Один вдох.

Второй.

Грудь поднимается, опускается. Снова поднимается. Снова опускается.

Я чувствую, что совсем одна в комнате. Я слышу тишину. И я дышу.

Я вдыхаю.

Не то, чтобы я не дышала раньше, разумеется, дышала. Я всегда была в сознании, я слушала, что происходит вокруг. Я слышала их. Но они не слышали меня.

Со мной рядом всегда был он. Я ощущала его присутствие, почти физически. Он убирал с моего лица волосы, он держал мою руку, и иногда говорил со мной. Просил прощения за то, что так поступил.

Это Рэн Экейн.

И я его никогда не прощу.

За то, что я оказалась в его власти. Действительно, в его власти — не тогда, когда была заперта в психушке, а теперь, когда он запер меня в моем теле. Я не двигалась. Не могла открыть глаза, не могла вымолвить ни слова. Лишь в моей голове мои мысли перетекали из картинки в картинку. Последнее что я помню — моя мать…точнее, Изабелль убила меня. Она всадила нож в мое тело, так глубоко, что кровь хлынула фонтаном, и как бы я не прикрывала рану, я не могла закрыть ее. В конце концов, мое тело ослабло, голова опустела, и я опустилась на самое дно темноты. А потом появился Экейн. Он забрал меня. Он заключил мое тело в невидимые оковы, чтобы я не могла пошевелиться. Я не часто слушала его слова. Обычно, я плавала где-то на границе между жизнью и смертью. Каждый день в моей памяти то и дело вспыхивали незнакомые мне воспоминания — особенно, когда Рэн Экейн держал меня за руку. Словно бы это он мне посылал их в голову.

Я смотрю в его черные глаза, но вижу в них не просто мрак. Я вижу в его глазах звезды, такие яркие и притягательные, что я жажду обнять его, притянуть к себе, утолить жажду.

В нем есть что-то, что я не могу объяснить, что-то такое, что не просто описать словами… Я просто знаю, что он моя половина, то, что нужно мне, чтобы уравновесить меня. Мне нравится все — строгий взгляд его темных, как ночное небо, усеянное звездами, глных, как ночное небо, усеянное звездами, глаз. Его крепкие руки, на которых я вижу выступающие вены, его крепкий торс, где переплетается татуировка, витиеватой спиралью Судьбы, с маленькими бусинками времени, на спину, и поднимается вверх. Его волосы, густые, темные, притягивающие мои пальцы. Я слишком часто делаю это — притягиваю его к себе, к своему лицу, запутываясь пальцами в его волосах. аз. Его крепкие руки, на которых я вижу выступающие вены, его крепкий торс, где переплетается татуировка, витиеватой спиралью Судьбы, с маленькими бусинками времени, на спину, и поднимается вверх. Его волосы, густые, темные, притягивающие мои пальцы. Я слишком часто делаю это — притягиваю его к себе, к своему лицу, запутываясь пальцами в его волосах.

Это не могут быть мои мысли. Я никогда в жизни ни о чем таком не думала. Ни об одном парне. И точно не о нем. Рэн Экейн — чудовищная ошибка в моей жизни, перевернувшая все с ног на голову. Он испортил мою жизнь, испортил меня и мой внутренний мир, и теперь я сломанная кукла, которую невозможно подчинить, и которой может управлять лишь он. Он наслаждается властью, даже тогда, когда говорит, что сожалеет о том, что со мной случилось. Даже тогда, когда делает вид, что он искренен. Я не знаю в чем причина моих несчастий. Я не знаю, почему он так поступает. Я не вижу логики действий ни в одном из его поступков. Они все неправильные. И я готова была бы оставить все позади, но мне даже этого не удалось. Рэн Экейн никогда не позволит мне сбежать. Он всегда будет где-то рядом. Следить за тем, чтобы я не вспомнила какую-нибудь изобличающую подробность из своего прошлого, что-то, что могло вывести их на чистую воду.

…Я прикасаюсь к нему, осторожно, и мои пальцы дрожат, потому что я напряжена, зная, что своей близостью могу его напугать, и тогда он никогда не позволит мне прикоснуться к нему, и попробовать его губы на вкус. И когда, наконец, я касаюсь его шеи, он смотрит на меня со строгим предупреждением. Он говорит, что я не должна касаться его. Никто не должен. Но я ХОЧУ. Я хочу это сделать, во что бы то ни стало. Этот свет, что внутри него, такой сильный, и я хочу его вобрать в себя, до единой капли, насладиться волшебной энергией, которая меня наполнит, которая очистит меня…

— … Я прошу, ты должна быть сильной, Аура.

Я не хочу, чтобы ОН называл меня по имени. Я вообще не хочу, чтобы он обращался ко мне. Я не хочу, чтобы он был рядом со мной. Но я молчу. Я выныриваю вновь из моих странных галлюцинаций, когда он отпускает мои холодные пальцы. Он говорит что-то еще о том, что должен уехать, что должен оставить меня на очень короткий срок, что сегодняшней ночью, он вернется, но я не хочу, чтобы он приходил.

Я силюсь открыть рот, чтобы сказать это, но я не шевелюсь. Лишь мысленно говорю, что ненавижу его. И тогда, Рэн Экейн кладет свою руку на мое плечо, от чего мне хочется вздрогнуть, и мгновенно сбросить ее. Я возмущена так сильно, что казалось, лишь это должно было меня вернуть к жизни, но я так же неподвижна. А потом, я чувствую на своем лице что-то, от чего мои нервные окончания раскалились, сосредотачиваясь вокруг этого. Я не сразу поняла, что это слезинка Рэна Экейна, и я была глубоко поражена, когда догадалась.

Почему он плачет? Это не может быть он. Не из-за меня и не тогда, когда я в таком состоянии, в которое он загнал меня сам. Я в ловушке в своем теле, не могу ни выбраться, ни попросить о помощи.

Рэн наклоняется ко мне. То есть, я думаю, что он это сделал, поскольку, я почувствовала, как на мое плечо его рука давит сильнее, и слышу скрип его кожаной куртки, в которой я видела его не так часто, но которая, несомненно, ему очень идет.

Он убирает мои волосы с лица, и целует в лоб. Я слышу его судорожный вздох, который прежде никогда не слышала, а потом все погружается в тишину.

Все вокруг меня умерло, или возможно это я поглотила жизнь всего вокруг, потому что я сама стала ощущать то, чего не ощущала давно, я стала чувствовать импульсы, и эти импульсы, были яркими и горячими. Стрелы нервных окончаний способны были разрушить корочку невесомого, крепкого льда, сковавшего мое тело; они били сильнее; так сильно, что я почувствовала, как на моих глазах выступают слезы, как я тону в боли, приходя в сознание.

Ощущения смешиваются во мне, словно краски, и я чувствую тяжесть темноты вокруг, потому что по-прежнему не могу открыть глаза. Темнота давит на меня, давит на глазницы, заставляя вжиматься в подушку. Темнота блокирует меня. Она выливается из неизвестности, щупальцами вытаскивая из меня что-то, что я могла бы назвать моей душой. Щупальца следуют внутри моего тела, выискивая признаки жизни, и ликуют, видя, как я пытаюсь разрушить лед пустоты. Щупальца темноты готовы мне помочь, сбросить оковы, но я уже не соображаю — это происходит в действительности, или лишь в моей голове. Я не могу понять, реальность ли это.

Я устала бороться и с темнотой, и с щупальцами, и внутренне обмякла, чувствуя, что проваливаюсь в очередной сон, в котором опять будет Рэн Экейн. Он был везде, в каждом моем сне. Я хочу уснуть. Какая-то тяжесть тянет меня назад, усталость берет надо мной верх.

И я готова поддаться ей.

Я уже могу прокрасться вглубь сознания и выбрать самый невероятный, самый любимый, но и самый мне ненавистный сон. Но прежде чем это случиться, я должна что-то сделать. Я должна убедить саму себя в том, что все действительно происходит на самом деле. Мое желание настолько велико, что сжигает последние искры энергии, однако теперь я ощущаю под собой простыню. Мои губы приоткрываются. Они не сухие. И моя кожа не сухая, теперь я ощущаю это. Мое тело чистое и ухоженное.

Еще несколько секунд.

Я просто…должна проверить.

Я смогла пошевелить пальцем левой руки, и поняла, что это действительно происходит — я вернулась. Теперь, когда у меня получилось, я должна удостовериться…

Моя рука с трудом стала двигаться, высвободившись из клетки, в которую меня заключил Рэн, но я все еще не открывала глаза. Частично от усталости, частично от того, что боялась себя обнаружить в очередном доме для сумасшедших. Я должна набраться сил, прежде чем вновь уничтожу себя.

Моя рука ложится на живот. Я немного отдыхаю, расслабляю пальцы. Пытаюсь нащупать рану, но ее нет. Мои пальцы ощупывают хлопок, но моя кожа чиста, нет даже шрама.

Мое сердце ускоряет ритм.

Я поднимаю руку выше, к своему лицу.

Действительно ли мне не показалось это?

Пальцы коснулись щеки, и по моему телу пошла дрожь.

Я все еще ощущала слезинку Рэна. Почему он плакал из-за меня?

Не важно. Мне неважно, о чем он думает. Мне неважно из-за чего он страдает, но, если что-либо приносит ему страдания, я хочу, чтобы это продолжалось. Хочу, чтобы он испил до дна боли, из-за чего бы она ни была.

Думая об этом, я вновь проваливаюсь в неизвестность.

* * *

Когда я снова пришла в себя, я поняла, что я действительно жива. Не знаю, как мне удалось выжить, после того, как Изабелль выпотрошила меня, но это случилось. Не знаю, с какой стати Экейн вытащил меня из этого пекла, но я знаю, что должна уйти отсюда до того, как он вернется. Он не просто так притащил меня сюда, где бы я не находилась. Возможно, он снова ждет подходящего момента, чтобы причинить мне боль.

Я с усилием села. Мое тело совсем не повиновалось мне. Ощущения были такие, словно моя голова — мельница мыслей, перемалывающая раз за разом одно и то же, — прикреплена к мешку с ватой, который на самом деле является моим телом.

Моя палата. Ночь. Я жду маму. Сон. Я выныриваю в реальность. Изабелль. Нож. Моя смерть.

Я посмотрела на противоположную стену, где висела картина с бесконечным полем, небом, и цветами.

Кровь сочится сквозь мои пальцы. Изабелль склонилась надо мной и что-то шепчет. Что она сказала?

Это поле поистине прекрасно. Очаровывает.

Я лежу на этом поле, я смотрю в розоватое, словно клубничное мороженое, небо, и ничего не могу вспомнить о себе. Мое тело болит. Мой разум болит, пытаясь вспомнить то, как я здесь оказалась.

Это то самое поле, поняла я. Я видела его в своем воображении, когда очнулась в ужасном, грязном переулке Дарк-Холла. Я вспомнила его. Но дело в том, что оно было не настоящим, я выдумала его. Я всегда думала, что это поле, на котором, я думала, что очнулась — что-то вроде картинки, которая заполнила мой мозг вследствие утерянных воспоминаний. Теперь я вижу свое воображение на картинке в этой комнате.

Не понимаю, как это произошло.

Что случилось тогда?

Я замотала головой, прогоняя мысли, связанные с моим прошлым. У меня есть вещи, более важные, например, что случилось с Изабелль, что случилось со мной, и где я нахожусь. Если бы я нашла Адама, он ответил бы на мои вопросы.

Выдернула из руки иголку. Повертела головой в разные стороны, пытаясь понять, где я нахожусь. Из окна слышались посторонние шумы, и виднелись высокие многоэтажные строения, уходящие в небеса.

Где я?

Это не может быть Эттон-Крик. Я не вижу деревьев. Я не вижу гор. Я не вижу мрака.

Мое сердце беспокойно заколотилось.

Какой сегодня день?

По венам стала разливаться паника, в равных пропорциях со страхом. Я медленно выбралась из кровати, подошла к окну, выглянула на улицу. То, что я видела, немного успокоило меня. Похоже, сейчас все еще декабрь.

Просто я не в Эттон-Крик. Я в другом месте.

Ну, это не удивительно. Экейн не стал бы оставаться там после того, что со мной случилось. За это он просил у меня прощения сидя у моей постели, и изредка беря меня за руку? На протяжении скольких дней это продолжалось?

Я вдохнула полную грудь воздуха, отходя от окна.

Я знаю, что я должна выбраться отсюда. Мне очень хочется остаться и раскроить ему череп, но я не могу так поступить. Я просто уйду. Я заберу деньги, которые найду в его квартире, и просто уйду. И в этот раз он не найдет меня. Никто не найдет.

Я больше не буду той девочкой, которую он мог бы мучить. Я буду самой собой. Я буду той, кем он меня сделал. Почему, черт возьми в моей голове крутится такой пафос? И эта заманчивая идея напугать его своим внезапным пробуждением? Хотелось бы мне потребовать у него ответов, но я знаю, что Экейн не ответит. Поэтому я просто уйду.

Было бы забавно посмотреть на его перекошенное лицо, когда он зайдет, и обнаружит что меня нет, и постель пуста. Он разозлится? Запаникует? Испытает страх?

Я выбралась из своей комнаты, решив обследовать его дом. Вышла в коридор, и едва не подавилась холодным воздухом. Экейн, похоже не живет в доме, и отапливает лишь комнату, в которой я находилась. Для чего ему это нужно? Почему он заботился обо мне на протяжении этих дней? Почему он забрал меня из психушки, когда Изабелль попыталась убить меня?

Я должна уйти отсюда до того, как эти вопросы пропитают каждую клеточку моего мозга, и заставят рыть землю вокруг в поисках ответов, отбросив назад инстинкт самосохранения.

Я продолжила идти по деревянному полу, растирая руками свои худые плечи. Неужели я была такой худой?

Из коридора я вышла в огромный зал, с двумя окнами от пола до потолка. Эта комната была чем-то вроде гостиной-кабинета-библиотеки, и прихожей. Повсюду были растения в кадках — у кресел, на столе, на подоконниках, на полу, и даже на книжных шкафах и на полках, между книгами.

Этот парень болен. И, возможно, он так же Снежный человек, потому что здесь невозможно жить — я чувствую, что скоро покроюсь коркой льда, и начну поскальзываться на полу, покрытом изморозью.

Я проверила холодильник, стоящий у дальней стены, на котором тоже был горшок с цветком, но он был пуст. Экейн, видимо, ест органы похищенных им людей. Я решила обследовать его комнату, в поисках одежды и денег. Она обнаружилась рядом с моей, вся в мрачных тонах, свойственных хозяину квартиры; свет едва-едва проникал сквозь жалюзи на двух окнах над приземистой двуспальной кроватью, с темно-фиолетовым, почти черным покрывалом и белыми подушками. Этот социопат, судя по всему подпитывается светом из прихожей-гостиной-кабинета.

В комнате не было ни одного растения. Из мебели есть лишь кровать и шкаф, и тумбочка с лампой. Напротив, меня была дверь, она вела в ванную, но там не обнаружилось ничего полезного так что я вернулась в комнату. В шкафу, к моему облегчению и разочарованию не было ни одной женской вещи, поэтому я стянула с себя эту пижаму, в которою кто-то догадался вырядить меня, и нацепила на себя одну из белоснежных рубашек Экейна. Штаны я тоже подыскала, но с ними будет сложнее.

Застегивая пуговицы на рубашке, я вспомнила слова Кристины о том, что она все же как любая другая девушка мечтает о том, чтобы ранним утром, после пробуждения в одной постели с возлюбленным, надеть его рубашку, и отправиться на кухню, готовить легкий завтрак.

Почему эта глупость пришла мне в голову именно сейчас?

Я обернулась, и испуганно втянула воздух.

Дверь в комнату была открыта. Мы с Рэном смотрели друг на друга.

Сложно сказать, кто был больше шокирован, я или он. Мы одновременно прошлись друг по другу с ног до головы, оценивая. Я увидела кожаную куртку, черный джемпер, свободно обтекающий торс, и черные штаны. В его руке был пакет с едой, из которого торчал салат-латук.

Боюсь представить, что увидел он.

Все это заняло секунду. А потом Рэн моргнул, сжав и без того бледные пальцы на ручке двери, и я очнулась. С колотящимся сердцем, я повернулась вокруг своей оси, и бросилась бежать в ванную, громко топая по паркету босыми ногами. Я боялась поскользнуться, ведь если он меня схватит мне конец!

Позади меня раздался стук удара о пол, и я поняла, что Экейн выронил свой пакет. Он бросился за мной, приказывая остановиться. Я с воплем вбежала в ванную, и едва успела задвинуть щеколду, когда с другой стороны он стал барабанить в дверь:

— Аура, позволь мне все объяснить! Отопри дверь, и я тебе все расскажу, ты все поймешь!

— Отвали от меня! — заорала я на белоснежную дверь. Моя грудь тяжело вздымалась, облаченная в одежду Экейна. Я и подумать не могла, что так сильно перепугаюсь. Словно моя жизнь вновь висит на волоске, когда я увидела его. В моем воображении все было иначе — я смеряю его презрительным взглядом, и он умирает в агонии. В реальности я прячусь в его ванной комнате, шокированная, испуганная.

И без штанов.

— Аура, открой дверь, — строго приказал Экейн. Удары прекратились. Я смогла выдохнуть, опуская голову и утыкаясь в пол. Перед глазами были мои голые ноги. Я ощутила лишь укол смущения — все остальное страх, затопивший мой рассудок.

— Аура, открой дверь!

— Заткнись! — вскинулась я. — ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТЕБЕ ОТ МЕНЯ НУЖНО?!

— Прошу, не ругайся.

Я снова выдохнула. Медленно повернулась, облегченно облокотившись об дверь, и прося Господа, чтобы он не позволил сломать Экейну последнюю границу между мной и ним, и в шоке заорала. Мой испуганный вопль оглушил меня саму. Экейн снова стал стучать в дверь, спрашивая, что я увидела.

Я была не одна в комнате. Кроме меня здесь была какая-то незнакомая девушка, с худым лицом, и светлыми растрепанными волосами. Мы смотрели друг на друга во все глаза, и она орала на меня, вытаращив глаза.

— О Боже! — Я с криком вылетела из ванной. — Кто там?! Кто там?! Там кто-то есть!

Я попала прямо в руки Рэна, едва не сбивая его с ног. Он пошатнулся, глядя на меня широко открытыми глазами.

— Ты кого-то прячешь в ванной?! Ты кого-то похитил?!

— Там никого нет, Аура.

— Нет, она там, там девушка!!! ОТПУСТИ МЕНЯ! ДАЙ МНЕ УЙТИ!

Экейн схватил меня за плечи, встряхивая. Я запуталась в ногах и шлепнулась на паркет, подвернув лодыжку. Я заскулила, и Рэн тут же опустился рядом, но я быстро отползла от него, игнорируя боль. Ни за что не позволю ему притронуться ко мне. Пытаясь совладать с паникой, я взяла себя за волосы, и закрыла лицо руками.

Это какой-то кошмар. Панически проводя руками по волосам, я собралась просить Рэна чтобы он отпустил меняЈ но из моей груди вырвался новый панический хрип:

— ГДЕ МОИ ВОЛОСЫ?!! ГДЕ ОНИ?! ЧТО ТЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛ?!!

— Прекрати орать! — Рэн повысил голос. Он встал, взял с тумбочки зеркало и протянул мне. Я взяла, и, не веря своим глазам, уставилась на то чудовище, что видела в ванной. Но это было не чудовище. Это я. Это мои бледные губы. Мои тусклые глаза, мое худое лицо. И мои волосы.

Мой голос охрип, когда я спросила, тщетно пытаясь разглядеть в незнакомке себя:

— Где мои волосы? Что ты со мной сделал?

— Я ничего не делал. — Рэн спокойно опустился рядом со мной на колени, но я была поглощена собой, чтобы испугаться его.

— Почему они такого цвета? Я ведь… что случилось…зачем ты это сделал?

Что, если он решил набить на черном рынке за меня цену, если я стану блондинкой?

— Я ничего не делал, — терпеливо повторил Рэн. — Это твой натуральный цвет волос.

Мне показалось, что у меня перед глазами потемнело. В висках усилилась пульсация — наверное все от воплей.

— Это невозможно.

— Ты была в коме год, Аура. — Рэн опустил глаза, и добавил: — Мне жаль.

Я отшатнулась, опустив зеркало.

— Это не может быть правдой.

— Посмотри на себя, — тихо сказал Экейн, наклоняясь ко мне. — Как сильно ты изменилась. Ты больше не прежняя, теперь ты совершенно другая девушка. Ты стала старше.

— Ты лжешь. Я не могу верить тебе, — глухо пробормотала я, но сомнения уже затопили мой мозг. Мои волосы. Мое тело. Я не выгляжу как прежде. Я выгляжу иначе.

Потому, что целый год я провела в коме.

— Я говорю правду. — Экейн взял мое лицо в свои ладони, и большим пальцем убрал слезинку со щеки. — Ты здесь, потому что я вытащил тебя из горящей психушки. Ты здесь, потому что ты не успела истечь кровью.

Я захныкала. Воспоминание о том, как Изабелль вогнала в мое тело нож, болью отозвалось в сердце. Экейн по-прежнему сжимал мое лицо в своих руках.

— Послушай меня, Аура. Я должен сказать тебе кое-что. Ты испугаешься, но я буду рядом, чтобы помочь тебе справиться.

Я медленно отстранилась, вжимаясь спиной в холодный мрамор камина. Рэн потер лицо ладонями, словно, не зная, как сказать мне то, что он хотел. Сейчас он давал мне шанс вернуться; давал мне шанс повернуть назад, и отказаться слушать его, но я хотела. Я не могу иначе; я не могу позволить ему играть роль Бога, особенно после того что он сделал со мной.

— Я должен сказать тебе это сейчас, потому что больше нет смысла оттягивать. — Я вздрогнула от голоса Рэна. Он вновь стал тем жестким парнем, каким я помню его. Не важно, сколько времени я провела в коме, он не изменился. Меняюсь лишь я одна.

— Адам прочно засел в твоей голове и в твоем сердце, отравляя. — Я хмурилась с усилием пытаясь понять, какое отношение Адам имеет ко всему происходящему. Он лишь помог мне. Он лишь хотел защитить меня от всех этих людей, что преследуют меня. — Больше всего в жизни я хотел уберечь тебя от беды.

Рэн взял мои руки в свои, но я даже не вздрогнула от того, что его руки были горячими словно угли, по сравнению с моей кожей. Я не могла пошевелиться, когда он глухо продолжал говорить, глядя на меня своим гипнотическим взглядом.

— Каждую секунду свей жизни здесь, я пытался заботиться о твоем благе. Мы с братьями сделали все для этого, но каждый раз, когда мы видели, насколько ты чиста и невинна, появлялся он и все портил. И в этот раз, он забрался слишком далеко. У тебя с ним связь, действительно сильная.

— О ком ты говоришь? — в моем желудке свернулся клубок неприятного предчувствия, и он сжимался сильнее и сильнее с каждым словом. Экейн смотрел на меня своим бесстрастным взглядом, темнее ночи с россыпью сверкающих звезд, манящих меня.

— Адам Росс.

— Что? — я испытала новый прилив презрения к Экейну, и попыталась отодвинуться, но не могла — он прочно вцепился своими клешнями в меня. — Отпусти.

Он пододвинулся ближе ко мне, не отрывая взгляда. Я не знаю, был ли он зол или напуган, но я знаю, что он не может мне внушить думать об Адаме плохо, как бы близко он не придвинулся ко мне, и как бы сильно он не пытался испепелить меня своим взглядом.

— Неужели ты до сих пор не поняла, кто он на самом деле? Неужели тебе ни разу не казалось его поведение странным?

Мне не нравилось, что Рэн говорит об Адаме плохо:

— Ты не в себе? Ты спрашиваешь, не показалось ли мне его поведение странным? Нет уж, чье поведение действительно было странным, так это твое.

— С самого начала мы скрывали тебя от них. Они не хотят тебе добра, понимаешь? Мы пытались спрятать тебя, но они все равно отыскали тебя. Адам нашел тебя.

— Ты сумасшедший… — я сокрушенно покачала головой. — Ненормальный…

— Ты спряталась в Эттон-Крик, чувствуя себя в безопасности. А потом, появились те записки, верно? Они заставили тебя задуматься о том, что возможно ты могла забыть что-то очень-очень важное. Адам пытался пробудить твою память, а потом стал опекать тебя. Он заставил тебя думать обо всем этом — сказал тебе про дневник, сказал тебе, что истина предпочтительнее всего.

— Нет, это невозможно…

Этот человек должен замолчать. Если это то, что он хотел мне сказать, если это — та истина, она не нужна мне. Я хочу, чтобы Рэн замолчал. Не хочу, чтобы его слова проникли мне в мозг — они, словно яд, погубят мою веру в людей.

Экейн приблизился ко мне еще ближе, шепча, мне в лицо, заставляя слушать его:

— Разве рядом с Адамом тебе не хотелось перейти черту? Разве в его присутствии тебя не поглощала ярость?

— Я злилась на вас за то, как вы все поступили со мной.

— Ты чувствуешь это сейчас?

— Я не… — я запнулась. — Конечно, я зла!

— Нет, Аура. Ты напугана. — Глаза Экейна оценивающе прошлись по моему лицу. — Ты напугана тем, что правда достигнет твоего сознания. Ты напугана тем, что она разрушит ту стену доверия, что ты построила с таким трудом. Но с Адамом ты чувствовала злость, и безнадежность, изо дня в день. Страх, беспокойство, панику. Ты ощущала приближение смерти. И разве не с помощью Адама ты узнала все те вещи, что пошатнули твое неведение? Разве ты была не с ним, когда узнала, что Риды тебя удочерили? А потом наступила ярость от предательства. Всепоглощающая злость.

Я беззвучно заплакала. Эти чувства протекали через меня вновь с болезненной медлительностью, шершавыми, зазубренными краями раздирая кожу.

Экейн все еще держал мое лицо в ладонях, заставляя смотреть ему в глаза:

— Разве не он нашел твою настоящую мать, и не он позволил ей убить тебя?

— Замолчи…

— Когда ты была с ним, тебя обуревали яростные чувства, желание мести, желание убийства. — Он придвинул свое лицо к моему, и прошептал на ухо: — Ты хотела убить меня, помнишь?

Я не могла пошевелиться. Пальцы Экейна сжимали мою остывшую кожу, под рубашкой, заставляя затаить дыхание. Я могла бы вырваться, но не могла. Я обессилена. Я не желаю слышать, что он говорит. Страх и недоверие, невидимыми кандалами сковали мое тело, заставляя медленно вдыхать и выдыхать воздух.

— И в ту ночь в лесу, я думал, что погибну вместе с тобой. — Я попыталась отцепить Экейна от себя, беря его легкий свитер в руки и пытаясь отодвинуть его от меня, но Экейн застыл, не шевелясь, и тихо дыша мне в ухо: — Когда ты спустила курок, я понял, что теперь ты принадлежишь ему. Тогда я впервые осознал, насколько ты поддалась Адаму, и насколько ты зависима от него.

— Адам не пытался меня убить, — прошептала я, переживая заново ту ночь. Рэн отстранился, его пальцы переместились на мою шею, вызывая мурашки по коже. Мы вновь встретились глазами:

— Ты права, зато он убил человека, который преследовал тебя.

— Нет…

— Он никогда не пытался тебя убить. Но он готов убить тех, кто пытается причинить тебе вред.

— Ты говоришь… — я совершенно запуталась. Это дикость. Дикость, в которой нет логики. Это все невозможно. Я не могу… просто не могу…

Он снова взял мое лицо, и убрал волосы с глаз. Почему он прикасается ко мне? Я хочу, чтобы он убрал от меня свои руки!

— Ты не можешь все это понять прямо сейчас, но со временем поймешь. Это то, что в действительности происходит. То, чем ты живешь. Я не хотел взваливать на тебя все это, зная, что тебе сейчас тяжело, но иначе я не могу поступить.

Я убрала его руки от себя, отодвигаясь еще дальше. Экейн смотрел на меня как-то иначе. Он чувствовал вину за то, что сказал мне все это. Он верит в это, и думает, что я тоже должна поверить. Нет. Нет, я не стану слушать больше этот вздор. Я хочу вернуться в постель.

Чувствуя себя зомби, я медленно встала на ноги, и он поднялся вслед за мной.

— Куда ты идешь?

— Я не знаю. В свою комнату. Я не хочу больше слушать тебя.

Взгляд Экейна стал потерянным, он пошел вслед за мной, я не возражала. Моя голова гудела от невыносимой боли. Слова, что он шептал мне, все еще звучали в моих ушах.

Адаму верить нельзя… он убил человека… Экейн пытается меня защитить от него…

Я вошла в свою комнату, и пошла к кровати. Забралась под одеяло, и сжала его на груди, с силой зажмуриваясь. Слезы снова нахлынули, я почувствовала, как они собираются под веками. Но я все равно не плакала.

Это будет унизительно сейчас. Если я заплачу, это будет значить, что я верю в Экейна. Я не поступлю так с Адамом. Он — мой единственный друг.

— Зачем ты рассказал мне все это? — сиплым голосом спросила я, открывая глаза. Экейн стоял у моей постели, выглядя потерянным, расстроенным, словно разговор не принес ему удовольствия. Но он должен быть рад. Он добился того, чего хотел — он заставил меня сомневаться, заставил меня задуматься и найти во всем этом смысл.

Рэн медленно присел рядом, и разгладил одеяло в моих ногах. Он не хотел отвечать, и я повторила свой вопрос.

— Я не мог больше делать вид, что ничего не происходит. Адам понял, что ты жива. — Я зажмурилась, не в силах слышать это. — Он сказал мне, что он внезапно ощутил, как в тебе пробудилась жизненная энергия. Сказал, что где бы я не спрятал тебя, мне не удастся уберечь тебя. И я понял, что близок к тому, что однажды вернусь домой, и не найду тебя.

Он наклонился и убрал мои волосы за ухо, с нежностью, не присущей ему. Затем вытер слезы с моих щек, выглядя еще более подавленным чем прежде.

— Я не хотел расстраивать тебя, Аура. Просто ты должна знать это. Я столько лет хранил это для тебя…

— Теперь ты расскажешь мне, что случилось? — спросила я, сглатывая. Экейн продолжал прикасаться к моим волосам, словно у него был нервный срыв, и это — единственное что он мог сделать, чтобы не сойти с ума.

— Это будет больнее всего, Аура. Это будет действительно больно.

Я покачала головой:

— Если ты веришь в это, я хочу знать, что это.

— Ответ находится внутри тебя, Аура. Ты должна была давно догадаться кто ты.

— Кто я? — он озадачил меня своими словами.

— Ты должна была сама прийти к ответу, и я уверен, со временем ты все поняла бы, как ты всегда делала. Как ты сделала это много лет назад — ты все поняла.

— Что я должна понять? — я неловко села, хмурясь. Меня обуяло такое сильное беспокойство, что сердце забилось в груди тяжелыми, томными ударами. Экейн смотрел на меня, все тем же встревоженно-опечаленным взглядом, наполняя меня волнением.

— Ты не дочь Ридов, ты дочь Изабелль. Но когда она забеременела тобой, она все еще была девственницей.

Я поморщилась. Что за черт он тут говорит мне?

— Ну и что?

Экейн впервые занервничал.

— Ты не человек, Аура. И твой отец тоже не был человеком.