Предупреждённая Палычем охрана проводила его до самой каморки, цепко наблюдая за каждым шагом гостя. Грай всем своим видом демонстрировал чистоту намерений и дружелюбие, но спрятать истинное Я не умел. И охранники видели в нём того, кем он и являлся – знающим свою силу зверем, вышедшим на прогулку.

Пал Палыч встретил его молча. Указал на стул, на котором, казалось совсем недавно, сидела Катя, загремел стеклом в ящике.

Стул тяжело скрипнул под мощным телом детдомовца, и Палыч хмуро сверкнул глазами исподлобья. А потом извлёк на свет божий две большие кружки, обшарпанные и побитые, с погнутыми краями и ручками, увидев которые, Грай вздохнул от неожиданности. Он не ожидал увидеть рукогрейки, как их назвали детдомовцы – прижимаемые к телу огромные кружки с горячим чаем прогревали до самого нутра. Такие монстры имелись только в столярке у Палыча, появившись в детдоме вместе с ним. Откуда их взял мастер – никто не знал. Но каждый мог прийти и согреться, как тёплым словом, так и теплом этих грелок. Чай хозяин мастерских тоже заваривал не пойми из чего – но вкус и аромат Грай запомнил на всю жизнь. Возможно, это был обычный чай, только пропитанный неподдельной заботой и любовью Пал Палыча – он не знал. Но сейчас в каморке стоял именно тот аромат, истекающий из щербатого фарфорового заварника в центре стола. Картину завершала пиала с кусками колотого рафинада, стоящая там же.

– Палыч, – Грай решился продолжить разговор, но хозяин мотнул головой, призывая помолчать. Потом не спеша пододвинул чайник. В кружки полилась струя коричневой заварки. Комнатку затопило густой волной чайного аромата, вырвавшегося, наконец-то, из тесного вместилища, и Грай прикрыл глаза, отдаваясь ощущениям детства.

Потом плеснуло щедро из чайника, прогремела пододвигаемая кружка. Аромат ударил прямо в нос, вместе с горячим парком, и Грай по-кошачьи зажмурился от удовольствия. Приоткрыл глаза и аккуратно взял кружку, отхлебнул не спеша, избегая ожога, прижал к телу. Чёрт с ним, с дорогим пиджаком, тряпки можно найти новые, воспоминания – нет.

Жар мгновенно растёкся, пробежавшись по каждой жилке.

– Хорошо? – Палыч отхлебнул густое варево, рецепт которого, похоже, решил унести вместе с собой.

– Палыч… Ты…

– Пей, пей… Пока угощаю. Глядишь, и не в последний раз. Пей, Серый, пей, лови момент. Заодно и память тебе прочистит.

– Да уж… – Грай ухмыльнулся. – Гад ты, Палыч. Знаешь, как и чем человека арканить.

– Поживёшь с моё, и не тому научишься. – Пал Палыч уверенно отбивал подачи, не спеша сам и не торопя гостя.

Чаепитие расслабляло, настраивая на задушевный лад, тот самый, что канул в Лету давным-давно. И они смаковали напиток, капля за каплей, смакуя и вкус и момент. Жаль, что кружки не бездонны.

– Ну, рассказывай. Зачем прилетел-то, вроде и так задушевный разговор получался. – Палыч прищурился хитро, словно готовил каверзу. Сергей помолчал, и решил не отшучиваться.

– Палыч, кончай уже, а? Знал ведь, что прискачу?

– Нет, не знал. Была слабая надежда, что поймёшь ты… вот и срослось, как положено. А что приехал – спасибо. Не дело задушевное железяке доверять, с чайком вот, в самый раз будет.

– А что крутил тогда, не позвал?

– А я не девочка, Серёж, чтобы звать. Сам понял, что нужно приехать – за то и молодец. А не понял бы, ну, что ж – знать, судьба такая.

Грай ощутил себя щенком перед матёрым псом, который только что показал юнцу, как тропить добычу. И как вонзать в неё зубы, не убивая.

– Да уж, судьба дело такое, – неловко отшутился он, соскакивая с темы. – Палыч, не темни. Слишком уж ты много знаешь о том, чего не можешь знать в принципе. Если раньше мы тебя, тайком друг от друга, информацией снабжали, совета испрашивая, то сейчас этого нет. Откуда ты узнал, чёрт меня задери, о том, что за школой наблюдают, и самое интересное – что он из наших? Кротов у нас не может быть, тут я спокоен. Остаётся один вывод, он просто напрашивается – ты знаешь того, из-за кого весь сыр-бор, и, мало того – вы в связке. Учитывая способности этого человека, если Роза не лжёт, то только этим и можно объяснить всё – он ведь может чувствовать чужое внимание?

– Чёрт, Грай, ты всегда отличался умом, только не выскакивал, за Кайзером держась. Не знаю уж почему, но так и есть. Ну, допустим, ты правильно всё просчитал – и что это меняет? Знаю, не знаю – ты всё равно положил с прибором на всё, что я просил тогда, у рощи. Так ведь?

– Так, да. Но. Палыч, тут уже вопрос семейный, сам знаешь. Кайзер не простит, я уже говорил. А вариант с наблюдением – самый мягкий, войну здесь никто не собирается развязывать.

– Это слово Кайзера, или твои надежды? Серёж, я серьезно спрашиваю ведь. Кирилл давно уже не такой, как раньше. Я хоть его и не видел сто лет, да слышал многое. И не всё мне нравится. Зато тебя, похоже, устраивает от и до…

– Палыч, мы повторяемся. Давай не будем о Кайзере, лучше уж о таинственном мстителе, что Валерку опустил.

– Да не опускал его никто, сам виноват.

– Виноват, признаю. Но, тем не менее, расскажешь?

– Что расскажу, Серый? Ты сейчас что у меня просишь? Сдать человечка, под защиту взятого? Ты в уме, пацан?!

Стул отлетел, и сухое тело старика буквально выбросило вверх и к Граю. Палыча трясло от гнева, он судорожно сжимал кулаки, словно собирался поколотить своего гостя, несмотря на весомую разницу в возрасте и кондициях. Сергей выставил ладони вперед, успокаивая хозяина:

– Палыч, стой, стой. Да стой ты, тебе говорят. Ну, прости за базар гнилой. Как тебя ещё прошибить-то, молчишь ведь, как каменный.

– А так я тебе всё и рассказал, да? – Палыча ещё потряхивало, но он уже подавил порыв, и размышлял, зачем Грай устроил эту провокацию.

– Не всё, но малость сказал. – Грай улыбнулся. – Всё, всё… Пал Палыч, не рвись ты, сказанного не воротишь. Под защиту ты мог только из школьников кого-то взять, кого повзрослее по иному бы помянул. Вот и фактик, маленький, но важный. И отрицать бесполезно.

– Ну, ты и… – старика снова начало трясти. – Поиздеваться приехал? А я то, решил, тьфу…

– Нет, бать, ты правильно решил. Я к тебе приехал, потому что… – Сергей споткнулся, не зная, как выразить то, что сдёрнуло его с места и погнало на встречу. – Не знаю, в общем, почему. Но, точно не за тем, чтобы из тебя информацию тащить. Всё как-то вдруг запуталось, понимаешь?

– Понимаю, – Палыч наклонился резко и обхватил ладони Грая, вглядываясь ему в глаза. – Прошлое потянуло? Что вдруг?

– Да как-то… Тебя вот встретил, с Валеркой беда, что не беда на самом деле, да и… Не знаю, веришь, нет.

Выцветшие глаза старика всё так же выискивали что-то внутри Грая, впиваясь зрачок в зрачок, и Сергей не знал, что же видит сейчас человек, которого он только что назвал батей, как некогда, в тишине столярки, вот также, за кружечкой чая. Да и не только он – Палыч, а тогда ещё он не был стариком, стал заменой отца для многих. Пусть и не сумел, в итоге, помочь, но вины его в том не было. Не было.

– Скажи, Пал Палыч, прошлое можно вернуть? Вновь стать таким, как тогда, пацаном. Безбашенным, но не замаранным. Роза говорит, что можно, и Валерке повезло – он очнётся именно таким. Я не понимаю, как это возможно. Но, Палыч…

– Вот теперь я понял. – Удовлетворённо кивнул старик. – Да, теперь ясно, что же с тобой такое приключилось. К чуду прикоснулся? Хочется вот так же, в одноразье, как Валет, смыть всю гадость с себя, что годами налипала? И ведь веришь, я вижу, что веришь.

Пал Палыч отпустил ладони Сергея и откинулся на стуле. Потом повернулся и щёлкнул кнопку чайника. И снова повернулся к гостю.

– Не знаю, Серёж. Тут такое творится, что в любые чудеса поверишь. Не скажу, что верю, будто ты можешь вот так соскочить, без платы за всё сотворённое. Но и не скажу, что не хочу верить. Тут дело такое, что тебе решать, хочешь ли ты этого сам. Может, всё дело и не в чуде, на самом-то деле, а? Может в тебе человек проснулся? Наконец-то, когда уже и не чаял никто.

– А кто ждал-то, Палыч? Кому было дело до выкидышей детдомовских? А?

С волками жить – по-волчьи выть.

– Да кто ж спорит-то, Серёж. Кто спорит… Перекинулись вы тогда, да забыли видать, что шкура и прирасти может. Кирилл уже врос в свою, думал – и ты тоже. Не Валерка, так ты и не заметил бы, что душа шерстью поросла.

Пал Палыч умолк и обернулся на щелчок вскипевшего чайника. И снова каморку наполнил аромат.

Они сидели друг напротив друга и пили чай. Говорить пока было нечего. Два человека обдумывали только что сказанное и услышанное, и не знали – что же дальше.