В мае 1940 года Павел Смолин окончил семилетку. 17 июля ему должно было стукнуть шестнадцать, и он считался достаточно взрослым, чтобы самостоятельно думать о своей дальнейшей судьбе.

«Почему он получил аттестат так поздно?» – спросите вы, а дело в том, что в деревне Домашка не было сельской школы, и таковое образовательное учреждение открылось там лишь после того, как пацан встретил свою девятую осень.

Несмотря на отсутствие учителей, он не проводил свои дни в безделье, а жил нормальной мальчишеской жизнью. То есть использовал деревенское босоногое детство на всю катушку.

Бегал по лугам и лесам, окружавшим деревню. Собирал птичьи яйца, грибы и спелые ягоды. Ловил рыбу и раков в маленькой речке, от которой когда-то давно деревня получила своё странное имя – Домашка.

Иногда бегал вместе с мальчишками на большую реку, по которой ходили баржи и пароходы. Она звалась ещё более непонятно – Самара – и протекала в версте от восточной околицы.

Как и все остальные ребята, он помогал родителям в огороде, в хлеву, в поле и на покосе. Работал в колхозе подсобником у взрослых крестьян и трудился не хуже других. После начала занятий школьников освободили от некоторой части подобной нагрузки, но только до наступления летнего времени.

Во время страды все дети «пахали», как взрослые, и так в те тяжёлые времена поступали во всей нашей огромной стране. От Балтийского моря на западе, до Тихого океана на Дальнем Востоке.

В деревне построили небольшую избу, которую назвали «читальней», но газеты туда привозили лишь раз в две недели, а провести в правление колхоза такое чудо, как радио, власти всё обещали, но никак не могли этого сделать. Слишком далеко было тянуть провода.

Поэтому о том, что творится в стране, а тем более в мире, сельчане знали больше по слухам. Кто-то съездил в райцентр. Его знакомые, жившие там, сообщили ему последние новости. Он подивился необычным событиям и постарался запомнить всё как можно точнее. Повёз их домой, и если не забыл по дороге, то рассказал ближайшим сельчанам. Те передали другим, вот и вся информация.

Перед тем как Павел окончил курс семилетки, в деревню нагрянул второй секретарь из райкома ВЛКСМ. Местный лидер собрал молодёжь в сельском клубе и рассказал о комсомольских стройках очередной пятилетки. В том числе и о тех предприятиях, что возводятся в главном городе области.

Среди прочих он вспомнил о Куйбышевском карбюраторно-агрегатном заводе, где будут делать запчасти для разных машин. Оказалось, в Самаре не хватает работников и на стройки принимают всех кого хочешь, даже обычных крестьян от сохи. Мол, пусть они не имеют профессий, кроме тех, что нужны на селе, но их всему научат на месте.

Едва секретарь уехал из школы, как Павел и двое его закадычных друзей вышли на улицу. Сбились в тесный кружок и начали обсуждать те слова, что услышали от молодого «подручного партии».

Всем подросткам очень хотелось работать на тракторе, но колхоз был достаточно маленьким и не мог купить даже один такой дорогой агрегат. В те времена вся подобная техника числилась на машино-тракторной станции, стоявшей в соседнем селе, но, к сожалению, там не имелось курсов для обучения механиков. Так что попасть туда на учёбу мальчишки никак не могли.

Можно было дождаться призыва в Красную армию и попроситься на службу в войска, где имелись «полуторки» или танки. Но во-первых, нужно ждать больше трёх долгих лет, а до этого работать в колхозе тем, кем придётся.

А во-вторых, ещё не известно, возьмут ли тебя в шофера или в водители грозных военных машин. Вдруг направят, как всех ребят из деревни, в простую пехоту? И опять останешься без любимой профессии, о которой мечтал с тех пор, как начал ходить.

Значит, решили подростки, нужно двигаться в город Самару. Устроиться на комсомольскую стройку, а там видно будет. Вдруг получится поступить в фабрично-заводскую школу, а лучше всего на курсы механиков?

Решение было принято единогласно, и заговорщики стали готовиться к воплощению дерзкого плана в реальную жизнь. Первым делом спросили у опытных взрослых, как дойти до Самары.

Так ребята узнали, что расстояние от Домашки до города составляет шестьдесят километров. Железная дорога проходит от них далеко в стороне. Другого транспорта нет. Так что нужно идти пешим ходом. На это уйдет не меньше двух полных дней, а ночевать им придётся в какой-нибудь роще. Поэтому нужно дождаться устойчивой тёплой погоды и лишь после этого двигаться в путь.

Разобравшись с длинным неудобным маршрутом, подростки поняли, что он им под силу, и начали активные сборы. Стали чуть меньше есть хлеба во время обеда и ужина. Таскать со стола небольшие куски и сушить из них сухари. Кроме того, они начали складывать те кусочки пилёного сахара, что мамки давали ребятам как лакомство.

Собранные продукты укладывали в заплечные «сидоры», которые сшили из старых, ненужных вещей. Затем прятали так, чтоб до них не добрались тараканы и вездесущие мыши.

К тому времени, когда вещмешки наполнились до половины, настало тёплое лето. Ребята заполнили верхнюю часть кое-какою одеждой и отправились в путь.

Как ни таились подростки, но родители отлично знали об их тайных сборах. В те времена в деревнях было трудно и голодно, а уйти из них в город не представлялось возможным. В колхозах не хватало людей, и председатели не давали справку, которая служила паспортом для крестьян. Поэтому оставался лишь один путь – удрать.

Но если взрослого человека за это ловили, брали под милицейский арест, строго судили и отправляли в Сибирь, то с подростков какой ещё спрос? Им и паспорт пока не положен, значит, и справка ещё не нужна. Ну, сбежали из дома, с кем не бывает. Ну, поймает их где-то милиция, что им с того?

Или пошлют в ФЗУ, или отправят назад. Вот и всё наказание. Но если вдруг повезёт и останутся в городе, то им там будет жить значительно легче, чем в далёком селе. Глядишь, встанут на ноги и семье чем-то помогут. Деньжат немного пришлют или хотя бы одежды.

Ранним утром трое друзей встретились за дальней околицей. Выбрались из деревни на пыльный просёлок и направились прямо на запад. Прошли около двенадцати вёрст, а затем дорога свернула на северо-запад. По ней добрались до посёлка Рощинский, а от него до узенькой речки с названием Чёрная.

Стало уже вечереть, и пришлось встать на ночёвку. Подростки разделись возле тихой воды. Умылись, напились и занялись приготовлением скромной еды. Пошарили под низкими берегами. Наловили раков и набрали крупных беззубок.

Выбрали место посуше. Развели небольшой костерок и пожарили добычу на тоненьких веточках. Благо, что погода стояла сухая и тёплая. Так что даже строить шалаш им не пришлось. Поплотнее закутались в рубашки от комаров, спокойно уснули.

Утром поднялись ни свет ни заря. Быстро доели то, что осталось от скудного ужина. Дошагали до хутора Николаевка, а оттуда до старинного села Яицкое, где когда-то давно жили казаки, охранявшие Русь от набегов нечестивых нагайцев.

Ещё десять километров, и беглецы оказались возле речки Самара. Переправились через неё на бревне, найденном в густых камышах, и увидели высокий обрыв. На этой вершине когда-то стояла деревянная крепость, что в шестнадцатом веке построил князь Григорий Засекин.

Насколько знали ребята, с неё и начался город Куйбышев. Теперь на месте острога виднелась кучка домов с палисадами, но выглядел город не лучше обычной деревни. Те же старые избы и кособокий забор, как и везде.

Всю дорогу до места ребята шагали босыми. А чтоб не трепать свои новые лапти, сплетённые перед самым походом, связали их полосками лыка и прицепили к заплечным мешкам. Так и протопали шестьдесят километров. Лишь оказавшись возле подножия холма, подростки вымыли ноги в ближайшем ручье. Навернули на голяшки онучи, обулись и двинулись дальше.

Ближе к полудню поднялись на верх крутого холма. Прошли по пыльной узенькой улочке и неожиданно для себя попали на широкую площадь, что тянулась вперёд на версту, если не больше.

Подростки глянули по сторонам и поразились числу людей, сновавших туда и сюда. Кругом были богато одетые мужчины и женщины, спешащие неизвестно куда. Десятки подвод, гружённых мешками, лесом и камнем до самого верха. А посерёдке стоял красный трамвайный вагон. Он походил на те, что ребята видели на железной дороге, когда проходили мимо путей, тянувшихся к городу.

Судя по шуму, долетавшему с западной стороны площади, там за высоким забором находилась огромная стройка. Как самый бойкий из тройки ребят, Павел шагнул к ближайшему гражданину, одетому в хлопчатобумажную пару и скрипучие сапоги. Вежливо поздоровался и спросил: «Где нам найти отдел кадров завода?»

Прохожий презрительно глянул на новые лапти подростка. Что-то буркнул, мол, вот, понаехали сюда из деревни. Кивнул на неприметное здание, притулившееся возле ограды, и, не сказав больше ни слова, двинулся дальше.

Подивившись такой неучтивости, ребята вошли в небольшую избу. Спросили какую-то тетеньку, бежавшую по коридору, и узнали, куда им нужно идти. Заглянули в указанный кабинет и поняли, что оказались на месте.

Усатый мужчина усадил их на табуретки. Забрал свидетельства о рождении. Оформил рабочие книжки и послал в соседнюю дверь. Там сидела полная женщина, она снова вписала их в огромные книги и кликнула молодого рассыльного. Тот отвёл их в общежитие стройки, представлявшее собой длиннющий барак. Передал в руки худой кастелянши и мгновенно исчез.

Работница бельевой взяла у них те бумаги, что дали в отделе кадров. Дала всем матрасы с подушками, набитые свежей пахучей соломой. Плюс ко всему одеяла из байки и по две сложенные простыни, посеревшие от частой и плохой постирушки.

Ребята думали, что за всё придётся платить. Стали отказываться и объяснять, что у них нет ни единой копейки. Женщина понимающе усмехнулась. Кивнула и объяснила: «Не волнуйтесь, мальцы, за всё вычтут из вашей первой зарплаты».

Проводила их в длинную комнату, где по её словам, уже обитало двадцать пять человек. Бросила: «Укладывайтесь там, где свободно», – и рассказала, куда им нужно завтра прийти. После чего быстро простилась и исчезла за дверью.

Ребята заметили нескольких босых мужиков, сидящих на нарах. Они курили вонючие самокрутки и играли в потёртые карты. На правах старшего Павел спросил: «Где тут можно устроиться?» – и получил короткий ответ: «Там, где увидите голые доски».

Подростки прошлись по обширной казарме и поискали такие приметы. На всех нижних шконках лежали какие-то шмотки. Те же матрасы, одеяла, подушки и вещевые мешки. На полу валялась какая-то грязная обувь и фанерные чемоданы.

Как догадались ребята, эти места уже заняты, и стали смотреть по верхнему ряду. В самом тёмном и душном углу нашлось три свободные лежанки, оказавшиеся рядом. Павел шагнул к самой ближней. Бросил на доски матрац и подушку и стал застилать своё немудрёное ложе. Друзья сделали то же, что и их юный вожак.

Ближе к вечеру комната наполнилась усталыми мужиками, от которых несло потом и пылью. Они скинули грязные робы и двинулись в конец коридора. Павел пошёл следом за ними и оказался в большой умывальной. Впервые увидел водопровод и жутко обрадовался подобным удобствам: значит, можно умываться в тепле и, самое главное, не таскать вёдра с улицы.

Сортир был, как всегда во дворе, но подросток всю жизнь бегал в такую уборную, и это его совсем не пугало. Он даже подумать не мог, что отхожее место можно устроить в каменном доме.

Утром ребята проснулись по заводскому гудку, долетавшему откуда-то с улицы. Подняли головы от подушек и увидели, что соседи по жилому бараку уже поднялись. Мужики умылись, побрились и двинулись на работу.

Подростки помчались за ними. На огромной площадке их встретил пожилой бригадир. Указал, где они будут трудиться, и началась нелёгкая жизнь простого подсобника.

Павел и раньше работал в колхозе, так что лопата ему была не в новинку, и он быстро втянулся в несложный процесс. Чем он только не занимался в первое время: копал твёрдую каменистую землю, месил и утаптывал тяжёлый бетон, таскал вёдра с водой и цементом, камни и кирпичи, доски и брусья.

Потом он немного освоился. Познакомился с бригадиром поближе и несколько раз подряд заводил с ним разговор. Рассказывал, что окончил семь классов и хочет стать шофёром или механиком.

Тот объяснил, что тех знаний, что он получил в сельской школе, здесь недостаточно. Нужно пройти специальные курсы, сдать небольшие экзамены и лишь после этого двигаться дальше.

Пришлось Павлу снова садиться за парту, а после работы бегать в вечернюю школу. Какое-то время друзья ходили туда вместе с ним, но потом стали лениться. Начали пропускать занятия, а затем и вовсе перестали учиться.

Так пролетел почти год, и жизнь постепенно наладилась. Павлу стукнуло ровно шестнадцать, и ему выдали паспорт, положенный всем горожанам. Поселили в комнату для рабочих, где жила всего дюжина человек. Он смог подтвердить свой аттестат и получил направление на курсы водителей. Жаль, что только окончить их он не успел.

Всё это время он писал своей матери и сообщал ей о том, как живётся ему и ребятам в прекрасной Самаре. В ответ узнавал, что творится на родине. В середине июня 41-го года пришло очередное послание из деревни Домашка.

В нём говорилось о том, что отцу пошёл пятьдесят шестой год и он один не справляется с тяжёлой работой. Младшие братья и сёстры Павлуши ещё очень слабы и не могут его заменить. А тут ещё мама сама заболела. Вот и просит сыночка вернуться назад. Мол, поможет со сбором кормов для коровы. Покопается в огороде, пока она немного оправится, да вернётся в Самару.

Пришлось Павлу взять двухнедельный отпуск, положенный ему по закону, и двинуться пешим путём в родную деревню. Можно было, конечно, добраться другим, более современным путём: доехать до райцентра Кинель по железной дороге, но там всё равно придётся выходить из вагона и идти сорок вёрст своими ногами. К тому же не очень получается выгодно. Расстояние сокращаешь ровно на треть, зато деньги плати за билет, а их и так в самый обрез. Купил гостинцы маме с отцом, братьям и сёстрам – вот и ушла вся заначка, что скопилась за время работы. Вместе с ней растаяли почти все отпускные. А ему ещё нужно будет вернуться в Самару и как-то прожить до новой зарплаты. Ладно, друзья не бросят в беде и не дадут умереть с голодухи.

Павел вышел из города на рассвете. Прибыл в Домашку спустя пару дней и увидел места, о которых так сильно скучал в тесном городе. Пришёл в отчий дом ближе к полудню. Поговорил с больной мамой, лежавшей в избе, и узнал от неё последние новости.

По сравнению с далёкой и шумной стройкой, где каждый день что-то случалось, здесь всё было по-прежнему тихо. Кто-то с кем-то подрался. Кто-то неожиданно помер, а у кого-то прибавление в семействе. Вот и все изменения.

Все крестьяне пластались на поле и сенокосе и вернулись домой ближе к позднему вечеру. За это время парень поработал по двору и хозяйству. Затем встретил уставших родных. Раздал кое-какие подарки и устроил небольшое застолье из той самой еды, что принёс из Самары.

После короткого чаепития у помятого самовара все отправились спать, и Павел улегся на ту кровать, на которой спал долгие годы. С наслаждением потянулся и мгновенно уснул.

Утром встал на рассвете и вместе с другими впрягся в работу. Косил пахучее сено, пахал в огороде, готовил дрова для зимы. Так, в привычном сельском труде, и шёл день за днём.

22 июня 1941 года в правление колхоза позвонили из районного центра Кинель и сообщили о начале войны с фашистской Германией. Парень недавно отметил семнадцатый год рождения. Знал, что в армию призывают с девятнадцати лет, и не очень-то беспокоился по данному поводу.

Думал, что всё выйдет именно так, как обещало родное правительство: врага разобьют на его территории, и с небольшими потерями! Так что незачем ему торопиться на фронт. Там и без него полно пехотинцев. Он решил догулять положенный отпуск и вернуться в Самару. Тем более что мама была сильно рада появлению сына. Приободрилась и быстро пошла на поправку.

Утром нового дня в деревню Домашка прибыл нарочный из райцентра. Маленький городок находился в сорока двух верстах от старинного поселения, где жил Павел. Дорога между обоими пунктами представляла собой немощеный просёлок, и проехать по ней по распутице было почти невозможно.

На счастье гонца, целый месяц стояла сухая погода. Не перепало даже грибного, слепого дождя, так что «грунтовка» оказалась в полном порядке. Иначе на столь длинный путь пришлось бы потратить не менее суток.

Пожилой милицейский сержант отбыл из дома сразу после рассвета и только к полудню добрался до нужного места. Подъехал к правлению небольшого колхоза. Потянул за старые вожжи и остановил гнедую лошадку, впряжённую в рядовую двуколку.

Шедшие мимо мальчишки остановились и с любопытством уставились на нежданного гостя. В деревне редко бывали чужие. Люди в военной форме являлись всего лишь несколько раз, и ничем хорошим их визиты не кончались.

Один раз увезли председателя, который больше никогда не вернулся назад. А в тридцать девятом забрали парней на войну с белофиннами. Хорошо, что они не попали на фронт. Служили в спокойных местах и писали, что с ними всё в полном порядке. Может, и сейчас пронесёт?

Устало вздохнув, мужчина спрыгнул на землю и оказался возле крыльца, вокруг которого росли лопухи. Стряхнул серую пыль с синей поношенной гимнастёрки и галифе, сильно выцветших от постоянной носки.

С трудом сгибая затёкшие ноги, «мильтон» поднялся по стёртым ступеням. Не постучав по толстым доскам, открыл скрипучую дверь. Глянул в тёмные сени и переступил через невысокий порог. Вошёл в небольшую избу, в которой размещалось начальство. Захлопнул деревянную створку и скрылся из вида мальчишек, застывших на ближайшей обочине.

Спустя пару минут из здания выскочили бледный бухгалтер и двое учётчиков, сидевших в тот момент в кабинете конторы. Заметили группу мальчишек, стоявших возле крыльца. Позвали к себе и послали их за околицу, на выгоны и луга, где трудились колхозники.

Затем прыснули в разные стороны и помчались вдоль пыльных просёлков в дальние части деревни. По дороге стучали во все ворота подряд. Вбегали в открытые хаты и велели всем, кто находится дома, собираться на сход. Мол, он состоится на площади и всем нужно на нём поприсутствовать. Иначе не обойтись без греха.

Спустя час все сельчане сбежались к указанной площади. Сбились в большую толпу возле местной управы и стали с тревогой ждать дурных новостей. Не успели мужики докурить самокрутки, свёрнутые из ядрёной махорки, как в окно выглянул пожилой председатель. Оглядел всех собравшихся и позвал к себе двух парней, маячивших рядом.

Они молча пожали плечами. С недоумением бросили взгляд на родителей, стоявших поблизости, и двинулись на голос смурного начальника. Поднялись на крыльцо колхозной конторы. Вошли в тёмные сени и скрылись за дверью, ведущей в избу.

Через пару минут они снова вышли на улицу. Вынесли старенький стол и две табуретки, на которых обычно сидели учётчики. Поставили шаткую мебель на землю. Проверили, как она, не сильно качается? Убедились, что всё в полном порядке, и, толком не зная, зачем это нужно, вернулись к сельчанам.

Появился седой председатель колхоза. Немного помялся и сказал севшим, каким-то надтреснутым голосом:

– Товарищи! Все вы знаете, что вчера началась война с фашистской Германией. – Он указал на незнакомого милиционера, стоявшего рядом, и тихо добавил: – Сейчас уполномоченный будет звать к себе нужных людей. Они должны подойти, взять повестку из военкомата и расписаться в её получении.

Сержант устало сел за обшарпанный стол. Достал из планшета пачку сереньких бланков казённого образца и ученическую тетрадку с огрызком химического карандаша. Положил всё это перед собой. Стал брать один документ за другим и громко читать имена и фамилии, внесённые в них от руки.

Скоро все мужики призывного возраста – от девятнадцати лет до шестидесяти – поставили закорючки в тетрадке гонца из района. Взамен они получили листочки мятой бумаги, где значилось, что завтра к полудню им нужно прибыть на войсковую комиссию.

Ниже главного текста имелась приписка: «…иметь при себе…», а дальше шёл список имущества, что придётся всем взять в этот дальний поход. Там был скромный набор тех важных вещей, что пригодятся бойцу на каждой войне. Тысячи лет Великая Русь отбивалась от ближайших соседей, но перечень данных предметов не менялся за долгое время и скорее всего не изменится в будущем.

Русь воевала с хазарами, с татаро-монгольскими ханами, с тевтонскими железными ордами, с заносчивою польскою шляхтою, с наполеоновской армией из сорока языков и другими лихими людьми.

Несмотря на частую смену врагов, в заплечном мешке всех солдат всегда находилось то, без чего нельзя обойтись: ложка, миска и кружка, смена белья и запас провианта на несколько суток.

Когда всем людям раздали повестки, хмурый, как туча, председатель колхоза поднялся со своего табурета. Он не стал ничего говорить. Вяло махнул рукой, мол, идите друзья по домам. Сельчане тоже ничего не сказали и молча двинулись в разные стороны.

В прошлые годы из богатой деревни регулярно брали десятки парней. Чаще всего призывали в пехоту, но несколько человек отличились и непонятно с чего угодили во флот, что стоял на Дальнем Востоке. С одной стороны, это почётно. С другой – придётся служить не три года, как в наземных войсках, а целых пять лет.

Все уходили в поход без печали и благополучно возвращались назад. Причём приходили уверенными в себе молодыми людьми. Но в этот раз всё было иначе. На улицах не звенели громкие песни и не собирались застолья, которые обычно шумели при проводах в Красную армию.

Оно и понятно: не до веселья сейчас людям. Ведь слишком много народу снималось вдруг с места и двигалось неизвестно куда. Почитай, уходили все мужики поселения. То есть почти шестьдесят человек.

К тому же брали их не на срочную службу в мирное время, а на битву с фашистской Германией, с которой Русь враждовала лишь четверть века назад.

В Домашке жило четверо старых, но ещё крепких мужчин. Они прошли через страшную бойню, начавшуюся ещё при царе Николае II, и помнили, что там творилось. Часто рассказывали об этом сельчанам и хорошо объяснили, что значит война против фрицев.

Поэтому в каждой избе, откуда люди уходили на фронт, не очень-то веселились. На скорую руку собрали убогие посиделки, больше похожие на поминки усопших. Выпили по несколько рюмок, словно на тризне, и молчком разошлись по домам.

Минула беспокойная ночь, в ходе которой мало кто спал. Верные жёны и старые матери тихо плакали над родными, «забритыми» в армию. Кто его знает, как там всё обернётся? Не дай бог покалечат фашисты, а то и вовсе убьют дорогого тебе человека. Что тогда прикажете делать? Одной куковать на старости лет?

Молодые парни гуляли по тёмным просёлкам. Прижимали к себе юных подруг и прощались с ненаглядными девами. Обещали, что скоро управятся с проклятыми фрицами. Завоюют половину Европы, как это делали славные предки. Получат ордена и медали и совершенно здоровыми вернутся назад.

И те, кто говорил такие слова, и другие, что их тогда внимательно слушали, верили, что всё так и будет. Разлука закончится быстро, и к осени или к зиме бойцы прибудут домой. Влюблённые сыграют весёлые свадьбы и заживут счастливыми семьями.

В ту тревожную ночь Павел тоже не спал. Он думал о том, как ему быть. Отца взяли в солдатчину, мама часто болеет, а младшие братья и сёстры не смогут себя прокормить. Значит, придётся забыть о Самаре и о курсах водителей. Нужно остаться в деревне. Впрячься в работу и тянуть всю семью. По крайней мере до тех пор, пока батя не вернётся домой.

Ранним утром мужчины и парни собрались на маленькой площади, где их ждали телеги, запряжённые колхозными сивками. Сели в простые повозки и отправились в дальний путь до райцентра.

К одиннадцати часам они проехали сорок вёрст по разбитым дорогам и прибыли к зданию военкомата. Только тут им сообщили, мол, в повестках немного напутали. Оказалось, что в армию брали людей до пятидесяти пяти лет включительно. Тех, кому перевалило за данную цифру, послали назад тем же ходом.

Пожилые «счастливцы» услышали приятную новость. Простились с «молодыми» сельчанами и, едва удержав в себе бурную радость, вернулись к обозу, стоявшему рядом, на улице. Забрались в опустевшие дроги. Развернули оглобли и отбыли восвояси.

Они ведь не знали, что им придётся тянуть на себе всё хозяйство нескончаемо долгие годы войны. То есть пахать за троих до тех пор, пока не закончится всемирная бойня. Но и после её завершения их жизнь не сильно изменится и ещё очень долгое время останется такой же тяжёлой, как прежде.

Павлу Смолину было всего лишь семнадцать, и он не значился в длинном списке призывников из деревни. Поэтому, как и пятеро его одногодок, приехал в Кинель для того, чтобы проститься с родными, а после пригнать пустые телеги в колхоз. Узнав, что отца не взяли на фронт, он оживился и решил, что всё не так уж и плохо. Мол, пробуду в деревне до завершения отпуска, а затем отправлюсь в Самару.

Обоз с опустевшими телегами устремился к Домашкам. Выехал из районного центра и пошёл по пыльной дороге. Но если в Кинель отправилось почти семь десятков мужчин, то назад возвращалось лишь шесть стариков да столько же юных возниц. То есть не более дюжины. Вот и вся рабочая сила колхоза.

К вечеру обоз дошёл до деревни. Отец и другие пожилые «счастливчики» разошлись по дворам. Молодежь отогнала телеги в конюшню, стоявшую за околицей. Распрягли измученных работой лошадок. Передали их древнему конюху и отправились следом за стариками.

Павел тоже вернулся домой. Вошёл в полутёмную горницу и встретил маму с заплаканными глазами. Он тревожно спросил: «Что случилось?» – и узнал весьма неприятную новость.

Оказалось, что, пока новобранцев возили в район, сюда приходил председатель. Он долго кричал на больную мамашу. Говорил, что сын обманом уехал в Самару и бросил несчастный колхоз на произвол жестокой судьбы.

Затем схватил «сидор» с вещами Павлуши. Вытряхнул его содержимое и разбросал ногами по скоблёным доскам. Нашёл среди штанов и рубашек новенький паспорт, полученный сыном в Самаре. Поднял красную книжицу с пола. Сунул в карман пиджака и ушёл неизвестно куда.

Отец с сыном помчались в контору. Ворвались в кабинет председателя и, перебивая друг друга, попытались вернуть документ. Мужчина лишь усмехнулся. Поднял трубку своего телефона. Постучал пальцами по рычагам и сказал:

– Коммутатор? Соедините меня с райотделом милиции.

На том конце что-то ответили, а затем послышался уверенный бас:

– Дежурный по отделению слушает.

– Говорят из деревни Домашка, – сказал председатель. – Подождите минутку, я возьму нужную сводку. – Зажал микрофон левой рукой. Посмотрел на притихших соседей и строго спросил: – Будете дальше кричать? Или отправитесь молча домой? Стоит мне заявить на вас органам, и вы получите огромные сроки. Тебе, Павел, впаяют за то, что уехал без справки. А тебе, Николай, за укрывательство сына. – Заметив испуг на лицах селян, он тихо продолжил: – Идите и не мешайте работать.

Павел выслушал эти слова и не нашёл, что ответить. Ведь председатель мог посадить их на долгие годы. Поэтому парень не стал лезть на рожон. Повернулся на месте. Вышел из душной конторы и замер возле крыльца, среди лопухов.

Следом появился хмурый отец. Не говоря ни слова, они пошли к своему дому. Но если парень был злым до крайней возможности, то батя не сильно печалился по этому поводу. В глубине души он был даже рад такому стечению обстоятельств. Теперь сын останется дома, и семье будет легче кормить младших ребят.

Да и председателя можно понять. Всех молодых мужиков забрали на фронт. В деревне остались только старый да малый. А план сдачи зерна и прочих продуктов теперь наверняка увеличат. Мол, нужно кормить армию и мастеров, что клепают оружие в городе.

Вот так и вышло, что Павел задержался на родине и стал снова работать в колхозе. В городе о нём даже не вспомнили. Началась неразбериха с эвакуацией предприятий из западных областей, и о пропавшем строителе благополучно забыли. Но забыли о нём только в далёкой Самаре. В районном военкомате всё осталось по-прежнему, как он был на учёте, так и продолжил там числиться.