Оливия вдруг впала в ступор: добравшись до роскошного многоквартирного дома, где обитал Феррамо, она поняла, что, пожалуй, слегка переборщила в своих фантазиях. Она-то настраивалась увидеть нечто среднее между непотребно дорогим «Найтсбридж Отел ем» и интерьерами, в которых в начале своей диктатуры любил сниматься Саддам Хусейн: ковры, подобранные в тон, огромные диваны, вазы с цветами – этакое чудо флористики – рядом с гардинами, ампирные кресла в позолоте, светильники в восточном духе. В своем воспаленном сознании Оливия видела Феррамо с бородой, в тюрбане и роскошном халате с Калашниковым на груди. Ожидала попасть в комнату, где стоит тяжелый запах мускуса и каких-то восточных ароматов, царит турецкая (почему именно турецкая, она и сама не знала) нега – а в центре, рядом с одним из этих вычурных светильников, на молитвенном коврике, сидит, скрестив ноги, сам Феррамо.
Перед ней же было ультрасовременное здание: площадка перед входом и холл оформлены в минималистском стиле, с акцентом на морской тематике – все синее или белое, и повсюду круглые ниши, призванные, видимо, напоминать об иллюминаторах. Никаких вычурных светильников или ампирных кресел. Феррамо принадлежал пентхаус, занимавший сразу два этажа: девятнадцатый и двадцатый.
Выйдя из отливающего металлической белизной лифта (двери его, естественно, были сделаны наподобие иллюминаторов), Оливия огляделась и почувствовала, как у нее замирает сердце.
Этаж был превращен в одну огромную комнату со стеклянными стенами, которая выходила на террасу. С террасы открывался вид на бесконечную морскую гладь. Вдоль стены, во всю ее длину, протянулся бассейн с подсветкой: вода прозрачная-прозрачная, с легким оттенком в синеву – такой цвет бывает у бензина, и по ней – легкая рябь. Задняя же стена комнаты – там за стеклом полыхало закатное солнце, опускающееся за Майами, – взрыв оранжевого и нежно-розового, как форель, в небе.
Феррамо сидел во главе длинного белого стола, за которым шла игра в карты. Высокий, элегантный – Оливия просто физически чувствовала ауру силы и власти, окружавшую этого человека. Рядом с Феррамо стояла, положив ему руку на плечо, все та же индийская модель. «Просто как девица из службы сопровождения», – подумала Оливия. Длинные волосы индианки на фоне белого вечернего платья отливали темным блеском, – эффект усиливали сверкающие бриллианты.
Оливия сконфуженно отвернулась, вдруг испугавшись, что Феррамо каким-то образом узнает, какую чушь она о нем на придумала. Перед ней сидел умный, солидный бизнесмен: богатый, обладающий властью, но уж никак не террорист. Господи, как же хорошо, что она не ляпнула ничего Барри!
– Простите, как Вас зовут? – обратился к ней распорядитель на входе, державший в руке список приглашенных гостей.
– Оливия Джоулз, – пробормотала она, подавляя в душе желание прямо сейчас броситься к Феррамо с извинениями.
– Пожалуйста, сюда, – кивнул распорядитель.
Он подвел ее к официанту с подносом, на котором стояли напитки. Оливия предусмотрительно взяла стакан минералки – сегодня она не пьет ни капли спиртного – и обвела взглядом присутствующих, напоминая себе: «Никому нет до тебя дела. Каждый занят только собой, как и ты!»
Две девицы в маечках и узких джинсиках, сидящих так низко на бедрах, что это было уже почти за гранью приличия, обменивались воздушными поцелуями. Приглядевшись, она узнала в них двух S-образных красоток, что подпирали светильники в холле «Делано».
– Ой! – выдохнула одна из них, прикрывая ладошкой рот. – Черт возьми! У меня – точь-в-точь такая майка!
– Шутишь?! – в голосе второй послышались слегка истеричные нотки.
– Один в один!
– А где ты ее брала?
– В «Гэпе».
– И я. Тоже в «Гэпе».
– Ну! Дела!
Девицы уставились друг на друга, пораженные этим просто-таки магическим совпадением. Оливия подумала, что надо слегка им помочь, а то, неровен час, одна из них грохнется в обморок, прямо на ковер. Оливия пошла вперед, чувствуя, как белый ворс ковра проминается под ее шагами.
– Привет? Откуда вы друг друга знаете? – выпалила Оливия, сияя дружеской улыбкой и пытаясь загнать подальше подозрение, что глупее всех выглядит здесь она. Словно ее тоже угораздило быть обладательницей такой же гэповской маечки.
– Мы обе работаем в...
– Мы актрисы, – поспешно вмешалась вторая девица. Девицы были похожи друг на друга, как две эти злосчастные майки: высокая грудь, узкие бедра, обе – блондинки, волосы длинные, губки пухленькие (явный коллаген), смазаны блеском, а по контуру обведены карандашом. Единственная разница заключалась в том, что одна была намного красивее, чем другая.
– Актрисы! Здорово, – постаралась заценить Оливия.
– Деми, – представилась та, что была менее хорошенькой. – А это – Кимберли. А ты сама откуда?
– Англия.
– Англия. Из Лондона? – включилась в разговор Кимберли. – Я хочу как-нибудь в Лондон.
– Радуйся, что ты не там. У вас в Майами – блеск! – Оливия пыталась изобразить оживление.
– Мы не из Майами. Здесь мы так, на время. Вообще, мы из Лос-Анджелеса! Правда, Лос-Анджелес, это тоже, как сказать...
– В смысле корней, – Кимберли опять поспешила перехватить инициативу. – У меня в жилах кровь: итальянская, румынская. И еще чешская.
– Оливия, – пожимала она по очереди руки, чувствуя себя англичанкой до мозга костей. – Так вы, значит, здесь только на время? Работаете?
– Нет, – как-то рассеянно сказала Кимберли, подтягивая на себе джинсы. – Пьер просто выцепил нас на ужин.
– На ужин! Из Лос-Анджелеса! Класс! Вот это мужик!
– Угу! А ты – актриса? – насторожилась Кимберли. – Ты его откуда знаешь? Еще по Парижу?
– Какая из меня актриса! Я журналистка. А знаю – вчера вечером познакомились...
– Журналистка! Ух ты! А из какого журнала? – Кимберли не отставала.
– «Elan».
– «Elan»? Английский «Elan»? Слушай... Ты просто должна приехать в Лос-Анджелес! И нам там позвонить! Может, материал о нас сделаешь...
– Пишу, – кивнула Оливия, извлекая из сумки записную книжку – и поглубже, на самое дно, запихивая «Набор Робинзона». – Какой номер?
Девицы обеспокоенно переглянулись.
– Мы сейчас переезжаем, – пробормотала Деми.
– Но нас всегда можно найти через Мелиссу, – взяла инициативу в свои руки Кимберли. – Знаешь ее? Она пиарщица у Пьера.
– Или позвони нам на работу, в «Хилтон»...
Кимберли наградила Деми испепеляющим взглядом:
– Мы время от времени устраиваемся там поработать – чтоб было чем заняться между репетициями и пробами, – с нажимом сказала Кимберли.
– Нуда, – как бы невинно согласилась Оливия. – Который это из «Хилтонов»?
– «Беверли Хилтон»! – в голосе Деми появилась экзальтация. – Тот, что на углу Санта-Моники и Уилшир, знаешь? Ну тот, где вручают всегда «Золотой глобус». Я обычно, когда проходит церемония «Золотого глобуса», работаю в салоне у них. Ну, там, куда перед церемонией заходят макияж поправить... Потрясающее место. Просто потрясающее! Четыре витрины с косметикой. А духи, духи – какие захочешь... Туда все звезды заходят, знаешь? Николь Кидман, Кортни Кокс, Дженнифер Конноли – я их всех как тебя видела, – в двух шагах.
«О Господи, – подумала Оливия. – Вот уж, Усама бен Феррамо... Дешевый плейбой, надо же...»
– Могу представить, – сказала она вслух. – А Николь Кидман, какая она?
– Она... она потрясающая, – Деми прижала ладошку к сердцу.
– Но это все так, – Кимберли заговорщически склонилась к Оливии. – Мы ведь должны скоро сниматься. У Пьера в картине, слышала? Он же продюсер, и обещал нам...
«... Дешевый плейбой: нашел двух простушек, посулил...», – вертелось в голове у Оливии.
– Простите, девушки. Можно прерву вашу беседу? – послышалось у нее за спиной.
Оливия обернулась: к их группке подошел низенький человечек. Этакий мужчинка. Она отметила оливковый цвет кожи, волосатую грудь, видневшуюся в вырезе рубашки-поло. Желтой рубашки-поло. Волосы на груди, как и на голове, буйно курчавились. «Такие разве что на лобке увидишь», – Оливия внутренне поморщилась. От мужчинки пахло отвратительно сладким парфюмом. Он протянул руку, при этом взгляд его выразительно скользнул по груди Оливии.
– Привет, милая. Альфонса Перес. А ты...
– Здравствуй, миленок. А я – Оливия Джоулз, – она глянула на его ширинку, вложив в этот взгляд все, что думает о его достоинствах. – Познакомилась с Пьером на вчерашнем банкете...
– А-а, понятно. Тоже актриса? Может, у нас найдется для тебя роль? – в голосе его слышался сильный акцент, особенно резало слух гортанное «р».
– Спасибо, увольте. Можете сразу вычеркнуть меня из списка.
– Ой! Смешно! – объявила Кимберли.
«Интересно, почему американцы так любят говорить: «Смешно», вместо того, чтобы смеяться? Можно подумать, смех – это что-то такое, к чему прицениваешься, как перед покупкой...»
– Правда, мисс Джоулз? Вы действительно не хотите быть актрисой? – это был голос Феррамо. Как ему удалось подойти так, что никто этого не заметил?
Деми и Кимберли – те аж дыхание затаили. Глазами хлопают, губки приоткрыли, только что язычком по ним не проводят...
Ноги Феррамо обтягивали неброско-дорогие голубые джинсы. Плечи в мягком сероватом свитере из кашемира казались еще шире. Оливия усилием воли заставила себя дышать все так же ровно и не отводить взгляда от темных настойчивых глаз Феррамо. Тот вопросительно приподнял бровь.
– Я уже пробовала однажды... Мне предложили сыграть сразу несколько ролей в одной комедийной постановке... Почему-то постепенно все роли сократились до одной: роль горничной без слов. До сих пор помню ее имя: мисс Гайдид...
Девицы и мужчинка смотрели на Оливию просто с нескрываемым изумлением.
Феррамо же, казалось, наоборот, ситуация позабавила.
– Вы нас простите? – обратился он к компании, беря журналистку под локоть и отводя ее в сторону.
Чувствуя, что девицы обиженно хмурят бровки за ее спиной, Оливия пыталась справиться с привкусом превосходства и мыслью: «закадрила мужика», – обстановка к тому предрасполагала, но это не те игры, в которые она любит играть. «Разделяй и властвуй», – мысленно усмехнулась она. Вот, значит, как Феррамо управляется со своим курятником...
Навстречу им устремился официант с подносом.
– Нет, нет, спасибо, – поспешно произнесла Оливия, когда Феррамо протянул ей высокий бокал.
– Вы должны попробовать, – чувствовалось, что он слегка смешался. – Французское шампанское. Причем – лучшее.
«Да? А ты?» – подумала Оливия. Этот акцент... Что лее это был за акцент?
– Non, merci, – улыбнулась она. – Et vous? Vous êtes français?
– Mais bien sur, – он бросил на нее одобрительный взгляд. – Et je crois que vous parlez bien le français. Vous êtes, ou – je peux? – tu es une femme bien educatée.
«Образованная женщина... – подумала Оливия. – Хотела бы я быть образованной женщиной. Все мое образование – средняя школа в Уорксопе!» Она улыбнулась загадочной улыбкой, задавая себе вопрос, правильно ли она поняла слово «educatée» и говорят ли так французы? Надо будет потом проверить по словарю.
Оливия неплохо воспринимала языки на слух. Очень давно она обнаружила: даже при полном отсутствии знаний того или иного, ей довольно легко удается схватить, о чем идет речь. Собеседник может говорить какую-то тарабарщину на голландском, Оливия все равно улавливает, что же он имел в виду. Возможно, дело тут было в нюансах интонаций, выражении лица. В этом-то она разбиралась. Было время, когда отсутствие университетского образования заставляло Оливию кусать локти – и она сама занялась языками. Кассеты, книги, поездки по стране – ей удалось научиться довольно бегло говорить по-французски и сносно по-испански и по-немецки. А несколько поездок в Судан, на Занзибар и в Ламу, где народ, в основном, исповедует ислам, дали ей возможность нахвататься арабского. Жаль только, что журналистке, пишущей главным образом про моду, все это не нужно.
Прихлебывая шампанское большими глотками, Феррамо вел ее по направлению к террасе, обходя группки людей и игнорируя все их попытки привлечь к себе его внимание. Оливия чувствовала себя так, словно идет под руку с кинозвездой в день премьерного показа. Их провожали завистливыми взглядами. А эта индийская красотка так и ела их глазами.
– Я понимаю, мисс Джоулз, в вашей стране французов недолюбливают, – усмехнулся Феррамо, уже когда они вышли на террасу.
– Ну, здесь-то их любят еще меньше, разве нет? Как их называет Гомер Симпсон: помешанные на сыpax обезьянки? – как-то он на это среагирует? На всякий случай Оливия заигрывающе улыбнулась. Феррамо лениво оперся на оградку террасы, стилизованную под борт корабля, и жестом пригласил Оливию присоединиться.
– Мсье Симпсон, да. Кладезь человеческой премудрости. Ну а Вы, Вы-то что думаете? Вам, кажется, не чужда французская sensibilité?
Оливия облокотилась о холодный металл ограды и глянула вниз, на море. Было все так же ветрено, как и утром. По небу бежали клочковатые облака, в разрывах изредка появлялась луна.
– Я? Я против ввода войск... Вы ведь об этом...
– Простите?
– Все эти санкции за нарушение международного права! Те, кто их вводят, сами нарушают международное право. И не думаю, что Саддам имел отношение к атаке на здания ВТО. Он и «Аль-Каида»? Они ясе друг друга на дух не переносят. А все эти разговоры о химическом оружии – где доказательства? Благо бы, они чего-то не договаривали! Как же! Им нечего сказать! Единственный вывод, который остается: не надо слушать тех, кто у власти...
– Да уж. Актриса из Вас и впрямь не выйдет... – Феррамо рассмеялся. – Вы ведь все это искренне!
– Вам не кажется, что это звучит немного жестоко по отношению к актрисам?
– Бросьте! Вы только представьте: каждый день в Лос-Анджелес приезжает, как минимум, сотен пять молодых девиц, вознамерившихся стать актрисами. Слетаются, как саранча, – авось обломится кусочек богатства и славы. Ничто иное в жизни их не волнует!
– А мне казалось, иным из них Вы даже покровительствуете...
– Я просто хочу им помочь.
– Да что Вы? Хотелось бы верить...
Он вдруг обжег ее жестким взглядом:
– Знаете, это достаточно жестокая профессия.
– Пьер? – красавица индианка вышла на балкон, подошла к Феррамо и по-хозяйски взяла его за руку. Следом за ней появился весьма симпатичный, хорошо одетый мужчина лет сорока и остановился чуть в стороне. В нем было что-то от Джека Николсона, – если только смешать Николсона с котом Феликсом из комиксов.
– Пьер, я хотела познакомить тебя с Майклом Монтерозо. Помнишь, я о нем говорила? Он просто гений! Знаешь, как он помогает, когда возникают проблемы с кожей? На него весь Голливуд молится, – и индианка выразительно наморщила носик, словно приглашая Оливию принять участие в женском заговоре. – Без Майкла не обходится ни одно большое мероприятие! Ни одно!
На мгновение лицо Феррамо перекосила презрительная гримаса, но тут же ее сменила обходительнейшая улыбка.
– Ну конечно же, Майкл. Очень приятно наконец-то Вас видеть. Вы настоящий маэстро! – мужчины обменялись рукопожатием.
– Я бы хотел представить вам свою знакомую. Это Оливия Джоулз из Лондона, – продолжил Феррамо. – То, что она пишет, по-настоящему талантливо!
Феррамо слегка сжал руку Оливии, как бы приглашая ее присоединиться к задуманному им розыгрышу.
– А это, знакомься, Оливия, – Сурайя Стил.
– Привет, – холодно проронила Сурайя, ленивым жестом отводя со лба роскошные волосы, – чтобы они тяжелой волной рассыпались по ее плечам. «Ах, так?!» – подумала Оливия. Она всегда ненавидела баб, картинно поправляющих волосы. Демонстрация пошлого женского тщеславия: якобы незаметное любование своей шевелюрой – «все смотрят на меня и на мои потрясающие волосы». Способ привлечь внимание – «я так устала от этой гривы». Можно подумать, волосы поправляют вовсе не для того, чтобы они не лезли в лицо. Эй! Как насчет заколки или ленточки, если они так мешают?
– Это не Вы пишете о косметике в «Elan»? – промурлыкала Сурайя. Без шпильки не обошлось...
– Правда? – оживился Майкл. – Держите-ка: мол карточка – там же и адрес моего сайта. Я специализируюсь на микроподтяжках лица. Уникальная техника! Это я делал подтяжку Деворе – через три минуты она вышла на сцену получать эм-ти-вишную премию!
– Правда, она выглядела на все сто? – подхватила Сурайя.
– Вы меня извините? – Пьер сделал ленивое движение. – Мне пора к моим игрокам. Хозяин, который выигрывает в карты, не подарок, но хозяин, который выигрывает и на середине бросает игру... Это уж совсем никуда...
– Ну конечно, надо возвращаться, – оживилась Сурайя. «Какой же у нее странный акцент, – мелькнуло в сознании Оливии. – Что за дикая смесь: растягивает гласные, как это делают здесь на Запад ном побережье, а послушать, ЧТО она говорит, – девица из Бомбея, разве что из приличной семьи...»
– А то там уже слышится ропот недовольства, – Сурайя хотела оставить последнее слово за собой.
Майкл Монтерозо смотрел вслед уходящему Феррамо с нескрываемым разочарованием. Пожалуй, сейчас Оливия могла не напоминать себе затверженное правило: «Никому нет до тебя дела», это было явно лишним. В повадках Майкла все выдавало человека, который познал успех весьма поздно, но теперь вцепился в него мертвой хваткой и был намерен выжать из своей удачи все, что можно. Он рассеянно кивнул Оливии и стал шарить взглядом, нет ли поблизости более перспективного собеседника, чем какая-то журналисточка. Увидев подходящий объект, Майкл блеснул белозубой улыбкой.
– Трэвис! Как дела, старина?
– Спасибо, не жалуюсь. Рад тебя видеть.
Этот тип, обменявшийся с Монтерозо крепким мужским рукопожатием, был чертовски привлекателен: голубые глаза, волчий взгляд... Но Оливию едва не трясло от отчаянья.
– Как дела? – наседал Монтерозо. – Как роль?
– Не жалуюсь, не жалуюсь... Немного пописываю, немного работаю на этих модников, плюс колонка советов...
«Видно, не очень-то есть на тебя спрос на съемочной площадке...» – подумала Оливия, сдерживая улыбку.
– Оливия, ты, я вижу, познакомилась с Трэвисом Бранкато! Знаешь, что это он пишет сценарий для фильма, который запускает Пьер?
Чувствуя тяжесть на сердце, Оливия вежливо выслушала все, что Мелисса «имела ей сказать», и поспешила ретироваться – чтобы тут же нос к носу столкнуться с этими кретинами из «Break»! Ну, вылитые Бивис и Батхед! Они тут же поспешили с восторгом выложить ей, что в фильме Феррамо будут играть серфингистов, и познакомили с красивым темнокожим инструктором по дайвингу. Тот работал на отельчики, что расположены за чертой города, а в Майами приехал, чтобы забрать клиентов из «ОкеанОтеля». Он предложил провести ее завтра, в первой половине дня, по кораблю, а потом, может быть, и сплавать нариф: «Подозреваю, что работы у меня завтра особо не будет. Сегодня был всего один клиент. И того пришлось везти обратно: покуда я вез его на риф, выяснилось, что у него вшит кардиостимулятор!»
Тут Оливии опять не повезло, потому что явилась Мелисса, которая принесла пресс-релиз о новом фильме, том самом, что продюсирует Феррамо. Неугомонная пиарщица вывалила на нее кучу ненужной информации, включая ту, что Уинстон, инструктор по дайвингу, тоже примет участие в этом проекте в качестве консультанта по подводным съемкам. Волей-неволей, Оливии пришлось признаться: дело не в том, что она приглянулась Феррамо. Предполагалось, что она напишет статью о его новом фильме.
Оставив толпу, Оливия прошла в дальний конец террасы. Ее жгло разочарование, и она была зла на себя за то, что, как дурочка, дала себя использовать. Оливия уставилась на море, но никакого моря видно не было – спустилась ночная тьма. Невозможно было разобрать, где кончаются дюны и начинается пляж. Было только слышно, как волны накатывают на берег. В конце террасы удалось разглядеть железную винтовую лестницу, ведущую на крышу. Пожарный выход? Оглянувшись – не видит ли кто-нибудь, – Оливия поднялась наверх и оказалась на небольшом пятачке, укрытом от посторонних глаз деревянной обшивкой. Девушка уселась на корточки, спиной к ветру. Завернулась в накидку. Если бы Феррамо был бен Ладеном, это был бы один расклад. Если бы он был умным, солидным бизнесменом, положившим на нее глаз, – другой. Но он... Он был всего лишь дешевым плейбоем, окружившем себя целым гаремом снедаемых честолюбием дурочек (и дурачков), используя съемки фильма как предлог. Фильма, который никогда не выйдет на экраны. Но этим простофилям такое даже не приходит в голову. Они готовы на все.
На мгновение Оливия почувствовала себя брошенной и одинокой. Пришлось напомнить себе, что она – Оливия Джоулз. Оливия Джоулз, не желающая иметь ничего общего с мужиками, вся радость которых – помыкать тобой, использовать тебя, чтобы потом ты толкала коляску по просторам Уоркшопского торгового центра. Нет, она, Оливия, – самостоятельная женщина, которая путешествует по миру в поисках смысла жизни и впечатлений. И сейчас она встанет и просто уйдет с этой вшивой вечеринки.
Вдруг Оливия услышала, как скрипит лестница: кто-то поднимался наверх. Девушка не двинулась с места, но сердце ее отчаянно забилось. Но ведь она не сделала ничего такого. Разве нельзя подняться на крышу?
– Мисс Джоулз... Вы нахохлились – совсем как птичка...
Феррамо нес в руках бутылку шампанского и два бокала.
– Ну сейчас-то Вы не откажетесь выпить со мной? Бокал «Кристалла»?
Оливия сдалась. Пригубив колючего – действительно, из очень дорогих, – холодного, как лед, шампанского, она подумала: «Правило номер четырнадцать: иногда надо просто плыть по течению».
– Ну, а теперь скажите, – Феррамо слегка чокнулся с ней своим бокалом, – Вы уже вправе расслабиться? Вы закончили с работой? Статья написана?
– Да, со статьей все. Я уже занялась другой. Про «ОкеанОтель». Знаете? Видели этот плавучий небоскреб, пришвартованный в гавани?
– Что Вы говорите? Надо же! – в голосе Феррамо звучало оживление, но на лице появилась вдруг гримаса какого-то неудовольствия.
– Будь моя воля, я бы занималась новостями, Последними событиями, – Оливия поспешила сгладить неприятное впечатление. – Настоящими событиями... «Что же ты такое говоришь!» – мысленно выругала себя Оливия. – Нет, этот крем, это...
– Я понял, – пришел ей на помощь Феррамо. – Крем – никак не событие планетарного масштаба. А «ОкеанОтель» – что Вы хотите о нем писать? Собираетесь взять у кого-то интервью? Посетить корабль?
– Ну... да. Я тут познакомилась с очень милой парой. Они с севера Англии, как и я. Хочу завтра зайти к ним, посидеть и...
– Во сколько?
– Ну, утром...
– А может, не стоит? – пробормотал он, слегка отстраняя ее бокал и привлекая ее к себе.
– Не стоит? Почему не стоит? – недоуменно переспросила Оливия. Он был так близко, что она чувствовала его дыхание у себя на щеке.
– Ну... я думал... завтра утром... ты будешь завтракать со мной.
Он протянул руку, нежно коснулся ее лица, неуловимым движением – в опыте ему не откажешь – развернул его так, что она утонула в его глазах. В следующий момент он уже целовал ее. Сперва как бы неуверенно – она почувствовала лишь сухое прикосновение его губ, потом – со страстью. Горячая волна пробежала по телу Оливии. И вот уже она сама страстно целовала его в ответ.
– Нет, нет, – пробормотала она, отстраняясь. Что она делает?! Обжимается с каким-то плейбоем на крыше, покуда остальной его гарем прогуливается внизу?
Он бросил взгляд на террасу, одернул свитер. Постепенно дыхание его успокоилось.
– Я сделал что-то не так? – негромко спросил он.
– Мы только вчера познакомились. Я... я совсем не знаю тебя...
– Ну... да, – Феррамо задумчиво кивнул. – Ты... права. Ну так давай встретимся завтра, в девять, Я заеду в «Делано». И мы начнем узнавать друг друга получше. Хорошо?
Она кивнула.
– Сдержишь слово? Отложишь свое интервью?
– Да, – ей даже не придется ничего откладывать. Интервью назначено на одиннадцать.
– Ну вот и хорошо, – он протянул ей руку. Его зубы блеснули в ослепительной улыбке. – А теперь нам пора присоединиться к гостям.
Оливия была уже у дверей, собираясь покинуть вечеринку, когда взгляд ее случайно упал на список гостей, лежащий на столике у самого входа среди грязных бокалов и скомканных салфеток. Оливия уже протянула руку, чтобы взять его и сунуть в сумочку, когда дверь вдруг открылась и на пороге появились Деми, суетливо одергивающая свой топик, и молодой человек в темном – распорядитель сегодняшнего вечера.
– Привет, – несколько сконфуженно пробормотала Деми и поспешила смешаться с толпой.
– Я отдала Вам пиджак, когда входила, помните? – вооружившись заговорщической улыбкой, Оливия пошла в атаку на молодого человека. – Светло-голубой, из замши.
– Да, да. Одну минутку, я сейчас посмотрю. Какой у Вас милый акцент!
– Спасибо! – она наградила его еще одной, на этот раз – ослепительной – улыбкой. «У тебя тоже милейший акцент, – подумала Оливия. – Такой же французский, как у твоего босса».
– Господи! – она выбежала в коридор вслед за молодым человеком. – Простите! Я идиотка. Совсем забыла: я ведь не надевала пиджак!
– Ничего страшного, мадам.
– Нет, просто ужас, что с моей головой! Простите, Бога ради! – на всякий случай Оливия сунула ему пятерку.
Когда она спускалась к лифту, список гостей, многократно свернутый, был зажат у нее в ладошке.