… и вот душа моя запродана дьяволу. Как и предупреждали знающие люди, процедура оказалась приятной, а результат — впечатляющим. «Предался я духу, посланному мне, именующемуся Мефостофилем, слуге адского князя в странах востока, и избрал его, чтобы он меня к такому делу приготовил и научил». История о докторе Иоганне Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике. Напечатано во Франкфурте-на-Майне Иоганном Шписом в 1587 году. Ничего нового с тех пор на сей счёт в мире не выдумано.

Сходства между врагом рода человеческого и моим хлебосольным хозяином столько же, как между мною и папой Римским. Кто сказал, что искуситель должен быть сумрачен, хром и рогат?! Да, Ратмир огромен, громогласен и велеречив. Рога отсутствуют. Не то что хромоты — вообще никаких физических изъянов. Любит посмеяться, особенно надо мной и моими предрассудками. Зато ни разу не довелось мне увидеть его в сильном раздражении, наипаче в гневе. Полагаю, зрелище не для впечатлительных натур.

Имеет место и дьяволица. Имя ей Нуна, на вид ей от роду лет не более двадцати, хотя в будущем могут быть свои, и весьма эффективные, способы скрыть истинный возраст. Белобрысая, остроносая, загорелая до неприличия — причём повсеместно. Это я могу засвидетельствовать как очевидец… Нуна предпочитает появляться в чрезвычайно открытых нарядах, безо всяких там застёжек либо пуговиц, смело демонстрируя окружающим все достопримечательности своей фигуры. Не признаёт ни лифчиков, ни трусиков. Это невыносимо. Думать в её присутствии о чём-то важном и серьёзном вообще нереально. Гормоны бьют в голову, лишая способности сосредоточиться, в размягчённом мозгу роятся какие-то игривые фантазии… При всём этом держит себя строго, даже высокомерно. Либо она вундеркиндочка, либо я и впрямь сильно заблуждаюсь в оценках её возраста. Ратмир отрекомендовал её мне как: а) коллегу, сиречь историка; б) крупного специалиста по древнему миру; в) знатока обычаев и традиций империи Опайлзигг.

Эта самая империя Опайлзигг лежит в зоне практических интересов безымянного департамента, которому я отныне служу верой и правдой. Кто-нибудь слышал о такой? Лично я — ни разу.

Мы проводим время в беседах за круглым столом. Он в прямом смысле круглый, поверхность его обычно налита морозно-сизым перламутром и мерцает. Едва начинается работа, как сквозь перламутр проступает, обретает цвет и объём карта в необходимом масштабе, с мельчайшими топографическими подробностями. Мне чудится, что города, обозначенные на карте, живут, мигают огнями, а моё обоняние улавливает дым гончарен и кузниц. Поэтому немного жутковато, когда в такой город внезапно с силой упирается мощный волосатый палец Ратмира либо даже изящный ноготок Нуны. В эти моменты жители города должны видеть небесные знамения и в панике разбегаться кто куда.

— Не забывай, что это двадцать пятый век до нашей эры! — грохочет Ратмир, тыча пальцем в карту.

— Я и не забываю…

— «Импакт-пойнт 2488», — вторит ему Нунка.

— Что-что?

— Точка темпорального вмешательства в две тысячи восемьдесят восьмом году до нашей эры, — объясняет она.

На самом деле для меня эти громадные цифры — пустой звук. Это слишком отдалённый период для реального историка. Когда меня учили, способов перемещаться во времени, увы и ах, не существовало, а значит — не было и действенных способов извлечения прямых исторических свидетельств и документов той поры. А безоговорочно доверять довольно-таки смелым толкованиям археологических находок, гипотезам, граничащим с фантастикой, и фольклорным источникам, придуманным гораздо позже, я склонности не имел.

— Ещё не узаконен фараонский титул, правда — Хуфу уже построил в Гизе свою пирамиду Хут. В интересующий нас период Египтом правит как умеет Хафра, четвёртый царь четвёртой династии. В Эламе владычествует Уккутахим, впрочем — туда мы не заглядывали. Саргон Древний ещё не родился, но Гильгамеш давно умер и обратился в эпос. Что ещё… Культура Яншао на берегах Хуанхэ, зачатки луншанских поселений. Китайцы утверждают, что у них в ту пору тоже был свой император, и даже не первый по счёту. Мы проверили — никто там не имел власти более чем над пятью сотнями соплеменников. Китайцы не поверили, обиделись. Мы свозили туда нескольких специалистов из Тяньцзиньского университета. Не помогло, обиделись ещё сильнее… Хараппская городская цивилизация в долине Инда. По европейским просторам рыщут грязные дикари-каннибалы…

— Так уж и дикари! — Нуна потешно морщит носик. — Те же сунгирцы уже были вполне приличные ребята. Ничего, что в шкурах, зато какие статуэтки из мамонтового бивня они резали! Самая натуральная технология нэцкэ. Завтра принесу показать. И это — двадцать семь тысяч лет тому назад, не веков, а именно тысяч, то есть гораздо, гораздо раньше наших клиентов!.. Ратмир, помнишь ту девочку, с дротиком? А как её звали, помнишь?

— Хаду, кажется… — хазарский хан слегка постукивает себя по лбу кулачищем. — Нет, вру. Хабу её звали, Хабу Белая Сова.

— Голубые глазищи, рот до ушей, нос картофелинкой — типичная русская красавица. А фатьяновцы? Строители, металлурги, овцеводы… Ведь они были современниками империи Опайлзигг! А клакхиры?

— Не знаю никаких клакхиров, — ревниво объявляю я.

— Строители Стоунхенджа, — поясняет Ратмир. — Древние жители Британии. Самоназвания у них не было, они гордо именовали себя «людьми» и не верили, что этот мир населяет ещё хоть кто-то, кроме них, претендующий на то же звание. Всеобщее заблуждение тёмной эпохи разобщённых культур. Трудно поверить, что когда-то все эти махровые эгоцентристы вышли из одного и того же района Африки… Мы и окрестили наших себялюбцев «клакхирами», в переводе с гэльского — «каменщиками», и поверь, Вячеслав свет Иваныч, они это прозвище заслужили… Вот такие плечи и вот такие челюсти! А как они любили своих женщин!

— М-м-м! — зажмурившись, сладострастно исторгает из недр души Нуна-дьяволица.

Будто и ей что-то перепало от этой варварской любви… А может быть, так оно и было?!

— А как они обходились со своими врагами!..

— У-у-у!!! — комментирует девчонка.

— Но по моим сведениям, — говорю я, — Стоунхендж был сооружён гораздо позднее, приблизительно в девятнадцатом веке.

— Твои сведения устарели, — осклабляется Ратмир. — Когда мы туда… хм… завернули, Стоунхендж уже стоял, и кромлехом в традиционном понимании никогда он не был, никого там не хоронили и никаких культов не отправляли. Впрочем, не был он и неолитической обсерваторией, как надеялись некоторые больные головы ещё совсем недавно.

— Чем же он был?

— Тебе лучше не забивать этим голову… — лицо Ратмира делается мрачным, а по лицу Нуны пробегает лёгкая судорога. — И однако же, не знаю, как Нуны, — спохватывается Ратмир, заметив пламень профессионального интереса в моих глазах, — а вот нас с тобой, славян, как этноса, в то время и в проекте не существовало…

— Нуна, вы что — не русская? — удивляюсь я.

— Разве незаметно? — пожимает она плечиками.

— Ну, этнография — не мой конёк…

— Оно и видно!

— Да русская она, русская, — властно вторгается в нашу перепалку Ратмир. — Пунктик у неё этнологический. Затесался в предки какой-то угро-финн — не то вепс, не то манси, не то изури, так она уж и нос дерёт…

— Хорошо, вернёмся к нашим баранам, — говорю я. — Итак, Европа и Азия лежат в дикости, что там творится с Древним царством Египта, мы в общем и целом себе представляем… а шустрые зигганы уже помазали на царствие самодержца Луолруйгюнра Первого, Солнцеликого. И где, в какой части света вы разыскали этот замечательный анахронизм?

— Что вас смущает? — хмурится Нуна. — То, что мы называем такое государственное устройство империей, а Луолруйгюнра — императором? Это же условность! И менее одиозно, нежели «деспот». По-зиггански его титул звучит как «юйрзеогр» — «попирающий твердь».

— Властно! — Ратмир требовательно воздевает палец. — Властно попирающий…

— Ну, не фараоном же его называть в обиходной речи! Нужно было ввести какое-то обозначение…

— К слову, нумеровать императоров в Опайлзигг не принято, — говорит Ратмир. — И наш клиент — в своей династии отнюдь не первый.

— Империям по определению полагаются колонии, — продолжаю я.

— А они есть, — уверяет Ратмир. — Зигганы уже сплавали в Китай и Африку. Побывали в Австралии, но не нашли там ничего примечательного, кроме кенгуру и новозеландских моа. Каковыми и украсили императорский зверинец. Привезли было гигантского сумчатого муравьеда, но тот сдох без приплода, а что касается моа, так ты их сам увидишь. Скажи, Славик, ты бы хотел увидеть живого моа?

— Хотел бы, конечно. И муравьеда тоже. Как же я без муравьеда-то обойдусь… Я, признаться, не то что гигантского сумчатого, а и обычного-то отродясь не видывал. А нет ли у них там гигантского, к примеру, скунса?

— Скунса? Гигантского? — Ратмир аж светится счастьем. — Чтобы вонял? Так вот есть у них такой скунс! Очень редкий вид, называется весьма выразительно и адекватно — «гжбзу» и водится только на приморских отрогах хребта Бивулгагг, в западной провинции Аэйнюймб. Думаю — специально для тебя изловят и доставят ко двору, то-то вонизму будет!..

— Между прочим, в городе Лунлурдзамвил, в столице империи, проживает около сорока тысяч народу, — немного обиженно перебивает нас Нуна. — По тамошним временам это не просто город. Мегаполис!

— «Саратов-12»! — поддакиваю я.

— А в Йолрни, столице восточной провинции Олмэрдзабал, не менее тридцати тысяч, — упрямо гнёт Нуна. — Имперская почта доходила до границ материка за пять суток.

— В среднем, голубушка, — уточняет Ратмир. — До южной провинции Лэйлбнуньюр хватало и пары суток, а до востока, будем снисходительны, меньше чем за пятнадцать дней никак не поспеть.

— Потому что были прекрасные каменные дороги, отличные скороходы…

— … и закон, предписывавший за нерадение безжалостно усекать «украшения мужского чрева», — посмеивается Ратмир.

— Очень мудрый правитель этот ваш Луол… гюйнрю… — замечаю я. — У меня в Ельниках — такой у нас райцентр — друг живёт. Ко всяким праздникам он шлёт мне открытки. Триста километров, постоянное железнодорожное и авиационное сообщение. Глядишь, недели через полторы добредают. Нам бы тот закон! Да только в наше время почта — женское занятие, чего там усекать-то…

— Поверь, Славик, император Луолруйгюнр нашёл бы!

— Ельники, — бормочет Нуна. — Это не там ли в две тысячи пятом году нашей эры…

— Там, там, — бесцеремонно обрывает её Ратмир. — Но к делу это не относится.

Нуна производит над картой лёгкий всплеск ладошкой, и масштаб укрупняется настолько, что различимы отдельные дома.

— Императорский дворец Эйолияме, — показывает она, наклоняясь над столом. Я с усилием отрываю взгляд от выпрыгнувших на волю её смуглых острых грудей и безо всякой охоты отдаю внимание карте. — Гранит, отделка мрамором. Колоннады и террасы. Восемьдесят две комнаты и залы. Общая площадь первого этажа — двадцать гектаров.

— А есть и второй этаж?

— Есть. Под землёй. Лабиринт Эйолудзугг. Разветвлённая сеть ходов и помещений, большая часть из которых — тайники. Должны быть сообщения с заброшенными каменоломнями. К моменту воцарения Луолруйгюнра точная карта лабиринта утрачена, и никто до конца не знает всех его закоулков. Разве только Дзеолл-Гуадз… верховный жрец Пяти Богов… но он вряд ли поделится своим знанием. Естественно, об Эйолудзугге ходят мрачные легенды. Вампиры, чудовища. Ночная Страна Рбэдуйдвур, Чёрное Воинство со своим императором Бюйузуо Многоруким…

— А минотавра они там не пасут?

— Пожалуй, нет, — говорит Ратмир. — Во всяком случае, твои предшественники ничего о том не докладывали. А вот байка о Бюйузуо имеет реальные основания. Видишь ли, Славик, флора и фауна Опайлзигг в силу изначальной изолированности материка весьма необычна. Многие биологические формы, давно вымершие на больших континентах, здесь уцелели. Скажем, Австралия уберегла своих сумчатых. Опайлзигг же оказалась последним прибежищем древних гигантских хелицерат. Главным образом тупиковые ветви. По понятным причинам совершенно неведомые вашей науке.

— А кто это — хелицераты?

— Узкий специалист, — печально кивает лысиной Ратмир. — Познания в биологии на уровне оч-чень средней школы. То есть никаких.

— Вот этого не надо! — протестую я. — Не пытайтесь сделать из меня святого Георгия. Мне была предложена работа, обещаны впечатления, и я согласился работать, а не совершать подвиги. Если речь идёт о каких-нибудь драконах…

— Какие драконы?! — строит невинные глазки Ратмир. — Я, конечно, принимаю во внимание твоё крайнее невежество в естественных науках, но даже ты обязан знать, что драконы, сиречь динозавры, вымерли оч-чень давно.

— А эти ваши… хелицераты, однако же, не вымерли!

— Не вымерли, — с готовностью подтверждает плешивый злыдень. — И поныне процветают. Правда, измельчали. Так это характерно для всех скотов и птиц небесных, и зверей полевых. Разница лишь в том, что одни мельчают физически, а другие духовно.

— Да мать же вашу!..

— Ну вот что! — сердится Нуна. — Эту гадость обсуждайте без меня. Терпеть не могу хелицерат. И времени на них у меня совершенно нет.

— Тем более что по зигганскому биоценозу у нас отдельный спецкурс, — соглашается Ратмир. — Продолжай, Нуна.

— Императорские покои вот здесь, — острый ноготок упирается в план первого этажа. — Охраняются полком специально обученных воинов-юруйагов, набранных из побочных ветвей правящей династии. Дети наложниц, внуки и правнуки предшественников Луолруйгюнра. Их казармы — в одном из обжитых секторов лабиринта.

— А ты поселишься тут, — говорит мне Ратмир. — По соседству с императором. Каждый день будешь первым встречать его и последним провожать. И стоять в изголовье, когда он сочтёт удобным для своего величия снизойти до утех с наложницей. Должность императрицы в политической структуре Опайлзигг не предусмотрена. Да и сам институт брака и семьи практически отсутствует.

— Что-то я смутно представляю своё положение в этой вашей структуре, — бормочу я озадаченно.

— Оно будет высоким, — заверяет меня Ратмир. — Оч-чень высоким!

— Если рассматривать духовную и социальную иерархии раздельно, — говорит Нуна, — то в социальной вы будете вторым человеком в империи.

— А почему не в духовной? Всю жизнь мечтал быть архимандритом… или, там, генсеком… и нате вам!

Нуна глядит на меня с укором. Она ещё не привыкла к моим приколам. Не понимает, глупышка, как можно так безалаберно относиться к делу всей её жизни. Невдомёк ей, дурёшке, что не могу я воспринимать всерьёз всю эту затею!

— Напрасно, — ухмыляется Ратмир. — Ещё можно поспорить, чьё влияние на императора сильнее. Он же старый вояка, сам в юности водил полки на бунтовщиков. Нет для души его музыки милее, чем хруст разрубаемых костей. А зигганские мечи-гузуаги рубят не то что кость — пушинку на лету. К счастью для остального человечества, секрет их изготовления канул в Лету.

— Вы хотите сказать, что мне придётся кого-то рубить этими самыми зигганскими мечами?!

— И весьма часто.

— Спасибо, блин!..

— Из провинции, Славик, беспрестанно шлют наёмных убийц. Юруйаги ни с того ни с сего выставляют претензии на престол. Да мало ли… Было бы странно, если бы императорский телохранитель оказался чистоплюем и белоручкой.

— Кто-кто?!