Бывает так, что дом радушный – тот, Где вы встречали ласку и почет, Где в чаше грусть топили, а кругом Царили смех и радость, – этот дом Наследником никчемным разорен, И обнищал и обезлюдел он; Со вздохом на него глядит сосед, Припомнив то, чего уж нынче нет. Так выглядит театр несчастный наш; Здесь радостный царил ажиотаж, И весь бомонд, толпой сходясь сюда, Доволен был и весел был всегда. Здесь Олдфилд [85] очаровывала зал, Бут [86] был всесилен и Уилкс [87] блистал; Здесь трели выводил певец-кастрат, И, тужась, трюки делал акробат, А ложи заполняющая знать И не пыталась свой восторг сдержать. Увы, как изменилось все у нас! В театре плакать хочется сейчас; И в ложах пусто – знати нет как нет, Лишь завсегдатай – франт или поэт. Где времена, когда к нам, гомоня, Толпа ломилась с середины дня? Теперь – удача, если хоть один Почтенный обыватель, мещанин, Любитель невзыскательных острот, Часам к семи случайно забредет, Наш автор сострадательный не прочь Тем, кто в беде, пером своим помочь: Мы вам предложим то, что прежде зал Горячих удостаивал похвал; Но то, к чему вы были так добры, Перекроил наш автор с той поры. Хвалы предвзятой здесь от вас не ждут — Пусть будет только беспристрастным суд! Освищете – смолчим; но ведь не грех Сатире честной верить в свой успех; К тому ж возможно ль, чтобы нас могли Топить, когда и так мы на мели?!