Меган снился сон. Это была прерывистая череда размытых переменчивых образов, которые упорно не желали складываться в одно целое. То она бежала вдоль обочины, то падала вниз головой в огромный кратер. Кратер образовался в результате недавнего шторма, от которого с корнем повырывало все старые деревья в округе. Одно такое дерево лежало на обочине, и его тщедушные корни змеились по земле, как пучок перерезанных вен. Меган пыталась ухватиться за них, когда оказалась в этой гигантской дыре, но она падала слишком быстро, а корни оказались слишком непрочными, так что ее мгновенно поглотила мягкая влажная почва, и она исчезла с лица земли. Сверху до нее доносились чьи-то шаги и смех.

— Где Кэт? — спросил кто-то, и Меган тут же узнала голос матери.

— Она у мистера Липсмана, — ответил кто-то.

Вдруг к Меган на колени прыгнула рыже-белая полосатая кошка.

— Нет, я не у него, — попыталась крикнуть она, чувствуя, что в рот набивается земля, прилипая к зубам, как карамельная начинка. — Я здесь, прямо у вас под ногами.

И вдруг она оказалась в «Блумингдейлс», в отделе, где продают духи. Она ходит между прилавками, а продавщицы, в белых больничных халатах поверх строгих черных костюмов, без разбору брызгают на нее из разных флаконов. И она чувствует, что у нее уже влажная шея и слезятся глаза. Как вдруг кто-то сунул ей прямо под нос флакон с каким-то совершенно омерзительным запахом, от которого ее едва не стошнило.

— Нет-нет, спасибо, — сказала она улыбающейся женщине, у которой на бейдже значится имя Фиона Гамильтон. — Этот запах мне совсем не нравится.

И тут рядом возник Грег, он же — один из котов мистера Липсмана, который стал с жадностью слизывать у нее с шеи духи, будто это молоко. Вокруг нее затанцевали Джинджер с Таней, а в углу сидела Лиана, глядя на них и жуя конфету.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Меган. — Я думала, ты умерла.

— Ничего я не умерла, — ответила Лиана. — Я просто делала подтяжку лица.

— Прекрасно выглядишь, — сказала Меган. И в этот момент мимо нее прошла Далила Фрэнклин со своей матерью под ручку.

— Что это ты здесь делаешь? — строго спросила Далила остановившись. — Ты уже давно должна спать.

На этом сон резко оборвался, картинка пропала, будто кто-то выключил кинопроектор.

Меган медленно открыла глаза и приподнялась на локте, дожидаясь, пока зрение постепенно сфокусируется на окружающих предметах. И только еще через несколько секунд она поняла, что проснулась не в своей постели, не в своей спальне и не у себя дома, что она лежит на узкой койке в каком-то тускло освещенном незнакомом месте, где нет ни мебели, ни картин на голых стенах, ни ковра на бетонном полу. На плечи ей наброшено тонкое голубое одеяло, а единственный источник света, кажется фонарь, располагался где-то высоко на приступке, до которой она бы ни за что не дотянулась. В комнате пахло сыростью, в точности как пахло в недостроенном подвале в доме ее бабушки с дедушкой в Рочестере до того, как они продали дом и переехали на восемнадцатый этаж нового многоквартирного дома с видом на озеро Онтарио.

Где она? Меган осмотрела себя. На ней были те же черный свитер и голубые джинсы и те же коричневые замшевые ботинки, в которых она была на вечеринке. Когда это было? Сегодня вечером? Или вчера? Или позавчера? Сейчас день или ночь? Сколько она здесь пролежала? Где она?

Она ощутила пока еще очень слабый призрак паники, будто услышала стук собственного сердца. «Успокойся, — увещевал чей-то тихий голос. — Это все еще сон. Все, что ты видишь, — эта комната, койка, одеяло, фонарь и даже этот запах сырости — все это детали очередной серии запутанных раздробленных символов, о которых ты и не вспомнишь, когда проснешься».

Только бы это случилось как можно скорее, молила Меган, закрывая глаза, чтобы не видеть своего убогого жилища. Но запах сырости не исчезал.

— Не нравится мне этот сон, — громко сказала она, чтобы заставить себя пробудиться, чтобы от звуков собственного голоса прийти в себя, и снова легла на спину, когда это не дало никаких результатов. Она натянула ветхое голубое одеяло на плечи и подтянула ноги к груди.

Ей казалось, что она пролежала так целую вечность, хотя на самом деле прошло всего несколько минут. Тут Меган ощутила какой-то странный дискомфорт в левом запястье, на котором она обычно носила свои часы, и поняла, что часы пропали. Эти часы родители подарили ей на шестнадцать лет. Изящная золотая вещица с циферблатом в виде сердечка. «По форме твоего лица», — сказала тогда мать.

Кстати, а где ее мать?

— Ничего, — попыталась она успокоить себя ласковым голосом матери, которым та разговаривала с ней, когда Меган бывало плохо. — Ничего, солнышко. Все будет хорошо. Я обещаю, что утром тебе будет уже лучше. — Будет ли? Или утро уже наступило?

Где она? Сколько сейчас времени?

Меган не помнила, чтобы она снимала часы. Хотя, да, это сон, так что память в расчет не принимается. Во сне не бывает памяти. Так же, как не бывает соединительных, сочинительных и прочих союзов. Она об этом где-то читала. Сны переносят тебя из одного странного места в другое без всяких «и», «если» или «но», прокручивая события прошедшего дня в виде всевозможных бессмысленных образов, безапелляционно совмещая несовместимые голоса и лица, перемешивая повседневное с эксцентричным, рутину с невозможным, живых и мертвых. Иногда сны бывают приятные и умиротворяющие. Но чаще, как в ее случае, наоборот. Ей и раньше иногда снились кошмары, но она стала видеть их чаще с тех пор, как их бросил отец. Это просто очередной дурной сон, убеждала она себя.

Хотя он не похож ни на один из тех, что ей когда-либо снились прежде.

Меган снова открыла глаза и села. Тонкое одеяло соскользнуло с плеч и упало на руку.

Комната осталась без изменений. Те же голые стены, тот же бетонный голый пол, тот же затхлый воздух. И только сейчас Меган заметила в ногах своей койки пластмассовое ведро и рулон туалетной бумаги. Омерзительно, подумала она, громко расхохотавшись в надежде, что резкий звук наконец сможет избавить ее от этого затянувшегося мучительного испытания. Но смех отскочил от голых стен и подкатился к ее ногам, как резиновый мячик.

В углу стояли две пластиковые бутылки с водой. Они и раньше здесь стояли, или только что появились?

Меган томила жажда, ей хотелось встать и взять бутылку, но, с другой стороны, это означало бы согласие на участие в этом кошмаре, а у нее нет ни малейшего желания его продлевать. Поэтому она по-прежнему сидела в постели, прислонившись к твердой стене и пытаясь не обращать внимания на забурлившее в крови беспокойство, на возрастающее нытье под ложечкой, на бездумно-жестокую уверенность в том, что никакой это не сон, что она уже проснулась. «Я же уже встала», — вдруг поняла она. И у нее резко перехватило дыхание, будто ей в сердце вонзили нож.

Она не спит, это не сон. Она уже совершенно проснулась и не имеет ни малейшего представления где, разве что знает, что место это совершенно незнакомое, уж в этом-то она уверена.

— Эй! — позвала она. — Эй, здесь есть кто-нибудь?!

И тут она увидела дверь.

— Господи боже, — пробормотала она, вскакивая с койки. Ну и дуреха! Ну и тупица! Так перенервничать из-за ничего! Вот же дверь, как она не заметила ее раньше? Вот она, дверь, прямо у нее под носом, и все, что нужно сделать, так это открыть ее.

Но дверь не открылась и даже не дрогнула, как она ни изворачивалась и ни тянула ее на себя, пока, наконец, не замолотила по ней руками и ногами так, что нежная замша на ее новых ботинках вся истерлась и исцарапалась.

— Что здесь происходит, черт побери?! — крикнула она, почувствовав, как на лбу выступили капли пота. Только сейчас она ощутила, какой душный воздух в этой комнате без окон. — Откройте дверь, — кричала она. — Эй, кто-нибудь! Сейчас же откройте эту чертову дверь!

Где она?

— Где я? — спросила она вслух, меряя комнату шагами. — Думай, — крикнула она, сильно ударяя себя кулаком в грудь. — Что ты помнишь из последнего? — Грег. Грег, ну, конечно. — Грег? — позвала она. — Грег, ты здесь? Грег, выпусти меня отсюда! Это не смешно!

Тишина.

— Грег, послушай! Шутка затянулась. Ты уже не Петручо, а я не твоя дура Кэт. И мне не нравится сидеть здесь взаперти. Выпусти меня. Немедленно.

Это Джой придумал, решила Меган, не пересилив жажду и открыв одну из бутылок с водой. Его штуки. Как отвратительно. Вот уж действительно «Укрощение строптивой». Она поднесла бутылку к губам и откинула голову, медленно скользя взглядом по потолку. Вода, от которой у нее мгновенно скрутило желудок, потекла по подбородку.

— Здесь есть кто-нибудь? — прошептала она, и снова, уже громче: — Здесь есть кто-нибудь? — Она обшарила взглядом стены в поисках какой-нибудь щели или скрытой камеры. Но в помещении слишком темно, чтобы хоть что-нибудь разглядеть, а стены — слишком высоки. Можно перевернуть и подставить кушетку и дотянуться до фонаря, но какой смысл? Она только даром потратит силы, которые ей еще могут пригодиться.

Но для чего?

— Грег! Джой! Откройте дверь. Черт бы вас побрал!

Меган резко развернулась. Что это за звук? Она действительно услышала чей-то смех или это просто разыгралось ее воображение? Она замерла на месте, надеясь услышать смех вновь, но единственным звуком, который до нее доносился, был звук ее собственного прерывистого дыхания. Ладно, сказала она себе. Надо успокоиться, а то ты ведешь себя именно так, как они и рассчитывали. Это просто компания недоумков, решивших устроить дурацкий розыгрыш, поучить тебя. Таня с Джинджер тоже наверняка участвуют: решили отомстить ей за то, что украла у них роль Кэт прямо из-под их вздернутых кверху носов. Ну, а уж без Джоя здесь точно не обошлось. Но Грег… Неужели и он тоже?

«Это — наша ночь», — сказал он, когда опустился занавес. И потом: «Тсс». Когда это было? Когда он просил ее замолчать?

На вечеринке, вспомнила Меган, и вдруг события этого вечера ожили сами собой: гостиная Лонни Рейнолдса, музыка, танцы, выпивка. Перепалка с Джоем. Потом они пошли с Грегом наверх. Губы Грега на ее губах, его руки на ее обнаженной груди. Ее бессмысленный лепет. И вот тогда-то он и сказал ей: «Тс-с». Она подошла к двери, щелкнула замком и бросила его там одного. А сейчас она сама сидит здесь одна. Он что, решил с ней таким образом поквитаться?

Конечно, он разозлился, это несомненно. У него, очевидно, были на эту ночь большие планы — «наша ночь» (интересно, сколько времени прошло с тех пор?), — а она все испортила. Не просто испортила: растоптала. Начала зачем-то нести какую-то ерунду про термитов и свою тетю, черт побери. Неудивительно, что он пытался ее остановить. Она попробовала объяснить ему, что не готова. А он в ответ назвал ее «динамисткой» и попросил позвать следующую из очереди. Вот тогда она и сбежала из этой комнаты, из дома и из этого квартала. И что? Что было дальше?

Одна улица стремительно переходила в другую. Она бежала, все время прислушиваясь, что сейчас за спиной раздадутся шаги Грега, что он схватит ее за плечо и с мольбой в голосе попросит остановиться, не уходить. «Прости меня, — слышалось ей, — я не хотел тебя обидеть».

А после ее действительно кто-то догнал и шепотом позвал по имени, и она обернулась с чувством громадного облегчения, потому что она была уверена, что это он догнал ее и ей больше не нужно никуда бежать… Ну а что потом? Что? Ничего.

В памяти возникло смутное воспоминание — хотя, возможно, это уже ее фантазия, — будто кто-то ткнул ей чем-то в лицо, будто она вдохнула какой-то резкий запах, и все мгновенно пропало. Неужели все это было в действительности?

Как, как она здесь очутилась? Где она?

Меган снова плюхнулась на кушетку. Отпила еще глоток и поставила бутылку на пол. Если она выпьет слишком много воды, то скоро ей захочется в туалет — у нее и так уже немного ноет мочевой пузырь, напоминая о своем существовании, — но, как бы ни ныл мочевой пузырь, как бы болезненно ни сводило желудок, она ни за что, ни за что не воспользуется этим дурацким ведром. Никогда не доставит она такого удовольствия Джою, Тане, Джинджер и Грегу… Господи, только бы это был не Грег! Поэтому лучше не пить и не кричать, потому что чем больше она будет кричать в этой ужасной затхлой душной комнате, тем больше ей захочется пить, и чем больше ей будет хотеться пить, тем больше она будет пить, а чем больше она будет пить… Нет, хватит, а то она так с ума сойдет. И ради чего? На потеху кучке кретинов-извращенцев?

Слава богу, нашли убийцу Лианы. Слава богу, Кэл Гамильтон арестован и сидит за решеткой, дожидаясь суда. Можно представить, каких бы в противном случае ужасов ей не померещилось! Про серийного убийцу-садиста. Про то, как ее будут насиловать, пытать и всячески издеваться над ней. Про то, как одним выстрелом отстрелят полголовы. Про то, как ее безжизненное тело будет еще несколько дней гнить в каком-нибудь кишащем змеями болоте, на радость насекомым и аллигаторам. Про то, как ее мать вызовут в морг для опознания ее, Меган, трупа.

Слезы ручьями потекли по ее щекам, едва она представила себе исказившееся лицо матери, и она быстро их смахнула. Они не увидят, как я плачу. Будь ты проклят, Джой! Будьте вы прокляты, Таня и Джинджер! Будь ты проклят, Грег! Будьте вы все прокляты! «Просто я знаю, как легко можно потерять контроль», — услышала она голос матери. «Я не потеряю контроль». — «Обещаешь?»

Именно это и случилось. Она совершенно потеряла контроль и даже не чувствует течения времени, потому что не может посмотреть на часы. А вдруг, если бы она сказала ей нет, если бы она действительно на какой-то момент потеряла контроль, то не оказалась бы сейчас здесь? Так что косвенно это все вина ее матери. Будь ты тоже проклята, мама. Где ты хоть сейчас находишься?

А правда, чем сейчас занимается ее мать? Спит? Она хоть знает, что у нее дочь пропала? Волнуется ли она? Ждет ли ее с нетерпением домой, пытаясь найти какое-нибудь разумное оправдание тому, что так сильно задержалась? Но задерживается ли она? Ищет ли ее мать? Может, она уже сейчас прочесывает улицы, будит соседей и вытаскивает из постели шерифа? Успеют ли они ее найти?

Успеют до чего? Кэл Гамильтон сидит в тюрьме, ей нечего бояться. Если только… Если только он не сбежал.

При одной только мысли об этом Меган в ужасе вскочила с койки и выбежала на середину комнаты. Неужели Кэл Гамильтон мог сбежать или кто-нибудь за него поручился? У него ведь репутация ловеласа. Вдруг одна из этих дурочек поверила в его дурацкую историю о том, что его подставили, и наскребла денег для залога?

А что, если это имитатор? Что, если какой-нибудь другой псих прослышал о том, что Кэл сотворил со своей женой, Лианой и с другой несчастной девушкой, Кэнди или как там ее, увидел, как Меган выскочила из дома, и решил не упускать такой случай? И похитить ее под носом у всех?

Их кто-нибудь видел?

— Его точно никто не видел, — вслух произнесла Меган. — Потому что его не существует. — Она надеялась, что ее уверенный тон поможет разогнать эти дурацкие мысли. Само предположение, что такой крошечный городишко, как Торранс, облюбовал себе жертвой еще один маньяк, действительно кажется абсурдным, чтобы воспринимать его всерьез.

А реальность гораздо прозаичнее. И она заключается в том, что в башку Джою Бэлфору пришла дурацкая затея поиздеваться над ней, и каким-то образом ему удалось подбить на это дело Грега. Скорее всего, в этот самый момент за ней наблюдает весь актерский состав «Поцелуй меня, Кэт», слушает ее бредовые излияния и покатывается со смеху. Черт, может, она сидит в подвале дома Лонни Рейнолдса? Ну конечно, где же еще? Хотя что-то она не припомнит, чтобы в доме был подвал. Во Флориде почти ни у кого в домах нет подвалов.

А вдруг она уже не во Флориде?

— Ну, это уж совсем глупо, перестань думать о всякой ерунде. — Конечно, во Флориде, где же еще? Не вывезли же ее из штата? И теперь держат в камере, чтобы продать в белое рабство? Она видела это в какой-то передаче: как девушек похищают и продают для занятий проституцией, и они вынуждены работать годами, пока их не отпустят, хотя еще чаще их же сутенеры их и убивают. Но это, как правило, бедные девушки из отсталых стран, а не избалованные американские подростки. Что же до сексуальной торговли в Америке, то, кажется, от этого страдают главным образом дети, а она уже старовата, чтобы сниматься в детской порнографии. Хотя она же натыкалась на эти отвратительные сайты — пока их не заблокировали родители, — где были целые кучи фотографий, на которых молодых женщин вроде нее связывали, затыкали им рот кляпом, хлестали кнутом, тыкали в них электропогонялками для скота. В Интернете, кажется, есть всевозможные сайты для всех существующих в мире пороков и извращений, можно даже найти фильмы с реальными убийствами. Может, она получила новую главную роль?

— О господи, о господи!

Не дури. Успокойся. Что ты делаешь? Ты же вся изведешься. Какая порнуха? Какое рабство? Это всего лишь горстка придурков, которые окончательно одурели. Это их ревность, ограниченность и злость на то, что ты отказываешься им поддаваться. Просто они хотят узнать, что ты собой представляешь. Это такой обряд, посвящение, которое ты должна пройти, чтобы тебя приняли в клуб.

Хотя больше она не желает иметь с этими идиотами ничего общего. Как только она отсюда выйдет, как только вернется домой, то первым делом скажет матери, что готова вернуться в Рочестер. Даже если это сон — а она все еще на это надеется, — то значение его совершенно определенно: настало время уезжать из Торранса, они злоупотребили его гостеприимством, так что пора обрубить концы и бежать отсюда.

— Господи, сделай так, чтобы я проснулась, — прошептала она.

Она вернулась на койку. Снова закрыла глаза, но ложиться не стала. Думай о приятном, говорила она себе. Думай о купальнике-бикини, который ты видела в магазинчике на Саут-бич, о черном бикини с крошечными голубыми бантиками. Мать сказала, что он слишком дорогой, но ты же слышала, как она попросила продавщицу отложить его, сказав, что вернется за ним попозже. Может, она хочет сделать тебе сюрприз и подарить его на день рождения, первого июля, а в Канаде первое июля — день не менее знаменательный, чем Четвертое июля в Америке.

Меган решила, что ей нравится Канада, хотя нельзя сказать, что она там много где побывала. Только в Торонто, который она полюбила, потому что это очень красивый город и там столько всего интересного — Си-Эн Тауэр, Научный центр, театральный район. И все это — всего лишь на противоположном берегу озера, на котором расположен Рочестер.

Буквально в прошлом году, в воскресенье утром, они переправились туда на пароме, днем посмотрели на динозавров в Королевском музее Онтарио, съели вкуснейший обед в ресторане «Сотто-Сотто», где часто обедают знаменитости — они видели там Кифер Сазерленд вместе с Итоном Хоком, и Кифер оказалась гораздо красивее Итона, который был слишком тощим и как будто плохо промытым, — потом насладились последней версией «Отверженных» и на следующий день, опять на пароме, вернулись в Рочестер. Все было так здорово до тех пор, пока отец не познакомился в чате с этой грудастой Кэрри Фрэнклин и не уговорил Сэнди с семьей переехать во Флориду. Если бы только можно было оказаться сейчас на том пароме, думала Меган. Если бы только можно было к чертям собачьим удрать отсюда.

Где она?

У нее заурчало в желудке. Сколько прошло времени с тех пор, как она ела в последний раз?

— Ребята, я есть хочу, — крикнула она. — По-моему, шутка слишком затянулась, вам так не кажется?

Никто не ответил.

И как бы Меган ни крепилась и ни упрямилась, она уткнулась головой в койку и расплакалась.