Адам Росс сидел в своей машине на парковке в аэропорту Нью-Йорка, ожидая посадки самолета из Вашингтона, и с предвкушением рассматривал людишек, что сновали туда-сюда с багажом. Они все спешили, но прежде чем проскользнуть мимо Адама, он все, же успевал заметить на их лицах коварные выражения. Их мысли не отличались особым разнообразием: массовая тревога, и депрессия. Каждый спешил. Никто не останавливался, чтобы посмотреть на город через окно, все торопились покинуть здание аэропорта.

Адама должно было бы это радовать, но он был раздражен.

Почему люди такие неискренние, черствые, жестокие? Отвратительные существа, которые зависимы от материальных средств. Адам тоже должен быть таким. И ему это удается, ведь у него нет души. Нет души, значит, нет чувств. Это далось ему нелегко — лишиться души, но эти люди, так устали от нее, что предпочитают не замечать, отметают всякую человечность.

Разве раньше люди были такими?

Кажется, с каждым годом они переходят все большие и большие границы, что устанавливает общественность. Но, в конце концов, какое ему до них дело? Эти люди почти умерли. И даже хуже. Они лишились, свей души уже давно, просто еще не знают об этом. Променяли на деньги, власть, и прочее.

Адам ненавидел этих людей. Они ничто. Они совсем не боролись для того чтобы быть людьми. Они не боролись так, как он. Каждой клеткой организма, желая жить.

— Тебе кажется веселым то, что ты убил свою мать? Или то, как продал свою душу?

Ублюдок. Он не помог ему тогда, когда Адам больше всего нуждался в нем. Те мгновения, когда он пошел на преступление, те мгновения он не забудет никогда; и не забудет то, что произошло.

Это был особенно теплый весенний день 1982 года, когда Адам снова не пошел в школу, а остался дома, чтобы наблюдать за беременной матерью. Она много раз говорила Адаму, что он дьявол воплоти, что отец Адама изнасиловал ее, и на свет появился он, порождение зла, и теперь Адам боялся, что Адель решит, что малышка в ее животе, тоже порождение зла и попытается что-нибудь сделать с ней. Она уже пыталась покончить с собой, перерезав вены, но Адам остановил кровотечение, и доставил мать в больницу.

Он и сам был болен. Он чувствовал, что каждый день в обществе этой женщины, он заболевает все больше и больше. Адам мучился от состояния безнадежности, от того, что его жизнь не ведет ни к чему хорошему, но он не мог, и не собирался сдаваться. Он должен жить, чтобы позаботиться о своей сестре. Ему было всего двенадцать, но он уже чувствовал ответственность за малыша, который еще не появился на свет. Он просто должен помочь ей встать на ноги, потому что никто больше не поможет. Есть ли в мире человек, который безропотно взвалит на себя ответственность за двоих детей? Нет, поэтому Адам должен сам постараться сделать это. Он хороший мальчик, он сможет.

В этот день, Адам прятался в шкафу в своей комнате, чтобы мать не догадалась, что он дома, а не в школе, иначе тогда избиения не избежать. Но он все равно предпочел бы пожертвовать здоровым участком кожи, чтобы удостовериться в том, что с малышом ничего не случиться.

В тот день действительно ничего не произошло, и Адам зря переживал. Зато 13 апреля, здоровая и красивая, на свет появилась его сестра. Мать была уставшая и сказала медсестрам, что не хочет пока видеть свою дочь. Медсестры объяснили это тем, что у Адель Росс послеродовая депрессия, но Адам знал, что это никакая не депрессия, а просто отвращение к младенцу. Адам наблюдал за своей новорожденной сестричкой, стоя на цыпочках и вытягивая шею перед огромным окном, пытаясь рассмотреть его маленькую Надежду. Он уже придумал девочке имя, и был очень счастлив, что теперь есть кто-то о ком он будет заботиться. Мать отказывалась, называя дочь «этим существом», поэтому на каждое бранное слово в адрес сестры, Адам говорил украдкой десять ласковых комплиментов, о том, какая его сестричка умная, какая красивая и милая девочка. Главное достоинство Надежды было в том, что она спокойная. Адель терпеть не могла крикливых детей; с тех пор, как от нее ушел любовник, который и был отцом Надежды, мать ненавидела и его и дочь, и часто запиралась у себя в комнате, требуя тишины. Часто, она напивалась и лежала без памяти, а Адам боялся, что если мать умрет, то его могут разлучить с сестрой, и отдать в приют, или что еще хуже, поэтому старался не тревожить ее. Но Адель сама тревожила детей, требуя, чтобы Адам убрался с «этим существом» подальше от ее дома.

— Твой отец убийца! Он убийца, и ты станешь таким же! — кричала она, брызжа слюной. Иногда она бросала в сына кухонной утварью, но к счастью ни разу не попала. Адам тщательно запирал в свою комнату дверь, и прятал Надежду в шкафу, боясь, что мать убьет дочь, пока он будет в школе. Адаму приходилось старательно учиться, чтобы никто не догадался, что происходит у него дома. Наука, к счастью давалась ему легко, и он за все время не принес домой ни единой плохой отметки, и хвастался Надежде, какой у нее умный брат. Он обещал ей, что она вырастет такой же.

— Адам, я хочу погулять на улице, — сказала малышка, в свою пятую весну. — Идем гулять во дворе. Я хочу, чтобы ты покачал меня на качелях.

— Мы не можем этого сделать, Надежда. Ты ведь знаешь, мама будет злиться если увидит нас.

— Мне надоело сидеть в комнате, — нахмурилась малышка. Она не была капризной, просто она была ребенком, которому нужно было выходить на улицу, гулять на свежем воздухе, играть с другими детьми, а не сидеть в шкафу, днями напролет, когда Адам ходит в школу.

— Надежда, я тебе обещаю, что, если ты подождешь еще немного, все будет хорошо, — обещал ей Адам, завязывая красные бантики в ее каштановых волосах. Малышка лишь вздыхала, потому что братик был для нее как папа, а папу надо слушать. Об этом она тоже узнала от Адама. — Кроме того, два дня назад, ты уже гуляла на улице, верно? — он ей ободряюще улыбнулся.

Надежда показала Адаму два пальчика, и сказала:

— Два дня.

Адам рассмеялся:

— Правильно, малышка, два дня. Когда мама снова заболеет, мы опять выйдем гулять.

— А когда она заболеет? — с интересом спросила девочка, глядя на брата своими огромными, голубыми как у отца, глазами. Несмотря на то, что отцом Надежды был тот отвратительный человек, который избивал Адама на протяжении двух лет, и требовал от него постоянно приносить пиво из холодильника, Адам любил свою сестру. Он знал, что дети не похожи на своих родителей. Адам никогда не станет на них похож. Разве он похож на сумасшедшую мать? Или на преступника отца? Нет, разумеется, — он хороший человек.

— Я не знаю, когда она заболеет, Надежда, но я обещаю, что тогда ты обязательно выйдешь гулять.

— Хорошо.

Осенью Адаму исполнится восемнадцать лет, и он сможет забрать Надежду, и уехать в город. Он попытается вырастить ее без этого кошмарного хаоса, в котором вырос он сам; он никогда не позволит, чтобы его сестра спала в будке с Сэмми, или чтобы убегала в лес, спасаясь бегством от пьяной мамаши, которая гонится за ней с ножом, в приступе гнева, путая ее с отцом. Нет. Надежда вырастет доброй девочкой, пойдет учиться, затем найдет себе хорошего мужа. Адам все сделает для этого. Адам все сделает ради своей сестры. Нужно подождать лишь немного. 11 октября, он заберет Надежду, и с этим кошмаром будет покончено. Нужно подождать еще немного.

Его планам не суждено было сбыться. Летом того же года, Адель нашла себе нового парня. Адам с настороженностью отнесся к новому бойфренду матери, и несколько дней присматривался. Этот человек не вызвал у парня никакой симпатии: грязный, небритый тип, но довольно крепкий на вид.

С того времени, переживания Адама только усилились, вплоть до того, что он боялся покидать дом.

Когда он колол дрова во дворе, мать подошла к нему, пошатываясь, с бутылкой рома в руке, и расплескивая его себе на блузку сказала:

— Думаешь, у тебя получится забрать ее отсюда?

Адам проигнорировал ее, как делал всегда, когда Адель с ним заговаривала, но в душе весь сжался от неприязни. Прошло то время, когда он любил свою мать. Нет даже капли нежности к ней, на дне его души, в самых темных углах — лишь отвращение и ненависть. Потом его посетила мысль: как он стал таким? А потом: он никогда не позволит стать Надежде такой как он.

— Ты недееспособный, тебе никогда ее не доверят.

Адель боится, что никто не сможет ее обеспечивать, когда Адам уйдет, потому что, оформив опекунство на себя, Адель перестанут давать деньги для Надежды. Адам выпрямился. Его поясница ныла от напряжения, но его тело было достаточно крепким, и сильным, так, что он мог справиться со всеми дровами в сарае. Пот катился по нему ручьями, темные волосы прилипли ко лбу, футболка на груди и спине взмокла; он медленно выдохнул, снова принимаясь за дрова.

— Куда ты пойдешь? Не боишься причинить ей боль, какую твой отец причинил мне?

Адам тяжело выдохнул, при этом его грудная клетка дико ныла. Он закинул голову, хватая ртом воздух, и обернулся.

— Никогда в жизни я не причиню ей такой боли, какую ты причинила мне.

Адель рассмеялась так, словно она знала про Адама что-то такое, чего он не знал. Парень хмуро проследил за тем, как мать пошатываясь уходит из сарая, спотыкаясь о собственные ноги, затем упал на землю, присыпанную соломой, и обхватив голову руками стал нервно дышать, прогоняя мысли из головы.

— Мерзкий! Мерзкий! Мерзкий мальчишка! — звучало в его голове. Мать била его нещадно, жестоко. Он уже не помнил, за что, наверняка какой-нибудь пустяк, но он помнил хлесткие удары по лицу, по спине, и по ногам. Больно. Очень больно. Даже сейчас, когда она к нему подходила, были моменты, когда он вздрагивал и весь сжимался от страха. Поэтому, он во что бы то ни стало должен получить опекунство над Надеждой. Он не может позволить заботиться о сестре женщине, которая даже ее имени не знает. Она отказалась, чтобы Адам назвал его, и не терпела, когда он заговаривал с ней о сестре.

— Эй, — в сарай ввалился парень матери. Имени Адам так и не запомнил. Знал только, что его зовут как-то на П. Этот мистер П был изрядно пьян, и едва стоял на ногах. Адам, как только взглянул на него, сразу же подавил порыв тошноты от отвращения, и мигом вспомнил про Надежду. Она должна была сейчас сидеть в шкафу, но что если ей захочется немного поразмяться, и она выйдет из шкафа? Мать может увидеть ее, и отправить в будку Сэмми. Адам подавил дрожь, как только представил это. Нет, она так не поступит. Кроме того, Адам четко дал сестре понять, что с того момента, как у них живет П, она ни в коем случае не должна позволить мерзкому старику увидеть ее. Адам встал, и со скукой встретил взгляд П. Тот сфокусировал маленькие пьяные глазки на Адаме и икнув, сказал:

— Почему ты расстроил свою мать?

Адам отряхнул колени от соломы и пыли, и мрачно прошел мимо пьяного старика; тот схватил его за локоть, и юноша замер, как вкопанный. Он медленно повернул голову, и сверху вниз посмотрел на нового парня матери. Тот был крепкий, коренастый. Адам — высокий, худощавый.

— Убери руку, — с угрозой сказал он. — Или я убью тебя.

Старик, похоже, испугался, — его глазки забегали, словно у свиньи. Адама это даже рассмешило. Он вырвал руку, и ушел, но вслед старик заорал пьяным голосом:

— Твоя мать была права, ты отродье сатаны, весь в своего отца!

Адам сжал зубы и пулей влетел в дом. Он хотел помолиться. Но прежде чем сделать это, он открыл шкаф, бережно взял на руки спящую сестру, и уложил ее на кровать, которая теперь была слишком мала для него, поэтому Адам спал на матрасе на полу. Надежда что-то пробормотала во сне, и Адам улыбнулся. Малышка, не открывая глаза проворчала:

— Братик, от тебя воняет.

Адам тихо рассмеялся:

— Я еще не успел искупаться. Извини.

— Нет, ты не должен извиняться. Потому что я пошутила. — Надежда рассмеялась, со всей детской задорностью. Адам прищурившись, спросил:

— Ты была послушной, и не выходила из комнаты?

Конечно, она не выходила. Адам достаточно запугал ее, чтобы лет до десяти бедняжка не ступала за порог. Но гораздо сильнее он переживал не за свою ложь, и не за детские переживания, а за то, что кто-нибудь из старших зайдет и увидит Надежду. Особенно П, — он очень подозрителен.

— Я видела странного дядю, похожего на свинку у нас во дворе. — Надежда открыла глаза, и внимательно посмотрела на брата, желая услышать о том, как у них во дворе оказался свиноподобный дядя. До этого момента малышка его еще не видела.

— Это был не дядя, Надежда. Это страшное чудище, которое ест маленьких, и сонных девочек, таких как ты. И если ты не хочешь быть съеденной, — «этой жирной свиньей» — про себя добавил он, — ты должна меня слушать, и поэтому закрыть глазки, и спать.

— Я хочу, чтобы ты прочитал мне сказку.

— Я не могу, потому что должен учиться. Ты ведь хочешь уехать отсюда, верно?

— Сейчас я больше всего хочу сказку, Адам. Пожалуйста, прочитай мне сказку, — притворно захныкала девочка.

— Хорошо, но, если пообещаешь, что это будет одна сказка.

— Давай ты будешь читать, пока я не усну, — предложила находчивая малышка, и Адам покачал головой:

— Нет, нет, нет, маленькая хитрюга. Я знаю, что как только ты станешь слушать сказку, тебе сразу расхочется спать.

После того, как Адам все же прочел сказку, и его маленькая Надежда уснула, он все никак не мог сосредоточиться на работе. Сидя под лампой, с пустыми глазами глядя на тетрадь, он вспоминал слова матери. Что, если он действительно станет как отец? Генам свойственно передаваться от поколения, к поколению. Что, если с ним случиться, то же самое? Что, если когда-нибудь, он возьмет в руки нож, и пойдет убивать?

Адам смотрел на лампу, пока его глаза не устали.

Нет, он не может стать как отец. Ни как мать, ни как отец, — он должен заботиться о Надежде. Он должен думать в первую очередь о ней, а не о себе.

— В твоей голове слишком много ненужных мыслей, — услышал он позади себя женский голос и резко обернулся. Первым делом взглянул на кровать, и удостоверился, что его сестра в порядке, и только потом обратил внимание на женщину, что стояла посреди комнаты в высоких сапогах, штанах, и приталенном пиджаке. Женщина была похожа на наездницу; ее черные волосы были безумно длинными и красивыми.

— Кто вы? Как вы здесь оказались?

— Я могу быть где угодно и когда угодно, — пропела женщина, присаживаясь на колени перед Адамом. Он даже сумел рассмотреть морщинки вокруг ее глаз. Должно быть ей лет тридцать, однако она дерзка и красива.

— Я спросил кто вы, и как вы здесь оказались. Вы подруга моей матери?

— О нет, дорогой. — Женщина провела кончиками пальцев по щеке Адама, но он даже не вздрогнул, хотя внутренне сжался от неприятного ощущения. — Я твоя подруга.

У Адама было не так много друзей, а точнее вообще не было, потому что всем девушкам он отказывал в свиданиях, и они злились, а парни предпочитали не общаться с «этим странным парнем», поэтому будь у Адама в друзьях такая женщина, или хотя-бы в знакомых, он бы ее не забыл.

— Ты каждую ночь молишься, Адам. Ты веришь в Бога, малыш?

Адам давно не малыш, но он вздрогнул не от этого. Каждую ночь, с самого детства, он усердно просил о помощи Бога, а когда родилась Надежда, Адам вдвойне тщательнее молился, и верил, что скоро Господь услышит его молитвы, и придет на помощь.

— Неужели вы ангел? — с надеждой спросил Адам. Он почти потерял рассудок, дожидаясь ответа, почти потерял веру. Наверняка, эта женщина — Ангел, ведь она так красива, словно цветок, словно… нет слов, описать ее красоту.

— Я давно слышала твои молитвы, Адам. Но получил ли ты ответ или какой-нибудь знак? Снизошел ли Бог, до такого человека, как ты?

Сердце Адама сжалось, он повторил свой вопрос, но теперь с мрачной строгостью:

— Ответьте, кто вы, и как здесь оказались.

— Я в твоем сне, Адам.

Юноша посмотрел на свою сестру. Затем кратким взглядом осмотрел комнату. Ничто не указывало на то, что это сон, кроме странной, чарующей женщины. Она наклонилась к нему, положила горячую ладонь ему на шею, так, что у него пошли мурашки по телу, и поцеловала. Адам сидел как громом пораженный. У него перед глазами поплыли темные круги от шока.

— Кто вы? — он поспешно отстранился, прервав поцелуй.

— Я не ангел. И я пришла, чтобы сделать тебе выгодное предложение.

— Меня не интересует все, что вы скажете, — отчеканил Адам. Похоже, эта женщина решила соблазнить его своей красотой, но ведь он не дурак. Он видел немало красивых девушек, и кроме того, если бы захотел одну из них, пригласил бы на прогулку. — Я хочу, чтобы вы немедленно ушли, пока моя сестра не проснулась.

— Я ведь сказала: это твой сон. И я хочу, чтобы ты принял решение, Адам. Это выгодная сделка.

— Не может быть, — с сарказмом отчеканил Адам. — Это сон, и вы хотите, чтобы я отдал вам душу за пять серебряных монет? Вы случайно не старшая сестра этого кретина Бэна, потому что я слышал у нее характер такой же, как и у вас.

Адам отвернулся от странной женщины, и принялся заполнять анкету для работы, но женщина не спешила уходить. Ее цепкие пальцы легли ему на талию, и залезли под футболку. Адам опустил взгляд, сглатывая.

— Что вы делаете?

Что тебя смущает, Адам? — в голове юноши прозвучал ее голос, и он затаил дыхание. Ее рука уже была на его груди, на сердце. Ногти впивались в кожу. Ее рот был у его уха, когда она шептала:

— Почему ты так удивлен? Ты просил о помощи, и я решила предложить тебе свою.

Ее вторая рука легла Адаму на лоб, опрокидывая его голову назад. Женщина игриво укусила его за мочку уха.

— Если ты веришь в ангелов, ты должен верить и в меня.

Она словно змея проскользнула к нему на колени, опрокидывая юношу на пол. Адам приподнялся к ней, целуя в шею, в щеки, в губы, крепко вцепившись в ее бедра руками.

— Просто скажи «да», малыш, и я твоя.

Адам резко проснулся, потому что в его странный сон просочились посторонние звуки:

— БРАТИК! НЕТ! БРАТИК! НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Адам подскочил, опрокидывая маленький столик, за которым он сидел.

— Надежда!

Он бросился в коридор, откуда был слышен крик его сестры. В ушах по-прежнему звучал голос таинственной соблазнительницы: — Скажи, да, и я спасу твою сестру.

— НАДЕЖДА! — Адам ворвался на кухню, едва не врезавшись в косяк, он едва не потерял рассудок, когда увидел эту жирную свинью с его сестрой. Малышка вжалась в угол, ее платье было порвано. Адам издал такой яростный крик, что едва не охрип, он бросился на П, и свалил на пол, нанося сокрушительные удары.

— СВОЛОЧЬ! ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ С МОЕЙ СЕСТРОЙ! Я УБЬЮ ТЕБЯ! УБЬЮ! УБЬЮ!

Правильно, Адам, убей его…

— Адам! — Надежда еще сильнее заплакала, теперь напоминая маленькую завывающую сирену. Она была напугана и не понимала, что произошло. Но Адам понимал. И он бил этого мерзавца, разбивая собственные кулаки в кровь, выплескивая наружу ярость столько лет, бушующую в крови.

— Я убью тебя! Как ты посмел прикоснуться к моей сестре! Ей всего пять лет! Я тебя убью! УБЬЮ!

— Адааааам…..Адааааам…. аааааа……..

— Да, убей меня…

Старик улыбался окровавленными губами, и Адам заорал еще сильнее:

— Нет! Нет! Нет!

— Что ты делаешь, мерзкий мальчишка?! — на кухню прибежала мать в одном пеньюаре. Адам с яростным криком схватил нож со стола, вскакивая на ноги, и заорал:

— Заткнись! Ты знаешь, что он сделал с твоей дочерью?! Я убью вас обоих!

— Адаааааам…..

— Да, убей меня…

Старик, весь в крови, как слизняк стал ползти по полу, мерзко хихикая. Адам заорал. В его голове все смешалось — крики матери, плачь сестры, и смех старика, и он сам закричал:

— НЕТ! Мама, он изнасиловал твою дочь!

— Заткнись, мой муж не посмел бы прикоснуться к отродию зла!

Адам заплакал. Из его груди вырвался то ли смешок, то всхлип, он схватил малышку Надежду, и потащил ее на улицу. В этот момент его вера пошатнулась, — когда он лишился своего дома, своей сестры, и самого себя.

* * *

Воспоминания могут быть болезненными.

Адам сделал глоток кофе из стакана, продолжая наблюдать за людьми; краткое возвращение в прошлое заставило в его груди все перевернуться. Он уже не тот человек, что был раньше, и он совсем не скучает по себе прежнему; он не жалеет, что перестал чувствовать боль. Боль от ночи, когда случился в его жизни настоящий кошмар; ночь, когда он готов был захлебнуться в собственных слезах, осталась давно в прошлом. Адам с изумлением почувствовал, как по щеке скатывается слезинка. Он не был ни удивлен, ни огорчен по этому поводу; он испытал досаду.

Адам вытер ее пальцами, и внимательно рассмотрел. Слезы обычного человека. Почему они все еще принадлежат ему?

Что ж, по крайней мере, теперь он знает, что в его теле работают слезные железы.

Адам вздохнул. На самом деле он так устал от всего этого — алчность, жестокость, зависть — в том мире, где он живет, уже съели его изнутри; казалось ничего не осталось в нем живого, но воспоминания о Надежде, возвращают его в то время, когда он был обычным парнем, не способным за себя постоять. Он хотел, но не мог. И каждый год, он посещает ее могилу, в надежде получить прощение.

Не смешно ли это?

Нужно ли ему чье-то прощение, и почему он все еще продолжает задумываться об этом? Разве он не должен перестать быть человеком, с тех пор как отдал себя Кэтрин — той женщине, что приходила к нему во снах, и соблазняла его. Но Адам продолжает цепляться за свою умершую сестру, как за спасательный круг. И сейчас он плачет, думая о том, что ей, наверное, грустно видеть, как старший брат, который обещал счастливое будущее, сдался, и превратился в безвольную тряпку. Адам действительно тряпка. Грязная, мерзкая тряпка, которой всегда считала его мать. Разве не она день изо дня повторяла, что он станет как отец? Могла ли Адель предположить, что ее прогноз сбудется, и ее сын станет даже хуже отца? Намного-много хуже, чем самая мерзкая тварь на земле. Знала ли Адель, что ее сын станет чем-то вроде змеи, искушающей на соблазн быть проданным, быть совращенным злом?

— Где этот самолет… — с досадой пробормотал Адам, наблюдая за тем, как прямо по курсу бежит какой-то вор-карманник, перескакивая через сумки, огибая прохожих с их чемоданами. — Идиот, — пробормотал Адам, со скучающим видом, глядя на то, как вор со сверкающими скорее от испуга, чем от счастья глазами бежит прямо в его сторону.

Это может быть довольно весело, и поможет скоротать время, пока он ждет посадки самолета.

Адам как раз вовремя распахнул дверь, и вор с диким визгом рухнул наземь, но он оказался довольно проворным, и тут же подскочил на ноги, из-за чего Адаму пришлось приложить его хорошенько об капот машины головой, чтобы карманник немного сбавил темп.

— Помял пиджак, — бесцветным тоном оповестил Адам, стоя над ворюгой, испуганно моргающим, и ожидающим кары. Адам поправил галстук, и собирался уже сесть в машину, как неожиданно, даже для него, его схватили за руку, и с силой стали трясти:

— Спасибо! Спасибо огромное! Вы меня спасли! Он похитил мою сумочку со всеми кредитками! — Адам снисходительно посмотрел на неудачницу, и отметил, что она довольно привлекательна: миловидная брюнетка с волосами до плеч.

— Я сделал это лишь от скуки, — изрек он, вновь собираясь сесть в машину, но девушка, не отпустила. Адам вскинул брови, переводя взгляд на ее руку на его рукаве, затем на брюнетку, и назад. Неужели она так глупа, что будет так просто стоять с незнакомцем, и любезничать? И возможно даже предложит его отблагодарить? Ах да, она ведь не знает, кто он. Да и откуда ей знать, ведь для нее он просто красивый парень, может быть даже герой, который остановил вора. Кстати говоря, любопытно, почему он это сделал?

Адам задумчиво нахмурился. Неужели все из-за Надежды? Она смотрит на него с небес, и манипулирует его сознанием?

— Не хмурьтесь, — вдруг посоветовала девушка, отпуская его пиджак, — вы гораздо красивее, когда улыбаетесь.

«Что это?» — спросил сам себя Адам. Неужели девица его клеит? Он чуть не рассмеялся из-за этого предположения, а девушка уже представляла, какие на вкус губы Адама.

— Ты планируешь провести со мной ночь? — прямо спросил он. Девушка тут же превратилась в светофор всех оттенков красного. Она часто-часто заморгала от смущения, сбитая с толку.

— Я не…

— Или может, сделаем это прямо сейчас? — Адам наклонился к ней, с чарующей улыбкой. И эта дура потянулась к нему навстречу, что мигом умерило пыл Адама, и он с досадой выпрямился: — Уходи, ты не в моем вкусе.

Это оказалось, не так уж и весело, как ему сначала показалось; окажи незнакомка хоть какое-то сопротивление, покажи хоть какую-то гордость, возможно бы он заинтересовался. Но это лишь еще одно тело без души. Ходячий кусок мяса и больше ничего. Адам вновь забрался в машину. Ни к чему помогать таким существам. В свое время ему никто не помог. Как он не умолял, как не просил, как не молил Господа, никто не помог ему.

Тогда, он впервые осознал, что действительно может умереть. Просто, без слов, не сказав никому о том, что у него тоже были мечты, что он тоже был человеком, со своими идеалами, и со своими целями в жизни. Просто пришел конец. А как же его сестра, его маленькая Надежда, ведь он так любил ее, так хотел поставить ее на ноги, чтобы она не испытала того, что испытал он. И что из этого получилось?

Адам хотел сбежать. Хотел, но не знал куда. После того, как он пришел в больницу, для обследования его малышки сестры, в спешке пришлось бежать — Адель заявила, что ее преступник сын опасен, и совершенно не контролирует себя, так, что даже напал на отца. Отца? Как эта похотливая свинья может быть его отцом?! Даже его настоящий отец был лучше.

Адам со спящей на руках сестрой отправился на городской вокзал. Теперь ему нет места здесь, в этом городе, и в этой семье. Нет ни единого места, где он мог бы почувствовать себя в безопасности, где он не был бы малолетним преступником, или «отродьем дьявола». Он везде будет чужим.

На вокзале люди смотрели сквозь него; для них он был пустым местом, как призрак, которого никто не может видеть. В кассе он попросил дать ему билет до ближайшего города, но вежливая кассирша, сказала, что ему не хватает денег. У Адама не было выбора. Он мог бы отправить малышку к родственникам, а сам вернуться домой, но у них никого не было. Адам решил попросить денег, у прохожих. Стыда он не ощущал совершенно никакого — все его чувства словно бы отключились; Адель с детства заставляла сына просить милостыню в подземных переходах, автобусах, и поездах, и даже когда на него смотрели как на заразную, побитую собаку, он не ощущал ничего; ничто не могло повергнуть его в смятение — он был закален от насмешек и обидных замечаний в его адрес. Однако эта женщина, у которой он попросил милостыню сейчас, посмотрела на его сестру с самым настоящим отвращением. Что может испытать брат, когда на его маленькую сестру смотрят, как на монстра? Что он должен чувствовать?

Адам почувствовал, как дрожь охватывает его тело, как страх, и отчаяние сводит судорогой желудок.

— Идем, Мэри, они, наверное, больные. Посмотри на того парня, у него рубашка в крови… — солидный пожилой мужчина увел женщину от детей, и они продолжили свой путь к выходу.

Адам прижал к своей груди Надежду. Он хотел бы, чтобы малышка не слышала этих слов. Адам улыбнулся сестре:

— Неужели тебе так неудобно на моих руках, что ты проснулась?

— Почему те люди сказали, что мы больные? — Надежда внимательно смотрела на брата, ожидая ответа.

— Это они сказали не нам, Надежда. — Адам заторопился отойти подальше от больших скоплений народа, где еще кто-нибудь мог сказать что-нибудь о его сестре.

Они сели на скамейку, вздыхая. Надежда повторяла движения за своим братом, точно не понимая, что происходит, и почему они вынуждены сидеть здесь, вместо того, чтобы идти домой. В конце концов, Надежда уснула, положив ладошки под голову, и зачмокала губами во сне.

Адам с улыбкой посмотрел на свою сестру, размышляя. Одно ясно точно — сегодня им придется ночевать здесь. Он не может вернуться домой, и уехать из города тоже не может; кроме того, если он попадется на глаза полиции, его арестуют за нападение, на «отца».

Приближалась ночь, и на вокзале не осталось уже никого, кроме них; от голода, Адаму не спалось; он был уставшим, измученным, и напуганным, в голове бродили ужасные мысли и фантазии.

Адам вдруг вспомнил, как Адель пыталась покончить с собой, когда ему было всего пять лет. Он был глупым, и несообразительным, и не мог понять, почему мама так долго сидит в ванной. В двенадцать, когда все повторилось, когда Адель была беременна Надеждой, Адам уже знал, что делать; он не мог позволить несчастному малышу, который даже еще не появился на свет, погибнуть.

Сейчас, на краткий миг, ему пришло в голову, что можно избавить себя от проблем так же, как Адель, но эта безумная мысль длилась лишь секунду, за что потом он испытал острое чувство стыда. Как он может быть таким эгоистом? Если с ним что-то случится, Надежда останется совсем одна, и никто не сможет о ней позаботиться. Адам не может быть слабаком, он не имеет на это права! Когда-нибудь, все закончится…

Адам посмотрел вправо — пустой мрачный зал вокзала со скамейками; медленно повернул голову, и посмотрел в противоположную сторону, и его сердце прострелила боль тревоги. Адам стал в недоумении вертеть головой, хмурясь, не понимая, как вокзал мог превратиться в прелестную, таинственную комнату с какими-то занавесками, свисающими с потолка словно паутина. Что это за место?

— Снова сон? — спросил он сам у себя. Сбоку Адам услышал смех, а затем, он увидел ту таинственную женщину, что навестила его недавно, во сне: прелестная, длинноволосая брюнетка, взобралась к нему на кровать, и Адам отодвинулся к спинке кровати, сплошь усеянной подушками.

— Что это за место?

— Это твой сон. Это моя комната. Тебе нравится? — женщина, виляя бедрами, стала приближаться к Адаму.

— Где Надежда?

— Ее здесь нет. Она осталась с тобой во внешнем мире. Но твое сознание здесь, со мной.

— Где именно с тобой? Зачем я здесь? Зачем ты опять меня позвала?

— Я хочу поговорить с тобой наедине. Меня зовут Кэтрин. — Женщина остановилась перед ним, и Адам вдруг понял, что ей, наверное, не больше двадцати пяти.

— Говори.

— Я хочу понять, почему они выбрали тебя. Понимаешь? — как бы между прочим сказала Кэтрин, словно Адам должен был понять, о чем идет речь, но он не понял, и предпочел промолчать. Губы девушки были в нескольких сантиметрах от него, и он даже чувствовал на своем лице ее дыхание. — Я хочу знать, что их привлекло. Может то, что ты так настойчив в своей вере? Или упрям, пытаясь всеми силами воспротивиться мне?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Адам не отрывал взгляда от заманчивых черных глаз Кэтрин. Они светились улыбкой. — Кто мной заинтересовался?

— Не важно, потому что теперь тобой заинтересована я, и я хочу, чтобы ты стал моим. Тело и душа.

— Этого не произойдет.

— Никогда? — с усмешкой спросила Кэтрин. Ее ладонь легла на его колено, но Адам даже не шелохнулся. Она приблизилась к нему, рука переместилась на талию. Она соблазнительно зашептала: — Ты уверен? Ты уверен в том, что не изменишь своего решения? Как такое возможно? Ты даже не знаешь, что случится завтра, как ты можешь быть уверен, что ничего не произойдет, и что ты не предашь Бога?

— Я уверен. — Адам посмотрел на Кэтрин внимательным взглядом.

— Поэтому ты и нравишься мне. Ты непреклонен, и будет забавно разрушить тихий мир твоих иллюзий, в котором ты живешь.

Тут Адам усмехнулся, не сдержавшись:

— Каких иллюзий? Ты знаешь, кто я, и почему здесь, на вокзале, ночую со своей сестрой? — улыбка быстро исчезла с его лица. — У меня нет совершенно никаких иллюзий, по поводу мира, в котором живу. Одна женщина, сказала, что Бог посылает нам лишь те испытания, которые мы можем вынести.

— Думаешь, я пришла к тебе, чтобы испытать веру?

— Да. Но я не поддамся тебе.

Кэтрин прильнула к Адаму, привлекая его лицо к себе, и с нежностью целуя. Адам положил свои руки ей на талию, привлекая к себе, и про себя повторяя, что ничего не будет. Он не станет.

— Будет хуже, — прошептала ему на ухо девушка, покусывая мочку уха. Адам уже не слушал ее слова; он опустил Кэтрин на подушки, целуя, и совершенно позабыв о том, что он собирался сделать, но ведь, в конце концов, это всего лишь сон, не так ли?

Адам отстранился от Кэтрин, глотая ртом воздух, и вдруг обнаружил, что вблизи, она кажется еще моложе, чем он думал. Ей, наверняка, лет шестнадцать. Адам прильнул к ее губам. Какая разница сколько ей лет, если ее губы так манят, и так удивительны на вкус?

— АДАМ!

Адам резко подскочил на лавочке на вокзале, быстро оглядываясь. Он пытался понять, что произошло, и что вывело его из дьявольской дремы. Кричала Надежда, и она была в руках какого-то парня. Адам встал с лавочки, его сердце заколотилось в груди.

Будет еще хуже.

Каждый раз, после того, как Адаму снится Кэтрин, происходит что-то ужасное. Она хочет заставить его сдаться.

— Парень, отпусти мою сестру, — мирным тоном попросил Адам, протягивая руку к Надежде. В сумраке он мог различить, что рядом стоят еще двое. Четвертый из компании сидел на скамейке, и был под кайфом. Он смотрел прямо перед собой, явно путешествуя на просторах подсознания.

— Надежда, не бойся.

— Ты пришел на наше место, — сказал главарь банды, сжимая воротничок платьица Надежды своей рукой.

— Мы уйдем, — тут же сказал Адам. — Мы не хотим неприятностей.

Он буквально почувствовал улыбку главаря, поэтому заранее знал, что именно тот хочет сказать:

— За то мы хотим. Мы с парнями пришли сюда, а тут такая милая компания.

Сердце Адама бухнулось вниз, в омут тревоги, и закрутилось там. Он сглотнул:

— Отпустите мою сестру.

Адам не был слабаком. После того, как на него напал четвертый парень матери, когда ему было тринадцать, Адам понял, что это было ошибкой — выглядеть слабым, и хрупким, поэтому сейчас он с легкостью мог завалить их всех. Вот только, Надежда была у них. Малышка как будто слышала мысленные размышления Адама, и она к его неожиданности, вдруг укусила непредусмотрительного главаря за руку, и бросилась к брату. Адам крикнул ей, чтобы она убегала; парни бросились за малышкой, и Адам, не раздумывая преградил им дорогу, обрушивая все свое тело на главаря. Его отбросило назад, но Адам потянул с собой противника, накрыв своим телом, он стал его с яростью бить по лицу, потом резко вскочил, не забывая про остальных, которые наверняка хотели схватить Надежду, но он ошибся: парни и думать забыли про сестру. Они набросились на Адама, повалили его, и стали с усилием бить по ребрам, и животу. Адам согнулся, прикрывая голову от ударов, но извернувшись, он выбросил кулак вперед, повредив лодыжку одному из них, и тот с криком упал наземь. Другой с яростным рыком, принялся душить Адама, но ему было не так страшно за свою жизнь, сколько за то, что случиться с Надеждой после того, как он умрет. Поэтому он, с яростью хватался за жизнь, цеплялся окровавленными пальцами, чтобы выжить.

Адам действительно вышел из себя, когда подумал о том, что Надежда останется одна, ее вернут матери, и отчим дальше будет мучить ее. А потом, когда об этом узнают, Надежду заберут в приют, и там над ней будет издеваться кто-нибудь другой. Адам бил из последних сил, тратя все силы на то, чтобы его кулаки сокрушали тела, жизненно важные органы, и несколько раз он промазал, разбивая кулаки о пол вокзала.

Никто из них уже не мог шевелиться, все лежали без сознания. Адам без сил несколько секунд просидел на полу, хватая ртом воздух, потом нашел четвертого из их компании, проверяя, будет ли тот вести себя агрессивно, но оказалось, парень просто уснул на лавочке, положив под голову ладони. На другой скамейке сидела Надежда. Она беззвучно плакала. Адам приучил малышку не капризничать, и если она хочет плакать, то должна это делать тихо. Он помнил, что Адель делала с ним, когда он поднимал дома шум, и поэтому заранее приучил сестру быть тихой. Вот и сейчас, она сидела на скамейке, свесив ножки в новеньких туфельках, которые он сам купил, и в порванном платьице, и терла глаза кулачками, тихо хныкая.

Наверное, он ее напугал.

Адам с трудом встал на ноги, и подойдя к малышке, присел на корточки, прижимая руку к животу, словно это могло сдержать боль, обжигающую все тело.

— Не бойся, Надежда, — прохрипел Адам. Его нос нещадно болел, но не похоже, чтобы он был сломан. Губы еле шевелились, на них запеклась кровь. — Моя маленькая… Надежда…

Из его рта стекла тоненькая струйка крови. Нож вышел из его тела, и вновь вошел. Главарь, что-то сказал, выражая удовлетворение, но Адаму было все равно, что он говорит, он нашел в темноте лицо сестры, и прошептал, прежде чем завалиться на бок, без признаков жизни:

— Беги… Надежда…

Жизнь быстро покинула его;

Адам Росс умер. Никто не знал, о чем он мечтал, о чем думал, и каких целей хотел достичь. Он был никем, и умер никем.