Мне тут пришла в голову одна забава: придумываю интересные названия для магазинов.

Ну, чтобы они привлекали внимание, заставляли раскошеливаться и, таким образом, стимулировали развитие экономики. Или хотя бы вызывали радостный смех, скрашивали серые будни. Вроде того, как вызывает улыбку симпатичный щенок, которого вы встретили по пути на работу, или какой-нибудь парень, споткнувшийся на ухабе, и как потом при одном воспоминании о его оплошности губы сами собой растягиваются в улыбке. Вот об этом я и размышляю. О том, как заставить людей улыбаться. На днях в торговом центре до меня вдруг дошло, что ни один магазин не привлек моего внимания, потому что все они называются как-то скучно и неоригинально. Вот и подумалось: неужто нельзя подключить хоть чуточку фантазии? И ума? Возьмите, к примеру, Уильяма Шекспира. Он чрезвычайно любил игру слов, всегда придумывал что-нибудь остроумное и забавное.

Как, например, можно было бы назвать винную лавку? Почему бы не «Виноцианский купец»? А магазин, торгующий джинсовой одеждой, — «Ромео и Джинсовка». Ссудный и сберегательный банк — «Все хорошо, что хорошо ссужается». А магазин красок — «Как это вам покрасится». Бигмак можно переименовать в «Биг-Макбет». Прекрасное название для магазина, торгующего музыкальными инструментами, — «Король Лир»! Я понимаю, что все это несколько притянуто за уши, но думаю, вы поняли мою мысль.

Не обязательно притягивать за уши Шекспира. Можно просто дать название, достаточно оригинальное для того, чтобы его одобрил Поэт. Предлагаю, помимо вышеприведенных строк, следующие названия: салон собачьей красоты — «Бау-Вау»; магазин, торгующий сантехникой, — «Титаник»; а те учреждения, где люди получают страховку по безработице, — «Бесплодные усилия труда». Хотя это, разумеется, снова Шекспир. Забавно, как все возвращается к гениальному Уильяму. А что бы он, интересно, предложил по поводу «Укрощения строптивой»? Да, да, знаю: «Поцелуй меня, Кэт».

Признаюсь, это было забавно — подставить Кэла Гамильтона. Это в некотором роде компенсировало предыдущие события, которые, уверяю вас, не доставили мне желаемого удовольствия. Любопытно, правда, как жизнь расходится с твоими планами? То есть у тебя в голове имеется четкая схема. Ты знаешь, что все тщательно продумано, до последней детали. Ты буквально уже видишь, как твой план осуществляется — мне ведь уже приходилось это делать, — а жизнь возьми да и подбрось тебе сюрприз!

Смерть, правда, тоже подбрасывает сюрпризы. Ладно, начнем с конца, как это принято у кого-то говорить. Опять у кого-то. Эти кто-то говорят без устали и не могут просто взять и заткнуться, в чем и заключалась проблема Фионы Гамильтон. Господи, кто бы мог подумать, что эта пигалица столько расскажет! Она ведь всегда казалась такой скромницей и тихоней. Но стоило ей открыть рот — и тут началось такое! Она словно годами ждала, чтобы кому-нибудь поведать свою историю, и болтала, болтала без передышки. Ее невозможно было остановить. То есть не совсем так. Мне ведь удалось.

Ладно, начнем с главного. Изначально Фиона Гамильтон не входила в мои планы и в принципе войти не могла. Эта женщина была мне неинтересна. У меня был свой список, в котором она даже и не значилась, уж вы мне поверьте.

Почему принято так говорить? «Уж вы мне поверьте»? Вам не кажется, что людям, которые говорят: «Уж вы мне поверьте», совершенно нельзя доверять? И вообще, почему кто-то кому-то должен доверять? Разве доверие не нужно сначала заслужить? Хотя то и дело слышишь: «Доверяю вашей интуиции» или «Уповаем на Бога». У меня есть гораздо лучшее изречение: «Никому нельзя доверять». Это стоит запомнить, уж вы мне поверьте.

Вы знаете, а до меня только сейчас дошло, что и в имени Лиана и в имени Фиона по пять букв и оба заканчиваются на «на». Мало того, и в том, и другом по три слога — Фи-о-на, Ли-а-на — к тому же вторая буква каждого имени — «и». Как вам это нравится? Нет, конечно, это никак не повлияло на мой выбор, хотя теперь не могу не признать, что подобная симметрия пришлась мне чрезвычайно по нраву. В общем, Фиона стала, что называется, отвлекающим маневром, чтобы сбить всех со следа. Да, несчастная маленькая Фиона Гамильтон всего лишь послужила средством для достижения цели, дала мне возможность выждать время и насладиться всем процессом. А кто станет спорить, что Кэл Гамильтон вполне заслуживал справедливого возмездия? И потом, надо же было добрым жителям Торранса слегка расслабиться. Люди вздыхают свободно, когда думают, что убийца упрятан за решетку, и ведут себя уже не так осторожно. Они испытывают настолько сильное облегчение, что становятся беспечными, а порой и совершенно глупеют. А глупцы — весьма легкая мишень. Вы, надеюсь, уже поняли, что у меня намечена следующая жертва?

Но вернемся к Фионе. Да, сказать вам по правде, это было не смешно. И не интересно. В общем, сплошное разочарование: слишком уж все просто получилось. В ней начисто отсутствовал дух борьбы, даже в тот момент, когда нужно было бороться за свою жизнь. По-моему, годы дурного отношения совершенно ее надломили.

— Меня прислал за тобой Кэл. — Она не особенно удивилась при виде меня. Просто стояла и бессмысленно таращилась, будто никак не могла сообразить, кто перед ней. Хотя она, наверное, давным-давно разучилась задавать лишние вопросы. Впрочем, не знаю. Знаю только, что не прошло и нескольких минут, а мне уже удалось протащить ее через кухонную дверь в бессознательном состоянии. Меня никто не видел: полезная штука эти крытые гаражи. (Кстати, хотелось бы мне знать, когда, наконец, отделение естественных наук средней школы города Торранса обнаружит, что их запасами хлороформа, если можно так сказать, злоупотребили? Вероятно, не раньше будущего года, когда там соберутся препарировать своих дурацких лягушек и когда мне он уже не понадобится).

В доме для нее уже все было подготовлено. Она, конечно, еще спала, так что не смогла оценить по достоинству мои усилия, но я на нее не сержусь. И надо сказать, она была очень красивая под наркозом. Такая умиротворенная. У нее была гладкая кожа, она была не накрашена, а от свежевымытых волос исходил приятный запах персиков или абрикосов. На ней была легкая короткая голубая сорочка — это средь бела дня-то! — и если всмотреться, то можно было разглядеть соски. Грудь у нее оказалась настоящая и больше, чем мне представлялось.

Потом она лежала на кушетке, накрытая одеялом (помню, где-то в какой-то книге было написано, что, если ты собираешься вздремнуть, нужно накрыться одеялом, а то рискуешь здорово простудиться, а этого никак нельзя было допустить. Несчастная ароматная Фиона не должна была умереть столь банальной смертью).

Рядом с кушеткой стояло чистое пластмассовое ведерко и даже лежал рулон туалетной бумаги, чтобы у нее не возникло сомнений по поводу того, для чего это ведерко предназначено. А в ногах лежало несколько пластиковых бутылок с водой, если она захочет пить, как проснется. После этого можно было спокойно удалиться в свою комнату наверху, чтобы ждать и наблюдать, как она будет просыпаться. Господи, какое меня ждало разочарование! То есть реакции не было вообще никакой. Ноль. Нуль. Nada. Ничего. Это было просто поразительно. Она открыла глаза и села с таким видом, будто всю свою жизнь здесь просыпалась. Даже не удосужилась осмотреться. Просто сидела, слегка сгорбившись, не доставая босыми пятками до пола, и болтала ногами, будто на пирсе сидит. И только через двадцать — двадцать! — минут стала осматриваться. Медленно-медленно, будто спешить ей совершенно некуда, она поворачивала голову из стороны в сторону — сначала вправо, потом влево, потом посмотрела на потолок, потом снова уставилась на свои босые ступни. Заметила ведро и бутылки с водой — ноль реакции! Просто сидела и изучала свою тюрьму. А потом, вместо того, чтобы, вскочив с постели, начать кричать и носиться кругами, как пойманная мышь, знаете, что она сделала? Легла и снова закрыла глаза! И уснула! Вы можете в это поверить?

Сначала мне показалось, что это такой ловкий трюк, что она на самом деле значительно умнее, чем казалась. Разве человек, проснувшись в незнакомом месте, не должен впасть в панику или хотя бы попробовать открыть дверь, позвать на помощь? Кто в такой ситуации закроет глаза и покорно отдастся в руки судьбы? Я скажу вам кто: Фиона Гамильтон, вот кто.

Представьте только: я сижу в своем потаенном убежище и наблюдаю за ней, и когда до меня дошло, что она действительно уснула, то это мне самому захотелось закричать! Потому что мне неизвестно ведь, сколько времени она будет спать. Но что мне оставалось делать? Пришлось сидеть и ждать, когда она соизволит проснуться. Правда, поначалу я был обеспокоен. Может, у нее передозировка хлороформом? И она умерла? Раньше времени?!

Но наконец, примерно через час, у нее задрожали веки, и она снова села. На сей раз даже поднялась с кушетки. Подошла к двери… И только мне стало по-настоящему интересно, как… В общем, она просто стояла и смотрела на дверь, даже не предприняв попытки ее открыть. Постояла, посмотрела, вернулась на свою кушетку и снова села. Это, знаете ли, была игра не по правилам! Ситуация из ряда вон! Да я и до сих пор с трудом в это верю.

Потом она открыла одну из бутылок, сделала пару больших глотков воды, а после этого воспользовалась ведром. И туалетной бумагой. Потом огляделась в поисках емкости, куда бы ее можно было выбросить (взять себе на заметку: купить небольшую пластмассовую мусорную корзину), и, не найдя ничего, швырнула ее в угол. Потом снова уселась и стала ждать. Интересно, она хоть представляла, чего она ждет?

Как оказалось потом, ждала она своего любимого мужа. Решила, что все это — его рук дело. Представляете? Будто у Кэла Гамильтона хватило бы на такое воображения. Но во всяком случае так она мне сказала. Сказала, что решила, будто чем-то вызвала его недовольство, и что это какой-то новый способ наказания. Но я забегаю вперед.

Когда стало до боли ясно, что она не собирается вступать в игру, то меня, следует признать, объяла настоящая паника. У меня и без того слишком плотный график, мне нельзя вызывать подозрений. Чрезмерная самонадеянность ни к чему: уж и без того пришлось испытать судьбу дважды. Потому что если у Фионы неисчерпаемый запас терпения, то такого нельзя сказать про этого придурка, ее мужа, который начнет рыскать по всему городу, как только узнает, что она пропала. Хотя мне, разумеется, и в голову не могло прийти, что он будет врываться к кому-то в дом и угрожать. Но это послужило дополнительным поощрением.

Поэтому мне пришла мысль съездить пока домой на несколько часов, чтобы Фиона успела проголодаться и впасть в отчаяние. Мне, например, уже здорово хотелось есть, к тому же у меня имелись и другие дела. По моем возвращении меня ждал сюрприз: Фиона спала! Верите, нет? Эта женщина едва меня всерьез не деморализовала.

Так что планы пришлось менять: какой смысл слепо следовать курсу действий, которые заранее обречены на провал? Она вынудила меня пропустить следующую стадию — когда я начинаю буквально светиться от счастья — и сразу же перейти к финальной: спуститься вниз и отпереть дверь.

Если она и услышала, что в комнату вошли, то не обратила на это ни малейшего внимания и не шелохнулась. Лежала и продолжала спать. Интересно, видела ли она сны, и если видела, то о чем?

Я вижу сны постоянно, что бы там некоторые ни говорили, что им никогда ничего не снится. Они ошибаются. Сны видят все, просто многие их не помнят. Но это вовсе не означает, что им ничего не снится. Проведенные исследования выявили периоды глубокого сна, когда мы фактически находимся в бессознательном состоянии, и периоды, когда наше подсознание пробуждается и начинает общаться с нами с помощью всевозможных символов, которые мы очень часто не понимаем, а еще чаще забываем. Подобные периоды называются парадоксальным сном. И если даже мы их не помним, это вовсе не означает, что они бессмысленны. Мало того, что они помогают избавляться от накопленных за день стрессов, наши сны о многом могут нам рассказать. А порой — и решить за нас наши проблемы. Вот почему некоторым людям может постоянно сниться один и тот же сон. Это называется повторяющимся сном. Человек будет видеть его до тех пор, пока не поймет, что он означает, и не справится с проблемой.

И, кстати, раз уж мы заговорили о снах, мне сегодня приснился очень странный сон, который здорово меня расстроил. Будто стою я на большой сцене и обращаюсь к полному залу. Не помню, что говорю, но помню, что довольно плавно выстраиваю свою речь. А ее то и дело прерывает гром аплодисментов. Время от времени зал освещает прожектор, и я вижу улыбающиеся лица зрителей. И вдруг вместо аплодисментов раздается смех, и все начинают показывать пальцами. На меня. Я опускаю взгляд и вижу, что на мне нет одежды, то есть я стою и сверкаю здесь голой задницей. И тут в меня начинают лететь конфетные обертки и куски жевательной резинки. Дети достают свои сотовые и фотографируют меня. И я никак не могу их остановить. Это было чудовищное унижение.

На этом месте сон, как водится, и оборвался. Раньше, чем мне удалось вернуть себе доброе имя и отомстить им. Мне нравится думать, что только ради этого мы и живем: ради искупления и мщения. И если придется выбирать первое или второе, то я выберу второе. Это куда как интереснее.

Когда Фиона минут через десять наконец-то проснулась, то взглянула на меня и сказала:

— Привет.

— Привет, — отвечаю я и обнимаю ее за плечи.

И тут она склоняет голову мне на плечо, и мы сидим так еще несколько минут, пока я не начинаю бояться, что она сейчас снова заснет. Тут-то меня и осеняет мысль: уж не страдает ли она нарколепсией, когда люди совершенно неожиданно засыпают, чем бы ни были в этот момент заняты. Не потому, что устали, а просто потому, что у них там что-то в мозгах не сошлось. То есть с ней было явно что-то не в порядке, как ни крути. Спрашиваю, не хочет ли она есть, — мотает головой. Спрашиваю почему, она отвечает: когда придет Кэл. Я отвечаю, что он не придет и вообще понятия не имеет, где она находится. Тут-то она и уставилась на меня и смотрела где-то с полминуты. И, кажется, в этот самый момент все встало на свои места и она начала понимать, что происходит. И спросила, не я ли убийца Лианы Мартин. Да, отвечаю, я. И знаете, что она сделала? Ни за что не поверите! Улыбнулась и положила голову мне на плечо.

Вот этого уж никак нельзя было ожидать, это окончательно выбило меня из колеи! Ну, представьте, что вы находитесь в переполненном продуктовом магазине и вдруг вас проталкивают в начало очереди, где на месте кассира восседает ангел смерти, а вы кричите при этом: «Чур, я первый! Чур, я первый!»

— Ты не боишься? — спрашиваю.

Отрицательно крутит головой, и мне на лицо падает несколько прядей ее волос, от которых пахнет абрикосом.

— Почему?

Пожимает плечами, будто сама не знает.

— Расскажи мне о себе, — требую я. Отчего-то мне вдруг захотелось познакомиться с ней поближе.

— Да нечего рассказывать.

— Как это нечего? Про семью, про родителей.

— Они уже умерли.

— Как?

— От рака. Сначала мать, потом отец. Два года назад.

— А у тебя есть братья или сестры?

— Есть брат, но я его уже пять лет не видела.

— Почему?

— Он живет во Фресно. — Будто это все объясняет.

Мне всегда казалось, что Фресно — дурацкое название для города, и я говорю ей об этом. Она хихикает и поддакивает.

— А ты тоже родом из Фресно? — спрашиваю.

— Да, оттуда.

— Ты там познакомилась с Кэлом?

Снова положительный ответ.

И только я начинаю думать, что ответы из нее придется клещами тянуть, как она снова меня дурачит и прямо на глазах превращается из немой в Говорящую Кэти:

— Я познакомилась с Кэлом шесть лет назад, отец тогда уже болел. Он работал санитаром в больнице и показался мне очень красивым. Я понимаю, что уже поэтому меня можно назвать человеком очень недалеким, — извиняется она, будто она единственная на свете, кто может запасть черт знает на кого лишь из-за его прекрасных глаз, будто мир устроен как-то иначе. — Пялилась на него во все глаза, когда он приносил отцу обед. Однажды он перехватил меня и предложил прийти снова, когда у него закончится смена. Ну, мы и стали жить вместе. Потом отец умер, и он переехал к нам с братом. Но они с Рэнди постоянно ругались, и Кэл съехал. Я ушла с ним. Мы сняли квартиру в подвальном помещении, но Кэл умудрился поругаться и с хозяином, так что пришлось съехать и оттуда.

— Что-то Кэл со всеми ругается, — вставляю я.

— У него тот еще характер! Он любит, чтобы все было по его, и не принимает никаких отговорок.

— А когда вы переехали во Флориду?

— Года два назад. Кэл сказал, что это штат больших возможностей.

— А ты что сказала?

Пожимает плечами.

— Мне было все равно, где жить.

— И тебе не жаль было оставлять друзей?

— Да у меня их и не было, — с сожалением отвечает Фиона. — У меня было две подруги с работы, в парикмахерской, но мы перестали видеться, когда я ушла оттуда.

— А почему ты бросила работу?

— Кэлу не хотелось, чтобы я работала. У меня отец был такой же, запрещал матери работать, говорил, что так у нее не будет времени заботиться о нем.

— А Кэл правда тебя бил?

— Только если я этого заслуживала, — быстро отвечает Фиона.

— Например?

— Когда я не слушала его, делала что-то не так, досаждала ему.

— То есть?

Она вспыхнула:

— Ну, ты понимаешь…

— Ты имеешь в виду секс?

— Иногда у меня что-то не получалось, он делал мне больно, и я начинала плакать. А он этого не любил, говорил, что это губит весь настрой.

— А что он с тобой делал?

— Ну, иногда он брал меня сзади, — отвечает она монотонным голосом, будто зачитывает список продуктов, которые нужно купить. — Иногда привязывал и тыкал в меня всякими штуками. Или хлестал ремнем. Иногда кусался.

Омерзительно.

— Да он просто животное!

— Я все это заслужила: надо было лучше стараться.

— Куда уж еще лучше?

— Я не всегда проходила осмотр.

— Что?

— Мы каждый день проходили осмотр.

— Не понимаю.

— Кэл говорил, что это — единственный способ убедиться…

— В чем?

— Что я ему не изменяю.

— Что ты несешь? Какой еще осмотр?

— Он заставлял меня раздеваться догола и ложиться. — По глазам Фионы потекли слезы стыда. — Потом осматривал уши, зубы. — Она глубоко вздыхает. — И там, между ногами.

Да уж! Надо вам сказать, меня тогда чуть не вырвало. Какая уж там сексуальная озабоченность! Это что-то похлеще! Просто поразительно, что творится у людей в головах! Знаю, знаю, сейчас вы скажете, что его, наверное, в детстве изнасиловали, вот он и ведет себя так, как ему кажется естественным. И все равно таких людей нужно как-то останавливать, пресекать. Это опасный человек, представляющий угрозу для общества, и он заслуживает того, чтобы гнить в тюрьме.

Поэтому мне приятно сознавать, что во многом это произойдет благодаря моей скромной персоне.

Хотя, сказать по правде, не только Кэл вызвал у меня отвращение, но и сама его женушка. Как можно мириться со всякими нездоровыми требованиями и позволять «осматривать» себя, как какой-нибудь кусок мяса! Мне сразу стало противно. И она, видимо, заметила это по моему взгляду, потому что грустно улыбнулась и спросила:

— Ты меня сейчас застрелишь? — И тут же: — Не переживай, все нормально. — Будто я нуждался в ее разрешении! Будто она все понимает и не имеет возражений.

Какая нелепость!

Тем не менее это едва не заставило меня передумать. Ну, то есть едва не «сгубило настрой». Но что мне оставалось делать? Отпускать же ее было нельзя. Пришлось застрелить, хотя это и не доставило мне почти никакой радости, кроме мысли о том, чем это грозит Кэлу. Потому что кое-какие из трофеев, снятых мною с Лианы и с Кэнди, уже лежали у него дома в ящичке. А шериф рано или поздно учинил бы обыск, и они бы непременно нашлись.

И вот теперь Кэл Гамильтон сидит в тюрьме по обвинению в убийстве двух женщин, равно как и в причастности к исчезновению третьей. Он, конечно, вопит, что невиновен, что и слыхом не слыхивал про Кэнди Эббот, что с Лианой его подставили и что он любил свою жену. По-моему, про него уже написали все газеты — кое-что даже мелькнуло на CNN. В общем, ему все равно никто не верит. Его можно было бы даже пожалеть, только почему-то никому его не жалко. Мне-то уж, во всяком случае, точно.

Да, мне доставляет чрезвычайную радость сознание того, что по моей милости Кэл Гамильтон еще как минимум месяц проторчит в тюрьме. Пусть город сбросит с себя оковы страха, который сковывал его последние недели, и прекратятся всякие глупые разговоры о том, чтобы обратиться в ФБР. Нет, господа, теперь в этом нет необходимости. Хладнокровный убийца сидит за решеткой, а наш шериф — герой.

Теперь, во всяком случае, у меня появилась куча времени, чтобы перегруппироваться и тщательно спланировать следующие шаги. Учебный год подходит к концу и приблизительно через шесть недель официально наступит лето. А пока можно столько всего предвкушать: теплую погоду, каникулы, свободу. Или удовольствие от грядущей музыкальной фантазии, которую подготавливает средняя школа города Торранса. Она состоится через три недели и будет продолжаться три дня. Молодые, исполненные надежд актеры рвутся в бой, так что на исполнительницу главной женской роли в моей следующей постановке я выберу одну из этих цветущих девиц. Можете считать, что она ее уже получила.

Поцелуй меня, Кэт!