— Кристи, почему ты молчишь? — Лиам провел рукой по волосам девушки.

Кристину морозило с того самого момента, как они вернулись из церкви, и Лиам отнесся с пониманием к ее состоянию, но теперь ее молчание начало настораживать. Они лежали, завернувшись в одеяло на ее кровати, полностью одетые.

— Мой отец поджег церковь, потому что решил взять дело в свои руки, — глухо сказала Кристина. Рука Лиама на ее волосах остановилась, и в эту же секунду сердце девушки пропустило удар.

Это правда.

— Аура жива, но вы все солгали об этом, — продолжала Кристина, обретая небывалую уверенность. Она села. — Вы все солгали мне о том, что моя лучшая подруга мертва. Ты позволял мне страдать на протяжении многих дней, позволял мне плакать, и мучиться, и даже ни разу не намекнул, что она жива.

Лиам резко сел. Его взгляд стал суровым:

— Я не понимаю, о чем ты, Кристи.

— Ты продолжаешь мне лгать даже сейчас, Лиам, после того, через что мы прошли. Я думала, что мы с тобой стали ближе. Ты сам так говорил, но это была очередная ложь, если даже теперь, когда я говорю тебе прямо в лицо то, что я узнала — ты отрицаешь это.

— Я не…

— Уходи, Лиам, — с трудом выдавила девушка. В горле встал ком. — Когда ты винишь других людей в том, что они грешны не забывай, кто ты сам.

Лиам ушел.

Кристина зашлась в рыданиях. Она плакала о себе; о том, во что ее превратило происходящее, и она хотела бы свалить все на Лиама, или на кого-нибудь другого, но на самом же деле, несчастья преследовали ее с самого рождения.

Она уткнулась лицом в подушку, вспоминая его слова:

— Мы связаны с тобой, Кристина. Мое тело с твоим, моя душа с твоей. Когда тебе плохо, я чувствую это. Когда тебе больно, я тоже испытываю боль. Твои травмы, становятся моими. Мы с тобой одно целое, не просто сейчас, но и всегда. Каждую секунду. Как бы далеко ты не была, где бы ни была, я найду тебя. Я чувствую тебя.

Но когда Лиам говорил эти слова, он не учел одного: это верно, что Кристина связана с ним, да. Но то, что чувствует он, чувствует и она тоже. И когда страдает Лиам, страдает она. И когда он лжет, она знает об этом.

* * *

Адам ждал встречи на кладбище в предвкушении.

Время приближалось к восьми, но ему не пришлось ждать долго: вскоре, в липком тумане, Адам увидел рассеянный свет фар, приближающейся машины, и отлепился от ворот.

Непримечательный, серый седан остановился, и Адам с кривоватой усмешкой направился к машине, предвкушая интересный разговор.

* * *

— Как ты справляешься со всем этим? — спросил знакомый голос с заднего сидения машины. Экейн посмотрел в зеркало заднего вида, спрашивая:

— Назови хоть одну причину, почему я не должен убить тебя прямо здесь, и сейчас.

Адам Росс поджал губы, словно размышляя, и постучал двумя пальцами по подбородку:

— Потому, что ты святоша? И, потому что мы находимся на кладбище где похоронили твою девушку. Но… ты можешь продолжать, если только… Аура не мертва.

Экейн внешне никак не реагировал, даже не взглянул на собеседника. Он даже не хотел быть здесь — это Кэмерон капал ему на мозги на протяжении нескольких часов, заставляя его вернуться из Нью-Йорка, чтобы убедить Адама, что Аура мертва.

— У тебя есть что-то весомое, чтобы сохранить тебе жизнь, хотя бы до вечера?

— На меня не действуют твои штучки, Экейн. — Адам скрестил руки на груди, откидываясь назад. — Ты можешь спрятать ее хоть в Аду, но я найду ее где бы она ни была. Сколько бы раз ты не инсценировал ее убийство, и где бы не прятал, я ее найду.

— Аура мертва.

— Нет, она не мертва, — стальным голосом возразил Адам. — Ты никогда бы не позволил ей умереть. Думаешь, я не знаю, что ты сделал три года назад?

Экейн сжал руль, но продолжал молчать.

— Тогда ты не смог с ней проститься. Думаешь, что теперь я поверю в то, что ты позволил ей сгореть в том пожаре?

— Она мертва. — Экейн испытующе посмотрел на Адама, сидящего с ухмылкой, на заднем сидении, даже не собираясь покинуть его машину.

— Не лги мне, Экейн, — сказал он. Из голоса уже исчезло всякое веселье. — Я ведь сказал: я связан с ней не меньше вас. Я чувствую, что она жива, и я найду ее.

Экейн зажмурился. Медленно выдохнул.

Адам Росс должен замолчать, пока не поздно…

— Ты никогда не думал, почему вас трое, а я один? — внезапно спросил он. Рэн посмотрел в зеркало заднего вида. Ему хотелось разорвать Адама на куски, и сжечь его в адском огне.

«Это я виноват», — напомнил он себе.

Адам сам ответил на свой вопрос:

— Потому, что даже господь знает — сколько бы вас не было, в любом случае, вас ждет неминуемый проигрыш.

Рэн молчал. В его груди все сдавило, словно сердце пытались запихнуть в слишком маленькую, неуютную коробку. Он сжал зубы.

— Знаешь, как я понял, что она жива? — Адам продолжал давить. — Я ее почувствовал. Не знаю, что вы с ней сделали, но я не мог ее ощутить, а лишь подозревал, что тут не обошлось без ваших фокусов. И целый год я ее искал, когда нашел пустой гроб. Я был везде — я следил за всеми вами, но я не смог ее отыскать. Но вчера, в день годовщины ее смерти, я ее почувствовал. И она почувствовала меня. Она зовет меня. Ты ведь этого не ощутил, верно? Ты ее не чувствуешь так, как раньше, верно? Она больше не твоя. Аура больше не принадлежит тебе.

— Что-то еще?

— Да. Ты скажешь мне, где она?

— Следующий вопрос.

— Не будь так дерзок, Рэн, — тон голоса Адама стал ниже, и в нем прозвучала угроза. — Ты — ничто, ясно? Все, что ты делаешь — все зря.

Лицо Рэна разгладилось. Он обернулся:

— Я ничего в жизни не сделал зря. Ни единого поступка. А ты?

— Что? — бесстрастно спросил Адам.

— 1987 год.

Глаза Адама стали стеклянными. Рэн знал, что он вспомнил. Он не мог не вспомнить этого.

— Да, — наконец сказал он. — Веселое было время.

— Тебе кажется веселым, то, что ты убил собственную мать, или что ты продал душу? — уточнил Экейн. Он затронул Адама за живое, он понял это, как только договорил.

— Я просил тебя о помощи, — сказал Адам, стараясь не выдать своих чувств, и все же, голос дрогнул. — Каждый день, я молил тебя об этом. И помнишь, что ты мне сказал тогда?

— Чтобы ты был терпимей.

— Я уверен, что ты стал бы терпимей, Рэн, — голос Адама стал пустым, бесстрастным.

— Я просил подождать.

— Стал бы ты ждать, если бы твоя мать прожигала на твоем теле ожоги от сигаретных окурков? Или, может, ты бы ее смог понять и простить, когда она заставила бы тебя спать на улице? Что ж, может быть. Но я не смог. И никогда не смогу простить ни тебя, ни ее.

— Она давно мертва.

— Не имеет значения. Даже если бы она умерла сотни тысяч раз, каждую секунду я бы провел в ненависти к ней. И к тебе. Ты не выполнил своего обещания. Своих обязанностей. Ты не сделал то, что должен был сделать, ты оставил меня. И теперь, все что происходит, это по твоей вине. Я стал таким из-за тебя. Поэтому, когда ты увидишь, сколько людей погибло от моих рук, знай: я разделил этот грех с тобой, Рэн.

Адам вышел из машины, хлопнув дверью.

Рэн Экейн еще долго не двигался. Его дыхание стало глубоким, сердцебиение замедлилось.

13 октября, 1974 год.

— Боженька, пожалуйста, — шептал малыш, стоя на коленях у кровати. Колени жгло огнем, но он тщательно молился, просил, чтобы Бог услышал его молитвы, и спас. Чтобы хоть кто-нибудь его спас.

Ему было пять лет. Два дня назад у него был день рождения, и Адам считал себя очень взрослым мальчиком, способным принимать разумные решения.

— Боженька, пожалуйста, спаси мамочку. Я хочу, чтобы мамочка изменилась, чтобы она больше не делала мне больно.

Адам, с чувством выполненного долга, но все же с неприятным осадком на душе — ведь он уже давно просил Бога сделать что-нибудь, — встал на ноги.

Может, Боженька спит?

Малыш вздрогнул и сжался от страха, когда услышал, как хлопнула входная дверь.

Мама вернулась.

«Мне уже пять лет, я должен быть смелым!» — укорил сам себя Адам, но все же быстро забрался в постель, и прикинулся спящим, надеясь, что мама не станет заглядывать в его комнату.

Но у мамы, похоже, были свои планы на вечер. Адам хмурясь, разобрал в прихожей несколько разных голосов. Незнакомых голосов. И кто-то все время требовал водки.

Адам накрылся одеялом с головой, и задрожал; его сердце колотилось, едва не выскакивая из груди, дыхание стало горячим. Внезапно кто-то дернул одеяло вверх, и малыш содрогнулся, и первое, что он увидел, это глаза мамочки — водянисто серые, расфокусированные. Она потянула за одеяло, выкрикнув:

— Я хочу, чтобы ты ушел, мне нужна эта комната, — заплетающимся языком закончила она предложение, и тут заметила кое-что под подушкой, и, отпихнув от себя Адама, она сказала: — Что это, проклятый мальчишка?!

Она вытащила маленький серебряный крестик, который малышу дала соседка.

— Почему ты прячешь его здесь, ты хочешь, чтобы Бог тебя наказал?! Он все видит! Он видит, что ты делаешь!

Малыш вспомнил слова соседки, о том, что Боженька живет на небе, и наблюдает за нами. Наверное, там сейчас находится и папа, и он смотрит на них, сверху, и улыбается. То есть, сейчас он, наверное, не улыбается, но, когда мама не кричит и она здорова, наверное, папа улыбается, и его карие, как у Адама глаза, светятся от счастья.

— Я хочу, чтобы ты убрался из комнаты. — Женщина нацепила на мальчика шнурок с крестиком.

— Мама, а где я буду спать? — спросил малыш, все еще ничего не понимая.

— Заткнись! Ты такой же как все они! — проревела женщина, сгребая сына вместе с одеялом, и сбрасывая на пол. Адам укутался в одеяло, и отошел к двери.

Наверное, у мамочки один из тех плохих дней, когда она делает плохие вещи. Но потом мамочка приносит Адаму конфетки, и Адам прощает мамочку — он же ее так любит!

— Убирайся! — Мама подтолкнула Адама к выходу в коридор, и малыш налетел на кого-то, и испуганно обернулся. В свете тусклой лампы он не увидел кто это, но это был мужчина, и он заслонял собой свет.

— Адель, что ты делаешь с этим ребенком? Кто он такой?

— Никто, — отмахнулась женщина, расправляя простынь на кровати Адама. Она даже не обернулась, взглянуть на сына.

— Что он здесь делает? — требовательно продолжал спрашивать тот же человек, и Адаму показалось, что ему не терпится избавиться от сына Адель. Малыш весь сжался от страха, предчувствуя беду.

— Ничего! — раздраженно рявкнула женщина. — Сейчас я его уберу, он не доставит нам проблем!

— Ох, какой маленький, миленький мальчик. — Адама неожиданно подхватили на руки, вместе с одеялом, и стали качать, и лишь спустя несколько секунд, он понял, что его качает взрослая женщина, с покрасневшими глазами, и короткострижеными волосами.

— Эй, отдай его сюда, — сказала Адель, выхватывая Адама из рук своей знакомой. Она его не удержала, и он шлепнулся на пол. Адам не хотел плакать, но из его глаз брызнули слезы, от обиды и боли.

Кто эти люди? Что они делают?

Они все плохие, и мама с ними!

— Мама! — захныкал Адам.

— Не беспокойтесь, я сейчас же избавлюсь от него! — Адель обратилась к дружелюбной женщине, и суровому мужчине, и дернула мальчика на себя, а затем, потащила его вон из дома.

Они жили на ферме дедушки, которую тот оставил папе, а когда и папа умер, то все перешло к маме, но мама не умеет ничего делать, и теперь преуспевающая ферма обанкротилось; постройки завалились, везде был хаос и разруха. У них никого не было, кроме собаки по кличке Сэмми, за которой ухаживал Адам. По сути вещей, Сэмми был единственным другом Адама, и теперь мама волочила сына к будке, в которой спал сейчас Сэмми.

— Сиди здесь! — приказала она, отбрасывая сына на промозглую землю. Было лишь начало октября, но в этом году, осень напоминала раннюю зиму: на деревьях, и земле были заморозки, и даже выступающие камни, вокруг будки Сэмми покрылись корочкой льда, а ведь Адам был лишь в пижаме, и даже без обуви.

— Мамочка, не надо! — он испуганно заверещал, как только понял, чего добивается мама. Она опять хочет, чтобы Адам спал в будке Сэмми. — Мамочка, мамочка! — запричитал малыш, хватаясь за ногу женщины.

— Если будешь продолжать орать, я тебя прямо здесь, придушу! Я сказала, заткнись! — вскрикнула женщина, влепив Адаму затрещину, такую сильную, что он опять грохнулся на землю. Она пошатнулась, но быстро восстановив равновесие, направилась к дому, что-то бормоча себе под нос.

Адам зашелся в рыданиях, кутаясь в своем грязном одеяле, и подогнув под себя ноги. Ему уже хотелось спать, и к тому же он был очень голоден, ведь он ничего не ел со вчерашнего дня; голова так распухла от слез, что казалось, сейчас она просто отвалится, потому что не сможет больше держаться на его тоненькой шейке.

— Сэмми, — рыдая, Адам обхватил тело собаки двумя руками, прижимая к себе. — Сэмми…

Несколько часов спустя, Адам уже дремал в будке Сэмми, вместе со своим лучшим другом. Он предусмотрительно укрыл их обоих одеялом, и еще раз помолился, сжимая в руке крестик, висящий на шее.

— Боженька, пожалуйста, помоги мне и Сэмми.

Но почему Боженька не помогает?

Наши дни

— Иногда с людьми происходят плохие вещи, — убедительно сказала Кристина, в ответ на оживленное возмущение соседки, что сидела рядом с ней в самолете, летящем в Нью-Йорк.

— Да, да! — согласилась женщина, кивая головой с копной крашеных рыжих волос, напоминающих львиную гриву. — Я тоже так думаю. Вчера, например, моя невестка, попала в аварию на велосипеде. Она хорошая. Никому ничего плохого не сделала, но случилось так, что с ней произошло несчастье.

Тут Кристина перевела взгляд от окна, на женщину. Наверняка ее взгляд был неодобрительным, потому что дама запнулась. Кристина вновь отвернулась к окну. Как же много таких людей, думала она. Людей, которые лгут изо дня в день. Изображают сочувствие, жалость, любовь, сострадание, а на самом деле, кто знает, что они чувствуют? Например, эта женщина, ее имя кажется на М… Она говорит, что переживает за свою невестку, однако по ее голосу, выражению лица, не скажешь подобного; везде ложь и лицемерие. Даже человек, которому она доверяла больше всех. Который четыре года говорил ей о том, что между ними сильнейшая связь — даже он солгал ей. И это не обычная, не примитивная ложь, которую можно простить. Эта ложь не потерпит прощения. Лиам солгал о смерти Ауры, после того, как на протяжении всех этих лет твердил Кристине, что она теперь связана с Аурой, что теперь в Кристине частичка ее души.

Худшая ее часть.

Кристина облокотилась о спинку сидения, абстрагируясь от болтовни женщины по имени М, проваливаясь в прошлое. В ту ночь, в 2011 году, Кристина думала, что умерла. Ее тело горело в огне. Не было сил открыть глаза, чтобы посмотреть, охвачено ли ее тело языками пламени, горят ли ее волосы, кожа, одежда, но ощущение было именно такое. Она проваливалась в беспамятство, она уже была на грани смерти, потому что ее телом завладевало что-то иное… Кристина задыхалась в жаре, проваливалась в прошлое. Это было словно кино перед смертью. Она вспомнила о смерти Кэтрин, вспомнила о том, что видела, как отец уходил на встречу с какой-то незнакомой женщиной, по имени Иззи. Для маленькой Кристины это имя ничего не значило, но потом, спустя время, она поняла, что все это взаимосвязано между собой. Кристина умирала, и она наслаждалась теми короткими мгновениями счастья, что принес ей этот фильм, в ее голове. Он помог ей забыть про боль. А потом кто-то подхватил ее на руки, и неожиданно, Кристина очутилась в ванной наполненной обжигающе ледяной водой. Она содрогнулась, от столкновения льда и пламени в ее теле, и едва не ушла под воду, но те самые заботливые руки, удерживали ее на поверхности.

Картинки из прошлого Кристины стали уходить, сменяясь расплывчатым лицом незнакомого юноши. Она его никогда прежде не видела, потому что если бы увидела, то никогда бы не забыла такого божественного, чистого лица. Его серые глаза были прикованы к ней, и в них было столько страха и переживания, сколько Кристина еще никогда не видела ни у кого по отношению к ней.

— Кристина, я думал, ты не вынесешь этого! — сероглазый притянул ее к себе, прямо в ванной, одной рукой обнимая плечи, другой голову, и совершенно не заботясь о том, что он может намочить свой белый свитер.

Он словно ангел.

— Ты ангел? — спросила девушка, до сих пор не в силах пошевелиться. Лиам убрал ее мокрые волосы с лица, и поцеловал в лоб. Еще никто никогда не целовал ее вот так, словно она драгоценная, словно от прикосновения, она может рассыпаться.

— Мне так жаль, мне так жаль! — шептал этот юноша. — Я боялся, что могу не успеть, что я не успею тебя спасти. Если бы здесь был Кэмерон, он бы смог вернуть тебя, но я не могу. Боже…

Этот парень, в чьих умственных способностях, Кристина начинала сомневаться, но который по-прежнему казался ей невероятно милым, привстал, и, погрузив свои руки в воду, и положив на талию Кристине, быстро, не прилагая особых усилий, вытащил ее из воды, разбрызгивая на серый кафель капли.

Кристина повисла на нем, и они быстро стали мокрыми.

— Тебе нужно срочно сменить одежду, — тут же забеспокоился незнакомец, — я не хочу, чтобы ты простудилась.

Он поставил ее на пол.

— Почему? — спросила Кристина. — Какая тебе разница, что со мной случится? Я тебя даже не знаю.

— Потому что теперь, я должен позаботиться о тебе. Меня зовут Лиам, я говорил.

Сказав эти слова, Лиам подхватил Кристину на руки, отнес в комнату, и завернул в одеяло.

«Лиам, — повторила про себя Кристина. — Имя не для Ангела».

Лиам сел рядом с ней на кровать, продолжая изучать ее лицо, и у Кристины вдруг мелькнула мысль, что ей хотелось бы выглядеть более достойно, и познакомиться с этим парнем при других обстоятельствах, а, не умирая в нижнем белье в ванной.

— Кто ты? — спросила Кристина напрямик, молясь, чтобы этот парень не был человеком ее отца. Это будет несправедливостью судьбы.

— Ты уже сказала кто я, — с мягкой улыбкой произнес Лиам. Кристина залюбовалась его светлыми, прекрасными волосами, более темного оттенка, чем у нее самой, но намного мягче на вид. Она прикусила внутреннюю сторону щеки, пытаясь побороть желание прикоснуться к ним. Хотя бы чуть-чуть. Но, она сидит перед ним в трусах, завернутая в одеяло, поэтому это будет неуместно. — Ты уже назвала меня.

— Не припоминаю, чтобы вслух высказывала какие-то догадки, — с сомнением пробормотала Кристина, натягивая одеяло до подбородка, чтобы никакой кусочек ее кожи не был на виду.

— Я ангел Смерти, — серьезным тоном сказал Лиам, и от этого было еще смешнее.

— Мой отец хочет свести меня с ума.

— Твой отец тут не причем, — сказал Лиам. Ангел Смерти. Ха! Три раза! — Я пришел, потому что должен был удостовериться, что с тобой все хорошо, ведь Рэн чуть не угробил тебя. Вот если бы тут был Кэмерон, он бы помог…

— Стоп, стоп, стоп! — Кристина повысила голос зажмурившись. — Ты псих?! Выметайся из моей комнаты!

— Ничего страшного, что ты мне не веришь, Кристи. Но я здесь, для того, чтобы помочь тебе.

— Не зови меня так! Это тебе нужна помощь!

Он чертовски горяч, но, если он возомнил себя ангелом Смерти, ему не место здесь.

— Мой брат, Рэн уже давно присмотрел и выбрал тебя. Я не знаю, почему именно ты, но теперь, ты наша. Теперь ты с нами. Никто не спрашивает у него, из каких соображений он выносит приговор одним, и прощение другим, но он всегда верен в решениях. И сейчас он решил, что ты подходящий сосуд, для человека, которому требуется спасение.

— Что? Что? — Кристина отползла от Лиама. Вообще-то она не считала его ни опасным, ни агрессивным, а даже напротив: этот парень был действительно милым. Но, к сожалению, он считает себя ангелом Смерти. Кристина, не сдержавшись, спросила:

— А разве ангел Смерти не должен быть другим?

— Нет, он должен быть именно таким, каким я и являюсь. Если бы за умирающим человеком явилось двухголовое чудовище, он бы явно не обрадовался. И не согласился уйти.

— Уйти? — забеспокоилась Кристина. — Куда уйти?

— Тебе не нужно знать об этом. Ты никогда не умрешь. Ты с нами.

— С вами? С кем? Зачем я вам?

— Сегодня кое-что произошло.

— Я не желаю ничего знать. Ты конечно милый, и спасибо, что ты вытащил меня из ванной, и помог сбить жар, но теперь, я хочу, чтобы ты ушел. У меня много странных и подозрительных знакомых, и я не хочу, чтобы в них еще и числился ангел Смерти.

— Ты все же мне не веришь. Я понимаю.

Лиам (о Боже, он действительно прекрасен, хоть и псих!) встал, и у Кристины возникло плохое предчувствие. Она, не отрываясь, следила за тем, как Лиам берет из вазы цветок, и протягивает ей. Кристина, пораженная этим жестом, высвободила одну руку, и все еще не понимая, что этот парень творит, взяла цветок.

Их пальцы соприкоснулись, но Кристину шокировало не это. Красивый, свежий цветок медленно завял, прямо в руках девушки.

— Зачем ты сделал это?! — воскликнула она, даже не сомневаясь в том, что Лиам как-то к этому причастен. Может, он отравил воду, в которой стояли цветы?

— Я сделал это, чтобы показать тебе, что я говорю правду. Мне пришлось убить этот цветок, чтобы ты поняла, что я не шучу.

Девушка опустила цветок на подушку, в ужасе глядя на парня. Он сел в кресло рядом с кроватью, и тем же тоном продолжил:

— Ты можешь верить, или не верить, — снисходительно улыбнулся он. (Восхитительная улыбка!). — Но на самом деле, это не имеет значения. Я никуда не исчезну. Я продолжу быть здесь, рядом, потому что мое место теперь рядом с тобой.

Кристина слушала, опустив голову на подушку. Ей почему-то очень захотелось плакать.

— Сегодня произошло то, чего мы боялись. Мы едва предотвратили Ад на земле. Рэну, моему брату пришлось кое-что сделать. Кое-что, что не входило в наши планы.

— Что ему пришлось сделать? — Кристина все еще не верила ему, но раз он все равно не исчезнет, так почему бы не выслушать его?

— Ему пришлось разделить человеческую душу на две половины, — с сочувствием сказал Лиам. Его щеки стали бледными от чего-то. — И одна часть души этого человека, в тебе.

Кристина сглотнула. Она только отошла от болезненных ощущений, и вот она выслушивает всякий бред от незнакомца. Но откуда, спрашивается, эта боль? Откуда страдания, внезапно свалившиеся на нее?

— Это худшая часть. Темная половина. И она теперь в твоем теле — неотъемлемая часть тебя.

— Что ты такое говоришь?.. — с сомнением пробубнила девушка. — Думаешь, если бы во мне был кусок чьей-то души, я бы об этом не знала?

— Мне жаль, Кристина. Мне действительно очень жаль. Дело в том, что ты очень хорошая. Ты чистый человек, и Рэн решил, что тебя не уничтожит темная половина души.

— Я ЧУТЬ НЕ УМЕРЛА! — рявкнула Кристина. Она не знала в какой момент поверила этим россказням, и поверила ли вообще, но теперь она страстно желала доказать, что все происходящее несправедливость!

— Мне жаль, Кристи, — повторял Лиам, глядя на нее щенячьими глазами. — У нас не было другого выбора. Но теперь ты не одна. Мы будем с тобой, и поможем справиться. Теперь тебе не нужно бежать, мы сможем защитить тебя.

Кристина опустилась на подушки, все обдумывая.

Лиам сумасшедший, это однозначно. Но, чтобы вырваться из его безумных лап, ей придется подыграть. Это будет несложно, потому что, он говорил весьма интересные вещи. Надо же, быть чокнутым и верить в такое! Это не какие-то там инопланетяне. Хотя, может, Лиам и в них тоже верит, он ведь думает, что он — ангел Смерти, и думает, что его брат тоже такой.

— Я не хороший человек, — наконец сказала она. — Я не раз угоняла машины, и один раз мне даже пришлось пробыть целую ночь в тюрьме, потому что мой отец был на переговорах в Японии, и некому было меня забрать. А мой старший брат уехал. А еще, меня заставили целый месяц заниматься общественными работами. А еще я один раз украла белье из магазина. Просто так.

Лиам улыбнулся. Кристина не увидела, а словно почувствовала, но, когда посмотрела на юношу, он был предельно серьезен, и не улыбался.

— Я говорю не о поступках человеческих. Я говорю о твоей душе. Ты делала это не потому, что это доставляло удовольствие, а потому, что хотела любви своего отца, который на самом деле не способен на это. Ты с самого детства пыталась привлечь его внимание. Ты, как и любой другой ребенок хотела отеческой заботы, но получала лишь требования вести себя соответственно, не капризничать, и не делать вещи, что не принесут дохода, либо опозорят семью.

— Не твое дело! — рявкнула Кристина.

— Я не хотел тебя задеть, Кристина.

— Но ты все равно сделал это! Ты… откуда ты все это знаешь?! Ты не знаешь, что у меня в душе! И не смей думать, будто знаешь меня!

— Я знаю тебя. Я знаю о тебе все, и даже больше.

Что означало это даже больше? Кристина побоялась спрашивать, потому что боялась услышать ответ.

— Это зашло слишком далеко, Лиам, — строго сказала девушка, приподнимаясь на кровати.

— Когда это зайдет слишком далеко, ты узнаешь, и оценишь разницу. Просто я хочу, чтобы ты знала: все мысли, что в твоей голове, все твои ощущения, что ты испытываешь, и чувства — я все знаю.

Он блефует.

Кристина закрыла глаза.

Ее мысли сумбурно путешествовали в голове, складываясь в слова, и выныривая фразами, звучащими голосом Лиама, и когда она проваливалась в сон, она все еще слышала его голос:

— И когда ты уйдешь, Кристина, я буду знать, где тебя искать. И я приду тебе на помощь, когда буду нужен. Теперь мы связаны.

Дом номер тринадцать, квартира «Н».

Кристине хотелось бы быть не здесь, не в этом месте, подвергая сомнению слова людей, что стали самыми близкими на свете. Кристина рассматривала отполированную дверь квартиры, вспоминая, как год назад, она пришла к Рэну, просить прощения. Она плакала, а он утешал ее. Он много раз сказал это: «Кристина, Аура мертва. Ничто не сможет вернуть ее назад. Твои слезы не помогут».

Ее и не нужно было возвращаться, потому что Аура никуда не уходила. Она прямо здесь, за этой отполированной дверью. Экейн мог прятать ее лишь там, под своим круглосуточным наблюдением. Потому, что он сделает для нее что угодно. Спрячет ее где угодно, чтобы никто не понял, что с ней произошло.

Кристина испытывала по этому поводу двойственные чувства: злость от того, что Рэн солгал. Он смотрел ей в глаза, утешал, и говорил, что Аура мертва. И он позволял Кристине считать, что это так. Боже, Кристина теперь понимала, за что Аура ненавидит этого проклятого Гробовщика! За его ложь, за то, что он не мог сказать правду, лишь окутывая ее паутиной лжи. Но еще Кристина где-то в глубине души, понимала, что Рэном движет его эгоистичная любовь — причина всех его неординарных поступков. Чтобы защитить Ауру, Рэн способен на все. Как и говорил Адам.

Кристина достала копию ключа от квартиры из рюкзака, и отперла дверь. В прошлый раз, Рэн дал ей свой ключ, потому что не мог предположить, что она придет к нему, в поисках Ауры, особенно после того, как Кристина отдалилась от них всех. Рэн подпустил Кристину так близко к Ауре, насколько мог, но она так и не поняла, что подруга жива.

Кристина с волнением ступила на порог, затем, закрылась изнутри.

Квартира была огромной, с большим арочным окном, с левой стороны. Там же стоял полукруглый диван у декоративного камина из белого мрамора. Рядом столик с документами, у противоположной стороны стеллаж с книгами. Кристина прошла вперед, осторожно ступая по мягкому ковру. Она подошла к большой, раздвижной двери, и заглянула внутрь. Спальня Рэна в выдержанных тонах; здесь была лишь огромнейшая кровать, с черно-фиолетовыми простынями, и столик; на нем лампа. Больше ничего.

Кристина вышла из спальни Экейна, и подошла к другой комнате.

Открыла дверь.

Сердце едва ли не выскакивало из груди.

Она так давно не видела Ауру, что теперь, губы Кристины задрожали, и она стала всхлипывать, и тереть глаза в бесполезных попытках остановить слезы. Хотелось рыдать навзрыд.

Кристина подошла к огромной постели, и всмотрелась в лицо Ауры. Она вспомнила, как та часто жаловалась на свою бледность, которую Кристина могла назвать аристократической, теперь же эта бледность была болезненной. Аура была похожа на привидение. Ее кожа стала тонкой и словно прозрачной, ее отросшие, лунного цвета волосы были распущенными, и лежали вдоль тела, пухлые губы обычно розового оттенка были бледными, и невыразительными.

Что, если мозг Ауры мертв? Что, если Рэн оставил ее тело здесь, чтобы душа не покинула его? Нет, Рэн Экейн так никогда бы не поступил. Он был эгоистом, но он делал всегда обдуманные поступки, и никогда не ошибался. Он ведь ангел Судьбы, и он не допускает ошибок: он решает, кто должен вынести тяжкое бремя трагедий, а кто может спокойно жить, не зная боли. Рэн не мог быть расчетливым настолько, чтобы оставить Ауру лишь потому, что она носитель особенной души. Он сделает ради этой девушки все, что угодно — он даже отнял жизнь Кристины, решив, что она достаточно сильна для всего этого. Если Аура все еще здесь, значит, Рэн знает, что она вернется.

О Боже, Аура действительно жива!

В Кристине вновь проснулась ярость. Она жива. Аура жива, а Кристина столько времени, горевала по ней. Она просила у Рэна прощения, она плакала у него на плече, она страдала, и говорила Лиаму как ей тяжело. Она отдалилась от них всех, но никто…никто не сказал ей правды! Никто не удосужился сказать, что Аура жива, что она рыдает напрасно! Никто не посвятил ее в планы, частью которых невольно стала она сама. Даже Адам Росс знал больше нее, ведь он не столь наивен и простодушен, как она.

Адам понимал, что эти трое ни за что не допустят Ада на земле, они сделают все, для того, чтобы уберечь людей. Даже Адам понимал, что здесь что-то не так, что его водят за нос. Почему они не сказали Кристине, что Аура жива?! Почему утаили правду?! Разве они не видели, как ей тяжело и больно от того, что она думает, что ее единственная подруга мертва, что у нее больше никого нет?

Кристина дотронулась до руки Ауры. Холодная, словно лед.

Словно мертвая.

Впервые девушку посетила ослепляющая злость. Яростная, проникающая в организм, как яд. Это она. Ее действие, поняла Кристина. Аура явно жива, если рядом с ней Кристина ощущает столь ослепительные чувства.

Кристина села в мягкое кресло рядом с кроватью подруги, представляя, как Рэн часами сидел здесь, наблюдая за девушкой, которую любит уже столько лет, которую так старательно оберегает. Наверняка, он сидел здесь, продолжая строить свои коварные планы, в которые он никого не хотел посвящать.

Почему Рэн всегда так своеволен в своих поступках, и решениях? Почему он никогда никому не доверяет? Он так одинок и печален, что не способен никому сказать о том, что он чувствует. Может, потому он не способен сделать правильный выбор — потому что он не знает, как это? Нет, абсурд. Почему Кристина должна пытаться оправдать его? Он ни разу не сделал ничего для нее, но сама же Кристина пожертвовала жизнью ради них. Каждую секунду она прожила ради неведомого ей самой плана, словно пешка в чужой игре. А она и была пешкой. Никто ей никогда не доверял.

Губы Кристины снова задрожали. Она ощущала себя очень странно сейчас, словно все навалилось на нее в один миг. Осознание того, что ни Лиам, ни Рэн, ни Кэмерон ей не доверяли с самого начала, ведь она «лишь человек», причиняло боль.

Кристина перевела взгляд на умиротворенное лицо Ауры, бледное, но живое. Она жива. Отец не смог добраться до нее. Этот лицемер считает ее злом, в то время как сам, прикрываясь религией, и считая, что творит правосудие, худшее зло.

Любопытно, что бы он сделал с Кристиной, зная, что она — часть этого зла.

Ответ ясен.