ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Гудвилл.
Блистер, аптекарь.
Купи, учитель танцев,
Квейвер, учитель пения.
Вормвуд, стряпчий.
Томас, лакей.
Люси, дочь Гудвилла.
Место действия – парадная комната в усадьбе Гудвилла.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Гудвилл.
Блистер, аптекарь.
Купи, учитель танцев,
Квейвер, учитель пения.
Вормвуд, стряпчий.
Томас, лакей.
Люси, дочь Гудвилла.
Место действия – парадная комната в усадьбе Гудвилла.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Гудвилл (один). Странное дело! Получить состояние всякий рад, а никто почему-то не понимает, какое это удовольствие – одарить им другого. Хороший человек должен прийти в умиление от одной мысли, что может вознаградить кого-то по заслугам, а ведь людей с заслугами сыскать нетрудно. Я изрядно потрудился на своем веку и теперь с божьей помощью имею десять тысяч фунтов и единственную дочь. И все это я отдам самому достойному из своих бедных родственников. Надежда осчастливить порядочного человека доставляет мне такую радость, что я поневоле забываю, скольких трудов, скольких бессонных ночей стоило мне мое богатство. За родными я уже послал. Девочка выросла под моим присмотром. Она ничего не видела, ничего не знает, а значит, и не имеет своей воли, во всем мне послушна. Я могу не сомневаться, что она одобрит любой мой выбор. Как счастливо заживу я на склоне лет со своей неопытной, любящей, во всем мне послушной дочерью и зятем, от которого могу ожидать лишь благодарности – ведь он будет стольким мне обязан! Право, я самый счастливый человек на свете! А вот и моя дочь!
Входит Люси.
Люси. Вы посылали за мной, папенька?
Гудвилл. Да, девочка, поди сюда. Я позвал тебя, чтобы поговорить о деле, о котором ты, наверное, еще не помышляла.
Люси. Надеюсь, вы не намерены послать меня в пансион?
Гудвилл. Думается, я уделял тебе столько внимания, что ты можешь считать меня наилучшим из отцов. Я ни разу не отказал тебе ни в чем – разве что для твоей же пользы – только это руководило мною. Ради тебя я лишал себя всех удовольствий, трудился столько лет на ферме, которая приносит пятьсот фунтов в год, и скопил целых десять тысяч.
Люси. Уж не гневаетесь ли вы на меня, папенька?
Гудвилл. Не бойся, девочка, – ты ничем меня не огорчила. Ответь мне на один лишь вопрос: что думает моя милая малютка о замужестве?
Люси. О замужестве? Ах!…
Гудвилл. Девица шестнадцати лет должна суметь ответить на этот вопрос. Ты хотела б, чтоб у тебя был муж, Люси?
Люси. А экипаж у меня будет?
Гудвилл. Полно, какое это имеет отношение к замужеству?
Люси. Вы же знаете, папенька, что дочку сэра Джона Уэлти муж увез в экипаже, и соседки говорили, что когда я выйду замуж, у меня должен быть выезд. Мне уже сто снов про это приснилось. И всякий раз, как муж привидится, привидится и экипаж. Однажды я во сне целую ночь в нем каталась, и мне это до смерти понравилось!
Гудвилл (в сторону). Хоть под замок сажай девку – от дурных советчиков не убережешь! Послушай, дочка, а не много ли будет: при муже еще и экипаж?
Люси. Так пусть будет экипаж без мужа.
Гудвилл. Неужели ты выезд предпочитаешь мужу?
Люси. Право, не знаю. Но если вы подарите мне экипаж, я, честное слово, сама раздобуду себе мужа.
Гудвилл (в сторону). Девочка рехнулась, не иначе! (Дочери.) Ах ты, баловница! Кто тебе вбил этакое в голову? У тебя будет хороший, рассудительный муж, который научит тебя уму-разуму.
Люси. Нет! Я такого не возьму, если только можно будет делу помочь. Мисс Дженни Флентит говорит, что рассудительный муж – самый скверный.
Гудвилл (в сторону). Надо, чтоб у девочки появились более здоровые склонности. (Дочери.) Послушай меня, Люси, скажи: из всех мужчин, каких ты видела, кого бы ты предпочла в мужья?
Люси. Фи, папа, мне не тоже говорить об этом!
Гудвилл. Ну, отцу-то можно!
Люси. Нет, мисс Дженни говорит: ни одному мужчине, кто бы он ни был, нельзя открывать, что у тебя на уме. Она своему отцу ни слова правды не говорит!
Гудвилл. Мисс Дженни скверная девчонка, и ты не должна ее слушать! Скажи мне все по чести, иначе я рассержусь.
Люси. Тогда – из всех мужчин, каких я только видела, больше всех мне понравился мистер Томас – лакей милорда Паунса. Он самый лучший, в сто тысяч раз лучше всех остальных!
Гудвилл. Боже мой! Так тебе понравился лакей?…
Люси. Ага! Он и с виду больше похож на джентльмена, чем сквайр Лисолов или сквайр Забулдыгинс. Томас, не в пример им, разговаривает как джентльмен, да и запах от него приятнее. Голова у него так хорошо причесана и посыпана сахарной пудрой, словно глазированный торт! Над ушами по три коротких букли, а сзади волосы прихвачены, как у какой-нибудь модницы. Поверх прически он носит маленькую шляпу, а на ногах у него восхитительные белые чулки, чистые да красивые, так и кажется, будто он какая-нибудь белоногая птица! А когда он идет, то завсегда размахивает огромной-преогромной палкой, величиной с него самого. Он может побить ею любую собаку, если та вздумает меня укусить. И что особенного, что он лакей? Мисс Дженни он нравится не меньше моего, и она говорит, что все светские джентльмены, от которых без ума столичные дамы, в точности такие же. Я выбрала бы его, да только, как узнала от людей, что мне надобен муж с выездом, решила ради большего отказаться от меньшего.
Гудвилл (в сторону). Я просто сражен! Особливо меня возмущает расчетливость в такой девчонке. Значит, дочка, ты готова взять кого угодно, был бы экипаж? А согласишься ты пойти за мистера Ойклла?
Люси. Разумеется, чтоб иметь экипаж.
Гудвилл. Но он же калека: с трудом но комнате передвигается!
Люси. Что с того?
Входит Блистер.
Блистер. Мое почтение, мистер Гудвилл! Я проскакал двенадцать миль немногим больше чем за час. Рад видеть вас в добром здравии! Ваше послание уж было заставило меня подумать…
Гудвилл. Что мне требуется ваша помощь? Нет, кузен, я послал за вами по другому, более приятному поводу. Люси, это твой родственник, ты его давно не видела – мой двоюродный брат, аптекарь Блистер.
Люси. А! (В сторону.) Надеюсь, этот верзила не будет моим мужем…
Блистер. Кузина очень выросла и с виду здорова. Какой аптекарь вас пользует? С уверенностью могу сказать: у него добрые лекарства.
Гудвилл. Простая здоровая пища и физические упражнения – вот наши лучшие снадобья.
Блистер. Простую здоровую пищу следует принимать в надлежащее время года, чередуя ее с умеренно действующими лекарствами.
Гудвилл. Оставь нас на время, милая Люси, мне надо поговорить с моим кузеном.
Люси. Охотно, папенька. (В сторону.) Хоть бы мне и вовсе не видеть это страшилище! (Уходит.)
Гудвилл. Моя записка, очевидно, удивила вас, но когда вы узнаете, зачем я вас вызвал, то удивитесь еще более. Говоря без обиняков, я, кажется, готовлюсь покинуть сей мир, а дочери моей не терпится в него вступить, и вот я решил без промедления устроить ее судьбу. Я далек от мысли, будто для счастья нужно большое богатство. Достаток я могу ей обеспечить, а посему надумал выдать ее за кого-нибудь из родни. Мне будет приятно сознавать, что плоды моих трудов остались в нашем семействе. Я послал кое за кем из родственников: она должна будет выбрать одного из них. Вы прибыли первым, и ежели вы одобряете мой план, то первым сделаете предложение.
Блистер. С радостью, кузен! Очень вам признателен! Ваша дочь, на мой взгляд, приятная девица, а сам я не чувствую отвращения к браку. Но, помилуйте, с чего вы решили, будто вам пора покидать сей мир? Надлежащий уход может значительно продлить вашу жизнь. Позвольте пощупать ваш пульс.
Гудвилл. Сделайте милость, но я совершенно здоров.
Блистер. Слегка учащенный. Я прописал бы вам небольшое кровопускание и микстуру, в которую входит легкое слабительное и рвотное.
Гудвилл. Нет, дорогой кузен, лучше я пришлю к вам дочку, а лекарства свои приберегите для себя. (Выходит.)
Блистер. Старику под семьдесят, и, говорят, он в жизни не принимал никаких лекарств, а выглядит так, словно семьдесят лет находился под наблюдением врачей. Чудное дело!… Но, коли я женюсь на его дочери, чем скорей он помрет, тем лучше! Придет же в голову: выдавать дочь замуж подобным манером! Впрочем, он богат… Что ж, тем лучше! Правда, девчонка – порядочная-таки деревенщина, да и престранная, но ничего, деньги еще никому не шли во вред.
Входит Люси.
О, вот и моя суженая! Черт возьми, что ей сказать? Ни разу в жизни не объяснялся в любви!
Люси (в сторону). Отец велел мне прийти сюда, но, если б я не боялась пансиона, ни за что бы не пошла! В пансионе, говорят, секут, а муж не может меня выпороть, как бы я ни вела себя, – так по мне лучше муж!
Блистер. Не соблаговолите ли присесть, кузина?
Люси. Благодарствуйте, сударь! (В сторону.) Коли нужно с ним разговаривать, какая разница, сидя или стоя?
Блистер. Скажите, кузина, как вы себя находите?
Люси. Это как это?
Блистер. Каково ваше самочувствие? Разрешите пощупать ваш пульс. Как вы спите по ночам?
Люси. Как сплю? Чаще на спине.
Блистер. Я хочу знать: не просыпаетесь ли, спокойно ли спите?
Люси. Иной раз – порядком ворочаюсь!
Блистер. Хм… Скажите, а сколько обычно вы спите?
Люси. Часов этак десять – одиннадцать.
Блистер. Желудок в порядке? Кушаете с аппетитом? Сколько раз в день чувствуете потребность в пище?
Люси. Очень даже часто! Но ем не сказать чтоб много: только за завтраком, в обед, в ужин да еще в полдник.
Блистер. Хм, по-моему, вы не испытываете сейчас настоятельной потребности в помощи аптекаря.
Люси. Что же, и очень хорошо! (В сторону.) Пусть бы себе поскорее уходил.
Блистер. Полагаю, кузина, отец говорил вам о деле, по которому я прибыл. Могу ли я надеяться, что наши желания совпадают и вы сделаете меня счастливейшим из смертных?
Люси. К чему вы спрашиваете? Сами знаете: я должна поступать как велят.
Блистер. Значит, я могу надеяться стать вашим мужем?
Люси. Я должна повиноваться отцу.
Блистер. Отчего же вы плачете, милочка? Прошу вас, скажите, в чем дело!
Люси. Если я скажу, вы осерчаете.
Блистер. Осерчаю? Я не вправе. Разве я могу на вас сердиться? Это мне следует опасаться вашего гнева. Я не позволю себе на вас сердиться, что бы вы ни делали.
Люси. Неужели? Так вы не рассердитесь на меня, как бы я ни поступила?
Блистер. Разумеется, дорогая.
Люси. То-то хорошо! Просто замечательно! Тогда слушайте, что я вам скажу: я вас ненавижу всей душой и терпеть на могу!
Блистер. Чем я заслужил вашу ненависть?
Люси. А ничем! Просто вы такой верзила, такое чучело – глядеть противно! И если даже папенька пригрозится посадить меня на целый год под замок, все равно я буду вас ненавидеть.
Блистер. Разве вы только что не сказали мне, что выйдете за меня замуж?
Люси. А я и не отказываюсь.
Блистер. Что ж, дорогая, коль вы меня не любите, тут оба мы бессильны. Не говорите о том отцу, а я, уж конечно, промолчу. И пусть вас не тревожит, дорогая, что вы меня не любите, – это наипервейшее основание выйти за меня замуж. Светские дамы теперь выходят только за тех, кого ненавидят. Ненавидеть друг друга – главное условие брака. Большинство мужчин и женщин ненавидят друг друга еще до свадьбы, а уж после – так все без исключения! Сдается мне, у вас неверное представление о супружестве. Вы, очевидно, думаете, будто мы должны быть без ума друг от друга, целоваться и миловаться всю жизнь.
Люси. А разве не так?
Блистер (в сторону). Ха-ха-ха! Ну и ну! Какая простота! (К Люси.) Быть супругами – значит просто жить в одном доме и носить одно имя. Пока я занят делами, вы развлекаетесь. Мы изредка встречаемся за обеденным столом, но и тогда сидим на противоположных его концах и с неудовольствием смотрим друг на друга.
Люси. Мне это по вкусу. Но ведь еще… Разве не должны мы спать вместе?
Блистер. Недели две, не более.
Люси. Две недели! Это многовато! Но ведь и они пройдут.
Блистер. А потом можете иметь дело с кем вам угодно. Никто вам не мешает.
Люси. Правда? Тогда я, как бог свят, выберу Томаса! Вот распрекрасно, ей-богу! А мне все описывали по-другому. Я считала, что, выйдя замуж, должна любить только мужа и никого другого, иначе – он меня убьет. Вот я и решила: влюблюсь потайно, чтоб муж не узнал, тогда какое мне до него дело!
Блистер. Ну конечно, детям всегда рассказывают разные небылицы. Бьюсь об заклад, вам еще говорили, будто муж будет вам господином.
Люси. Отец так и объяснял.
Блистер. Любая замужняя дама в Англии расскажет вам обратное.
Люси. А как же! Они говорили, что я не должна подчиняться мужу, и еще, что, женившись, вы поведете совсем иные речи: ведь мужчина как женится – переменится.
Блистер. Нет, дитя, я останусь прежним, за одним исключением: на голове у меня вырастет ветвистая пара рогов.
Люси. Да ну? Вот диво-то! Ха-ха-ха-ха! И смешной же вы будете! А как вы устроите, чтобы они выросли?
Блистер. Это уж вы постараетесь!
Люси. Я? Как бог свят, если только сумею. Больно охота на них поглядеть! Объясните, а что для этого надо?
Блистер. Стоит вам поцеловаться с другим мужчиной – и у меня появится пара рогов.
Люси. Как бог свят, у вас будет много-много рогов! Только, наверно, вы шутите!
Блистер.
Люси.
Блистер.
Люси. Но вы свои станете носить на лбу: мне они придутся очень по вкусу.
Блистер. Значит, душечка, я могу на вас рассчитывать?
Люси. А я на вас?
Блистер. Конечно, моя дорогая.
Люси. Только не называйте меня так: терпеть не могу, когда меня так называют!
Блистер. Все женатые люди, дитя мое, называют друг друга подобным образом, какую бы ненависть к друг другу ни питали.
Люси. В самом деле? Тогда я согласна. Хм… Но, по-моему, в этих словах мало смысла.
Блистер. В том, что говорят светские люди, не приходится искать смысла. Ну, так я отправляюсь к вашему батюшке – сообщить, что мы с вами обо всем договорились и желаем немедленно сочетаться браком.
Люси. Чем скорее, тем лучше!
Блистер. К вашим услугам, милая крошка. (Уходит.)
Люси. А я к вашим, милочек! (В сторону.) Противное чучело! А все-таки брак – преотличная штука! Мне так захотелось замуж, прямо невтерпеж! Верховодить – это я сумею! Я ему покажу, кто в доме за главного! А ну-ка поупражняюсь! Предположим, этот стул – мой муж. Кстати, судя по всему, стул и вправду вполне может заменить мужа. Так вот: муж мне говорит: «Как вы себя чувствуете, дорогая?». – «Ах, дорогой, даже и не знаю, как себя чувствую. Мои чувства к вам не переменились к лучшему!» – «Прошу вас, дорогая, пообедаем сегодня пораньше». – «Право, дорогой, я не могу». – «Вы сегодня собираетесь в город?» – «Нет, дорогой». – «Значит, вы намерены сидеть дома?» – «Нет, дорогой». – «Может быть, мы сегодня покатаемся в экипаже?» – «Нет, дорогой». – «Тогда пойдем в гости». – «Нет, дорогой». Ни за что не сделаю как просят – вот и все! А потом – мистер Томас!… То-то хорошо! С ума сойти!
Входит Купи.
Ах! А это что за светский господин к нам явился?!
Купи. Покорный и преданный слуга вашей милости, дорогая кузина!
Люси. Он, наверное, из высшей знати – в разговоре ни капли смысла.
Купи. Не имею чести быть знакомым с вами, кузина, однако ваш батюшка был так добр, что допустил меня к вашей прелестной ручке.
Люси. Царица небесная! Какой распрекрасный кавалер!
Купи. Сударыня, меня зовут Купи, я имею честь быть учителем танцев.
Люси. Вы пришли научить меня танцевать?
Купи. Да, моя радость, я пришел научить вас очень милому танцу. Вы никогда не обучались танцам?
Люси. Нет, сударь, как-то не привелось. Правда, мистер Томас учил меня немножко на «раз-два-три».
Купи. Это ужасный пробел в вашем воспитании, но у вас будет счастливая возможность восполнить его, получив в мужья танцмейстера.
Люси. Конечно, сударь, только у меня не будет мужа танцмейстера. Папенька говорит, что я должна выйти за этого вонючего аптекаря.
Купи. Папенька?! Велика важность, что говорит ваш папенька!
Люси. А разве я не должна его слушаться?
Купи. Ни в коем случае! Вы должны следовать собственным склонностям. (В сторону.) Если она не слепая, я могу на них рассчитывать. (К Люси.) Ваш папенька старичок со странностями, очень смешной, немного с придурью, и вам бы надлежало смеяться над ним. Прошу прощения за свою вольность…
Люси. Можете не извиняться, я на вас не сержусь. Откровенно говоря, он и мне кажется невозможно смешным и странным – другого такого не сыщешь! Только вы ему не передавайте!
Купи. Что вы! Я ненавижу его за жестокое обращение с вами! Держать взаперти девицу такой красоты, такого ума и обаяния и даже не научить ее танцевать!… Да, сударыня, не уметь танцевать – позор для молодой леди! Читать-то он вас небось научил, об этом позаботился!
Люси. Да, читаю я хорошо и пишу тоже.
Купи. Так я и думал. Нет, за мной такого не водится! Посудите сами: все родители учат детей предметам низким, требующим лишь тупого повторения, а благородные науки оставляют в пренебрежении. Надеюсь, сударыня, вы простите меня, если я брошусь к вашим ногам и поклянусь оставаться на коленях до тех пор, пока меня не заставит воспрять сияние ваших улыбок.
Люси. Что вы, сэр! Я не знаю, как ответить на такие изящные речи! (В сторону.) Ах, какой мужчина!
Купи. Могу я надеяться на искорку вашей любви: самая маленькая искра, сударыня, зажжет в груди моей неугасимое пламя! О, спрячьте эти очаровательные глазки, не пронзайте меня их огненными лучами – они испепелят меня! Могу я рассчитывать, что вы будете думать обо мне?
Люси (в сторону). Я буду думать о тебе больше, чем позволю тебе догадаться.
Купи. Вы не хотите мне ответить?
Люси. Ах, я не знаю, что сказать… вы так меня смутили!…
Купи. А все потому, что вы не учились танцам! Танцмейстер живо отучил бы вас от робости. Позвольте подсказать вам слово, которое надо произнести, чтобы я мог рассчитывать на ваше снисходительное согласие избрать меня своим мужем.
Люси. Не просите, не скажу! Но…
Купи. Две недели! Но это для меня все равно что век того человека, который жил без конца . Ждать две недели после того, как вы сочетаетесь браком с другим! Нет, если вы решите отвергнуть меня, я наложу на себя руки!
Люси. О, не надо! Но поймите: я не в силах вас ненавидеть. А аптекарь сказал, что ни одна женщина на свете не выйдет за того, к кому не питает ненависти.
Купи. Ха-ха-ха! Конечно, любая светская дама должна ненавидеть подобное ничтожество. Но когда в мужья выбирают человека светского, его обожают всю жизнь.
Люси. Но я не хочу, чтоб вы думали, будто я люблю вас. Поверьте, я не люблю вас! Мне говорили, что, когда любишь мужчину, нельзя ему в этом признаваться. Я не люблю вас, право, не люблю!
Купи. Но могу ли я со временем надеяться на вашу взаимность?
Люси. Надейтесь, сударь, я не могу вам запретить. Мне ведь все равно, на что вы надеетесь. (В сторону.) Мисс Дженни говорит, что человека, который тебе по сердцу, надобно хорошенько помучить.
Купи. Оставьте мне хоть надежду, сударыня! Самые жестокие представительницы вашего пола – величайшие тиранки – и те не лишают человека надежды!
Люси. Нет, я не оставлю вам никакой надежды! Что выдумали – надежды! Да за кого вы меня принимаете? Я еще вам покажу, кто я такая! Нет, не оставлю я вам ни крошечки надежды, хоть вы помирайте у меня на глазах! (В сторону.) Вот, здорово его мучить!
Купи. Если вы жаждете моей гибели, я готов ради вас даже на это. (Вытаскивает карманную скрипку.) Ха! Проклятая судьба! У меня нет иного орудия смерти, кроме шпаги, которая не извлекается из ножен. Но я придумал, как помочь делу! В саду есть яблоня – там, там, сударыня, найдете вы меня висящим в петле!
Люси. Остановитесь! Ах, сэр, вы так поспешны! Как же это я с первой встречи скажу вам «да»? За мисс Дженни Флентит уже два года ухаживает с полдюжины мужчин, и никто еще не знает, кого она предпочтет. А за мной, выходит, и вовсе не надобно ухаживать? Так вот: будут за мной ухаживать, я так хочу!
Купи. Разумеется! Я стану за вами ухаживать после того, как мы поженимся.
Люси. Правда, будете?
Купи, Непременно! А если не буду я, найдутся другие.
Люси. Я не знала, что за замужними женщинами тоже ухаживают.
Купи. Все оттого, что вы не умеете танцевать. Многие женщины лишь потому и выходят замуж – ведь некоторые мужчины ухаживают только за замужними.
Люси. Ну, тогда ложно и за вас выйти. Погодите, но есть еще препятствие, правда, не очень большое.
Купи. В чем оно, моя радость?
Люси. Я обещала аптекарю, вот и все.
Купи. Пустяки!… Я лечу готовиться к свадьбе.
Люси. Идите, я согласна.
Купи. Но сперва один поцелуй, дорогой мой ангел! (Целует ее.) Ну, раз-два-три!… Я бегу! (Уходит.)
Люси. Ах, какой милый, какой неотразимый мужчина! Хорош, как Купидон, и обходителен, как лорд. Красивее самого мистера Томаса – уж что скрывать! – и почти так же нарядно одет. Теперь я смекаю, почему отец никогда не позволял мне учиться танцам! Если все танцмейстеры так изящны, не пойму, почему женщины не сбегают с ними? Ах, до чего же я недогадлива! Когда он вытащил свою музыку, надо было тут же попросить его сыграть на ней. Когда мы поженимся, я заставлю его поиграть! И танцевать он меня научит. Он будет играть, а я танцевать – то-то будет весело! А это кто? Еще один франт!
Входит Квейвер.
Квейвер. Мое почтенье, сударыня. Полагаю, кузен уже известил вас о счастье, которое он предназначает мне.
Люси. Нет, сэр, папенька ничего про вас не сказывал. Кто вы будете, растолкуйте, пожалуйста.
Квейвер. Я имею честь доводиться вам дальним родственником и надеюсь стать близким. Зовусь я, сударыня, Квейвером и имею честь обучать пению самых знатных особ.
Люси. И вы пришли учить меня?
Квейвер (в сторону). Меня радует ее желание учиться петь. Это несомненно свидетельствует о здравом смысле. (К Люси.) Сударыня, я буду счастлив научить вас всему, что знаю, и поверьте, я большой мастер в своем деле.
Люси. А я с удовольствием буду учиться. Говорят, у меня и голос есть, только я нот не знаю.
Квейвер. Им можно научиться, а вот голос приобрести нельзя. Голос – дар природы, величайший из ее даров. Человек бывает наделен разными достоинствами, однако без голоса он ничто. Все мудрецы утверждают, что музыка – благороднейшая из наук. Кто знает музыку – знает все!
Люси. Так начинайте же учить меня! Я мечтаю учиться!
Квейвер. Это еще успеется. Сейчас я должен сообщить вам нечто иное.
Люси. Что же?
Квейвер.
Люси. Очаровательно! Прелестно!
Квейвер. Могу ли я ждать награды?
Люси. Спойте еще – и я на все согласна!…
Квейвер.
Люси. Я таю, слабею, голова идет кругом! Я умираю!
Квейвер. Смею ли я надеяться, что вы будете моей?
Люси. Вы станете зачаровывать меня этак каждый день?
Квейвер. Каждый день и каждую ночь, мой ангел. (Обнимает ее.)
Входит Купи.
Купи. Что я вижу?! Моя невеста в объятиях другого! Сэр, не откажите в любезности объяснить, какое у вас право на эту особу?
Квейвер. Прошу вас, сэр, объясните, пожалуйста: кто дал вам право на подобные вопросы?
Купи. Но, сударь!…
Квейвер. Сударь!…
Купи. Сударь, эта леди – моя невеста.
Квейвер. Прошу прощения, сударь, – моя!…
Купи. Сударь!…
Квейвер. Сударь!…
Купи.
Квейвер.
Купи.
Квейвер.
Купи.
Квейвер.
Люси. Но послушайте, джентльмены, в чем дело? Пусть кто-нибудь один говорит, прошу вас!
Купи. Разве нет у меня причины гневаться? Не я ли застал вас в его объятиях?
Квейвер. А у меня разве нет причины? Не он ли назвал вас своей невестой?
Люси.
(К Купи.)
(К Квейверу.)
Квейвер. Проклятье!
Купи. Окаянство!
Вытаскивают шпаги. Люси убегает. Входит Блистер.
Блистер. Бога ради, джентльмены, в чем дело? Я уверен, что у обоих у вас умопомешательство. Позвольте пощупать ваш пульс, сэр. Надеюсь, вы не в бредовом состоянии?
Купи. Какое вам дело до моего состояния, сэр?
Квейвер. Как смеете вы становиться между двумя джентльменами, черт возьми?!
Купи. У меня руки чешутся обломить шпагу о твою голову, собака!
Квейвер. Мне не терпится проткнуть тебя, негодяй!
Купи. Знаешь ли ты, кто мы такие?
Квейвер. Да-да, знаешь ли, с кем разговариваешь?
Блистер. Любезные джентльмены, успокойтесь! Я глубоко сожалею, что вмешался в эту историю. У меня не было никакого дурного умысла.
Купи. Тем хуже, черт возьми, тем хуже!…
Квейвер. Да понимаешь ли ты, что значит разгневать джентльмена?!
Входит Гудвилл.
Гудвилл. Ай-яй-яй! Вы что, фехтование здесь затеяли?…
Блистер. Фехтование, говорите? Да они меня чуть не проткнули!…
Купи. Мы еще встретимся!
Квейвер. За мной дело не станет.
Гудвилл. Надеюсь, вы не поссорились? Вы же состоите в родстве, и притом более близком, чем думаете. Вас, мистер Квейвер, в юности послали за границу, а вы, мистер Купи, прожили всю жизнь в Лондоне. Тем не менее вы – кузены. Позвольте представить вас друг другу.
Купи. Милый братец Квейвер!
Квейвер. Милый братец Купи!
Блистер. Эти франты, я вижу, дерутся – только тешатся.
Купи. Я и сам заметил в нем что-то родственное, потому и не мог поднять на него руку.
Гудвилл. А вот еще один неизвестный вам родственник. Мистер Блистер, сын аптекаря Блистера, вашего дядюшки.
Купи. Надеюсь, вы простите нас – мы вас не впали.
Блистер. От всего сердца, кузен, раз уж дело кончилось добром. Но послушайтесь моего совета: вам бы сейчас не мешало отворить себе кровь и принять легкое слабительное. Я вам его пропишу.
Входит Вормвуд.
Вормвуд. Мое почтение, кузен Гудвилл. Как поживаете, дружок Купи? Как поживаете, дружок Блистер? (Гудвиллу.) На дорогах грязь непролазная, но я, как видите, послушен вашему приказу.
Гудвилл. Мистер Квейвер, это ваш кузен Вормвуд, стряпчий.
Вормвуд. Рад вас видеть, сэр. Здесь собралось столько родственников, что, по-видимому, семья намерена возбудить против кого-то судебное дело. Буду рад помочь советом, только давайте побыстрее: мне еще предстоит забрать по исполнительным листам имущество кой-кого из ваших соседей.
Гудвилл. Сегодня я позвал вас не по судебному делу. Короче говоря, я решил выдать свою дочь за кого-нибудь из родни. Если она и десять тысяч приданого подойдут вам и сами вы придетесь ей по нраву…
Блистер. Это невозможно! Она уже обещала мне.
Купи. И мне!
Квейвер. И мне!
Вормвуд. Как, она уже обещала троим? Тогда двое не получивших ее могут состряпать хорошенькое дельце против третьего – ее мужа.
Гудвилл. Ей решать. И если ее выбор пал на вас, мистер Блистер, я вынужден буду настаивать, чтобы вы бросили свое ремесло и поселились со мной.
Блистер. Нет, сударь, я не соглашусь оставить свою аптеку.
Гудвилл. Скажите, джентльмены, разве мое требование не разумно?
Все. Конечно, конечно!
Купи. Подумать только – десять тысяч фунтов какому-то аптекарю!
Квейвер. Он, видите ли, не желает оставить свое ремесло!
Купи. Если б я был аптекарем, я бы, верно, слова не сказал.
Гудвилл. Конечно, кузен, случись ей выбрать вас.
Купи. Но тут есть кое-какая разница. Я принадлежу к благородной профессии и не расстался бы с ней ни за что на свете!
Гудвилл. Пусть мистер Квейвер нас рассудит: он побывал за границей и видел свет.
Квейвер. Достойное решение. Кузен, я вижу, наделен тонким умом и понимает различие между искусствами и науками.
Гудвилл. Вас, я уверен, тоже нелегко будет убедить оставить свое нелепое ремесло – обучать людей пению.
Квейвер. Нелепое ремесло?! И вы называете ремеслом музыку, благороднейшую из наук? Я считал вас умным человеком, а теперь вижу…
Купи. И я вижу…
Блистер. И я.
Вормвуд. Меня удивляет глупость этих людей: за десять тысяч фунтов они не хотят отказаться от своей профессии.
Гудвилл. Кузен Вормвуд, вы-то уж наверняка бросите свою практику.
Вормвуд. Нет, сударь, не брошу. Не станете же вы равнять меня с какими-то скрипачами да танцмейстерами? Выдать дочь за правоведа – никому не позор. Что стали б вы делать без адвокатов? Кто знал бы тогда, что ему в самом деле принадлежит?
Блистер. Или без врачей? Кто знал бы тогда, здоров он или болен?
Купи. Не будь танцмейстеров, людям было бы все равно – на ногах ходить или на голове.
Квейвер. А без учителей пения они были бы все равно что немые.
Гудвилл. Боже мой, что я вижу? Моя дочь попала в руки этого малого!
Входят Люси и Томас.
Люси. Прошу вас, папенька, благословите меня! Надеюсь, вы не будете гневаться, что я вышла за мистера Томаса?
Гудвилл. О, Люси, Люси! Вот как отплатила ты за мою отеческую заботу!
Люси. Простите, папенька, я больше не буду. Если б я не вышла за него замуж, то стала бы клятвопреступницей. Но я все равно не вышла бы за него, если б он не повстречался мне, когда я бежала отсюда напуганная и сама не понимала, что делаю.
Гудвилл. Стать женой лакея!
Томас. Послушайте меня, сударь. Это верно – я лакей, но у меня хорошие знакомства. Я встречался за ломберным столом с благородными господами, и, когда сменю платье и в кармане у меня зазвенят монеты, они снова примут меня в свою компанию.
Вормвуд. Послушайте, мистер Гудвилл, дочь – ваша наследница. Я объясню вам, как начать судебное дело против этого пария.
Блистер. Разве вы не обещали мне, сударыня?
Купи. Мне ведь тоже было обещано!
Квейвер. И мне!
Люси. Вам всем не на что жаловаться. Пусть я обещала каждому из вас, но ему-то я обещала первому.
Вормвуд. Послушайте, джентльмены, если кто-нибудь из вас пожелает нанять меня, ручаюсь, что мы получим часть ее приданого.
Квейвер. Если б вы дали своей дочери хорошее образование и позволили изучать музыку, мысли ее настроились бы на более изящный лад.
Блистер. Все из-за вашего презрения к медицине! Кабы держали ее на диете, делали ей легкие кровопускания, давали слабительное, рвотное и ставили вытяжные пластыри, ничего бы подобного не случилось!
Вормвуд. Вам следовало послать ее на семестр-другой в Лондон, поселить близ Темпла , чтоб она могла вести беседы с молодыми законниками и получше узнать свет.
Люси.
Томас. Ваша дочь вышла замуж за человека, не чуждого образованности и знания света. Своей любовью к ней и покорностью вам я постараюсь заслужить ваше расположение. А ежели я носил ливрею, стоит ли горевать об этом? Я жил в знатном семействе и понял, что человека уважают не за то, каков он, а за то, какой у него достаток. В свете теперь ценят только деньги. И если я благодаря своей предприимчивости увеличу ваше состояние и завоюю положение в обществе, моя былая служба в лакеях не помешает моему сыну или внуку стать лордом.
Гудвилл. Что ж! Ты рассуждаешь как разумный малый. Пожалуй, моя дочь не могла сделать лучшего выбора, по крайней мере среди своей безмозглой родни! Пока я не скажу ни «да», ни «нет», ответ мой будет зависеть от того, как ты себя поведешь.
Томас. Постараюсь заслужить доброе о себе мнение.
Вормвуд. Надеюсь, кузен, вы не думаете, что я согласен даром терять время. Мне причитается шесть шиллингов и восемь пенсов за дорожные издержки.
Гудвилл. Природа создала тебя дураком, но профессия сделала негодяем. Нет, легче скопить состояние, чем найти ему достойного наследника. В этом я теперь убедился.
Блистер.
Купи.
Квейвер.
Люси.
Последний куплет исполняется хором.
Конец
ПРИМЕЧАНИЯ
An Old Man Taught Wisdom; Or The Virgin Unmasked
1734
[1] Михайлов день (29 сентября) – религиозный праздник, установленный в 487 г. в честь св. Михаила и всех ангелов и восходивший к языческим праздникам урожая. В этот день в Англии избирается лорд-мэр Лондона и взимается квартальная рента.
[2] Малообразованный Купи имеет в виду библейского патриарха Мафусаила.
[3] Темпл – район Лондона, где были расположены юридические конторы и так называемые Судебные Инны.