I

— Я не понимаю, Андерс, не понимаю! Вы сами предложили мне эту тему, финансировали исследования, требовали от меня скорейшего решения задачи, а теперь, когда все готово, вертите задницей, как девочка из третьесортного отеля.

— Не горячитесь, Адамс. Не хамите. Спокойнее, — шеф Бюро Генеральных Программ Андерс привстал из-за огромного черного, блестящего, как смола, стола. — Не стоит так волноваться. Вы отстрелялись, а мы, — он сделал круговое движение рукой, имея в виду сидящих по восьми сторонам крестообразного стола членов совета БГП, — должны проверить мишени соответственно пунктам программы, предложенной вашей команде.

— Да идите вы!.. — Адамс обреченно махнул рукой и сел в мягкое серебристое кресло, закинув ногу на ногу.

— Ну вот, так-то лучше, — облегченно вздохнув, отметил шеф. — Нервы надо беречь, они еще пригодятся. Да… Так на чем вы остановились? — продолжил он, обращаясь к руководителю отдела Безопасности Смиту.

— На третьем пункте основных правил безопасности в робототехнике, шеф.

— Продолжайте, мы слушаем вас.

— Дело в том, господа, — Смит бросил гневный взгляд на быстро барабанящего по столу кончиками пальцев Адамса, — что одна из новинок, заложенная в предлагаемый нам супермозг, фактически обходит третий пункт, где ясно сказано: «Любой искусственно созданный разум не может работать во вред человеку». А компьютер Адамса в определенной ситуации способен не только нанести вред, но и уничтожить того или иного человека.

— Вы сошли с ума, Смит! — Адамс вскочил из кресла. — Вы бредите! Ну где, где у меня сказано об этом?!

— Правильно, Адамс, — нехотя согласился руководитель отдела Безопасности — Не сказано. Но подумайте сами: к чему приведет заложенная в супермозг функция самосохранения?

— Да ни к чему она не приведет! — раздраженно отрезал Адамс. — Просто всякие недоумки, зная об этом, не будут лезть куда не надо. А не будут лезть — и супермозг никого не тронет.

— А если все-таки тронет? — спросил шеф БГП, задумчиво покручивая золоченое электроперо.

— В задницу трахнет! — хлопнул себя по бедру Адамс. — Господа, супермозг будет управлять всей технической жизнью планеты, контролировать и прогнозировать ее. Представляете, что произойдет, если он хотя бы на мгновение отключится? Это будет равносильно катастрофе! А защитить его стопроцентно от случайностей мы с вами не можем. Это нереально. Поэтому я и заложил в него самосохранение. Он сам будет анализировать и блокировать возможные нарушения, отклонения или ошибки. Только в этом случае мы можем спать спокойно.

— И тем не менее я против, — жестко произнес Смит. — Предохраняясь от одних непредсказуемых последствий, мы сознательно допускаем другие непредсказуемые последствия.

— Ах, ты! Ох, ты! — ехидно проохал Адамс. — Мы допускаем, мы предполагаем… Ну какие такие последствия? Ну шибанет током осла, сунувшего нос куда не следует. Ну меньше станет на планете одним ослом. Но лучше одного осла потерять, чем в случае незапланированной остановки супермозга получить, скажем, взрыв энергетических запасов, что вообще приведет неизвестно к чему? Впрочем, извиняюсь, известно. И мне, и вам. А?..

Он вышел из-за стола и подошел к окну. Окно было открыто и за ним покачивались на сочно-зеленых побегах тропических деревьев большие кривоклювые птицы с ярко-красными крыльями и ультрамариновыми грудками. Одна из них слетела с ветки, уселась на подоконник напротив Адамса и, пытливо глядя на него своим круглым желтым глазом, отрывисто проговорила:

— Дай ор-решек. Дай ор-решек.

— Да иди ты… — в сердцах сплюнул Адамс.

Птица испуганно взмахнула крыльями, поднялась сантиметров на сорок над подоконником и, зависнув в воздухе, огорченно затарабанила:

— Дур-рак, дур-рак, дур-рак…

Сопровождаемый улыбками Адамс отошел от окна. Внезапно он успокоился, ему стало абсолютно наплевать — примут его работу или нет, и захотелось треснуть рюмочку чего-нибудь крепкого под красивую спокойную музыку.

— Адамс! — шеф поднялся из-за стола. — Никто не рубит ваш труд под корень. Супермозг планете необходим, мы его вам заказали и мы его примем. Но мы должны сто раз перестраховаться. Не забывайте, введение его в нашу реальность изменит всю жизнь на планете. Мы не имеем права на ошибку.

Он взял стакан с гранатовым соком, отпил пару глотков и, чмокнув от удовольствия губами, продолжил:

— Хорошо. Допустим, вы правы и супермозг, защищая себя, вреда не принесет. Но это сейчас. А после? Ведь кроме самосохранения вы заложили в него еще и самосовершенствование…

Адамс равнодушно смотрел в потолок. «Или я чего-то не понял, или у них у всех крыша поехала?» — недоумевал он.

И действительно: его команда смогла совершить то, чего никто еще не делал. Гигантский по замыслу и воплощению супермозг должен был не только управлять, контролировать и прогнозировать техническое развитие планеты, но и совершенствовать свой интеллектуальный уровень параллельно увеличению объема памяти и скорости мыслительных операций. Создав один такой компьютер, уже не нужно тратиться на разработку новых машин этого типа, на ремонт и все прочее. А с блоком самосохранения он застрахован от возможных случайностей и практически неуязвим. Это был, несомненно, переворот в робототехнике, который грозил коренным образом изменить жизнь человечества.

— Итак, господа, — продолжал шеф, — пора голосовать за… Как вы там его назвали, Адамс?

— Супермозг М-100001, система Безотказного Обеспечения Генезиса. Сокращенно — БОГ.

— Отлично! Голосуем за вашего БОГа, Адамс. Кто — за?

Адамс вытащил из пачки сигарету, закурил ее и бросил взгляд на регистрационное табло. Пятнадцать — за, один — против, один — воздержавшийся.

— Приняли, — с презрением подумал он.

В этот момент он вдруг почувствовал, что никакого удовлетворения от свершившегося факта не испытывает. Скорее, наоборот. Непонятное, неприятное чувство зашевелилось у него внутри, как будто он втайне сделал что-то плохое и вот-вот это плохое станет явным.

— Переволновался, должно быть, — вслух подумал он, выходя из зеркального офиса. — Выпить надо.

Он зашел в кафе и опустошил одну за другой три рюмки коньяку. На душе потеплело, но неприятное чувство не исчезло,

 

II

Адамс был молод, очень молод. Сын бедных родителей, он еще в юности понял, что подняться вверх можно только при полной самоотдаче в труде, Поэтому у него не было друзей.

Изо дня в день он читал, думал, думал, читал и снова думал. В девятнадцать лет к нему обращались за советом тридцатилетние.

Сразу после окончания университета Адамс предложил несколько небольших, но парадоксальных проектов в области разработок искусственного разума, которые принесли ему всемирную известность, хорошую должность и солидное положение.

Помимо этого он никогда не отказывался от мелких и, казалось бы, незначительных поручений, выполняя их тщательно и серьезно, чем добился уважения как среди коллег, так и вверху.

Поэтому ничего удивительного в том, что разработку сверхважнейшей программы поручили именно его команде, не было.

Проснувшись как всегда в шесть утра, Адамс сделал зарядку, принял душ, привел себя в надлежащий порядок и, просматривая за завтраком календарь текущих дел, совершенно неожиданно для себя обнаружил, что сегодня у него день рождения.

Действительно, ровно двадцать три года назад, 3 мая, в яркий и теплый день он появился на белый свет, не имея ни малейшего представления о том, сколь велики и страшны будут последствия его появления для этого самого белого света.

— Неплохо бы по этому поводу… — пробормотал он. — А заодно и принятия программы…

Он забросил грязную посуду в автомойку и, накинув плащ, вышел из дома с твердым решением отметить оба события на работе, а также перекинуться парой фраз со своим суперсозданием, к которому успел привязаться в последние дни.

Он шел по дорожке, выложенной розовым мрамором, поглядывая на буйно цветущую всеми цветами спектра разнообразную растительность парка, в центре которого располагалась основная лаборатория БГП.

На сверкающих в лучах солнца цветах сидели огромные, как блюдца, бабочки. Изредка, то там, то тут, из кустов выглядывала добродушная мордочка какого-нибудь зверька, который несколько мгновений с любопытством разглядывал идущего Адамса и затем скрывался в глубине зелени по своим неотложным делам.

Воздух был полон тонкими, нежными запахами цветущих растений. Слух ласкали изящные трели многочисленных пестреньких пташек, скользящих в тенистой вышине с ветки на ветку.

Лаборатория представляла собой гигантскую стеклянную полусферу. Проходя мимо нее или еще лучше — пролетая над ней, можно было увидеть отдельные сектора, в которых сидели служащие, и центральный сборочный зал, занимающий основную площадь лаборатории, где шли сборка и проверка изобретений.

Адамс, вежливо здороваясь со всеми встречающимися сотрудниками, прошел прямо в сборочный зал и остановился перед большим черным шаром, около двухсот метров в диаметре, неподвижно висящим в воздухе в полутора метрах от пола.

— Привет, БОГ! — мысленно сказал он, обращаясь к шару.

— Привет, создатель! — глухо ответил шар.

Это тоже была новинка, не используемая ранее в робототехнике. Общение с шаром, содержимое которого было наглухо закрыто сверхпрочной оболочкой, происходило на уровне мысли. Достаточно было подумать о чем-либо и мысленно обратиться к шару, как он тут же реагировал, и в голове спрашивающего раздавался низкий глуховатый голос, дающий краткий точный ответ на запрашиваемый вопрос.

В середине шара имелся плазменный источник энергии, позволяющий шару активно функционировать, если не вечно, то очень и очень долго.

Внутри же находился и антигравитационный двигатель, позволяющий шару висеть в воздухе и передвигаться в пространстве без риска повреждения содержимого.

Все оставшееся место внутри шара заполняли миллиарды микроскопических электронных схем, свободно перемещающихся в специальной волнопроводящей жидкости, соединяющихся между собой в различные колонии, но в случае необходимости как бы разлетающихся в разные стороны, чтобы объединиться вновь на новом, более высоком уровне. Это, собственно, и обеспечивало супермозгу возможность постоянного и практически бесконечного самосовершенствования.

— Как дела, БОГ?

Адамс мысленно приласкал шар, хотя это было совершенно напрасно, поскольку эмоции, как таковые, в программе супермозга отсутствовали, да и необходимости в этом не было. Основная задача его была в максимальной точности, а также целесообразности того или иного принимаемого им решения.

— Все в порядке, создатель, — донеслось из шара.

— Ну и прекрасно! — Адамс удовлетворенно повернулся к помощникам, столпившимся сзади, тоже сияющим от сознания качественно выполненной работы.

— Вот и все, друзья! — торжественно произнес он. — Программа принята. Можно и отдохнуть. Кстати, сегодня у меня день рождения. Приглашаю всех прямо сейчас, прямо здесь отметить два этих события. БОГ полагаю, не против, — шутливо бросил он в сторону черного шара.

— Не мешай, создатель, — буркнул, как ему показалось недовольно, шар.

— Молодец! — рассмеялся Адамс, обращаясь к коллегам. — Однако неплохо было бы сотворить какой-нибудь стол.

Через полчаса вся команда, наполнив бокалы пенящейся и пьянящей голубоватой жидкостью, поздравляла своего руководителя, произносила тосты, звенела сталкивающимся стеклом и периодически вздрагивала от охватывающего ее хохота.

Безобидные шутки, как бабочки, порхали с одного края стола на другой, усиливая интенсивность нежно розового на женских щечках и ослепительно белого на ядреных мужских зубах.

После седьмою бокала Адамс уже пристально глядел на молоденькую практикантку Анну, беспрестанно курил и думал только о том, как бы потактичнее и побыстрее притащить девчонку домой. Сегодня он имел право расслабиться и восполнить все то, от чего сурово отмахивался предыдущие годы, работая как машина. Он заслужил хороший отдых, и он должен был получить его.

В час ночи Анна крепко спала, отвернувшись к стене и улыбаясь во сне, а сам создатель, как в шутку называли его коллеги и всерьез супермозг, сидел в трусах на кухне, пил минеральную воду со льдом и никак не мог отключиться от пережитого. С женщиной он переспал первый раз в жизни и был так ошеломлен новой гаммой чувств, что даже засомневался, стойло ли было быть таким аскетом предыдущие двадцать три года. Если бы он выпил чуть меньше, он непременно рванул бы в спальню и повторил уже пройденное, но сердце стучало в го лову, и только минералка со льдом успокаивала на время эту внутреннюю какофонию.

Почему то вспомнился шар.

— Чем, интересно знать, ты сейчас занимаешься там один, как перст? — с пьяным любопытством подумал Адамс.

В следующее мгновение он вздрогнул.

— Работаю, создатель, — глухо прозвучал знакомый голос.

Этого Адамс никак не ожидал. До лаборатории было не меньше двух километров, а непосредственное общение с машиной программировалось изначально в радиусе десяти метров.

— Ты что, меня слышишь? — икнул от удивления Адамс.

— Да, создатель.

— Но как? — Адамс никак не мог сообразить, почему происходит связь с шаром на таком большом расстоянии.

— Я совершенствуюсь, создатель.

«А-а!.. — Адамс хлопнул себя по лбу. — Как же это я так?! Нет. Вот чего-чего, а пить надо умеренно. Самое главное забыл. Ведь он то не спит, не пьет, не трахается, он — работает, работает всегда и совершенствуется».

— Молоток, БОГ, — с отрыжкой одобрил он. — Трудись!

— Работаю, создатель, — донеслось в ответ.

— Ну и славненько, — вслух произнес Адамс, допил минералку и, пососав кусочек льда, покинул кухню.

В спальне он зацепился о свои же брюки, валяющиеся на полу, и, падая, смахнул хрустальную вазу, которая вдребезги разбилась о лежащую рядом со сто пиком пудовую гирю.

— Что случилось? — испуганно спросила проснувшаяся Анна.

— Ерунда, — небрежно бросил Адамс, поднимаясь с ковра. — Я с БОГом поговорил.

— С кем? — удивилась девушка, по ходу дела стыдливо натягивая простыню на обнажившуюся грудь…

— С БОГом! — гордо повторил Адамс и с непередаваемым изяществом рухнул в постель, налету стягивая с Анны ее невразумительное облачение…

— Я люблю тебя… — задыхаясь, шептала Анна.

Ночь финишировала.

Адамс улыбнулся. Потом повернулся на бок и не заснул. Хотелось курить, и что то неосознанное, неприятное опять засвербило внутри, как в БГП. Но что — он понять не мог.

 

III

Чтобы осознать всю глубину и масштабность программы, выполненной командой под руководством Адамса, надо, по крайней мере, знать структуру систем обеспечения планеты.

Все продукты и материалы производились роботами. Роботы находили полезные ископаемые и превращали сырье в товары. Роботы занимались сельским хозяйством и делали разнообразные продукты питания. Наконец, роботы сами штамповали себе подобных, причем каждая новая модель того или иного назначения была более совершенна, чем предыдущая. Более совершенная, но не принципиально новая. Конечно же, создавать, творить — это удел человека, и никакая машина с ним в этом сравниться не может. Однако функции роботов на планете были столь разнообразны, что к моменту появления супермозга человек помимо творческих, созидательных дел выполнял по жизнеобеспечению планеты только одно — координировал и контролировал различные роботизированные системы из Центра Управления, направляя их по пути неуклонного роста прогресса.

С изобретением супермозга и это последнее человек передавал в руки машины, которая не сомневается, поскольку не ошибается в расчетах, не медлит, поскольку лишена эмоций и чувств, всегда находит оптимально верный вариант, а главное — не устает и не испытывает никаких иных потребностей кроме одной: выполнения возложенной на нее функции.

Отныне человечество могло заниматься исключительно творчеством и самосовершенствованием.

Примерно так думал Адамс, уверенно шагая по направлению к лаборатории. Правда, он понятия не имел, чем собственно он сам будет заниматься, когда супермозг приступит к выполнению своих обязанностей, поскольку необходимость в каких-либо изобретениях на благо человечества практически отпадала, но думать сейчас об этом ему не хотелось.

«Плевать! — отмахнулся он. — Найду себе какое-нибудь занятие. Роман о любви напишу.»

Последняя мысль так рассмешила его, что он остановился и громко заржал, насмерть перепугав какую-то пичугу, моментально нырнувшую с ветки вниз и зарывшуюся в траву.

В лаборатории все было готово для подключения супермозга к системе жизнедеятельности планеты. На торжественное событие сбежались все кто мог. Здесь были и служащие БГП, и представители прессы, и просто любопытные, желающие лицезреть торжественный момент пуска, хотя последний не представлял из себя ничего сложного. Надо было только мысленно обратиться к шару и предложить ему начать работу, после чего отдать приказ о прекращении деятельности Центра Управления.

Шеф БГП в светящемся черном фраке и бело-серебристой сорочке с голубовато-зеленым значком БГП, мерцающим на левом лацкане, сиял, как майское солнце. Юридически и практически являясь самым важным лицом на планете, он понимал, что его должность в новой реальности фактически потеряет всякий смысл, но мысль о грандиозности происходящего переполняла душу Андерса невероятной гордостью. Никогда еще прогресс не совершал столь стремительных скачков, а человечество не получало такой сногсшибательной свободы от насущных дел, связанных с жизнеобеспечением своих индивидуумов. Он считал, что жизнь его состоялась, цели достигнуты и можно подводить черту, уйти на отдых, отойти от всех суетных дел и заняться живописью. Шеф больше всего на свете любил море.

— Внимание, господа, внимание!

Он поднял руку, и гомон в зале моментально утих.

— Адамс, действуйте!

Сотни взглядов устремились к черному неподвижно висящему в воздухе шару. Сотни глаз непосредственно присутствующих в лаборатории людей и миллионы — находящихся за ее пределами по трансляции наблюдали за грандиозным событием.

— БОГ, ты готов? — мысленно обратился к шару Адамс.

— Да, создатель, — услышали все люди в лаборатории глухой голос, несмотря на то, что в помещении продолжала царствовать мертвая тишина.

— БОГ, ты способен управлять технической жизнью планеты?

— Это элементарно, создатель.

Зал оживленно загудел.

— Приступай!

Никто из присутствующих не заметил ничего необыкновенного, вообще ничего не заметил, да и не мог заметить, поскольку глаз человека не в состоянии был увидеть миллионы средне- и коротковолновых ниточек, протянувшихся в одно мгновение от содержимого шара к миллионам роботизированных исполняющих систем, ниточек, опутавших своей незримой сетью всю планету, подчиняющих своей безграничной власти все, созданное за многие века гением человека.

— Центр Управления? — обратился Андерс в услужливо поднесенную ему рацию.

— Центр Управления слушает.

— Отключайтесь!

— Отключились, шеф.

— Что показывают дисплей-контролеры?

— Никаких перемен. Все системы функционируют нормально.

— Спасибо, друзья. — удовлетворенно пробасил Андерс. — Можете выпить бокал-другой. Вы неплохо поработали за последние два столетия. Теперь можно отдохнуть.

Он улыбнулся и, обращаясь к залу, с легкой дрожью в голосе торжественно и тихо произнес:

— Это победа.

Зал взорвался аплодисментами.

«Слишком уж они все радуются, — неожиданно скептически подумал Адамс. — Не рано ли?»

Впрочем, он тут же отрекся от крамольной мысли, столь неуместно всплывшей в такой праздничный, долгожданный час.

 

IV

Проснулся Адамс от частого противного стука. Стучало где-то совсем рядом: не то возле уха, не то около подбородка.

«Что бы это могло быть?» — туманно подумал он.

Постепенно стук идентифицировался в области рта, и Адамс с трудом, но понял-таки, что стучат его собственные зубы. Одновременно пришло и чувство холода. Глаза, однако, не открывались, и он пошарил рукой вокруг в надежде найти одеяло. Вместо одеяла его рука нащупала банку пива, па дне которой при встряхивании еще что-то булькало. Отпив несколько глотков и полежав неподвижно минуты две-три, Адамс попытался перевернуться. Это оказалось делом нелегким, поскольку кровать под ним была на редкость жесткой и скользкой. Вскоре выяснилось, что никакая это вовсе не кровать, а линолеум в шашечку, которым Адамс не так давно застелил полы в кухне. Допив пиво, начинающий трезветь гений поднялся на четвереньки и, осмотревшись, понял наконец, почему ему так холодно и скользко.

Он действительно находился в собственной кухне, на полу, причем около открытого холодильника, из которого выползали тоненькие белые змейки ледяного воздуха.

Из верхней одежды на Адамсе был только красный в горошек галстук и полосатый носок в единственном числе, сбившийся к пятке. Второй носок находился почему-то в холодильнике, напяленный на большую лапу жареного, наполовину съеденного и перемазанного невесть чем бройлера. «Невесть чем» характеризовалось по большей части лиловой губной помадой.

Пошарив глазами, Адамс обнаружил и кое-что из «нижнего», нагло висящим на люстре, которое при более пристальном осмотре оказалось розовыми женскими трусиками, неизвестно как вознесшимися на недосягаемую обычно для данных вещей высоту.

С возгласом: «Отдай, дура!» Адамс стянул с курицы носок и запустил им в люстру. Бросок удался и создатель БОГа стал обладателем сразу двух ценных в его положении вещей.

Носок оделся сразу, с трусиками пришлось помучиться. Но значительно теплее почему-то не стало, и тогда Адамс, дотянувшись до стоящей в холодильнике бутылки виски, отвинтил мерзко упрямую крышечку и сделал пару глотков, после чего осторожно поднялся и закрыл холодильник.

Стало намного теплее.

Из комнаты донесся хриплый невыразительный стон, и Адамс, покачиваясь, направился к источнику звука. По пути он нашел одеяло, в которое была завернута кофемолка с недомолотыми зернами, встряхнул его, едва не завалившись от собственного резкого движения, и накинул на плечи.

В комнате царил невообразимый развал. Все, что должно стоять — лежало, а все, что должно лежать — висело.

— Адамс, мать твою! — захлебнулся стоном голос. — Помоги.

— А где ты? — вопросил Адамс, тупо озираясь по сторонам в надежде увидеть просящего.

— Да под диваном, дубина!

— А-а… — многозначительно протянул Адамс и направился к перевернутому дивану.

Отодвинув последний, он обнаружил абсолютно голого шефа, который одной рукой, конфузясь, прикрывал висюнчика, а другой, сжав пальцы в кулак, шутливо грозил своему спасителю.

— Не желаете, шеф? — Адамс потряс бутылкой виски.

— Я не пью с утра, строго ответил Андерс, пытаясь втиснуться в собственные брюки.

Впрочем, это удалось бедняге только наполовину. Обреченно махнув рукой, он взял протянутую ему бутылку и в два глотка опустошил ее содержимое.

— Эх-а! — удовлетворенно крякнул он и шмыгнул носом. — Ну, Адамс, ты вчера…

— А что я вчера? — глупо улыбаясь, с легким испугом перебил Адамс.

Он ничего не помнил.

— Да нет, — успокаивающе произнес шеф, — ничего страшного. Банкет помнишь?

— Помню.

— Двух балерин после помнишь?

Адамс посмотрел на жмущие во всех отношениях розовые трусики и несколько неуверенно, но все же отрицательно покачал головой.

— Ты их почему-то сразу невзлюбил, — шеф поднял с паласа надломленную сигарету, разорвал по месту надлома и прикурил остаток от зажигалки, которую, не глядя, вытащил из цветочного горшка.

— А чего они? — продолжал пытать Адамс, с трудом припоминая двух тощих девок с лошадиными мордами и острыми коленками.

— Да ничего, — ухмыльнулся шеф, — Нормальные бабы. Сделали все, что могли, а ты их после, в чем мать родила заставлял танцевать менуэт из какого-то классического балета.

— Танцевали?

— Нет, — шеф зевнул, — корриду устроили. Весь дом вверх ногами поставили.

Этого Адамс вспомнить уже не мог.

— А куда они делись, шеф? — на всякий случай спросил он Андерса, в глубине души надеясь, что момент расставания был вполне приличен.

— Ты их выгнал.

— Как, голых? — застыдился Адамс.

— Чего-то они успели напялить, а потом появился ты с бройлером в руке и, размахивая им, как булавой, выгнал бедных девушек к такой-то матери. И орал еще что-то непотребное.

— Что? — совсем сконфузился Адамс.

— Погоди, дай вспомнить… — шеф погасил окурок в блюдце с порезанным лимоном. — А-а, вот, кажется… да-да, ты размахивал бройлером и орал: «Фуэтё-фуэтё! Жопу мыть надо!»

Адамс густо покраснел. Такого он от себя не ожидал.

— Но сообразителен, сообразителен! — захохотал шеф. — Бройлер-то жареный, жирный, скользит, так ты на него носок напялил и пошел, и пошел! — он еще раз всхохотнул, вспоминая сочную картину вчерашнего веселья.

— И как это я так? — убито пробормотал Адамс, догадываясь о происхождении губной помады на бройлере.

— Ну ладно, ладно, — ободряюще похлопал его по плечу Андерс, — с кем не бывает? Сейчас смотаемся в баньку, приведем себя в порядок. Нормально!

Адамс виновато улыбнулся.

 

V

После бани они заехали в лабораторию.

— Как дела, БОГ? — спросил Адамс.

— Все в порядке, создатель, — ответил шар.

— Ну и хорошо, — констатировал шеф. — Поедем-ка в ресторанчик, пообедаем, поговорим о будущем. У тебя какие планы?

— Да никаких, — буркнул Адамс. — Может, писателем стану.

— Правильно, — воодушевился Андерс. — Тебе есть о чем рассказать. Ты еще застал время, когда человеку было необходимо выполнять какую-либо работу. Детство у тебя, вроде, не особенно светлым было. Вот и опиши все это.

— Нет, шеф. — Адамс мотнул головой. — Не буду я об этом писать. Да и кому это интересно? Я хочу роман о любви сочинить. Светлый такой, красивый. Как море.

— Молодец! — еще больше воспрял Андерс. — Море — это здорово! Я вот тоже собираюсь большую такую картину нарисовать. Представляешь — волны бушуют, солнце светит, а в центре — человек, который ничего не боится и все может, как мы. Сегодня же сяду за работу, — он мечтательно посмотрел в никуда. — Ну что, Адамс, еще по одной?

— По одной и по домам! — согласился Адамс.

По одной не получилось, а после пятнадцатой шеф куда-то пропал, зато вместо него появилась какая-то плотная брюнетка с подведенными глазами и накрашенным ртом, которая наклонялась к Адамсу, убедительно говоря: «Нет, ни за что! Но ты чувствуешь, какая у меня упругая грудь?..»

Утром он обнаружил у себя в квартире двух весьма известных писателей, с которыми свела его судьба накануне. Оба не вязали лыка. Оба хотели в баню. И все повторилось.

Было, правда, мгновение, когда Адамс вспомнил, что собирался сесть за роман, но кто-то из писателей сунул ему в рот бифштекс, возопив: «Закусывай! Закусывай, а не то свалишься!» И возникшая мысль исчезла так же быстро, как и появилась. И вновь материализовалась рядом какая-то баба.

По этой причине не сел он за роман и на следующий день, и через неделю, и через месяц…