Едва рассвело, как прозвучала команда «Подъём!».

Солдаты поднялись с жёсткой пыльной травы и, зевая во весь рот, разбрелись по ближайшим кустам. Быстро оправились, сделали все утренние дела и вернулись назад. Съели по два сухаря, что остались от ужина. Завязали свои вещмешки и собрались возле двух командиров.

Лейтенант немного подумал. Посовещался с Олегом, и они пришли к единому мнению: в связи с тем, что горючего осталось на донышке баков, нечего жечь солярку с бензином. Поэтому мотоцикл, «Т-34» и четыре солдата не тронутся с места.

Это будут те часовые, что караулили рощу ближе к утру. Вместе с ними возле машин останутся экипажи «тридцатьчетвёрки» и мотоцикла. То есть сержант Олег Комаров и пушкарь Павел Смолин. Вдруг придётся послать их вслед за отрядом ушедших бойцов. Сейчас они наломают веток с деревьев, замаскируют технику и будут её охранять.

Сводным отделением пехотинцев из семи человек будет командовать ефрейтор Семён Ковалёв. Они выходят из лагеря и быстрым маршем направляются к хутору. Там действуют по обстоятельствам. В их задачу входит разведка местности и добыча еды.

Олег построил восемь красноармейцев в коротенькую шеренгу. Проверил, у всех ли в порядке оружие. Все ли взяли с собой вещмешки и патроны с гранатами. Приказал идти друг за другом редкой цепочкой, и отряд отправился в путь.

Все остальные занялись маскировкой машин. Закончив с утомительным делом, лейтенант влез в командирский люк, но включать свет не стал. Танк находится в тылу у фашистов. Так что нужно беречь электрозаряд, сохранившийся в аккумуляторах.

Он нашёл свой офицерский планшет, закреплённый на стенке башни особым зажимом. Снова поднялся наверх и спрыгнул на землю с кожуха гусеницы. Сел на ствол дерева, лежавшего рядом. Вынул из кожаной сумки лист чистой бумаги и положил его сверху, на кожаный клапан.

Достал из специального отделения химический карандаш. Осмотрел затупившийся грифель, но не решился его заточить. И так остался короткий огрызок, а нового взять пока что им негде. Немного подумал и стал писать рапорт командиру своего батальона.

Закончив короткий доклад, он подозвал Олега и сказал:

– Нужно отправить донесение в штаб. Знаю, что у вас мало бензина, но делать нам нечего. Если закончится топливо, будете пробираться пешком в сторону Сталинграда.

Доберетёсь до ближайшей воинской части и передадите дежурному офицеру. Пусть отправит наверх по команде. Здесь я написал о потерях и сообщил место, где оказалась наша машина. Пусть пришлют подкрепление, снаряды и топливо.

Лейтенант прекратил инструктаж. Отдал Олегу бумагу, свёрнутую вчетверо, и приказал:

– Выполняйте, товарищ сержант.

Комаров вскинул руку к линялой пилотке. Ответил по-уставному «Есть!», развернулся и побежал к трёхколёсной машине. Следом за ним торопился пушкарь. Напарники хорошо понимали, что нужно бежать как можно скорее.

Ведь здесь находился лишь «Т-34», у которого почти нет снарядов и топлива, да пол-отделения советской пехоты. Значит, появись рядом фрицы, они не смогут отбиться от них. Роща просвечивает почти что насквозь, и пара-тройка вражеских танков с приличной пушкой может угробить бронемашину без всяких проблем.

Насколько знал Павел, даже «четвёрки», которые они подбили в станице, и те представляли большую угрозу. Особенно если ударят откуда-то сбоку. Ну а против фашистских стрелков «тридцатьчетвёрка» не выстоит даже четверти часа. Подползут с разных сторон и забросают гранатами.

Павел завёл мотоцикл и подождал, пока сержант сядет на привычное место. Машина тронулась с места. Подъехала к краю рощицы и резко затормозила.

Бывалый сержант всё понял без слов. Снял с шеи парня повреждённый бинокль. Бесшумно спрыгнул на землю. Приблизился к кромке кустов и осторожно выглянул из подлеска, стоявшего здесь густою стеной. Посмотрел сквозь уцелевшие линзы направо, налево, но ничего опасного для себя не заметил.

Степь оказалась пуста от горизонта до горизонта в каждую сторону. Ни тебе пыли от идущих автомобильных колонн, ни гари пожарищ от пылавших станиц, ни дыма отдалённых сражений.

Небо тоже сияло девственной чистотой. В ярко блистающей голубизне нет ни мелкого облачка, ни, что самое удивительное, вражеских самолётов. Даже проклятые «рамы» и те куда-то исчезли. Лишь где-то на юге мелькали серебристые точки, но все они двигались к Волге. Да ещё далеко на востоке что-то мрачно темнело. То ли тяжёлые низкие тучи, то ли что-то ещё, непонятно.

Олег вернулся назад и сказал:

– Никого рядом нет. Ни наших бойцов, ни беженцев, ни проклятых фашистов. Видно, все фрицы ушли далеко на восток. Так что нам придётся ехать следом за ними. Может быть, нам повезёт. Мы успеем проскочить между их передовыми частями, пока они не обустроили здесь сплошную линию фронта.

Машина выбралась на просёлок и помчалась вперёд. Нужно было убираться из рощи так быстро, насколько это возможно. Не ровён час, нагрянут фашисты. Прихлопнут всех мимоходом и не заметят.

Проехав несколько километров, Павел не утерпел. Повернул голову к Олегу, сидевшему сзади, и, стараясь перекричать рёв мотоцикла, громко спросил:

– Со мной всё понятно, я веду мотоцикл, а почему лейтенант послал тебя с донесением, а не меня одного, простого солдата?

– Во-первых, – с пафосом начал напарник, – для такого числа пехотинцев, что останется возле танка, достаточно и ефрейтора. Во-вторых, это наш с тобой мотоцикл и мы добыли его в честном бою. В-третьих, самое главное, пока ты работал над маскировкой, я сообщил офицеру о том, как ваша «дивизионка» сожгла у станицы двадцать фашистских «четвёрок» и «Ганомагов».

Лейтенант услышал о вашем геройстве и решил, что об этом нужно всем рассказать. Поэтому и отправил меня вместе с тобой. Ты как участник большого события, я, как свидетель того славного боя. Мол, приедем во фронтовую газету. Поведаем репортёру, как всё это было, а он напишет большую статью. Глядишь, и представят к наградам. – Олег сменил тон и добавил обыденным голосом: – То есть офицер нас пожалел и устроил что-то вроде короткого отпуска за отличную службу.

«Если мы, конечно, сможем, дойти до своих, – вздохнул Павел. – С другой стороны, так у нас больше возможности выжить. Не то что у тех пехотинцев, что сейчас сидят в роще или идут к дальнему хутору».

Парень быстро глянул на солнце, что стояло в зените. Переключил передачу, и красноармейцы продолжили путь. Как Олег слышал от лейтенанта, до Сталинграда оставалось около ста километров. Но это если считать по линии, соединяющей хутор и город, стоящий на великой русской реке. На самом деле путь окажется намного длиннее.

Как говорил офицер, земля между Доном и Волгой сильно изрезана огромными балками. Мостов через них никто сроду не строил. Так что дороги чаще всего идут вдоль огромных оврагов. Поэтому здесь прямо не ездят.

С одной стороны, хорошо, фрицам нужно долго петлять по безводной степи и тратить на это драгоценное время. Будь здесь ровное место, они за пять-шесть часов добрались бы до намеченной цели.

С другой стороны, Красная армия тоже не может перестраивать свои военные части так быстро, как всем бы хотелось. Пока перебросишь дивизию с фланга на фланг, глядишь, фашисты уже оказались под носом. К тому же подвоз боеприпасов и воды с продовольствием весьма затруднён.

Павел по-прежнему вёл мотоцикл и не отрываясь смотрел на неровный просёлок. Ухабистый путь стремился к востоку, как нескончаемый ручеёк, извивавшийся, словно большая змея. Парень объезжал глубокие ямы и рытвины и лишь изредка бросал взор дальше чем на десять метров вперёд.

Олег сидел сзади. Часто подносил бинокль к лицу и обшаривал взглядом окрестности во всех направлениях. Иногда умудрялся повернуться в седле в обратную сторону и убедиться, что их никто не преследует.

Не оставлял он без внимания и чистое небо, висящее над головой. Вдруг появится «рама» или, что ещё хуже, «лаптёжник»? Тогда придётся соскочить с мотоцикла. Бежать в разные стороны и укрываться в ближайшей промоине. То, что по одиноким бойцам не станут стрелять из пулемётов, в этом он был крепко уверен. А вот уцелеет ли их драндулет – это большой вопрос.

Хронометра у бойцов не имелось, поэтому определяли время по солнцу, вернее сказать, на глазок. Дорога петляла туда и сюда. Шла то на восток, то на север, а то и на запад. Иногда казалось, что она и вовсе кружилась на месте. Поэтому даже удлинение тени мало что объясняло.

Часа через два Олег, в который раз, снова глянул на юг. Увидел странную полосу на горизонте и поднял бинокль к лицу. Установил наибольшее увеличение. Напряг глаза и с трудом разглядел клубы пыли, поднятые какими-то тёмными точками.

– Что-то движется справа, – крикнул он Павлу. – Скорее всего колонна фашистов. – Держась за ручку, укреплённую перед задним сиденьем, сержант немного приподнялся в седле. Посмотрел через голову водителя и заметил на пыльной дороге развилку. Сказал об этом товарищу и добавил: – Сворачивай к северу. Ни к чему нам двоим встречаться с ротой фашистов.

Парень не стал спорить с очевидным приказом. «Чем дальше от немцев, тем спокойнее жизнь, – размышлял он на ходу. – Конечно, желательно их всех уничтожить как можно скорее, но всему своё время. Не стоит лезть на рожон с одним автоматом против колонны фашистов. Тем более если там окажутся танки. Нужно выждать удобный момент, найти место для хорошей засады и врезать им так, как мы сделали возле станицы. Чтоб запомнили гады на долгие годы».

Добравшись до ближайшей развилки, Павел свернул влево, и бойцы покатили на север. Спустя какое-то время Олег снова забеспокоился. Приказал остановиться. Залез ногами на своё сиденье и принялся разглядывать что-то в бинокль. Минут пять он вертелся на месте и смотрел во все стороны.

Наконец, спустился на землю и мрачно сказал:

– Сзади движется колонна фашистов. Впереди – полотно железной дороги. Оно идёт с запада на восток и преграждает нам путь. Движения по насыпи нет, но что-то стоит прямо на ней и возле откосов, справа и слева. Что там творится, я отсюда разглядеть не могу.

– Что будем делать? – спросил парень сержанта.

– Просёлок пересекает пути. В километре от нас находится узкая балка. Спрячем машину в овраге и скрытно подойдём к полотну. На мой взгляд, от оврага до рельсов около пяти километров. Протопаем половину пути, подберёмся поближе, а там всё будет видно. Если заметим фашистов, подождём до темна, и вперёд, на ту сторону. Потом опять повернём к Сталинграду.

Олег сел на место, и мотоцикл двинулся дальше. Они проехали чуть меньше версты и по команде Олега свернули налево. Минут через пять наткнулись на узкую балку, которую с высоты увидел сержант.

Прокатились немного вперёд, вдоль небольшого оврага. Осмотрели крутые склоны и нашли место, где они были настолько пологими, что позволяли спустить вниз и выкатить наверх трёхколёсного друга.

Упираясь ногами в землю, осторожно скатили мотоцикл на дно неглубокой промоины. Укрыли его в невысоком колючем кустарнике. Поднялись наверх по другому откосу и направились к железной дороге. Около километра шли в полный рост. Потом приблизительно столько же, согнувшись крючком.

Двигаться в таком положении оказалось весьма неудобно. Пришлось пробегать метров сорок, самое многое, пятьдесят и опускаться на корточки или вставать на одно колено. Выпрямлять спину и плечи так, словно штык проглотил. Сидеть столбиком, как барсук, и отдыхать какое-то время.

Минут через сорок добрались до небольшого пригорка. Ползком поднялись на вершину и легли лицом к насыпи так, чтобы их не было видно с железной дороги. Находившийся слева Олег глянул перед собой. Медленно повернул голову туда и сюда. Не увидел в бинокль ничего нового и передал оптику Павлу.

Парень посмотрел в окуляр. Настроил под своё зрение и увидел гигантский затор, протянувшийся в каждую сторону на многие километры. На обоих путях застряли десятки больших эшелонов. Все они состояли из множества огромных цистерн, теплушек и открытых платформ.

Многие из них были разбиты снарядами, бомбами и прошиты длинными строчками пуль, посланных фашистами с неба. Часть сгорела дотла и представляла собой железные остовы, потемневшие от сильного жара, гари и копоти.

По обоим бокам длинной насыпи лежало что-то совсем непонятное. Павел напряг глаза и с огромным трудом разглядел, что это обломки подвижного состава. Видно, их сбросили под откос, чтобы во время пожара пламя не перебросилось на соседний вагон.

Среди завалов мёртвого хлама виднелись смятые кабины машин, медицинских фургонов и двухсотлитровые бочки, наверное, из-под бензина или солярки. Кое-где торчали к небу стволы различных орудий и нескольких обугленных танков.

Особенно жутко смотрелись локомотивы с разорванными паровыми котлами. Куски толстой обшивки были вывернуты наизнанку и торчали в разные стороны, как острые листья чудовищно ядовитых растений.

Живых людей рядом не было видно. Ни фрицев, ни наших солдат, ни местных жителей, копавшихся в кучах обломков и пытавшихся отыскать на пожарище хоть что-то полезное. А раз нет селян, значит, рядом нет деревень, или люди ушли на восток вместе с солдатами.

Потом Павел заметил, что вдоль всей насыпи темнели холмики свежей земли. Он пригляделся и рассмотрел разномастные похоронные знаки. Где-то виднелись наскоро сколоченные из досок пирамидки, украшенные сверху некрашеной фанерной звездой. В других местах стояли только крышки от ящиков с длинным списком фамилий, написанных химическим карандашом.

– Так вот о чём говорили танкисты, когда упоминали о том, что фашисты разбомбили дорогу, – задумчиво протянул командир. – Выходит, нам с тобой повезло и мы успели доехать до линии фронта, пока поезда ещё худо-бедно ходили. Затем всё окончательно встало, и войска двигались дальше уже своим ходом. То есть топали по степи тридцать, а то и полста километров.

– Многие так и не добрались до места сражений, а сложили головы здесь, на глухом переезде, – подвёл парень грустный итог. – За много вёрст до места встречи с врагом.

Подумал, что раз никого вокруг нет, то можно встать в полный рост. Хотел было подняться, но, прежде чем это сделать, он по привычке оглянулся назад. Увидел облако пыли, двигавшееся к железной дороге. Толкнул Олега в плечо и прошипел:

– К нам едут фашисты.

Сержант, не стал спрашивать, что и где. Молчком откатился в левую сторону и оказался на той стороне пригорка, который не был виден с просёлка. Павел не мешкая рванулся за ним. Вскочил на карачки и через пару секунд тоже укрылся от фрицев.

Высунул голову над краем низкого холмика. Направил бинокль на грунтовку и увидел цепочку автомобилей с высокими холщовыми тентами. Судя по размерам, машины были не больше, чем наши «полуторки». Только у многих кабины оказались просторнее и могли вмещать не два, а три человека.

В каждом кузове сидит два отделения фашистских солдат, прикинул водитель. Посмотрел на длину колонны, растянувшуюся почти на километр, и понял, что в ней едет никак не менее батальона стрелков. Сзади двигались передвижные кухни, санитарные и ещё какие-то грузовики. Некоторые из них тащили небольшие орудия, похожие на наши «сорокапятки».

Вся эта масса автомобилей пропылила мимо наблюдательного пункта бойцов. Подошла к железной дороге и встала, словно упёрлась во что-то. Парень глянул вперёд и увидел, что поперёк переезда застыл эшелон, составленный из двухосных сгоревших теплушек.

Откуда-то сзади подкатила небольшая машинка со скошенным носом и запасным колесом, закреплённым на низком переднем капоте. Верх ребристого кузова был откидной. Благодаря жаркому времени года брезент, из которого он был сделан, оказался свёрнут в рулон и аккуратно уложен назад.

Внутри «таратайки» находились шофёр и два офицера в фуражках и кителях, украшенных серебристым шитьём. Тот, что развалился на заднем сиденье, встал во весь рост. Осмотрел неожиданное препятствие и отдал несколько громких команд.

Задние борта четырёх грузовиков откинулись, а следом на землю высыпало около сотни мотострелков. Одни из них кинулись к рельсам. Встали между буферами и с ловкостью заправских путейцев принялись развинчивать сцепки. Пламя, уничтожившее деревянную обшивку вагонов, почти не затронуло стальные крепления, и дело двигалось удивительно быстро.

Тем временем другие фашисты сняли с бамперов грузовиков намотанные на них толстые тросы. Подтащили к теплушке, от которой остались лишь колёсная рама да обгоревший каркас. Накинули петли на стальные конструкции, торчавшие кверху, словно рёбра погибших животных. Вернулись назад и закрепили канаты за крюки двух машин, вставших бок о бок.

С полсотни стрелков перебежало на другую сторону железной дороги. Фрицы встали вдоль борта теплушки. Упёрлись в него руками и дружно навалились всем телом. Машины одновременно подали назад. Вагон накренился следом за ними и рухнул плашмя.

К небу взметнулось огромное облако пыли. Фрицы разбежались в разные стороны, а грузовики продолжали тащить остов подвижного состава. Отволокли его в сторону от полотна. Шофёры убедились, что «железяка» не мешает проезду. Выскочили из просторных кабин и взялись сматывать тросы.

Пока продолжалась операция по очистке путей, офицеры достали из портфелей фотокамеры, каждая из которых была размером не больше пачки с пищевым концентратом. Выбрались из командирской машины и направились к железной дороге, забитой пустыми составами.

Пошли вдоль путей и стали снимать разбитую взрывами советскую технику. В первую очередь их привлекали искорёженные автомобили, тяжёлые пушки и сгоревшие танки, лежавшие под откосом.

Заодно они сделали несколько снимков могил, в которых лежали славяне, посмевшие встать на пути великой армии Гитлера. Истратив плёнку, они повернули назад. Весело улыбаясь, вернулись к дороге и уселись в свою «колымагу».

Колонна тотчас тронулась в путь. Грузовые машины одна за другой выкатились на переезд, выложенный старыми шпалами. Перебрались через уже заржавевшие рельсы и поехали дальше.

Командиры отправились следом за ними, но двигались на небольшом отдалении. Офицеры решили, что не стоит глотать белесую пыль, летевшую в воздух из-под великого множества ребристых колёс.

По дороге они обсуждали гигантский затор на железной дороге и радовались тому, что пилоты люфтваффе на славу над ней потрудились. Сумели разрушить инфраструктуру противника и сорвали доставку на фронт такого количества живой силы и вражеской техники.

Проводив злыми взглядами колонну фашистов, Олег и Павел проследили за тем, как столб пыли, поднятой полусотней машин, медленно ушёл на восток. Потом посмотрели назад. Убедились, что следом за мотопехотой не движутся другие немецкие части. Поднялись с земли. Отряхнули испачканные гимнастёрки и галифе. Поправили сбившиеся пилотки и вернулись к оврагу.

Выкатили мотоцикл наверх и, уже не скрываясь, двинулись следом за фрицами. А чего было прятаться, если пока им не грозила никакая опасность. Главное, всё время смотреть вперёд и назад. Чтобы с запада их не нагнал быстро идущий разъезд, а на востоке не встретил какой-нибудь вражеский пост.

Так бойцы ехали ещё пару-тройку часов. Скорость движения автомобилей оказалась не очень большой и не превышала тридцати километров. Однако обогнать мотопехоту в объезд по степи не представлялось возможным. Мешали неровности почвы: ямы, колдобины и множество мелких оврагов. Так что тащились за ними след в след, но не приближались к колонне вплотную. Держались на расстоянии в две-три версты от последней машины.

Хорошо, что за это долгое время никто не попался навстречу и не нагнал сзади, не то пришлось бы вступать в бой или с первыми, или со вторыми. А чем бы всё это закончилось, не нужно даже гадать. Расстреляли бы двух советских солдат из пулемётов и тотчас забыли. Мало ли их, этих диких славян? Вон сколько заняли плодородной земли, так нужной великому Третьему рейху.

Ближе к вечеру красноармейцы оказались на маленьком взгорке. Притормозили, посмотрели вперёд и заметили, что уклон окружающей местности постепенно меняется. Где-то поверхность земли была ровной, как стол, где-то начинала уверенно клониться к востоку.

Сейчас бойцы оказались на одном из таких малозаметных переломах рельефа. Видели степь на многие километры вокруг и хотели понять, куда им лучше направиться. Тащиться ли дальше за колонной фашистов или есть другой малозаметный просёлок?

Двигаться «напрямки» они не хотели. Рано или поздно упрёшься в тупик, образованный слиянием глубоких оврагов. Чаще всего склоны у этих промоин очень крутые. По таким и пешком подняться весьма затруднительно, а с мотоциклом тем более.

Тогда придётся бросить трёхколёсного друга и шагать по жаре с полной выкладкой: патроны, оружие, вода и так далее. А с таким грузом далеко не уйдёшь, да ещё без еды. Свалишься где-нибудь, и конец.

Бегущая в сторону Волги дорога наткнулась на глубокую и очень широкую балку. Свернула вправо вместе с огромной промоиной. Пошла вдоль неё и приблизилась к маленькой рощице. По обе стороны от неё стояли две небольшие куртины из каких-то пожухлых кустов, высотой не выше полутора метров.

Растительности здесь было так мало, что небольшая группа малолетних дубков просвечивала почти что насквозь. Настороженные разведчики подъехали к крайним деревьям и осмотрелись. Как и в других подобных местах, эта дубрава не подходила для отдыха батальона фашистов.

Ни ручья, ни колодца здесь не имелось, а тень от листвы оказалась настолько прозрачная, что почти не укрывала от солнца. К тому же она была настолько мала, что под ней не разместится и десятая часть мотострелков, уставших от перехода по безводной степи.

Поэтому не стоит здесь даже задерживаться, решил офицер, ехавший в передней машине. Не заметив ничего подозрительного, он приказал водителю прибавить газу и двигаться дальше.

Когда середина колонны поравнялась с островком пыльной зелени, в низких зарослях рявкнули мощные дизели. Раскидав кусты в разные стороны, две «тридцатьчетвёрки» выскочили из широких окопов, отрытых в земле. Двигаясь параллельно друг другу, стрелой вылетели на просёлок и врезались каждая в свой грузовик.

От ударов многотонных махин автомобили слетели с дороги. Рухнули на бок и перевернулись колёсами вверх. Тонкие дуги тентов и крыши кабин не вынесли веса мотора, тяжёлых мостов и рамы с трансмиссией. Смялись, словно бумажные, и дощатые полы кузовов раздавили фашистов, сидевших внутри.

Алая кровь выплеснулась из разорванных вен и артерий. Хлынула из множества тел, сжатых, будто огромной великанской рукой. Попала на пыльную землю и впиталась в неё, словно вода.

Танки развернулись на месте. Задрали стволы орудий как можно выше и с максимальной скоростью рванулись в разные стороны. Один помчался вдогонку за теми машинами, что шли в начале колонны. Другой давил те, что попадались навстречу.

Первый «Т-34» догнал ближайший автомобиль за десять секунд. Врезался ему в зад и, толкая, как порожнюю тачку, погнал грузовик на восток. Доски кузова рассыпались в мелкие щепки. Сидевшие внутри фрицы были сжаты, как прессом, и завопили от страха и боли.

Водитель почувствовал мощный удар, настигший машину откуда-то с тыла. Попробовал затормозить, но, хоть и нажал на педаль, ничего не добился. Рулевые колёса попали в большую колдобину и резко вильнули в правую сторону. Трёхтонный бортовой «Мерседес» слетел на обочину. Опрокинулся в неглубокий кювет и покатился с боку на бок, словно игрушечный.

Сделав два или три кувырка, автомобиль замер на месте. Бензин из разорванных трубок попал на раскалённые детали мотора и вспыхнул жарким огнём. Быстро добрался до бака с горючим. Грохнул оглушительный взрыв, и кучу железного хлама, в которую превратилась машина, охватило буйноё пламя. Те из фашистов, что ещё были в живых, завопили от ужаса и страшных смертельных ожогов.

Та же участь постигла другой грузовик, третий, четвёртый. Только они улетали с дороги в разные стороны. Тот влево, а этот направо. Одни падали на бок, вторые на крышу, а некоторым везло, и они останавливались на колёсах. Те загорались, как новогодние свечи, а этих почему-то не трогал огонь.

Кто-то из шофёров бросил взгляд в зеркала заднего вида. Заметил, как «камрады» катятся по степи, словно пустые консервные банки. Прибавил газу, попытался удрать, но понял, что ему не уйти от быстрого танка.

Во-первых, нагружен, считай, до предела. Во-вторых, не позволяет просёлок, разбитый телегами до невозможности. В-третьих, впереди идут другие машины, а колея всего лишь одна, и сбоку прорыты кюветы.

Желая привлечь внимание всех остальных, шофер нажал на клаксон и начал непрерывно сигналить. Отчаянные гудки заметили другие водители. Посмотрели назад и с ужасом поняли, что сзади их настигает вражеский танк. Они начали тормозить. Открывать дверцы кабин и прыгать на землю.

Стрелки, ехавшие в передних машинах, услышали шум и тотчас перестали дремать. Поднялись с жёстких скамеек и тоже посмотрели назад. Сразу поняли, что там происходит. Рванулись к задним ботам и начали покидать кузова на полном ходу.

Те, кто не расшибся от такого падения, понимались с земли. Шарахались в разные стороны и бежали прочь от просёлка так далеко, насколько хватало дыхания. Пробежав метров сто по раскалённой солнцем степи, они уставали до изнеможения и валились на землю. Ощутив безысходность своего положения, разворачивались лицом к дороге и поневоле начинали готовиться к бою.

Вот только чем прикажете воевать, если каждый выскочил из машины лишь с тем, что было на нём? То есть с каской и рюкзаком за спиной, с одной винтовкой в руках да парой гранат, засунутых за широкий ремень. И это в том случае, если не потерял их во время бегства. К тому же простой пулей броню не пробьешь, а бросаться под танки, словно славяне, никто не хотел. Жизнь дороже, чем фюрер.

Первая «тридцатьчетвёрка» врезалась в головную машину. Опрокинула её, как пустую жестянку, и, скребя гусеницами жёсткую землю, развернулась на месте. Дала короткую очередь над головами мотострелков, лежавших в пыли, и покатилась назад. По дороге она давила тех фрицев, что не смогли убраться с пути.

Второй «Т-34» проделал то же, что первый. Только ему удалось раздавить всего две машины, набитые фашистами. Задняя часть колонны ехала навстречу советскому танку. Шоферы его сразу заметили и поняли, что им грозит. Дружно затормозили. С криками «Panzer!» выскочили из удобных кабин и брызнули в степь, как тараканы.

Услышав страшную новость, стрелки бросились к задним ботам. Давя и калеча друг друга, вылетали из кузовов. Упав на землю, вскакивали на ноги и бежали вслед за удирающими водителями.

Всё оружие и боеприпасы остались лежать в машинах. Те пушки, что были на буксире у последних грузовиков, тоже никто не успел отцепить. Так что от фашистской мотоколонны осталась только живая сила противника. Да и та далеко не в полном составе.

Около сотни фашистов погибли на месте. В полтора раза больше имели ранения. В основном травмы рук, ног и рёбер, а десяток неудачливых фрицев получили перелом позвоночника. Как бы то ни было, но почти двести шестьдесят мотострелков вышли из строя.

Ехавшая сзади командирская «таратайка» попала под широкие траки, как и все остальные машины. Лощёные офицеры выскочили из неё, как простые солдаты. Удрали в степь насколько смогли и попадали в серую пыль.

Закончив разгром, советские танки вернулись к маленькой рощице. Медленно съехали в широкую балку. Так же неспешно выбрались на противоположную сторону и укатили на запад. На броне «тридцатьчетвёрок» устроилось около двух десятков бойцов, вооружённых немецкими карабинами и пулемётами «MG 34».

В начале боя пехотинцы сидели в окопах, вырытых среди тонких деревьев, и наблюдали за обстановкой. Как только середина колонны фашистов оказалась напротив рощи, «тридцатьчетвёрки» вырвались из глубоких укрытий. Врезались в первые грузовики и начали крушить остальные машины.

Пользуясь суматохой, возникшей среди мотострелков, красноармейцы выскочили из траншей следом за танками. Пригибаясь, добрались до разбитых автомобилей, где добили оглушённых фашистов. Собрали оружие и консервы, что попались под руку, а ещё прихватили канистры с водой.

Так же скрытно вернулись в балку, лежавшую за маленькой рощицей, и нырнули за кромку обрыва. Оттуда солдаты смотрели на действия танков и ждали, когда те вернутся назад. Потом забрались на броню и поехали дальше.

Их малая группа получила приказ громить тыл фашистов, и бойцы выполняли его по мере своих незначительных сил. Насколько их хватит, красноармейцы, конечно, не знали, но делали всё, чтобы Родина смогла устоять в кровавой войне. Затем перейти в наступление и победить проклятого Гитлера.

Проследив за тем, как закончился бой «тридцатьчетвёрок» с фашистами, Павел понял, что фрицы застряли на просёлке надолго. Объехать фрицев на мотоцикле у них нет возможности. Если двигаться недалеко от дороги, то подстрелят из пулемёта, а если уйти в степь на несколько километров, то можно легко заблудиться. Ищи потом другой проезжий просёлок. Ещё неизвестно, когда сможешь найти тот, что идёт в нужном тебе направлении.

Возвращаться к развилке перед железной дорогой слишком долго и очень опасно. Неизвестно, кого встретишь там по пути. Скорее всего наткнёшься на другую колонну противника, и этим всё кончится. Не зная, что теперь предпринять, парень повернулся к сержанту и тихо спросил:

– Что теперь будем делать?

Олег поднял правую руку и задумчиво провёл ею по щетине, покрывшей давно небритые щёки. Немного подумал и предложил:

– Перед тем как выскочить на этот пригорок, мы миновали неглубокий овражек. Сейчас поедем к нему. Спрячем в нём мотоцикл, а потом пешком вернёмся сюда. Найдём такое местечко, чтобы нас не заметили немцы с дороги. Укроемся и будем ждать.

– Чего? – поинтересовался солдат.

– Пока фрицы придут в себя. Построятся в походный порядок и двинутся дальше. – Олег глянул на парня, который воевал меньше недели, и решил объяснить поподробнее: – Они ведь получили чёткий приказ выйти к какому-то месту, к такому-то сроку. Значит, должны прибыть туда кровь из носу, и как можно скорее. Иначе всем офицерам грозит наказание. Да и обычных стрелков могут отправить в штафбат. А там куда хуже, чем просто на фронте. Поэтому они не станут здесь долго сидеть. Соберут всё, что смогут найти, и двинутся в путь.

Всё вышло так, как сказал командир. Пока бойцы прятали мотоцикл в глубокой канаве. Пока укрывали его старым бреднем, что прихватили с собой из станицы. Пока возвращались к пригорку и, пригибаясь к земле, искали место для наблюдения, фрицы не сидели без дела.

Офицеры фашистов оправились от испуга, вызванного внезапной атакой. Начали отдавать команды и первым делом поставили часовых по периметру. Потом приказали стрелкам оказать помощь раненым.

Провели перекличку, уточнили потери и ужаснулись. Эти немцы прошли почти половину Европы, но такого с их батальоном ещё не случалось. Из восьми с половиной сотен стрелков больше чем четверть погибла и получила ранения, а с техникой вообще катастрофа. Уничтожен весь подвижной состав, и теперь придётся пешком идти к Сталинграду.

Затем одни рядовые собирали убитых. Таскали мёртвых «камрадов» в дубраву и клали на голую землю, рядом друг с другом. Рыть могилы им было некогда, но так всё же лучше, чем бросить возле дороги у всех на виду. Тем временем другие фрицы искали оружие и боеприпасы.

Уцелевшие в бойне водители возились с помятыми автомобилями. Осматривали те, что не сгорели дотла. При помощи здоровых солдат ворочали те, что опрокинулись набок, а поставив кабинами вверх, пытались их завести.

Как ни странно, одна из них заработала сразу. Ещё с пятью пришлось повозиться. Шофёры снимали какие-то части с одних грузовиков и ставили на другие. Меняли колёса, разбитые в щепки борта и рваные тенты.

К тому времени, когда солнце склонилось к закату, рачительные фашисты уже поставили в строй шесть «Опелей» и «Мерседесов». Это было всё, что удалось возродить из больше чем полусотни машин. Меньшая часть остального подвижного состава могла ещё пойти в капитальный ремонт, а большая лишь в переплавку.

К четырём автомобилям стали подносить раненых, которые не могли идти сами. Таких набралось больше сотни. Те из них, кто мог держать оружие, остались при своих карабинах. Ещё по паре здоровых стрелков сели в кабины. Видно, они играли роль охранения.

Из расшатанных кузовов выбросили скамейки, а свободное место забили так плотно, что фашисты оказались там, словно сельди в бочке. Все хотели побыстрее убраться отсюда. Поэтому никто не жаловался на ужасную тесноту.

В два остальных грузовика, что пострадали меньше других, сложили оружие и боеприпасы. А его набралось очень много: несколько миномётов крупных калибров, множество лотков со снарядами к ним, ящиков с патронами и консервами, канистры с водой и бензином.

С наступлением сумерек в тихом вечернем воздухе раздались зычные команды фельдфебелей, которые далеко разнеслись по степи. Выжившие стрелки поднялись с земли и принялись строиться по отделениям. Потом повзводно. После чего взводы объединились в три почти полные роты. То есть около шестисот человек.

От них до позиции красноармейцев было около двух километров. В зените сияла большая, как тарелка, луна, а на всём небе не было видно ни единого облачка. Так что парень хорошо видел врагов без бинокля и отчётливо разглядел, что некоторые из них имели какие-то травмы. У кого забинтованы руки, у кого голова, а у кого даже грудь. Похоже, это были те, кто не поместился в машинах, отведённых для раненых.

Когда все заняли положенные места, раздалась команда батальонного командира. Фашисты взвалили на плечи то имущество, что не влезло в уцелевшие грузовики. Повернулись к востоку и тронулись в путь. Более светлый просёлок был хорошо виден на фоне тёмной травы, и наступившая ночь совсем не мешала движению.

Впереди длинной пешей колонны шли две машины, в кабинах которых сидели хмурые офицеры. На их лицах уже не светилась радость от предыдущих европейских побед, а отражались мрачные мысли о том, что же их ждёт в дальнейшем, в самом Сталинграде.

Павел подумал, что автомобили с ранеными пойдут следом за отрядом стрелков, но они начали разворачиваться один за другим.

Увидев это, Олег вскочил на ноги. Крикнул напарнику:

– Бежим к мотоциклу. – И рванулся к овражку, где они скрыли трёхколёсного друга.

Павел рванулся за ним. Быстро догнал сержанта. Поравнялся со своим командиром и спросил на полном ходу:

– Куда мы так сильно торопимся? Пусть проедут мимо овражка. Потом тронемся мы.

– Чуть дальше той ямы, где стоит наша машина, просёлок делает крутой поворот, – выдохнул Олег на бегу и, сберегая дыхание, коротко объяснил, что он задумал напасть на коновой.

– Но ведь в нём едут раненые! – Павел был так возмущён тем, что услышал от Комарова, что даже немного отстал.

– Во-первых, с ними четыре шофёра и восемь здоровых солдат, – напомнил сержант. – Считай, целое отделение. Во-вторых, там три автомобиля врага. В-третьих, если раненые получат лечение, то через месяц вернутся сюда и вновь начнут убивать советских людей. Ты этого хочешь? Они разоряют нашу страну, добрались почти что до Волги, а ты тут в благородство играешь?

Павел почувствовал, что Олег разъярён не на шутку. Вспомнил, как фрицы жгут города и деревни, и проглотил свои возражения о том, что нужно им проявить гуманность к побеждённым врагам.

– Мы их в гости не звали, тем более с такой большой армией! – закончил короткую речь командир. – Ещё Александр Невский сказал: «Кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет!»

Пробежав с полкилометра, бойцы оказались возле овражка и глянули вниз. Дно неглубокой промоины заливала плотная тень, падающая от края обрыва. С трудом различая во тьме мотоцикл, они спустились к коляске. Схватили тяжёлый мешок, где лежали боеприпасы. Выскочили наверх и ринулись дальше.

Запыхавшись от быстрого бега, они преодолели ещё почти километр. Добрались до небольшого пригорка высотой метра два с половиной. Почти на карачках поднялись на макушку бугра. Присели на корточки, чтобы не маячить на фоне светлого неба, и огляделись. Дорога приближалась к этому месту вплотную и, резко виляя направо, обходила возвышенность.

Олег снял с шеи «шмайссер». Лёг на землю так, чтобы его не было видно с просёлка. Устроил перед собой автомат и стал развязывать «сидор». Вынул из него все десять гранат, которые они отыскали в запасах немецких разведчиков, убитых в станице. Разложил их длинным рядочком. Зачем-то сказал, что они называются «М-24», и стал готовиться к бою.

Павел расположился слева от крайних снарядов. Посмотрел, как сержант отвинчивает колпачок на нижней части длинной ручки из дерева, и увидел, что наружу выпал белый шнур с какой-то серой штуковиной на конце.

– Левой рукой сильно дернёшь за фарфоровый шарик. – Командир показал на небольшой кругляшек, лежавший в широкой крестьянской ладони. – А правой бросишь гранату в машину. Лучше всего, если ты попадёшь внутрь кабины. Тогда и машине, и экипажу сразу наступит конец. – Он отвинтил защитные крышки со всех «колотушек» и положил их на землю рядом друг с другом. – По моей команде открываем огонь. Я стреляю по первой машине, – напомнил сержант. – Ты по последней. Потом я бью по второй, ты по третьей. В том же порядке бросаем гранаты. Для начала по две штуки в каждую, а там видно будет. Вдруг какая-то из них не взорвётся?

Олег вспомнил, что рядом лежит не строевой пехотинец, а «дивизионный» пушкарь, который вряд ли имел дело с чужими гранатами. На секунду замялся и коротко пояснил:

– Эти «колотушки» без рифлёных рубашек. Значит, они наступательные и осколки от них летят всего метров на десять-пятнадцать. От бугра до дороги будет все двадцать, не меньше. Поэтому взрывы нас вряд ли смогут достать. Запал сработает через четыре секунды. Так что долго не мешкай. Дёрнул шнурок и сразу бросай.

Сержант ненадолго умолк. К чему-то прислушался и сообщил:

– Готовься, фрицы уже подъезжают.

Павел откинул складной приклад автомата. Прижал железный выступ к плечу и посмотрел на тёмную степь сквозь узкую прорезь прицела. Послышалось рычание четырёх автомобильных моторов, а спустя пару минут грузовики оказались в поле зрения парня.

Ни одной фары у машин не горело, но луна светила так ярко, что просёлок был виден прекрасно. К тому же все стёкла кабины разбились во время атаки советских танкистов, и теперь ничто не мешало смотреть шофёру вперёд.

Короткий конвой медленно подъехал к бугру, на котором лежали бойцы. Водители увидели, что дорога резко виляет направо. Снизили и без того невысокую скорость и стали двигаться чуть быстрей пешехода. Автомобили вошли в поворот один за другим и оказались в двадцати – тридцати метрах от красноармейцев.

Павел навёл автомат на кабину последней машины. Пригляделся и с трудом различил трёх фашистов, сидевших внутри. Луна хорошо освещала капот и помятую крышу, но глубокая тень закрывала фигуры во вражеской форме. Черты лица смазались в единое целое и смотрелись белесым пятном на фоне густой черноты.

«Это и к лучшему, – подумал вдруг парень. – Не останутся в памяти и не будут мне сниться потом по ночам».

– Огонь! – крикнул Олег, и Павел нажал на курок. Две длинные очереди грохнули почти одновременно. В ушах зашумело от множества выстрелов. Автомат запрыгал в руках, как живой. Отдача повела ствол налево. Кусочки свинца ударили в широкий моторный отсек, и двигатель немедленно смолк.

Заметив свой промах, парень сделал небольшую поправку. Поднял прицел вверх на полметра и снова вдавил пусковую скобу. Строчка пуль прошла выше, чем раньше. Нашла свои цели и перечеркнула три чужих силуэта. Фашисты задёргались так, словно по ним пропустили сильный электрический ток. Затем фрицы разом обмякли и безвольно сползли на пол кабины.

Павел перевёл автомат на другую машину и заметил, что она свернула с просёлка. Видно, водитель услышал стрельбу. Вывернул руль влево, насколько возможно, и нажал на педаль подачи бензина. Грузовик съехал с дороги. Перевалил через обочину и рванулся вперёд по целинной степи.

Теперь перед парнем маячила не кабина, а задний борт автомобиля. Боец не стал размышлять, что ему делать, а послал короткую очередь прямо сквозь матерчатый тент. Тяжёлые пули прошили брезент. Пробили тонкую жесть кабины и спинки сидений. Вонзились в тела трёх фашистов и убили их ещё до того, как они успели открыть помятые дверцы.

Машина влетела в какую-то яму. Передний мост, уже повреждённый во время атаки, не вынес такого удара и развалился на части. Колёса тотчас подломились. Моторный отсек врезался в землю, и грузовик встал словно вкопанный.

Парень отметил, что весь конвой застыл неподвижно. Увидел, как Олег прекратил огонь. Отложил автомат и взял «М-24», лежавшую рядом. Павел тоже схватил «колотушку». Рванул за шнурок. Размахнулся и швырнул непривычный снаряд в последний автомобиль.

Провожая взглядом гранату, летящую в воздухе, он поднял вторую. Выдернул шнур и бросил в третью машину. Увидел, как она устремилась к заднему борту. Проскочила в дыру под брезентовым тентом, откинутым кверху. Влетела внутрь кузова и упала на груду шевелящихся тел.

Раздался негромкий хлопок. По глазам ударила яркая вспышка. Справа и слева послышалась серия приглушенных взрывов, а вслед за ними над степью раздался вой, исполненный нестерпимой боли и муки.

Десятки фашистов погибли от осколков снарядов, привезённых в Россию из Великой Германии. Ещё больше стрелков получили страшные рваные раны и стали терять свою драгоценную кровь, словно свиньи, попавшие под нож мясника.

Олег и Павел бросили ещё по гранате под каждую из четвёрки машин. Услышали новые взрывы и увидели, как грузовики небольшого конвоя вспыхнули один за другим, словно большие костры.

Каждый раз повторялась одна и та же картина. Спустя десяток секунд жар добирался до бака с бензином, пробитого осколками во многих местах. Пламя вспухало ослепительным шаром, и всё, что могло загореться, пылало, словно в кромешном аду. Сквозь треск огня, пожиравшего резину и дерево, слышался жуткий нечеловеческий вопль умирающих фрицев.

Насколько видел Павел, никто из фашистов не смог покинуть машины живым. Те, кто находился в кабинах, были убиты автоматными очередями, а тех, кто сидел в кузовах, сжало резкими остановками в плотный клубок. Да так сильно, что они не успели подняться на ноги до взрывов гранат.

Лишь пять-шесть фигур, объятых огнём, всё-таки умудрились выпасть наружу. Размахивая пылающими конечностями, они свалились на землю, но так и остались лежать, словно кучи догорающей ветоши.

– Уходим отсюда, – сказал командир. Поднял свой «шмайссер». Сложил стальной приклад и надел ремешок автомата на шею. Взял в руки две неиспользованные гранаты. Вложил в полые рукояти шнурки с кругляшами и накрутил сверху защитные колпачки. Одну протянул напарнику. Другую сунул за пояс, словно топор. Обычно так поступают сельские жители, когда идут в лес за дровами или ещё по какой-либо надобности. Например, пограбить проезжих купцов.

Затем Олег подался на метр назад и, не поднимая макушки над вершиной пригорка, присел на корточки. Придерживаясь руками за склон, сполз в таком положении вниз. Оказался возле подошвы возвышенности и подождал, пока спустится Павел.

С другой стороны бугра пылал фашистский конвой. Свет освещал степь вокруг на сотню шагов, но там, где стояли бойцы, лежала плотная тень. Оставаясь под защитой пригорка, красноармейцы отошли от места атаки метров на двести. Сменили опустевшие магазины на полные.

Не глядя на затухавший огромный костёр, вновь выбрались на просёлок и вернулись к овражку, где стоял мотоцикл. Спустились в неглубокую яму. Подошли к трёхколёсному другу, и Павел спросил:

– Ну что, поехали дальше?

– А куда нам теперь торопиться? – зевнул во весь рот командир. – Фрицы идут впереди пешим маршем. Если мы тронемся прямо сейчас, то уже через час догоним их последнюю роту, и что мы тогда будем делать? Вдвоём убьём всех врагов? Вряд ли у нас это получится. Они теперь очень напуганы. Как только услышат, что тарахтит мотоцикл, развернут «ручники» в сторону, откуда доносится шум, и врежут по нам со всей дури. Так что лучше остаться на месте.

– А вдруг они заметили зарево от горящих машин? Офицеры решат проверить, что стало с конвоем, и пошлют сюда роту стрелков? – засомневался Павел. Он хотел сказать, что нужно ехать не вперёд, а назад, но не успел.

– Никто сюда не придёт, – отмахнулся сержант. – Им нужно спешить на восток, а то, что случилось с ранеными стрелками, офицеров уже не волнует. Они сделали всё, что могли. Посадили в машины, дали охрану, а остальное не их забота. Пусть об этом болит голова у тылового начальства. Так что давай съедим то, что у нас осталось в заначке. После ужина я пойду спать, а ты остаёшься нас караулить. Часа в три пополуночи я тебя заменю. Потом разбужу на рассвете, и мы тронемся в путь, к Сталинграду.

Олег порылся в опустевшем мешке и достал из него четыре ржаных сухаря. Два протянул напарнику, а два оставил себе. Расстелил свою шинель на траве. Опустился сверху на плотную ткань и занялся немудрёной едой. Запил скромную пищу водой из фляжки. Лег на бок и тотчас уснул.

Павел подошёл к мотоциклу и сел возле него на тёплую землю. Устало вытянул гудящие ноги. Привалился спиной к боку коляски и стал сторожить. Час или два он вертел головой, слушал, как стрекочут цикады в степи. Крепился изо всех своих сил и старался не спать.

Скоро парень почувствовал, что дремота вот-вот одолеет. Достал из кармана один твёрдый сухарь и, стараясь хрустеть не слишком громко, медленно съел его без остатка. Это заняло ещё какое-то время.

Когда стало невмоготу, он взял остаток еды и также неторопливо расправился с ней. Это помогло продержаться ещё минут тридцать. Потом он на секунду закрыл глаза и проснулся от лёгкого шороха. Вскинул поникшую голову, отметил, что небо стало светлеть, и испугался, что прозевал появление фрицев.

Схватился за автомат, висевший на шее, как тяжёлая гиря. Огляделся по сторонам, но увидел только сержанта, встающего на ноги. Понял, что пришла его смена, и тотчас успокоился. Красноармейцы поменялись местами. Парень упал на чужую шинель и наконец-то спокойно уснул.