Не могло быть никаких сомнений, что это и был самый подлинный Кощей, хозяин каменного склепа и Кощеевой Мороки, хотя он мало походил на воинствующих дистрофиков из киносказок. Обычного роста, нормального телосложения, средних лет человек стоял в нескольких шагах от добрых молодцев, оценивающе разглядывая их белесыми стеклянистыми глазами. «Как у того ящера», — подумал Тимофеев. На Кощее был строгий черный костюм, застегнутый на «молнии» под самое горло, лицо его не выражало ровным счетом ничего, но сразу показалось Тимофееву неприятным. Вероятно, оттого, что у Кощея не было ни единого волоска на голове, даже бровей. Да и с чего бы Тимофееву питать какую-то симпатию к этому убийце?

— Я чувствую, вы хотите напасть на меня, юноша, — проскрежетал Кощей, метнув ледяной взгляд в сторону Фомина. — Воздержитесь. Именной мое благополучие гарантирует ту стабильность, в которой пребывает мои маленький мирок. Хотя меня и прозвали Кощеем, я не бессмертен. Моя жизнь не хранится на кончике иглы в хрустальном яйце за тридевять земель. Она — здесь, при мне. Но если вы хотя бы пальцем меня тронете, начнется ад. И вы погибнете.

Фомин молчал.

— И наплевать, — горячо сказал Тимофеев. — Главное — сгинете вы вместе со своей Морокой.

— Допустим, я сгину. И моя обитель покоя, которую вы вслед за недоумками из седьмого века назвали Кощеевой Морокой, дестабилизируется. Но останется остров, и останется Калинов мост, и по нему в ваш светлый, зеленый, солнечный, наивный мир устремится Зло. Такое Зло, какого еще тут не было. О каком вы и понятия не имеете. И тогда вся ваша земля станет одной большой Кощеевой Морокой.

— Не станет, — произнес Тимофеев с уверенностью. — Мы это ваше Зло одолеем. Дело не новое!

— Личинка, — усмехнулся Кощей. — Головастик. Что вы за свою цыплячью жизнь такого одолели, что высказываетесь от имени остального человечества? Уверены ли вы, что любой из ваших самых близких и надежных друзей захочет положить свою единственную и неповторимую жизнь на пути вселенского Зла? Что каждый из них решится подняться с теплого, належанного дивана, выйти из уютной каморки и взять в руки, не знавшие мозолей, меч-кладенец?

— Бывало. Поднимались и брали. Тоже мне зло — стайка динозавров!.. И выпускаете из виду одно обстоятельство.

— Это какое же?

— Я историк. И вдобавок имею некоторое представление о принципах темпорального детерминизма от знакомых. Прошлое изменить нельзя. Любое вмешательство из будущего в ход событий прошлого — иллюзия, так как это мнимое вмешательство есть эпизод истории, который уже лег в фундамент будущего, совершившего такое вмешательство. И если мы здесь, а в нашем времени все нормально, значит, никакого нашествия вселенского Зла в седьмом веке не было!

— Я знаю это лучше вас, — кивнул Кощей. — Все же я прибыл из настолько отдаленного будущего, что и ваши фантасты немели, думая о нем. В седьмом веке действительно ничего не было. Но не потому, что вы меня победили, — это невозможно. А потому, что я остался цел и невредим. И моя Кощеева Морока тоже.

— Русские летописи молчат о ней, — веско сказал Тимофеев.

— До начала летописи у меня еще достаточно времени. Кто знает, что придет мне в голову через сто, двести лет? Они так долго тянутся, эти годы. Быть может, я устану от всего и уничтожу Кощееву Мороку вместе с собой… Но откуда в вас такая уверенностью, что в вашем времени полный порядок? Так ли уж много добра и мало зла в вашем мире?

— Порой добра недостает, — признал Тимофеев. — Порой зло маскируется под добро. Но вы тут ни при чем.

— Чепуха! — ощерился Кощей. — Никто не знает об этом больше меня. Мне удалось измерить количество Добра и Зла во всех эпохах от начала времен и создать теорию нравственного равновесия. Сколько зла выдержала эта планета в своей бурной молодости! И какое роскошное Зло царило на ней! Какие тучи ненависти носились в ее небесах! Поверьте мне, Зло намного любопытнее, нежели Добро. Оно активно, деятельно. Только Зло подстегивало эволюцию. Не от хорошей жизни кистеперая рыба вылезла на сушу. Не от великой радости обезьяна спустилась с дерева. От добра добра не ищут… Но однажды я отметил резкое падение количества Зла, и впервые в мире возобладало Добро. Это произошло, когда безжалостные и непобедимые динозавры внезапно уступили планету млекопитающим. А ведь динозавры олицетворяли Зло, оно воплотилось в них. Избегни они гибели, мир стал бы иным. И не вам судить, лучше или хуже! Никто не ведает, каких высот могущества достигли бы динозавры, если бы только выжили!.. Я истратил свою молодость на то, чтобы понять, отчего же с уходом динозавров не остановился прогресс. И никак не мог обнаружить эти скрытые пружины эволюции. Не было и нет в млекопитающих той тяги к борьбе, той силы и ярости, чтобы они с исторической неизбежностью могли породить разум. Да и человек, однажды возникнув, обречен был зациклиться на первобытнообщинном строе. Так утверждала моя теория. Меня не поняли. Меня почти высмеяли! А когда я выдвинул свой план регулирования прогресса путем увеличения количества Зла в определенных точках истории, мне предложили отдохнуть от науки, отвлечься. Тогда я разорвал все связи с обществом, прогнал друзей и стал осуществлять свой план в одиночку. И мне это удалось. Я должен был добиться успеха в силу того же темпорального детерминизма. История свидетельствует, что прогресс не остановился. И двигателем его был я! Моя машина времени не чета вашему ретромотиву. С ее помощью я мог перебрасывать между временами любые грузы, целые фрагменты пространства. И я решил создать заповедник Зла, чтобы отсюда подгонять эволюцию. То, что вы зовете Кощеевой Морокой — на самом деле осколок времени из мелового периода, врезанный в седьмой век. Если бы не поломка моей машины, он был бы куда просторнее. А Калинов мост — единственное связующее звено между ним и внешним миром. Разомкните его — и связь навсегда оборвется. С другой стороны, пока существует Кощеева Морока, никто из ее жителей не может по своей воле выйти за ее пределы, бедняга тарбозавр-батаар, с которым вы расправились так безжалостно, мог лишь пугать тех, кто оказывался на стыке времен. Ну, тому, кто отважился пересечь границу, он не оставлял никаких шансов… Здесь собраны великолепные экземпляры динозавров, я вырвал их из прошлого, сохранил эти кристаллы Зла от неминуемого разрушения. Я переношу их во все точки планеты. Я пришпориваю ими эволюцию, и она, словно послушный скакун, добавляет прыти. Драконы, змеи-горынычи, демоны — все это выходцы из моей Кощеевой Мороки. Я потерял дом, друзей, родных, даже свое время. Всю жизнь я отдал служению человечеству. Так за что же вы хотите меня погубить?

— Никому вы не служите, кроме себя, — сказал Тимофеев. — Людей вы ненавидите. А любите только себя и динозавров, вы и сами как динозавр.

— Не думайте, что вам удалось оскорбить меня, — проскрипел Кощей. — Откуда вам знать, что прекраснее — Зло или Добро? Разве вы застали мировое Зло в его расцвете? Разве довелось вам увидеть бешеное великолепие мира гигантских ящеров? Вы судите о них по измученному, полуголодному тарбозавру, который готов был сожрать собственный хвост, лишь бы не околеть.

— Динозавры ваши разлюбезные — всего лишь безмозглые убийцы, — с отвращением промолвил Тимофеев. — Ничего они не воплощают, кроме голода и тупости. Им лишь бы жрать! Какое уж тут великолепие? Они вымерли, и поделом. Но тут приперлись вы со своей дурной теорией. И с ненавистью к человечеству. Никакая теория не оправдает вас за то, что вы натравили этих гадов на людей!

— Но люди объединялись против динозавров, — возразил Кощей. — Они рождали героев-драконоборцев. Какие чудеса изобретательности они проявляли, чтобы защитить свои жилища от набегов моих питомцев! Знаменитые Змиевы валы Приднепровья были построены как защита от тиранозавра-рекс, а уж потом — от киммерийских кочевников. Беовульф один на один победил моего лучшего горгозавра, а уж после стал мудрым и справедливым вождем и вошел в эпос…

— Да барахло ваша теория, — сказал Тимофеев. — А вы убийца и маньяк. Недаром вы стали для людей символом жестокости.

— Люди никогда бы не узнали обо мне, — оскалился Кощей. — Но я не всесилен, и поначалу мне нужны были помощники. И не всегда тарбозавр охранял Калинов мост. Я заставлял людей, заблудившихся в Кощеевой Мороке, служить мне. Как правило, они не выдерживали и на коленях умоляли меня вернуть их в свой мир. И я возвращал — мне было жаль их, как это ни странно. Дольше всех здесь задержалась одна девушка из местных. Какая это была красавица! Она полюбила меня и только поэтому готова была остаться здесь вечно. Но я не ответил на ее любовь и прогнал ее, когда она растеряла красоту и превратилась в сгорбленное пугало. Женщины умеют любить, но еще больше они умеют ненавидеть. Когда она уходила, она поклялась отомстить мне. Она грозила, что не умрет, пока не уничтожит Кощееву Мороку вместе со мной. Я смеялся ей вслед. Думаю, она все-таки умерла. А я еще жив. И мой мир стоит незыблемо, пока я того хочу.

— Она не умерла, — медленно произнес Тимофеев. — Сейчас ее зовут Карога и клятва ее все еще в силе.

— Да, Карога, — значит черная, — кивнул Кощей. — У нее были прекрасные черные волосы до пят… От, нее и других моих слуг и пошла гулять злая слава о Кощеевой Мороке, о бессмертном Кощее. И я закрыл путь на Калинов мост. Выпустил на него сначала тарбозавра, а затем разрешил вернуться домой последним своим слугам…

— Почему же вы не отдали Вику на растерзание тарбозавру? — недобро усмехнулся Тимофеев.

— Она угодила в мою темпоральную ловушку. Как птичка в силки… Когда я отказался от услуг местных жителей, то решил поискать союзников из более просвещенных времен. При попадании в ловушку ретромотив, как правило, разрушался. Я и не думал, что ловушка все еще работает. Однако вы попались, а ваш ретромотив почему-то уцелел. Очевидно, что-то разладилось… Так вот, эта девушка узнала обо мне от Кароги и сама пришла на Калинов мост с единственной целью — убедить меня отказаться от моих планов. Ей посчастливилось перехитрить тарбозавра, но со мной она не совладала, я хотел, чтобы она осталась, но и она возненавидела меня. И я поступил с ней милосердно, сохранил как память о безвозвратно утраченном времени. Теперь она спит вечным сном в окружении моих славных ящеров, как самый драгоценный бриллиант в моей коллекции.

— Спит?.. — переспросил Тимофеев. — Так она просто спит?!

— Ну разумеется! И динозавры спят. Я же битый час вам толкую о том, что выпускаю их по одному во внешний мир…