Голос Дзеолл-Гуадза упал до сдавленного хрипа. Потом сменился утробным клокотанием… И сам верховный жрец изменялся, словно пластилиновая фигурка в умелых руках незримого скульптора. Лицо исчезло, стерлось, и на серой, изредка вскипающей изнутри глади сохранились одни зеленые глаза. Эти глаза росли, округлялись, впитывали меня, ломали и гнули к полу. Мощные волосатые руки укоротились, втянулись в рукава балахона, и тотчас же вместо них выхлестнули десятки тонких, суставчатых, шипастых лап… Путаясь в лохмотьях, гигантский паук присел на пульсирующее мохнатое брюхо, вытолкнул изо рта и алчно распростер шерудящие клешнястые жвалы-хелицеры. Развернулся, выцеливая меня светящимися гляделками. И вдруг испустил пронзительный, нестерпимый визг.

Я отпрянул. Перемахнул через надолбом торчавший сталагмит, упал, сжался в комок. Высекая из камня брызги расплава, надо мной полыхнул насыщенно-синий тонкий луч.

Ослепший и оглохший, я гусеницей пополз под прикрытие каменных зубов. Никчемный в этой ситуации меч только мешал, колотил по спине. Луч выплясывал широкими зигзагами, походя срубил сталагмит, спасший мне жизнь, рыскал по пещере. Чиркнул по алтарю — отсыревшее дерево трудно занялось, изошло густым дымом. Я выглянул из своего укрытия. Бюйузуо медленно кружился посреди пещеры, слаженно перебирая широко расставленными лапами. И лупил, лупил лазером из отверстия между оттопыренных жвал.

Он потерял меня.

«Сволочь, — ненавидяще шептал я, часто моргая слезящимися то ли от дыма, то ли от бешенства глазами. — Гнида. Оборотень. Вампир. Кукловод вонючий. Отрастил себе лапы, на все ниточки достанет… Решил, наверное, что все будет по-прежнему. Взамен побитых кукол наделать новых. Обновить — подлатать прикид. И снова притаиться за плечом императора-марионетки. А вот хрен тебе! Я тебе обещал… я слово сдержу!. »

Я перевел взгляд в дальний угол святилища. Туда, где оставался опоенный Луолруйгюнр. Нас разделял алтарь. Он горел, стреляя и плюясь дымом. Полсотни шагов. Сущая ерунда для такого великого воина, как я. А там видно будет.

Застонав, я вгрызся в собственное запястье, приник к полу святилища. Не оставалось у меня сил преодолеть эти полсотни шагов. Да и отваги — тоже.

Бюйузуо смотрел в мою сторону. Луч лазера выписывал циклоиду в метре от моей головы. Раскаленные капли въедались в спину, кожа на затылке коробилась от жара, волосы электрически потрескивали. Было страшно.

Невыносимо страшно .

Я лежал ничком, содрогаясь от ударов собственного сердца.

Луч уполз.

Я вскинулся на четвереньки. Перевалил через каменный барьер. Сцепил зубы, чтобы не заорать от ужаса. Погнался за лучом, не отставая ни на градус и в то же время не покидая мертвой зоны за пределами доступного для паучьих глаз участка. Я ниллган, и мое место — возле императора…

Эмбонглы, которых до сей поры ничто происходящее не касалось, предупреждающе заухали. Воздевая мечи, подались мне наперерез. Сообразили, тугодумы, что именно от меня сейчас исходит главная угроза Солнцеликому. Возжелали остановить ниллгана — честь им за то и хвала. И вечная память. Нырок под удар, ответный «муадалбейм»… еще нырок — «уахтар луа»… Прощайте, братцы-разбойники.

Я встал за спиной императора, рывком развернул его к себе лицом. Мы были одних лет и почти одной комплекции. Он чуть выше — я чуть плотнее. Но он был в своеобычной хламиде, скрадывавшей очертания его фигуры на фоне темного прохода. Я наложился на его силуэт, словно калька на картинку. Прикрылся царственным телом, как щитом. Подло, низко, вопреки всяким понятиям о чести бодикипера спрятался за собственного опекаемого. Но можно было сказать и иначе: властелин и его тень наконец-то слились воедино.

— Не шевелись, — прошипел я.

Красные зрачки Луолруйгюнра остекленело смотрели сквозь меня. Он не понимал моих слов.

Луч погас.

Бюйузуо опешил. Но только на мгновение.

Огненная игла прошила дымный полумрак над моим плечом. Затем — возле локтя. У самого бедра — лохмотья изодранной накидки затлели.

Теперь он палил залпами.

Видали в цирке ковбойский аттракцион Буффало Билла? Гарцует возле деревянного щита хорошенькая ассистентка в шляпе и трико, а краснорожий хрен в джинсах с бахромой и клетчатой рубахе мечет в нее ножи и томагавки. Его задача — не оцарапать дамочку, ненароком не отсечь ни полфунта ее атласных окороков.

Бюйузуо имел иную задачу. То есть диаметрально противоположную. Отстричь мне все лишнее, что могло показаться за пределами императорского силуэта. Упаси-сохрани Йунри, не поранить самого Луолруйгюнра. А уж когда я, воя и корчась от боли, повалюсь на камни — дорубить меня мясницким лазерным топором.

Но я был верной тенью Солнцеликого.

Вот господин мой пошатнулся — я с филигранной точностью воспроизвел его движение. Император откинулся назад, инстинктивно пытаясь восстановить утраченное равновесие — я шагнул следом за ним и даже поддержал его. Сияющие ножи летели мимо. Сколько мог продлиться этот аттракцион? И скоро ли мой палач сменит тактику?

В пустых глазах Луолруйгюнра мелькнул разум, по задворкам его сознания далекой тенью рыскнула мысль. Солнцеликий хрипло каркнул. Горделиво выпрямил стан. Отмел с пергаментного чела бесцветную прядь…

Ослепительная игла впилась в его отставленный локоть, выжигая в мраморно-белой коже аккуратную черную дыру с обугленными краями.

Император взревел. Шарахнулся, заваливаясь набок и перехватывая рану здоровой рукой. Я сгреб его за балахон, притянул к себе… Искаженное болью лицо Луолруйгюнра моталось передо мной, из-под сомкнутых век струями хлестали слезы, серые губы тряслись.

— Потерпи, не падай… прошу тебя, потерпи пожалуйста… еще чуть-чуть потерпи!.

Что, что способно спасти нас обоих?!

Император закричал высоким птичьим голосом, забился в моих руках, будто хотел взлететь под черные своды каменной гробницы.

— Терпи-и-и!!!

С нечеловеческой силой он отшвырнул меня, повергая к своим ногам. Впервые за все дни приводя меня в наиболее подобающее мне состояние.

Бюйузуо закричал тоже. Голос его был подобен вою последнего доисторического ящера под низвергающимся с небес убийственным ливнем Сверхновой. Гудку уходящего в океанскую могилу «Титаника». Сирене воздушной тревоги за пять секунд до ракетного удара.

Он заметил, что хозяин и тень разделились, что голова Солнцеликого властно вскинулась. Мгновенно просчитал траекторию этого простого движения и трассу своего последнего выстрела. И понял, что они пересекутся.

Но выпущенную стрелу никому еще не удавалось вернуть в колчан.

Луч поразил императора в затылок.

Луолруйгюнр, натянутый, как струна, стоял там, где застигла его смерть, и никак не хотел падать. Лица у него не было, волосы пылали, как нимб великомученика. Бюйузуо стонал, оплакивая свою ошибку. Лазер бездействовал.

Двигался только я.

Отводя меч для самурайского удара, название которого выскочило из головы, не то бежал, не то плыл сквозь дым и пламя навстречу Многорукому. Защищенный теперь единственно лишь собственной кожей, то есть — открытый всем смертям.

Нужно было угадать точно в стяжку между брюхом и головой.

Я угадал.

Зеленые глаза-плошки подернулись мутной пленкой. Скребя вразнобой, лапы поволокли фонтанирующее смолой брюхо куда-то вбок.

Бюйузуо Многорукий, император Ночной Страны Рбэдуйдвур, умер следующим.

— Спасибо, Солнцеликий, — выдавил я сквозь слезы. — Ты спас своего ниллгана.

Пускай выспренно. Пускай… Плевать. Мне было горько, и слезы были искренними.

Святилище обратилось в императорскую могилу.