1.

«Туатара», открытая гравиплатформа на четырех пассажиров и восемь тонн груза, бесшумно плыла над грунтом со скоростью задумчивого пешехода. Ее тупой, круто скругленный кверху наподобие конька нос раздвигал жесткие стебли высокой искрасна-бурой травы. Стебли, до последнего не желая уступать, с душераздирающим скрежетом елозили по бортам и днищу.

– Нельзя ли приподняться? – спросил Биссонет, чье красивое лицо, слегка искаженное гримасой неудовольствия, напоминало портрет молодого дьявола.

– Нельзя, – сказал Дилайт равнодушно. – Нужды нет заявлять о своем присутствии до времени.

– Зачем же мы летели? – с сарказмом полюбопытствовал Биссонет и, не получив ответа, надулся.

Джед, правивший «туатарой», хмыкнул и со значением подмигнул Кратову, что сидел рядом. «Я же говорил – сущие дети!» – читалось в его шкодливых темных глазках. Кратов понимающе кивнул и снова уставился вперед, в частую багровую гребенку без конца и без края.

Над головами разведчиков брели тугие низкие тучи, сквозь которые не пробивался ни единый лучик света. Стоял «пепельный полдень», как называл это время суток Дилайт. Ровная тоскливая серость неожиданно и резко на горизонте сменялась на зловещее зарево. До беспрестанно вулканирующего, изрыгающего пламя и лаву терминатора рукой было подать.

Планета Финрволинауэркаф. «Двуглавый дракон с одной головой в огне и другой во мраке»…

– Совсем неподалеку отсюда высаживался Горяев, – заметил Дилайт.

– Занесло нас… – сказал Джед.

– Странная прихоть, – проворчал Биссонет. – Возводить циклопические сооружения, заведомо обреченные на втягивание в полосу пожаров.

– Такие громадины, как «Горяевский могильник» или «Кратовский дольмен», при здешнем уровне технологии могли возводиться веками, – произнес Дилайт. – Чтобы высечь, а затем доставить на строительную площадку стотонную плиту, нужны усилия тысяч людей. Предприятие вровень с нашими пирамидами.

– Если только они не спекали эти плиты из мелких фрагментов, – возразил Биссонет. – Что, по некоторым гипотезам, и осуществлялось древними египтянами, вопреки устоявшемуся мнению о безудержной эксплуатации зловредными фараонами несчастных рабов. Вы же не делали ни единого анализа сколов. За неимением таковых…

– В последнем случае они успели бы не только воздвигнуть здание, но и попользоваться им, – сказал Дилайт, привычно игнорируя пустяшный булавочный укол. – Хотя время неумолимо прижимало бы их к терминатору.

– Отсюда и культ огня, – кивнул Биссонет. – Точнее, множественные культы. Огонь как неизбежность, фатум…

Кратов прислушивался к рассуждениям ксенологов вполуха. Ему хватало собственных проблем.

С того момента, как миди-трамп упокоился на иссохших персях этого мира, Кратова не покидало ощущение допущенной ошибки. Нет, не нужно ему было соглашаться на участие в миссии! В конце концов, он волен был отказаться выполнить приказ Гроссмейстера и найти своему отказу весомые оправдания. Тот же Кодекс плоддерской чести, не одобрявший контакты с Внешним Миром. Та же экстренная необходимость очередного досмотра вверенных его с Грантом попечению Галактических маяков. И, как последний неубиенный козырь, его пирофобия…

Хотя здесь он вынужден был сознаться себе, что именно злосчастный недуг стал последним побудительным мотивом к его согласию на предложение Дилайта. Он никак не желал примириться с угнездившимся в самых недрах подсознания темным необоримым страхом и мечтал о том лишь, как бы вышибить его оттуда раз и навсегда. Клин клином… Оттого и путешествовала с ним сейчас подаренная Грантом зажигалка, на слабый огонек которой он принуждал себя смотреть неотрывно по нескольку раз в день. Обливаясь холодным потом даже при виде этого жалкого отблеска давнего пожара, откуда он вышел – а скорее, выполз – и с обугленной кожей, и с обожженной душой.

И вот он здесь, и он здесь не нужен.

Формально его роль в составе миссии сводилась к тому, чтобы указать ксенологам руины материального объекта, фигурировавшего в его рассказе под названием «дольмен». Навигатор из него оказался аховый: в район, где все происходило, корабль привели Джед и Татор фактически вдвоем… Да, разумеется, локация обнаружила наличие многочисленных скальных обнажений, среди которых вполне мог затеряться не то что этот чертов дольмен, а и все египетские пирамиды во главе со Сфинксом.

Но самое-то гнусное заключалось в том, что Кратов совершенно не узнавал этих мест.

Все переменилось. Тогда, два года назад, он шел, увязая в мертвом пепле, и ничего живого вокруг не было и в помине, кроме съежившихся от жара чудовищных кактусов. Да еще, пожалуй, загадочных белых фантомов, которые он так и не сподобился толком разглядеть и потому до сих пор не ведал, живые они или нет. Дольмену негде было укрыться от его глаз…

Теперь долина жила. Буйно заросла ржавой травой, мерзко скрипевшей под днищем «туатары». Громады кактусов налились соками и больше не торчали раскоряченными скелетами, а высились гордо и прямо, расправив мохнатые лапы и опушась венчиками иглистых соцветий. Вживе они оказались лиловыми в алых пятнах неправильных очертаний, – чего в первый свой прилет Кратов видеть не мог, – и являли собой дивное по красоте зрелище. Дилайту, которому кактусы эти, должно быть, глаза намозолили, наплевать было на прелести пейзажа. Биссонет, если и восторгался в душе, то ревностно таил свои чувства за пренебрежительной маской. Джед Торонуолу при въезде в долину изумленно прищелкнул языком и далее ничем своих эмоций не выдавал.

Кратов же глядел на это лилово-красное буйство с восхищением, к которому примешивалось чувство горечи. От понимания того, что никакой не проводник он здесь, что вовек не сыскать ему следов своей высадки в этом Диснейленде…

– Скалы, – объявил Джед. – Подхожу вплотную.

Дилайт коснулся бронированной перчаткой кратовского плеча.

– Это? – спросил он.

Тот отрицательно помотал головой.

– Да, на дольмен слабо похоже, – сказал Джед, ведя «туатару» вдоль черного каменного языка. – Хотя бы и тщательно порушенный. Отметим этот печальный факт.

Он высветил на пульте карту местности и проставил на ней очередной красный крестик. Десятый по счету.

– Много ли еще? – спросил Биссонет сердито.

– С полсотни, – ответил Джед. – За сутки не управимся, это уж точно.

– Долго, – произнес Биссонет с неодобрением.

– Вы куда-то спешите? – кротко осведомился Дилайт.

– Что мы прицепились к этому дольмену? – возвысил голос Биссонет. – Даже если он и был в действительности, в чем я отнюдь не убежден…

Кратов молчал, пригнув голову.

– Какую пользу мы почерпнем из пребывания в сени его руин? – продолжал Биссонет. – Распишемся на камне? Феномен наличия сигнал-пульсатора мы все равно не удостоверим. Да и было ли это? Не пригрезилось ли? Я склонен предложить план более плодотворного времяпрепровождения. Первое: незамедлительно откочевать к центру материка, где ранее отмечались поселения Аафемт…

– Мы обсудим ваш план, – сказал Дилайт спокойно. – На корабле, вместе со всеми. Джед, что там у нас по маршруту?

– Полтора километра к югу, – с готовностью сообщил Торонуолу и пихнул Кратова могучим плечом. – Не спи, плоддер, гляди в оба.

2.

Кратов забился в угол своей каюты и, чтобы не мучиться стыдом, достал зажигалку.

Он таращился на пляшущий огонек и не видел его – едва ли не впервые за все время. Воспоминания о безрезультатной вылазке не отступали, грызмя грызли его, вынуждая морщиться, жмуриться и трясти головой в тщетной попытке отогнать их подальше. «Нельзя, нельзя было соглашаться! У них свой путь, у меня свой. Ворона в стае фениксов… И тысячу раз прав этот красавчик Биссонет: никому мой дольмен не нужен. А я здесь потому и только потому, что мне поверили, что он существовал». Кратов тихонько застонал. «Но ведь и вправду было, я все это видел!.. Или я сошел с ума, впал в затмение, и мне прибредились и каменный ящик, и стол из полированного гранита, а на нем зовущий на помощь прибор? Как доказать им, что я не обманул, коли я этого даже себе доказать не умею?!»

Дверь бесшумно отползла, и так же бесшумно в каюту бочком просочился Эл Татор. Длинные черные волосы его были сколоты на затылке в пучок. Кратов торопливо согнал с лица гримасу отчаяния и попытался придать своей нелепой, смятой позе хоть какую-то непринужденность.

– Можно мне сесть? – полушепотом спросил Татор.

Кратов подобрал ноги, и Эл осторожно примостился на краешке койки. Его смуглое скуластое лицо было непроницаемо. Но ясно было, что явился он с одной-единственной целью не дать Кратову окончательно скиснуть, что подбил его на это не кто иной как Джед и что сам Татор не знает, с чего начать и уж тем более – чем продолжить.

После нескольких минут деликатного молчания он коротко вздохнул и сказал:

– Я хотел было предложить вам потренироваться еще, Кон-стан-тин. Но Джед сильно занят. Он готовит зонды-автоматы. Элул потребовал сразу много зондов. Элул отлично справился бы и сам, но у ксенологов совет.

Кратов усмехнулся:

– Решают, как поступить со мной и моей байкой про дольмен?

– В том числе, – помолчав, подтвердил Татор. – Джед беседовал с Элулом. Не все ксенологи удовлетворены результатами разведки. Некоторые полагают, что вы, Кон-стан-тин, ввели их в заблуждение. Особенно им не нравится, что вы плоддер. Наверное, не слишком хорошо, что я передаю вам эти вести. Но это правда.

– Для меня это не секрет, – сказал Кратов. – А что вы сами думаете?

– Я думаю, что вам ни к чему сочинять то, чего нет, – ответил Татор торжественно. – Вы звездоход, Кон-стан-тин. А уж потом плоддер. И Джед думает так же.

– И это для меня не секрет… Я не выдумал ничего. Я действительно все это пережил. Если бы предвидеть, чем обернется! По крайней мере, я бы позаботился о доказательствах.

– Отдельные ксенологи могут не знать, что значит слово звездохода. Сама суть нашей работы такова, что не всегда удается выйти из переделки с доказательствами на руках. Не так ли? И если мы перестанем верить друг другу на слово, повторения прежних ошибок не миновать.

– И все же я кляну себя за неосмотрительность.

– Может быть, вы клянете себя за то, что вообще ввязались в эту историю? – испытующе спросил Татор.

Кратов, помедлив, пристыженно улыбнулся и кивнул.

– Мы все хотим вам помочь, Кон-стан-тин. Это задевает и нашу честь, не единственно вашу. Зачем, например, Джед стал бы возиться с зондами?

– И в самом деле, зачем? – оживился Кратов.

– Джед нашел бы тысячу причин увильнуть, если бы в зондах нуждались лишь ксенологи. Но он был кроток, как ягненок, если только встречаются ягнята таких размеров, и сразу принялся делать то, о чем его попросили.

– Наверное, мне бы следовало помочь ему, – сказал Кратов без особой уверенности.

Татор печально покачал головой.

– Зонды – очень умные и тонкие автоматы, Кон-стан-тин. Шесть лет назад у вас таких еще не было. Пожалуй, это я мог бы заняться зондами. Но Джед прогнал меня прочь. Джед не любит, когда кто-то суется в его дела. Он хорошо чувствует технику. Лучше, чем я. Хотя он всего лишь навигатор, а я инженер и мне полагалось бы чувствовать технику лучше всех на корабле и в его окрестностях.

– Я убежден, что после Джеда вы, Эл, разбираетесь в этом лучше всех на Уэркаф…

– А я не убежден, Кон-стан-тин, – серьезно сказал Татор.

Он встал и, обхватив себя руками за плечи, прошелся по каюте – три шага туда, три шага обратно. Его взгляд задержался на графии, где Аксютин, пыжась от счастья, обнимал русокосую женщину.

– Это его жена, – пояснил Татор. – Сейчас редкий мужчина называет свою подругу женой. Это большая ответственность, чересчур большая для мужчины. Но Павел ее не побоялся. У них трое детей… Так вот, я не убежден в правоте ваших слов. Никогда, ни при каких обстоятельствах я не сумел бы построить сигнал-пульсатор. Починить – куда ни шло. Но не построить. А на Уэркаф кто-то его построил.

– «Третья сила», – сказал Кратов. – Сепулька могла попасть сюда извне и совершенно случайно. К примеру, авария на корабле. Опустились, приступили к ремонту. А тут на них налетели эти… Серебряные Змеи.

– Слишком замысловато. Не забывайте, что рядом с Уэркаф дрейфует галактическая база. Один ваш «корморан» они могли еще проглядеть. Но не два же корабля кряду!

– Сепулька выглядела очень старой. Корабль «третьей силы» мог грохнуться давно, задолго до появления здесь и базы и даже разведчиков с Эаириэавуунс, – Кратов неожиданно произнес это слово без запинки и сам себе мысленно поаплодировал. – Потом его обломки утянуло за терминатор, и он сгинул навсегда. Сепулька же осталась в лапах Серебряных Змей.

– И спустя много лет они ухитрились привести ее в действие, – с сомнением произнес Татор.

– Ничего странного. Есть древняя инженерная аксиома: любую вещь можно починить, если достаточно долго вертеть ее в руках.

Глаза Татора засияли.

– Замечательно! – сказал он с удовольствием. – Теперь я знаю, как обойтись с этими двумя маленькими паршивцами.

– Какими паршивцами?! – опешил Кратов.

– Два блока в филд-контроллере. Такие негодяи! Я поручу их кому-нибудь из свободных ксенологов, пускай вертят до посинения.

Их веселье оборвал короткий, на одной ноте, сигнал вызова по интеркому.

– Коллега Кратов, – зазвучал размеренный, но, как показалось, неестественно напряженный голос Дилайта. – Я приглашаю вас в кают-компанию на совет. Разумеется, если вы свободны.

– Ну вот, – вздохнул Кратов, поднимаясь и натягивая свитер с плоддерской символикой. – Сейчас мне дадут по рогам. Выплеснут в рожу все, что думают о плоддерах вообще и обо мне как о типичном представителе этого племени убийц и лжецов.

– Нехорошо, – сказал Татор с осуждением. – И как вам такое в голову пришло?

– Вы знаете, Эл, – мрачно сказал Кратов. – Я и сам так думал о плоддерах, пока не угодил в Круг.

– О! – произнес Татор.

3.

Предчувствия не обманули Кратова.

Вероятно, до его появления пуще других перепало Дилайту. Командор миссии, хотя внешне и сохранял самообладание, выглядел осунувшимся, бронзовое лицо его выцвело и посерело. Однако же, ни на полтона не изменив голоса, Дилайт предложил Кратову разместиться в свободном кресле возле стола.

– Жаль, что здесь нет страховочных ремней, – прибавил он. – В некоторые моменты наших дружеских дискуссий они оказались бы весьма нелишни. Для всех дискутирующих сторон в равной мере.

Аксютин, бледный как полотно, хихикнул. Биссонет с негодованием передернул плечами, а сидевший между ними насупленный Вилга даже не моргнул и лишь сомнамбулическим движением плавно потянул себя за поникший ус.

– Коль скоро обсуждение перешло на личности, – продолжал Дилайт, – я счел невозможным его продолжение в ваше, коллега Кратов, отсутствие. По-моему, куда приятнее встречать упреки в лицо, нежели ловить их отголоски из-за угла, – Биссонет снова дернулся, но смолчал. – Поэтому отрешитесь от всего суетного и с честью воспримите все, что вам причитается. А затем найдите в себе силы ответить.

Кратов кивнул и поглядел на Биссонета. Он почему-то был уверен, что первым заговорит именно красавчик.

– И не надо меня лорнировать! – немедленно взорвался тот. – Да, я не понимаю! Как все мы, опытные и благоразумные люди, могли довериться подобному источнику информации?! Все эти могильники, дольмены…

– Существование «Горяевского могильника» сейчас не принято оспаривать, – пробурчал Элул. – И незачем валить все до кучи.

– Никто из ксенологов не видел никакого могильника воочию! – заорал Биссонет. – Есть только графии, которые могут изображать все что угодно! Поэтому никто не докажет мне, будто эти жалкие, примитивные Аафемт, отягощенные нелепыми культами, имеют наклонности к монументализму…

– Есть еще и образцы, – скучным голосом возразил Элул. – Например, «Горяевский манускрипт».

– Не сбивайте меня, Хаим! Кто-нибудь удосужился расшифровать этот опус до конца?! Да, я отлично понимаю, как вам – и не только вам! – хочется уверовать в могущественную культуру Аафемт, этих загадочных строителей циклопических громад и конструкторов реликтовой ЭМ-техники. Я великолепно понимаю, что вы тотчас же увенчали бы эту затурканную расу доселе невостребованной короной Археонов. Я прекрасно понимаю…

– Во имя Господа, зачем мне это надо? – равнодушно хмыкнул Элул.

– …Мы же как серьезные теоретики привыкли иметь дело с достоверной информацией, иначе все наши модели давно обратились бы в фикцию и нонсенс! Однако этого не происходит, и вы охотно прибегаете к нашей помощи. Вплоть до того, что вовлекаете в свои несуразные миссии. Потому что вы получаете от нас серьезную, фундаментальную поддержку, а не фантазии. Хороши мы были бы, возьмись мы за моделирование на основании одних лишь неумело сделанных графий да плоддерских побасенок!

– Послушайте, доктор Биссонет, – мягко сказал Дилайт. – Именно из того мы и исходили, что собранные нами данные вас не удовлетворят. Потому мы и обратились в ИОК с просьбой о вашем откомандировании на Уэркаф. Вам и вашим коллегам предоставлена редкостная возможность лично извлечь всю необходимую для полного и достоверного моделирования информацию прямо на месте. Поверьте моему опыту, земная ксенология никогда прежде не выходила на более интересный и обещающий контакт.

– Откуда вы это взяли?! – завопил Биссонет. – Мой опыт свидетельствует, что здесь рутина и скука, я таких контактов пропускаю через себя по два десятка в год!

– И в самом деле, – потупившись, сказал Вилга. – Я тоже не вижу здесь ничего экстраординарного. Зачем преувеличивать?

– Ну конечно, гуманоиды, – проговорил Аксютин задумчиво. – Да еще в нестандартных условиях. Здесь присутствует некоторая пища для размышлений. Однако придавать этому контакту черты эпохальности… – он с сомнением покачал головой.

– Для того я и хочу разыскать «Кратовский дольмен», – сказал Дилайт. – Я убежден, что самый поверхностный осмотр его поколебал бы вашу предубежденность.

– Опять интуиция? – язвительно спросил Биссонет, намекая на какой-то неведомый Кратову эпизод обсуждения.

– Конечно, был бы дольмен – многое разъяснилось бы, – согласился Вилга.

– Но только без мистики! – воскликнул Биссонет. – Без «третьей силы», без ЭМ-техники.

– Не знаю, как насчет «третьей силы», – ревниво сказал Аксютин. – Однако умножать число сущностей сверх необходимого и впрямь ни к чему.

– Подите вы со своим Оккамом, – уныло сказал Элул. – Лично я исповедую иной принцип.

– Какой же? – полюбопытствовал Биссонет.

– Если тебя поразило громом – значит, ты грешен.

– Непонятно, – пожал плечами красавчик.

– Отнюдь, – сказал Аксютин, оживляясь. – Коли случилось чудо – докажи, что его сотворил не бог. Правильно, Хаим?

– Тоже мне чудо, – фыркнул Вилга. – Обычная феноменологическая статистика…

Накал в разговоре с какого-то момента резко пошел на убыль. Казалось, о Кратове позабыли. Он сидел молча, отгороженный ото всех стеной отчуждения. Словно его тут и не было… Грозовая туча, раздутая от скрытой угрозы, покружила над его головой и, не разродясь ни единой каплей, канула прочь. Хотя и во многом благодаря громоотводу, роль которого отчего-то взял на себя пасмурный Элул. И Кратов не понимал, был ли он за то ему признателен. Либо же, наоборот, предпочел бы принять грозу на себя.

Он чувствовал, что нельзя ему сидеть здесь вот так, в стороне, если он хочет, чтобы когда-нибудь эти люди приняли его в свой круг как равного. Чтобы перестали говорить о нем в третьем лице, а обращались напрямик – с добрыми ли речами, с дурными ли. И не таили бы за стылыми масками брезгливость и страх.

Кратов даже попытался сделать усилие, перебороть самого себя. Проломить-таки эту проклятую стену, за которой сейчас малодушно отсиживался. Он открыл рот, чтобы потребовать обещанного ему ответного слова. Но не сумел извлечь ни звука из перехваченной глотки.

– …А ложногриб ему отвечает: «Да нет, какой-то дурак научил!» – заливаясь, рассказывал Аксютин.

По ту сторону стены отчуждения царило веселье.

4.

– Зайдите ко мне, – сказал Хаим Элул, осторожно коснувшись коротким сильным пальцем переплетенных буквиц на кратовском свитере.

Кратов, погруженный в свои мысли, послушно двинулся за ним. Невнятно урча под нос игривый мотивчик, Элул проследовал в свою каюту, которую делил с командором миссии. Здесь оказалось чуточку просторнее, и даже были откидные диванчики для посетителей. Один из них был тут же предложен Кратову.

– Благодарю, – сказал тот, оставаясь на ногах.

– Послушайте, Кратов, – сказал Элул, плюхаясь на койку и взирая на него снизу вверх по-детски чистыми синими глазами. – Для чего вам эти ожоги?

– Что? – не сразу понял Кратов. – Ожоги… какие?

– Эти отвратительные келоиды, отнюдь не украшающие вашу шею и, должно быть, прочие члены. Будто из вас хотели сделать цыпленка-табака, но вовремя усмотрели ошибку… Некоторым остро впечатлительным натурам это действует на нервы.

Кратов вскинул подбородок:

– Кому же?

– Например, мне, – ухмыльнулся Элул. – Вы, наверное, подумали – Биссонету? Его нервирует совсем другое… Я понимаю, рубцы дороги вам как память, они у вас что знаки воинской доблести, и все прочее. Но поймите и вы: тем самым вы невольно стараетесь выделиться среди нас. К чему носить на себе отметины былых приключений, состоявшихся не всегда от великого ума? Дин, между прочим, тоже как-то пылал ясным пламенем, хотя вот у него как раз были на то уважительные причины. Он же из ваших, из звездоходов…

– Дин? – переспросил Кратов и едва удержался, чтобы не уточнить, о ком идет речь. Ему и в голову не приходило, что существуют люди, способные называть доблестного командора миссии как-то иначе, нежели по фамилии.

– Давайте сведем ваши келоиды, – предложил Хаим. – И забудем о них, как о тяжелом сне после неумеренного ужина. Нет, я серьезно. Я же здесь не только ксенолог, но и медик. Это моя вторая профессия, унаследованная от предков. Все Элулы спокон веку целители и врачеватели. Один из нас взошел на костер за чертознайство – имел глупость излечить царствующую особу от дурной болезни. Другой тоже прослыл отравителем и снискал свою Голгофу в сибирских лесах… У вас, как я слышал от доктора Нанука, пирофобия? Можно попытаться потеснить и ее, у меня здесь неплохая ментоскопическая аппаратура. Полного избавления не сулю, все в руце Божьей, да мы и не на Земле. А вот хвост ей подрезать обещаю, чтобы не выставляла напоказ.

Кратов незаметно для себя примостился на диванчике – при каждом движении тот жалобно постанывал под ним.

– Вообще-то Кодекс плоддерской чести не поощряет… – пробормотал он в сильном смущении.

– Подите вы с вашими играми, – страдальчески поморщился Элул. – Кодекс, честь, отчуждение. Взрослые люди, а помешались на средневековой атрибутике! Чего вы хотите больше – чести вашей несуразной или душевного здоровья? Будет здоровье, будет и честь.

– Но обстоятельства таковы…

– И давайте стараться, чтобы от обстоятельств ничего не зависело, опять-таки ни честь, ни здоровье.

– Стараться! – усмехнулся Кратов. – Что мне остается, кроме моей чести? Только что ксенологический совет консенсуально произвел меня в трепачи. И я ничего не могу выставить в свое оправдание.

– Допустим, консенсуса не было и не будет. Навигаторы вам верят, хотя главным образом из цеховой солидарности. Дилайт желает вам верить. Господь ему судья – для него звездоходское прошлое тоже много значит.

– А что же вы?

– А я циник, верящий только своим глазам. Хотя при этом я не кричу о своем цинизме на каждом углу, как некоторые. На Уэркаф я прибыл в третий раз, и глаза говорят мне: Хаим, тут нечисто. Милый, честный парень Слава Горяев сочиняет беллетристику о каких-то могильниках. Графии с образцами, что он привез, можно трактовать и так и сяк, здесь Биссонет прав. Но из тьмы отчуждения возникает демоническая фигура плоддера Кратова и вещает одними с Горяевым словами… Не могут же все звездоходы страдать общими галлюцинациями! И я желаю выяснить для себя окончательно, что отражает этот феномен. Был ли мальчик, то бишь дольмен, или нет. Для этого я соберу свору отличных охотничьих собак и дам им понюхать след. А потом спущу их с поводков.

– Жаль, следы уже не свежие.

– Но и у меня непростые борзые… Чем кататься на «туатаре» от камешка до камешка, скорчась в три погибели и не имея возможности даже откашляться в полный голос, так лучше бросить на разведку сотню юрких и умных зондов. Они сделают ту же работу за пару суток. А наше дело, дело взрослых людей, затем в спокойной обстановке, без перебранок, изучить ту информацию, что вызовет у машин обостренный интерес. Что вы ежитесь, Кратов? У вас режутся крылья?

– Меня никак не оставляет ощущение, – признался тот, – что я здесь не был.

– Забавное ощущение, – хохотнул ксенолог. – Может быть, мы по оплошности прихватили вас не на ту планету? Вы же были на Уэркаф сразу после пожара. А теперь пепелище заросло, вот вы и не узнаете местности.

– Ничего не могу с собой поделать, – Кратов виновато вздохнул.

– Бросьте! Я вам больше скажу. Если зонды вернутся ни с чем и никакого дольмена в этих местах не сыщется, я подумаю лишь одно: Хаим, тут и в самом деле нечисто… Сегодня на совете, когда Биссонет объявил вас лжецом, вы промолчали. Мне это понравилось. Это по-мужски.

– Зато мне это не понравилось, – проворчал Кратов.

– И эта ваша самооценка мне тоже нравится. Вообще вы мне симпатичны, Кратов. Будь вы еврей, я выдал бы за вас свою третью дочь, а нет лучше жены, чем еврейская девушка. Хотите чаю? Вы, наверное, шесть лет не пили приличного чая из розовых лепестков. Сейчас мы с вами опрокинем по паре чашечек. А после я сведу вас в медицинский отсек и решу, как поступить с вашими рубцами. На теле и на душе.

– Нет, – сказал Кратов.

Элул откинулся и скрестил руки на груди, лицо его жалобно скривилось, что, вероятно, являлось у него выражением крайнего изумления.

– Нет, благодарю, – повторил Кратов. – От чая из розовых лепестков я, к моему стыду, отказаться не в силах. Что же касается остального…

– Ах, этот несносный Кодекс чести, – с иронией заметил ксенолог.

– Не только.

– В старину имели обычай метить преступников особыми клеймами. И вы, я вижу, со своим клеймом расстаться не торопитесь? Господь вам судья, пусть все ограничится чайной церемонией. Одного только непременного атрибута чаепития нам будет чрезвычайно недоставать, – Элул понизил голос. – И я опасаюсь, это унизит весь ритуал, – он поманил Кратова пальцем и шепнул ему на ухо: – Красивой японской гейши в кимоно. Только, когда будете у меня в гостях, в Хайфе, не проболтайтесь о моих сожалениях госпоже Элул, все же у нас пятеро детей!

5.

К вечеру, когда сошла за горизонт печальная луна странного мира, Джед Торонуолу вырастил из эмбрионов сорок восемь зондов.

– Ты обещал мне сотню, – уныло напомнил ему Элул, на что Джед взревел, будто раненый тигр.

Теперь каждая из полутораметровых металлокерамических блох, укутанных в мимикрирующие шкуры, несла в своей крохотной головке единственную программу: сыскать «Кратовский дольмен», «Горяевский могильник» и вообще все, что не похоже на скальные обнажения естественной природы. Одетый в легкий скафандр модели «конхобар», Джед ворочался в тесном для него тамбуре: напоследок осматривал зонды и чуть ли не оглаживал их по бокам. Зонды копошились вокруг, тычась ему в колени нервно шевелящимися усиками и нетерпеливо перебирая суставчатыми лапами.

– Полифем, – хихикнул Аксютин и покосился на Кратова. – Ищет, не прицепился ли к его овечкам какой-нибудь Улисс…

Они наблюдали за Джедом по видеалу, между тем как первый навигатор где шлепком, где пинком выпроваживал зонды в кромешную тьму.

– Неосмотрительно, – проворчал Кратов.

– Что именно? – встрепенулся Аксютин.

– Такими делами нужно заниматься при полной освещенности. Да и незачем вообще лезть в тамбур. Зонды и без присмотра прекрасно разойдутся по своим секторам. А в темноте, возле распахнутого люка Джед только подставляется. Здесь могут обитать какие-нибудь ночные хищники, не страдающие предрассудками. Или недоброжелатели…

– Серебряные Змеи, – со вкусом произнес Аксютин. – Это правда, людей они невзлюбили. И кабы не высочайшее покровительство Осязающих Мрак…

– Не нужно беспокоиться, Кон-стан-тин, – сказал Татор. – Я внимательно наблюдаю за окрестностями. Ни один движущийся объект крупнее мыши не находится вне контроля. Разумеется, и речи быть не может о Серебряных Змеях.

– И что же вы контролируете? – полюбопытствовал Аксютин.

Татор постучал ногтем по экрану, указывая на сиреневую звездочку, медленно ползущую по серебристому фону:

– Большой неторопливый зверь, похожий на комодосского варана, в шестистах метрах от корабля. Идет по своим делам курсом на юго-восток.

– Между прочим, у него шесть лап, – со значением сказал Дилайт.

– Все это шестилапие местной фауны не дает мне покоя, – откликнулся Вилга.

– Что, что тебе не нравится? – сварливо осведомился Биссонет, и они вполголоса затеяли спор.

– Еще одна массивная тварь размытых очертаний неотступно крадется за нашим вараном, – продолжал Татор. – Мне кажется, сейчас она станет его есть. Тоже шестилапая.

– Вот дьявольщина, – сказал Аксютин.

– Зонды веером расходятся от люка. В общем, все спокойно.

– А нельзя ли, чтобы один из зондов смотался к зверушкам и передал сюда их портреты? – с надеждой спросил Аксютин.

– В другой раз, – ответил Дилайт. – Тебя устроит, если мы сначала решим принципиальный вопрос?

Аксютин недовольно фыркнул и замолчал, погрузившись в размышления. Тем временем Джед отправил в странствие последний зонд.

– Теперь до утра, – сказал он. – И пусть всем снятся добрые сны. Завтра мы откроем глаза и обнаружим, что в этом мире не осталось тайн.

– Размечтался! – усмехнулся Аксютин.

…Этой ночью Кратов не видел ни единого сна – ни доброго, ни злого. Он вообще ни на минуту не сомкнул глаз. Лежал не раздеваясь при тусклом свете ночника, прислушивался к безмятежно ровному дыханию Аксютина и таращился в низкий потолок. Пытался расслабиться, отключиться – он умел это делать. Но сейчас никакое умение не помогало.

Раскрыл наугад неразлучный сборник старояпонской поэзии. Глаза скользили по строчкам, не разбирая букв.

Мысли блуждали кругами возле одного и того же.

Что там творится в ночи? Что видят глаза зондов, бесшумно-стремительно прорезающих густой мрак? Встретится ли им хоть что-то заслуживающее самой мимолетной задержки в их чутком пробеге? Или же каждый обрыщет свой сектор, ни на миг не приостановившись, ни разу не присев на толчковые задние лапы, не отозвавшись на сторожкий сигнал вдруг сработавшей программы?..

«Ничего здесь нет, – думал Кратов. – Никаких тебе дольменов. Равно как и могильников, кенотафов и курганов. Я уже убежден в этом… Но почему? Откуда это? Ведь я же видел этот проклятый каменный ящик, был в нем, едва не дотронулся до работающей на последнем издыхании сепульки. Вот этой самой рукой! – он поднес к лицу распяленные пальцы и пошевелил ими, словно удостовериваясь, что хотя бы они существуют в реальности, а не пригрезились ему. – Верно: видел, едва не дотронулся. Кабы знал, чем обернется – дотронулся бы. За милую душу! Сграбастал бы не размышляя и задал такого деру на «корморан», что Серебряные Змеи поразевали бы свои пасти от изумления. Вывалив раздвоенные языки… И все же зонды вернутся пустые. Тут ничего не исправить. Я вернулся пустой – и они тоже. Или это я так успокаиваю себя, чтобы утаить надежду на счастливый исход? Скажем, на добрых два часа… или хотя бы сорок минут… аудиовизуальной информации о поросшем травой и кактусами, сильно обгорелом, хотя и не лишенном прежних характерных очертаний так называемом «Кратовском дольмене». Стоит, голубчик, где стоял, никуда не делся, по всем законам физики ни за какой терминатор не укатил. Придите и осязайте… И все поочередно, пряча взоры, посещают меня, чтобы пожать руку и молвить прочувствованное слово. Биссонет со слезами раскаяния падает мне на грудь. Благо на ней вполне достанет места всем кающимся».

Кратов хихикнул, вообразив картинку, и виновато покосился на спящего Аксютина.

«Черта лысого… Нет во мне никакой надежды. Чудес не бывает.

И зонды не помогут, как бы того ни желали все, кто еще мне верит. Сам-то я, во всяком случае, себе уже не верю ни на грош, – он зажмурился до боли в веках. – Но куда, куда он пропал, этот дерьмовый дольмен?! Ведь он же был!»

Кратов сел. Обхватил голову руками. Он почувствовал, что если в самое ближайшее время не поймет, куда и отчего сгинул дольмен, то никогда, ни за что не уйдет из плоддеров.

6.

В кают-компании, несмотря на ранний час, присутствовали почти все члены миссии. Не было Аксютина: он спал как сурок и даже улыбался во сне. Должно быть, ему виделась русокосая женщина.

На негнущихся ногах Кратов переступил порог.

– Что? – спросил он сипло.

Дилайт неохотно оторвался от рассыпанных по столу цветных графий.

– Вы неважно выглядите, коллега, – сказал он.

– Не в этом дело, – промолвил Кратов.

От его взгляда не ускользали ни довольная физиономия Джеда, ни выражение тихого торжества на чеканном лике Татора, ни кислая мина Биссонета…

– Взгляните, – пригласил его Дилайт. – Вам это должно показаться любопытным.

– При том, что два зонда еще не вернулись, – как бы между прочим ввернул Джед.

Кратов подошел к столу. Ему понадобилось собрать все силы, чтобы проделать это без суеты. По правде говоря, его колотило… Окружающие внимательно следили за его реакцией. Кратов взял за уголок одну графию, поднес к самому лицу, словно его зрение вдруг притупилось.

Медленно, как в полусне, вернул графию на прежнее место. Отступил на шаг.

– Тебе нравится? – осторожно спросил Торонуолу.

– Да, – сказал Кратов, с трудом разжимая сведенные губы. – Просто замечательно. Спасибо, Джед. Но это не дольмен.

– О, мать твою! – рявкнул Джед. – Что же это?!

– Константин, – мягко произнес Дилайт. – Не торопитесь делать выводы. Здесь целая серия снимков, в разных ракурсах и масштабах. Мы можем просмотреть их на видеале…

– Это не дольмен, – повторил Кратов.

– Руины сооружения, – терпеливо сказал Элул. – Около десятка грубо отесанных каменных плит, навалившихся друг на дружку, как костяшки домино. Остатки колоннады у западного крыла.

– Не было там никакой колоннады, – сказал Кратов.

– Ты же не видел! – заорал Джед. – Ты с другого крыла подходил!

– Я шел с востока на запад, – упрямо сказал Кратов. – Никуда не отклонялся. И набрел на дольмен. Точно на вход в него. Я понимаю, что стороны света здесь условны. Но то, что двигалось по небу вместо светила, склонялось к горизонту спереди от меня.

– Врешь! – взревел Джед. – Плоддер брехливый! Не мог ты видеть никакой луны! После пожара все небо должно быть затянуто тучами пепла…

– Так оно и было. Луну видел бортовой когитр. Он давал мне направление. Как это принято на неисследованных планетах в условиях неопределенности: предполагаемый запад, предполагаемый восток… Это не дольмен, – снова сказал Кратов с тихим отчаянием.

– Грандиозно! – вдруг расхохотался Биссонет. – Я в восторге: утопающему суют в руки веревку, а он брезгливо отпихивает ее, требуя белоснежную яхту!

– А почему вы решили, что я тону? – спросил Кратов и заглянул в глаза Биссонету.

Смех оборвался. Веселье на лице Биссонета обернулось нелепой замороженной гримасой. Остолбенев, ксенолог вдруг против воли перестал видеть вокруг себя хоть что-нибудь. Только обращенную к нему жуткую, неподвижную маску из обожженной глины с глазами-бойницами, откуда сквозил пронизывающий до костей холод.

– Хорошо, – сказал Дилайт, разряжая обстановку. – Пусть не дольмен. Тогда что же? И как мы это назовем? – он сощурился и раздельно проговорил: – «Некрополь имени Дж. Р. Торонуолу»?

– Я здесь лишний, – с досадой отмахнулся Джед. – Проблему ставил Хаим, а чертовщину эту разыскал зонд под номером 394. Им и вся заслуга.

– Ну, наведаться туда во всяком случае стоит, – промурлыкал себе под нос Элул.

– Несомненно, – сказал Дилайт. – Вне зависимости от названия. Итак, сразу после завтрака. Состав группы: я, Хаим, Аксютин. Павлу сегодня будет интересно… Джед, как всегда, водителем. Эл, останетесь на корабле за меня, – он посмотрел на ссутулившегося Кратова и после небольшой паузы добавил: – Коллега Кратов, вы тоже с нами. Только не сочтите за труд, разбудите своего соседа.

7.

Со стороны корабль, умиротворенно лежавший брюхом прямо на грунте, напоминал огромную снулую рыбу в чешуе невиданного морозно-голубого цвета. Среди напиравшего отовсюду агрессивного багрянца, что властвовал среди красок растительности и ландшафта, он казался чем-то вызывающе инородным, чуждым и, вполне вероятно, пугающим для всякой неразумной живности здешних мест. Не заметить его было невозможно. Очевидно, это и входило в расчеты многомудрого Дилайта. Разглядеть корабль можно было только сверху – но на планете Уэркаф никто не летал – или же подойдя вплотную, дабы не застили взор кактусы, настырно карабкавшиеся из грунта навстречу тусклому глазу луны. Но это означало бы прямой контакт. А уклоняться от контакта людям не было резона.

Кратов с двумя фограторами, своим и Дилайта, стоял напротив разверстой пасти бортового ангара и наблюдал, как Джед бережно, дабы не оцарапать бока, выкатывает «туатару». Чуть поодаль Хаим с кислой, как обычно, физиономией что-то монотонно втолковывал Биссонету и Вилге. Биссонет, бледное лицо которого пестрело алыми пятнами, взирал в пространство поверх головы Хаима, и понятно было, что он вне себя от гнева. То ли потому, что в эту вылазку его не взяли, то ли по какой другой причине. Вилга же, как всегда, отрешенно молчал и доил себя за поникшие усы.

– «Ужасный демон приснился мне: весь черный, белоглазый…» – продекламировал Аксютин, подходя. – Это я про Джеда с его повозкой. Послушайте, Костя, вас не трясет? А я так просто изнурен совершенно немотивированной нервической дрожью!

– Отчего бы? – участливо осведомился Кратов.

– Вот сейчас я сяду в эту калошу и поеду в самое сердце чужого мира. Что меня там ждет? Или кто? Нужен ли я там? Вы не поверите, но за всю прежнюю жизнь мне не доводилось бывать далее Луны. Теперь же я своими ногами попираю густо сдобренную золой многовековых пожарищ землю Уэркаф, а спустя какое-то время увижу собственными глазами творение рук нечеловеческих… Сколько раз я строил модели этого мира, сколько видеограмм просмотрел – уж казалось бы, пора привыкнуть. А меня колотит! Взгляните на Хаима. Если за его спиной разверзнется пропасть и оттуда всползет омерзительнейшая тварь, он только досадливо отмахнется и продолжит свои рацеи. Господи, неужели ко всему можно так притерпеться?!

– Можно, – уверил его Кратов. – Все планеты шаровидны. Все, в общем-то, похожи на Землю. Кроме тех, разумеется, что совершенно на нее не похожи. Но таких чрезвычайно мало и не стоит даже принимать их в расчет…

– Шаровидны, – согласился Аксютин. – Но каждая из них шаровидна по-своему. Даже Земля – и та не такой уж и правильный шар.

– Дела это, к сожалению, не меняет.

– Э-э, братец, – протянул Аксютин участливо. – Да вам, похоже, обрыдло скитаться по Галактике. С шарика на шарик… По-моему, это как раз то самое состояние, в каком звездоход подается в ксенологи. Между прочим, Костя, отчего бы и вам не двинуться этой проторенной, например, стопами доктора Дилайта дорожкой?

– НИ-КОГ-ДА, – раздельно произнес Кратов.

– Что, что вам не нравится в нашей работе?! – ревниво вскричал Аксютин.

«Туатара» наконец выползла из ангара целиком и зависла над грунтом, слегка подрагивая от учиненной Джедом возни – он обронил себе под ноги какую-то деталь и никак не мог разыскать. Появился Дилайт, забрал у Кратова свой фогратор, ловко вспрыгнул на платформу и обосновался рядом с креслом водителя. Остальные последовали его примеру. Аксютин суетился вокруг, горестно причитая: «Позвольте, а где же сяду я, ведь четыре всего места!», пока Кратов и Элул не потеснились. Он мигом успокоился и бодро спросил: «Отчего ж мы стоим?» Джед ухмыльнулся и рывком бросил «туатару» вперед.

– Нет, в самом деле, – сказал Джед, будто продолжая прерванный разговор. – Один зонд так и пропал.

– Что значит – пропал?! – с неудовольствием спросил Хаим. – Как это зонд может пропасть? Или он песчинка в пустыне? Если я что-то понимаю в этом деле…

– Ты все понимаешь правильно, – сказал Дилайт. – Но сеансы диспетчерской связи с зондами периодичны. И вот в промежутке между сеансами с зондом что-то стряслось. Камень ему на голову рухнул. Лавой из разлома плюнуло. Да разве мало причин?

– В каком секторе он затерялся? – подал голос Кратов.

– Как раз там, куда мы направляемся, – сообщил Джед.

– Мне это совсем не нравится, – объявил Аксютин. – Зонд у них, видите ли, пропал!

– А кому нравится? – удивился Джед.

Платформа неслась на двухметровой высоте, не задевая днищем верхушек бурого разнотравья, ловко огибая пятнистые канделябры кактусов. Мелкие пыльно-серые твари шарахались прочь и долго удирали зигзагами, запутывая след. «Вот я вас!» – зашумел было Аксютин, но натолкнулся на обращенный к нему печальный взгляд Элула и стыдливо умолк.

А затем они увидели потерявшийся зонд.

«Туатара» притормозила и зависла посреди затишья, нарушаемого лишь сухим скрежетом трущихся друг о дружку травяных стеблей.

– Мать вашу… – еле выдавил Джед.

Зонд хромал им навстречу, при каждом шаге заваливаясь набок и снова упорно выравниваясь. Слепо рыскал заостренным носом из стороны в сторону и каким-то скрытым чутьем все же избирал точное направление на корабль. Джед снова выругался, перемахнул через бортик и, путаясь в льнущей к комбинезону траве, побежал к автомату. Его огромная фигура с поникшими мощными плечами и потерянно раскинутыми ручищами выражала полное отчаяние.

– Кто это его?.. – прошептал Аксютин и, внезапно осознав всю нелепость вопроса, прикусил язык.

Одна из толчковых лап зонда была целиком выломана и отсутствовала. Маскировочное покрытие на боку прогорело до металла. Видеорецепторы обуглились и сплавились. Ничего не замечая перед собой, словно смертельно раненый боец, вышедший из боя умирать, зонд проковылял мимо и сгинул в зарослях.

– Камень на голову, – пробормотал Кратов.

– Вернемся? – быстро спросил Элул.

– Зачем же, – спокойно сказал Дилайт. – Это машина. А мы люди.

Кратов, сопровождаемый уважительным взглядом Аксютина, ловко перекинул фогратор из-за спины на грудь.

Помедлив, выдернул долой батареи и выбросил через борт.

Теперь Аксютин глядел на него как на сумасшедшего.

8.

Они находились у некрополя, возле развалин колоннады, и это действительно был некрополь и была колоннада. Но, пожалуй, только на Аксютина это обстоятельство произвело должное впечатление. Потрясенный, он хватал Кратова за рукав и пытался передать ему свои восторги горячечным шепотом:

– Они строят!.. Понимаешь ты, по-настоящему строят, а не зарываются в норы, не копошатся в пещерах, как втолковывали мне эти олухи из сектора социометрии! А это значит, что все наши модели – дерьмо, они врут, как сидоровы козы…

– Как сивый мерин, – рассеянно поправил его Кратов, стараясь высвободить руку.

– При чем тут мерин?! Это Биссонет у нас мерин, если хочешь знать, он в это не верил, и я, если на то пошло, тоже осел хороший, а Горяев был прав. И ты прав, ты кругом оказался прав! И черт с ним, с твоим дольменом, не нашли его – и ладно. Зато теперь я своими глазами вижу этот некрополь, и мне этого хватит на всю жизнь, я теперь такую модель отгрохаю, все рты разинут… Да пойми же ты, люмпен чертов, ведь все эти циклопические сооружения означают принципиально иной уровень культуры, иной подход к восприятию цивилизации Аафемт, а значит – иную стратегию контакта!

Аксютин порывался выскочить из «туатары», чтобы своими руками пощупать чудовищные завитки ближайшей колонны, распавшейся при падении на куски, и всякий раз тяжелая ладонь Кратова приковывала его к месту.

Они сидели и ждали, настороженно озираясь, и фограторы были наготове, хотя эффект от этой готовности был скорее психологический. Потому что никто и не помышлял о том, чтобы пустить это страшное оружие в ход, как бы ни сложилась ситуация. Аксютин, поглощенный своими детскими восторгами, не мог ничего слышать, а звездоходы слышали, и опытный ксенолог Элул тоже слышал: Аафемт были рядом. Их нельзя было разглядеть – то ли они прекрасно маскировались, то ли находились вне поля зрения землян, но все пространство в окрестностях некрополя было пропитано инородным эмоциональным фоном, чужими непонятными мыслями. И как ни вслушивался Кратов, он все еще не мог понять, о чем эти мысли, таят ли они угрозу, то ли, напротив, исполнены симпатии.

– Если это Змеи, они наверняка постараются нас захватить, – как бы в ответ на его сомнения, негромко произнес Элул.

– Это Змеи, – уверенно сказал Дилайт, и в его голосе Кратову почудилось волнение. Оказывается, железный Дилайт тоже был способен волноваться.

– Изувечили зонд, ублюдки, – проворчал Джед. – Чем он им помешал?

– Видишь ли, – сказал Дилайт. – Серебряные Змеи нас не любят. Вообще трудно понять, кого они любят. Но поскольку мы находимся под высочайшим покровительством Осязающих Мрак, то повредить нам они не могут под страхом казни. А вот сорвать злость на нашем зонде…

– Откуда они знают, что это НАШ зонд?

– Хороший вопрос, – на окаменевшем лице Дилайта промелькнула слабая улыбка. – Я даже и не упомню, были ли у нас такие автоматы в прежних экспедициях.

– Не взбрела бы им фантазия сорвать зло на нашем корабле, – пробормотал Кратов.

– Ну, корабль-то им явно не по зубам, – пренебрежительно сказал Аксютин.

– Надеюсь, ты читал отчет Брезе? – спросил Элул.

– Конечно, читал! И, разумеется, ни единому слову не поверил. Не можем же мы, в самом деле, принимать в расчет всякую мистику…

– Бездельники у вас там в ИОК, – со внезапным ожесточением сказал Элул. – Разогнать бы вас всех, погрузить на корабли да сослать в самые удаленные миссии, чтобы вы наконец научились разбираться, где имение, а где наводнение, а то вы только о кресла задницы полировать горазды!

Дилайт повернул голову к Кратову, не переставая косить глазами в сторону зарослей бурой травы между вдавленными в землю каменными плитами, и сказал:

– Вы с Аксютиным остаетесь в «туатаре». Если нас будут задерживать, ни в коем случае не вмешивайтесь. Вернетесь на корабль и…

– Что значит – будут задерживать? – прервал его Кратов. – И кто?

– Разве вы не видите? – удивился Дилайт. – Вот же они!

Он жестом показал куда-то перед собой, где, казалось бы, ничего не было, кроме голых застарелых развалин в неровных пятнах пепельного света. Кратов последовал взглядом за его рукой, изо всех сил напрягая зрение.

Поначалу он не уловил никаких новых подробностей. Потом ему померещилось слабое струение воздуха в щелях между камней. Будто бы там, в тени, расправлено тончайшее, почти паутинное полотно, по которому изредка пробегают легкие волны. На миг отчетливо проступили очертания человеческой фигуры – и снова растворились в этом неясном трепетании…

– Узнаете? – спросил Дилайт.

– Нет, – ответил Кратов.

– Тогда, в дольмене…

– Я понял ваш вопрос. Нет, в дольмене было нечто другое.

– Беда с этим парнем! – хихикнул Джед. – Все только и заняты тем, что убеждают его в правоте его же слов.

– Если бы это был мой дольмен, и я бы узнал в том, что вижу сейчас, давешних «призраков», то сей же час оповестил бы об этом всех присутствующих. А в первую очередь вас, Джед.

– Еще раз обратишься ко мне на «вы»!.. – взревел Торонуолу.

– Ну, пошли, – сказал Дилайт, поднимаясь. – Они зовут. Не следует испытывать хозяев ожиданием… Джед, возьми мой фогратор. Пускай знают, что у нас серьезные намерения.

– А они когда-нибудь видели эту штуку в работе? – с сомнением спросил Джед.

– Видели, я им показывал в прошлый раз. Константин, займите кресло водителя.

– Это несправедливо! – вспылил Аксютин. – Стоило тащить меня сюда, чтобы бросить в самый момент контакта!

– Прости, Павел, – сказал Дилайт. – Неудачно сложилось. Но я надеялся, что мы встретим Видящих Внутрь. Или на худой конец Осязающих Мрак. Мы же напоролись на Змей, а в таких играх ты неважный партнер…

Аксютин, побледнев от обиды, дернулся было следом, но Кратов, обернувшись с водительского кресла, снова припечатал его к месту.

Дилайт неспешно шагал навстречу струящимся теням, скрестив руки над головой. Чуть поотстав, шел Хаим, но его руки были слегка разведены в стороны, и смысл этой мизансцены Кратову был положительно неясен.

– Объясните, – примирительно попросил он, трогая Аксютина за плечо.

Тот сердито дернулся и не ответил.

– Готовность к переговорам, – откликнулся Элул.

– А я что должен делать? – с любопытством осведомился Джед, замыкавший шествие.

– Держи руки на фограторе, – сказал Дилайт. – Как будто ты у нас военный атташе.

– Это еще что за хреновина? – спросил негр.

Перед проходом в завале Дилайт остановился и вдруг произнес длинную фразу, почти сплошь состоящую из одних звонких согласных. Затем пригнулся и скользнул в темноту…

Кратов вздрогнул. В происходящем ему почудилось что-то знакомое. Но что именно, сообразить он не успел.

– Подло, – произнес Аксютин срывающимся голосом. – Подло и несправедливо. Никто столько не работал над моделью этого мира, как я! Никогда им этого не прощу.

– Ну, не сердитесь, – мягко сказал Кратов. – Мне тоже немного обидно. Однако проку от меня в этом деле еще меньше, чем от вас.

– Выманили из дома, насулили золотые горы – и бросили на самом пороге!..

Кратов пристально вглядывался в темный промежуток между глыбами. Колеблющиеся полотна пропали. Стояла глухая тишина.

– Командор, – осторожно позвал Кратов – ему никто не ответил.

Аксютин перехитрил его.

Усыпил бдительность своими причитаниями и, улучив момент, сбросил его руку со своего плеча, перепрыгнул через бортик. Спотыкаясь, почти побежал к развалинам.

– Назад! – зарычал Кратов.

Он не сразу нашарил клавиатуру управления, ткнул невпопад трясущимися пальцами, и «туатара» вместо того, чтобы одним прыжком настигнуть беглеца, шарахнулась назад. Ругаясь черными плоддерскими словами, Кратов остановил ее, вынудил помалу двинуться вперед…

Аксютин почти уже достиг прохода.

Из руин ему навстречу молниеносно вызмеилось тонкое сияющее жало, ослепительное на фоне глубокой бархатной темноты. Ударило в грудь и мгновенно втянулось обратно. Аксютин завертелся на месте, объятый призрачно-белым ореолом, и упал.

Ореол погас.

– Павел, – окликнул Кратов.

Он перебросил ногу через бортик. Может быть, еще обошлось? Все же скафандр, пусть легкий, но вполне прочный, способный защитить от многих неприятностей…

Жало снова выхлестнуло из-за камней. Не найдя новой жертвы, бестолково поплясало в трепетавшем вокруг него раскаленном воздухе и сгинуло. Теперь Кратов успел разглядеть, что же это такое. Узкий, как клинок шпаги, язык серебристого огня.

ОГОНЬ!

Кратов отшатнулся, словно перед ним разверзлась адская бездна. Зажмурился, вжался спиной в жалко заскрипевшее кресло. Пальцы сами потянулись к пульту управления – дать задний ход, бежать, бежать…

«Только посмей! Подонок, слюнтяй, падаль! Никуда ты больше не побежишь, понятно?!»

Кратов выдохнул из груди стылый, пропитанный страхом воздух. С трудом разлепив мокрые от пота ресницы, открыл глаза. Приподнялся с кресла.

Сверкающее жало уже дергалось в нескольких метрах от его лица. То ли не могло дотянуться, то ли просто припугивало. «Следите за мной? Дескать, сиди и не высовывайся, иначе как с Аксютиным?.. Ну нет, о меня вы сами обожжетесь».

Он поднял фогратор. Прицелился в проход между камней.

Жало нервно заметалось и уползло в темноту.

Кратов спрыгнул с платформы. Не опуская ствола, подошел к Аксютину. Держа под прицелом зловещие руины, свободной рукой обхватил ксенолога за пояс, поднял как набивную куклу.

Напади сейчас на него Серебряные Змеи – он стал бы легкой добычей, практически безоружный со своим фогратором без батарей. Но те не знали, что он целится в них из пугача.

Аксютин застонал.

– Сейчас, Павел, сейчас… – пробормотал Кратов, отступая к «туатаре».

9.

Под вечер с галактической базы прибыл посланный за Аксютиным спасательный трамп.

Доктор Нанук, маленький, круглолицый, щелеглазый, при несолидно редких усишках и бороденке, бог весть каких лет, вошел в каюту, где лежал пострадавший. Поднявшемуся при его виде Кратову он кивнул как старому знакомому. Они встречались на базе. Нанук, по каким-то своим каналам – вероятнее всего, от «плоддерской бабушки» Славиной – проведавший о кратовском недуге, предлагал тому краткий, но по его уверениям исключительно эффективный курс психотерапии. Тогда Кратов ответил отказом, потому что обещанная краткость так или иначе подразумевала задержку всей миссии на неделю, что с позиций плоддерской чести было совершенно недопустимым…

Аксютин то ускользал в беспамятство, то открывал распухшие черные веки. Будто всплывал на поверхность из удушливой бездны. Губы его беззвучно шевелились, словно пытались сказать нечто чрезвычайно важное.

– Ого, – пробормотал Нанук, склонившись над Аксютиным. – Что же вы, нагишом по планете разгуливаете?

– Он был в скафандре, – мрачно проговорил Кратов. – Поэтому все ограничилось распределенным термическим шоком. Иначе он бы попросту спекся.

– А где же командор Дилайт? И ваш медик, Элул?

– На контакте, – кашлянув, ответил стоявший в дверях Вилга.

– На таком же? – с иронией осведомился Нанук. – Охо-хо… Лечить вас не перелечить.

– Это я виноват, – сказал Кратов. – Нельзя было отпускать его от себя.

– Конечно, конечно, – покивал Нанук. – Он же совсем несмышленыш, за ним глаз да глаз, а ты у нас большой мальчик, за всеми должен присматривать, – доктор махнул рукой, подзывая двух здоровенных драйверов, что смиренно торчали в коридоре. – Забирайте. Будем врачевать очередную жертву ксенологии…

Кратов, как сомнамбула, двинулся следом. Кто-то сильно, почти грубо сгреб его за плечо и встряхнул.

– Прекрати, – сказал Татор. – Доктор прав. Павел сам подставился. Ты не ксенолог, ты можешь не знать. А он знать обязан.

– Я это уже слышал однажды, – ответил Кратов. – На комиссии по Псаммийскому инциденту.

– И что же, ты всю жизнь намерен казнить себя за чужую глупость?

Кратов посмотрел на него бешеными глазами.

– От меня требовалось-то всего ничего, – сказал он. – Придержать его, когда он начнет брыкаться. Я его понимаю, мне ведь тоже хотелось туда. Но я бесполезен, а он так о себе не думал. Он вообще ни о чем в ту минуту не думал, кроме того, что на контакт, который он готовил и о котором мечтал, отправился Дилайт. А он остался в «туатаре» дурак дураком, потому что все считают его нелепым, беспомощным, ни на что не пригодным обитателем кабинетов и лабораторий… Нужно было удержать его, объяснить по-человечески. У меня были для того и слова, и сила, и реакция, и все что хочешь, но я упустил его.

– Прекрати, – повторил Татор в замешательстве.

– Это невозможно, Эл, – сказал Кратов, проводя ладонью по осунувшемуся небритому лицу. – Что значит – прекрати? Умереть мне, что ли?..

– Нехорошо, – произнес Татор осуждающе. – Мысли твои странные. И сам ты непонятный. Наверное, в детстве ты слишком часто защищал слабых. А потом быстро повзрослел и не успел осознать, что твои слабые давно стали сильными.

10.

Кратов потерянно блуждал по опустелому кораблю.

Забредая на центральный пост, он обменивался короткими малозначащими фразами с Татором, что сидел в командирском кресле, как прикованный, и вглядывался, редко мигая, в неизменный, застывший пейзаж на экранах видеалов – переплетения кактусов на фоне курящегося мертвым дымом терминатора.

Каждые пятнадцать минут бортовой когитр вызывал Дилайта. Ответа не было. Человек с персональным браслетом, находясь в любой точке планеты, мог бы без труда связаться с кораблем и сообщить о своем самочувствии, о положении дел, или просто потрепаться о пустяках с теми, кто ждал его на борту. Но Дилайт молчал. Вот уже вторую неделю.

«Дикость, язычество, – думал Кратов, слоняясь по коридору от одной пустой каюты до другой. – Трое человек затерялись на небольшом, в сущности, пространстве. Когда Ливингстон пропал в Африке, человечество имело основания волноваться. И то Стэнли в два счета разыскал его… В наше время так просто исчезнуть немыслимо. Ну разве что очень того захотеть. Как это вообще возможно – исчезнуть?! Не растворились же они, в самом-то деле. Если молчат, значит что-то с ними стряслось. Может быть, и самое дурное. Особенно если вспомнить, как братья наши по разуму обошлись с Аксютиным. Только думать об этом не хочется. А наоборот, хочется думать о том, что трое пропавших отнюдь не дети. О чем постоянно и не без детского, впрочем, бахвальства твердил Джед… Что застать их врасплох, причинить им вред – задача не из легких. И даже то обстоятельство, что коварные Аафемт располагают неким таинственным энергоразрядным оружием, что тайком от цивилизованной Галактики они строят сепульки, задачу им не упрощает. Но правы древние: хуже нет ждать да догонять! И сколько еще нужно ждать?»

В своих скитаниях он постоянно старался уйти от неплотно прикрытой двери кают-компании, где коротали время в вялых, с отсутствием Аксютина утративших прежний накал препирательствах Вилга и Биссонет. Но со странной предопределенностью все его маршруты замыкались именно там, будто ноги сами вели его к этой двери. В такие моменты он ощущал себя букашкой, тупо и упрямо ползущей по листу Мебиуса.

Мысленно чертыхаясь, он замыкался в каюте. Стоял подолгу перед забытой Аксютиным графией, тихонько поднимал руку и тут же опускал, не решаясь потревожить покой счастливой парочки. А потом бесшумно выходил в коридор, стараясь даже не глядеть в сторону кают-компании. Снова выруливал на центральный пост.

– Эл, можно я сменю тебя?

– Спасибо, Кон-стан-тин. Я не устал. Я только что вздремнул минут десять.

– Ничего?

– Ничего.

– Почему мы не ищем их?

– Следует ждать. Дилайт рассердится, если мы ненароком помешаем ему в его планах.

– Сгинуть бесследно тоже входило в его планы?

– Нет. Я совершенно точно помню, что не входило. Но что значит – искать? Поднять на ноги базу, развернуть повсюду десанты?

– Что же, и развернуть.

– Нехорошо. Мы в чужом доме, Кон-стан-тин. Мы гости, хотя я не убежден, что нас сюда приглашали. Нам надлежит вести себя скромно. А десант – это всегда много шума. Но ты, я вижу, что-то задумал?

Кратов, неопределенно пожимая плечами, уходил. Ничего он не задумал. Ничего…

«А почему? Пора бы уже. Нужно с кем-то поделиться теми мыслями, что донимают меня по ночам. Например, с Татором. Но ему, при всех его неоспоримых достоинствах, эти проблемы чужды. Странная планета Уэркаф, всегда обращенная к светилу одной стороной. Странная цивилизация Аафемт, то взывающая о контакте грубо слепленным сигнал-пульсатором, то отвергающая его всеми наличными средствами. Вплоть до энергоразрядного оружия… Поговорить с ксенологами? Биссонет, скорее всего, тоже постарается уйти от контакта, хотя до стрельбы вряд ли дело дойдет. В крайнем случае все ограничится хлопнувшей дверью. А вот Вилга может и откликнуться на мои мысли вслух. Однако… Я плоддер. Мой удел – отчуждение, тяжкий труд и раздумья о плоддерской чести. Которую я уже преступил многократно, согласившись на участие в миссии. Сказано: никаких контактов со Внешним Миром. Еще сказано: дело плоддерской чести выполнить свою работу любой ценой. Моя работа здесь – найти дольмен. А я его не нашел. И не найду. Потому что его здесь нет… И я буду бродить по кораблю, думать о дольмене, о чести, об отчуждении… обо всякой чепухе. А эти трое из Внешнего Мира исчезли. Как это соотносится с моей честью?»

Кратов поднял глаза. Он стоял перед входом в кают-компанию.

«Да будь же оно все проклято!»

11.

– Долго ты будешь мельтешить у меня перед глазами? – недовольно спросил Вилга. – Я с ума сойду. Сядь, успокойся.

Биссонет прервал свои метания и застыл посреди кают-компании, обхватив себя руками за плечи.

– Вот и неделя прошла, – сказал он. – И что мы имеем в активе? Дилайт сгинул, о нем ни слуху ни духу. Аксютин едва не погиб из-за этого плоддера. А мы с тобой, два ксенолога высочайшего, галактического класса, сидим взаперти и скуки ради грыземся по пустякам. Ты не находишь такое времяпрепровождение непродуктивным?

– Нахожу, – согласился Вилга и потянул себя за ус. – Но ничего иного тебе предложить не в состоянии.

– Да за эту неделю я бы дома горы свернул! – страдальчески вскричал Биссонет, стремительно пересек помещение по диагонали и уперся лбом в теплую, обшитую пластиком под дерево, стену. – Клетка! Понимаешь, Юрий, нас с тобой по чьему-то злому умыслу заточили в клетку, как экзотических зверей. Наверное, с какой-то целью. Сначала заманили на эту чертову планету, а теперь…

– Не городи глупостей, – промолвил Вилга. – Ты себя только накручиваешь попусту. Вот опять на Кратова понес, а ведь он оказался прав. Хотя мы и не нашли дольмен, зато существует некрополь, а это уже стоит того, чтобы мы здесь побывали.

– Не стоит! – воскликнул Биссонет. – Одна минута моего времени стоит больше, чем все здешние некрополи, дольмены и могильники вместе взятые! За неделю мы свободно могли бы слетать на Землю и, если это кому-то действительно нужно, вернуться сюда снова. В конце концов, нас бы вызвали, случись что любопытное, хотя ничего любопытного здесь нет и быть не может…

– Как ты себе это представляешь? – поинтересовался Вилга. – Мы с тобой спокойно размышляем о возвышенных материях в своих лабораториях, разгуливаем по летнему саду под ручку с хорошенькими практиканточками, болтаем о пустяках, вечером идем на теннисный корт или на речку, а в это время Дилайт с Хаимом под конвоем Серебряных Змей… причем неизвестно, живы ли они еще в ту минуту?

– Так ведь у каждого своя экологическая ниша. И не надо лезть в чужую. Двенадцать лет назад я выбрал лабораторию, летний сад и… что там еще?.. теннисный корт. Ты, между прочим, тоже! Ну, а Дилайт счел, что будет лучше, если он станет как можно чаще подставлять свою голову под камнепад. Я преклоняюсь перед его мужеством, но свободу выбора следует уважать. В том числе и нашего с тобой выбора… И еще неизвестно, что в конечном итоге окажется целесообразней – мой размеренный быт или его ежеминутный героизм!..

Кто-то негромко кашлянул. Биссонет порывисто обернулся. На пороге кают-компании стоял Кратов и с подчеркнутым безразличием рассматривал его стеклянными своими глазами. Биссонет замер с приоткрытым на полуслове ртом, лицо его, как всегда в минуты волнения, пошло красными пятнами. И тут уж ничего не мог он с собой поделать. Ни подавить своего смятения, ни хотя бы скрыть его. Будто выработался у него на присутствие плоддера некий условный рефлекс.

– Я невольно подслушал ваш разговор, – сказал Кратов.

– И что? – с паническим вызовом спросил Биссонет.

– Ничего, – Кратов прошел к столу, придвинул кресло, сел. Ксенологи следили за ним в некоторой растерянности. – Мне нужно как можно больше узнать об этих… Аафемт. Павел кое-что рассказывал, но мы провели вместе не так много времени, чтобы я сумел составить представление об их цивилизации.

– Зачем… – Вилга опомнился первым. – То есть – что же вас интересует?

– Кто такие Видящие Внутрь?

– Ученые. Хранители знаний. Дело в том, – Вилга понемногу увлекался, – что здесь, как и в многих цивилизациях третьего класса, образ занятий определяется не талантом и призванием, а кастовой принадлежностью. Своеобразная социальная специализация… Знания, ремесла, общественный статус передаются по наследству. Межкастовые переходы крайне затруднены, вообще едва ли возможны. Рожденному ползать не позволят летать. Применительно к Видящим Внутрь ситуация усугубляется тем, что их каста занимает очень низкое положение в общественной иерархии. Чуть выше рабов и уж гораздо ниже служителей культа. Тех же Серебряных Змей… Излишнее знание у Аафемт не в чести. Может быть, поэтому Дилайту так хотелось выйти на контакт именно с Видящими Внутрь: он рассчитывал получить хотя бы немного достоверной информации об истории этой расы.

– Разве предыдущие миссии не общались с учеными?

– Нет. Ксенологов к ним просто не подпустили. Все наши теоретические построения базируются на официальных версиях, что были преподнесены нам главным образом Осязающими Мрак. Разумеется, кое-какими утверждениями мы были вынуждены пренебречь.

– Например?

– Ссылками на божественное происхождение Аафемт. Всякая молодая раса почитает за благо объявить о том, что ведет свой род от богов, что предки ее сошли с небес, и тому подобное. Официальная история Аафемт в один голос с религией доминирующего культа утверждает, что все они прибыли на планету со звезд, а затем уйдут в ее недра. Что после смерти они лишаются материальной, телесной оболочки, обретая бессмертие духа и в такой новой ипостаси обитая в каменных чертогах рая. Который, что любопытно, расположен не на небесах, а в самом чреве Уэркаф. Иными словами, тело сковывает душу, и только лишившись его, Аафемт обретают свое имаго. Поэтому у них нет страха смерти. Они живут как бы против своей воли, сознавая всю вынужденность, эфемерность такого состояния. И с нетерпением ждут каждого нового Очищения.

– Что такое Очищение?

– А это и есть опустошительные глобальные пожары, что с дивной периодичностью прокатываются по Лунному полушарию, ввергая счастливых Аафемт в райское лоно сотнями и тысячами.

– Если не миллионами… – пробормотал Биссонет.

– Я постоянно слышу о неких ксенологических моделях Уэркаф. Что они из себя представляют?

Биссонет возмущенно фыркнул.

– Это сложно объяснить, – терпеливо сказал Вилга. – Модели – они разные… Например, социометрические модели. На них очень удобно исследовать закономерности развития какой-нибудь цивилизации. Все общественные процессы как правило подчинены определенным законам, их можно с достаточной долей приближения формализовать и смоделировать. Разумеется, они связаны с уровнем, которого эта цивилизация достигла. Так, модель рабовладельческого строя неприменима для исследования, скажем, тоталитарного социализма… Построение адекватной социометрической модели – задача чрезвычайно важная и трудоемкая. Цена ошибки бывает высока. Но без такой модели плодотворный контакт почти невозможен.

– Как вы считаете, та модель, которой пользуется Дилайт, близка к истине?

– Вполне. Мы учли в ней все известные научные данные, кроме, понятно, самых сомнительных.

– Сигнал-пульсаторы, дольмены? – усмехнулся Кратов.

– Даже совместное упоминание этих двух фактов недопустимо, – убежденно произнес Вилга. – Принципиально разные ступени цивилизации. К тому же, в нашем распоряжении до настоящего момента не было достоверных указаний на склонность Аафемт к возведению циклопических сооружений. Мы вообще полагали их чуть ли не кочевниками. В самом деле, что за смысл вести оседлую жизнь, когда все только что возведенное будет неминуемо уничтожено огнем Очищения в любой непредсказуемый момент времени? Правильнее предположить, что они постоянно сидят на тюках с барахлом, чтобы при малейшей угрозе пожара сняться и откочевать в безопасные районы. Тут уж не до гигантских могильников, не до ваших дольменов, наипаче с сигнал-пульсаторами внутри… Конечно, Очищение для Аафемт – божественное благо, но какие-то рудименты инстинкта самосохранения и продолжения рода в них еще сохранились. Иначе мы просто не застали бы их. Они самоуничтожились бы, едва только утвердилась доминирующая ныне версия культа Очищения.

– Дольмен я вам не нашел. Но некрополь существует.

– Да, отныне это доказано. Аафемт умеют строить культовые сооружения. И это ставит под сомнение многие параметры нашей модели.

– Есть и другие вещи, которые ваша модель не учла.

– Крайне любопытно! – неприятным голосом сказал Биссонет и встал по ту сторону стола напротив Кратова, упершись ладонями в спинку кресла. – Не сочтите за труд ознакомить. И не упустите при том указать точные координаты очередного дольмена.

– Вот именно, – кивнул Кратов. – Координаты… То, что я нашел во время своей высадки, должно находиться на расстоянии прямой видимости с нашего корабля. Мы могли бы наблюдать мой дольмен каждое утро, выходя на поверхность планеты. На фоне вулканической гряды.

– Но мы его не наблюдаем, – развел руками Вилга.

– Верно. И вулканическая гряда стала пореже. С просветами. Будто ее взяли и пропололи. А ведь мы высадились точно там, где я указывал.

– Уж не хотите ли вы сказать, что Джед привел корабль не на ту планету? – расхохотался Биссонет.

– Нет, планета та же самая. И координатная сетка по-прежнему привязана к здешнему экватору. Только под нее подогнали другой ландшафт.

– Подогнали? – нахмурился Вилга. – Кто? И, главное, как?

– Не знаю. Но я привык верить своим глазам. А уж станете ли вы верить мне – дело ваше. До сих пор вы не верили. Но вспомните и о «Горяевском могильнике», который поспешно канул за терминатор. Чересчур поспешно… – Кратов помолчал и вдруг произнес со злостью. – Это ненормальная планета. Она вращается рывками. Что при этом творится на ней – не могу вообразить… Впрочем, могу: ничего особенного. Просто прокатывается очередная волна пламени, и снова все идет своим чередом. Очищение… Мне кажется, что эти фантастические планетарные катаклизмы должны происходить не без желания самих Аафемт. И во вполне предсказуемые моменты времени.

– Да вы сумасшедший! – закричал Биссонет. – Надо же такое придумать – планета вращается рывками! Еще и по воле своих обитателей!.. Где вы видели, чтобы такое было возможно?

– Ну, по меньшей мере одна такая планета известна, – сказал Кратов. – Это Сфазис, метрополия Галактического Братства, резиденция тектонов, астрархов, гилургов, средоточие представительств всех цивилизаций, занятых строительством Единого Разума Галактики. Искусственная планета-гигант с переменным гравитационным полем, не связанная никакими законами небесной механики кроме тех, что она сама себе устанавливает.

– Какое отношение Сфазис имеет к Уэркаф? – удивился Вилга.

– Разумеется, никакого…

– У вас есть доказательства, или вы снова фантазируете, как это было с сигнал-пульсатором? – мигом успокоившись, спросил Биссонет.

– Фантазирую. Какие могут быть доказательства?.. Но сигнал-пульсатор тоже существовал. Потому что Аафемт отнюдь не молодая раса, как вы только что утверждали, а очень старая. Может быть, даже вырождающаяся.

– Подите к дьяволу! – Вилга тоже начинал сердиться. – Час от часу не легче.

– Более того, – продолжал Кратов. – Свидетельства в пользу этого лезут на глаза из каждой дыры. Начать с их энергоразрядного оружия…

– Никакое это не оружие, – запротестовал Вилга. – Всего лишь плазмокинез. Научных данных, интерпретирующих способность Серебряных Змей генерировать плазменные разряды, у нас не было. Только гипотезы очевидцев.

– Отчет Брезе? – спросил Кратов.

– Он самый… – Вилга встрепенулся. – Вы и об этом знаете? Аксютин говорил, что вы у нас любопытный.

– Значит, фограторов у них нет, – промолвил Кратов задумчиво. – Обычные примитивные громовержцы.

– Между прочим, психические способности некоторых земных диких племен так и остались неизученными, – сказал Вилга с раздражением. – Растворились в лоне цивилизации без следа. Что же по-вашему, мы должны дикарей возводить на вершину пьедестала?!

– И все же я слабо представляю себе, как можно сознательно управлять тем, природу чего не понимаешь, – заметил Кратов.

– Да сплошь и рядом! – воскликнул Биссонет. – Вы, драйвер, вовсе не обязаны знать экзометральную физику, что является основой движения ваших кораблей. То есть, конечно, неплохо было бы, но, насколько мне известно, она подвластна разумению единиц во всей Галактике. Кто-то построил корабль по заранее заданной схеме, усадил вас в кресло и сказал: «Владей и води!»

– Тогда кто-то обязан был даровать власть над энергией плазмы и Серебряным Змеям. Кто же?

– Действительно, кто? – буркнул Вилга, таская себя за ус.

– Так вот, Аафемт не только древняя раса, но они и действительно в свое время сошли со звезд, как утверждает их официальная религия. И прибыли они сюда из системы Эаириэавуунс. Они прямые потомки этих странствующих чудаков Иовуаарп, что якобы с неясными целями пересекли Галактику, сунулись на этот участок пространства и как бы между делом открыли новую планету.

– Факты! – возопил Биссонет.

– Павел не рассказывал вам, что его сосед-плоддер любопытства ради прослушал вводный курс языка Иовуаарп? – осведомился Кратов.

– Ну, рассказывал, – нетерпеливо ответил Вилга.

Слегка усмехаясь, Кратов не спеша, раздельно произнес длинную фразу на чужом языке. С обилием звонких согласных.

– Это аргумент, – после паузы проговорил Вилга. – И сильный.

– Я ни дьявола не понимаю, – с неудовольствием признался Биссонет.

– Константин только что воспроизвел ритуальное обращение на сакральном языке Серебряных Змей, указывающее на добрые намерения и полную покорность.

– Вообще-то на языке Иовуаарп это, как принято говорить у нас, всего лишь крылатая фраза, афоризм, – сказал Кратов. – Что-то вроде: не стреляйте в пианиста, он делает что может…

– Двуногие гуманоиды в окружении шестилапой фауны, – покачал головой Вилга. – Это и вправду, как вы выразились, лезло в глаза…

– Выходит, Иовуаарп прилетали проведать родственников? – недоверчиво усмехнулся Биссонет. – Возможно. Тогда почему же они отнеслись к ним столь равнодушно, бросили в убожестве, на погибель от беспрестанных пожаров?

– Вполне объяснимое уважение к чужой религии, – сказал Вилга. – Ну, нравится этим Аафемт гибнуть в огне – пусть гибнут. Кстати, я до сих пор не понимаю, чего мы-то к ним привязались. Не так уж они нас и привечают. А ксенологические нормы предполагают обоюдное стремление сторон ко взаимопониманию.

– Я не думаю, что Иовуаарп их бросили, – произнес Кратов.

– А как прикажете это назвать? – спросил Биссонет. – Мы, земляне, с носорожьим упорством лезем в этот нелепый контакт, а где же Иовуаарп? Что-то я их не вижу. Покажите их мне! – он демонстративно заозирался вокруг.

– Угадали, – кивнул Кратов. – По крайней мере один из членов миссии действительно Иовуаарп. И в данный момент он действительно отсутствует на корабле.

Биссонет застонал.

– Положительно чужое безумие заразительно, – объявил он. – Я многое терпел, но всему есть границы. Не намерен далее принимать участие в этом балагане! – он повернулся и двинулся прочь, но у самых дверей плюхнулся в кресло и замер, ожидая развития разговора.

– А складно получается, – сказал Вилга. – Сами они на чем-то обожглись. Или причина, по какой предков Аафемт закинуло аж сюда, была чересчур щекотливой… В общем, дорога на Уэркаф им заказана. Тогда они науськали на этот контакт нас. Каким-то способом инспирировали наш интерес к нему. Например, теорией изогенеза. Мы ведь такие же гуманоиды. Но оставить наши действия без контроля они тоже не могут.

– И кто же этот соглядатай? – иронически спросил из своего угла Биссонет.

– Угадайте с одного раза, – усмехнулся Кратов.

– Да нет никаких Иовуаарп! – вскричал Биссонет и ударил кулаком по колену.

– Вот теперь не угадали, – сказал Кратов.

12.

Эффект, произведенный кратовскими откровениями, оказался неожиданным даже для него самого.

Его попросили удалиться из кают-компании. Уходя, Кратов лопатками ощущал раздраженное нетерпение, буквально хлеставшее из обоих ксенологов. Едва только за ним затворилась дверь, как они начали орать друг на друга в полный голос.

Он и сам был взвинчен до крайности, хотя не подавал виду. Чтобы снять напряжение, он отправился на центральный пост – поближе к охлаждающей невозмутимости Татора.

– Ничего?

– Ничего, Кон-стан-тин.

– Ну дай же я сменю тебя, Эл!

– Поверь мне, я ни капли не утомлен…

В этот момент, помешав их однообразной беседе совершить очередной цикл, на пост ворвались Вилга и Биссонет.

– Мне срочно нужно на Землю, – заявил Биссонет.

– Мне, а не тебе, – слегка запыхавшись, поправил его Вилга.

– Ты без меня не справишься! – рявкнул красавчик.

– Наоборот, ты будешь мне только мешать.

Татор медленно развернулся к ним лицом вместе с креслом и поглядел на них кроткими глазами.

– Правда нужно, Эл, – после продолжительной паузы сказал Вилга. – Дилайт работает на ошибочной модели. А я мог бы построить верную за какие-нибудь пять-шесть суток. Я работал бы ночами. Половину института поднял бы. Потому что можно загубить весь контакт.

– Что же вы раньше думали? – грустно спросил Татор.

– Раньше мы искренне заблуждались, – с готовностью ответил Биссонет.

– Вызови корабль с базы, Эл, – умоляюще сказал Вилга.

– Это ничего не даст, – проговорил Биссонет сердито. – Мы потеряем целую вечность. Надо сниматься и лететь.

– Я все понимаю, – вздохнул Татор. – И незачем меня упрашивать. В конце концов, это корабль ксенологической миссии, и он должен находиться там, где хотят ксенологи. Сниматься и лететь… Я прошу у вас, Юрий, и у вас, Бертран, отсрочки хотя бы на двадцать минут, чтобы я мог связаться с базой и разработать план доставки одного из вас на Землю. Это непростая операция.

– Что же тут сложного? – удивился Вилга.

– Дело в том, что один я не смогу ввести этот корабль в экзометрию и там эффективно им управлять. То есть, конечно, смогу, но боюсь, что желаемого выигрыша во времени такая авантюра не даст. Чтобы сразу достичь Земли, кораблю подобного класса нужен полный экипаж. Я в состоянии поднять его с планеты, а дальше мне потребуется взаимодействие с базой.

– Но вас, драйверов, тут двое! – настаивал Вилга.

Кратов стыдливо отвернулся и вперил взгляд в обрыдлый пейзаж на ближайшем экране.

– Корабль поведу я один, – твердо сказал Татор. – И не буду слишком удаляться от планеты. Кон-стан-тин и один из вас останутся здесь. Потому что Дилайт может вернуться в любую минуту. Или же ему внезапно потребуется помощь. И тогда эта помощь будет ему оказана. По крайней мере до возвращения корабля.

– Послушай, Эл, – вмешался Кратов. – Пусть улетают вдвоем. Я смогу помочь Дилайту… без посторонних.

– Нет, Кон-стан-тин, – покачал головой Татор. – Дилайту может понадобиться поддержка ксенолога. А ты всего лишь звездоход.

Вилга яростно потащил себя за оба уса одновременно.

– Вон как поворачивается, – пробормотал он. – Коли так – нам нужно обсудить это дело еще раз.

– Да что тут!.. – взъерепенился было Биссонет, но Вилга мигом выволок его в коридор.

Татор сочувственно поглядел на пасмурного Кратова.

– Я оставлю тебе станцию слежения и два фогратора, – сказал он. – И вернусь не позднее чем через три часа. Вы будете сидеть в «иглу», пить кофе и рассказывать анекдоты. Ну что может произойти за три часа?

– Верно, – сказал Кратов. – Ничего особенного. Или все сразу.

Он вспомнил, как четыре года назад он и его прежний напарник Фриц Радау высадились на дремотно-тихой планете с экзотическим и совершенно ей неподобающим именем Магма-10. «Управимся за три часа, – уверенно заявил Радау. – И бегом на плоддер-пост. Что тут рассиживаться?» И они скоренько проинспектировали здешний Галактический маяк, заменили пару раскапризничавшихся модулей, прогнали все полагающиеся тесты. Они уже шли к своему кораблю, когда начался пожар. Не то молния, случайно вывалившаяся из облаков, ударила в сушняк, не то еще что… Самый жуткий пожар из пожаров. Тот, что оставил до сих пор неизлеченный рубец на его психике. И за три часа их корабль успел взорваться в огненном смерче, Радау, замурованный в четырех стенах аккумуляторного отсека, сгорел заживо, а сам Кратов обратился в живую мумию в коконе из собственной кожи, черной и лопающейся от малейшего движения…

– Ты думаешь, я боюсь оставаться на этой планетке? – спросил Кратов.

– Нет, я так не думаю. Я думаю, ты боишься провести это время в компании одного из ксенологов.

– Ты прозорлив, как никогда… Любопытно, кто из них останется?

– Разумеется, Биссонет, – сказал Татор убежденно. – Он же не специалист по моделированию!

– Вот и смерть моя пришла, – усмехнулся Кратов.

13.

Переговоры с базой, а точнее – с самим Дедекамом, заняли не более десяти минут, из которых половина была потрачена шеф-пилотом на сосредоточенное молчание и шевеление пальцами в воздухе. После чего Дедекам предложил, а Татор одобрил следующий план: корабль миссии доставит Вилгу по меньшей мере на орбиту естественного спутника Уэркаф, куда одновременно устремится гигантскими экзометральными скачками резервный мини-трамп с базы. Там они встретятся, Вилга перейдет на мини-трамп и уже на нем отправится на матушку-Землю, а Татор сей же час вернется на Уэркаф. «Не придать ли тебе еще одного драйвера? – с деликатной осторожностью осведомился Дедекам. – И пару ксенологов в довесок? А то у меня здесь их развелось, как белых мышей». – «Нет, благодарю, – ответил Татор. – У нас хватает прекрасных драйверов. А по поводу ксенологов решать будет Дилайт, когда вернется». – «Вам виднее», – проворчал Дедекам, и план вступил в силу.

Тихонько напевая, Кратов выкатил из ангара чистенькую белую луковицу эмбриона. Он содрал прозрачную упаковку и в нескольких местах уколол активатором нежные лепестки. Эмбрион ожил, заиграл радугой, набух, выбросил ростки и прямо на глазах обернулся в «иглу» – просторную, в меру удобную и неплохо защищенную станцию слежения, с окошками, бытовыми удобствами, небольшим тамбуром и ярко-красной эмблемой Корпуса Астронавтов на крутом боку.

Надутый, пятнистый от злости Биссонет, даже не простившись с коллегой, ушел в «иглу» и там затих. Татор же раздобыл где-то огромные песочные часы, перевернул их и вручил Кратову.

– Когда упадет последняя песчинка, – торжественно произнес он, – выгляни в окно и увидишь меня стоящим возле моего корабля.

– Вот уж не думал, что ты охотник до театральных эффектов! – поразился Кратов, но часы принял.

Татор, в смущении потемнев смуглым ликом, крепко сжал его руку и почти бегом скрылся в тамбуре. Перепонка люка схлопнулась, поверх нее легла броневая плита… Кратов отошел к «иглу».

Земля дрогнула, словно освобождаясь от непосильного гнета, ландшафт заструился, затрепетал. Корабль медленно всплывал над планетой. Теперь он походил уже не на рыбу, а на кашалота, возвращающегося с удачной охоты из океанских глубин.

Вместо того, чтобы залезть в «иглу», Кратов побрел на посадочную площадку, где придушенная бурая трава еще хранила очертания корпуса корабля. Ощутив на себе привычный тусклый свет «пепельного дня», она понемногу – сначала неуверенно, а потом все скорее – распрямлялась, будто спешила позабыть о так досаждавшей все это время темной громаде. Вокруг разносился смутный шорох от трущихся друг о друга жестких стеблей и листьев…

На душе у Кратова было тревожно. Не так часто в жизни он оставался на планете без корабля. Его вдруг покинуло ощущение спасительного борта, клочка родного, привычного мира, в котором можно укрыться от опасностей – хотя на деле ох как не всегда такая защита по-настоящему защищала! Звездоход без корабля все равно что голый среди льдов… «Тоже мне, сравнил, – подумал Кратов. – Ну что сделается звездоходу на морозе, даже если он нагишом? Напряг воображение, сочинил себе знойный южный берег, и вот уже пар от тебя валит, и от босых пяток проталины. Здесь что-то иное. Нагота души…»

Он на минуту отрешился от собственных переживаний и представил, каково сейчас Биссонету. Это вынудило его повернуть с полпути и поспешить в «иглу».

Ксенолог, нахохленный, как петух на насесте, сидел в углу и смотрел застывшим взглядом на панель приемника. Казалось, он и не видел ничего, погруженный в свои обиды. Впрочем, лицо его, слегка осунувшееся и благодаря демонической бородке заострившееся, выглядело успокоенным. Он покосился на вошедшего, но ничего не сказал. Кратов тоже проглотил заготовленный было вопрос по поводу того, не было ли вестей от Дилайта, и молча угнездился в противоположном углу.

– Нельзя ли сопеть потише? – нервно осведомился Биссонет.

Кратов стиснул зубы.

– Можно, – сказал он.

– И перестаньте шуршать. Совершенно нельзя сосредоточиться…

– Это не я, – проговорил Кратов.

Пошарив на груди, он извлек и поставил перед собой песочные часы. Горка в нижнем полушарии почти не прибыла. Биссонет брезгливо следил за его движениями.

– При чем здесь часы? – спросил он. – Их я не слышу. Это вы возитесь и шуршите своим рубищем. Будто вас кусают… насекомые.

– Потерпите, – сказал Кратов. – Только три часа, даже меньше. Потом будете похваляться перед знакомыми, что провели полсуток в клетке с ужасным, кровожадным убийцей-плоддером и вышли победителем. В нравственном, разумеется, смысле.

– Ваш юмор оставьте при себе. Меня он не очаровывает.

– Ваше презрение меня тоже не обжигает…

– А как же пирофобия? – сощурился Биссонет. – Или это тоже одна из ваших фантазий, вроде дольмена или сигнал-пульсатора?

Кратов прикрыл глаза. «Как же он боится меня! При этом он помнит, что я звездоход, а значит – чувствую его страх, знаю об этой его слабине. И он злостью изгоняет из себя этот страх. Аксютин тоже боялся, но воевал с самим собой совсем иначе… Ну что я им всем сделал?»

– Что я вам сделал? – спросил он вслух.

Несколько мгновений Биссонет молча и с некоторым удивлением разглядывал его.

– Выкиньте эту игрушку, – вдруг произнес он. – Для меня рядом с вами все едино – что три часа, что три года.

Кратов пожал плечами, взял часы и вылез в тесный, едва вмещавший его тамбур. Задернул перегородку за собой, раздернул перед собой… И замер.

«Слышу, – подумал он. – Совсем рядом. Рукой подать».

В горле пересохло. Забытые часы выскользнули из разжавшихся пальцев в траву.

– Биссонет, – позвал он шепотом.