шею.

— Нет. Во всяком случае, я не помню.

— А что-нибудь есть такое, что вы помните?

Она застонала.

— Опять все сначала! Я уже все это рассказывала в полиции и другим докторам. Все это уже наверняка написано в моей карте.

— Ну, прошу вас, сделайте мне такое одолжение.

Его голос прозвучал так сердечно, что она не смогла устоять. И тому же этот противный доктор Клингер мог вырвать и унести с собой какие-то страницы из ее карты. Кроме того, она успела заметить, что доктор Клингер вышел из кабинета.

— Я вообще ничего не помню о себе, — жалобно сказала она доктору Мелоффу. — Все, что мне известно — это то, что я оказалась на углу Кембриджской улицы и Баудойна, я не знала, что я там делала, зачем я туда пришла и кто я такая. Я не могла себя идентифицировать. Я была одна и не представляла, что делать. Несколько часов я кружила по городу, а потом остановилась в отеле «Леннокс».

— Под каким именем?

— Имя я придумала. — Она пожала плечами. — Синди Макдональд. В полиции все это проверили. Я не существую. Меня нет.

— Уверяю вас, вы существуете вполне реально. — Он улыбнулся. — Возможно, вы немного похудели, но тем не менее вы существуете. Как меня зовут?

— Доктор Мелофф.

— Хорошо. Итак, вы провели несколько суток в отеле. Как вы расплачивались?

— Я нашла в кармане немного денег. — Ей хотелось расхохотаться.

— Почему вы сразу не обратились в полицию?

Она набрала в легкие побольше воздуха, чтобы приготовиться к той лжи, которая должна была последовать. В полиции ей тоже задавали этот вопрос, и она ответила врачу то же, что говорила там.

— Я была растеряна, — начала она, — кроме того, мне казалось, что память может вернуться ко мне в любую минуту, и я не знаю, почему в тот момент я не обратилась в полицию, — закончила она, представляя себе тонкие пачки новеньких сотенных бумажек и забрызганное кровью платье.

Если он и усомнился в правдивости ее слов, то не показал этого.

— Но вам не составляет труда припомнить события последних нескольких дней?

— Абсолютно нет.

— А что касается текущих событий? Вы знаете, кто у нас президент?

— Я знаю, кто у нас президент, но я не помню, голосовала ли я за него.

— Встаньте, — сказал он и помог ей сойти с кушетки. — Закройте глаза и побалансируйте на правой ноге. Хорошо. Теперь на левой. Как меня зовут?

— Доктор Мелофф. Почему вы все время об этом спрашиваете? Я очень хорошо запоминаю, как зовут других людей, вот только не помню, как зовут меня.

— Можете открыть глаза.

Открыв глаза, Джейн увидела противную рожу доктора Клингера.

— Больную ждут на компьютерном томографе. — Он говорил это так, как будто ее не было в кабинете, вообще игнорируя ее присутствие, что уменьшало ее и без того хрупкую уверенность в себе. Доктор Мелофф взял Джейн за руку.

— Прекрасно, доктор Клингер, — сказал он, выводя ее из смотрового кабинета. — Я провожу мисс Макдональд на компьютер.

От таких слов она просто расцвела в улыбке. Они вышли в холл.

Рентгеновское отделение находилось на первом этаже больницы. По истоптанному коридору бродили больные. Они казались испуганными и потерянными. Персонал не обращал на них никакого внимания. Медики выглядели рассеянными, переутомленными и замученными работой. На их лицах было написано сильное желание оказаться где угодно, только бы подальше отсюда.

Комната, куда ее привели, была примечательна аппаратом, похожим на большую трубу. Аппарат громоздился в центре помещения. Джейн велели лечь на длинный узкий стол, который располагался у входа в туннель аппарата, положить руки вдоль тела и спокойно лежать. Техник проверил, нет ли в ее волосах металлических шпилек, и, взяв у нее сумочку, передал ее сестре.

— Что будет происходить? — В ее голосе послышались плачущие интонации.

— Все будет в порядке, расслабьтесь и успокойтесь. Это не больно, совсем не больно, уверяю вас.

— Что вы собираетесь делать?

— Сейчас вы совершите маленькое путешествие.

Она села, готовая отказаться от исследования.

— Нет, нет, лежите спокойно! Я обещаю вам, что вы ничего не почувствуете. Постарайтесь расслабиться. Через десять минут обследование закончится.

— А что потом? — спросила она, чувствуя, что стол начинает въезжать в жерло аппарата.

— Лежите совершенно неподвижно, — уговаривал ее техник, — закройте глаза и немного отдохните.

— Увидимся через десять минут, — напутствовал доктор Мелофф, в то время как темнота окутывала ее, как мягкое одеяло.

Тело Джейн слегка вибрировало в такт мягкому жужжанию аппарата, пока она медленно продвигалась вдоль чрева машины. Она хотела открыть глаза и посмотреть, что делается вокруг, но было очень страшно сделать это. Она не помнила, сказали ли ей, что следует закрыть глаза. Они только несколько раз повторили, что лежать надо неподвижно.

— Не двигайся, — беззвучно шептала она себе. — Не верти головой. Не впадай в панику. Не впадай в панику. Не впадай в панику. Не впадай в панику. Не впадай в панику. Не впадай в панику.

Это только на десять минут, напоминала она себе, когда ей хотелось визжать от страха. Только десять минут, и она выйдет из этого проклятого ящика. Десять минут — это такая малая струйка в реке времени. Десять минут — это так мало, чтобы навести о ком-нибудь справки.

Десять минут — это вечность. Для того чтобы прожить десять минут, надо преодолеть бесконечную вереницу секунд. Больше она никогда в жизни не согласится на такое исследование. Во-первых, она больше никогда сюда не придет. Она никогда больше не будет иметь дело с полицией. Она вернется в «Леннокс-отель» и будет сидеть там, пока не кончатся деньги. Вот тогда у нее не останется выбора.

Она убежит, как только представится удобный случай. Много ли на свете людей, которым предоставляется шанс начать жизнь сначала? У многих ли оказывается стертым написанное на грифельной доске их жизни, не важно, сами ли они стирают письмена или кто-то делает это за них? Она получила возможность, за обладание которой многие готовы отдать жизнь. Но готова ли она отдать за это жизнь?

«Нет, — уговаривала она себя. — Даже не начинай думать об этом!» Не сейчас. Ей надо перестать заботиться о том, кем она была и что могла натворить. Она здесь затем, чтобы узнать все это. Может, они смогут сделать это для нее?

Но все же, почему так важно узнать, кто она такая? Посмотрите на массу людей вокруг, которые прекрасно знают, кто они, и видят и свою никчемность, и все ничтожество своего положения. Вот ей был дан шанс начать все сначала, а она беспечно и бездумно выбросила этот шанс в мусорный ящик вместе с плащом и бельем. И вот она влипла. Влипла в нутро какой-то чудовищной машины, которая методично фотографирует ее внутренности и, несомненно, украдкой, по-воровски заглядывает в ее душу и может проникнуть в тайну, которую лучше не разгадывать. Она могла попасть в средоточие той жизни, от которой хотела избавиться.

«Не паникуй, — нашептывал ей на ухо тихий голос. — Через несколько минут все кончится».

«Что кончится? — спросила она у этого голоса. — Что именно кончится?»

«Успокойся. Успокойся. Постарайся не волноваться. Постарайся не расстраиваться. Ты только наживешь себе новые неприятности, если начнешь расстраиваться».

«Что ты болтаешь? Какие такие неприятности я наживу, если начну расстраиваться?»

«Расслабься. Постарайся оставаться спокойной. Ты же знаешь, что ничего хорошего не будет, если ты потеряешь мужество».

«Откуда я могу это знать? Откуда ты можешь это знать? Да и вообще, кто ты такой?»

Голос утонул в жужжании аппарата. Она больше ничего не слышала, кроме мертвой тишины. Она чувствовала себя так, словно вернулась в материнскую утробу и, плавая в водах, ждала, когда придет время родиться. За закрытыми веками она различала цвета: большие пурпурные пятна, зелень лип. Эти цвета перемещались перед ее внутренним взором, как в калейдоскопе. Они плясали, вырывались вперед, потом отступали назад в темноту, чтобы вновь появиться через несколько секунд. Они манили ее за собой; пойдем с нами, говорили они ей, мы проведем тебя сквозь тьму.

Она шла за ними, пока они не исчезли при первом проблеске лучей ярко пылающего солнца. Она поняла, что оказалась одна во влажном тропическом лесу. С экзотических деревьев свисали большие мокрые листья, а она продиралась сквозь густые заросли джунглей. Почва охватывала ее ноги, как высокие зимние сапоги. Что с ней? Она тонет в болоте или попала в зыбучие пески?

Поднявшийся вихрь закружился вокруг ее шеи, грозя сдавить горло, как удав. Потом хватка ослабла, и, потеряв силу, змея отпустила горло. Через несколько секунд ветер подул снова, но теперь он не угрожал, а просто мерно жужжал. Внезапно она почувствовала, что ее тело освободилось от оков.

— Ну вот и все, и не так уж страшно было, — послышался знакомый голос, когда она открыла глаза.

— Доктор Мелофф?

Он улыбнулся:

— На этот раз я даже не спрашивал вас об этом.

Несколько ошарашенная всем пережитым, она села. Где она была? Точнее, где она была эти десять минут?

— Должно быть, я просто спала.

— Это очень хорошо. Вероятно, вы нуждаетесь в отдыхе.

— Мне снился очень странный сон.

— Судя по тому, что произошло в вашей памяти с большей частью вашей жизни, это не слишком удивительно. — Он потрепал ее по руке. — Сестра отведет вас обратно наверх, а я пока займусь результатами томографии. Думаю, это не займет очень много времени.

Это действительно не заняло много времени. Примерно через час он вернулся и сообщил, что результаты в совершеннейшей норме.

— Ну и что теперь?

— Пока не знаю, — ответил он, и она рассмеялась. Ей понравилась его честность.

— Вы не отвечаете на мои вопросы, — сказала она ему и, увидев, как он удивленно поднял бровь, добавила: — Почему вы все время спрашиваете, как вас зовут?

— Чтобы выяснить, нет ли у вас одной гадости, которая называется корсаковским синдромом, — проговорил он застенчиво.

— Звучит, как цитата из какой-нибудь книжки Роберта Ладлэма.

Он засмеялся.

— Да, в самом деле. Вы много его читали?

— Я не знаю.

— Это просто контрольный вопрос.

— А что такое корсаковский синдром?

— Этот синдром включает в себя потерю памяти. Больной не может припомнить, что ему сказали минуту назад, поэтому ему приходится постоянно сочинять.

— Сочинять? Вы подразумеваете, что ему приходится лгать?

Он кивнул.

— Сочинять, — повторила она. — Какое забавное слово.

— Действительно, — согласился он. — Видите ли, вы сообщаете им свое имя, а через минуту они его уже не помнят, поэтому им приходится его придумывать.

— А зачем им это нужно?

— Люди, которые страдают амнезией, то есть потерей памяти, часто считают ложь полезным инструментом, чтобы скрыть от окружающих свое плачевное состояние. Кроме того, таким образом они очень мудро, по крупицам, собирают информацию о самих себе.

— Оказывается, забывать — это очень тяжелая работа.

— Никто и не говорит, что забыть, кто ты — очень легко.

Джейн улыбнулась.

— Значит, вы решили, что у меня нет этого самого корсаковского синдрома?

— Да, мне кажется, что мы можем распрощаться с господином Корсаковым. К тому же чаще всего этот синдром бывает обусловлен алкоголизмом, а его мы начисто исключили.

— А что вы не исключили?

— Моя единственная догадка, и, кажется, только в этом и зарыта собака, — подчеркнул он, — это то, что ваша амнезия связана с какой-то психической травмой.

— Вы полагаете, что я сошла с ума?

— Как раз этого-то я и не сказал.

— Вы думаете, что все дело в моей голове, — произнесла она почти сердито, потом рассмеялась. — Вы хотите сказать, что причина того, что в моей голове ничего нет, гнездится именно в моей голове? Но мне кажется, что там осталось весьма немного.

— Я стараюсь доказать вам, что вы страдаете от реактивного непсихотического состояния.

Она почувствовала, что все ее тело напряглось от нетерпения.

— Может быть, мы будем говорить по-английски, доктор Мелофф, сделайте мне такое одолжение.

Следующие свои слова он подбирал медленно, тщательно их взвешивая.

— Каждый человек имеет свой порог переживания тревоги или страха. Когда порог достигнут, многие люди пытаются бегством в потерю памяти избавиться от тягостного ощущения. Это называется фугитивным состоянием и характеризуется уходом, убеганием. Когда жизненная ситуация становится слишком стрессовой, человек предпочитает иметь с ней дело таким образом, чтобы вообще не иметь с ней дела. Просто убежать от ситуации.

— Я внимательно вас слушаю, доктор Мелофф, но ведь многие люди живут под постоянным воздействием стресса, иногда очень тяжелого, на протяжении всей своей жизни. И тем не менее они не убегают от него, спрятавшись в беспамятство и забыв, кто они такие.

— Вы ошибаетесь, некоторые люди поступают именно так; у других наступают нервные срывы — эти люди бьют своих детей, впутываются в сомнительные махинации, грабят банки, иногда совершают убийства. Истерия может проявляться в большом многообразии форм и отличаться разной силой выраженности этих форм.

Она смотрела в потолок, стараясь скрыть слезы, а перед внутренним взором, как привидение, плясало ее окровавленное платье.

— Значит, вы думаете, что я просто истеричка?

— Есть большая разница между истеричкой и женщиной, страдающей истерической амнезией. Истерическая амнезия — это, если хотите, защитный механизм, форма самосохранения. Она охватывает обычно такой период жизни человека, когда он подвергался унижению или был охвачен страхом, злобой или стыдом.

— Это звучит так, как будто вы вслух читаете книгу.

Он усмехнулся.

— По дороге сюда я переговорил с нашим психиатром.

— Может быть, это мне следует переговорить с психиатром?

Он согласно кивнул.

— Но сначала я хочу провести несколько анализов и тестов. Просто чтобы быть уверенным, что мы ничего не проморгали.

— И что это будут за тесты?

— Я думаю обследовать вас с помощью ядерного магнитного резонанса — это отличается от компьютерной томографии тем, что для фотографии головного мозга используется не рентгеновский луч, а магнитное поле. Затем я хочу провести картирование зон электрической активности мозга и сделать компьютерный анализ этой активности — нечто, похожее на энцефалографию. Мы можем также провести позитронно-эмиссионную томографию. С помощью этого метода мы можем определить интенсивность обмена веществ в вашем мозге. Для этого потребуется ввести вам в кровь радиоактивный материал…

— Вы что, собираетесь травить меня радиоактивностью?

Он засмеялся:

— Ну ладно, так и быть — этого мы можем и не делать.

— И если все эти тесты дадут нормальные результаты?..

— Нам придется сделать вам поясничный прокол, чтобы исключить инфекционное заболевание нервной системы, или артериограмму, чтобы найти в головном мозге возможные сосудистые нарушения.

— Или мы можем сразу послать меня к психиатру, — сказала она. После всего услышанного такая перспектива показалась Джейн не такой уж страшной.

— Или… мы можем сразу послать вас к психиатру, — согласился врач.

— А что может сделать психиатр? Я имею в виду, чем он сможет мне помочь?

Ее снова охватило смятение. Как быть с деньгами? Как быть с кровью? Внутренний голос заговорил требовательно и громко. Она тряхнула головой, прогоняя эти мысли.

— Вероятно, она проведет несколько психологических тестов и несколько тестов на проверку памяти, — ответил доктор Мелофф.

— Еще тесты! — прервала она его.

— Но это же единственное, что мы умеем нормально делать.

— Сколько времени это займет?

— Это зависит от того, насколько быстро мне удастся все организовать. Но в любом случае надо набраться терпения на несколько дней.

Она застонала.

— Что стряслось? У вас сегодня тяжелый день, или вас смутил срок, или у вас вдруг случились какие-то неприятности?

— Я надеялась, что за это время все пройдет…

Он придвинулся к ней поближе и взял за руку.

— Это вполне возможно.

Она посмотрела на него с надеждой и ожиданием.

— Истерическое фугитивное расстройство, если у вас именно оно, может пройти само в любой момент, и я никогда не слышал, чтобы оно продолжалось дольше двух месяцев.

— Двух месяцев?!

— Обычно они исчезают так же быстро, как и появляются, то есть в срок от нескольких дней до нескольких недель от момента начала развития. Но мне в голову пришла вот какая идея: давайте перестанем спекулировать на гаданиях насчет вашего внутреннего мира и избавимся от проведения ненужных тестов. — Он подошел к столу, выдвинул ящик и достал оттуда старый журнал, Бог весть когда забытый кем-то в кабинете. — Успокойтесь и попробуйте сосредоточиться на том, что происходило в мире внешнем. — Он уточнил дату на обложке журнала. — Попробуйте проверить, что вы помните о событиях, которые происходили полтора года назад. Когда я вернусь, мы устроим маленький экзамен. — С этими словами он вышел.

В своей новой одежде она села за стол и пощелкала замком сумочки. Голой подошвой ступни она все время ощущала лежащий под стелькой ключ. Она размышляла, стоит ли сказать доктору Мелоффу всю правду. О крови. О деньгах. Это поддержит правильность его идеи насчет того, что у нее действительно какая-то разновидность истерического фугитивного статуса. А что будет потом? Побежит ли он сразу в полицию или будет соблюдать врачебную тайну? Будет ли для него, как для хорошего врача, ее признание лишь поводом улучшить ее самочувствие, совершенствовать лечение и избавить от поясничного прокола и артериограммы сосудов головного мозга?

Разве это не достаточная причина?

Джейн глубоко вздохнула и решила рассказать доктору Мелоффу всю историю от начала и до конца, как только он вернется. А пока его нет, она поступит так, как он сказал, и попробует обновить свое знакомство с событиями не столь уж далекого прошлого, испытав свою способность к припоминанию. Она начала листать порядком захватанные страницы журнала. Усмехнулась при виде Дэна Куэйла, снятого во время его первого визита в Латинскую Америку. Мгновенно потерялась под пронзительным взглядом Тома Круза. Улыбнулась, глядя на темпераментные архитектурные изыски Кристиана Лакруа, которые были тогда в моде. И вдруг она заметила, что из дверного проема на нее внимательно смотрит молодая женщина. Журнал выскользнул из рук и упал на пол.

— Я прошу прощения, — извинилась женщина в накрахмаленном белом халате, бросившись поднимать журнал. — Я увидела вас здесь несколько дней назад, и мне показалось, что я вас знаю, правда, я не вполне в этом уверена. К тому же, возможно, что вы меня не помните.

— Кто вы? — Она почти кричала.

— Доктор Айрин Боровски, — последовал ответ. — Мы встречались в детской больнице чуть больше года назад. Я была тогда интерном у вашего мужа. — Она осеклась, поднеся руку ко рту. — Вы жена доктора Уиттекера. Джейн Уиттекер, не так ли? У меня очень хорошая память на лица и имена, — похвасталась она.

— Джейн Уиттекер. — Ей надо было привыкнуть к артикуляции незнакомого имени.

— Ваш муж — просто замечательный человек.

— Джейн Уиттекер, — повторила она снова, словно пробуя имя на вкус.

— О вас хорошо заботятся, миссис Уиттекер? — спросила доктор Боровски. Обеспокоенный взгляд несколько исказил безмятежные, чуть-чуть кукольные черты ее лица. — Вы хорошо себя чувствуете?

Она посмотрела в ясные голубые глаза молодой докторши и сказала:

— Джейн Уиттекер.