Харриетт Мак-Клиннер закрыла глаза. Смотреть было больно, а воздух стал таким плотным, что с трудом проникал в легкие. Харриетт умирала. Ее тело терзали мучительные боли, спастись от которых уже не помогали уколы морфина. Но она не жаловалась. Ни разу гримаса боли не исказила ее лица, ни один стон не сорвался с ее губ. Старой Харриетт не хотелось, чтобы близкие видели ее страдания. Но сейчас ей вдруг стало легко. Она увидела себя в длинном тоннеле, в конце которого брезжил свет. По нему шел человек, протягивая к ней, Харриетт, руки. Это Уильям, ее муж, который оставил ее здесь, на земле, одну, уже много лет тому назад, пришел за ней. Он улыбается и зовет ее поторопиться. Она хотела устремиться ему навстречу, но не смогла…

Нежные и ласковые волны подхватили ее, качая и убаюкивая. Она ощутила себя маленькой девочкой, бегущей по пустынному пляжу. Она радуется свободе, свежему воздуху, пронзительному крику чаек. Рядом рокочет море. Она подбегает к нему, ждет, когда волна приблизится к ней, и убегает, боясь намочить туфельки. Она делает это раз за разом, и игра с морем не утомляет, не надоедает ей. Она слышит, что ее зовут. Поворачивает голову и видит отца, которой укоризненно грозит ей пальцем. Добродушная улыбка светится на его лице. Харриетт знает, что отец на нее не сердится. Она бросается к нему, зажмуривает глаза в ожидании, что вот-вот добрые сильные руки подхватят ее, но острая боль пронзает ее тело.

Харриетт открывает глаза и осознает себя в своей комнате, лежащей на кровати, рядом с которой стоят Джейн и Фрэнси. В их глазах застыло горе. Харриетт понимает, что пока не умерла, и радуется этому. Ей еще так много надо им сказать.

Джейн видела бабушку всего около месяца тому назад, но сейчас внешний вид старой женщины поразил ее. Еще совсем недавно это была высокая представительная леди, а сейчас она превратилась в маленькую сухонькую старушку. Было ясно, что жить бабушке осталось всего чуть-чуть, самую малость. Возможно, что ее часы уже отсчитывали последние минуты. Не выдержав свалившегося на нее горя, Джейн заплакала. Слезы медленно катились по ее щекам.

Неожиданно раздался тихий прерывистый шепот:

— Не плачьте, мои дорогие. Женщины должны быть сильными. И не надо жалеть меня, великую грешницу. Я скоро предстану пред Всевышним и отвечу за все. Прости меня, Фрэнси. Я разбила твою жизнь. Я сказала, что ты уже замужем, твоему…

Речь Харриетт обрывается. Губы ее еще пытаются что-то прошептать. Из уголка глаза выкатывается слеза. Вдруг изможденное болезнью и годами тело приподнимается и тут же падает назад, на подушки. По иссохшей руке проходит судорога, и рука замирает. Глаза открываются шире и так и остаются стеклянными, немигающими. Душа миссис Харриетт Мак-Клиннер отлетела от бренного тела, а за окном вспыхнула и упала звезда.

День, когда хоронили Харриетт Мак-Клиннер, выдался тихим. Ветра почти не было. Необыкновенный свет, которого нет нигде, кроме горной Шотландии, заливал маленькое кладбище. Причудливые скалы замерли, как караул, отдающий последние почести покойнице. Природа на свой манер прощалась с Харриетт, которая уже не могла видеть всю величественную красоту этих мест, где она родилась и провела долгие годы, где познала радости и горести жизни.

Вечером Фрэнси и Джейн сидели перед зажженным камином в гостиной. Огонь весело потрескивал, но их сердца сжимало горе. Комнату уже давно заполнили сумерки, но ни Фрэнси, ни Джейн не в состоянии были встать и включить свет. Они сидели молча, погруженные в свои думы.

— Я была очень молода, когда встретила Сэмюэля Мак-Клиннера. Высокий шотландец произвел на меня благоприятное впечатление. Я тогда работала продавщицей и очень хотела выйти замуж. Я мечтала, что мой муж будет состоятельным человеком и мне больше не придется стоять за прилавком, — тихо проговорила Фрэнси. — У семьи Сэма была гостиница, и это решило дело. Я тогда была глупа, легкомысленна, но очень красива…

— Ты и сейчас очень привлекательна, тетя…

— Подожди, не перебивай. — Фрэнси нежно коснулась плеча племянницы. — Я вышла замуж и оказалась здесь. Это я теперь люблю этот край, а тогда он мне показался диким и малопривлекательным. Кроме того, я была здесь чужестранкой, а ты же знаешь, как горды шотландцы. Свекровь не слишком обрадовалась выбору сына, а его сестра, твоя мать, тогда еще совсем юная девушка, открыто меня возненавидела. Она даже попыталась меня отравить…

— Что-о? Что вы сказали, тетя? — Глаза Джейн округлились, и дыхание ее остановилось.

— Да, как это ни странно звучит, она сделала такую попытку, правда неудачную, а я решила ей отомстить. Я уже говорила, что была глупа, жестока и очень скучала здесь. Развлечения я вскоре нашла, но они не делали мою семейную жизнь более счастливой. Сэм страдал, но мне было все равно. Потом в гостинице появился приятный молодой джентльмен. Твоя мать в него влюбилась. Это была ее первая, почти еще детская любовь. Она ее тщательно скрывала, но я заметила. Я была уже опытной женщиной, и мне не составило труда его соблазнить. Он влюбился в меня со всей безрассудностью молодости. А вскоре началось сумасшествие и с моей стороны. Меня словно закружил вихрь, я жила в каком-то бреду, не сознавая, что я делаю. Я полностью отдалась охватившему меня чувству. Мы любили друг друга так, словно вот-вот наступит конец света, а мы так и не успеем насладиться нашей любовью. А потом… Потом произошел несчастный случай. Нет, это я его убила! Сэм любил меня… — Фрэнси замолчала, стараясь не заплакать.

Хранила молчание и Джейн, потрясенная исповедью тети. Потом она снова услышала ее тихий голос:

— А я, грязная распутная тварь, была в это время со своим любовником. Я возненавидела и себя, и его. Он звал меня уехать с ним, говорил, что разделяет мое горе, успокаивал меня, обещал любить меня всю жизнь. Я же подумала, что мой отъезд будет предательством по отношению к Сэму, и осталась здесь, с Харриетт. — Фрэнси опять замолчала.

В комнате стояла такая тишина, что она казалась осязаемой. Огонь в камине погас. Раскачиваемая ветром ветка дерева за окном коснулась стекла. Этот звук, который никто никогда не услышал бы в комнате, сейчас прозвучал как выстрел.

Джейн решилась нарушить молчание:

— Ты больше никогда с ним не встретилась, тетя?

— Нет. Он звонил, писал мне письма, но я была неумолима. Спустя два года он женился. Его жену звали Фрэнси. Потом… Потом… Элизабет вышла замуж, родилась ты. Я полюбила тебя как родную дочь. Твоя мама даже ревновала тебя ко мне. К тому времени наши размолвки были забыты. Я давно простила ей ее глупую выходку. Твоя мама была не очень счастлива в семейной жизни. Мак-Грейн был легкомысленным и беспутным. И незадачливые женские судьбы еще больше нас сблизили. Потом твоя мама умерла, и я стала тебя воспитывать. Кроме тебя, у меня никого нет. Мне очень хотелось бы, чтобы ты была счастливее, чем твоя мама и я. Прости меня, моя девочка. Я давно хотела тебе все рассказать, но не находила в себе силы. Прости, если можешь…

— Тетя, за что? За что я должна тебя прощать? Я люблю тебя!

— Судьба его сына от другой Фрэнси перекрестилась с твоей.

— Что-о? — Джейн вдруг показалось, что мир перевернулся.

— Энтони Моррис сын Энтони Морриса, того самого, которого я когда-то любила. Внешне они не похожи, видимо сын пошел в мать. Поэтому я сразу и не догадалась…

Джейн замерла. Она сидела, уставившись в одну точку, и даже не заметила, что тетя ушла и она осталась в одиночестве. Мысли ее крутились вокруг извечной загадки бытия.

Что такое любовь? Почему и когда она приходит к людям? Почему так сложилась судьба ее тети, ее матери, ее собственная? Надо ли что-нибудь делать и исправлять уже содеянное? Может быть, все, что случается, к лучшему? И правда ли, что этот мир лучший из миров или это юдоль скорби? А люди, рожденные в нем, появляются только для того, чтобы испить предназначенную им чашу страданий. Страдала всю свою жизнь ее мать, страдала ее тетя.

А она сама? Воображение нарисовало ей Энтони Морриса, встречающего ее с букетом и предлагающего стать его женой. А она… Она бросила ему в лицо самую бессовестную ложь. Но она сделала это для его же счастья! Если бы она ему рассказала, то потом… Малейшая ссора, недоразумение… Разве без них кто-нибудь живет? И вот они садятся за стол, а он ест и боится, что она ему чего-нибудь подсыпала. Смогла же когда-то, сможет и сейчас. Вряд ли их семейное счастье продлилось бы долго. А так она переживет свое горе… Да и за все, что она совершила, неужели это такое большое наказание?

Ее тетя прожила одна целую жизнь только потому, что на свой манер искупала свою вину перед мужем. Неужели дядя Сэм это одобрил бы? Разве Фрэнси была виновата, что на море разыгрался шторм и дядя Сэм не спасся? Он любил тетю и, наверное, хотел, чтобы она была счастлива.

Тетя любила другого мужчину. Но кто волен в своих чувствах? Возможно ли, что дядя стал бы осуждать ее, если бы она еще раз вышла замуж? Нет, конечно нет! А счастлив ли тот Энтони Моррис? Как живет он со своей женой? Может быть, он до сих пор вспоминает тетю? Он же все-таки приезжал сюда через несколько лет? Зачем? Ведь именно тогда бабушка сказала ему, что тетя снова вышла замуж. И почему у него в номере умерла ее мать? Они встретились случайно, ей стало плохо с сердцем, и он повел ее к себе, чтобы она отдохнула? Или же ее мать пришла к нему, чтобы передать слова бабушки? Вряд ли!

Тетя Фрэнси сказала, что они с мамой подружились. А почему бабушка так поступила? Считала, что для тети Фрэнси будет лучше, если она не встретится со своим возлюбленным?

Джейн вздохнула. Теперь уже не установить, кто и какими мотивами руководствовался! Мама умерла давным-давно, бабушка тоже скончалась, а жив ли Энтони Моррис? Она поедет к нему!

Джейн вскочила с кресла, как будто собиралась отправиться в путешествие немедленно. Потом со вздохом опустилась снова. Какие же глупые мысли приходят в голову! Что она ему скажет? Как что? Тетя Фрэнси его любит до сих пор! Джейн в этом не сомневается. А вот имеет ли она право вмешиваться в чужую жизнь? Джейн с грустной улыбкой подумала, что и со своей-то она не очень разобралась. Вон сколько уже успела натворить, на многие жизни хватит.

Что ж, можно считать, что круг замкнулся. Хоровод женских судеб ее семьи остановился на ней, а она уже вышла из игры, спев свою сольную партию. И ей ничего не остается, кроме как продолжать жить.